Глава 20
Послушай женщину и поступи наоборот. Это правило в отношениях с сестрицей было фундаментальным. Хозяйство она вела отлично, как опытная Фрекен Бок. Гудела на персонал и охрану с утра до вечера и даже начальник СОБа к концу дня начинал маршировать. Это качество Граф в ней ценил, но вот ее умению пилить мозг нравоучениями могла позавидовать сама бензопила. Все анекдотические стереотипы о жёнах и тещах сплелись в одну графиню - так сестрицу называли придворные Глеба. Спорить с ней, как, собственно, и с Графом, было бесполезно. Проще было согласиться, сделав по-своему.
С Виолеттой они были похожи, как разнополые близнецы, хотя произошли от разного семени с разницей в два года. Глебу было четыре, когда двухлетнюю Вилку забрала к себе бабка - мать ее бати, присевшего надолго за убийство собутыльника. Родительница опять начала пить по-чёрному, но у старухи нигде не ёкнуло, глядя на мальчишку, пытающегося растолкать пьяную женщину. Сестра потом рассказывала, что бабка много раз пожалела, что не забрала тогда Глеба, побоялась, что не потянет, взяла грех на душу - оставила мальчонку погибать. А потом пожар, интернат, колония - след и вовсе растаял, нити оборвались.
Умирая, она сказала Виолетте найти брата. Но он сам ее нашёл. Катальщицей на Комбинате валяльных изделий, где днём она трудилась на износ физически, а по ночам вела чёрную бухгалтерию заму финдиректора.
В толпе бы не узнали друг друга. Но все, кому в последствии доверялась тайна их родства, замечали знакомый стальной блеск внимательных глаз. Характер обоим достался явно не от матери, а может просто трудное детство их закалило. Вилка выросла высокой, крупной с пятым или даже шестым размером сисек и несгибаемой верой в свою правоту.
Ей, как никому, подошла бы фамилия ГрАфина. Но она была урождённой Виолеттой Кокошкиной. И жить под разными фамилиями близким родственникам было даже спокойнее и удобнее.
Графиней Кокошкиной по братски величал ее Глеб. ВиолеТ-34 называл графиню Шалтай. И ни одна вражеская мышь ни разу не проскочила мимо этого одомашненного танка. Поэтому, их не было даже в подвале. О количестве находящихся в доме бездельников она узнавала по колебанию воздуха. Отрицать ещё одну бесполезную единицу в хозяйстве было бессмысленно. Да, Глеб и не пытался. Он никогда ни перед кем не отчитывался и не пылил по пустякам в малине.
Но в это утро он неожиданно резко оборвал поток Вилкиных рассуждений о том, что вот, мол, времена какие настали - теперь прессу не в почтовый ящик бросают или под дверь, а прямо в постель доставляют. И что если поменять обычную проститутку на интеллектуальную, ничего не изменится - не дом, а бордель!
Глеб уезжал из резиденции раздражённый, хотя встал в прекрасном настроении. Это все Вилка. Покатила бочку дёгтя на его сладкие грезы. Утренний кофе долго горчил. Горечь не перебила даже сигара. В мозгу свербила мысль, что здесь сестра права. Сарказм ее - не просто сеанс иглоукалывания, а выражение беспокойства. Иными словами - на измене Виолет. Во-первых, раньше женщины графскую крепость посещали исключительно по работе. И ни одна из них не удостаивалась чести совершать трудовой подвиг дольше суток. Во-вторых, будучи почетным членом одного хейтерского форума, Вилка прекрасно знала Новодворскую номер два и даже иногда почитывала. Она не отличалась особым гостеприимством, но никогда не комментировала нестандартные рандеву Глеба. В конце концов, это не ее дело.
Сестрица впервые проявляла кровожадную потребность высказаться в отношении гостьи. Кто-то донёс ей при каких обстоятельствах эта блогерка оказалась здесь и Виолетта сразу же сложила все имеющиеся данные в один детективный роман.
- Смотри, братец, сядет тебе на лицо и задушит, - ёрничала родня.
- Как будто ты за меня переживаешь?
- А за кого ещё? Она не зря туда приперлась! - погрозила графиня пальцем кому-то на потолке. - Ее пасли. Специально откармливали на крючок, который ты и заглотил благополучно. Знали, что ты клюнешь. Таких раньше вербовали в сексотки. Очень термин подходящий, я считаю.
Она развела руками, обозначая широту семантики этого слова.
- Не драматизируй, - отрезал сухо Глеб. - Информация половым путём не передаётся.
- Да! Зато глупость - моментально. Мозг разжижается, чувствуешь?
Она постучала кулаком по своей модно стриженой макушке.
- Нет. Не успел. У нас букетно-конфетный период.
- Роман? - Вилка подняла брови над очками.
- Валерия!
- У тебя с ней роман что ли? - напирала сестра.
- Ага, «Война и мир» называется. Пушкина. Знаешь?
- Да…
- Вот иди ему мозг еби! - рявкнул Глеб, проглотив махом кофе. - А я сам разберусь со своей половой жизнью.
Потом этот диалог будто заело и до вечера свистело в голове слово «сексотка». Крутилось во всех позах, влажное и терпкое. Мешало работать. Лезло на язык, вместо раздражённого «с-сука», готовое сорвтаться на важные бумаги в самый неподходящий момент, когда нужна была полная концентрация.
Сегодня он там будет! Хотя, давно надо было перейти к серьёзным действием, а не оттягивать себя за яйца в обратную от цели сторону. Сегодня надо вскрыть сюрприз. Неделя, чтобы снять все сливки с девочки. И отправить в мир большого секса на промышленную-пять-двенадцать. Под круглосуточное наблюдение на неопределенный срок. Если только выяснится, что она - в натуре чекистка, решить вопрос сразу же и без сантиментов.
Прежде чем ехать в своё графство, Глеб тщательно намылился в городской квартире, удалил волосы на мошонке, в ноздрях излишки выкосил. Надушился Гермесом, надел всё чистое и колёса новые обул по такому случаю.
Решил, никуда по пути не заворачивая, отправиться сразу на третий этаж в гостевую. Войти, даже если придётся выломать дверь.
Между вторым и третьим этажом встал. От неожиданности даже ёкнуло что-то за пазухой. На ступеньках сидела Новодворская. И дрыхла, уткнув лоб в голые колени, закрыв уши ладонями.
В туфлях на каблуках и в его рубашке с павлинами…