Господин следователь

Глава четвертая Хозяйка гостиницы

Отстал я от жизни. Или жизнь от меня отстала. Я-то думал, что можно добраться на поезде до Санкт-Петербурга, а оттуда, поездом же, до Череповца. Держи карман шире. От губернской столицы до столицы империи паровозы ходят, а вот до Череповца пока железной дороги нет[1].

Триста верст! И мы тащились пять дней! Хорошо, что батюшка дал мне собственную коляску и кучера, а иначе, не знаю, как бы и добирался. На попутках? М-да… Помню, в какой-то книге прочитал про героя, жившего в семнадцатом веке, который ждал в Вологде «попутную телегу до Тотьмы».

Имеются почтовые кареты, но лошадей, как правило, в наличии нет. Они, конечно, отыщутся, но не враз. И чином я не вышел, чтобы лошадей предоставляли по первому требованию. Вот, если бы батюшка ехал, тогда да.

Пять дней пути, пять ночей на постоялых дворах с клопами и тараканами! А еще мне как-то предложили разделить постель с каким-то путником. Дескать — ничего страшного, так дешевле. Нет уж, лучше я переплачу, чем буду спать с кем попало. На еду, правда, грех жаловаться. Изысками кухни на постоялых дворах не отличались — щи да каша, но и пузо не заболело, и не отравился ничем.

И как хорошо, что я ехал не на Камчатку. Точно, живым бы дотуда не доехал. Умер бы от пыли и от мошкары, караулящей проезжающих путешественников. А комары, любопытно, чем кормятся, если людей нет? Или они сидят в засаде, выжидая жертву, вроде меня?

Но все-таки, доехали-доковыляли.

В Череповце в прошлой жизни я бывал только проездом. Ничего не запомнил, кроме клубов дыма и зарниц здешнего металлургического завода. Знаю, что это один из крупнейших промышленных центров Русского Севера, раскинувшийся на берегах двух рек — Ягорбы и Шексны. Знаю, что когда создавали Рыбинское водохранилище, то затопили кучу деревень и парочку городов. Читал кое-что об истории Череповца, как без этого, но многое уже выветрилось из памяти.

А нынче, въезжая в город, только и усмотрел, что городишко совсем небольшой, и почти весь деревянный. Улицы немощеные, узкие, окружены садиками. Зелень, конечно, хорошо, но что тут будет весной, когда снег сходит? Или по осени, если зарядят проливные дожди?

Но вот моя карета вывернула из зелени и поехала по булыжнику навстречу каменному храму. Судя по всему, мы оказались в центральной — привилегированной части. Вот тут уже появились не только деревянные, но и каменные здания. Но все равно — двухэтажные дома, деревья, чахлые цветочки.

Как-то даже и тоскливо стало. И что, мне здесь теперь жить? Но опыт прежней жизни подсказывал, что начало, оно всегда такое. Тоскливо, грустно, а потом ничего, втягиваешься. На всякий случай замечу, что это я говорю про города и школы, которые мне пришлось поменять, таскаясь за отцом. Примерно один раз в пять лет мне приходилось знакомиться с новой школой и новым классом, терять старых друзей и обзаводиться новыми.

Мой кучер остановил лошадей и повернулся ко мне.

— Иван Александрович, куда едем-то? — поинтересовался он.

— Так гостиницу надо искать, — хмыкнул я. — Или, на крайний случай, постоялый двор. Найдем? Или спрашивать станем?

— Так чего спрашивать-то? — пожал плечами Николай. — Вона, вывеска — гостиница «Англетер», нумера для господ приезжих. Ежели, гостиница на главном проспекте, то хорошая должна быть. Правда, и стоить она будет дороже. Может, на окраинах поискать?

— Давай туда, — махнул я рукой. — От бобра добра не ищут. Пусть будет «Англетер».

Мне уже было все равно — хорошая гостиница или плохая. Клопы все равно кусают одинаково больно, а тараканы везде стадами ходят. Плевать. Я уже понабрал и клопов, и тараканов с разных постоялых дворов, так что, если привез какую скотинку, пусть смешиваются с местными. А вычурное название, что тут такого? Вон, в моей реальности имеются и «Мир унитазов» и «Империя сумок». Или «Мир детства», наляпанный на грязном заборе. Самое главное, чтобы меня накормили и показали место, где можно упасть. А завтра уже и займусь делами — вытащу из дорожного сундука свой новенький мундир и отправлюсь докладываться начальству. Хорошо бы этот мундир еще и погладить, но я такое дело, как глажка, уже и забыл. То, что я носил в прежней жизни, оно и не мялось. И вряд ли смогу справиться с тутошними утюгами. Вот, если их вместо гантелей использовать — то да, а как ими штаны гладят — не знаю. Но в гостинице должны быть какие-нибудь горничные, прислуга. Потом уже стану соображать — останавливаться ли мне в гостинице или искать квартиру. Или, но это вряд ли — у городских властей имеется какое-нибудь жилье для молодых чиновников, приезжающих для несения службы в провинциальный городишко.

Карета въехала прямо во двор. А ведь со стороны проспекта он выглядел меньше, нежели на самом деле. Вон, есть где развернуться, и куда лошадей поставить.

Я даже не успел вылезти из кареты, как к нам метнулись люди — двое мужчин средних лет. Один тут же принялся помогать моему кучеру распрягать лошадей, а второй, дождавшись моего кивка, начал отвязывать мои многочисленные сундуки и чемоданы.

— Добрый вечер, — донесся до меня женский голос.

Ого, а тут не хозяин, а хозяйка.

— Здравия желаю, — поприветствовал я женщину лет сорока — сорока пяти, в темной юбке и белоснежной блузе. Платка на голове нет, волосы гладко причесаны, да еще и гребенка воткнута. Если гостиницей управляет женщина, она что, вдова? А если вдова, то почему в белом и простоволосая? Или я слишком мудрю, а на самом-то деле все было не так, как читал в книгах?

Обозначая, что я не военный (пусть и в партикулярном платье), а гражданский, приподнял над головой дорожную шляпу.

Выйдя из кареты, прошел пару шагов, разминая уставшие от сидения ноги.

— Еще раз здравствуйте. Как вас звать-величать? Постояльцев берете?

— Анастасия Тихоновна, — представилась хозяйка. — Постояльцам мы завсегда рады. Чего изволите? Просто с дороги отдохнуть, лошадок покормить и самим покушать или комнату снять?

— И отдохнуть, и покушать, и комнату снять, — доложился я, а потом уточнил. — Две комнаты. Одну для меня, а другую для кучера моего. И лошадок пристроить.

— По своему желанию путешествуете, по делу, или по казенной надобности? — поинтересовалась хозяйка. — А на сколько дней и ночей комнату снимать станете?

Интересно, а какая ей разница? А, скорее всего, думает — сколько с меня слупить. Одно дело, если человек катается сам по себе (у меня вид не бедный), совсем другое, если он в командировке, что оплачивается его ведомством. Но в командировке, как правило, одеваются в форменную одежду. Пока ехал, успел обратить внимание на такие тонкости.

— Надобность у меня казенная, — строго ответил я. — И я уже не путешествую, а завершил путешествие. Прибыл, так сказать, на место. Я у вас, в Череповце, служить стану.

— Да? — переспросила хозяйка, оглядывая мой дорожный костюм. Потом перевела взгляд на серебряную цепочку. А взгляд был такой, профессиональный, сумевший сразу оценить платежеспособность клиента.

— А что не так? — поинтересовался я.

Анастасия Тихоновна усмехнулась, умело переведя разговор на другое:

— Верно, из Москвы прибыли или из Санкт-Петербурга. Как вы наш город-то смешно называете — Черепове́ц.

— А как надо? — удивился я.

— А надо говорить — Чере́повец, — покачала головой хозяйка.

Вот оно как. А я и не знал. Всю жизнь считал, что надо говорить Черепове́ц. Ах да, легенда же есть, что город назвали по милости Екатерины Великой, что споткнулась о череп овцы.

— Ну, значит, Чере́повец, — покладисто согласился я. — Только, я не из столиц приехал, а из Новгорода. Теперь буду знать, как правильно говорить. Поживу у вас несколько дней, осмотрюсь, а там видно будет — либо мне казенную квартиру дадут, либо квартирные деньги.

Батюшка мне кое-что растолковывал, и даже консультанта приводил из Новгородского окружного суда. Но все равно, до сих пор много неясностей.

— Комнату где хотите — на втором этаже или на первом? — поинтересовалась хозяйка. Она слегка загрустила. Все-таки, одно дело клиент, снимающий комнату недели на две, совсем другое, если на несколько дней. — Если по деньгам, то двадцать копеек за ночь и на первом, и на втором. Завтраки и ужины отдельно считаю. Завтрак — пять копеек, ужин десять. А коли обеды будете брать, они по пятнадцать.

— То есть, все про все — пятьдесят копеек? — кивнул я. Цены на постой не показались чрезмерными, но все равно — не такие и маленькие. Потом вспомнил, что я не один. — А комната для кучера?

— А за кучера, да за коняшек, еще полтинник кладите, — усмехнулась хозяйка. — Кучеры у нас в общей комнате спят, им постельное белье не положено. И столуются они тоже отдельно, поэтому дешевле обходятся.

Социальная несправедливость, как она есть. Но я же не могу брать отдельную комнату для слуги, если она ему не положена? И кормить будут Николая почти так же, как и меня, но поплоше. Получается, в общей сложности, рубль в сутки? А у меня от сотни, полученной на дорогу, всего семьдесят рублей осталось.

Что там батюшка говорил про мое жалованье? Сорок пять рублей в месяц? Так я разорюсь с этакими ценами. Нет, надо что-то дешевле подыскивать. И деньги квартирные мне обязаны выдать. Вопрос только — когда? Конечно, батюшка сказал, чтобы я, если туго придется, ему депешу отправил, деньги он немедленно вышлет, но пока подожду.

— Давайте так сделаем, — решил я. — Для начала, я у вас на три дня комнаты и все прочее возьму, а там, либо съеду, либо продлю. Пойдет? И как лучше — вперед трешку отдать или потом, по выезду?

— Тогда лучше вначале аванс внесите — рубль, а окончательный расчет позже сделаем, — ответила хозяйка. — Я бы вам советовала наверху комнату брать, там воздуха больше.

Пока мужики таскали наверх мое имущество, я заплатил хозяйке бумажный рубль и принялся оформлять документы о пребывании. А вы как думали? Пришлось показывать хозяйке гостиницы свой паспорт, а она вписала в книгу приезжих, что губернский секретарь Чернавский Иван Александрович прибыл в Череповец для прохождения дальнейшей службы.

— А паспорт ваш нужно в полицейское управление принести, чтобы они запись в журнале для новоприбывших сделали, — сообщила хозяйка. — Но это если вы больше трех дней пробудете.

Вот так вот. А вы говорите, что прописку Советская власть придумала? Ага, как же. Даже если ненадолго прибыл, то все равно нужно отмечаться.

— Могу сходить или мужа послать, но лучше, если сами зайдете.

А, значит, муж у хозяйки все-таки есть. Но гостиницей заправляет именно она. Любопытно.

— Вы, господин Чернавский, в баню пока сходите, сполоснитесь. Там сегодня не топлено, но вода теплая со вчерашнего дня, вам хватит. Успеете, пока светло. Чего зря керосин-то жечь? А как вернетесь, кушать подам. Не возражаете, если я вас в общем зале покормлю? А уж потом, как сами решите — в нумере ли, или вместе со всеми.

— Ага, — кивнул я, метнувшись в свою комнату за чистым бельем.

Если не вымыться, то хотя бы сполоснуться — и то великое дело. За всю дорогу такой возможности не было. Этак, на мне грибы скоро начнут расти. А коли электричества у нас еще нет, а керосин следует экономить, то и на самом деле — нужно бежать. Хотя баню нынче и не топили, но есть опасность, что сядешь куда-нибудь не туда.

Мать моя женщина! Половина комнаты заставлена сундуками и чемоданами. Это все мой багаж? Ну да, маменька постаралась. Как он и поместился?

Но разбираться буду позже, потом, когда отыщу себе постоянную квартиру. Пока живу в гостинице, смысла нет. Распакую, а кто опять собирать станет?

Белье, вроде бы, в кожаном чемодане? Хорошо, что чемодан поставили сверху, не надо передвигать сундуки. Там же и полотенце. Ага, вот теперь я готов. Нет, а где мои тапочки? Как я пойду в чужую баню босиком?

Вода в котле была чуть тепленькая, а свет заходящего солнца едва-едва пробивался свозь крошечное стекло. Кое-как умудрился и тело ополоснуть, и даже помыть голову.

Вытерся, переоделся в чистое белье и понял, что жить можно. А вернувшись в гостиницу и усевшись за стол, в конце которого уже чавкал мой кучер, окончательно осознал, что жизнь прекрасна.

На ужин хозяйка поставила мне тарелку жареной рыбы и кусок черного хлеба. Простенько, зато много.

Рыба была мне незнакома. О, неужели та самая стерлядь? А если и не та, а просто дальняя родственница той стерляди, воспетой поэтами, то все равно, хороша. Не успел оглянуться, как все умял и принялся пить крепкий чай с куском пирога. Надеюсь, после такого чая не стану страдать бессонницей?

Анастасия Тихоновна, дождавшись, пока я все не доем и не выпью, подсела ко мне.

— Вы, если квартиру будете искать, не задаливайте, — сказала хозяйка. — Скоро в Череповец учащиеся нагрянут, все хорошие квартиры разберут.

— А в Череповце так много учащихся?

— Конечно. У нас ведь и реальное училище имеется и техническое. Мальчишек со всех сторон везут — и из губернии нашей и из Вологды с Тихвином. Жить-то им где-то надо? И девчонок везут в гимназию. У нас многие домовладельцы тем и живут, что жилье сдают. Если надо, я вам хорошую хозяйку найду.

Я немножко другими глазами посмотрел на Анну Тихоновну. Ишь, беспокоится о своем постояльце. А может, у нее какие-то свои выгоды? Но я пока не знаю — понадобится мне здесь квартира или нет.

— Спасибо, — кивнул я.

— Вы, Иван Александрович, по какой части служить станете? — поинтересовалась женщина.

Ишь, любопытно ей. Но мое назначение не бог весть какой секрет. Поэтому я ответил:

— По судебной. Завтра себя приведу в порядок, а послезавтра отправлюсь к председателю окружного суда, а тот уже скажет — здесь ли меня оставят, или в другой город пошлют.

— У нас останетесь, — заявила хозяйка, потом пояснила: — У меня брат в канцелярии господина исправника служит. Суд-то у нас окружной, на четыре уезда, но в Устюжне, Белозерске и Кириллове следователи уже есть, а наш с полгода как помер. Руки на себя наложил.

— А чего это он? — спросил я. Про смерть моего предшественника я не знал.

— Как чего? — хмыкнула хозяйка. — Работа у него тяжелая — то убийство, то кража, то еще что-нибудь. Убийства у нас не очень часто — не больше, чем два раза в год, кражи почаще. Но покойный следователь — натура тонкая, очень переживал. Он по вечерам себя водочкой и лечил. Пил сильно, жена от него ушла — с каким-то поручиком снюхалась и сбежала, так ему совсем тошно стало. Пока жена была, хотя бы присмотр был, а так… Вот, взял как-то, да и удавился. Брат мой ругался — мол, мог бы и записочку оставить, попрощаться, да все разъяснить, а тут пришлось из-за него народ опрашивать. Так что, когда вы на службу-то выйдете, сильно не пейте. Жены у вас нет, присмотреть некому.

— Думаете, тоже решу удавиться? — усмехнулся я.

— Ну, почему же сразу удавиться? Бывает, что и топятся или ядом каким травятся. Или, если вам пистолет дадут, так и застрелитесь.

То, что гостиница не вариант для дальнейшего проживания, я убедился этой же ночью. Только улегся спать и заснул, как за стеной, во дворе, раздался шум. Похоже, что в гостиницу приехал очередной постоялец. Сначала ржал один конь, потом второй. Когда замолкли лошади, раздались человеческие голоса. И новоприбывшие разговаривали так, словно вокруг все были глухими или им было плевать на нормы человеческого общежития.

Потом шум разговоры переместились вниз, в общий зал и стало потише. Я задремал было, как дверь в мою комнату распахнулась.

— Эй, кто тут есть? — послышался нахальный мужской голос.

— Ну, я здесь есть, — отозвался я. — И что вы хотели?

В мой нумер без разрешения ввалился молодой парень со свечкой в руке. Поставив свечу на прикроватный столик, заявил:

— Давай-ка парень вставай, да выметайся отсюда.

— С каких это рыжиков? — несказанно удивился я.

— А с таких, что Фрол Фомич привык останавливаться именно в этом нумере. И всякие путешественники, вроде тебя, пусть другие комнаты ищут.

Сказано было таким тоном, словно я, услышав имя некого Фрола Фомича, должен немедленно проникнуться и выскочить вон.

— Ты сам-то кто будешь? — спросил я.

— Я — приказчик Фрола Фомича. Вставай добром, а иначе я тебя выкину.

От такой наглости я слегка опешил. Но потом собрался и достаточно миролюбиво сказал:

— Слышь, убогий. Сделай так, чтобы я тебя долго искал.

— Чаво?

— Я тебе сказал — выйди вон и закрой дверь с той стороны. Что непонятного?

— Да ты чё, супротив Фрола Фомича⁈

Нахал уже стаскивал с меня одеяло.

Приказчик был невысокого роста, но гонора и высокомерия не занимать. Я вздохнул, встал с постели и, цепко ухватив наглеца за воротник, принялся открывать дверь. Но она, отчего-то не пожелала открываться. И чего этот дурак орет? А, понял. Дверь-то открывается внутрь. Ну, подумаешь, что дверь в свой нумер я открывал головой наглеца. А дверь крепкая, дурной башкой ее не высадишь. Так я же ее потом открыл и выкинул наглого приказчика в коридор.

— Семен, ты зачем в чужой нумер пошел? — услышал я укоризненный голос хозяйки, а приказчик, который Семен пробурчал что-то невнятное. Еще послышался звук, напоминавший шлепок, словно кто-то кому-то отвесил затрещину и снова голос Семена, но уже плачущий.

Я закрыл поплотнее дверь, в коридор выходить не стал. Мысленно выматерился — почему нет никакого запора или внутреннего замка? Есть наружный — едва ли не амбарный, ключ мне Анна Тихоновна выдала, так неужели было так сложно установить крючок или изладить какую-нибудь задвижку?

Свеча так и осталась стоять на столе, словно трофей. Я вытащил отцовский подарок, чтобы посмотреть — который час. И снова облом. Часы швейцарские, дорогие, с трехдневным заводом, но стрелки стоят на двенадцати часах тридцати двух минутах. Я их завести забыл!

Только заснул, как снова раздался стук в дверь и голос хозяйки жизнерадостно произнес:

— Иван Александрович, завтрак уже на столе. Остынет — будет невкусно!

Да ёрш твою медь! Я спать хочу, но теперь уже точно не заснуть. Пришлось вставать, умываться и выходить к общему столу.

На завтрак была пшенная каша и оладьи со сметаной. Все очень вкусно.

Хозяйка, дождавшись конца трапезы, подсела ко мне.

— Иван Александрович, Фрол Фомич просил передать, что он прощения просит за ночной инцидент. Он нынче по делам уехамши, но как прибудет, то лично придет извиняться.

— Угу, — кивнул я, протягивая руку за второй чашкой чая. Чай с каким-то интересным и непривычным вкусом, но мне понравился.

— Но вы, Иван Александрович, тоже хороши, — покачала головой хозяйка, подливая мне чай. — Неужто из-за такого пустяка следовало драться?

— А как надо было? — вытаращился я. — Дождаться, пока холуй меня из постели вытащит?

— Вам следовало выйти из нумера и пойти ко мне, — твердо заявила хозяйка. — Все неприятности в моей гостинице я решаю сама, а не постояльцы. Хорошо, что у вас силы хватило, чтобы с ним сладить, а если бы нет? И Семен — он не холуй, а приказчик.

— Нет, Анна Тихоновна, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал не менее твердо. — Если человек пытается вытащить другого человека из комнаты, которую он, кстати сказать, оплатил, да еще — простите за грубость, что задницу ради хозяина рвет, то он уже не просто приказчик, а холуй. Вы лучше скажите — почему в комнате никаких засовов нет?

Хозяйка, кажется, собиралась ответить что-то касающееся моего поведения, но вопрос о засове слегка сбил ее пыл.

— Как это нет запора? — удивленно спросила она. — Задвижка есть, только она высоко расположена.

Анна Тихоновна показала рукой и я понял, что задвижка где-то сверху. А я-то и не заметил. А хозяйка пустилась в объяснения:

— У нас так бывает, что и семейные люди останавливаются, с детишками. А был как-то случай — мальчонка запор закрыл, а сам открыть не сумел. Весь изорался, пока открывали. Пришлось дверь выламывать, а это расходы. Вот, я и велела мужу, чтобы он все запоры повыше сделал, чтобы дети не дотянулись. Надо бы внутренние замки поставить, но это дорого. Один замок и ключи к нему десять-двенадцатьрублей стоят. А нумеров у меня двенадцать. Но я же не могу на два или три нумера замки поставить, а на остальные нет? Вот, посчитайте, во сколько все обойдется?

Я покивал, делая вид, что я все понял и принялся собираться. Надо же осмотреть город, заранее отыскать адрес Череповецкого окружного суда, в котором мне предстоит служить. Договорился с хозяйкой, что к завтрашнему дню мне отгладят мундир. Форма — это лицо чиновника.

[1] Северная железная дорога свяжет Череповец с остальным миром только в 1907 году.