Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Введение

Отечественная архитектурно-градостроительная мысль проделала в конце ХIХ – начале ХХ в. непростой путь от идеи города-сада до концепции индустриальных городов-новостроек – поселений нового типа, названных «социалистическими городами». В дореволюционный период идея города-сада, несмотря на некоторое сопротивление со стороны царского правительства, нашла свое практическое воплощение в работах российских архитекторов. Затем с приходом к власти большевиков она обрела второе дыхание благодаря присущему ей социально-реформаторскому содержанию. Но через некоторое время по не разъясненным до сих пор причинам на долгие годы оказалась официально запрещенной. Пришедшая ей на смену в середине 1920-х гг. концепция советского рабочего поселка заместилась в конце 1920-х гг. новой теоретической доктриной – доктриной соцгорода.

Советская архитектурно-градостроительная политика, неразрывно связанная с государственной жилищно-расселенческой политикой, – уникальный исторический феномен, содержание которого неотделимо от истории и культуры советского общества. Но, несмотря на его, казалось бы, серьезную изученность, причины многих уже описанных явлений так до конца и не раскрыты; они требуют исторической доработки. Кроме того, эмпирический материал, ставший доступным в последние десятилетия, выдвигает ряд новых ключевых вопросов, которые, как это ни удивительно, до сих пор также продолжают оставаться без ответов. В чем проявлялось воздействие идеологических постулатов марксистской доктрины на решения, принимавшиеся советской властью в области архитектуры и градостроительства? Как советская экономика и административно-территориальная система управления человеческими массами влияли на государственную жилищную и расселенческую политику? Какое содержание закладывалось плановыми органами в основу архитектурно-градостроительного содержания концепции ведомственного рабочего поселка? В чем доктрина советского рабочего поселка противостояла идее города-сада?

Для получения ответов на эти вопросы в монографии прорабатывались труды послереволюционного периода, освещавшие причины популярности отдельных градостроительных идей в условиях социальных преобразований того времени[1]; посвященные истории российской архитектуры и советского градостроительства 1920–1930-х гг.[2]; теоретическим основам советского градостроительства и творчеству мастеров советской архитектуры[3]; переселенческой (миграционной) политике советской власти[4]; вопросам размещения промышленности и неразрывно связанного с нею социалистического расселения[5]; устройству распределительной системы[6]; истории развития архитектурно-проектного дела[7]; особенностям архитектурно-планировочных решений конкретных социалистических поселений (поселений-садов, ведомственных рабочих поселков) и общим представлениям о теории, методологии и практике градостроительной политики рассматриваемого в монографии периода[8].

Некоторые, казалось бы, вполне понятные явления при знакомстве с новыми материалами, а иногда и при внимательном прочтении старых, давно известных сведений резко выпадали из представлявшейся очевидной закономерности их возникновения. Так, например, в ряде научных трудов, детально рассматривавших российскую архитектурно-градостроительную практику проектирования и возведения городов-садов рубежа XIX–XX вв., подчеркивалось их безусловное архитектурно-художественное сходство с говардовскими[9]. Однако до сих пор остается неразъясненным, почему (в каких содержательных аспектах) в послереволюционный период идея города-сада вошла в противоречие с формируемой советской властью концепцией социалистического рабочего поселка. В чем состояло принципиальное отличие говардовского города-сада от советского рабочего поселка-сада? Почему содержание говардовской идеи оказалось впоследствии полностью изъятым из советской системы архитектурных знаний[10] и свелось к озеленению, садово-парковому благоустройству и живописности планировки? Почему советская власть, осуществляя силами ведомств возведение рабочих поселков-садов рядом с реконструируемыми промышленными предприятиями, в то же самое время боролась с инициативами жилищной кооперации по строительству точно таких же поселков-садов рядом с существовавшими городами? Чем были вызваны действия государственных органов по целенаправленному законодательному противостоянию концепции города-сада, в конечном счете приведшие к запрету внесения частной застройки в разрабатывавшиеся проекты планировок населенных мест?

Выявление и обобщение того специфического содержания, которое приобрела концепция города-сада в советских условиях, особенно важны, потому что в советской историографии, как это ни удивительно, никогда не раскрывались социально-политические, социально-организационные, социально-управленческие, финансово-экономические основания говардовской концепции города-сада. Также никогда целостно не излагалось и содержание доктрины советского ведомственного рабочего поселка – законодательное, нормативное, трудомобилизационное.

Чуть более чем десятилетний период – с 1917 до конца 1920-х гг. – ключевой для развития советского градостроительства, так как в это время были заложены основы государственной архитектурно-градостроительной политики в отношении ведомственных рабочих поселков, неуклонно реализовывавшиеся затем фактически на протяжении всего предвоенного времени.

Основополагающей гипотезой, на которой покоится данное исследование, является утверждение о стратегии социального контроля посредством жилища, которая была положена советской властью в основу всей своей жилищно-расселенческой и архитектурно-градостроительной политики.

Специфика данной монографии заключается в том, что жилищно-расселенческая и архитектурно-градостроительная политика рассматриваются в ней с той стороны, с которой ранее они никогда не выступали предметом исследования, – как архитектурно-градостроительная форма трудомобилизационной организации населения. Исследование показывает, как под воздействием необходимости борьбы с неуправляемой миграцией, размывавшей трудовые коллективы градообразующих предприятий – основу опоры власти в человеческих массах, – именно предоставление крыши над головой было превращено в средство привязки людей к месту работы.

В исследовании показано, как власть принуждала архитекторов переходить от рассредоточенной особняковой застройки с живописной планировкой, присущей городу-саду, к многоэтажной секционной регулярной поквартальной структуре ведомственных рабочих поселков, возводившихся рядом с градообразующими предприятиями.

Прорабатывая источники, автор сознательно опирался не на материалы дискуссий, разворачивавшихся в печати (они в рассматриваемый период были нередкими) или в высших эшелонах советского партийно-государственного руководства (их в это время также было немало), не на вариации мнений и идейных разногласий (они полноценно отражены в доступных исторических источниках) и не на высказывания некоторых лидеров партии по отдельным вопросам государственной идеологии, а на… законодательство. Споры спорами, несогласия несогласиями, отдельные точки зрения – сами по себе, но законодательство в значительной мере являлось взаимоувязанным комплексом документов и было определяющим в руководстве практическими действиями. Безусловно, оно не было застывшим: его содержание трансформировалось, но всегда отражало официальную политику власти, принятую на данный момент, либо корректировалось вместе с ее изменениями. Именно оно, а не дискуссии (даже на самых высоких уровнях власти) регулировало любые практические решения и деятельность и в значительно меньшей степени было подвержено противоречиям, чем сиюминутные высказывания кого бы то ни было на разнообразных «дискуссионных площадках».

Именно законодательство регулировало повседневную жизнь людей вне зависимости от их согласия/несогласия с законами, несовпадений во мнениях, точках зрения или «предметов спора». Анализ декретов и постановлений ЦИК и СНК СССР, ВЦИК и СНК РСФСР, СТО, ЭКОСО и др. позволил автору реконструировать официальную жилищно-расселенческую и архитектурно-градостроительную политику советской власти в период 1917–1929 гг.

В истории материальной культуры и искусства оригинальный внешний вид или инновационное устройство изделия очень часто оказываются навсегда связанными с именем его создателя: стул Макинтоша, «яйца» Фаберже, автомат Калашникова, собор Гауди и т. п. Значительно реже имя автора сохраняется в необычных проектах городов – линейный город Сориа-и-Мата, функциональный город Ле Корбюзье, поточно-функциональный город Милютина. Но практически никогда реально существующие города не хранят имен тех, кто составлял их план. Причина в том, что поселение всегда живет своей собственной саморазвивающейся или угасающей жизнью. А это накладывает на базовый замысел так много естественных искажений, так сильно преобразует, трансформирует, дематериализует его, что исходная идея через некоторое время часто оказывается совершенно неузнаваемой. Первоначальный планировочно-композиционный замысел постепенно настолько сильно мутирует под влиянием реалий городской жизни, что в конечном счете утрачивает родовую связь с возникшей согласно проекту городской средой и, как следствие, с именем его автора.

Но, несмотря на эту закономерность, одно градостроительное явление истории XIX–XX вв. все же оказалось навечно связанным с именем его идейного вдохновителя Эбенизера Говарда. Это – «город-сад».

«Отец-прародитель» идеи города-сада не был архитектором-художником или гражданским инженером, то есть одним из тех, кто разрабатывает проекты планировки городов. Он не был политиком или гигиенистом (сейчас таких называли бы экологами), чьи действия и призывы влияли на качество городской среды. Он не был мэром или губернатором… Он был «раб идеи», ее исступленный слуга…

Эбенизер Говард изложил свои взгляды всего лишь в одной книге. Причем предыстория ее издания весьма любопытна: в 1896 г. Говард предложил журналу Contemporary Review краткую версию написанной им книги под названием «A Garden City, or One Solution to Many Problems» («Города-сады, или Одно решение многих проблем»), однако статья была отвергнута. В 1898 г. американский друг ссудил Говарда 50 фунтами, которые требовались для издания книги, вышедшей под наименованием «To-morrow: a Peaceful Path to Real Reform» («Завтра: мирный путь к реальным реформам»). Но книга не вызвала того резонанса, на который Говард рассчитывал. Однако у публично провозглашенной идеи все же начали появляться сторонники. И наконец, упорство увенчалось успехом: в 1902 г. вышла в свет переработанная версия книги под названием «Garden cities of to-morrow» («Города-сады будущего»), которой и суждено было стать классическим наставлением на пути в мир будущего расселения, переведенным на все основные языки мира.

В 1899 г. в Англии для практического воплощения говардовской идеи было сформировано Общество городов-садов, а небольшое поселение, возникшее в 1903 г. (Лечвортс), стало прародителем целого градостроительного направления, в основе которого лежало революционное на тот период социально-организационное содержание. Чуть позже общества городов-садов возникли в Германии, Франции, России (1913) и множестве других стран по всему миру. В 1913 г. было создано Международное общество, превратившееся в Международную федерацию жилищного дела и градостроения, бессменным президентом которого Э. Говард состоял до самой своей смерти. Таким образом, усилиями Говарда было сформировано интеллектуальное наследие, кардинально повлиявшее на последующее градостроительство во всем мире.

Вся палитра многочисленных российских научных и публицистических трудов, в которых рассматривается феномен города-сада (а их накопилось к сегодняшнему моменту уже довольно много), располагается между двумя «полюсами»:

1) город-сад описывается как «зеленое место», то есть рассматривается исследователями – экологами, культурологами, искусствоведами, биологами, дендрологами, ландшафтниками и пр.[11]– со стороны: а) взаимосвязи с естественной природой; б) изобилия специально рассаживаемой зелени в виде бульваров, парков, скверов, садов; в) ухоженного общественного пространства с цветочками на клумбах; г) философской трактовки понятия «сад» как связующего звена между «природой» и «человеком»;

2) город-сад представляется как продукт «живописной планировки», то есть описывается другой категорией исследователей – архитекторами-планировщиками, дизайнерами архитектурной среды, транспортниками и пр. – со стороны: а) красивой трассировки криволинейных проездов и пешеходных связей с велосипедными дорожками и без оных; б) застройки малоэтажными домами (коттеджного типа); в) удобных коротких связей с окружающей природой (речкой, озерком, березовой рощей)…

Практически во всех научных и публицистических трудах, рассматривающих феномен города-сада, эти расхожие описания упорно повторяются на разный лад. И все они не имеют никакого отношения к идее Эбенизера Говарда! Никакого отношения к городу-саду!

Идея города-сада не связана с устройством газонов, общественных зеленых пространств или садово-парковым искусством. В говардовских городах-садах никакого особого озеленения и благоустройства не было. Была обычная высадка деревьев вдоль улицы и стандартная разбивка газонов вдоль тротуаров (рис. 1).

Безусловно, общее впечатление от города-сада в отношении зеленых насаждений оказывалось совершенно иным, нежели от среды крупных городов, существовавших в тот же период. Но вовсе не потому, что в городе-саде некие команды специально обученных садовников устраивали гигантские цветники или высаживали экзотические деревья, а затем трудолюбиво ухаживали за ними, но потому, что люди, проявляя заботу о внешнем виде палисадников перед входом в свой собственный дом, своими руками высаживали цветы и иные растения просто для того, чтобы украсить место своего обитания. Зелень в виде «живых изгородей» из подстриженных кустов возникала потому, что формировать такие «заборы» собственникам земли и недвижимости было экономически выгоднее, нежели устанавливать чугунные решетки. Появлялась она и на муниципальных участках земли, где отдельные жители в свободное время по собственной инициативе высаживали деревья или кустарники.

Рис. 1. Город-сад Лё-Ложи (Le Logis) в Ватермель-Буасфор (под Брюсселем)

Рис. 2. Э. Говард. Теоретическая схема расположения городов-садов-пригородов вокруг большого города

Рис. 3. Э. Говард. Теоретическая схема города-сада

Идея города-сада не основывалась на том, что планировка поселения обязательно должна была быть с криволинейными улицами или, напротив, с радиально-кольцевыми дорогами (как это изображено на условных диаграммах Говарда (рис. 2, 3), то есть с несколькими круговыми[12] и пересекающими их радиальными проездами, расходящимися в разные стороны от центральной площади, а еще с оконтуривающим круговым садово-парковым поясом и с окаймляющей кольцевой дорогой. Это заблуждение явилось следствием ошибочного превращения схем, отражающих смысл города-сада, в конкретные проекты планировок, примерно такой же ошибкой, как если бы кто-то вдруг занялся прочерчиванием по земле конкретных линий параллелей и меридианов…

Город-сад не был ни «садоводческим явлением», ни «планировочно-художественным изобретением». Он был прежде всего инновацией социального порядка[13]. Но именно эту социальную новизну идеи Говарда упорнее всего и отказывалась замечать советская градостроительная наука.

В советский период сами архитекторы под влиянием цензуры и идеологии, формировавшейся параллельно с упрочением сталинского единовластия, приложили руку к появлению и закреплению искаженного представления о феноменах мирового зодчества. Так, в статье «Город-сад», помещенной в «Технической энциклопедии» – главном информационно-справочном издании СССР конца 1920-х – начала 1930-х гг.[14], написано: «По проекту Говарда город-сад имеет круглую форму и разделен на 6 равных секторов… Вскоре выяснилось, что система особняков-коттеджей слишком дорога и не может быть основой для серьезного разрешения жилищного вопроса. Второй город-сад – Вельвин дает уже значительный сдвиг в сторону укрупнения строительства… Континентальные европейские государства, привыкшие вообще к многоквартирным домам, пошли еще дальше, и в настоящее время город-сад уже не связывается с понятием коттеджа. Теперь городами-садами называют благоустроенные, с большим количеством зелени пригородов дачные места, рабочие поселки…»[15]

Это описание ошибочно. Прежде всего потому, что никаких проектов планировки Э. Говард не создавал и поэтому не придавал планам никакой круглой формы. Ошибочно и в отношении строгой геометрии композиции городов-садов с разбивкой на сектора, и в отношении дороговизны «коттеджей-особняков», возведение которых в начале – середине 1920-х гг. в европейских странах, как и прочей малоэтажной отдельно стоящей застройки, обходилось дешевле, чем многоэтажной. А в СССР в условиях отсутствия технологий массового поточного строительства многоэтажного жилища, да и вообще полного отсутствия какой-либо передовой стройиндустрии (машин, механизмов, новых технологий, стройматериалов), возведение малоэтажных, мелкогабаритных отдельно стоящих домов было значительно дешевле.

Статья в «Технической энциклопедии» написана явно под влиянием навязываемой советской властью в конце 1920-х гг. всем видам застройщиков установки на отказ от индивидуального домостроительства, на укрупнение жилищного строительства до вида многоэтажных секционных домов. Но самое удивительное – не в этих ошибочных трактовках, а в том, что написал их Владимир Николаевич Семенов, человек, который за 15 лет до этого в своей книге «Благоустройство городов», изданной, правда, еще до Октябрьской революции, в 1912 г., призывал к учету местных условий при приложении к ним абстрактных планировочных схем города-сада, ратовал за упорядочивание городской структуры. Человек, который был автором самого известного в России «города-сада»[16] и практически реализовывал в своих проектах якобы дорогостоящее коттеджное строительство. Человек, который прекрасно представлял себе истинные смыслы говардовской идеи, причем не понаслышке: он в течение пяти лет (1908–1912) жил в Англии, «посетил Париж, Вену, Брюссель и некоторые города Германии, где знакомился в натуре с планировкой и застройкой городов»[17] и, как следствие, был непосредственно знаком с планировочными новшествами того времени и, в частности, городами-садами.

Редакторами раздела «Архитектура, строительное дело, городское благоустройство, коммунальное хозяйство» в «Технической энциклопедии», где была опубликована процитированная выше статья, выступали профессор А. Н. Долгов, архитектор И. К. Запорожец, инженер Г. Б. Красин, а также академик архитектуры А. В. Щусев, которые, кстати, еще в дореволюционный период сами принимали активное участие в обсуждении и популяризации говардовской идеи, а кое-кто из них – даже в проектировании поселений на ее основе. И они тоже прекрасно знали, в чем заключался подлинный смысл говардовской концепции.

Истинная причина этого искаженного разъяснения сути идеи города-сада кроется не в непонимании, а в вынужденной необходимости следовать тем содержательно-идеологическим установкам государственной градостроительной и жилищной политики, которые в этот период получили в Советском Союзе уже вполне однозначную направленность. Если власть вопреки всем имевшимся расчетам доказывала экономическую неэффективность малоэтажного строительства, то и авторы/редакторы статьи вынуждены были говорить о его дороговизне. Если государство направляло свои усилия на возведение многоэтажного, многоквартирного жилого фонда, то авторы/редакторы представляли это как «общемировую тенденцию». Если органы управления градостроительством отказывали идее города-сада в возможности войти в арсенал средств советской расселенческой и жилищной политики, то авторам/редакторам не оставалось ничего иного, как писать о том, что «…теперь городами-садами называют… дачные места…».

Советская наука после обретения Сталиным всей полноты власти была превращена в структуру, выражавшую и оформлявшую политическую волю власти. Она старательно избегала выявления и освещения социальных проблем. Во-первых, потому, что начиная со второй половины 1920-х гг. с каждым годом все большую незыблемость приобретал официальный идеологический постулат о том, что в СССР проблем (тем более социальных) не существует. А есть лишь «отдельные временные трудности», с которыми партия и правительство упорно борются и в конце концов успешно их преодолевают. Во-вторых, потому, что непредвзятое описание того, как решались средствами архитектуры и градостроительства социальные проблемы на Западе, давало советскому читателю материал для невольного сопоставления с существовавшим положением дел в нашей стране, которое было явно не в пользу СССР.

Как следствие в советском градоведении в трудах по истории западноевропейской урбанистики, написанных в 1970-е гг., но до сих пор являющихся, по сути, основополагающими учебниками для студентов, все прежние «формулы» были воспроизведены, несмотря на то что эти труды создавались во времена, которые если и не отличались особой свободой высказываний, то по крайней мере были намного демократичнее, чем начальный период индустриализации. В этих исследованиях и учебниках, на которых выросли десятки поколений отечественных архитекторов-планировщиков, писалось о том, что градостроительство капиталистических стран в целом оказалось тотально неуспешным в решении социальных проблем. Так, например, в отношении говардовской концепции городов-садов говорилось: «Основными причинами постигшего Говарда поражения явились трудность достижения экономической автономии городов-садов, с одной стороны, и недоступность благоустроенных коттеджей широким трудящимся массам – с другой. Лишь в редких случаях удавалось уговорить владельцев фабрик и торговых предприятий навсегда покинуть насиженные места в Лондоне. И в равной мере только очень немногие из столичных жителей соглашались сменить свои городские дома и квартиры на далеко расположенные загородные, несмотря на всю соблазнительность сельской природы…»[18]

Все неверно в этой оценке! Никакого «поражения» идея Говарда не понесла, напротив, на Западе города-сады получили огромное распространение и во многом сняли остроту жилищного кризиса, решив жилищную проблему для широких масс населения. Никаких трудностей в «достижении экономической автономии» у городов-садов не было, они создавались и функционировали (и, кстати, до сих пор функционируют) как самоуправляемые и автономные. Миф о «недоступности благоустроенных коттеджей широким трудящимся массам», увы, стал наиболее устойчивым в отечественном градоведении, несмотря на то что как раз города-сады превратили этот тип домостроений в широкодоступный именно для малоимущих слоев населения. Никто не «уговаривал» владельцев фабрик и торговых предприятий переносить их за город, это было абсолютно ненужным в условиях западного градостроительства, в котором место жительства никоим образом не связывалось с местом приложения труда (градоформирование на Западе шло по пути разворачивания систем общественного транспорта и стремительного расширения объемов наличия личного транспорта). «Только очень немногие из столичных жителей соглашались сменить свои городские дома и квартиры на далеко расположенные загородные» – заявление, не имеющее никакого отношения к сути дела. Никому из квартировладельцев и не предлагалось «менять» свое городское жилище на пригородное: говардовская идея была направлена на предоставление жилища тем, кто его никогда не имел. Как раз в этом и заключалась ее главная отличительная особенность[19].

Инновационным в идее Говарда являлась не архитектура, не благоустройство, не композиция планировки поселения, а прежде всего ориентация на возведение дешевого, доступного, комфортного индивидуального жилища. Главным в идее города-сада было создание таких финансово-экономических и организационно-управленческих условий для самоорганизации граждан, которые позволяли им относительно быстро и сравнительно недорого решать свои жилищные проблемы. Идея базировалась на специфических формах: а) льготного кредитования строительства, б) общественного самоуправления, в) коллективной собственности на землю, недвижимость и природные ресурсы[20].

Социальная новизна идеи города-сада реализовалась в формировании самоуправляемых, независимых, автономных жилых образований с количеством жителей, достаточным для того, чтобы за счет аккумулируемых средств ежемесячных налоговых сборов, необременительных по отношению к величине средней заработной платы, иметь возможность возводить оптимально загруженные школы, самодеятельный театр и иные городские здания воспитательного и общественно-культурного назначения. Новизна идеи города-сада также проявлялась в создании населенных мест такой величины, чтобы при невысокой плотности расселения в 1–2-этажных домах вся территория поселения все же находилась бы в пределах пешеходной доступности и не требовала создания внутрипоселкового транспорта. Она воплощалась в такой системе муниципального управления, которая способна была извлекать прибыль из сдачи в аренду земли, находившейся в коллективном пользовании, в объемах, достаточных для содержания коммунальной инфраструктуры и даже накопления некоторой части прибыли, постоянно направляемой на повышение уровня благоустройства среды обитания[21].

В организационном плане социальная новизна проявлялась в том, что город-сад предлагал свободное открытое членство любому пожелавшему вступить в кооперативное жилищное товарищество: внося незначительные стартовые суммы, простые рабочие и служащие записывались в члены товарищества, возводившего поселок, и затем начинали коллективно «владеть» поселением. Собираемый капитал направлялся на покупку недорогих земельных участков и на возведение домов, а остававшиеся свободными суммы взносов помещались под накопительные проценты в сберегательные кассы, принося товариществу прибыль. Постепенно погашая свой облигационный долг и тем самым выкупая жилье, члены товарищества превращались из нанимателей квартир в собственников.

Главным отличием города-сада от всех прочих форм поселений было именно устройство системы управления населенным местом, основанной на демократических принципах равного участия каждого члена в руководстве социальным организмом – вне зависимости от «финансового веса» человека. Согласно подавляющему большинству уставов подобных кооперативных поселений каждый член товарищества, каким бы количеством паев он ни владел, при решении любых вопросов на общем собрании (высшем органе управления) имел только один решающий голос. Руководство всеми процессами функционирования поселения и распоряжение его территорией осуществлялось так, как мечталось некоторым отечественным идеалистам-реформаторам постперестроечного периода (конца 1990-х гг.) – на строгой законодательной основе, публично, в виде коллективного волеизъявления на общих собраниях акционеров (пайщиков), в которых на равных правах участвовали все члены жилищного товарищества, а в промежутках между ними – подотчетным, демократично избранным правлением, которому общее собрание делегировало право руководства повседневной жизнью поселения.

Руководство эксплуатацией города-сада было направлено также на то, чтобы обеспечить возведение оптимально необходимого «набора» общественных зданий: а) школы (из расчета количества учеников, равного 1/5 части населения); б) библиотеки, в) музея, г) общественного парка, д) системы водоснабжения и канализации. Любопытно, что устройство водопровода, освещения, рынка и иногда даже трамвая, несмотря на пешеходную доступность всех частей поселения, не включалось в статьи расходов, так как они рассматривались как виды услуг, финансируемых за счет их оплаты непосредственными потребителями (то есть за счет предприимчивости и окупаемости частных компаний, разворачивавших и предоставлявших данный сервис).

Город-сад также получал доходы от рачительного использования внутрипоселковой и прилегающих территорий. Причем сдача в аренду участков для промышленных, сельскохозяйственных и торговых целей не только приносила прибыль в городскую казну, но и приближала производителей к источнику сбыта, в свою очередь, снижая для жителей города-сада стоимость товаров и услуг. Так, например, для фермеров, получавших в аренду сельскохозяйственные угодья, находящиеся в собственности города-сада, по цене, сопоставимой с величиной аренды в других местах, эти земли были значительно более привлекательными из-за наличия постоянного контингента потребителей производимой ими сельхозпродукции – населения города-сада. Овощи и фрукты не нужно было везти куда-то, оплачивая дополнительные транспортные расходы, и таким образом появлялась возможность несколько снизить розничные цены. А кроме того, городские отходы стабильно и практически бесплатно поступали для удобрения земли…

Ключевым для города-сада был вопрос о типе жилья. Предпочтение отдавалось не многоэтажным домам-казармам коридорного типа с общими туалетами и душевыми, какими повсеместно застраивались пригородные рабочие поселки Западной Европы, а небольшим отдельно стоящим 1–2-этажным (или блокированным вдоль улиц) домам с приусадебными участками. Прежде всего потому, что они были дешевле в постройке и эксплуатации, нежели многоэтажные и многоквартирные.

Основополагающим в таком самоуправляемом, саморазвивающемся, самодостаточном поселении было не количество деревьев и кустарников, а «уничтожение эксплуатации человека человеком в жилищной нужде».

Реальная практическая эффективность в преодолении жилищной нужды малоимущими слоями населения привлекла к данной идее в дореволюционный период широкое внимание. «Социализм без революции» – так она именовалась в этот период.

Однако об этом в отечественной исследовательской литературе до сих пор абсолютно ничего не написано[22]. Содержание этого специфического социально-организационного и финансово-экономического механизма не раскрыто. Практически никем из авторов целенаправленно не изучались причины того острого интереса к идее города-сада, который был проявлен советской жилищной кооперацией. Не исследовались особенности интерпретации этой идеи в практике проектирования советских ведомственных рабочих поселков 1920-х гг., возводившихся возле реконструируемых и строящихся промышленных объектов, электростанций, торфоразработок, паровозных депо и т. п. Не раскрывалось влияние на трансформацию этой идеи тех социально-политических и социально-организационных условий, в которых осуществлялась советская градостроительная политика. Никто из авторов так и не объяснил причины почти полного запрета идеи города-сада в СССР к концу 1930-х гг.

Данная книга заполняет этот пробел в отечественной историографии. В ней подробно разъясняется, почему советская градостроительная и жилищная политика пошли совершенно иным путем, чем в других странах мира. Показано, как постепенно изменялось содержание базовых идей, принципов, законодательных и нормативных регулятивов советского градостроительства, почему идея города-сада оказалась замененной на доктрину «советского ведомственного рабочего поселка» и чем одна отличалась от другой. Рассмотрено, какой была типология жилища в поселках советской жилищной кооперации и в чем заключалось ее отличие от типологии жилища в ведомственных рабочих поселках.