Грезить поневоле [= Уснуть и видеть сны...]

— Но, дорогая мисс Керси, — говорил сидящий за столом человек, терпеливо пытаясь предельно ясно выразить свою мысль, — мы не изменили своего мнения относительно качества вашей книги. Наши читатели ждут эту книгу Мы продолжаем считать, что это очаровательный роман. Но поймите и нас, мы попали в немыслимое положение. Мы просто не можем опубликовать две такие похожие книги — и раз мы знаем, что их две, то мы не можем опубликовать даже одну из них. Либо вы, либо другой автор в этом случае доставят, вполне вероятно, нам неприятности. А это совершенно не входит в наши планы.

Джейн с упреком посмотрела на него.

— Но я принесла рукопись раньше, — возразила она.

— На три дня, — указал он.

Она опустила глаза, в задумчивости теребя серебряный браслет на запястье. Он наблюдал за ней с беспокойством. Во-первых, потому, что не любил говорить нет молодым женщинам, а во-вторых, он боялся, что она заплачет.

— Ужасно сожалею, — сказал он искренне.

Джейн вздохнула.

— Не думаю, что мы можем… — начал он.

Джейн прервала его.

— О, но вы обязаны! Это нечестно не сказать мне. Вы просто обязаны дать мне… нам… шанс прояснить дело.

Инстинкт подсказывал ему осторожно обойти всю проблему.

Если бы у него было малейшее сомнение в ее искренности, он бы так и сделал. Тем не менее победило чувство справедливости.

Она имеет право знать и воспользоваться шансом, чтобы прояснить всю ситуацию.

— Ее зовут Лейла Мортридж, — сказал он.

— Это ее настоящее имя?

— Думаю, да.

Джейн покачала головой.

— Оно мне незнакомо. Так странно.

Никто не мог видеть мою рукопись. Я убеждена, что никто не знал вообще, что я пишу. Я просто не понимаю.

Издатель никак не прокомментировал ее слова. Совпадения, он знал, случаются. Иногда кажется, что идея витает в воздухе и появляется одновременно у двух разных людей. Но здесь было что-то другое. За исключением двух последних глав, «Амариллис в Аркадии» не только повторял сюжет «Стрехон завоевал мое сердце» мисс Мортридж, но совпадало все, вплоть до декораций и диалогов. Это не вызывало сомнений.

Он спросил:

— Что дало толчок? Как возникла сама идея?

Джейн видела, что смотрит он на нее с повышенным интересом. Она неуверенно ответила, чувствуя, что слезы вот-вот брызнут из глаз:

— Я… я видела сны… во всяком случае, мне так казалось.

Она уже не увидела недоуменное выражение его лица, так как неожиданно слезы по причине более глубокой, нежели простое разочарование, переполнили ее.

Он внутренне застонал, рассматривая ее с беспокойным смущением.

Выйдя на улицу и сознавая, что выглядит не самым лучшим образом, хотя и несколько восстановив свои силы, Джейн направилась в кафе, испытывая к себе чувство глубокого отвращения.

Подобные представления сама она презирала всем сердцем и еще год назад не могла и подумать, что способна на такое.

Но правда, в которой она не хотела признаться даже самой себе, заключалась в том, что сегодня она уже не совсем та, что была год назад. Внимательный наблюдатель, несомненно, отметил бы ее слегка изменившуюся манеру поведения, большую самоуверенность, но при беглом взгляде она была все той же Джейн Керси, выполняющей ту же работу с тем же настроением. Только она знала, насколько утомительной стала казаться ей работа.

Молодая женщина с литературным дарованием изо дня в день описывает со стандартным энтузиазмом диагональную складку, глубокое декольте, двойную длинную баску и т. п., сдабривая тексты прилагательными типа божественный, пленительный, очаровательный, прелестный, и ходит и ходит по кругу, словно лошадь в цирке, а мысли и чувства ее далеко. Но однажды с ней что-то произошло, и она почувствовала, что се душа жаворонком поднимается в эмпиреи, что ее сердце не менее нежно, чем сердце Елены Прекрасной, и что, если выпадет случай, среди гетер она будет не последней.

Письмо от издателя в этот момент, несмотря на все ее попытки сохранить сдержанность, привело ее в крайнее возбуждение.

Оно не только открывало перспективу новой и куда более блестящей карьеры, желанной для многих из ее знакомых; оно грело и ласкало ее тайные мысли. Коснувшись литературных достоинств, издатель тем самым проводил черту, отделяющую ее от всех других.

Ее рукопись, говорил он искренне, показалась ему очаровательной. Роман-идиллия, который, бесспорно, понравится многим читателям. Есть, конечно, места, где чувства слишком смелы для нынешних пуританских времен, но их можно сгладить без ощутимых потерь.

Несколько смущало ее только слабое подозрение в незаслуженности охватившей ее гордости — но, в конце концов, разве сновидения не такой же дар, как и талант? Дело только в том, как работает разум, и если так уж получилось, что ее разум лучше работает во сне, так что же в этом плохого? Никто же не думает хуже о Кольридже из-за того, что ему пригрезился Кубла Хан, что он его не придумал. И потом не следует понимать ее буквально, даже когда она честно признается, что все это видела во сне…

И вот такой удар. Настолько похоже на ее вещь, что издатель наотрез отказал. Непонятно, как такое могло произойти. Она никому не рассказывала, даже когда работала над рукописью…

Она мрачно уставилась в чашку. Приподняв ее, она вдруг почувствовала, что кто-то подошел к ее столику почти незаметно. Ее внимательно разглядывала женщина. Джейн задержала чашку в нескольких дюймах от губ и пристально посмотрела ей в глаза. Приблизительно ее возраста, аккуратно одетая, но в меховой накидке, которая Джейн была не по карману, и симпатичной меховой шапочке на светлых волосах. Если не считать одежду, то между ними было определенное сходство: одинаковый рост, похожий подбор цветовой гаммы, волосы одинакового оттенка, но по разному уложены. Джейн опустила чашку. При этом она заметила обручальное кольцо па руке этой женщины, которая заговорила первой.

— Вы Джейн Керси, — сказала она скорее утвердительно.

— Да.

— Меня зовут Лейла Мортридж.

— О! — произнесла Джейн. В этот момент она не знала, что сказать.

Попросив чашку кофе, женщина сделала глоток, аккуратно поставила чашку на блюдце и посмотрел на Джейн.

— Мне показалось, что они захотят познакомиться с вами, — она помолчала. — В этом деле кое-что требует разъяснения.

— Да, — снова согласилась Джейн.

Несколько секунд они изучали друг друга, не говоря ни слова.

— Никто не знал, что я пишу это, — заметила женщина.

— Никто не знал, что Я пишу это, — отпарировала Джейн.

Она с горечью и обидой посмотрела на женщину. Даже если это только сновидения — но в это с трудом верилось, поскольку она никогда не слышала о многосерийных сновидениях, переживаемых ночь за ночью так живо, что человек как будто жил двумя жизнями, — даже если это так, это ее сны, ее личные сны, кроме тех, которые она записала, но даже они остаются личными до опубликования.

— Я не вижу… — начала она и замолчала, не чувствуя в себе необходимой уверенности.

Другая женщина также не слишком собой владела; уголки ее рта подрагивали. Джейн сказала.

— Мы не сможем здесь спокойно все обсудить. И живу неподалеку.

Они прошли несколько сот ярдов погруженные в свои мысли.

Только когда они вошли в маленькую гостиную, женщина заговорила снова. При этом она смотрела на Джейн так. словно ненавидела ее.

— Как вы узнали? — почти крикнула она.

— Узнала что? — вопросом на вопрос спокойно ответила Джейн.

— О том, что я пишу.

Джейн холодно смотрела на нее.

— Нападение иногда лучшая форма защиты, но не в этом случае. Впервые я узнала о вашем существовании в офисе издательства час назад. Полагаю, вы узнали обо мне тем же образом, только несколько раньше. Это ставит нас практически в равные условия. Я знаю, вы не могли прочитать мою рукопись. Я знаю, что не читала вашу. Начинать с обвинений — напрасно терять время. Мы должны выяснить, что же случилось в действительности. Я… я… — но здесь она остановилась без малейшего понятия о том, что говорить дальше.

— Возможно, у вас здесь есть копим рукописи, — предположила миссис Мортридж.

Джейн задумалась, а затем, не говори ни слога, подошла к своему столу, отомкнула нижний ящик и вынула кучу листов. Также молча она отдала ее.

Миссис Мортридж приняла листы без колебаний. Она прочитала страницу, несколько мгновений в изумлении смотрела на нее, затем начала читать следующую. Джейн прошла в спальню, немного постояла, глядя в окно. Когда она вернулась, пачка листов лежала на полу, а Лейла Мортридж, нагнувшись над ними, рыдала, закрыв лицо платком.

Джейн присела, мрачно глядя на листы и рыдающую женщину. На секунду внутри стало холодно и мертво, словно при заморозке, когда знаешь, что скоро придет боль. Сны убиты, а она страшно боялась жить без них…

Сновидения начались примерно год назад. Время и место происходящего она не знала, да и не хотела знать. Совсем и не Земля, возможно, поскольку в этой неувядающей Аркадии всегда были весна или раннее лето. Она лежала на песчаном берегу, и совсем рядом росла трава, похожая на зеленый бархат.

Чуть ниже протекал небольшой ручей, и его чистая вода струилась по ровным белым камням. Голыми ногами она взбивала прохладную свежесть воды. Руки согревали мягкие солнечные лучи. На ней было простое белое платье из хлопка, украшенное небольшими цветами.

Повсюду среди травы росли цветы. Она не знала их названий, но могла детально их описать. Птаха размером с лазоревку села поблизости, набрала в клюв воды, посмотрела на нее стеклянным глазом и улетела прочь. Легкий ветер прошелестел по высокой траве. Все ее тело с наслаждением впитывало теплоту солнца, словно это был эликсир жизни.

Смутно ей помнилась другая жизнь, полная работы и суеты, но она ее не интересовала: то были сны, а это — реальность.

Она чувствовала ногами рябь на воде, траву под кончиками пальцев, лучи солнца, различала цвета, звуки и запахи; ее чувства были так остры, как никогда до этого. Она не просто жила, но была частью потока жизни.

Вдалеке она заметила фигуру, приближающуюся к ней. Нарастающее возбуждение пронзило каждую клетку ее тела, ее сердце затрепетало, но она не шевельнулась. Она лежала, подперев щеку рукой. Другую щеку закрывала прядь волос, тяжелая и мягкая как шелк. Она закрыла глаза, но ощущение единения с окружающим миром стало еще сильней.

Она услышала легкие приближающиеся шаги. Что-то мягкое и свежее коснулось ее груди, и запах цветов окутал ее. Она не шевелилась, только открыла глаза. Голова с короткими черными волосами склонилась над ней. Карие глаза смотрели ласково. Губы слегка тронула улыбка. Она протянула обе руки и обняла его за шею.

Так это началось. Сентиментальные грезы школьницы, но такие сладостные и столь близкие к реальности, что предстоящий день казался еще более унылым. Радость постепенно угасала в обыденности обстановки, и она оставалась с чувством потери, словно ее обокрали. Казалось, там, в грезах, была ее настоящая, главная суть, а днем она исполняла серую механическую роль — анимированного существа не вполне живого в не вполне живом мире.

Следующей ночью сон пришел опять. Не повтор, продолжение. Тот же пейзаж, те же люди, которых она знала, казалось, всю жизнь, тот же мужчина и она. Мир, к которому она уже привыкла. Коттедж, который она могла описать до мельчайших деталей. Ее работа, за которой ее пальцы порхали среди бесчисленных катушек, плетя изысканные кружева на черной подушке. Соседи, с кем она разговаривала, девушки, с кем она выросла, молодые люди, улыбающиеся ей, — все они были абсолютно реальны. Они казались даже более реальными, чем мир офисов, магазинов готового платья, редакторов. Пробуждаясь, она начинала себя чувствовать серой среди серых: в ее деревенском мире она была живой, чувственной — и любила…

Первую неделю или две она открывала глаза и возвращалась в повседневный мир с болезненной неохотой, боясь, что сны уйдут от нее. Но они не кончались. Они продолжались, становясь все более явственными. Она боялась поверить в постоянство сновидений, опасаясь пустоты, которая наступит, если они прекратятся. Но шли недели, и она поверила и стала еще больше любить их. Как только она поверила, грезы эти стали расцвечивать, скрашивать скуку ее жизни. Ей доставляло удовольствие замечать детали, на которые раньше не обращала внимание. Менялась оценка окружающего, росло чувство отчуждения. Однажды она поняла, насколько сильно изменились ее интересы, исчезла истеричность.

Причиной этому были грезы. Перестав бояться, что в любую секунду они могут оставить ее, она могла рискнуть почувствовать себя в них счастливой и быть более терпимой к обычному миру. Реальность не удручает, если знать, что ночью достаточно закрыть глаза, чтобы зажить настоящей жизнью в Аркадии.

Но почему, думала она, реальной жизни не быть такой? Или, возможно, для некоторых она такой бывает моментами…

Прекрасный вечер. Они идут по зеленой тропинке, ведущей к павильону на вершине небольшого холма. Она возбуждена, счастлива и немного волнуется. Они прилегли на подушки, все вокруг залито розовым светом от заходящего дымно-красного солнца. Все звуки приглушены. Непрерывный шепот листьев, трели соловья вдалеке… Его мускулы, твердые и гладкие; она мягкая, как согретый солнцем персик. Чувствует ли роза, подумала она, именно так, собираясь раскрыться?..

А затем она отдыхала умиротворенно, глядя вверх на звезды, слушая соловья, не прекратившего свое пение, и всю природу, мягко вздыхающую…

Утром, открыв глаза в ее знакомой маленькой комнате, наполненной уличным шумом, она лежала еще несколько минут в счастливой расслабленности. Именно тогда она решила написать книгу — для себя, чтобы никогда и ничего не забыть.

Книга получилась, на ее взгляд, слишком сентиментальной.

Но ей нравилось ее писать, переживая все заново. А затем она решила, что не одной ей наскучили грубые серые будни. И она подготовила другой вариант книги, несколько сокращенный — хотя, как выяснилось, на вкус издателя, недостаточно, — и добавила свою концовку.

И вот такой необъяснимый результат…

Первый приступ слез у Лейлы Мортридж прошел. Она промокнула глаза и несколько раз вздохнула.

С видом человека, принимающего на себя практическую сторону дела, Джейн сказала:

— Мне кажется, случиться могло одно из двух: либо между нами существует нечто вроде телепатии — но мне это кажется маловероятным, — либо мы видим одинаковые сны.

Миссис Мортридж обиделась.

— Это невозможно, — заявила она решительно.

— Вся ситуация кажется невозможной, — ответила коротко Джейн, — но это есть — и мы должны отыскать самое вероятное объяснение. Во всяком случае, ситуация, когда двое людей видят одинаковые сны, разве более невероятна, чем когда один видит один и тот же сон с продолжениями, как сериал?

Миссис Мортридж смотрела с вызовом.

— Я не понимаю, — сказала она назидательно, — как незамужняя девушка вроде вас может видеть подобные сны.

Джейн насмешливо поглядела на нее.

— Бросьте это, — посоветовала она коротко. — Кроме того, — добавила она после секундного размышления, — мне кажется это столь же неприличным и для замужней женщины.

Миссис Мортридж мгновенно сникла.

— Это разрушило мое замужество, — сказала она жалобно.

Джейн понимающе кивнула и ответила:

— Я была помолвлена — сны погубили помолвку. Как можно?!

Я имею в виду, после… — она не закончила.

— Понятно, — сказала миссис Мортридж.

Несколько секунд они молчали, каждая думая о чем-то своем.

Миссис Мортридж первая нарушила тишину:

— И сейчас вы портите это.

— Порчу ваше замужество? — спросила Джейн изумленно.

— Нет, сны.

Джейн ответила жестко:

— Не надо говорить глупости. Мы в одной лодке. Думаете, мне нравится ваше вмешательство в мои сны?

— Мои сны.

Джейн не ответила, задумавшись, а затем сказала:

— Возможно, дела это не меняет. В конце концов, раз мы обе во сне становились ею, не зная ничего друг о друге, то почему все не может также продолжаться?

— Но ведь мы знаем.

— Нет, когда мы там. Если так, то остальное неважно? Во всяком случае, возможно.

Миссис Мортридж оставалась безутешной.

— Это в-а-ажно, когда я проснусь и буду знать, что вы разделяли… бормотала она, глотая слезы.

— Думаете мне эта идея по душе? — спросила Джейн холодно.

Избавиться от гостьи ей удалось лишь через 20 минут. Только тогда она позволила себе сесть и от души пореветь.

Сон не прекратился, как боялась в глубине души Джейн.

Ничего не изменилось. Лишь несколько последующих дней, просыпаясь, Джейн чувствовала себя неуютно при мысли, что Лейла Мортридж имела тот же ночной опыт до последней детали — и, хотя некоторую компенсацию можно было извлечь из того факта, что и она в равной степени испытала все, происшедшее с Лейлой Мортридж, все-таки это не служило достаточным утешением.

Что девушка из грез осталась той же для них обеих, несмотря на их знание друг о друге, они выяснили по телефону на следующее же утро в разговоре, протекавшем довольно дружелюбно. Страх потери отступил, и антагонизм начал исчезать, к концу месяца его заменила атмосфера своеобразного женского клуба по телефону. В конце концов, сказала себе Джейн, если секрет приходится делить, то делать это следует с выгодой…

Однажды вечером, месяца через три после их первой встречи, Лейла Мортридж позвонила по телефону, и она была в панике:

— Моя дорогая, ты не читала вечернюю газету?

Джейн ответила, что просмотрела бегло.

— Если она при тебе, то открой театральную страницу. Во второй колонке, под заголовком «Совместная роль», нет, не клади трубку…

Джейн бросила трубку. Затем нашла газету.

Джейн дочитала до конца и сидела тихо, скомкав газету. Слабо слышимый голос из брошенной телефонной трубки привел ее себя. Она подняла ее.

— Ты прочла? — спросила Лейла.

— Да, — ответила Джейн. — Да… — ты случайно ее не знаешь?

— Я никогда не слышала о ней. Но выглядит это странно, гут другое, может быть?..

— Должно быть. — Джейн на секунду задумалась. — О'кей. Мы выяснили, — сказала она решительно. — Я найду нашего издателя и выпрошу у него пару билетов на премьеру. У тебя найдется время?

— Естественно.

А сон продолжался. Этой ночью в деревне состоялось нечто вроде ярмарки. Небольшой прилавок кружевницы выглядел привлекательно. Ее кружева походили на изящные большие снежинки, сотканные из тончайшей паутины. Их, правда, никто не покупал, но это, казалось, не имело значения. Когда пришел он, то нашел ее сидящей на земле и рассказывающей сказки двум очаровательным большеглазым мальчикам. Позднее они закрыли лавку. Шляпка висела на лентах у нее на руке, и они танцевали. Когда взошла луна, они покинули танцующих. На небольшом пригорке они обернулись и посмотрели назад на костер, на огни и танцующую толпу. Затем они ушли прочь по лесной тропинке и забыли все и вся, кроме друг друга…

Одной из причин, по которой Джейн смогла достать билеты без особых проблем, была премьера в этот же вечер еще одной лучше разрекламированной и более амбициозной постановки Идиллии. В результате оформление для первого представления было довольно скромным и мало кто из первоклассных критиков присутствовал. Тем не менее зал был полон.

Она и Лейла заняли свои места за несколько минут до того, как погас свет. Оркестр заиграл увертюру, но она мало обратила внимания на музыку из-за какого-то болезненного возбуждения. Она нашла в темноте руку Лейлы и почувствовала, что та также дрожит. У нее возникло сильное желание уйти отсюда, Лейла чувствовала то же. Но они должны были прийти: не прийти было бы просто невыносимо…

Оркестр закончил увертюру, и через пять секунд ожидания занавес поднялся. Звук, напоминающий вздох или стон, пронесся по залу.

Девушка лежала на зеленом берегу. На ней было простое белое платье, украшенное небольшими цветами. Ее голые ноги были опущены в воду.

Где-то в глубине зала женщина всхлипнула и умолкла.

Девушка на берегу пошевелилась в ленивом блаженстве. Она подняла голову и посмотрела вдаль. Улыбнулась, наклонила голову, будто уснув, прядь волос лежала у нее на щеке.

Аудитория не издавала ни звука. Казалось, зрители перестали дышать. Кларнет в оркестре начал лирическую тему. Все глаза в зале переместились с девушки в другой конец сцены.

Мужчина в зеленой рубашке и красновато-коричневых брюках вышел из зарослей. Он нес букет цветов и ступал мягко.

При виде его вздох глубокого всеобщего облегчения пронесся по залу. Рука Джейн ослабила свою бессознательную хватку на руке Лейлы. Это был не тот мужчина.

Он подошел к девушке, наклонился над ней, несколько секунд на нее смотрел и нежно положил цветы ей на грудь. Затем он присел рядом, опершись на локоть, и заглянул ей в лицо…

В этот момент Джейн словно что-то толкнуло. Она медленно повернула голову. И застыла в неподвижности. Ее сердце подпрыгнуло так, что она испытала физическую боль. Джейн схватила Лейлу за руку.

— Смотри! — прошептала она. — Наверху, в той ложе!

Сомневаться тут не приходилось. Она знала это лицо лучше, чем собственное: каждый локон волос, каждую черточку, каждую искорку в его карих глазах. Она знала эту мягкую улыбку, с которой он сейчас, несколько наклонившись вперед, наблюдал сцену. В нем ей все было знакомо. Затем, внезапно, она поняла, что глаза почти каждой женщины смотрят в том же направлении. Выражение на множестве лиц вызвало у нее дрожь и заставило еще крепче сжать руку Лейлы.

Несколько минут мужчина продолжал смотреть на сцену, очевидно целиком поглощенный действием. Затем что-то, возможно напряженная тишина в зале, заставило его посмотреть в зал.

Перед сотнями глаз, направленных на него, его улыбка померкла.

Тишина резко была нарушена одновременной истерикой в нескольких местах зала.

Он неуверенно встал, на лице явно отразилась тревога. Затем он решительно повернулся в глубину ложи. Что случилось там, разглядеть из партера было невозможно, но через секунду Джейн поняла, что выйти из нее ему не удалось. Он снова появился в поле зрения, оттесняемый от двери. За ним появились несколько женщин. Выражение их лиц заставило Джейн вздремнуть. Когда мужчина повернулся, его испуг стал явно заметен. Женщины, загнавшие его в угол, напоминали разъяренных фурий.

Поколебавшись секунду, он перекинул одну ногу через барьер и перелез наружу. Очевидно, он собирался спастись, перебравшись в соседнюю ложу. Едва не упав, он дотянулся до края ложи.

Две женщины из той ложи, откуда он выбирался, одновременно схватили его за другую руку и оторвали от барьера. В течение страшно долгого момента он балансировал там, взмахивая руками и пытаясь найти равновесие, но не смог и рухнул, заваливаясь на спину.

Джейн вцепилась в Лейлу, закусив губу, чтобы не закричать.

В этом не было необходимости: почти все в зале кричали…

Дома Джейн сидела, долго глядя на телефон. Наконец она сняла трубку и позвонила к себе в офис.

— О, Дон. Я насчет того мужчины в Каунтис-театре этой ночью. Тебе что-нибудь известно? — спросила она изменившимся голосом.

— Разумеется. Я пишу некролог, — ответил беспечный голос. — Что ты хочешь узнать?

— Просто… — начала она неуверенно. — Просто, кто он такой… ну и прочее.

— Парня звали Десмонд Хейли. 35 лет. Много всяких степеней и званий, главным образом относящихся к медицине. Практиковал как психиатр. Написал кучу книг. Самая известная: «Психология толпы и коммуникативная истерия». Последняя публикация в списке — статья, нашпигованная, по общему мнению, напыщенным вздором, под названием: «Коллективные галлюцинации». Он жил… Эй, что-нибудь не так?

— Нет, все так, — ответила Джейн, с трудом произнося слова.

— Мне показалось… словом, ты, может быть, его знала или…

— Нет, — сказала Джейн так твердо, как могла. — Нет, я его не знала.

Крайне бережно она положила трубку. Медленно прошла в соседнюю комнату, бросилась на постель и отдалась потоку слез.

И кто может сказать, как много слез было пролито ими, оплакивающими сон, который не придет ни сегодня ни завтра…