Глава 17
Насколько утро светлее вечера, настолько голос разума сильнее соблазна. Только, где же он был вчера? Этот разум? Почему своим отсутствием позволил Лере стать легкомысленной женщиной, ведущей фривольную жизнь, полную безответственных, беспорядочных связей? Где была сильная, развитая, самодостаточная личность, в тот момент, когда надо было остановить взбесившуюся женщину?
Она никогда не считала себя в праве судить людей за их сексуальные предпочтения, но и никогда не собиралась в них участвовать! Ни по собственной воле, ни по принуждению, тем более. Так, как же так вышло? Ретроградный Меркурий в натальной карте Стрельца? Ну, не одна же Лера должна нести ответственность за свои вчерашние действия и мысли?! Но умные люди говорят: если Земля пролетает через космическое облако пиздеца, как ни старайся – от своего не увернёшься.
Совесть проснулась раньше женщины и сразу же отозвала вчерашнюю их сделку. В конце концов, ни лесбиянкой становиться, ни на повышение сексуальной квалификации к Графу Новодворская не собиралась. А вчерашнее движение нравственных плит можно вполне оправдать предменструальным синдромом. Вот и всё! Удобно быть женщиной, все-таки. Что бы ни натворила - вали всё на гормоны и расположение небесных светил!
Памятуя о первом утре с Графом, Лера не торопилась покидать укрытие одеялом. Новодворская осторожно стянула с головы его край, но не до конца, а так, чтобы просканировать левым перископом сначала один борт графской пристани, затем правым - другой и удостоверилась, что никакими вражескими пушками пристань не вооружена. Лера поспешила порадоваться этому обстоятельству, чтобы ненароком не расстроиться. Просто она боялась признать, что уже пару раз ловила себя на томительном ожидании чего-то, за что пока не готова была отвечать. Сколько ещё она будет маскировать свою слабость, трусость и низкую самооценку агрессией? Ведь, как известно - и вода камень точит.
Лера втянула ноздрями воздух из подушки. Она пахла им. Но не резко, как от самого Графа, а так, как несколько раз пахла сама Лера после слишком тесных их контактов. Так пах ее Папа… Когда-то давно, когда он ещё мог катать ее на своей шее. Что-то мужское, сильное, надежное было в этом запахе и ёлка. Да, живая новогодняя ёлка, под которой Папа прятал подарки для своей девочки. За последние лет двадцать это был первый раз, когда она почувствовала присутствие отца так ярко. Слёзы подступили к глазам. Второй раз за те же двадцать лет.
Что с ней происходит? Почему она такая размазня?
Она заставила себя оторвать голову от подушки. Нужно было встать и умыться, избавиться от странных, навязчивых ощущений. На обратном из ванной комнаты пути, пролегающем через большую гардеробную, Лера бросила быстрый взгляд в огромное зеркало. И застыла. Подошла к нему ближе, встала, изучая девушку в отражении. Девушку, с которой жила бок о бок всю жизнь, но не замечала. А сейчас, вдруг, увидела глазами Марии.
У неё тело богини…
Тебе идёт возбуждение, Лера…
Твоя невинность, интеллект и тело, как джекпот…
Лера поверить не могла, что все это она услышала в свой адрес сразу от двух людей разного пола. Теперь она видела грудь - объект юношеских фантазий одноклассников, тонкую талию и плоский живот - повод для жгучей зависти соседок по общаге. Сильные ноги легкоатлетки, сочные бедра, которые Лера всегда считала презренными ляжками и комплексовала, пряча их в широких штанах. Она отдала спорту пять лет, пока не получила травму. И теперь прекрасно понимала, почему на стадионе всегда околачивались пацаны из параллельных секций, у которых давно закончились тренировки. Теперь она поняла, почему у тренера вываливался свисток изо рта, когда Лера потная, красная, жадно глотала воду из бутылки, небрежно проливая ее на футболку. И почему в этот момент замолкал весь стадион.
Кому, нафиг, нужно было смотреть на ее нос, к которому у Леры тоже были вопросы, когда у неё такое тело?!
Леру пробрала дрожь, которая в последнее время всегда сопровождалась возбуждением. Она поежилась и обвела взглядом педантичный порядок гардеробной, где каждая ее деталь имела своё место, вплоть до развешанных по цветовым гаммам рубашек и костюмов, как в дорогом бутике. И похоже, что все они были сшиты на заказ, эксклюзивно для его сиятельства.
Она провела ладонью по синему ряду сорочек и пиджаков. Пальцы остановились на знакомом павлиньем принте и чуть потянули вниз. Шёлк соскользнул с вешалки, упал Лере в руки. И конечно же, она не смогла противостоять желанию набрать полные лёгкие запаха, который странно будоражил и успокаивал одновременно. В него захотелось завернуться, как в плащ-невидимку от враждебно настроенного к ней Меркурия. Почти полностью уверенная в том, что сходит с ума, Новодворская облачилась в рубашку, зарылась носом в ее ворот, закрыла глаза, собирая из молекул портрет Графа в памяти. И так увлеклась этим, потеряв бдительность и чувство времени, что не смогла совладать с параличом, услышав звук открываемой двери. Она так и стояла посреди гардеробной, заледенев от ужаса и абсурдности своего положения и выбирала, в каком виде предстать перед хозяином гардероба: почти голой в одних трусах или в трусах и в его рубашке? Оба варианта Новодворская предпочла бы заменить на один выстрел в лоб, чтобы не объяснять Графу ни того, ни другого.
Что-то тихо проскрипело за стеной по направлению к гардеробу, звук замер перед раздвижной дверью синхронно с Лериным сердцем. Створка медленно поехала в ту же сторону, что и бедная ее голова. Лера сжалась, утопила шею в плечах, зажмурилась, как перед атомным взрывом...
Повисла тишина. Такая же мертвая, как Лерина душа, усвистевшая в пятки…