Глава 35
Это был как раз тот редкий случай, когда любопытство уступило дорогу интуиции. Лера не стала выяснять по какому такому срочному вопросу копчик жаждет ее внимания и усилил работу конечностей, пробираясь сквозь толпу к цели. Она начала отступать назад, в толпу ряженых. План созрел молниеносно, как это часто бывает в особо стрессовых ситуациях. На этом празднике жизни сильных мира сего один в поле - не воин. Надо было обязательно к кому-то примкнуть. К единоросам, например.
Но она удачно нырнула в пожилую пару, разбила собой их союз ненадолго. Дедушке сказала: «Добрый вечер, чудесная погода сегодня». Бабушке отвесила комплимент по поводу смелости ее декольте для такого уважаемого возраста. Дотащила обоих до арки гостевой зоны, вежливо попрощалась с растерянными одуванчиками и незаметно для пропавшего из вида Рудимента, скользнула в неё.
В комнате ее уже не было - Кристины Ардовой, журналистки издания «Сибирский раут» и автора хвалебной оды Графу. Лера расстроилась. Даже не потому, что надеялась обрести в лице коллеги щит для передвижения по полю гламурной битвы жаб с гадюками. А потому, что она - Кристина, скорее всего, сейчас где-то со своим павлином.
Смеется над курицей.
Во рту от этой мысли, почему-то, стало горько, а в груди неприятно, кисло жгло.
Хоть бы план какой-нибудь. Желательно - эвакуации. Почему, как во всех государственных учреждениях, здесь на каждой стене не висит по чертежу? Тридцать минут, наверняка, прошли. Нужно было найти Графа. Но, теперь Лера находилась в когнитивном тупике. С одной стороны, он - единственный человек, которому она здесь доверяла и на которого она могла смотреть без отвращения. И которого не хотела видеть в компании другой женщины. Однако, попасть в поле зрения этого бандерлога Азазелло Лера не хотела ещё больше.
Снаружи никаких копчиков не наблюдалось. Выйдя осторожно из арки, она проследила, куда мигрируют стайки официантов. Пристроилась сзади к одному бедолаге, который нёс три этажа грязной посуды, пересекла порог служебной части резиденции. Скрипящие чистотой фужеры, блюда с морепродуктами на ледяных подушках, ювелирно-филигранные закуски и запотевшие бутылки выстроились в ряд, чтобы стать очередной порцией чревоугодия фараонов и их богинь.
Надежда прошмыгнуть незаметно между лакомствами не оправдала приложенных к ней физических сил. Прямо по курсу, неизбежная, как лавина, к Новодворской подступала большая тетя в белом. Такие у Леры ассоциировались с ужасом всех детей, переживших тяжёлые годы заключения в детском саду - нянечками! Перед такими накладываешь в штаны, даже если не планировал. У Леры возникло предчувствие, что сейчас эта тетя посадит ее в кандейку рядом с раковиной и заставит давиться противной манной кашей холодной и серой, как глаза этой тети, пока все остальные дети будут играть и рисовать.
Чтобы не допускать очередного насилия больших женщин над собою, Лера решила пойти на опережение и сразила первая:
- Есть отсюда выход на второй этаж?
Тетя-нянечка моргнула, как когда-то давно ее коллега в ответ на Лерино «Сама жри свою кашу!», но сложила губы в комбинацию встречного вопроса:
- А ты кто такая, вообще?
Лера вытащила сережку из уха.
- Вот. Дорогая. Очень дорогая вещь. Отдам, если покажешь, как отсюда попасть наверх, минуя зал и главную лестницу.
Предложение заинтересовало тетю. Та, перекатываясь с ноги на ногу, повела Леру коридорами и залами служебного помещения, ответственного за питание хозяев и гостей. Остановились у дверей лифта.
- Поднимешься на нем на второй и пришлёшь обратно. Давай сережку, - она протянула руку и раскрыла пухлую влажную ладонь.
Двери позади разъехались и Лера, быстро сунув украшение в алчную щупальцу, шагнула в кабинку.
Перевела непереводимое дыхание, желудок неприятно стянуло камнем. Вот, оказывается, что такое клаустрофобия. Это когда кажется, что стены сжимаются и заканчивается кислород. И ты начинаешь паниковать ещё и из-за страха задохнуться раньше, чем разойдутся двери.
На втором этаже по обе стороны коридора, тускло освещённом красивыми бра, располагались помещения разного бесполезного назначения: от библиотеки, до бильярдной, которая пока нигде не находилась. Путь пролегал мимо анфилады, выполняющей функцию гостиной и сигар-бара. Разило из неё нестерпимо. И шла бы Лера дальше, задержав дыхание, да только вот заставил притормозить и воткнуться каблуками в ворс ковров надтреснутый мужской голос, которым дребезжал один из сокурильщиков. Мужчина изъяснялся негромко, но четко, отделяя каждое слово, будто командир морского судна отдавал приватные приказы нижестоящему по рангу руководству.
- Отказался. Плохо работают твои методы, - проскрежетал голос медленно и влиятельно кому-то. - Он круто взялся. Многое делает уже не по понятиям. Не знаю, как будет выруливать перед дедом. Но ты, Миша, как советник, должен убедить его, что это единственный вариант.
- Он не согласится. Бесполезно.
Лера поняла, что сейчас самое время включить свой внутренний диктофон и постараться записать на подкорку каждое дошедшее по слуха слово.
- Ты меня не расстраивай. Сам знаешь, чем это грозит. Работать надо, Миша, работать, а не сиси мять! А то я смотрю, у вас там… - конец фразы утонул в дыму.
- Невозможно стало работать, - оправдывался наречённый Мишей, - каждую цифру, каждую букву теперь сам лично проверяет.
- Баба, которую вы ему подстелили, разве не справляется?
Лера сильнее вжалась спиной в мрамор рядом с приоткрытой дверью и непроизвольно придвинулась к проему на шаг, врастая в пилястру ухом.
- С ней сложности возникли непредвиденные, - кашлянул Миша. - Слишком принципиальная оказалась цыпа, возымела обратный эффект. Граф на этой волне неожиданно усилил контроль. Вся шелупонь теперь вплоть до бухгалтерии на цырлах бегает, портки роняя. Уже недели две никому продыху не даёт. Даже щипачи добровольно не работают на центральном рынке… Альянс перетряхивает, аудит какой-то левый нанял. Мутно всё.
Докладчик ворчал, а Лера чувствовала, как между лопатками собирается липкая испарина.
Разговор, видимо, зашёл в тупик и надолго. Новодворская начала водить глазами в поисках выхода из него незамеченной. В обе стороны коридора бежать примерно одинаково. Но лучше это делать обратно, в сторону лифта. Спуститься. Пройти через камбуз и таможню в белом, (правда, мзды больше не было). Присоединиться к мероприятию, как ни в чем не бывало. А потом рассказать все Глебу. Как можно быстрее. План отличный. Так она бы и поступила, если бы диалог не повернул к кульминации.
- Убрать? - произнес шеф после паузы. - И на ГСМ.
«Кого убрать? Куда убрать?»
- Подставимся, - возразил несмело Миша. - Он и так стал осторожным, охрану усилил.
- Кристинка куда смотрит?
- Лярва эта булки расслабила, - философски изрёк слуга слуги народа. - Я сказал, чтобы не слезала с него мёртвой петлей. Как раз сейчас пошла катать ему шары на бильярде…
- До конца следующей недели тебе срок, - нетерпеливо перебило его начальство. - Закроешь финансовые вопросы Альясна, тебя самого приземлят. Охнуть не успеешь. Так что, в твоих интересах успеть убедить его поступить правильно. Документы должны быть у меня не позднее четверга. Ты знаешь, какие там бабки зависнут в случае невыполнения обязательств. Все присядем. Времена грядут…
У Леры ноги стали, как ленточки, пошли волной, переходящей в крупную рябь. Какой план? Какой «бежать»? Она и шагу ступить не могла. Но, как известно из Стивена Кинга, ни что так не заправляет двигатель адреналином, как тихий скрип двери в том конце тёмного коридора, куда надо было бы бежать каких-то пять минут назад. Теперь туда дороги, скорее всего, не было.
Лера сняла туфли и, задрав подол платья «до самых до окраин», рванула мухой, прежде, чем невысокая, коренастая тень позади материализуется в Рудимента.
Добежала до ближайшей развилки. В этом замке каждому коридору и проходу нужно было дать названия, как проспектам и улицам города. Видимо, хозяева о чём-то таком догадывались, обеспечив перекрёстки табличками из желтого металла с гравировкой. Впереди проулка, согласно указателю, призывно светились витражи высоких двустворчатых дверей бильярдной. Лера полетела на них, как беспечное хрупкое насекомое на абажур.
Да, теперь Новодворская поняла: женщиной становиться очень больно. Но не там, где должно бы по всем законам анатомии, а гораздо выше - в сердце. Оно оплавлялось в жгучей боли, как восковая валентинка, стоило только представить, как Кристина катает Графу шары. И как он облизывается при этом. А Лера знала об этой его привычке. Сама несколько раз видела.
Вот сейчас, как никогда кстати пришлось вспомнить, что для Новодворской профессиональное всегда было важнее личного. Отринув всякие сантименты, жалость к себе, задушив рвущиеся из груди эмфазы и нажать на дверную ручку… Казалось бы, так просто. Но она не могла. Она же никаким дустом не вытравит потом эту гадость из памяти! Зато несчастная, задёрганная запятая обретёт покой, уступив законное место твёрдой точке. И никто не посмеет ее остановить. У Новодворской будет железобетонный, не подлежащий обжалованию повод послать Графа и любые его предложения к черту!
- Ты… сука, продолжаешь вынюхивать, шкура газетная, - процедил кто-то над ухом.
Ее что-то оторвало от двери, чья-то грубая лапа перекрыла разом и доступ кислорода и выход звукам. Одна туфля выпала из подмышки и покатилась, глухо стукнувшись о косяк витражной двери. Заорать бы протестующе что есть мочи, но из-под сдавившей нос и рот, воняющей каким-то мазутом лапы, просачивалось только бесполезное мычание и хрипы. Воздуха катастрофически не хватало. Тело не слушалось. Организм судорожно искал альтернативные источники кислородного питания. Сознание отказывалось выдавать варианты спасения, сложив полномочия на глубинные, первобытные инстинкты. А они велели ей изо всех сил брыкать босыми ногами, елозить пятками по настилу и пытаться укусить противную ладонь.
Не зря у Леры язык не поворачивался назвать подобные гламурные оргии светскими мероприятиями! Что-то такое, по ее глубокому убеждению, обязательно на них и происходило. Уже одним своим присутствием в этом террариуме каждый рискует стать кормом для кого-то, кто гораздо сильнее, наглее и гаже.
- Граф тебя объездил, говорят? - клокотал в ухо кто-то и Лера догадывалась - кто. - А приструнить забыл? Да ты не ерзай. Глеб всегда всем делится со мной. Он мне должен.
Позади что-то щёлкнуло, скрипнуло, однако Лера так сильно пыхтела, стараясь мычать погромче и не сразу сообразила, что напавший втаскивает ее в какую-то комнату.
Темнота сгустилась. А из глаз брызнули слёзы с искрами, когда тварь вцепилась клешней в волосы и опрокинула на что-то спиной. Скальп горел от боли. Все мысли были где-то под лопастями вонючего упыря, накручивающими пряди ее волос как на винт. От боли это были слёзы или от страха и отчаяния - уже не имело значения. Она молила только об одном: чтобы всё поскорее закончилось. Но, вероятно, тварь зависла на распутье, вспомнив, что третьей руки не дано, и что нужно определиться, какой из двух поручить расстегнуть ширинку и подготовить все для проникновения. Руку, сжимающую рот заменила влажная, въедливая, как хлорка, слюнявая пасть, обдала смрадом и вцепилась в губы.
Омерзение тошнотворной волной подкатило к горлу. Лера решила что сейчас тот самый переломный момент для идущего на дно человека: или она сдаётся, или предпринимает последнюю попытку вынырнуть. И она забарахталась под тварью, будто и правда тонула.
Вынырнула. Глотнула судорожно обжигающего легкие воздуха и заорала, так, как если бы нужно было остановить криком несущийся в лоб товарняк.
- Аааааааа! Глеееееб! - мысленно поблагодарила судьбу, что Граф не Всеволод какой-нибудь.
Услышал ее Глеб или нет? Зато теперь забрезжила надежда, что может, хоть кто-то услышал. Ибо она старалась. Даже тварь трухнула. Зашипела, словно ее святой водой окатили. Перестала лезть щупальцей под платье - вернула ее на рот.
- Замолкла, сука! - отрыгнул Рудимент, шевеля огромными волосатыми ноздрями.
Но, то ли этот глоток придал Лере сил, то ли, задрав ей платье, чёрт не подумал о защите своих тестикул от ее колена. Тварь икнула и замерла. Тут Новодворская и осознала, что в левой руке по-прежнему сжимает туфлю. Или туфель? Грамотность в условиях выживания отключается, как бесполезная функция.
Каблук звонко тюкнул о черепную коробку. Звук был громкий, но не настолько, чтобы тварь обрела способность к левитации. Тем не менее, она взмыла над Лерой и… исчезла.
В проем двери, сквозь горькую муть слез, бил яркий свет. На его фоне тень огромного волка душила тень гиены, которая даже не дёрнулась.
Затопали ноги по коридору. Не меньше трёх пар. Вспыхнули верхние люстры, блеском своим вырезая зрение из воспалённых глаз.
Сглатывая подступающую тошноту, Лера попыталась принять вертикальное положение. Пространство вокруг сначала пошло синими пятнами, а потом соткалось в живого Графа. Который, сняв с себя пиджак, накинул ей на плечи. Только тогда Лера заметила, что ее декольте значительно углубилось благодаря разорванному лифу.
Возникший на пороге глава достал телефон, поднёс к уху и сухо, но твёрдо проскрежетал в трубку:
- Поднимись на второй, тут прибрать надо тихо.
Остальное выпало из памяти.
Очнулась Лера сидя в салоне чёрной глянцевой колесницы Графа, тщетно сражаясь с неуправляемым ознобом и икотой. Попросила бы воды у водителя, но голос пропал. Похоже, что она его сорвала.
Она потеряла ощущение движения времени. Долго ли находилась в машине, она не понимала. Все будто замерло, остановилось. Луна, звёзды. Ветер застыл в ветках. Даже водитель выглядел, как замороженный кусок мяса.
Колесики снова зашевелились, когда дверь салона открылась и кожа заднего сидения скрипнула под Графом.
- На Сахарова давай, - велел он оттаявшему водителю и посмотрел на съёжившуюся рядом Новодворскую. - Испугалась? - зачем-то поинтересовался, прекрасно понимая, что у неё от пережитого зуб на зуб попадает. Но стрельцы очень чувствительные и горделивые натуры. Поэтому они врут наперекор, отвечая даже на риторически-безобидные вопросы.
- Нет! - звякнула Лера челюстью и попыталась шёпотом перевести тему: - К-куда мы едем?
- Ко мне на квартиру. Переночуем там. Завтра отвезу тебя домой. В Москву. На Мальдивы. Куда скажешь. Сегодня ты со мной. Моя.
- Глеб…
- Лучше молчи сейчас!
- Я хотела только спросить, - просипела Лера, чувствуя как пухнет кончик носа от подступающих слез. И не дожидаясь разрешения, продолжила: - Я убила человека?
- Что? - Граф скривил жесткие черты в выражение крайнего удивления. Лера решила, что ему не стоит играть в больших и малых театрах.
- Я его убила или ты? - кое-как выжала сухими связками.
Он резко притянул ее к себе, врезал в себя, вдавил в корпус железной рукой. Уткнулся в макушку носом и выдохнул хрипло:
- Ты никого не убивала. Тем более - человека. Всё, Лера, на сегодня разговоры закончены. Больше ни слова.
- Глеб, - Лера вспомнила, что хотела сказать кое-что важное, срочное, - они хотят тебя…
- Лера! Заткнись, твою мать! Ни слова. Пока я не разрешу…