Гражданские манифесты-23-33 Май 2012

Saturday, May 19th, 2012

Гражданские манифесты-23-33 Май 2012

Гражданские манифесты

Артем Лоскутов, организатор «Монстраций»

Фотография: ИТАР-ТАСС

Мы решительно не хотим задаваться вопросом: имеем ли мы право осознавать наши желания, даже более того — обладать сознанием? Потому что мы знаем, что не хотим действительности, в которой власть созерцает сама себя в ею же созданном мире. В таком случае реальный мир расщепляется на примитивные образы, которые впоследствии становятся красочным сном для населения. Но мы не желаем быть объектом чьих-либо колыбелей, мы здесь для того, чтобы быть субъектом истории и обладателями собственной страны.Власть отдает отчет в своих действиях только себе самой, предпочитая безысходно метаться из стороны в сторону в кромешной темноте, дабы никто не видел ее беспомощности. Кто мы? Мы — солнце, которое взошло над империей современной русской пассивности.Наш кандидат — это мы, а мы — это вы.Только лучше.

Борис Куприянов, соучредитель магазина «Фаланстер»

Фотография: Владимир Курашов

Что объяснило нам 6-е число?

Ни для кого не секрет, что 6 мая стало водоразделом по мановению волшебной палочки. Все изменилось!

Странным образом «демократизатор» уравнял всех: депутатов и анархистов, физиков и лириков, поэтов и критиков, рабочих и интеллигенцию, правых и левых. Стало очевидно, что место олигарха на инаугурации, а не на площади. VIP-зоны на митингах после 6 мая уже невозможны. Точнее, теперь место, где интенсивней и больнее бьют и тащат в автозак, стало намного «престижней», чем светская беседа у сцены. Мы уже не можем выбирать степень допустимого протеста, ее выбирают за нас. Мы можем только выйти в город и сказать: «Я требую» (этого уже достаточно, чтобы провести ночь в каталажке).

Торговля закончилась! Мы «недоговороспособны»? Может быть. Так как мы перестали просить и взяток, и преференций. Мы стали требовать прав. Права не могут быть некоторые для некоторых, они не должны быть эксклюзивными. Это было ясно с самого начала. Но мы, «бывшие на Болотной и пришедшие еще», надеялись, что можно договориться, выпросить кусочек, освободить пару заключенных, добиться о «представлении в Думе» пары партий, то есть мы пытались протестовать против «неуважения к нам».

Так не бывает! Нельзя добиться больших прав для одной группы в стране бесправия и тотального пренебрежения к людям. Даже наши любимые мемы вроде «гражданского общества» мы всерьез не понимаем и не чувствуем. «Гражданское общество» не цель, а инструмент. Инструмент сглаживания вечных противоречий между капиталом и массами. Повторяя мантру про ГО, мы исполняли карго-культ и напоминали туземцев, которые наделяют камень свойством телевизора, а процесс смотрения на него принимают за европеизацию.

Не может быть гражданского общества в монопольном олигархическом государстве

Не может быть гражданского общества в монопольном олигархическом государстве. 6 мая нам доказали, и весьма доходчиво, что и прав эксклюзивных быть не может. Права распределяются в России исходя не из личных качеств, а из расположения от верхушки «пищевой пирамиды», и любая аномалия строго карается ради поддержания целостности и стабильности (самый революционный ролик в России — рекламный, где жадный сластена вынимает конфету из основания огромной инсталляции, что приводит к ее полному разрушению). В конце концов, европейское «гражданское общество» построили не либералы и просвещенные аристократы, а якобинцы, коммунары 1870-го и бойцы RAF, именно они добились построения тех сдерживающих и гуманных институтов, которые нам так нравятся в «просвещенной» Европе.

После шестого мая стало очевидно, что необходимо требовать права для всех — для всех людей, проживающих в России. Не протестовать против действий властей и просить особых условий, а требовать всеобщих прозрачных прав.

Дубинка быстро и легко делает протест из элитарного — народным. Ей все равно, кого бить — представителя «креативного класса», левака, футбольного фаната или забастовщика.

А как нам теперь? Просто! Делать то, для чего и формировалась интеллигенция! Защищать народ! Быть с народом! Формулировать его требования! Просвещать! Говорить! Быть им, быть его частью! Рождаться, страдать с ним и умирать за него!

Все только начинается.

Борис Акимов, организатор фермерского кооператива LavkaLavka

Фотография: Лиза Жицкая

Недавно я был в Тверской области. Вроде бы совсем недалеко от Москвы и Питера — а запустение страшнейшее. Пустые деревни, разрушенные коровники, вымирающие небольшие «поселения городского типа». Людей нет, а те, кто остался, — спиваются. Страшное зрелище. Тоска.

И это вполне себе типичная картина средней полосы и севера России. Смоленская область, Ярославская, Вологодская, Карелия и так далее. Огромные территории лежат в руинах, миллионы квадратных километров опустели. Но то там, то здесь на выжженном, впавшем в депрессию пространстве я встречаю островки бурной деятельности. Точнее, я, собственно, и катаюсь по этим островкам. В Тверской области аквафермер Кочетов выращивает без искусственных кормов рыбу. Тут среди вымирающих деревень и поселков — целая система огромных прудов, бобры и цапли. И лучшая рыба. По соседству еще один островок — сербы делают сыр для своего московского ресторана и сербской общины в Москве.

В Карелии, в поселке Лижма, на скалистом берегу Онежского озера, среди покосившихся домиков и пьяных шатающихся — всего один большой новый дом. Около дома стоит джип. Тут живут люди — единственные в округе, у кого есть коровы. То есть и молоко, и творог, и сметана, и все прочее молочное. И джип. И новый дом.

Куда бы я ни приехал — всюду я вижу одну картинку: где-то посреди социальной деградации и экономической разрухи вырастают островки — небольшие царства людей дела. Волевых и упорных. О которых никто не знает и, главное, не хочет знать.

Ведь вокруг все-все-все говорят о том, как плохо все. Вот все плохо вокруг. Об этом говорят и очень бедные, и очень богатые. И умные, и глупые. И пьющие, и трезвые. У кого-то нет денег на квартиру, у кого-то — на очередную бутылку, кому-то Путин мешает и нет свободы. Но суть одна. Пи…дец как все плохо. Пора валить, говорят одни. Другие требуют перемен.

Я не верю в революцию, я боюсь революции. Я вообще считаю, что человек, проживающий в России, должен испытывать генетическую дрожь при слове «революция». Революция — это худшее, что случилось со страной за ее тысячелетнюю историю. Гибель десятков миллионов безвинных людей, бег лучших миллионов за пределы страны. Крушение культурных ценностей, исчезновение идентичности, смешение с говном всех возможных достоинств — от человеческого до национального.

Куда ни глянь — везде пустошь. И это прекрасно

Сейчас страна, лишенная идентичности и понимания того, кто и что она такая, больна затяжной депрессией. Вся — за исключением немногих увиденных мною и еще не увиденных управителей небольших островков. Стране очень нужен общенациональный сеанс психотерапии. Моим личным психоаналитиком стали фермер Кочетов, молочник из Лижмы и все прочие островитяне. Они перевернули ощущение от страны. Ощущение от разрухи. На смену тоске пришел восторг. Именно такие люди, их примеры — это основа для общенародного психотерапевтического сеанса. И именно это и есть последний шанс нынешней власти трансформироваться мирным путем. Она должна найти в себе волю и начать этот самый общенациональный сеанс, который, безусловно, преобразит и ее.

Огромные территории, огромные возможности. Когда ничего нет — это значит, что есть практически безграничное поле для деятельности и творчества. Ухоженные многовековые порядки Европы — вот тоска истинная. Все уже сделали. И сделали очень и очень хорошо. Надо только правильно поддерживать и приумножать всю эту красоту. Но я-то тут при чем? Мне-то что делать?

Россия XXI века — это новый Дикий Запад. Индейцы спились и деградировали. И да — они могут напасть и сжечь ваш дом. По городам шастает много приезжих бандитов. А шерифы и мэры часто покрывают этих самых бандитов. И те и другие хотели бы получать что-то с каждого, кто хоть чем-то занимается в их городке. Опасности, коррупция, бандитизм. Все это есть. Но есть и ШАНС. Шанс отбиться от индейцев, отделаться от бандитов, откупиться от мэров. И стать первым. И преобразить реальность. Превратить индейцев в историческую достопримечательность, бандитов — в воспоминание, а шерифов и мэров научить понимать, что их материальное благосостояние ничуть не ухудшится от того, что они будут вести себя более цивилизованно.

Конечно, непросто быть героем вестерна. Зато дико интересно. А главное, что геройство в сравнении с кинематографическими прототипами, по сути, пустячное. Надо просто делать. Проехаться по просторам России и выбрать, чем же заняться. И это совсем не про сельское хозяйство. Точнее — не только про него. Ведь у нас нет ничего! Нет фермеров, нет архитекторов, нет сантехников, нет ученых, нет слесарей, нет рестораторов, нет менеджеров.

Куда ни глянь — везде пустошь. И это прекрасно. У нас всех есть чем заниматься в ближайшие лет пятьдесят. Максим Соколов, журналист

Фотография: РИА «Новости»

К людям, более или менее терпимо относящимся к действующей российской власти и не видящим особой полезности в большинстве осуществляемых ныне протестных действий, принято обращаться с дежурными упреками в низкопоклонстве и чуть ли не в эротической любви к этой самой власти. Такие упреки неточны, а поляризация в жанре «кто не с нами, тот против нас» может быть полезна для воодушевления сторонников, но редко бывает полезна для понимания общественных споров.

Что до меня лично, я не испытываю по поводу нынешней власти никакого восторга и вижу все ее глубокие несовершенства, но при этом мне доводилось видеть вещи, которые вызывали еще меньше восторга. Например, мне доводилось видеть Москву вообще без милиции, когда можно было ездить по городу как хочешь — хоть по встречной, хоть через осевую, хоть под кирпич, хоть на красный свет. Такой Москва была вечером 3 октября 1993 года, и она осталась в моей памяти в качестве одного из самых жутких воспоминаний. Демонтаж власти — а 3 октября она была очень сильно демонтирована — это совсем не каравай, объедение.

Слова Г.А.Явлинского, произнесенные в эту ночь из резервной студии российского ТВ: «Власть нельзя трогать руками», — показались мне (и не только мне) чрезвычайно справедливыми.

Равно как и чрезвычайно справедливыми издавна представлялись мне слова профессора, обращенные к поэту: «В поисках неизвестного человека, который отрекомендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия. Повесили на грудь иконку. Сорвались с забора, повредили лицо. Явились в ресторан с зажженной свечой в руке, в одном белье и в ресторане побили кого-то. Привезли вас сюда связанным. Попав сюда, вы звонили в милицию и просили прислать пулеметы. Затем сделали попытку выброситься из окна. Спрашивается: возможно ли, действуя таким образом, кого-либо поймать или арестовать?» Я понимаю, автор и его роман заезжены невозможным образом, но это не отменяет справедливости вопроса о том, возможно ли, действуя так, кого-либо мирно низложить и обустроить ведение государственных дел благопристойным образом.

Арт-группа «Война»

Фотография: предоставлена Арт-группой «Война»

Редакция не сочла возможным опубликовать манифест арт-группы «Война»: в случае публикации «Афиша» нарушила бы статью 280 УК РФ, а также статью 4 Закона «О СМИ».

Приносим свои извинения. Дмитрий Быков, писатель

Фотография: ИТАР-ТАСС

Генеральная тенденция путинской эпохи (справедливей было бы назвать ее постсоветской в целом, поскольку Ельцина все сказанное тоже касается) состоит в упрощении. Это нормальная, хотя и печальная стадия в развитии любого режима, который возрождается на руинах. Россия двадцатых была убийственно примитивна по сравнению с Россией десятых, и даже петровская Россия — ориентированная как раз на интеллектуальный рывок — была, вероятно, примитивна на вкус адептов Руси допетровской, по-своему сложной и тонко организованной. Революция, даже когда она делается сверху (как почти всегда в России), не может не вызвать решительного отката назад — что в культуре, что в науке, что в морали. Всякая революция наряду с социальной мобильностью раскрепощает дикость и зверство. Революции немыслимы без деградации. В этом смысле путинская эпоха отличается от ельцинской только тем, что она и вертикальную мобильность упразднила, а опорой своей провозгласила самые агрессивные, тупые и безнравственные силы. Исчерпывающее представление о них дает список доверенных лиц Путина.

Главный вектор борьбы с путинизмом состоит, таким образом, в посильном противостоянии этой генеральной тенденции — антиинтеллектуализму. Россия сегодня обречена на возвращение уваровской триады в редуцированном и обедненном виде: нам никуда не деться от нарастающей ксенофобской риторики, от внешнеполитической авантюры, в которую режим на волне этой риторики неизбежно втянется, и от активизации «нижнетагильского дискурса» — то есть от противопоставления интеллектуалов истинным гражданам, подлинным патриотам, чей патриотизм выражается главным образом в злобном малоумии. Единственной нормальной реакцией на это — позволяющей остановить деградацию и отвоевать у власти максимальное пространство для нормальной жизни — будет мощный просветительский проект.

Сегодня власти наиболее убедительно противостоит любой, кто хорошо пишет, снимает, думает, исследует, просвещает; любой честный профессионал; любой хороший учитель и умный родитель. Задача состоит не в том, чтобы опрокинуть путинскую власть, а в том, чтобы оставить ее без ресурса. Сотрудничество с ней в любой форме должно быть признано позорным. Не только вступать в ее правящую партию, но участвовать в работе ее телеканалов, ее СМИ, программах ее пропагандистов, таких как Соловьев или Минаев, должно стать абсолютным табу для интеллектуала. В этом смысле нечего добавить к программе-минимум советского инакомыслия — статье Солженицына «Жить не по лжи».

Сегодня власти наиболее убедительно противостоит любой, кто хорошо пишет, снимает, думает, исследует, просвещает

Власть в России должна пасть не в результате очередной революции или иного всероссийского кризиса — страна может этого и не выдержать, — но именно в результате строительства альтернативы. Ровно так же в свое время Индия ушла из-под Англии — не победив в прямой борьбе, но просто научившись самодостаточному существованию. (В последнее время слово «альтернатива» вообще стало модным — вот его и Явлинский подхватил; впрочем, на авторство этой программы я не претендую — она носится в воздухе.) Игнорирование власти, ее бойкот, неучастие в ее проектах — всего этого совершенно достаточно (при условии, разумеется, что параллельно народ будет самоорганизовываться, чем он занят уже и сейчас). Протестные акции этой зимы были не логическим продолжением этого альтернативного развития, а скорее его эксцессом: просто людям не понравилась очень уж наглая перестановка 24 сентября, да и думские выборы проводились с исключительной наглостью. Но постоянная протестная активность должна трансформироваться в сеть непрерывных мелких акций по всей стране, в череду постоянных болезненных уколов. Говорить о возможности эволюции, перерождения, самокоррекции путинской власти нельзя — она приняла свою единственно возможную конфигурацию и поменять ее не способна. Единственное, что можно сделать, — это создавать как можно больше независимых от нее анклавов. Что касается вечного аргумента «у них нефть» — России, кажется, давно уже пора попробовать выживать без нефти: от нее одно зло. Нефть — кровь Земли — приливает обычно, как крови и положено, к самым неблагополучным регионам: нефтяное процветание не спасло Россию, а затормозило ее развитие. Альтернативная Россия должна строиться не на нефти. Интеллектуальный прорыв — наш национальный спорт: этим мы удивляли мир лет триста, не подкачаем и теперь.

Не следует игнорировать ни один из видов протестного движения: у нас обычно радикалы называют народные гулянья или марши «щекоткой», а умеренные, напротив, клеймят радикалов провокаторами. Атака должна идти именно по всему фронту — сообразно темпераменту каждого; но это атака не силовая. Нам нужно не столько порицать власть, сколько переманивать от нее минимально вменяемых людей. Этот процесс уже идет, и конец режима уже виден. Хочется надеяться, что он обойдется по крайней мере без военной катастрофы, сравнимой с японской войной.

Веселее, храбрее, независимее, невозмутимее, умнее — вот главный лозунг момента; умнее — в первую очередь. И как можно меньше взаимной вражды: постоянная оглядка, жажда доминирования, непримиримость — черты неумных и несвободных людей. Главная, пожалуй, проблема российского населения — его чрезвычайная податливость, моральная и интеллектуальная неустойчивость, зависимость от доминирующего настроения и готовность большинства присоединиться к пассионарию. Думаю, это не всегда плохо: как только в воздухе запахнет чем-то новым — не таким нудным и трусливым, как путинизм, — народ стремительно начнет улучшаться. При власти, нацеленной на великие достижения и на социальный мир, российский народ демонстрирует чудеса изобретательности, мобилизованности и солидарности; от нас требуется лишь напомнить людям, что они могут быть лучше — и что Россия обречена быть великой. Из всех стран мира, по-моему, лишь она доказала способность быть либо великой, либо никакой. Василий Вакуленко, рэпер, он же Баста, он же Ноггано, он же Нинтендо

Фотография: из личного архива Василия Вакуленко

1. Pussy Riot

Не понимаю, зачем так строго наказывать девчонок. Пора бы уже определиться, кто мы. Поборники религии или светская страна, где религия отделена от государства?

2. Протесты. Навальный и компания

Есть профессия — политик. Профессия особенная, в которую люди приходят, пройдя некий жизненный путь и достигнув выдающихся результатов (часто на другом поприще). Это выбор осознанный. Желаю удачи всем, кто искренне и с душой делает свое дело. Нынешней оппозиции нужно идти в народ и становиться реальными защитниками справедливости. Только реальными делами можно заслужить доверие.

3. Парад

Ленин говорил, что любая кухарка может управлять государством. Эта фраза вспоминается во время парада, когда смотришь на руководство страны и армии. Ильич лежит рядышком — наверное, довольный.

4. Инаугурация

Символы власти были очень важны какое-то время назад. Сегодня инаугурация — лишь бряцание оружием, уже, кстати, не таким грозным и передовым. Впечатление такое, что делают они это для собственного хорошего самочувствия. Со вкусом напряг, ощущение фарса только у зрителей, так как участники поглощены детским утренником. Короче, инаугурация не мой праздник. Помню время, когда Медведев и Иванов только-только начинали появляться в ящике — неуклюжие, косноязычные, с идиотскими лицами и в плохо сидящих костюмах. Я представлял, как эти два мужика вечером с женами смотрели на себя по телику. Интересно, как эти люди объясняли себе свой волшебный карьерный скачок? Наверное, избранностью.

5. Свобода

Это песня, которую мы со Словетским, Смоки Мо, Билли Новиком и Тати записали в рамках проекта Amnesty International. Трек посвящен 50-летию организации и защитникам прав человека во всем мире. Мне кажется, этот текст как нельзя лучше иллюстрирует сегодняшние настроения в нашей стране.

Кто верит, тот свободен,

Тот ходы находит даже из подводных лодок, и всегда так будет.

И как бы они не старались, но, в конце концов, не судьи судят —

Они всего-навсего лишь люди,

И эти приговоры всего-навсего лишь звуки,

Им не сковать разум, сковав руки.

Система — это чисто зонтик супротив сумасшедшей вьюги.

Тут за свободу засияет еще не раз потертый «люгер»,

Так что держать хвост пистолетом, сударь.

И за шальное поведение я тут накидывать не буду:

Не в мазы наводить мне смуту, и так все в край запущено.

Сколько невинных сковано в наручниках?

И пусть этот слог разлетится по земле стрелой монгольского, брат, лучника.

Судьба разлучница, но пройдут года, и они встретятся,

И перейдет к сыну плеть отца.

Иные, чтобы порабощать, готовы под темницу приспособить треть дворца,

Но из сердец им не стереть Творца, и я свободен, пока мерцает та звезда,

Пока вселяю веру я в сердца — это сильнее опия сырца,

Выше созвездия Тельца.

Пускай брат выйдет на свободу, и приоткроет перед ним дверь швейцар.

Зачем веса, когда есть чистый воздух?

За свободу, если кто не понял, затеяли мы чес тут,

Не за пустые обещания, будь моя, брат, воля, за это засыпал бы лещами я,

Потому что было много обещано, а потом все заново,

И видать рано, мол, расформировывать Гуантанамо, не взирая на раны,

Я за свободу до талого, как отчаянный Geronimo,

С утра и навсегда, как константа.

Нет, не вырвать руль из моих рук,

Свободным быть написано рабу на роду,

Пряник или кнут, свобода на кону, и потому

Я доверяю единицам — не верю никому.

Свобода — как ушедший за кулисы старый артист:

Ждет вызова на бис, но увы, зрители разошлись.

Свобода пропущена через желудочно-кишечный тракт,

Жестко, да, но ты сам заключил этот контракт.

И без прогноза погоды понятна суровость прогнозов:

Нас разводят и сводят, как мост на Васильевский остров.

Чья-то свобода стоит полтос и зовется кокосом,

Чья-то свобода место в списке у «Форбса».

Пусть этот трек наполнит солнечным теплом лагерный барак,

И хотя бы в мечтах ты помчишься домой на всех парах.

Брат, свобода, как сказочный сон,

Увы, который мы видим, когда спим, не мешает сну визг пил.

То, что осталось, распродается из-под молотка,

Продав совесть, какой получишь откат?

Раньше вступали в банду, теперь в партию,

Там рады всем, даже откровенной падали,

От безнаказанности они не парятся об алиби и палеве,

Но не убирают ног с педалей, чтобы успеть отскочить в Италию.

Им плевать, что страну ждет судьба «Титаника»,

Но «Титаник», погибая, за собой потянет их.

Честно говоря, от этого дерьма малехо знобит,

Но жизнь закалила меня, и я прожженный тип.

И пусть нам тут ничего не светит, кроме солнца и луны,

Живем с верой в лучшие дни, свободный мир.

Нет, не вырвать руль из моих рук,

Свободным быть написано рабу на роду,

Пряник или кнут, свобода на кону, и потому

Я доверяю единицам — не верю никому.

Человек — самое опасное животное,

Только человек может сделать себе подобного несвободным.

Разум — хитрая лисья морда,

Сегодня ты примерный гражданин,

А уже завтра — донор, преступник, голодный кровопийца.

В поисках свежей крови

По выходным и на буднях

Бесконечный процесс:

Охотник — жертва, роли расписаны.

Головы забиваются паранойными мыслями.

Небесный Отец, где же та справедливая доля

Для каждого брата, если с самого детства

Нас превращали в социопатов,

Намекая, что лучше в банду,

Чем горбатиться ради зарплаты.

Свобода — мы нашли ее в собственных рифмах,

Эти стихи дают расправиться крыльям,

Лети над суетой городских лабиринтов.

Конечно, здесь могло бы быть и лучше,

Но, да, бывает обидно.

Свободен сердцем, свободен как ветер,

Чувство свободы — это то, что я хочу передать своим детям.

И ты оставайся свободным,

Несмотря ни на что, оставайся свободным.

Нет, не вырвать руль из моих рук,

Свободным быть написано рабу на роду,

Пряник или кнут, свобода на кону, и потому

Я доверяю единицам — не верю никому.

Моя свобода заплетена лентой в косы,

Моя свобода больше, чем космос,

Свобода прекрасна, как алый закат,

Лишь ты способна подобрать ключ ко всем замкам.

Я не испытываю по поводу нынешней власти никакого восторг, но мне доводилось видеть вещи, которые вызывали еще меньше восторга

Власть занимается чрезвычайной дурью, препятствуя людям собираться на центральных бульварах Москвы и гулять с фигой в кармане. Поскольку они не нарушают правил благочиния — а наличие фиги в кармане к таковым нарушениям законодатель не относит, — они в своем полном праве. Другой вопрос в том, сколь полезны такого рода мероприятия.

Нынешний status quo — ну не «встает страна огромная», ну не занимается костер, хоть весь коробок спичек исчиркай — связан с полным отсутствием приемлемой оферты. Как программного, так и персонального характера. Сколь-нибудь не то что удобоисполнимых, но хотя бы удобопонимаемых программ не наблюдается вообще. Наблюдаемые же персоны вызывают желание креститься со словами: «Свят, свят, свят!» Это не совсем то, что нужно для массового общественного подъема.

Можно сколько угодно негодовать по поводу людской неготовности искать себе на задницу новых крупных приключений — особенно в случае, когда исторически недавно приключения были найдены и многие остались этими приключениями не совсем довольны. Но такое нежелание без крайней нужды не влазить в новые приключения — оно объективно, и ни ругательствами, ни фигами в кармане тут делу особенно не поможешь.

Единственный способ заключается в формуле «Предъяви хоть что-нибудь понятное и привлекательное — и люди потянутся к тебе». Иначе говоря: «составь приемлемую оферту». Без таковой оферты можно гулять вокруг статуи Абая Кунанбаева хоть до греческих календ. Василий Уткин, журналист

Фотография: РИА «Новости»

Зачем вы пишете в твиттер? Я без осуждения. Мне правда интересно зачем. Не могу победить в себе отношения к твиттеру как к занятию сродни онанизму — вот вроде и понятно, для чего это человеку, и удовольствия, прямо скажем, немало, и природа располагает, и разницу усматриваю лишь в том, что твиттер считается разновидностью общения, а онанизм — недостатка оного.

Я, конечно, не имею в виду людей, которые озабочены новым шансом изобразить в твиттере бесконечную ленту новостей, где он был и что он ел, — тут ничего нового, я сам в детстве занимался этим на школьной парте, а потом в последний день перед каникулами делал на парте delete. Я понимаю, что для известного спортсмена твиттер — единственная возможность вести себя абсолютно естественно после победы или поражения, не ждать нужного вопроса, а просто сказать.

Но зачем туда пишете вы, кто умеет писать и говорить в нормальном человеческом формате?

Сколько дельных мыслей пропадает. Мыслей, из которых, если их разносить и обдумать, сделать по ноге, чтобы прогулку выдержали, можно ведь столько хорошей журналистики изготовить. Надеюсь, вы не станете называть это афоризмами; афоризм, вообще-то, издается отдельным твиттером сравнительно недавно, а вообще так и было — вокруг каждой мысли существовал труд.

Вы, что, беспокоитесь, что вас не дочитают?

Ну а как же вы еще узнаете, насколько хорошо вы пишете? И зачем вам читатель, который не захочет читать дальше?

Женщина, может быть, тоже не захочет знакомиться с вами ближе, и вечером, кто знает, вам придется заняться твиттером.

Но не изо дня же в день.

Pussy Riot, арт-группа

Фотография: Ксения Колесникова

Start the Pussy Riot! Антон Севидов, музыкант, лидер группы Tesla Boy

Фотография: www.facebook.com

Почему люди выходят на улицу?

Потому что это их улица.

Потому что внезапно выяснилось, что та власть, которую, по сути, никто и не выбирал, сама решила остаться.

Потому что та реальность, которая пришла вместе с никуда не уходившей властью, вдруг взяла и не устроила людей. Оказывается, теперь нельзя быть «несогласным», нельзя выходить ночью на свою улицу и считать выборы нелегитимными.

Потому что страшные понятия «политзаключенный» и «диссидент» снова вошли в моду.

Поэтому люди и идут на улицы. Чтобы попытаться не упустить тот самый пока еще существующий шанс — дать понять таким же, как они, что их совсем немало. KermlinRussia, микроблогер

Фотография: промо

Второй раунд

Надо осознавать, что нам противостоит соперник, который пока превосходит нас во всем, кроме мышления. Но чем дольше мы продержимся, тем больше вероятность, что удастся сломать его психологически.

В 1974 году Мухаммеда Али спросили, чем он собирается побеждать Джорджа Формана. Вопрос был не праздный: Форман — молодой и непобедимый чемпион, с сокрушительным ударом. До боя с Али он брутально за два раунда вбил в ринг Джо Фрейзера и Кена Нортона — боксеров, которым до этого Али проиграл. «Слабость Джорджа в том, что он никогда не слышал звон гонга на седьмой, восьмой или девятый раунд», — сказал Али. В том бою «величайший» висел на канатах, а Форман избивал его семь раундов из восьми. В восьмом Форман устал и надломился. Не столько физически, сколько психологически. Через 22 года в другом чемпионском бою Эвандер Холифилд точно так же сломает превосходящего в скорости, технике и силе удара Майка Тайсона, ни один из предыдущих соперников которого с момента возвращения его на ринг не смог продержаться и трех раундов.

Если ты брутальный мачо, привыкший ломать противника нахрапом, а именно такой подход к жизни исповедует наша власть, самое страшное для тебя, когда соперник сразу не ломается.

Проиграв в декабре-марте, в мае протестующие неожиданно вышли на второй раунд. Одно это заставило власть психовать и вести себя неадекватно. Надо признать, что шансов на победу у нас сейчас не больше, чем в предыдущем эпизоде противостояния. Пока нам почти нечего им противопоставить. На стороне действующей власти все ее источники по Тоффлеру — сила, деньги и большая часть информационного ресурса.

Чтобы понять, как именно Владимир Путин монопольно контролирует жизнь в нашей стране, надо абстрагироваться от декоративных в российских реалиях ветвей власти и посмотреть на ее источники — дворец, храм и рынок. Или, если переводить на современный язык, силу, деньги и информацию.

Изначально опираясь на «униженных в 90-е» силовиков, Путин первым делом прибрал к рукам два других источника власти — телевидение и банковскую систему.

Если ты брутальный мачо, привыкший ломать противника нахрапом, а именно такой подход к жизни исповедует наша власть, самое страшное для тебя, когда соперник сразу не ломается

Сравните банковские рейтинги 2000 и 2012 годов. Шесть крупнейших банков по размеру активов — государственные Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Россельхозбанк, Банк Москвы и ВТБ-24. Россельхозбанк возглавляет молодой сын бывшего директора ФСБ Дмитрий Патрушев, который пришел к успеху без всякой помощи отца — просто талантливый молодой человек. Крупнейшими после «Газпрома» акционерами Газпромбанка являются люди, которых принято называть друзьями Владимира Путина — Юрий Ковальчук и Геннадий Тимченко. Банк Москвы и ВТБ-24 принадлежат банку ВТБ, позиция государства в отношении которого позволяет предположить, что его глава Андрей Костин — еще более близкий друг старонового президента, чем Ковальчук и Тимченко.

Атаки на неподконтрольные телеканалы — НТВ и Первый — Путин начал еще до того, как поставил своих людей во главе «Газпрома», на руководство которым годом ранее был готов променять пост преемника. Свобода слова в путинской России всегда распространялась только на электорально незначимые СМИ.

Где произошел перелом? Интернет. Практически одновременно с тем, как «национальный лидер» воздвиг могучую информационную дамбу, которая не пропускала в новостной прайм-тайм ничего, кроме многосезонного сериала «Владимир Владимирович», мимо нее потек маленький и незаметный ручеек — интернет. Поток разрастался, и к 2011 году его мощи оказалось достаточно, чтобы вывести на улицы сотни тысяч человек. Отличие интернета от телевидения в том, что его нельзя контролировать, поставив лояльного главного редактора. Его можно только закрыть. Интернет пошатнул монополию Путина на информацию. Он оставил две с половиной ноги у табуретки его власти, и она зашаталась. К сожалению, ничего, кроме половинки этой ножки, которую мы отпилили, у нас нет. Все, что мы можем сделать, — взять ее в руки и продолжать отбиваться.

Sat, May 19th, 2012, via SendToReader