Гроза пустошей

Глава 12, в которой мотылек-телепат прилетает в Хаир, а Ястреб Джек устраивает потасовку с поэтом.

Если ты спросонья открываешь глаза, еще не оправившись от хмеля и мечтаний, а за окном видна гигантская опушенная голова с фасеточными глазами, которая пялится и шевелит хоботком, то день начат как следует. Я вскочил и оделся за секунду или даже меньше, но когда выглянул снова, за окном дремала пустая утренняя улочка Хаира. Ничего необычного, только пыльная дорога и спящие здания. Но я точно уверился, что это был не сон, что на крыше “Хашдама” нас ждут. Мысль как будто подсадили в голову, и она настойчиво требовала внимания.

Весь предыдущий день я провел, расспрашивая информаторов о подземных ходах Хаира и прикидывая, как лучше обвести Шкуродёра вокруг пальца, пока мутанты бегали от охотников и наслаждались праздниками. Я растолкал пускающую слюнку Хайки, попинал свернувшегося под покрывалом Ястреба Джека, и мы, щурясь и потирая глаза, выбрались на террасу, а с нее поднялись на крышу. Мутанты даже не препирались: мысленный призыв, внутренняя уверенность в том, что пора выбраться наружу, сразу же достигла их голов. Телепаты умели подсаживать мысли так, что те казались хоть и навязчивыми, но своими.

Воздух на улице не успел разогреться, дышал в лицо прохладцей ночи и резковатым запахом акаций. Вокруг расстилался невидимый снизу, верхний ярус Хаира, состоявший из переплетшихся, сгрудившихся крыш разной высоты и вида. Алые стены темнели за палевым массивом домов и храмов. Солнце мялось за горизонтом, медленно распускаясь розово-золотыми лучами, а на плоской белой макушке “Хашдама”, под лаской рассветного света светилось гигантское тело мотылька-телепата.

- Воа... - Хайки пришла в восторг. – Это происходит на самом деле?

Вокруг светлых крыльев, покрытых серебристым слоем пыльцы, сияло еле заметное гало, многочисленные мохнатые лапки существа беспокойно шевелились под большим светлым брюшком. Темные усики длиной с человеческую руку изгибались, будто посыпанные блестками рождественские леденцы-палочки, но сверху каждый усик покрывали длинные светлые волоски. Мотылек пошевелил ими, словно антеннами, и смотал хоботок, который таинственным образом исчез в суровой мордочке.

Мы оробели перед удивительным, невозможным живым существом, которое возвышалось на крыше, будто для этого не существовало объективных ограничений. Большую его часть составляли большие, покрытые вязью светлых узоров крылья, и когда мотылек их распахнул, то с легкостью занял живым полотном половину крыши. Закончив красоваться, мотылек аккуратно собрал крылья, став похожим на пузатую крылатую ракету с усиками и ножками, и уставился на нас черными глазами.

Ястреб Джек сделал несколько шагов ему навстречу, будто собирался обнять, но на полпути остановился.

«Доброе утро, человек”, - произнес мотылек внутри наших голов, обращая приветствие к каждому.

- Тебе того же, - улыбнулась Хайки. - Ты летаешь между городами?

Ястреб Джек успокоился и сел недалеко от серебристого туловища, скрестив ноги и созерцая удивительное тело, пиро зевнула и потянулась. Мы вели себя так, будто к нам каждый день прилетает большое разумное насекомое, умеющее читать мысли.

“Каждую ночь, когда солнце перестает слепить. Крылья для того и нужны, разрушители. Вскоре я спрячусь в убежище в горах вблизи этого города, - “голос” мотылька звучал очень довольно. - Но любимица моих меньших братьев сказала, вы обнаружили что-то очень важное”.

- Получается, ты все время сидишь взаперти, - пожалела пиро. - Ведь если выберешься, люди перепугаются и нападут.

"Да, приходится прятаться, разрушительница."

- Мы тут подумали… - меня осенило. - Может, тебе отправиться в живые города? Там может быть сколько угодно воды и цветов, и при этом никто не удивится, если среди бела дня будет летать такая гигантская бестия, как ты.

"Твое предложение опасно, человек. Зона искажений меняет существ".

- Живой город больше похож на нас, чем на искажения, - сказал Ястреб Джек. - На мутантов. Ты можешь остаться тем, кто ты есть, если с ним договоришься. Попробовать стоит.

Не знаю, откуда он это взял, но говорил очень уверенно. На обнаженном лице, не скрытом пыльным шарфом, читалась решительность; ленца и невнятность пропали, он казался целеустремленным. Твердость Ястреба Джека передавалась другим, откровенное безумие идей под давлением его дара представлялось новаторством.

"Я иногда чувствую себя очень одиноко, человек. Я первый из племени будущих разумных насекомых и животных, как твои друзья-мутанты - первые из племени новых людей. Если где-то есть место, где я и мои друзья смогут быть свободны, я немедленно отправлюсь туда, но искажения пугают. Как и все, я боюсь умереть".

Мотылек потоптался на месте.

- А зачем искажения создают таких, как мы? - с надеждой спросила пиро. - Это что-нибудь значит?

Обычные люди воспринимали искажения как необъяснимый катаклизм, как буддийскую данность или радиоактивную пустыню, которой стоит сторониться. Эхо войны. Мы умеем ловко отсекать неудобные вопросы, занявшись бытом. Мутантов в пустошах родилось немного, но во что превратится жизнь, когда реакции и способности других нельзя будет просчитать, когда отношения станут окончательно непредсказуемыми?

Конечно, философы давно твердят, что жизнь человека - это хаос, который мы объединяем в историю по собственному вкусу, но законы физики у людей прежде никто не отнимал. Уж тут-то на вселенную можно было положиться. Теперь же, глядя на причудливое, необъяснимое существо на крыше, я восхищался и вместе с тем был до усрачки устрашен.

“Люди в храме часто задают подобные вопросы. Им кажется, я должен знать. Но я не знаю. Я думаю, что мы - язык, который создают искажения. Мы переводчики, в каждом из которых соединяются части двух миров», - ответил мотылек и покачал усиками.

Ястреб Джек слабо кивнул, будто сразу во всем разобрался, и моя рука зачесалась отвесить вяловатому всезнайке затрещину. Язык искажений? Что за чушь собачья! Как можно разговаривать, создавая мутантов?

Хайки намотала на палец прядь светлых волос. Я будто оказался на сходке секретного общества, где все понимают тему собрания и усердно строят предположения, а я сижу, словно дурак, и слышу только “вававава”. Не самое приятное чувство.

- Солнце почти встало, скоро тебя кто-нибудь увидит, - я поторопил мутантов. - У Шкуродёра есть таблички со стихами, которые останавливают города. Ну, или он верит в это достаточно сильно, чтобы заплатить за поиски. Я уже решил, что попробую его обчистить, но игры с живым городом – сложная затея с неизвестным исходом.

- Нам не нужно, чтобы город стоял. Тогда его завоюют, и он омертвеет, - Джек зарыл руку в нанесенный песчаными бурями тонкий песок и наблюдал, как тот падает с тощих пальцев. - Но вдруг получится заселить кусочек внутри, оставив город таким же странником, как обычно? Тогда можно путешествовать по пустошам и одновременно жить в красивом, свободном месте.

"Кто-нибудь пытался сделать подобное?"

- Мне о таком неизвестно, - фыркнул я.

"Телепаты говорят, что городам не нужны ни ритмы, ни таблички. Они замирают не потому, что их поймали, а чтобы наблюдать нечто интересное. Они могут уйти в любой момент", - поделился мотылек.

Пиро встрепенулась - ей была по душе такая идея. Воздух начал теплеть.

- Тем более! Тот город, который впустил нас, похож на крупное коллективное сознание, нечто огромное и непонятное, но все же по-своему разумное. Если кому и договариваться с бродячими кусками искажений, то это телепатам, - я старался быть убедительным. – Попробуй заинтересовать его – и прячься внутри.

"Почему ты так настаиваешь?"

Мотылек растопырил перепачканные песком лапки и вытаращился гигантскими глазами. Большие крылья, покрытые мягким пухом и пыльцой, взволнованно разошлись в стороны, обдавая нас ветром.

- Потому что Шкуродёр узнал о тебе. И договориться с ним будет гораздо сложнее, чем с кучей бродячих чудовищ в виде города! Для него ты – говорящее насекомое, желанная диковина. Он коллекционер, рабовладелец. Шкуродёр поймает тебя и будет показывать на арене, собирая большие деньги, или продаст в Новую Сативу на опыты.

"Это тревожные новости. Но почему вы обеспокоены?"

- Да ты с ума сошел! - возмутилась Хайки. - Неужели если бы ты знал, что загадочное существо поймают и начнут мучить, ты бы ему не помог?

Я задумался. Какого черта я занимаюсь всем этим? Заказ давно выполнен, деньги перешли на нужный счет. Но каким бы циником я себя ни воображал, я не мог представить, что настоящее, живое чудо попадет в руки такому куска дерьма, как Шкуродёр. Видимо, насекомое-культист уловило суть моих мыслей и издало непонятное шуршание.

"Мы готовы вступить в союз, - торжественно передал мотылёк. - Но я должен обсудить риск со своими последователями. Они тоже хотят мира, однако вряд ли будут безудержно бросаться в неизведанное".

- Ты сам - неизведанное, - Ястреб Джек задрал голову навстречу рассвету.

Солнце нехотя начало подниматься, луч блеснул на голубом минарете. Вздохнули спавшие деревья, вдалеке закукарекал петух.

Разговор закончился, но мы будто попали под действие невидимого заклятья. Рождение нового дня объединило нас. Вместе с рассветом в окружающий мир возвращались краски. Порозовел и пожелтел пустынный кустарник, на деревья вернулась зелень, засияли окна, а затем над просыпающимся Хаиром понеслась песнь муэдзина - дрожащая, мелодичная, древняя. Разные глаза Ястреба Джека приоткрылись от удивления, в них играл свет.

- Что бы вы ни решили, Шкуродёр знает о тебе, поэтому прячься, - сказал я. - Как бы телепаты ни старались, люди проболтаются, а у него целая армия в кармане. Это война, так что держись подальше от Хаира.

Мотылек взмахнул крыльями, обдав нас ветром, и полетел прямо на солнце, растворился в его лучах.

«До встречи, разрушители», - попрощался он.

Мотылек не должен был лететь, не мог – он слишком велик, несуразен. Его должно было разорвать внутренними силами на куски. И все-таки вон он стремительно удаляется в сторону стены, светлый и невесомый, почти незаметный в утреннем небе пустыни. В мире, где он жил, могла случиться любая вещь, каждое предсказание или мечта становились чарующе близкими. Отчего-то я подумал о дирижаблях Нахама, о том, как они отрываются от Свельты, врезаются в небеса искажений и превращаются в драконов.

Некоторое время я слушал, как тоскливо и сладостно невидимый певец поет о любви к выдуманному богу и рассеянно разглядывал крикливую вышивку на подоле у Хайки. Сон, отступивший во время зова гостя-телепата, навалился, глаза закрывались, а тело напомнило, что этот тип раннего утра нормальные люди зовут ночью. Рот после вчерашних излишеств пересох.

Ястреб Джек встал, отряхнулся от песка, а потом подпрыгнул и закричал прямо в утро, громко и мелодично.

- Ты всех перебудишь, болван, - сощурилась Хайки. - Зачем вопить?

- Хотел внести свою лепту в новый день. Но, если начистоту, жителям стоит проснуться. Рё и механиндзя на расстоянии часов четырех от Хаира, их больше сотни. Что будем делать?

Я посмотрел на помятые физиономии похмельных мутантов, сверился со своими внутренними часами и принял единственно верное для лидера решение:

- Пару часов мы поспим.

Когда мы проснулись в следующий раз, было все еще рано, но не настолько, чтобы мычать и трусливо проситься обратно под одеяло. Хаир жил многообразной гремучей жизнью, еще не подозревая о том, что вскоре на улицы выплеснутся меченосцы Рё. Я надел маску хладнокровия, которая необходима, чтобы никто в отряде не начал паниковать. Не представляете, сколько безнадежных войн было выиграно потому, что военачальники умели держать лицо и придерживать информацию до последнего момента. Если Хайки с Джеком и сомневались во мне, то никак этого не выдавали.

Дальнейший план был поистине чудовищен и находился на стыке стратегии и поэзии, поэтому первым делом мы отправились к стене поэтов Хаира. Утром туда стекались любители рифмы и с гордостью или опаской приделывали свежие поэмы к стене, выставляя их на общий суд. Некоторые пытались сохранить анонимность, разогревая чужой интерес, кое-кто злоупотреблял граффити, хотя обычно поэты оставались верны бумаге и цепляющей взгляд вязи. Стену облепляли маленькие выцветшие листки, разные стили схлестывались в захватывающей борьбе.

Ближе к полудню собиралась публика - немногочисленные, но очень вспыльчивые ценители стихов, спорившие до хрипоты о том, кто лучше овладеет словами. Прения и декламации, поэзия молодых против поэзии стариков. Эта часть культуры Хаира, возродившаяся спустя века, придавала городу неповторимое обаяние, особенно учитывая, что она соседствовала с боями без правил на аренах Шкуродёра и конкурсами поедания верблюжьего мяса на скорость.

Орзу днем раньше не только рассказала последние новости отношений банд, но и удовлетворила мое любопытство по поводу старика Фахаба, которого мы вытащили из Пальца. Я привык знать, с кем меня сталкивает жизнь, и в этот раз судьба одарила. Я винил в этом способность Ястреба Джека гнуть реальность.

Невежливый эксцентричный старик, больше озабоченный состоянием дорогой одежды, чем выживанием, оказался старейшим поэтом Хаира, живым и сварливым классиком. Он славился неприятным характером, но даже в 70 продолжал вывешивать листки на стену поэтов, вызывая у молодежи восхищение и зависть. Если бы не приручение живых городов, я бы не заинтересовался такими сомнительными достоинствами, но теперь стоило подкараулить вздорную развалину и переманить его на нашу сторону.

Хайки бродила вдоль стены в голубом кимоно с драконами, делавшем ее похожей на бандитку, ограбившую сундук куртизанок и без уважения обрядившуюся в найденные там одежды. Манеры и походка пиро выдавали налетчицу, а шелк рассказывал совсем иную историю, пытался обмануть. Она заново подбрила заросшую половину головы, а белокурая грива другой половины развевалась под утренним ветерком.

Пиро как-то выросла за прошедшее время, вытянулась, что ли, или дело в платье – я никогда не видел ее в женских вещах. Ястреба Джека целиком поглотило чтение трепещущих листков. То и дело он хмыкал или неуверенно поднимал брови, а порой с одобрением ухмылялся.

Фахаба долго ждать не пришлось – старикам вечно не спится. Как и говорила Орзу, старый поэт не изменял графику. Ободранную желтую тунику Фахаб сменил на роскошную дишдашу цвета зеленой листвы, обшитую по краям золотистой нитью, а его закрытым сандалиям с обильной вышивкой могли бы позавидовать умершие вельможи исчезнувших в веках восточных дворов. Судя по его поведению, кем-то таким Фахаб себя и ощущал. Он жил в ином времени - и абсолютно точно не в том, в котором пребывала чернь вроде нас.

Остатки седых волос вздорно торчали навстречу миру, а на носу поэта красовались импозантные очки в коричневой оправе.

- Эй! – махнула рукой Хайки.

Старик не одарил ее вниманием, приделывая листок на самодельный клей прямо в центре стены. Он никого не видел. Ничто не имело значения кроме стены и стихов.

Только после того, как листки оказались на нужном месте, мне удалось его разговорить, но Фахаб умел удивлять. Если отделить суть слов поэта от фырканья и скрытых оскорблений, то негодяй считал, что это не мы оказали ему услугу, вытащив из тюрьмы и не дав умереть, а он оказал ее нам, позволив таким никчемным людям совершить нечто полезное и вызволить великого творца.

Хайки вздохнула, предчувствуя неприятности. Ястреб Джек начал читать листок, который прикрепил старец.

- Фахаб, если бы не мы, от тебя бы осталась куча костей в камере, - не сдавался я. – Ты должен нам услугу, и заметь, я не слишком тебя обременяю.

- Я остался жив, и вы можете наслаждаться моей поэзией. Чего вам еще надо?

В гробу я видел его поэзию.

- Небольшая просьба тебя совершенно не затруднит. Мне нужно, чтобы ты пошел к Шкуродёру... в поместье мэра Хаира и поговорил с ним о поимке живых городов. Ходят слухи, что только поэты могут приворожить странствующие города из отражений, и я хочу, чтобы ты предложил ему свои поразительные умения, - заливал я. – Только лучшим удается заворожить скачущий город-бестию. Кому, как не тебе совершать этот подвиг? Я не говорю, что ты обязан участвовать в поимке на самом деле, но поговорить с ним стоит. Сходи к мэру - и делу конец. Считай, мы квиты.

- Мне это неинтересно.

Фахаб отвернулся и пошел прочь, шаркая расшитыми туфлями. Чертов старик! Хайки вопросительно посмотрела на меня, готовая применить силу. Заслуженный поэт Хаира медленно удалялся.

- Неинтересно что? - громко спросил Ястреб Джек и отвернулся от стены. - Неинтересно менять саму реальность с помощью поэзии? Не иносказательно, не за счет чувств, а на самом деле, будто рисуешь кистью. Творить мир по своему желанию тоже неинтересно? Размалывать видимое и перестраивать его силой ритма? Видно, ты староват для настоящих, опасных стихов, Фахаб.

Поэт замедлил шаг.

- Верно про тебя говорят, что ты хорош только в классической поэзии, - бросил Джек. - Я бы сказал иначе – ты в ней застрял.

- Что ты сказал?

Старый поэт развернулся с прытью, которой от него трудно было ожидать.

- Я говорю, что ты уже не звезда среди поэтов Хаира. Утром я ждал тебя и прочитал почти всю стену. Самый смелый и вдохновенный поэт здесь Рин. Из его слов рвется молодой дух, дерзость, свежесть ручья. Чтобы его побить, нужно нечто большее, чем связные рифмы и банальные образы, пусть и красиво обрисованные. Нужно рисковать, а твое время ушло, Фахаб.

У меня челюсть отвисла. Каждый раз глядя на разноглазого оборванца, забываю, что он жил и учился в бункерах.

Ястреб Джек демонстративно вернулся к чтению, скрестив руки на груди и увлеченно изучая следующую поэму, словно ответное мнение Фахаба не имело для него никакого значения. Пренебрежение возымело поразительный эффект, которого не достигнешь добротой. Старик буквально преобразился, потеряв ленцу старого визиря[22].

- Ах ты дрянь! – Фахаб кинулся на мутанта, отвесил ему пинок длинной туфлей и тут же вцепился в покрывающий Джека лисам. – Проклятый дилетант! Сын шайтана!

Мы с Хайки стояли, разинув рот, а перед нами катались в пыли известный поэт и долговязый мутант. Джек пытался оторвать от себя цепкие сухие лапы Фахаба, а тот напустился на критика с неожиданной для такого пожилого человека энергией, содрал шарф с лица мутанта и терзал его, будто ненавистного врага.

Через минуту к нам присоединился смуглый подросток в шортах и с листком в руке, и мы продолжили пялиться втроем. Было в этом что-то завораживающее.

- Критиком себя возомнил? Да? Да?

Поэт и Ястреб Джек продолжали тузить друг друга, хотя мутант больше старался освободиться от натиска старика, чем нанести ему урон. Даже его сила, утихомиривающая огненный океан Хайки, не могла успокоить яростного поэта.

- Это же Фахаб... – выдохнул парнишка. – Во дела... Никому не дает спуску. Великий человек!

Также быстро, как «великий человек» начал потасовку, он выдохся, отцепился от мутанта, встал и начал приводить себя в порядок, будто ничего не произошло. Потом он заворчал, увидев пыль на зеленой ткани, смерил взглядом сердитых глаз пацана-поэта, вытянувшегося с открытым ртом, выругался и развернулся ко мне.

- Я согласен, - молочные волосы Фахаба после схватки торчали еще более вызывающе, словно белый венец. – Я буду заклинать города.

- Великолепно, - широко улыбнулся я и жестом предложил проследовать в ближайшую чайхану, чтобы выпить и обсудить детали.

Джек закатил глаза кверху, отряхнулся, поднял испорченный шарф и закурил. Намотав его обратно, он стал похож на бродягу сильнее, чем прежде.

Залив старика сладкой рекой лести и осыпав ворохом фальшивых обещаний, я уверился, что Фахаб все-таки отправится повидать Шкуродёра. Слова Ястреба Джека серьезно задели поэта, хотя он считал, что менять реальность – значит оскорблять Творца. Однако религиозные воззрения крайне гибки и удобны тем, что их можно легко гнуть в любую сторону, используя хитроумие и цитаты, поэтому я развеял сомнения Фахаба потоком разнообразной чепухи и отправил к усадьбе врага. Мы следовали за ним по пятам, скрываясь за углами и магазинчиками, но Фахаб даже ни разу не обернулся, погруженный в мысли о сути поэзии. Он не интересовался никем кроме себя самого.

Дальнейший план не внушал никому доверия, но исходивший от него запах ребячества и сумасбродства мне импонировал. Все зависело от точности расчета времени, и я чувствовал себя управляющим огромным оркестром, целым взводом музыкантов из прошлого. Инструменты уже собирались в одном месте, оставалось заставить их сыграть то, что я хотел. Я кожей чувствовал, как облака пыли приближаются к алой крепости, как пространство наполняет неслышный зуд предвкушения, а минуты вибрируют, будто сжатые пружинки.

Вскоре Рё нарушит нейтралитет, установившийся после войны банд, хотя предсказать точный ход мыслей киборга-ниндзя я бы не решился. Возможно, нам повезет – и механиндзя ворвутся в город во время встречи, так что у Шкуродёра найдутся гораздо более важные дела, чем чтение стихов, и похитить таблички окажется проще простого. Я надеялся, что Шкуродёр покажет таблички старику, Ястреб Джек сможет понаблюдать за ними глазами птиц, которых было предостаточно в саду мэра-рабовладельца, и мы поймем, где именно искать.

- А если они ворвутся до встречи? – скрестила руки на груди Хайки. – Тогда весь план провален. Искать таблички в такой огромной усадьбе - это как искать иголку в дюнах. Ты хорошо представляешь, как мы будем прятаться от Рё?

На тот случай, если хрупкая, словно конструкция из стеклянных трубок, задумка не сработает, я запланировал простой побег по туннелям без изысков и столкновений.

- Будем надеяться, что не ворвутся, - вздохнул я. – По поводу отступления не беспокойся. Хаир похож на кусок дырявого сыра, здесь масса выходов и выходов, о которых не все знают. Сбежим.

- Они будут там еще раньше нас. Это же ниндзя. Ниндзя!

Пока мы двигались к усадьбе, из которой я не так давно выходил в ужасе и негодовании, Ястреб Джек молчал, крутя в длинных сухих пальцах древесный лист, а Хайки пританцовывала в солнечных отблесках. Мне бы столько энергии.

- Что ты делал у королевы любви? – спросил я, чтобы отвлечь.

- Хотел вручить им тушкана, как и договаривались, а заодно пытался найти мотылька-гиганта. Хотелось снова увидеть нечто гораздо более странное, чем я сам. Телепатка – крепкий орешек. Она делала вид, что не понимает, о чем я, хотя телепаты понимают все, о чем ты говоришь, даже если не хотят, но тушканчика забрала. А затем приперлись охотники и начали орать, словно коты весной, так что пришлось сваливать.

Я притормозил около палатки с мясными пирожками и собрался с мыслями. Продавец дремал в тени от огромной акации, от лотка шел вкусный запах жареной баранины с лучком. Кажется, я различал и знакомый аромат кардамона. Ничто не предвещало резни, ничто не казалось угрожающим или несущим скрытые знаки.

- Мы должны убить Шкуродёра, - Ястреб Джек почесал щетинистый подбородок. – Он воплощает все, что мне ненавистно. Надо забрать таблички, мотылька, телепатов – и рвануть в живой город. Там нас никто не найдет, мы сможем жить по-новому. Никаких охотников, никаких банд.

Фахаб прошел мимо охраны, скрипуче обругав сонных мордоворотов, и зашагал по дорожкам зеленых лужаек дворца Шкуродёра. Мы купили по пирожку и присели в тени, изображая бездельников и наблюдая за входом издалека.

- Сбежать в искажения? – нервно рассмеялся я, вспомнив комплект щупалец на плечах. – Эта идея становится у вас чересчур популярной, ребята. А почему не сбросить друг друга в колодец? И – да – мы никого не будем убивать. Мы авантюристы, скользкие и ловкие парни, - тут пиро хихикнула. - Мы по-тихому украдем таблички, а потом отправимся восвояси, пока Рё и Шкуродёр займутся очередным переделом пустошей. Скажу честно: в такой ситуации лучше находиться от Хаира как можно дальше.

- Так же тихо, как с механиндзя?

Ястреб Джек был настроен скептически, но пирожок съел. Хайки пребывала в состоянии боевого азарта, даже несмотря на больную руку, и я побаивался, как бы она не взорвалась раньше времени.

- Напоминаю план действий: Фахаб доковыляет до входа в усадьбу и предложит свои услуги, Шкуродёр покажет таблички поэту, знатоку древних языков и ритмов, ибо кому, как не такому уважаемому человеку, показывать подобное сокровище. Лучшие люди мэра сейчас следят за маршем Рё и готовят оборону, сам Шкуродёр вскоре спрячется в укрепленном бункере под домом, откуда наверняка есть проход за стены.

Основная интрига в том, знает ли Рё, где этот выход, и сможет ли он преодолеть оборону стен, но нас это касается мало. Шкуродёр - продукт прошлых лет, он легок на расправу, но ценит авторитеты, поэтому выслушает поэта. После атаки Рё идея получить свежий, никому не принадлежащий город должна казаться ему еще более соблазнительной. Прежде, чем Фахаб успеет достать его своим вздорным нравом, мы устроим переполох, чтобы мэр покинул комнату, а Джек в это время заставит птицу сбросить табличку из окна, - я разулыбался.

Ястреб Джек закрыл лицо рукой.

- Это твой план? Никакие способности из искажений не заставят его работать. Я даже не был в долбаной усадьбе!

Я не позволил подрывать свой боевой дух.

- Ты не видел, сколько птиц около усадьбы Шкуродёра. Там прекрасный сад, в нем хватает птах на любой вкус, так что разведка не займет много времени. Сиди здесь, изображая дервиша, или можешь пройти под носом у охраны и устроиться в ближайших кустах. Я попросил Фахаба открыть окно, когда он будет в кабинете Шкуродёра. На мне и Хайки - устроить шумное представление для охраны, чтобы улучшить твои шансы.

- С чего ты взял, что я смогу заставить птиц вытащить таблички? Ты хотя бы видел птичьи лапы вблизи? Они не приспособлены для таких вещей!

- Либо так, либо в живом городе откроется казино Шкуродёра, - оборвал его я. - Не получится - просто заставь птицу верещать, чтобы мы поняли, где осмотреться. В случае проблем мы с Хайки просто сбежим.

- Ты чокнутый ублюдок, - сказал Ястреб Джек без грамма сомнения. - Птицы возненавидят меня.

- Мы все - чокнутые ублюдки! - жизнерадостно поправила Хайки. - Не знаю, как вы, а я готова.