Господин следователь. Книга 2

Глава семнадцатая Русское общество пароходства и торговли

К чести самозванца, он не стал вскрикивать, не грозил карами небесными, просто сказал:

— Господа, не нужно никого звать. Прошу прощения за маскарад, но я действительно приехал из Санкт-Петербурга, только не из Сыскной полиции, а из Экспедиции Заготовления государственных бумаг. Меня зовут Николай Иванович Наволоцкий, чиновник по особым поручениям, надворный советник. Меня прислали в служебную командировку, чтобы я принял участие в расследовании убийства своего сослуживца. Покойный Борноволков имел доступ к тайнам Российской империи, тем более, что он был не простым служащим, не начальником департамента, а помощником директора Экспедиции.

— Документы у вас какие-нибудь имеются, господин Наволоцкий? — строго поинтересовался Абрютин. — Или, как с Путилиным — обойдетесь визитной карточкой?

Умен наш «Хлестаков». Кто в здравом уме потребует от генерала предъявить документы? Да и не только от генералов. Служебных удостоверений не существует. Вон, от меня подследственные еще ни разу ничего не требовали. Надо бы хоть визитку сообразить, для солидности.

— Если господин титулярный советник отпустит мое плечо, предъявлю вам и паспорт, и командировочное предписание, — слегка насмешливо сказал Наволоцкий.

Я отошел в сторону, сел в уголок, принялся от нечего делать листать Учетный журнал.

— Господин надворный советник, зачем вам было устраивать балаган? — поинтересовался Абрютин, внимательно изучив документы.

— Покорнейше прошу меня простить, господин исправник! — поднял руки надворный советник, став похожим на немецкого солдата под Сталинградом. — Решил, что если представлюсь генералом, да еще начальником Петербургского сыска, мне будет проще с вами общаться. Согласитесь, кто я для вас? Непонятный субъект из непонятного учреждения, пусть и в чинах.

Василий Яковлевич, ожидавший, что вскоре и ему пожалуют чин надворного советника, улыбнулся. Ишь, в чинах.

— Господа, я еще раз приношу свои извинения, — сказал Наволоцкий. — Мне хотелось бы, чтобы досадное недоразумение не помешало нашей совместной работе.

Абрютин перевел взгляд на меня. Я пожал плечами, встал со стула.

— Как я полагаю, у господина надворного советника имеются вопросы к череповецкой полиции? — предположил я. Обратившись к исправнику, сказал: — У меня к вам тоже важное дело, а чтобы вас не беспокоить, посижу в приемной. Думаю, вы недолго.

— Подождите, господин следователь, — забеспокоился Наволоцкий. — Как я понял, вы расследуете это дело? Мне бы хотелось, чтобы вы остались и посвятили меня в суть дела.

— Простите, Николай Иванович, но в законодательстве нет ни слова о том, что если надворные советники и чиновники для особых поручений чего-то хотят, то их хотения следователь обязан удовлетворить. К слову — то же самое я бы сказал и Путилину, будь он даже не действительным статским советником, а тайным. Для меня ни он, ни тем более вы не являются начальством. Можете обратиться в Судебную палату или в министерство юстиции. Будет приказ — ознакомлю вас с материалами дела, нет — не взыщите. Все вопросы вы можете задать господину исправнику. Полиция занимается розыском преступников, раскрытием преступлений, а мое дело — все задокументировать, легализовать, скажем так, данные, полученные полицией и передать дело прокурору. Вот и все.

— Иван Александрович, я уже дважды принес вам извинения, — с раздражением в голосе произнес чиновник для особых поручений. — Что за ребячество?

— Почему ребячество? — удивился я. — Будем считать, что я ваш маскарад оценил, извинения принял, а что дальше? С какой стати я должен вас во что-то посвящать?

— Я же вам сказал, что покойный Борноволков являлся помощником директора Экспедиции тайного советника Винберга. Федор Федорович направил меня, чтобы я был в курсе расследования его смерти.

Абрютин, посмотрев на меня, потом на надворного советника, усмехнулся в усы и сказал:

— Пока я могу сообщить, что господин Борноволков был убит при неустановленных обстоятельствах. Рекомендую вам вернуться в гостиницу, а еще лучше — в Санкт-Петербург и подождать, пока полиция Череповца не завершит дело. Когда завершит, вас поставят в известность. Впрочем, мы не обязаны ставить в известность постороннее ведомство, тем более, что убитый чиновник уже вышел в отставку. Обратитесь в канцелярию губернатора, вам ответят. Не смею вас задерживать.

— Нет, господа, так не пойдет, — замотал головой надворный советник.

— А как пойдет? — хмуро поинтересовался Абрютин. — Появляется человек, представляется начальником Сыскной полиции, с которой мы сотрудничаем, потом выясняется, что он самозванец. И вы хотите, чтобы мы вам о чем-то рассказывали? Вы сами выйдете или позвать городового, чтобы тот помог отыскать выход?

Абрютин уже подошел к двери, чтобы вызвать кого-нибудь, кто окажется в канцелярии, но столичный чиновник решил не усугублять ситуацию. Встав с места, Наволоцкий резко распахнул дверь и ушел.

— Обнаглели столичные штучки, — фыркнул Абрютин. — А ведь я на самом деле решил, что это Путилин. Я о его подвигах в газетах читал, а еще в «Полицейском журнале». Славно, что вы Путилина в лицо знаете.

— Видел его раза два, — быстренько соврал я. — Но лицо запомнил. Иван Дмитриевич и постарше лет на десять и залысин нет.

Василий Яковлевич подошел к стенному шкафчику, открыл его, вытащил графинчик. Спросил:

— Рюмочку не желаете?

Прислушавшись к себе, ответил:

— Желаю, только нельзя.

— А я, пожалуй, что и выпью. Расстроил меня это надворный…

Василий Яковлевич пропустил рюмочку, крякнул. Усевшись за стол, вытащил папиросу, закурил и спросил:

— И чего его принесло, как считаете? Понимаю, помощник директора важная птица, но, чтобы специального чиновника посылать? Прислали бы депешу, да и то, не к нам, а в Новгород, в канцелярию губернатора. Оттуда бы отписали — обратить внимание…

Мне тоже казалось странным, что прислали чиновника, да еще и в немалом чине. Нашли бы коллежского регистратора, титулярного даже. Но гонять ради такого дела надворного советника? Определенно, что-то еще кроется за визитом господина Наволоцкого. И он так просто от нас не уедет. Уверенно предположил:

— Сейчас наш гость побегает по проспекту, поматерится, а потом обратно придет. Вот все и узнаем.

Легок на помине. Скрипнула дверь и на пороге кабинета появился господин Наволоцкий. Войдя внутрь, понюхал воздух, потом узрел графинчик.

— Господин исправник, может, и мне нальете?

— Вообще-то, за подобные розыгрыши вам самому положено сбегать в казенку и притащить косушку, — проворчал исправник, но рюмку чиновнику из Петербурга налил.

— Ладно, с меня полуштоф, — хмыкнул надворный советник. Кивнув на медали на груди исправника, уверенно сказал: — Шипка.

— Она самая, — без малейшего удивления ответил исправник и спросил: — Артиллерист?

— При штабе служил, — отозвался Наволоцкий. — Но я все больше топографией занимался.

Абрютин понимающе кивнул, а я припомнил, что военно-топографические отделения штабов, помимо картографии, чтодля армии жизненно необходимо, занимались еще и разведкой. В недавнюю русско-турецкую войну подыскивали проводников для военных подразделений, брали турецких языков, работали с агентурой. Заодно выполняли функции контрразведчиков.

Ветераны русско-турецкой войны (она и закончилась-то всего пять лет назад) выпили еще по рюмке. Вот, сейчас наклюкаются, а кто дело раскрывать станет? Чтобы не тянуть резину, спросил:

— Николай Иванович, колитесь — зачем вы в Череповец приехали?

— Интересные в Окружном суде следователи. Я с народом вчера пообщался — говорят, молодой, но умелый, — хмыкнул Наволоцкий. — Вы точно судебный следователь?

— Так я вас не спрашиваю — какое вы ведомство представляете, — хмыкнул я.

— А что, непохоже, что Экспедицию заготовления государственных бумаг? — сделал удивленный вид Наволоцкий.

— Похоже, только прежде вы либо в кавалерии служили, либо в разведке, — улыбнулся я. — Ни один гражданский чиновник не осмелился бы представиться генералом, да еще так лихо. Едва ведь вам не поверили.

— Правильно говорят — умный вы следователь. Угадали. Начинал в конной артиллерии, потом в отделении военной-топографии служил. Теперь вот, чиновник для особых поручений.

Будем считать, что я в это поверил. Но, скорее всего, Наволоцкий служит в Военно-учетном комитете Генерального штаба. Любят у нас разведчики рядиться в статисты или в учетчики. Вслух свое предположение высказывать не стану, иначе за шпиона примут.

— Но все же, ваше высокоблагородие, расскажите, зачем приехали? Вдруг пригодится, чтобы убийство раскрыть?

Наволоцкий кивнул Абрютину, тот разлил остатки водочки. Опростав рюмку, чиновник для особых поручений сказал:

— Дело это не государственной важности, но не хотелось, чтобы получило огласку.

— Вот, прямо сейчас побежим на телеграф, телеграммы во все европейские столицы отобьем, — хмыкнул исправник. — Рассказывайте, Николай Иванович. Мы с кавалером ордена святого Владимира молчать умеем.

Надворный советник кивнул и принялся за рассказ:

— В конце прошлого года, накануне ухода Борноволкова в отставку, в Экспедиции заготовления государственных бумаг был размещен заказ «Русского общества пароходства и торговли» на два миллиона рублей. Вы знаете, что из себя представляет общество?

— Разумеется, нет, — улыбнулся я. — Откровенно говоря, я и деятельность Экспедиции представляю смутно. Догадываюсь, что вы печатаете кредитные билеты, облигации, гербовую бумагу… Что еще?

— Еще почтовые марки империи.

— Понял, — кивнул я.

В общем, Экспедиция заготовления государственных бумаг в моем мире именуется Гознаком. Серьезное учреждение. Тогда вполне может быть, что оно имеет и свою службу безопасности.

— Русское общество пароходства и торговли перевозит грузы и по Черному морю, да и в Средиземное заходит. Поставляет из России в Турцию керосин, ткани, еще что-то, точно не скажу, а во Францию и в Италию зерно. Соответственно, обратно пароходы везут разные экзотические товары, вроде кофе и табака.

Почему кофе экзотический товар? Кажется, самый обычный.

Наволоцкий, между тем, продолжал:

— Общество перевозит не только грузы, но и пассажиров. Вам интересно — сколько человек оно перевезло за минувший год?

— Не особо, — покачал я головой. — Понял, что это крупнейшая пароходная компания и принадлежит акционерам.

— Именно так, — подтвердил Наволоцкий. — Общество принадлежит акционерам, но существенная часть акций — не контрольный пакет, но достаточно много, является собственностью Российской империи.

— Значит, помимо торговли и грузоперевозок, общество выполняет еще и иные задачи? — догадался я. — Скажем так — корабли двойного назначения? Во время войны суда станут перевозить солдат, доставлять грузы. Правильно?

— Вы догадливы, — усмехнулся надворный советник. — В случае военных действий, суда компании будут использованы в качестве судов вспомогательного флота. На баржах можно размещать артиллерийские батареи, пороховые склады, плавучие мастерские, даже пекарни. А пока компания приносит прибыль для государства, разве плохо?

— Безусловно, это неплохо, — согласился я, потом спросил: — Значит, Борноволков подозревается в хищении акций компании?

— С чего вы взяли? — нахмурился Наволоцкий.

— Так вы сами сказали, что накануне ухода Борноволкова в отставку, в Экспедиции заготовления государственных бумаг был размещен крупный заказ «Русского общества пароходства и торговли». Не постройку же нового парохода оно заказывало? Логично предположить, что после увольнения статского советника обнаружена недостача акций.

— Хм… — покачал головой Наволоцкий. — Вы умеете слушать.

— Работа такая у следователей. Иной раз стоит только внимательно выслушать собеседника, а все остальное придет само по себе. Итак, сколько украл Борноволков и как получилось, что кража акций оказалась не замечено?

— Украл статский советник ровно тысячу акций, на общую сумму сто тысяч рублей. Но кроме номинальной стоимости имеется рыночная. Акции высоко котируются на европейских биржах. Сейчас, как бы не соврать, двенадцать процентов. А почему поздно спохватились? Я бы не сказал, что поздно, обстоятельства так сложились. Заказ на акции поступил осенью восемьдесят второго года, а Борноволков ушел в декабре. Акции тоже были отпечатаны в декабре, но там конец года, потом Рождественские праздники, в правление общества ценные бумаги пришли лишь в конце января. Когда акции пересчитали, то засомневались — а не ошибка ли это? Прямых улик против Борноволкова не было. Подозревать стали, когда он внезапно уехал.

— Существует опасение, что акции станут собственностью какого-то из европейских государств или частного лица? Неужели это так страшно?

Наволоцкий покачал головой:

— Скорее, неприятно. Если учесть, что акции и так скупаются европейскими биржевиками, кто может знать — где они всплывут и не станет ли некий, неизвестный владелец держателем контрольного пакета? Пока такой опасности нет, но что можно сказать о будущем? А еще — государство рассчитывало получить прибыль от продажи акций. И что оно получило? Сто тысяч — приличные деньги.

Не то слово. Я за сто лет столько жалованья не получу, включая квартирные и разъездные.

— Предположим, Борноволков сумел украсть акции, перепродал, но как их вбросить на рынок? Покупатели-биржевики примут акции, возникшие из ниоткуда? Разве не нужны какие-то документы об эмиссии?

— Иван Александрович, господь с вами, — усмехнулся чиновник. — В том же Париже существует фондовая биржа, при ней десятки мелких контор, где продают и покупают ценные бумаги. Отдать акции в такую контору, вот и все.

— Странно, — принялся рассуждать я. — Допустим, Борноволков решился совершить кражу ценных бумаг. Но он прекрасно понимает, что станет первым подозреваемым. Сто тысяч рублей — это сколько во франках?

— Примерно триста тысяч[1], — немедленно выдал Наволоцкий. — Это огромная сумма. Хватит, чтобы купить с десяток поместий во Франции, да еще бы осталось детям и внукам.

— По логике, ему следовало удирать за границу, а он рванул в другую сторону, — усмехнулся Абрютин.

— Все правильно, — кивнул Наволоцкий. — Когда принялись искать акции и самого статского советника, побеседовали с его сестрой — кстати, приличная женщина, она и сказала, что брат собрался в Вологду. Решили, что он специально ввел сестру в заблуждение. У Борноволкова есть заграничный паспорт, все таможни и пограничные участки поставлены в известность, но все равно, при желании, удрать за границу можно. Но теперь-то мы понимаем, что Борноволков решил избрать более длинный, зато не такой опасный путь. Добраться до Вологды, потом, по железной дороге до Ярославля, оттуда до Москвы[2]. Из златоглавой можно добраться хоть до Киева, хоть до Одессы. Существует масса способов перейти границу нелегально, особенно, если имеются деньги и связи. Он мог бы отсидеться в Вологде, Ярославле или в Москве. Если у человека есть терпение, что ему выждать год или два? Но это только предположение. Борноволкова о его планах уже не спросишь, да это неважно. Акции нужно найти. А чтобы их отыскать, нужно найти убийц.

— Обидно, если человек строил грандиозные планы, а его убили из-за ста рублей и золотого колечка, — вздохнул Абрютин. — И подозреваемых у нас нет. Если только господин следователь снова нас всех не удивит.

Наволоцкий и исправник посмотрели на меня так, словно я должен достать из-под стола подозреваемого. Что ж, раз люди ждут, придется порадовать.

— Подозреваемого у меня пока нет, но есть ниточка, за которую мы потянем.

[1] Возможно, 280 тысяч

[2] Железнодорожное сообщение Вологда- Ярославль было организовано еще в 1872 году. Но моста через Волгу не было. Приходилось переправляться через реку, потом садиться в поезд Ярославль-Москва.