Грот мавританки

I.

Тамъ, гдѣ Альямскія пучины

Текутъ, смирясь, на днѣ долины,

На лонѣ неприступныхъ скалъ

Высокихъ башень рядъ стоялъ,

И грозный замокъ возвышался.

Туда проникнуть не рѣшался

Испанскій рыцаръ ни одинъ;

Тамъ Мавританскій властелинъ

Держался съ сильными войсками

За укрѣпленными стѣнами,

И по уступамъ черныхъ скалъ

Одинъ туманъ да змѣй вползалъ

Изъ глубины глухой долины,

Да на скалистыя вершины

Орелъ могучій прилеталъ,

И бился безпокойный валъ

О край утесовъ обнаженныхъ,

До облаковъ нагроможденныхъ.

II.

Гнѣздо невѣрныхъ раззорить

И горный замокъ покорить

Не разъ Испанцы покушались:

Напрасно взять его пытались,

И тщетно храбрые легли

На лонѣ вражеской земли…

Но ихъ безвременной кончинѣ

Еще завидуютъ понынѣ

Потомки пылкіе бойцовъ

За вѣру древнюю отцовъ.

Ужаснѣй былъ удѣлъ плѣненныхъ.

Въ одной изъ битвъ ожесточенныхъ

У замка неприступныхъ стѣнъ,

Испанскій вождь попался въ плѣнъ,

Въ борьбѣ неравной побѣжденный, —

Онъ скрытъ въ темницѣ потаенной.

Оставивъ въ страхѣ шумный бой,

Бѣжали смутною толпой

Ему подвластные вассалы.

Покинувъ роковыя скалы,

Спѣшатъ они домой принесть

О плѣнномъ господинѣ вѣсть,

Прибыть скорѣй въ свои владѣнья,

И для его освобожденья

Походъ вторичный предпринять

И выкупъ наскоро собрать.

III.

Послы съ сокровищемъ богатымъ,

Съ камнями, серебромъ и златомъ

Въ опасный снарядились путь,

Чтобъ въ замокъ отческій вернуть

Осиротѣвшему народу

Того, чью цѣнную свободу

Готовъ онъ кровію купить,

Погибнуть съ нимъ, иль вмѣстѣ жить.

И вотъ, свершились ихъ желанья:

Изъ плѣна горькаго изгнанья

Вернулся рыцарь молодой

Въ отцовскій замокъ вѣковой,

И встрѣченъ общимъ ликованьемъ.

Насталъ конецъ его страданьямъ;

Но опечаленъ и угрюмъ,

Не оставляя мрачныхъ думъ,

Онъ молчаливой тѣнью бродитъ,

Нигдѣ покоя не находитъ…

О чемъ безвѣстная печаль?

Зачѣмъ онъ пожираетъ даль

Съ высокой башни взоромъ жаднымъ?

Иль дышетъ мщеньемъ безпощаднымъ

Его пылающая грудь,

Иль онъ не въ силахъ отдохнуть

Отъ пережитаго страданья,

И острый ядъ воспоминанья

Мутитъ тоскующую кровь?

Увы! не мщенье, а любовь

Имъ овладѣла съ бурной силой:

И день, и ночь по дѣвѣ милой

Онъ изнываетъ и груститъ.

И пылкой мыслію летитъ

Въ тотъ замокъ чуждый, неприступный,

Гдѣ сталъ рабомъ любви преступной:

Среди враговъ его «она»,

И Мавританкой рождена…

IV.

Когда въ темницѣ подземельной

Томился онъ тоской смертельной

Въ разлукѣ съ близкимъ и роднымъ, —

Однажды ночью передъ нимъ,

Подобно чудному видѣнью,

Явилась молчаливой тѣнью

Алькада молодая дочь.

За нею разгоняло ночь

Горящихъ факеловъ сіянье,

И два невольника въ молчаньи

Стояли рядомъ у стѣны,

Къ плитамъ тюрьмы пригвождены,

И ожидая повелѣнья.

Окаменѣвъ отъ изумленья,

Въ нее вперилъ свой взоръ нѣмой

Испанскій плѣнникъ молодой;

Но по обычаю Востока

Густой вуаль скрывалъ отъ ока

Черты прекраснаго лица:

Изъ подъ жемчужнаго вѣнца

На кудри черныя сбѣгало

Ея густое покрывало,

И какъ серебряный туманъ

Ей обвивало стройный станъ.

И Мавританка молодая

Стояла, съ трепетомъ взирая

На чужеземнаго бойца.

Онъ плѣнникъ былъ ея отца;

Въ его тюрьму проникнуть тайно,

Его узрѣть — хотябъ случайно,

Давно хотѣлось страстно ей.

И вотъ — онъ, точно передъ ней.

V.

Въ темницѣ, какъ могила, черной, —

Надменный, мрачный, непокорный,

Съ печалью гордой на челѣ,

На голой и сырой землѣ

Лежалъ безсильно онъ, въ оковахъ;

Но взоръ очей его суровыхъ

Все тотъ-же былъ орлиный взоръ.

«Ужели смертный приговоръ» —

Онъ ей сказалъ — «они прислали

Съ тобой, и женщину избрали,

Чтобы въ тюрьму мою принесть

О смерти радостную вѣсть?

Я смерти жду давно и страстно;

Устами женщины прекрасной

Еще милѣй ея привѣтъ».

Молчанье былъ ея отвѣтъ;

Волнуясь, грудь ея дышала,

И вдругъ, откинувъ покрывало

Движеньемъ быстрымъ и живымъ,

Она предстала передъ нимъ,

И онъ увидѣлъ на мгновенье

Глаза — какъ солнца отраженье

Въ хрустальномъ зеркалѣ волны,

Сверканья синяго полны

Подъ сѣнью шелковой рѣсницы,

И брови гордыя царицы,

Блестящій, искрометный взглядъ,

Устъ расцвѣтающій гранатъ,

И плечъ блистанье бѣлоснѣжныхъ,

И пламень щекъ прелестно-нѣжныхъ,

И роскошь темныхъ косъ — вѣнца

Ея небеснаго лица…

Видѣнье только промелькнуло.

«О нѣтъ, живи!» она шепнула —

«И помни Зару». И одинъ,

Нѣмъ, очарованъ, недвижимъ,

Въ своей теыницѣ онъ остался.

О, какъ ужасенъ показался

Ему глубокій мракъ теперь,

Когда закрылась эта дверь

За чуднымъ красоты видѣньемъ!

И полнымъ пламеннымъ стремленьемъ

Его душа увлечена.

Отнынѣ навсегда полна

Однимъ лишь образомъ прекрасной.

Онъ жилъ надеждою напрасной

Красавицу увидѣть вновь

И заслужить ея любовь.

Но время шло, и стражъ суровый

Вошелъ, чтобъ снять его оковы:

Свободы часъ ему пробилъ,

Надежды сладкія убилъ —

И онъ вернулся въ край родимый

Свободный, но тоской томимый,

Со смертью въ сердцѣ, и съ огнемъ

Неугасимой страсти въ немъ…

VI.

О ней тоскующій, угрюмый,

Онъ думалъ. Но недолго думалъ.

Рѣшенье смѣлое въ труди

Созрѣло вдругъ, и впереди

Онъ цѣль завѣтную намѣтилъ.

Немного дней онъ въ замкѣ встрѣтилъ,

И ужь въ губительный походъ

Опять войска свои ведетъ…

«Клянусь надеждой на спасенье —

За плѣнъ позорный въ отомщенье

Гнѣздо невѣрныхъ раззорить,

Пятно неволи кровью смыть.

Ко мнѣ друзья! За мной вассалы!»

И громко повторили скалы

Призывный крикъ, отважный кличъ,

И какъ небесный грозный бичъ,

Не зная страха и преграды,

На замка вражьяго громады

Они обрушились въ ночи.

И солнца юнаго лучи,

Возставъ, побѣду озарили:

Испанцы въ замкѣ ужь царили,

И флагъ кровавый золотой

На башнѣ ихъ сторожевой

По вѣтру гордо развѣвался,

И вождь побѣдой упивался…

Желанной цѣли онъ достигъ:

Съ остаткомъ войскъ алькадъ-старикъ,

Изъ замка вытѣсненъ съ позоромъ,

Спасаясь бѣгствомъ, скрылся въ горы.

А дочь прекрасная его

Въ тиши покоя своего

Отъ шума битвы пробудилась

И, устрашенная, молилась,

Чтобъ побѣдилъ ея отецъ.

Когда-же солнце наконецъ

Надъ горизонтомъ засіяло,

И пораженье ясно стало —

Тогда предъ ней, къ ея ногамъ

Склонился побѣдитель самъ,

И въ томъ, кого такъ трепетала,

Она желаннаго узнала…

VII.

Дни мчались… Страстью упоенъ

И въ обожанье погруженъ,

Забывъ весь міръ и край родимый,

У ногъ красавицы любимой,

Гдѣ онъ оружіе сложилъ,

Все время рыцарь проводилъ,

Средь добровольнаго изгнанья.

И ужь полны негодованья,

Вассалы начали роптать:

«Ужели жизнью рисковать

Мы для того сюда летѣли,

Чтобъ вождь такой постыдной цѣли

Достигнуть могъ и сталъ потомъ

Своей же плѣнницы рабомъ?

Теперь все въ замкѣ намъ подвластно,

Но оставаться здѣсь опасно:

Полки невѣрныхъ каждый часъ

Готовы вновь напасть на насъ.

Преступной упоенъ любовью,

Не дорожитъ онъ нашей кровью,

Готовъ онъ въ жертву насъ принесть.

Онъ позабылъ и стыдъ и честь —

Ужасно будетъ наказанье!»

И вотъ — сбылося предсказанье…

Внезапной вѣсти внеылетъ онъ:

Уже идутъ со всѣхъ сторонъ,

Грозящей надвигаясь тучей,

Полки враговъ стѣной могучей,

Ужь подошли къ подножью скалъ.

И часъ рѣшительный насталъ,

Часъ неизбѣжный столкновенья…

Очнувшись, какъ отъ сновидѣнья,

Восппрянулъ рыцарь молодой,

Схватился сильною рукой

За мечъ свой славный и надежный,

Въ послѣдній разъ со страстью нѣжной

Къ груди красавицу прижалъ,

И поспѣшилъ на лоно скалъ,

Куда взбирался врагъ опасный.

И завязался бой ужасный…

Дрались испанцы, точно львы;

Но все напрасно: головы

Никто не снесъ въ кровавой встрѣчѣ,

Погибли всѣ въ жестокой сѣчѣ,

Числомъ враговъ побѣждены…

Смотрѣла Зара со стѣны

На роковое столкновенье.

Но кто пойметъ ея мученье,

Когда Испанскій вождъ упалъ?

На мигъ ей ужасъ кровь сковалъ,

Въ ея очахъ сверкнули слезы,

И съ устъ сорвался вопль угрозы.

VIII.

Тоски, отчаянья полна,

Спѣшитъ скорѣй сойти она

Съ зубчатыхъ стѣнъ на поле битвы

И шепчетъ жаркія молитвы.

Пока лазурный небосклонъ

Сіяньемъ солнца озаренъ,

Выѣшаться въ бой она не смѣла,

И нетерпѣньемъ пламенѣла

Ея тоскующая грудь.

Не страшенъ ей кровавый путь:

Не крови видъ, не смерть, не сѣча —

Страшна съ отцомъ забытымъ встрѣча.

И наконецъ погаснулъ день.

Теперь ее ночная тѣнь

Отъ глазъ непрошенныхъ скрывала,

И завернувшись въ покрывало,

Она со скалъ тайкомъ сошла,

И вскорѣ милаго нашла

На мѣстѣ томъ, гдѣ онъ сраженный

Горячей кровью обагренный,

Въ ея глазахъ тогда упалъ.

О, радость! Онъ еще дышалъ,

Онъ жилъ! Онъ избѣжалъ могилы!

Надежда придала ей силы:

Поднявъ, она его несетъ

Въ глубокій потаенный гротъ,

Сокрытый въ лонѣ скалъ прибрежныхъ.

Очнулся онъ въ объятьяхъ нѣжныхъ,

Покрытый кровью, недвижимъ,

Но безопасенъ, и надъ нимъ,

Въ волненьи радостномъ рыдая,

Склонилась Зара молодая.

И доносился въ темный гротъ

Лишь тихій плескъ Альямскихъ водъ,

Лишь ночи мирное дыханье,

Ночныхъ цвѣтовъ благоуханье…

IX.

Пришелъ въ себя, очнулся онъ —

Но съ устъ его ужасный стонъ

Сорвался съ огненнымъ дыханьемъ,

Исторгнутъ тягостнымъ страданьемъ.

«Воды! воды! вся грудь въ огнѣ, —

„О, сжалься, дай напиться мнѣ!“

Онъ повторялъ, изнемогая.

„Воды! воды!.. я умираю“…

Тоски мучительной полна,

Тяжелый шлемъ его она

Сняла дрожащими руками,

И торопливмый шагами

Спѣшитъ на брегъ во тьмѣ ночной,

Чтобъ зачерпнуть воды рѣчной.

Луна въ глубокомъ небѣ блещетъ,

У черныхъ скалъ Альяма плещетъ,

И Зара свѣжею струей

Шлемъ наполняетъ золотой,

Склонившись надъ волной гремучей.

Вдругъ, точно молнія изъ тучи,

Во мракѣ отыскавши путь,

Стрѣла впилась ей прямо въ грудь…

То стража съ башни увидала,

Какъ промелькнуло покрывало,

И наудачу съ вышины

Стрѣлу пустила со стѣны:

Она красавицу сразила…

Но отнести она спѣшила

Послѣдній милому привѣтъ:

Кровавый оставляя слѣдъ,

Истомлена, блѣдна, шатаясь,

За вѣтви гибкія цѣпляясь,

Она съ водой вернулась вновь

Туда, гдѣ нѣжная любовь

Пріютъ для милаго сыскала,

И близь него безъ силъ упала,

Но протянула шлемъ съ водой

Ему дрожащею рукой…

X.

Ужасный видъ ея страданья

Вдругъ возвратилъ ему сознанье;

Въ чертахъ прекраснаго лица

Начало страшнаго конца

Онъ прочиталъ потухшимъ взоромъ.

Судьбы жестокимъ приговоромъ

До глубины души сраженъ,

Внезапной мыслью озаренъ,

Отъ свѣжихъ струй онъ отстранился

И надъ возлюбленной склонился:

«Тебя какъ жизнь я полюбилъ,

Я для тебя все, все забылъ —

И честь и родину и вѣру…

Въ своей любви не зналъ я мѣру,

И Небо тяжко оскорбилъ;

Тобой — отецъ обманутъ былъ…

Когда ты истинно любила,

Скажи, ужель должна могила

Насъ безвозвратно разлучить?

О, дай съ твоей соединить

Мнѣ душу полную мученья!

За грѣхъ нашъ тяжкій въ искупленье

Прими крещенье въ этотъ часъ —

И Богъ не покараетъ насъ,

Не разлучитъ насъ въ жизни вѣчной,

И для любови безконечной

И для блаженства воскреситъ.

О, согласись, и Онъ проститъ!..»

Въ отвѣтъ на жаркія моленья

Едва примѣтнымъ наклоненьемъ

Смертельно блѣднаго чела

Она согласіе дала,

И онъ слабѣющей рукою

Ее съ молитвою святою

Водой живящей оросилъ,

И вздохъ послѣдній испустилъ…

XI.

На утро по слѣдамъ кровавымъ,

Примявшимъ луговыя травы,

Открыли въ потаенный гротъ

Вѣтвями загражденный входъ,

И тамъ безъ жизни и дыханья,

Чужда печали и страданья,

Въ тиши, въ покоѣ неземномъ,

Могильнымъ почивала сномъ

Чета прекрасная влюбленныхъ,

Съ землей и небомъ примиренныхъ…

Съ тѣхъ поръ всегда зоветъ народъ

То мѣсто «Мавританки гротъ.»