Грейте ладони звездами - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Евгения Александровна Бергер

1 глава.

Грейте ладони звездами,

взглядов немых пожарами.

зимы затем и созданы,

чтобы собрать всех парами.

чтобы сливаться мыслями,

тихим полночным шепотом.

судьбы покрыты числами,

вечность приходит с опытом.

только не надо памяти,

станьте друг другу первыми,

чище небесной скатерти,

будьте листами белыми.

без ключевых параметров,

знаков, стандартов, святости.

сила - не сталь характеров:

счастье не знает слабости.

просто поверьте - сбудется,

без рождества, без повода.

греет не то, что "слюбится" -

спрячет любовь от холода.

вейся на окнах кружево,

город покрой метелями.

если находишь нужного,

вечность не знает времени.

АVE ЛИНА

Глава 1.

«Ты ищешь смысла жизни, но единственный ее смысл в том, чтобы ты наконец сбылся".

***************

Отец поднимается по лестнице, и его голова показывается над козырьком крыши...

– Привет, милая, чем занимаешься?

Я улыбаюсь в темноту.

– На звезды смотрю... как всегда.

– Можно с тобой? – спрашивает он, наперед зная ответ на заданный вопрос.

– Конечно. Я припасла тебе местечко на покрывале!

Отец, наигранно покрякивая, перекидывает ногу через верх лестницы и взбирается-таки на крушу, потягивается, блаженно втягивает пряный ночный воздух и наконец укладывается рядом со мной на покрывале.

Так мы и лежим: бок к боку, рука к руке...

У нас даже мысли сходятся: в этот момент мы думаем только о звездах... О тех далеких, перемигивающихся точках в ночном небе, от вида которых сбивается дыхание!

– Однажды люди смогут летать в космос вроде как на курорт, – произносит отец с мечтательной интонацией, так хорошо знакомой по нашим привычным разговорам на крыше. – Собираешь чемодан, садишься в космический корабль – и через несколько часов загораешь на каком-нибудь ныне неизвестном астрономам Плим-плам-плабусе в созвездии Вечной Мечтательности.

Я прыскаю со смеху, как это обычно и бывает... А отец продолжает фантазировать на заданную тему, водя кончиком указательного пальца от одной мигающей точки к другой.

– Смотри, – прерывает он свои же рассуждения, указывая на скопление звезд в районе Малой Медведицы. – Звезда упала! Загадывай желание. Быстро!

Послушно прикрываю глаза и загадываю: встретить Маленького Принца и улететь с ним на планету Баобабов к его взбалмошной Розе.

Я знаю, что отец загадал то же самое... Он говорит, что всегда загадывает одно и то же с семилетнего возраста, когда мама впервые прочитала ему историю Маленького Принца – мне уже десять... и я в шутку делаю то же самое. Почти в шутку...

Впервые я услышала историю Маленького принца в пятилетнем возрасте и мало что поняла, только расплакалась, тронутая грустными интонациями в голосе отца, дочитывающего историю в вечерних сумерках летней ночи... И долгое время после этого считала его преклонение перед детской, как мне казалось, книжицей практически смехотворным: большие папы не могут любить детские книжки... Но он любил, и это уже намного позже я поняла, что в этой «детской» книжице смысла, пожалуй, побольше, чем во многих взрослых историях. Папа и тогда уже знал об этом – а я нет.

– Как ты думаешь, – спрашиваю я, – Маленькому принцу понравились бы наши звезды? Стал бы он наблюдать за ними, подобно нам лежа на крыше старого сарая?

И отец треплет меня за отросшую челку:

– Конечно, глупышка, конечно, он бы стал смотреть с нами на звезды... Иначе и быть не может. – Потом недолго молчит и добавляет: – И ты никогда не переставай смотреть на них, милая! Всегда смотри на звезды...

– Именно так я и делаю.

– Я знаю, знаю... Просто, – он как будто бы подбирает слова, – у каждого они свои эти звезды, Джессика, однажды ты сама поймешь это, только я хочу, чтобы твои горели ярче всего... чтобы они были как россыпь смеющихся бубенцов, от взгляда на которые тебе хотелось бы улыбаться.

Тогда я ничего не поняла, это было слишком сложно для моего детского восприятия, но теперь-то я понимаю, что хотел сказать мне отец...

… И я продолжаю смотреть в звездное небо!

Помню, как ослепительно ярко светило солнце в тот судьбоносный день, когда вся моя жизнь должна была перемениться, а я даже не догадывалась об этом (и еще долго не буду, если говорит по существу), и это ослепительное солнце, если глянуть на него сквозь полуопущенные ресницы, рождало ослепительные радуги, которые так и плясали перед глазами, перетекая из одного яркого круга в другой.

– У меня зайчики в глазах! – восклицает мой трехлетний ребенок, с которым мы продолжаем забавляться таким вот незамысловатым образом, неторопливо направлялась к детской площадке.

2 глава.

«Таким был прежде мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он – единственный в целом свете».

***************************

«Меня зовут Хелена, и мне очень приятно с вами познакомиться, Джессика!», я целый день прокручиваю в голове свое нынешнее знакомство с настоящей живой куклой Барби и каждый раз недоумеваю, как же это меня так угораздило согласиться на этот пресловутый вечерний чай... Не иначе, как меня одурманили ее розовые духи или загипнотизировала ее искренняя, доброжелательная улыбка! Она была так по-настоящему рада мне, что я не смогла сказать привычное «возможно, однажды» и ляпнула непонятно что.

Мне вообще не нужна подруга! Мне вполне хватает Юргена, чтобы делиться с ним всем наболевшим...

Муж как раз возвращается с работы, дребезжа за дверью ключами, но я опережаю его - распахиваю входную дверь и кидаюсь ему на шею. Он такой родной, такой уютный... такой понимающий. Утыкаюсь на секунду в изгиб его шеи, замираю – как же хорошо! – а потом стремительно огорошиваю такими словами:

- Дорогой, мы сегодня идем на чай! Надевай смокинг и будь готов к потрясению...

- Потрясением станет уже сам факт надетого мною смокинга, - в тон мне отвечает мой муж, - которого, заметь, у меня даже нет... Что случилось?

Я нервно вышагиваю из угла в угол.

- Сегодня я познакомилась кое с кем и этот кое-кто пригласил нас на чай, - неуверенно выдаю я, следя за реакцией своего мужчины.

- Этот «кое-кто» меня уже пугает, - улыбается он, стягивая ветровку. - Ты сама не своя, как я посмотрю...

- Ты же знаешь, незнакомые люди меня напрягают.

- Тогда зачем согласилась?

- Это мама того мальчика с книгой, помнишь, я тебе рассказывала о нем?

Муж молча кивает.

- Сегодня мы идем к ним на чай с тортом. Она обещала испечь клубничный... или шоколадный... или оба. Я не знаю! Это все так странно.

Юрген молча привлекает меня к себе и целует в макушку.

- Я рад, что у тебя появилась подруга, - говорит он с улыбкой. - И не паникуй по пустякам!

- Я не паникую! - возмущенно восклицаю я, хотя, да, паникую, еще как паникую. - И вовсе она мне не подруга. Ты бы только видел ее: она настоящая кукла Барби!

- Тем интереснее. Жду этой встречи с нетерпением!

О, я мысленно стону, как он может быть таким невозмутимым, когда я вся извелась от волнения!

- И вовсе она мне не подруга, - повторяю я вслух, еще и не подозревая, что эта мантра бессильна против маленьких, златокудрых блондинок, заманивающих наивных чаехлебателей своими клубнично-шоколадными тортами со взбитыми сливками.

Юрген крепко держит меня за руку, когда мы переступаем порог дома Хелены Шрайбер, маленького двухэтажного коттеджа в десяти минутах хоть бы от нашего дома - должно быть, Юрген боится, что я дам деру. Ну право слово, не такая уж я и дикарка! Тем более, что и Элиас и моя десятилетняя дочь Ева, встретили сообщение о походе в гости с невероятным воодушевлением. Оба едва ли не пританцовывают от нетерпения...

Хозяйка встречает нас объятиями и поцелуями в щечку (никогда не понимала этого странного обычая!), Ева даже хихикает от восторга, за что я награждаю ее сердитым взглядом, Элиас же сразу же скрывается из виду вместе с Томми, который увлекает его в экскурсию по собственной комнате.

Пауль со смущенной улыбкой жмется на пороге кухни, откуда распространяются одурманивающие запахи свежей выпечки.

- Здравствуй! - обращаюсь я к нему с улыбкой. - Вот мы снова и встретились...

- Не стоило мне рассказывать маме о нашем знакомстве, - отзывается он смущенным голосом. - Не думал, что она будет навязываться вам...

Вот, значит, почему он выглядит таким смущенным - ему претит материнская жажда общения, которая для него граничит с навязчивостью. Ох, как я его понимаю! Но вслух говорю о другом:

- Глупости, я очень рада этому знакомству.

По его глазам вижу, что он мне не верит, но в этот момент подходит Юрген и протягивает парню руку, после чего они заводят абстрактный разговор о Мюнхене. Я иду на кухне, где Ева бойко порхает от тарелки к тарелке, словно суетливая пчела над медоносным цветком, и жужжит, то есть охает и ахает, как заведенная... Ну что ж, посмотрим, чего там наколдовала наша хозяйка!

Передо мной два невероятного вида торта, украшенных так искусно... так умопомрачительно красиво, что я даже сомневаюсь — не будет ли непростительным варварством с нашей стороны взять и раскромсать сие произведение искусства кухонным ножом... Банально жалко. Я, действительно, впечатлена, если не сказать больше.

- О, это невероятно, Хелена! Вы сами это сотворили? - присоединяю я свой восхищенный голос к сонму восторгов моей дочери. - Не знаю даже, как мы станем это есть...

Хелена краснеет то ли от удовольствия, то ли от жара на кухне – думаю от всего одновременно разом. Вот тебе и кукла Барби: кухонная столешница так и ломится от обилия вкусностей: от двух упомянутых мною сногсшибательных тортов и еще целого блюда кексов с карамельной глазурью. Мне бы такого в жизни не приготовить!

- Хочу попробовать все, что здесь есть! - безапелляционно заявляет моя дочь, оглаживая в предвкушении свой животик.

- Для этого все и предназначено, моя милая, - улыбается Хелена, растапливая лед в моем сердце. - Всегда так трудно найти тех, кто стал бы есть мои тортики без нытья о избыточных калориях и диетах!

3 глава

3 глава.

«Ты живешь в своих поступках, а не в теле. Ты – это твои действия, и нет другого тебя».

*******************

Меня отрывает от книги телефонный звонок Хелены, ее голос кажется на октаву выше и восторженнее, чем обычно, если таковое вообще возможно. Я должна непременно явиться к ним домой, у нее для меня сюрприз, сообщает она мне в трубку.

Вот те на, наверное, очередной кулинарный шедевр ожидает моей дегустации, решаю я не без улыбки: такое частенько случается, – а потому послушно выхожу из дома и почти лениво бреду по разморенной жаром улице... Воздух колеблется и плывет, почти как в пустыне! Я практически ощущаю, как он скользит по моим обнаженным плечам.

Хелена ждет меня на пороге и заговорщически улыбается... без торта, кекса или любого другого лакомства в руках, которое бывало, пихала мне в рот прямо с порога.

– Проходи, проходи! Сейчас я тебя кое с кем познакомлю, – говорит она в радостном нетерпении, которое меня немного настораживает.

Итак, новое знакомство: помните, я говорила о трех «треволнительных» знакомствах, – так вот последнее из них должно было вот-вот свершиться, и я даже не подозревала, чем оно для меня обернется.

Итак, быстро осматриваюсь. У лестницы сиротливо брошена большая спортивная сумка, словно кто-то собирается в поездку или вернулся из оной...

– Мам, послушай... – произносит с верхней ступеньки лестницы незнакомый мужской голос, и показываются мужские же волосатые ноги, а следом и весь торс целиком... мужской обнаженный торс, обернутый по бедрам махровым полотенцем с розовыми цветочками, и этот интересный некто, медленно спускаясь, останавливается в паре метров от нас.

Так, не смотреть! Отвернуться и не смотреть. Кажется, у меня краснеют кончики ушей от усилий, которые я прилагаю, чтобы не пялиться на того, кто так бесстыдно стоит перед нами.

– Доминик! – восклицает Хелена с возмущением в голосе. – Я предупреждала тебя о скором визите Джессики... Что ты вытворяешь? Немедленно иди и оденься.

Я продолжаю смотреть на проштрафившегося сына Хелены (понять, что это именно пресловутый Доминик Шрайбер не составляет большого труда ) и вижу идеально красивое мужское лицо, именно такое, какое соответствует моим представлениям о мужской красоте: высокие, четко очерченные скулы, тонкая линия губ и тонкий же нос с легкой горбинкой на переносице... Глаза ярко-голубые, насмешливые, опушенные черными ресницами, которым любая девушка могла бы только позавидовать, ну и, конечно же, тот самый живописный беспорядок из каштановых волос, свидетельствующий о мнимом безразличии к собственной внешности, которая от этого только выигрывает! О широком размахе плеч и о ладной, подтянутой фигуре парня я вообще, наверное, говорить не стану... Сделаем вид, что я этого не заметила! Хотя еще как заметила и немного залюбовалась, что уж греха таить.

– Не думал, что твоя подружка уже здесь, – в его голосе нет ни капли должного смущения, наоборот, голос у парня нахальный и дерзкий – он кажется крайне довольным произведенным на меня эффектом. Силы небесные, это самый красивый мальчик из всех, что мне приходилось видеть! Похоже, гены Хелены передались ее сыну приумноженными в сотню раз... и яркие голубые глаза прямо так и искрятся, как два глубоких озера, среди всего этого мужского великолепия.

Знаю, что пялюсь на него, подобно пятнадцатилетней девчонке, впервые увидевшей красивого мальчика, и от восторга от увиденного у которой сердце готово остановиться... ровно на секунду, но все же.

– Мам, в душе закончилось мыло. Подсобишь? – произносит парень с кривой полуулыбкой, не отводя от меня взгляда. Он видит, какое впечатление производит на меня и наслаждается каждой секундой моего смущения.

И это брат Пауля?! Скромного, тихого Пауля, который так много расхваливал мне своего идеального брата?!

Лицом он определенно идеален, а вот характером... Начинаю сильно в этом сомневаться – одна эта вызывающая улыбка чего стоит.

– Я только сегодня положила туда новый кусок, – удивляется Хелена. – Сейчас посмотрю.

А тот отзывается:

– Я здесь подожду.

И многозначительность его интонации заставляет меня внутренне сжаться.

– Ты раздет, если не забыл...

– Мам, представь, что я на пляже, – улыбается он в ответ. – Тем более, я просто мечтаю познакомиться с нашей знаменитой Джессикой Керрнер, о которой так много наслышан? Здравствуй, Джесс, приятно познакомиться, – это уже в мою сторону и протянутая рука тому подтверждением.

Вскидываю голову и наши глаза, как и руки автоматически сталкиваются. Ладонь Доминика большая и горячая, абсолютно не вызывающая отторжения... На автопилоте отмечаю сухую шероховатость его кожи и параллельно борюсь с неугомонной насмешливой полуулыбкой, которая так и норовит растянуть мои губы из-за всей чрезвычайной нелепости этого нежданного знакомства. Битва проигрывается в тот самый момент, когда палец парня слегка касается тыльной стороны моей ладони....

– Я так понимаю, мама никогда не говорила тебе, что людей обычно встречают по одежке, – морализирую я, высвобождая руку и взглядом указывая на его неуместный наряд. – Здравствуй, Доминик.

Тот, похоже, рад этому выпаду и легко подстраивается под мой насмешливо-ироничный тон:

4 глава.

«Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь».

************************

– Не забудь положить салфетки! – напоминает мне Хелена, направляясь с полной корзиной еды к машине, которой надлежит доставит нас в городской парк, где нынче у нас запланировано настоящее торжество в честь дня рождения Доминика. Это полностью идея Хелены, которая буквально искрит от еле сдерживаемой энергии: сделать именины старшего сына незабываемыми – ее идея фикс последние десять дней. Устроить тихие посиделки дома ей показалось скучным и стариковским, нет, здесь стоило проявить фантазию, и фантазия завела нас... в парк, где прямо на зеленой лужайке нам предстоит устроить нечто незабываемое для ее любимого сыночка.

Не знаю, как все получится с незабываемостью, но я уже была бы не прочь позабыть о всей этой безумной суете, которая кружит голову похлеще самой быстрой карусели, в которую я, заметьте, не села бы по собственной доброй воле. Но меня никто не спрашивает, и вот я пакую сумки и собираю корзинки, как добрая пай-девочка, а сам виновник этого суетливого безумия пропадает неизвестно где. Это, надо признаться, немного сердит...

И пока я составляю кексики с клубникой и орешками кешью в специальную кексницу (даже и не знала, что такие существуют!), в голове невольно крутится недавний разговор с Хеленой...

– Ты мне не говорила, что твой сын действует на женщин также, как банка с медом – на медоносных пчел... Кажется, за последнюю неделю он сменил уже третью подружку, ты не находишь это чем-то чрезмерным?

– Разве мальчик виноват, что они сами вешаются на него?! – изумляется Хелена с улыбкой. – Это все гены, его отец, мой первый муженек, был такой же: красивый, статный мужчина, которого не могла обойти взглядом ни одна женщина, и я в том числе, как ты понимаешь... Скольких же усилий мне стоило обратить его внимание на себя!

– Тебе? – я недоверчиво приподнимаю брови – уж если кто и мог привлекать мужчин одним своим видом, то это точно была Хелена.

– Мне, моя дорогая, именно мне, – вздыхает она ностальгически. – Знаешь, сколько таких вот «хелен» вилось вокруг него толпами, но в итоге я обошла их всех, – тут ее мечтательный взгляд делается почти брезгливым, – правда ненадолго. Ровно через год он остыл ко мне и завел очередную любовницу из числа многих... Но он до сих пор поддерживает нашего мальчика, оплачивает его учебу и готов помочь после с работой, так что о большем я и не прошу, – тихий вздох. – А Доминик так похож на Гюнтера, та же харизма, те же глаза и голос, мне порой даже не по себе становится... Но, признайся, он хорош! – добавляет она, хватая меня за руку, в ее глазах пляшут искринки материнского восторга. – Он заслуживает каждого восхищенного взгляда, которым его одаривают юные красотки!

Трудно с этим не согласиться, и я пожимаю плечами, мол, да, признаю, все так и есть. А сама думаю о том, что как по мне, так он даже слишком хорош, прямо какой-то имбирный пряник, а не человек, мне до сих пор неловко в его присутствии, словно он загримированная суперзвезда, а я слюнявая фанатка. Стыдобище!

– Так вы поэтому расстались c отцом Доминика, – любопытствую я против воли, – из-за его измен?

Хелена улыбается мне одной из своих мечтательно-ностальгических полуулыбок.

– Нет, – отвечает она просто, – разошлись мы из-за Алекса, отца Пауля... я встретила его в тот самый момент, когда узнала в новой подружке Гюнтера свою же бывшую подругу... Алекс же был на байке, в кожаной куртке и с белозубой улыбкой в пол лица и смотрел на меня так восхищенно, так трепетно, что я влюбилась абсолютно без памяти... Думаю, только его одного я и любила по-настоящему, – откровенничает Хелена, накручивая кончик своих волос на палец. – Поверить не могу, что ему непременно нужно было погибнуть в самом расцвете лет...

Не представляю, каково это, потерять любимого человека, и потому молчу, не зная, что на это ответить.

– Тогда-то я и забрала Ника и ушла от Гюнтера, – продолжает подруга в задумчивости. – Мне давно следовало это сделать, да я все не решалась...

– А как же Доминик, как он перенес ваше расставание?

– Да неплохо, – пожимает она плечами, но заметив выражение моего лица, покорно добавляет: – Ну да, ему, наверное, было тяжело, признаю, но я была так влюблена в Алекса, что, боюсь, не очень обращала на мальчика внимание... Ему было семь, Джессика, я думала он ничего не понимает!

Мы замолкаем, думая каждая о своем.

– Ты собралась тут до вечера стоять? – врывается на кухню Хелена, выхватывая кексницу прямо из моих рук. – Отомри!

Я ей улыбаюсь… ну ладно, я ей почти улыбаюсь, прищуривая глаза в немом возмущении. Но она лишь добавляет на ходу:

– Заверни в газету пару фужеров, хочу быть готовой ко всему!

– Так ты уже упаковала целый батальон фужеров!

– Я же сказала: хочу быть готовой ко всему.

И выскакивает за дверь. В открытое окно доносятся веселые голоса Элиаса и Томми, которые гоняют мяч на лужайке, раздается голос Юргена... Он грузит пляжные шезлонги и целую гору подушек.

5 глава.

«Если ты любишь без надежды на взаимность, молчи о своей любви. В тишине она сделается плодоносной».

*************************

Пикник в тот день удался на славу: слегка захмелевшая Хелена все продолжала сыпать шутками о своей прежней распрекрасной жизни, а Доминик, который совсем недавно убеждал меня в моей непревзойденности для него, возлежал на коленях Алины и смотрел на девушку таким плотоядным взглядом, словно был готов слопать ее вместе с ее розовой маечкой и юбкой-недоростком в придачу.

Я лишь руками развела от его мальчишеского непостоянства и обняла Юргена – у меня было такое чувство, словно я совершила нечто предосудительное, и теперь, наконец, могла освободиться от этого. Что значат слова дамского угодника? Ровным счетом ничего, сказала я себе и потянулась за салатницей.

Теперь же, когда минула неделя с того памятного дня и мое волнение, вызванное словами Доминика, как-то выцвело и поистерлось, мне казалось забавным собственное волнение... К тому же при трех наших последующих встречах, хоть и довольно-таки непродолжительных, Ник вел себя вполне обычно, словно ничего между нами и не произошло. Это радовало...

Теперь же нам с Юргеном предстояло сыграть роль нянек для двух босоногих мальчишек – Томми и Элиаса – которые в предвкушении совместной ночевки возбужденно носились по дому, никак не желая угомониться.

Дело в том, что Хелена собралась на свидание! «Я так давно не была на свидании, что, верно, забыла, как это делается!» Я не стала ей говорить, что месяц назад у нее уже был подобный опыт, правда, в тот раз она была крайне разочарована скупостью своего спутника, который повел ее всего лишь в греческий ресторан, а все греческое, как она мне тогда пояснила, претит ей чрезвычайно. И вот у нее очередной друг... и так как оба старших брата Томми имели на этот вечер свои собственные планы, то мы с мужем вызвались присмотреть за их младшим братом.

– Он очень не любит спать не в своей постели, – в сотый раз повторяет нам Хелена, передавая из рук в руки своего сына и все необходимые ему для ночевки вещи. – Надеюсь, он не устроит вам концерт посреди ночи!

Мы уверяем ее, что ничего подобного не случится, хотя полной уверенности у нас, конечно же, нет, но дружеский долг заключается в этих маленьких убедительных полу обманах, и мы с Юргеном прибегаем к ним, не мешкая.

– И все-таки я оставлю вам ключи от дома, вдруг что...

Вечер проходит абсолютно обыденно: мы играем с детьми в настольные игры, едим спагетти под соусом «болоньезе», потом позволяем им подольше побалагурить в постели, мысленно предвкушая скорые тишину и покой, а потом... я стою с маленьким Томми на пороге его дома и вставляю этот «а вдруг что»-ключ в замочную скважину.

Да, да, этот маленький непоседа, благополучно было уснувший рядом с Элиасом, около полуночи закатил нам настоящий концерт, как Хелена и подозревала, он лил такие горючие слезы и так убивался по своей подушке с принтом из зеленых динозавров, что мне пришлось завернуть убитое горем дитя в одеяло и повезти домой.

Посреди ночи дом Хелены кажется совсем незнакомым и даже пугающим, словно таинственный особняк с привидениями, внушающий трепет... Стоило все-таки послушаться Юргена и позволить ему нас проводить, но я настояла, чтобы он остался дома: присмотреть за детьми да и просто лечь выспаться – ему завтра на работу – а я уложу Томми в его кроватку и дождусь возвращения Хелены. На том мы и порешили...

Томми невероятно тяжел для своих четырех лет, и я вся натужно дышу, когда просто доношу его от машины до порога дома... Бряцанье ключей кажется почти оглушающим. Внутри стоит звенящая тишина...

– Томми, ты спишь? – интересуюсь я шепотом. – Мы дома.

– Угу, – сонно мычит тот, и я радуюсь, что не совсем одна в этой странной фантасмагории пляшущих по полу теней и световых бликов от уличных фонарей. Темноты я не боюсь, но с моей-то неуемной фантазией, когда в каждом цветочном горшке и каждой складке на шторах мерещится чье-то незнакомое лицо, полумрак немного напрягает... Нащупываю рукой выключатель, чтобы прогнать любого вида призраков, метущихся в моей голове, и тут со стороны кухни ко мне обращается негромкий, удивленный голос:

– Джессика, это ты? – тишина. – Что ты здесь делаешь?

От неожиданности едва не роняю мальчика на пол, а он, заерзав, сонно сипит:

– Ник, это ты?

Мое же собственное сердце отбивает такую барабанную дробь, что, наверное, способно даже через одеяло оставить синяки на хрупких ребрышках мальчика, и дышу я как заправский паровоз.

– До чего же ты меня напугал! – в полголоса возмущаюсь я, когда Доминик неясной тенью предстает предо мной в кухонном проеме двери. – У меня чуть сердце не остановилось. Что ты тут вообще делаешь в темноте? Хелена говорила, тебя не будет до утра...

– Планы изменились, – произносит он тем же тихим полушепотом, которым мы с ним общаемся с самого начала, словно боясь разбудить его брата, хотя неожиданное появление Ника, кажется, его лишь разбузыкало, и Томми смотрит на силуэт брата в лунном свете большими, совиными глазами.

– Мог бы хотя бы свет включить, – я немного злюсь на него за свой испуг, и Доминик это понимает – он тихо хмыкает и улыбается из темноты.

6 глава.

«Разлука научит тебя любить по–настоящему».

**************************

Мне нравится живость Доминикова характера: то, как он может одним своим присутствием оживлять самую скучную из бесед – это представляется мне чем-то феноменальным, как некая суперспособность, наравне с левитацией или телекинезом. Можно часами сидеть и слушать его бесконечные рассказы о друзьях, учебе и вечеринках, на которых постоянно что-нибудь случается и не всегда без его помощи.

Он – душа любой компании, это ясно с первого взгляда...

Но после утреннего разговора с Юргеном я больше не могу позволять себе слишком явно проявлять свою симпатию к парню, я боюсь, что это может быть неправильно истолковано, и потому возвращение Доминика в Мюнхен кажется мне необходимым благом, тогда как для Хелены – ясное дело! – оно представляется почти концом света: она который день с удвоенной силой «успокаивает нервы» на кухне, объясняя этот свой нервный припадок скорым отъездом Доминика, который – благодаря своему «папаше-шельмецу» – может не столько вернуться к учебе, сколько «умотать на край света, который она даже на карте не знает как отыскать».

Из-за всей этой ее нервозной возбужденности, она, к счастью, не замечает моего явного смущения, которое я испытываю в общении с ней первые пару дней после нашей «партизанской засады» в комнате Томми. Мне, к счастью, даже не приходится объясняться с Хеленой: Доминик придумывает вполне сносную историю, объясняющую появление Томми поутру в своей кроватке, историю, верную ровно процентов этак на девяносто, и я ее с радостью подтверждаю.

– Он специально засылает моего мальчика неизвестно куда! – возмущается она в очередной раз, почти впихивая в меня свои вишневые меренги. – Я этого так не оставлю.

– Послушай, Япония – это не край света, Хелена, – решаю поделиться с ней своим мнением. – Тем более Доминик говорит, это открывает хорошие перспективы... Отец не стал бы вредить своему ребенку.

– Возможно, он хочет навредить мне, – неуверенно предполагает Хелена. – От этого мерзавца всего можно ожидать!

Да, в этом вся Хелена: считает, что весь мир крутится вокруг ее блондинистой персоны и не допускать и мысли об обратном.

Я как раз расправляюсь с той самой вишневой меренгой, когда по улице рокочет мотоцикл и резко тормозит около Хелененых дверей, мы с ней недоуменно переглядываемся и дружно выглядываем в окно. Там у деревянной калитки стоит новенький черно-красный байк, на котором восседает Доминик, и его глаза в прорезях шлема лучезарно нам улыбаются, словно бросая некий вызов.

Хелена меланхолично замечает:

– Точно такой же «зверь» был у моего второго мужа, – смотрит на меня и ностальгически улыбается, – мы могли часами напролет носиться по ночным улицам и все нам было ни по чем, – тяжелый полу вздох. – Это было чудесное время! Да мы даже в роддом приехали на байке, представляешь?! – теперь ее улыбка выглядит по-настоящему счастливой.

Представить такое для меня сложновато, но я молчу, поскольку в этот момент в двери вваливается наш новоиспеченный байкер со шлемом под мышкой, и я снова невольно им любуюсь: просто картинка из женского журнала, вдруг облачившаяся в плоть и кровь, просто мистер Торнтон современного образца!

Ну да, всегда была неравнодушна к этому книжному герою.

– Как вам мой новый «друг»? – вопрошает наш «мистер Торнтон» все с той же улыбкой в пол лица. – Правда, хорош? Непременно куплю себе такой же...

Он не успевает еще договорить, а брови Хелены уже сходятся на переносице в явном неудовольствии.

– Да, да, я знаю, – тут же добавляет Доминик с чуть меньшим энтузиазмом, и улыбка его теперь выглядит почти покаянной, – „байки – это жуткая вещь, от которой лучше держаться подальше». – По всему видно, что он цитирует чужие слова, хорошо ему знакомые чужие слова, и, судя по всему, их автором является сама Хелена, которая тут же мне и поясняет:

– Мой второй муж, тот самый, что гонял на байке дни и ночи напролет, разбился насмерть, оставив меня с двухлетним ребенком на руках. – И с многозначительным акцентом: – Его хоронили в закрытом гробу!

Несмотря на этот словесный нагоняй, Доминик продолжает улыбаться.

– Не переживай, в скором времени он мне все равно не понадобится, – произносит он просто. – А это байк друга, ма! Я просто пару раз прокачусь, вот и все.

Я знаю, что Хелена не сможет долго сердиться на своего драгоценного Ника и сдастся, как и выходит ровно через секунду, а парень, получив таким образом прощение, интересуется:

– Кататься ты со мной, я так понимаю, не поедешь?

– Даже и не надейся, – отзывается на это его мать. – После закрытого гроба я зареклась садиться на эту штуковину.

– А ты, Джессика, – обращается он ко мне, – готова рискнуть своей головой? Уверен, ты никогда не гоняла на байке.

7 глава

2 часть.

7 глава.

«Если любишь цветок – единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым. И говоришь себе: «Где-то там живет мой цветок...» Но если барашек его съест, это все равно как если бы все звезды разом погасли!»

**********************

С трудом разлепляю глаза и сразу же получаю «кувалдой» по голове: это весь мой предыдущий год обрушивается на меня с силой земного притяжения и пригвождает к слегка влажным простыням, которые я уже давненько не меняла, если подумать... Но думать об ЭТОМ я не могу, вот уже ровно триста восемьдесят пять дней, как я не могу думать о таких мелочах, как несвежие простыни, грязный кухонный пол или просто бардак в комнате Элиаса... А ведь прежде я только этим и жила!

Как же все непостоянно в этой жизни...

Слегка шевелю затекшим за ночь плечом и чувствую чье-то присутствие в моей постели – Юрген, вот первое, что приходит мне в голову, и я на радостях расплываюсь блаженной улыбкой, а потом все та же «кувалда» бьет меня по голове снова, и тогда я понимаю – Eва, это просто Ева, моя дочь, которую я уже не единожды обнаруживаю поутру здесь, в своей постели. Что заставляет ее приходить и занимать место Юргена, я не знаю, мы вообще об этом не говорим, словно все это так и должно быть... словно мои слезы и громкие ночные всхлипы, сотрясающие меня прямо во сне, это всего лишь обычное явление, не нуждающееся в обсуждении. Мы обе делаем вид, что на самом деле ничего особенного не происходит, что я не реву полночи белугой, а она не залазает в мою постель и не приникает в успокаивающем порыве к моей сотрясающейся от слез спине... Ничего особенного, ведь все самое особенное уже однажды случилось со мной и оно уже в прошлом - эта мысль и есть та самая «кувалда», которая дробит мое существование на тысячи мелких фрагментов, и все они безрадостны.

Вот и сейчас я осторожно спускаю ноги с кровати и смотрю на свою повзрослевшую дочь, которая даже во сне кажется мне напряженной и осунувшейся: бедная девочка, она всегда была слишком чувствительна и то, что случилось ровно триста восемьдесят пять дней назад сильно ударило по ней, и я не облегчаю ей задачу своим непреходящим отчаянием. Знаю, что следует взять себя в руки и хотя бы внешне перестать походить на восставшего из небытия зомби, но на поверку я слишком слаба и каждый раз срываюсь, стоит только одной-единственной мелочи напомнить мне о былом... о счастливом былом.

Сейчас счастья в моей жизни маловато... его вообще нет в моей жизни, если говорить начистоту, и то, что однажды я снова могу быть счастливой, представляется таким же невозможным, как невозможен снег в африканской Сахаре.

Я тихонько бреду в ванную и с опаской кошусь на себя в зеркало: мы с ним нынче не дружим, зеркало и я, оно неизменно вопиет: «Ну и видок у тебя! Не пора ли взять себя в руки и сходить, например, в парикмахерскую», а я издевательски огрызаюсь: «Интересно, как выглядело бы ты, потеряй враз весь смысл жизни?!» После этого оно меня укоряет, мол, у тебя есть дети, то есть весь смысл жизни не потерян, подруга, не прибедняйся, но я заливаюсь слезами и чищу зубы, так больше ни разу и не взглянув в него. Это наш привычный утренний «диалог»...

Но сегодня его прерывает треньканье моего телефона, и я кошусь на экран с опаской, словно солдат из окопа - на вражескую артиллерию. Хелена...

«Сегодня день X, надеюсь ты не забыла?! Жду вас к шести или даже раньше... Не знаю, как я все это переживу без тебя!»

Невольно закатываю глаза: мне бы твои заботы, так и читается в этом простом жесте, но я все-таки улыбаюсь... «День X“. Сегодня подруга знакомится с невестой сына, с невестой Доминика. И мысли мои устремляются в новое русло...

… Вспоминаю нежное касание разгоряченного воздуха на своей коже и ленивое перекличье предпоследнего летнего дня, которое до сих пор стойко ассоциируется с запахом хвои и... карамели. Вспоминаю... вспоминаю так, словно это было только вчера, как Доминик ссаживает меня около дома и с грустной улыбкой шепчет около моего уха:

- Cчастья тебе, Джессика! Надеюсь, еще увидимся.

А я отзываюсь:

- До встречи! - Я еще не знала тогда, что встреча эта состоится лишь три года спустя и при таких обстоятельствах...

Тогда же все было словно в тумане и я, когда Юрген возвращается домой, молча утыкаюсь головой ему в колени и начинаю тихо поскуливать. Он гладит меня по волосам, тоже молча и как будто бы всепонимающе, а потом интересуется:

- Доминик приходил попрощаться, ты поэтому грустишь?

Я поднимаю на него большие, перепуганные глаза, поражаясь его способности читать в моем сердце - подчас мне кажется, он знает меня лучше меня самой, и это несмотря на все мое внутреннее самоедство.

- Он сегодня признался мне в любви, - отвечаю я честно, ощущая неодолимую силу исторгнуть произошедшее из своего сердца. - А потом мы, да, попрощались...

Мой муж, мой любимый и самый лучший в мире муж, улыбается мне, хотя, не думаю, что ему очень уж хочется это делать: то грустная и печальная улыбка (почти такая же, как у Ника, когда мы прощались), а потом он стирает пальцами влагу у меня под глазами и произносит: