Графоманка

Глава 25

Глава 25

Каждое слово отдельно Лера понимала. Но все вместе они складывались в какую-то противоестественную ее принципам комбинацию. Она подняла пьяные веки, моргнула пару раз, разгоняя ресницами мутную пелену. Граф влажно сверкал осоловевшим взглядом, мягко скользя по чертам ее лица, покрытого бисеринками пота. И скалил пасть в обаятельной ухмылке.

- Не бойся, - интимно, почти даже ласково прошептал он, убирая налипшие на мокрые виски пряди ей за уши. - Я долго тебя мучить не буду. Да я долго и не смогу. Ты вторую неделю передо мной жопой крутишь, думаешь, я железный? Тем более… я тебе должен один выстрел в голову...

Все свои поступки Лере хотелось снабжать титрами, как в кино про Кису Воробьянинова с текстом «Это ей кажется». То, что творилось в голове, не укладывалось в ней и выходило наружу неконтролируемыми движениями тела. Для всегда собранной, строгой, прагматичной Леры лишиться инстинкта самосохранения и полностью поддаться основному - было, как исполнять смертельный номер без страховки. Одно неосторожное движение и «ланфрен-ланфра ланта-тита». Опытный охотник до оральных ласк Граф всё считывал на раз и без зазрения совести пользовался Лериной эмоциональной неустойчивостью. Буквально. Она распускалась. Как тонкая, ажурная бабушкина шаль; ряд за рядом, таяла, иссякала…

Прости, бабуль, но шали, говорят, нынче не в моде.

Лера сдалась. Перестала упираться макушкой в ладонь настойчиво склоняющую ее рот в творительном падеже.

- Ртом, Лера. Обхвати губами, - рвано приказал Граф, недвусмысленно намекая на своего Шевалье.

Сэр не был страшным, но поскольку у Леры отсутствовали данные для сравнительного анализа, он представлялся ей акселератом среди себе подобных. Впрочем, все, как в дикой природе: кто больше, тот и главный! Он него веяло властью и немного морской солью.

Полгода медитативных практик коту под хвост. Отрешиться от физического не получалось. Особенно, когда оно так настырно маячило перед глазами.

- Твою мать… Лерочка! - Граф терял терпение, а с ним и моральный облик. Хищник больше не пытался изображать улыбку, а открыто демонстрировал клыками серьёзность намерений. - Открой рот. Он не кусается! - он подал бедра вперёд и тыкнулся в Лерины губы горячей, глянцевой плотью.

Неожиданно, данный манёвр поднял очередную жгучую волну от самой ее Эммануэль до кончиков пальцев. Последняя петля бабушкиной шали растворилась и Лера, неограниченная больше никакими нравственными кружевами, пустила его в себя, истратив последний заряд целомудрия на придушенный стон.

Наверное, минет придумали мужчины в отместку женщинам за страх перед первым половым контактом. То же чувство испытывает парень, впервые оказавшийся в девушке, что и женщина, стоящая на коленях с мужским чувством собственного достоинства во рту. Какое там удовольствие? Когда единственная мысль молотит в виски: не опозориться бы ещё больше. В общем, теперь было совершенно понятно, что женщина может пойти на это только в трёх случаях: из любопытства, по принуждению или если ей самой это нравится. И Лера, робко слизывая солоноватую влагу, решала, к какой категории себя причислить - к любопытным, к жертвам или к нимфоманкам.

- Шире рот… девочка, - Граф странно задышал, будто собирался чихнуть. А когда Лера, повинуясь какому-то животному порыву, обхватила ладошкой горячий, обтянутый нежной кожей, стержень всей Сибирской мафии, он шумно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Безумие, но ей, вдруг, понравилось, как Графа затрясло. Было в этом что-то… ранимое, уязвимое. Она вспомнила, что в детстве ей очень нравилось эскимо на палочке. Потом ещё раз вспомнила, уже смелее. И ещё. Графа опять затрясло, уже сильнее, и он вцепился одной рукой в подлокотник. А другой - Лере в волосы.

- Ле… ра…ле… ра…- он вбивал ее имя прямо ей в горло.

И Лера поняла, почему женщинам нравится это! Гремучий коктейль из стыда, паники, возбуждения, смущения, страха, любопытства и власти, как наркотик. Власть дурманит, заставляет сердце биться в восторге. Власть над огромным, сильным, авторитетным дядькой, который «мама» сейчас сказать не может.

Вот они где все у нас…

Ну, все - не все, а Граф точно. Горячая вязкая волна заполнила Лерин рот. Она в курсе, что это глотают, она ж не тундра. Только как? Это же на вкус, как субстрат морской воды с каплей мёда! Пока это шло по пищеводу, Леру два раза передернуло. Но она гордилась собой. Она - смелая. Хоть одно дело смогла довести до конца!

- Ну-ну, не плачь, - услышала она сквозь поцелуи. - Для первого раза очень неплохо.

Он гладил ее по волосам и что-то бормотал хрипло, неразборчиво. Гладил по спине и зачем-то стянул с неё трусы. Взял на руки, поднял, донёс до постели и уложил, не переставая терзать губы со вкусом ее слез.

- Ты такая умная девочка, - Граф навис над ней, слегка сжал шею в ладони. - Всё понимаешь, всё знаешь… Какого ж хрена тебя дёрнуло притащиться в «Контракт»!?

Лера замерла. Существует легенда, согласно которой непонятные вопросы после оргазма - это чисто женская фишка. И что на это ответить? Это он к чему, вообще?

- Не отвечай, - Граф, видимо, сам понял, что к серьёзным разговорам Лера не готова. - И спи.

Она уверена была, что как раз после такого распоряжения заснуть будет сложно. Но, видимо, она, действительно, ещё плохо знала женский организм. Оргазм, буря внутренних переживаний, несколько миллионов Графов внутри сделали своё дело - она уснула.

И опять проснулась одна. Как и все двадцать восемь лет до этого. Только теперь все было по-другому. Когда человек с детства один, он своё одиночество принимает, как врожденную аномалию. Ну, нет у него половины тела, что тут поделаешь? Но живёт же как-то, приспосабливается и даже находит в этом плюсы.

Одна? Зато никто не храпит в ухо, не перетягивает на себя одеяло, не занимает всю постель, не тыкается в зад твёрдыми предметами.

Но, почему тогда такое ощущение, что ею воспользовались и слили? Может, это распространённый побочный эффект рождения женщины? И надо просто переболеть этим, как ветрянкой, чтобы обзавестись крепким иммунитетом от мудаков? Чтобы больше никогда… никогда, Лера!

Она больше не бегала по дому вдоль плинтусов, как мышь, не давилась завтраком на ходу лишь бы не встречаться ни с кем из местной знати. Новодворская сидела за столом в столовой с совершенно прямой спиной (будто кол проглотила), и не спеша принимала пищу, делая вид, что увлечённо читает какую-то прессу. А на самом деле, смотрела в одну точку. И кусок в горло не лез.

Вот тебе и «ланта-тита».

Жизнь разделилась на до и после самым кровожадным для психики способом из всех существующих. Это когда в «до» вернуться нельзя, а в «после» ступать страшно, потому, что наперёд знаешь - ничего хорошего там не ждёт.

Глаза защипало. За последние две недели она стала непростительно сентиментальна. А раньше ее можно было пытать «Хатико» - кремень. Хоть в партизаны.

А сейчас?

В проёме двери промелькнула знакомая широкоплечая фигура в очередном шедевре текстильного производства и Лера поспешила запить кусок, который никак не могла проглотить. На самом деле, она хотела спрятаться в чашке, до боли скосила в неё глаза, вытрясая со дна последние капли. Лишь бы не смотреть на него.

Поздно. Фраер сдал назад. Остановился, прислонился к косяку плечом.

- А, ты тут… - словно ничего и не было между ними, буднично бросил он. - Мадина сейчас вещи принесёт. У тебя полчаса на сборы, жду внизу.

И пошёл вперёд, куда следовал.

Сердце раненой голубкой подлетело к горлу со всем, что с таким трудом было отправлено в желудок. Чудом удалось подавить восстание пищеварения.

«Куда? Домой? Он ее отпускает? Вот так просто? Амнистия?»

Вот тебе и ланфрен-ланфра…