Графоманка

Глава 28

Глава 28

Вода зашумела по трубам. У Леры зашумела в венах кровь, нагреваясь на градус с каждым новым толчком сердца и усиливая жажду. Нужно было срочно предотвратить обезвоживание. Но сначала нужно было побороть обездвиживание. А тело не поддавалось. Оно, как подросток, которому опостылел родительский контроль, хотело свободы, но боялось ответсвенности. И растерянная Лера не знала что с ним делать: то ли отпустить во все тяжкие, то ли…

Впрочем, никакие ограничительные меры больше не сработают.

Она же прекрасно понимала, зачем он ее сюда привёз.

Кстати, зачем?

Он что, не мог оттрапезничать ее в поместье? Мог. Но ему понадобилось везти ее в своё логово на самый край рационального мира, да ещё у себя на загривке… Не мог же Граф быть настолько голодным самцом, чтобы тащить в пещеру сразу и мамонта и женщину. И это в век кибернетики и автоматики. Он же вроде, не кроманьонец, судя по интервью в «Сибирском рауте». А смотрит на неё так, будто не может определиться: она еда или самка. Принюхивается.

Видимо, естественные условия дикой природы по-домашнему действовали на Графа. Он приобретал здесь черты человека прямоходящего, сбрасывая настройки интеллекта до самых примитивных. Основных: поесть и спариться. И набедренная махровая повязка, в которой он вышел из душа, прекрасно работала на имидж. А старательная демонстрация приподнятого под полотенцем настроения, как бы намекала Лериной попе, что скучать той сегодня не придётся. Подваливший сзади Граф по-хозяйски втерся в Леру, чтобы она через одежду ощутила, какими горячими иногда бывают неандертальцы.

«Пожалуйста, Глеб», - крутилось в голове, а сказать не моглось. Да и зачем? Что это будет означать? Переливы и мелизмы у женщин несут больше смысла, чем слова. Женское «пожалуйста» может быть просьбой, а может быть запретом. Объявлением войны или капитуляцией, требованием продолжать или стоп-словом. Понимай, Гр… Гл… Глеб, как хочешь. Пока Лера подбирала правильную интонацию, Граф сцапал с тарелки кусок сыра и начал активно жевать у неё над ухом, возбуждая каждую пушинку на ее теле.

- Не ссы, голубоглазка, - прочавкало сиятельство. - Прямо сейчас не возьму. Чуть позже. Но это будет твоё взвешенное решение. Всё, как вы - феминистки, любите. Я буду делать все возможное, чтобы ты сама попросила меня.

- Что, например? - Пискнула Лера.

- Для начала накормлю мясом, - сказал он так, будто речь шла об укрощении диких Новодворских. - Психика так устроена, что тот, кто тебя кормит - не враг.

- А потом?

- А потом… мы с тобой поиграем в игру.

Почему-то эти его игривые планы никакой ясности в туманное Лерино будушее не внесли. Наоборот, только запутали и взволновали ещё больше. В конце концов, явно не морской бой или крестики-нолики значились в программе вечера. И интрига не спешила раскрываться. Вместо неё начал раскрываться Граф. Сначала он поменял свой «килт» на штаны, вложив в переоблачение всю свою самцовую самоуверенность. Лера выдержала перформанс, только зубы сжала, чтобы не стучали. Потом, накинув куртку, он вышел во двор и занялся углями в барбекю.

Между Лерой и любой кухней мира всегда складывались тёплые, но сугубо потребительские отношения. В Москве она с удовольствием посещала разные объекты общепита или заказывала еду домой и пока она тёплая - потребляла. Сама не готовила никогда. А смотреть, как готовит мужчина, ей вообще не доводилось. У Графа это получалось красиво. Вкусно! Он как-то поглаживал мясо, пошлепывал нежно, крутил стейки то так, то так, чем-то смазывал, ублажал. Потом отложил и сказал, что нужно дать заготовкам отдохнуть. Мда… он знал толк в мариновании пищи.

- На вот, салатик пока порежь, - он шмякнул перед ней большим огурцом, дополнив его двумя помидорами, сложил в инсталляцию непечатного слова из трёх букв. Эх, если бы не воспитание, Новодворская бы оценила по достоинству уровень юмора дворянина.

Лера вздохнула зачем-то и пошла превращать целые овощи в измельчённые. Потом с крыльца долго делала вид, что смотрит исключительно на огонь. Только на него. А потом запахло вкусным и ей захотелось сплести себе венок. Что-то во всем этом было такое… фундаментальное, крепкое, надёжное, как этот сруб. Как патриархат. И почему-то, впервые, эти архаизмы ни отторжения не вызвали, ни внутренними противоречиями не смутили сильную личность.

С женщиной давно было все понятно. У неё ланфрен-ланфра в начальной стадии…

- Ты есть-то пойдёшь, - презрев основы столового этикета, Граф метнул на стол две тарелки, вилки, гранёные стаканы под минералку, - только не говори, что ты ещё и веган. Потому, что такого мяса ты никогда не ела и больше не поешь.

- Весьма самонадеянное заявление, - фыркнула Лера, садясь за стол. - Считаешь, в этом деле я тоже новичок? Не с чем сравнивать?

Глаза напротив сверкнули нехорошо. Ох, не играла б ты с огнём, Лера. До мяса ведь дело может не дойти.

- Если ты скажешь, что стейк не идеален, я тебя завтра же верну домой!

Лере огромных усилий стоило совладать с лицевыми мышцами и притормозить брови. Серьезно? Дядя на понт ее берет? Или как там у них это называется?

- Какая грязная провокация, Граф! Я журналистка. А не проститутка.

По бородатой физиономии пробежала едва заметная рябь, кульминирующая обычно какое-то удовольствие.

- Это такая же редкость, как Йети, - он профессионально отрезал острым охотничьим ножиком кусочек мяса и протянул на вилке Лере. В руки вилку не дал. Пришлось есть почти из его рук.

Кусочек мгновенно растворился во рту волшебным соединением вкуса и структуры. Она даже не распробовала. Не успела. Рефлекторно потянулась за следующим. Граф самодовольно ухмыльнулся, но вилку с нанизанным мясом убрал.

Гад...

- Ну, как? - он подмигнул, явно с намёком на какую-то другую дегустацию. - Есть желание повторить?

Казалось ей или Граф действительно играл в двойные смыслы? Ответ на этот вопрос избавил бы Леру от внутренних метаний. Что делать? Начать отвечать в том же духе или игнорировать, прикинувшись дурой, чтобы не выдать своих влажных фантазий.

- Ну, стейки - не самое популярное блюдо моего рациона, - Лера прокашлялась, хлебнула воды. - Пару раз доводилось пробовать неплохой рибай. Возможно, я просто очень голодная… Но это, да - очень вкусно. Честно. Дай ещё.

Граф растянул довольно губы, сверкнув боевым комплектом хищника. Положил ей на тарелку стейк. Снял куртку, сел и принялся с удовольствием поглощать приготовленную собой добычу. Ел жадно. Не по-графски совсем. Ел так, будто могут забрать. Лера даже с половиной порции не успела расправиться, как тарелка Графа опустела. Он сыто откинулся на спинку стула, осоловело поблескивая стальной радужкой из-под бровей.

- Я надеюсь, ты там не калории считаешь? - спросил он, доставая из кармана брюк измятую пачку сигарет неизвестной марки. Взял со стола газовую зажигалку для костра и подкурил от неё. - Не люблю ярых зожниц, - пояснил он, разгоняя сигаретный дым. - Женщина должна есть с аппетитом. И так же потом подмахивать.

- Хм… спасибо, - Лера протолкнула вставший в горле аппетит, - это что-то новое в должностных обязанностях женщин.

- Это как раз не новое, а всеми забытое старое. Стандарты эти ваши красоты вам - женщинам диктуют геи, а прочие пидарасы из ящиков внушают вам комплексы. А вы их слушаете. А если б мужчин слушали, не было бы никаких комплексов. И стандартов тоже. Патриархат, Лера, никогда не затягивал вас в корсеты. Это вы сами так решили.

- Мне никто ничего не внушает, и никуда не затягивает, - обижено буркнула Новодворская.

- А ты, как все революционерки, от обратного пошла, - выдул Граф в потолок. - Всю природу свою за белой шинелью спрятала и думала никто о ней не узнает.

- Ну, если мыслить совсем примитивно, то да, спрятала. И сразу, знаешь ли, у меня начали замечать интеллект.

- И какой тебе с этого профит? Чего достигла?

- Я, наконец-то, почувствовала себя личностью. А это значит, что с моим мнением считаются, и не потому, что хотят вдуть!

- Это все херня, - резко выдохнул он и скривился, - смысл всего, что ты делаешь в удовольствии. А оно никак не зависит от того, считается ли общество с твоим мнением или просто вдуть хочет.

Лера уже смирилась с тем, что хочет ещё раз пустить Графа в тело. Но душу ему открывать она не собиралась. Обойдётся.

- Глеб, если это и есть твоя игра, то она мне не нравится. Да и психоанализ, мягко говоря, не твоё…

Он быстро затушил сигарету. Неожиданно и шумно поднялся со своего места, обошёл стол, взял Леру за руку, почти агрессивно, и потянул в гостиную. Довёл молча до дивана, усадил. Сам принялся вызвать огонь в сердце дома и внутри Леры заодно.

Камин разогрелся. Лерино воображение тоже. И оно упорно не замечало на Графе одежды. Наваждение не отпускало, подначивало внутренний трепет предвкушения, который пока мало чем отличался от страха нарушить табу.

- Правда или действие? - обжег он висок, падая рядом на диван, обдал запахом дыма и табака. Сгрузил тяжеленную руку Лере на плечи и притянул к себе горячему ещё ближе.

- Нет, Глеб, пожалуйста, только не это опять… - она ерзнула, пытаясь отползти от него в знак протеста против навязываемого сценария. Но он держал так же крепко, как сюжет интригующей книги. - Дженга, покер, крокодил, прятки… что угодно, только не это.

- Что ты прячешь под кроватью, Лера? - прозвучало жестко, как на допросе.

Вопрос поиска компромисса можно было считать закрытым. Возможно, Граф даже не в курсе, что это такое. Лера обречённо вздохнула, давая себе очередное честное слово, что сожжет тетрадь при первой же возможности. Вот прямо в этом камине и сожжет. Переждав спазм в груди, не уверенная, что голос уже может звучать ровно, ответила правдиво:

- Тетрадь.

- Зачем?

- А разве сейчас не мой ход? - Лера сглотнула и плавно перевела вдох на выдох.

- Хорошо, - Граф как-то напрягся. Или показалось. - Справедливо.

Прежде, чем нырнуть на смертельно-опасную глубину, она снова зачерпнула сухим ртом воздух.

- Ты убивал? - сама не поняла, как у неё это вырвалось и зачем. Но тонуть, так тонуть. - Людей…

Она не видела его лица, смотрела на пляшущие языки пламени в камине, однако, кожей почувствовала, как в соседнем теле разгорается точно такой же танец.

- А ты бы поверила, если бы я сказал нет? - бесцветно спросил Граф и повернул голову, чтобы прицелиться взглядом в Лерин висок.

- Нет.

- Тогда я хожу. Тетрадь взяла с собой?

- Нет, - соврала Лера, надеясь что яркость щёк можно списать на жар от огня. Выдало полено в камине, которое громко треснув, заставило красноречиво вздрогнуть.

- Тогда твой вопрос? - показалось, что Граф скрипнул эмалью, уступая ход. Хотя, эмоциональное напряжение сильно искажало восприятие. Доверять чувствам становилось все сложнее. И опаснее.

- Когда ты меня отпустишь? - робко поинтересовалась измученная этой игрой Лера.

- Когда напьюсь твоими криками.

Вот лучше бы он выбрал действие! Ответ заставил сжаться все, что способно было сжиматься. Заломило ключицы, рёбра. Во рту стало сухо, а между ног непозволительно влажно.

- И напою тебя своими… - это можно было считать контрольным выстрелом, который в голове решил не задерживаться, а пустился бороздить Леру изнутри почти болезненными вспышками.

Рука сильнее сжала плечо, вторая подхватила Леру под коленками и через секунду тело, ставшее мягким и податливым, оказалось на полу перед камином.

- Правда или действие, Лера? - Граф резко стянул с себя футболку, навис сверху, сильно смахивая на того волка из бабушкиной книжки.

- Правда… - прошуршала она сухими губами, не осмеливаясь на действие.

- Хочешь покричать?

Сколько ходов он сделал? Игра перестала быть игрой, превратилась в планомерное вытягивание из жертвы способности ясно мыслить, ориентироваться в пространстве и отвечать за свои поступки и слова.

Лера, стремительно теряя контроль над собственным телом, все ещё цеплялась за еле живую гордость. Сдалась и скатилась в бессвязный бред…

- Действие… хочу… то есть, нет… Глеб…

Имя утонуло в его губах, требующих немедленной взаимности. Он выгрызал из неё ответные движения языка. Она бы сама никогда… никогда…

Разве можно было считать взвешенным решением то, что она позволяла делать? С другой стороны, раз позволяла, значит да, можно. Когда падаешь вниз уже не важно, твоё это было решение или кто помог.

Одежда перестала трещать на Лере. Она вообще перестала быть одеждой, сплелась деталями с потерявшей форму амуницией Графа. Два голых, разгоряченных тела замерли в отблесках огня.

- Ты течёшь бурно. Наверное, очень долго копила, Лера… - он накрыл ладонью ее промежность, мягко, ласково скользнул пальцем в самое пламя. - Для меня берегла свою горную речку?

Сладкий спазм прокатился до самой поясницы и Лера зашипела на потолок. Симфонию укусов в шею, в грудь, нежного, деликатного дуэта Графа с ее Эммануэль можно было слушать только послав все к черту. Она послала и в знак полной капитуляции подняла бедра, раскрываясь розовым цветом для готового самца.

- Это приглашение? - он выпустил из зубов истомленный сосок и вопросительно заглянул Лере в душу.

- Да, ваше сиятельство…Это мое… взвешенное решение…

Любовные романы описывали Лере эту сцену набором ванильных эпитетов и гипербол. И уже по подернутому похотью взгляду было понятно, насколько она была дезинформирована. Граф был предельно груб в своей нежности. Отточенные, решительные движения завораживали. Он прикасался к ней шёпотом, трехстопным анапестом вонзался в кожу и пускал по венам лирику.

- Поступь нежная… легкий стан.. если б знала ты сердцем упорным, как умеет… любить… хулиган. Как умеет он… быть покорным, - бормотал, задыхаясь, Сибирский авторитет, раскручивая над Лерой потолочные балки. - Расслабься… Лера, я на грани!

Как? Как это возможно? Расслабиться? Когда она течёт, как ток по проводам…

Граф нервно раскидал ее бедра своими коленями, подхватил под попу, примерил шёлковую влажность, покружил над входом, как шмель над розой.

- Не напрягайся, девочка, дай войти!

Жар сначала опалил лепестки, но почти сразу разлился горячим мёдом по всему телу. Хищник замер над жертвой, перестал дышать. Мощная спина увлажнилась под ее ладонями, когда он толкнулся ещё и заполнил собой до упора. Лера даже не подозревала, что может быть такой вместительной в самом тайном месте. В сущности, она ведь много чего о себе не знала. Она ведь и предложить не могла, что способна хрипеть и выгибаться навстречу плавным вторжениям. Что с такой жадностью может поглощать чужое жаркое дыхание. И что с таким нетерпением будет принимать в себя остервенелые толчки, извиваясь и поскуливая. А потом и вовсе не ожидала, что из неё сами собой начнут вылетать то рваные, то протяжные крики. Проще было поверить в то, что Новодворская любезно уступила тело какой-то сбежавшей из Дантова ада крайне грешной душе. Потому что только так можно было объяснить эту дикую лирику, острую жажду, ослепление страстью, дьявольскую тягу, власть которой над людьми не знает границ. Всё перед ней теряло силу: тело, интеллект, опыт, деньги, положение в обществе. В страсти все одинаково безумны.

- Лера… твою мать… Лерочка… - Граф уже третий раз замирал и произносил ее имя именно в этой комбинации. Падал ей на грудь, сминал губы, впивался пальцами в сочную мякоть бёдер и все начинал сначала со словами:

- Кто ты… мать твою, Лерочка… кто ты…