Габриэль
Меня пробирала дичайшая злость. Она заполняла каждую клеточку тела. Этот… Мальчишка. Как он вообще посмел к ней прикасаться своими грязными руками? Через него столько девушек прошло. На его совести столько пролитых слез. Лекси слишком чиста для него.
Я приземлился на крышу соседнего дома, складывая крылья за спиной. Приготовившись в любой момент остановить парня. Но, к счастью, этого не понадобилось. Моя девочка сама увернулась от мальчишки, быстро забежав в подъезд. А я только после этого смог облегченно выдохнуть, чувствуя, как напряжение и злость постепенно сходят на «нет».
Только став Падшим, я понял, почему многие из тех, кто пал, становятся Демонами, переходя под крыло Люцифера. Эмоции, которых обычно не бывает у Ангелов, людские эмоции, затапливают тебя с головой, стоит крыльям окраситься в черный при низвержении с Небес. И этот поток разрывает тебя изнутри, усиленный ангельским началом, до тех пор, пока ты не сможешь их обуздать.
Многие не справляются, поддаются и переступают черту невозврата в Рай. Другие же, перебарывая эмоции, берут их под контроль, но, попадая в ситуации, вызывающие наплыв чувств, как я сейчас, к примеру, с этим мальчишкой, или там, в клубе, стоило только ощутить близость Лекси, вновь подвергаются этому испытанию.
Я пока еще держался. Становиться Демоном в мои планы не входило. Хотя соблазн велик, очень велик.
Парень от досады стукнул кулаком по стене, запоздало простонав от боли, чем снова привлек мое внимание. Кинув недобрый взгляд вверх, дождался, когда в одном из темных окон загорится свет, и только после отправился туда, куда должен был отправиться сразу же после клуба — домой, потому что меня одного в качестве Хранителя предостаточно.
Я злорадствовал, глядя пареньку вслед. Обломись! Хотя одна мысль и меня съедала поедом — а что если бы Лекси сама была не против продолжить? Что бы в этот момент делал ты?
Будь я до сих пор Ангелом, подобные мысли вообще бы не посетили мою голову. Я бы всего лишь предостерег подопечную. Но после аварии меня будто подменили, — я ловил себя на мысли, что хочу быть с Лекси, как мужчина. А в голове слишком часто стали всплывать грязные мысли, и в эти моменты я был ничем не лучше того мальчишки.
И ведь я даже не понял, в какой момент произошло извращение моих чувств к подопечной, потому что это точно произошло до аварии. Пока она была малышкой, я испытывал отцовские чувства, оберегая ее, как зеницу ока, как свое собственное дитя. Когда она вошла в подростковый возраст, я ощущал себя старшим братом, неустанно приглядывая и направляя Лекси на праведный путь.
Но, когда Всевышний ниспослал мне видение смерти подопечной, я будто обезумел. Мною завладело эгоистичное желание — спасти ее. Не ради нее самой, а ради себя. Я хотел ее себе. Хотел продолжать быть с ней, направлять, наблюдать…
А еще, уже там, сидя посреди проезжей части бесплотным духом, признался самому себе, что хочу не просто наблюдать и направлять. Хочу прикоснуться к ней. Утешить. Прижать к своей груди. Ощутить запах ее тела, волос. Почувствовать вкус ее губ, слез, которые градом катились по щекам, когда она поняла, что все обошлось. Что они целы и невредимы.
И я не жалею ни о чем. Даже если бы мне предложили вернуть все назад, я бы из раза в раз выбирал быть рядом с Лекси.
Год назад.
Пришло время Небесного Суда. Всевышний смотрел в небо, такое бескрайнее. Вечное.
Один из Его лучших Архангелов нарушил сразу два строжайших запрета — он возжелал свою подопечную, ту, которую должен был оберегать, подобно невидимому щиту, от зла, а также исполнить Предначертанное Отцом беспрекословно. Даже если это смерть Свет Несущей души. Но Габриэль не сделал этого. Ослушался приказа. Вмешался в Поток Жизни и Смерти, когда спас свою подопечную.
Как не прискорбно признавать, но история повторяется вновь.
Приговор, наконец, должен быть вынесен на Суде спустя полгода заточения Габриэля в цепях и его мучений на Горе Наказания.
За спиной Всевышнего раздалось фырканье. Отец всего сущего почувствовал присутствие Тьмы — его посетил один из сыновей, который пал первым. Люцифер не изменился за столько тысячелетий, всё также лёгок на помине, стоило вспомнить историю его падения.
— А где…? — Протянул первый Падший Ангел, и поискал глазами Габриэля. — Ага, вот и нарушитель спокойствия. Что ты решил с ним делать? Сразу к нам или дашь ему шанс на искупление грехов?
Люцифер был облачен в чёрную человеческую одежду — классический костюм, и как всегда пренебрегал уважением к Всевышнему. Тот, кого называют Дьяволом, неотрывно смотрел на Гору Наказания, где Архангел был закован в цепи.
Всевышний, глядя на одного из своих любимых сыновей, в который раз задумался над Небесным Сводом Законов. К чему вся эта жестокость? Габриэль был полгода прикован к Горе, чтобы выстрадать за свои ошибки, искупить часть греховных мыслей. Очиститься.
Всевышний покачал головой.
— Ты же знаешь, Люцифер, Габриэль — Архангел, я дам ему выбор, как некогда дал тебе, и отпущу его.
— Интересно же ты называешь падение — «просто отпущу». — Зло улыбнулся Дьявол.
— Вы сами наказываете себя. А также сами решаете, когда прекратить наказание. — Голос Всевышнего был спокоен, впрочем, так было всегда, но у Люцифера был свой козырь в рукаве. Против этого Всевышний не сможет ничего предпринять.
Более не медля, Дьявол оскалился и озвучил наказание, которое никаким образом не шло вразрез со Сводом Небесных Законов, который он знал наизусть.
— Мне есть, что сказать. И ты прекрасно знаешь, Отец, что мое слово на Небесном Суде имеет не последнее значение. Как известно, Закон гласит: «Если Свет Несущая душа не была убита по велению Отца нашего, если Ангел воспротивился приказу, он будет низвегнут с Небес до тех пор, пока не исполнит приговор лично». А так как наш проказник Габриэль не просто воспротивился твоему приказу, но и возжелал смертную, то будет очень забавно наблюдать за его мучениями на Земле. — Люцифер хитро прищурил глаза. — Прими, наконец, то, что твой святой Ангелочек, далеко не святой. Как и все мы. Держим себя в узде до поры до времени. Но каждого в итоге постигнет подобная судьба.
Всевышний лишь улыбнулся. Конечно, Он знал. Он знал всё. Но никто не совершенен, каждому свойственны ошибки. Эти ошибки приводят нас к тому, что должно быть, что предписано Судьбой. И от этого не уйдёшь.
Вслед удаляющемуся Люциферу донёсся голос Всевышнего:
— У него все еще есть выбор.
— И всё же, увы, это его не спасёт. — С притворным сожалением протянул Дьявол, разведя руки в стороны.
Люцифер усмехнулся и потер руки. Второй в истории Архангел, его брат, пал, и Дьявол сделает все, чтобы Габриэль стал не просто Падшим, а Демоном. Если Люциферу удастся подчинить Архангела себе, или же убедить того, что Ад — не то, чем кажется, то в его руки попадет самое мощное орудие Зла. И это мощное орудие поможет ему выиграть вечное противостояние Ада и Рая. Наконец — то, вся власть будет принадлежать Аду! И все Ангелы будут свободны.
Никто не услышал, как тихо и злобно рассмеялся сам Дьявол в предвкушении.
Дождавшись, когда Лекси уснет, я уже планировал отправиться обратно в клуб, где такие же, как и я, Падшие Ангелы, развлекались с девушками. Но в последний момент что-то заставило меня передумать. И пусть желание остаться рядом со своей подопечной было сильнее прочих, но и возвращаться к ребятам, которые, наверняка там оргию устроили, не очень хочется.
Все эти развлечения Падших не для меня. Я все еще планирую вернуться в Рай, правда, не на тех условиях, которые мне выставил Люцифер. А потому, переступать черту, которая с каждым днем все больше будет приближать меня к Аду, не собираюсь.
Поколебавшись еще пару минут, решительно спланировал с крыши высотки к балкону третьего этажа, где жила Лекси, стараясь оставаться в тени. Сердце сильными ударами отбивало гулкий ритм в груди.
Что это? Такое сладкое томительное ощущение — предвкушение? Почему меня это так будоражит?
Не то что бы Ангелам были чужды эмоции, но у нас они были не такими сильными, а поэтому всё, что я испытывал, было в новинку. Я даже, в какой-то мере, наслаждался этим, чувствуя себя живым, полноценным. И моя Ангельская жизнь казалась мне в такие моменты сном.
Створка окна оказалась наглухо закрыта изнутри. Правильно, молодец. И пусть Александре не грозят грабители, или кто-либо еще, потому что ее оберегаю я, осенний холод еще никто не отменял. Но меня, к сожалению, подобная преграда не остановит.
А жаль…
Став бесплотным духом, просочился сразу и сквозь балконную дверь. В комнате было тепло, чисто и уютно. Царил полумрак. Мелкие безделушки и личные вещи делали комнату Лекси уникальной, пропитанной всем, чем она живет, что она любит. А также ее запахом.
Я с наслаждением вдохнул воздух. Цветки сакуры — вот чем она пахла. Такой нежный и вместе с тем сладковатый запах.
И хотя сон подопечной был всегда чутким, она никогда не просыпалась в моем присутствии, даже в те мгновения, когда я становился осязаемым. Как сейчас. Видимо, она не чувствовала от меня угрозы никогда.
Хотя стоило бы. Теперь я для нее угроза. Падший, который может совратить ее и опорочить Чистую Душу. Поэтому мне нельзя быть с ней, нельзя приближаться. Но я попросту не могу себя заставить быть вдали от нее. И дело даже не в том, что сейчас она осталась без Ангела-Хранителя по моей вине.
Присев на край кровати, посмотрел на ту, что была моей маленькой девочкой когда-то. Веселой проказницей. Казалось, это было в прошлой жизни.
Девушка мирно сопела, окутанная ореолом белокурых кудряшек, подложив руку под голову. Укуталась в пушистое одеяло так, словно за окном стояла глубокая зима. Я невольно улыбнулся. Мерзлячка.
Лекси любит лето, а зимой мерзнет, будто ее организм вообще не вырабатывает тепло, не зная, как это делается. Приходилось делать так, чтобы она недолго стояла на остановках в ожидании транспорта, и не успевала замерзать, или едва заметно согревать ее ангельской благодатью, когда она гуляла с друзьями на улице.
Воспоминания навевали тоску. И я не удержался. Прилег рядом. Одновременно и боясь того, что она проснется, и желая этого всей своей сутью. Корил себя за подобные мысли, но ничего не мог поделать. Все мое естество выворачивало наружу, когда я противился тому притяжению, что существовало между мной и этой хрупкой девушкой.
Рука сама собой потянулась к Лекси. Обвела контур лица, щеки, губ, не касаясь. И зависла над губами. Всевышний, да меня трясет от одной только мысли, что я могу почувствовать каковы на вкус ее губы. Наверняка они сладкие. Как и ее запах.
Ресницы девушки трепетали во сне, дыхание было глубоким и редким. Стадия глубокого сна. Она вряд ли сейчас проснется, даже если я прикоснусь к ней.
О, искушение было неимоверным. И я поддался. Рука коснулась бархата кожи, скользнула к гладкому шелку волос, затем на шею, к ключицам. И… я едва смог себя остановить, потому что тело отреагировало моментально. Я хотел ее до одури. До безумия.
Нет. Это неправильно. Я не должен. Иначе все, ради чего я с таким усердием стараюсь, пойдет прахом. И пути назад не будет. Но, видит Всевышний, я бы все променял на то, чтобы быть рядом с ней, а не прятаться в тенях, подобно кошмару наяву.
Нужно уходить. Срочно. Воспоминания о ее таком мягком и податливом теле, прижатом к забору клуба, пухлых приоткрытых губах, просящих поцелуя, были еще слишком свежи. Слишком, чтобы я мог долго этому сопротивляться.
Поднявшись с кровати, оглянулся, впитывая в себя ее образ. Интимный и растрепанный — не для чужих глаз. Как бы я хотел, чтобы ты была моей… Но судьба распорядилась иначе.
Улетая, еще долго чувствовал внутри огромную черную дыру пустоты и тоску. И почему любовь всегда идет рука об руку со страданиями? Или это только мне так «повезло»?
Александра
Первое, что я почувствовала сквозь сон — это нежное прикосновение к щеке, к ключицам. Скользящие по телу пальцы, внезапно замерли, прекратив спускаться ниже. Это, казалось бы, невинное действие стало для меня пыткой. Я жалобно простонала и сама потянулась к ним навстречу. Мне до одури хотелось продолжения этой ласки.
Горячая рука в ответ коснулась груди, маняще обвела контур и сжала, вторая скользнула к животу, обхватила талию и притянула к твердому телу. Я подалась навстречу этим ласкам, выгнулась дугой, касаясь грудью, облаченной в одну тонкую маечку, обнаженного тела мужчины. Обвила руками его шею и уткнулась в нее носом, одновременно с этим зарываясь в шелк черных, как смоль, волос.
М-м-м, как же он умопомрачительно пахнет! Мята и лимон…
Стоило почувствовать этот запах, как сердце пустилось вскачь, пришибленное осознанием, кто держит меня в объятиях. Глаза резко распахнулись. Я старалась вынырнуть из странной неги, чувствуя, что вся горю. В буквальном смысле. А пижаму, что была надета на мне, хоть выжимай.
Пошарив рукой по кровати рядом с собой, одновременно дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, облегченно выдохнула. Я была одна, хотя не знаю, с чего мне в голову закралась мысль, что тут вообще может быть кто-то еще. Это ведь всего лишь сон. Но зато по ощущениям такой реальный!
Загоревшийся экран телефона оповестил, что сейчас всего пять часов утра. Я приложила руку к горячему лбу и нахмурилась. Ух, что-то мне и вправду нехорошо.
Поднявшись с кровати, открыла тумбочку и достала градусник, который уже через пять минут показал температуру тридцать восемь и два. Приехали. Вот это я наплясалась. Или это из-за того, что я без куртки на улице стояла? Чудесно! Только простуды мне и не хватало для полного счастья! Радует одно — завтра, то есть, уже сегодня, выходной.
В небольшой аптечке с медикаментами первой помощи, которую мама настоятельно рекомендовала держать всегда поблизости, отыскала парацетамол. Выпив таблетку, наскоро переоделась во все сухое, и обессилено рухнула обратно в кровать.
Второй раз я проснулась уже ближе к вечеру. И то от того, что телефон надоедливо вибрировал, будто кто-то настырный уже который час не может до меня дозвониться.
— Ты чего трубку не берешь⁈ — Это было первое, что я услышала, когда провела по экрану телефона, принимая вызов. И громко зевнула. Спать все еще хотелось, причем дико. — Засоня! — Выдали мне вердикт.
Нос заложило, в горле першило, голова будто набухла изнутри, поэтому ответ вышел слегка грубоватым и каркающим.
— Не обязательно кричать в трубку, у меня со слухом все в порядке.
— Алекса, — голос подруги сразу же изменился на сочувственно-заботливый, стоило ей услышать гнусавое бурчание, — ты что, заболела? Давай я приеду, лекарства привезу?
Я невольно улыбнулась.
— Моя героиня. И зачем нам эти парни?
— Ты больше так не шути, а то я быстро сменю сторону, — подыграла Ларцева. И, могу поклясться, что она поиграла бровями при этом.
— Хорошо, приезжай, спасительница, я пока схожу в душ и чайник поставлю.
— Значит, все же приглашаешь на чай? — Намекнула на розовое продолжение вечера Ленка. Я только прыснула со смеху, и решила не отвечать на провокацию, которая явно была сказана для того, чтобы меня немного приободрить.
— Вещи бери с собой, с ночевкой останешься, уже темнеет, обратно не отпущу.
— М-м-м, я уже лечу. — С предвкушением произнесла брюнетка.
На этом разговор закончился, и я отправилась выполнять поставленный план. Подруга приедет довольно-таки быстро, учитывая, что на такси, а не на общественном транспорте, поэтому нужно быть немного расторопней.
Первым делом поставила чайник. Затем приняла прохладный душ, чтобы ополоснуться, так как тело было до ужаса липким от горячечного пота. Выйдя из ванной, почувствовала себя новым человеком. Даже самочувствие несколько улучшилось.
К тому времени, когда приехала Лена, я уже успела накрыть на стол, выставив вазочку с конфетами и печеньками и налив чаю с лимоном.
— Горе ты мое луковое! — С порога обняла меня подруга. Я попыталась быстро отстраниться, чтобы меньше контактировать с Ларцевой и не заразить. — Ой, не дергайся, у меня иммунитет покрепче твоего будет. — Отмахнулась в ответ на мой жест и еще крепче стиснула в объятиях.
— Как ночь прошла? — Решила перевести тему.
— О-о, Ник — это нечто! — С придыханием ответила Ленка. — Так расстарался. Ужин при свечах, джакузи, где он начал прелюдию…
— Ох, избавь меня от подробностей! — Воскликнула я, краснея еще больше, чем была. — Меня это не интересует.
— А вот и зря, — фыркнула брюнетка, скрестив руки на груди, — это в своем роде тоже часть образования, только личностного.
— Пойдем чай пить, а то остынет. — Спорить с Ларцевой бесполезно, поэтому нужно просто уйти от скользкой темы. Или позорно сбежать, как я сейчас.
— Вот, держи, — подруга протянула мне подарочную упаковку, наполненную лекарствами, которые обычно применяют при простуде, — лечись и не болей. Сегодня лично поставлю тебя на ноги и проконтролирую прием препаратов! — Вид у нее при этом был такой довольный и важный, будто она не на ветеринара учится, а уже давным-давно закончила медицинскую академию.
— Это мне? Как мило! — Не удержалась, чтобы не подколоть ее за подарочную упаковку. — Яволь майн фюрер*! — Я отдала ей честь, хихикая при этом, за что получила шлепок по плечу.
За чаем и беседами время быстро утекло. Ларцева забалтывала меня, как могла, попеременно следя за тем, чтобы я нашла применение всему, что было в подарочном пакете. Так что ближе к полуночи снотворный эффект меня сморил и я уже клевала носом, ловя себя на мысли, что щебетание Ленки пролетает мимо меня. Но, стоит отметить, чувствовала я себя намного лучше, чем когда только проснулась.
Лена не впервые ночевала в моей квартире, поэтому отправила меня в кровать, сказав, что не в гостях, и сама найдет, где и на чем лечь. Сил сопротивляться ей у меня не было никаких, и стоило голове коснуться подушки, как я провалилась в сон.
Утром я проснулась отнюдь не от будильника, а от умопомрачительного запаха оладьев. Как сомнамбула пошла на запах. На кухне хозяйничала Ларцева, мурлыкая себе под нос очередную песенку из репертуара «Падших Ангелов».
— Я думала, тебя не добудишься, а ты сама встала, чудеса, да и только! — Но взгляд при этом у нее был хитрющий донельзя. Точно знала, что подняло меня из постели. — Я тут у тебя по шкафам порыскала, думаю, ты не против, — я не удержалась и добродушно рассмеялась, — и наскребла по сусекам на оладьи. Знаю, что ты их любишь.
— Знаешь, — вкрадчиво начала я, сделав вид, будто присматриваюсь к брюнетке, — вчерашняя шутка уже не кажется мне таковой.
Взлохмаченная Ленка только смешно фыркнула на мое высказывание, добавив, что я ей не по карману. И после смеялись уже мы обе, уплетая вкуснейшие оладьи со сметаной.
Остаток утра мы неспешно собирались на учебу, так как времени еще было целый вагон и маленькая тележка. Ларцева, оставаясь верна сама себе, уговаривала меня денек отлежаться дома и пропустить не особо важные по ее мнению общеобразовательные пары первого курса, но у меня итак оставалось несколько отработок из-за пропусков, и получать еще одну, мне не очень хотелось. Поэтому, собрав силу воли и сопли от простуды в кулак, заставила себя не поддаваться на уговоры Ленки и пойти в универ.
— Выздоровеешь, устроим посиделки с винишком и романтическими фильмами. — Обрадовала Ларцева, когда мы ехали в универ на такси, из-за того, что умудрились выйти позже обычного, потому что кое-кто очень долго собиралась и красилась, потратив все время, что было в запасе. Не будем показывать пальцем кто. — А то ты совсем пить не умеешь. Надо тебя в этом деле поднатаскать.
— Не нужно меня ни в чем поднатаскивать. — Голова раскалывалась, тело было ватным и тянуло в сон, так что я не была настроена на добродушный лад. Но предложение подруги меня порадовало, я была очень даже «за». Что ей и озвучила.
— Кстати, а где твой бессменный брюлик? Неужели сняла в кой-то веки? — Вопросительно кивнула на мою шею.
Я в панике схватилась за впадинку между ключицами, и ничего там не обнаружив, судорожно выдохнула. Моя реакция не осталась незамеченной.
— Потеряла?
Лена знала, как я дорожу своей серебряной цепочкой с кулоном в виде девятихвостой лисы, сидящей на полумесяце, поэтому, сочувственно нахмурила идеально подведенные брови, догадавшись, что ответ будет положительным.
— Черт! — Озвучила все, что думаю по этому поводу. Сердце болезненно сжималось от понимания, что потеряла цепочку я определенно в клубе, и найти ее теперь вряд ли представится возможным. Ларцева, вероятно, подумала о том же самом.
— Может мы закажем новую? У меня есть знакомый ювелир, он работает по эскизам, сделает все в лучшем виде. — Я ничего не ответила.
Мне не хотелось другую. Эта лисичка была со мной почти с самого детства, она для меня особенная.
Однажды я нашла ее в своей комнате на тумбочке, думала, что это подарок от родителей. Обрадовалась, надела и уже бежала покрасоваться, но когда мама спросила, откуда у меня это украшение, я сообразила, что родители не имеют к подарку никакого отношения. Мне тогда было семь лет.
Помню, папа, думая, что я украла цепочку у кого-то из школы (ведь откуда у маленькой девочки такое дорогое украшение могло взяться), долго ругал меня, и еще дольше извинялся, когда выяснилось, что она никому из моего класса не принадлежала, и ни один ювелирный не давал объявление о пропаже. Поэтому лисичку, смирившись, решили оставить мне, к моей величайшей радости.
С тех пор я с ней не расставалась. А теперь я даже и не знаю, где ее искать. Вряд ли кто-то по доброте душевной даст объявление в интернет, чтобы вернуть ее владельцу. Сейчас не то время, да и, возможно, уборщица не заметила цепочку, когда мыла полы и дорогое сердцу украшение кануло в лету.
Настроение на весь день испортилось. И еще больше от того, что я не заметила пропажу любимицы сразу же. По горячим следам ее еще можно было отыскать. Но не сейчас. Уже поздно. Поэтому на парах я сидела мрачнее тучи, периодически хлюпая носом не то от заложенности, не то от подкатывающих слез к горлу.
Преподаватели меня не трогали, видя мой и без того болезненный вид. А на отработки идти у меня просто не было сил, и по окончанию пар, я просто мечтала добраться скорее до дома, чтобы лечь. И предаться личной трагедии, предварительно закинувшись лекарствами, чтобы долечиться.
Ларцева сегодня планировала встретиться с Ником, но ради меня сказала, что отменит свидание. Я настойчиво отказалась. Еще чего не хватало, чтобы из-за меня эти голубки поругались или разбежались раньше времени. У подруги итак никто не задерживался на длительный срок, но я все же надеялась на чудо, что найдется тот самый, который позарится не на деньги Лены, а полюбит ее саму.
Спровадив сердобольную подругу на свидание, побрела к выходу из универа. Не сразу заметила, что во дворике что-то незримо изменилось.
Девчонки, которые обычно кучками стояли возле универа после пар, и активно обсуждали свежие сплетни и планы на вечер, сейчас усиленно шептались. Парни, так и вовсе были хмурые и недовольные тем, что их одногруппницы уделяют внимание не им, а чему-то более интересному.
Мне тоже стало любопытно. Я проследила за взглядами девчонок, косящихся в сторону выхода. И заметила возле парковки парня, облаченного в черный экзо-скелет. Он подпирал крутую даже на вид модель спортивного черно-белого мотоцикла, скрывая свою личность под шлемом.
А, ну все понятно, от чего шум и гам. Вероятно, к нам поступил богатенький новенький мальчик. Очередная жертва охотниц до богачей. Теперь около месяца сплетни не будут стихать, а наш универ каждый день будет блистать прелестницами, словно перед праздником. Скукотища.
Ничего не предвещало беды.
Я привычным маршрутом направилась к троллейбусной остановке, уже собиралась присесть на лавочку, как раздался оглушительный рев двигателя и передо мной затормозил тот самый спортивный байк.
Подняв глаза, имела честь лицезреть парня в черно-белом шлеме, который в упор смотрел на меня из-под приподнятого визора темными, как ночь, глазами.
Где-то я уже видела этот взгляд…
— Прокатиться не хочешь? — На остановке помимо меня стояла еще куча людей, поэтому я не сразу поняла, что обращается парень ко мне. Даже отвернулась, надеясь, что он это не мне. Но моим желаниям не суждено было сбыться. — Александра? — Уточнил, что вопрос адресовался именно мне, завидев, что я стараюсь его проигнорировать.
Я нахмурилась, а секундой позже меня накрыло осознанием. Да это же Габриэль!
*(с немец.) — Так точно, мой командир.