Группа особого назначения

Пролог

Чай в бокале давно остыл. Леонид Зарецкий прикурил и машинально сделал пару мелких глотков. Поморщившись, отставил бокал в сторону и в очередной раз пробежал глазами короткий список. Последней в этом списке стояла фамилия Усманова. Усманов Геннадий Васильевич, 1961 года рождения, женат, имеет двоих детей, в настоящее время проживает в Москве. «Пожалуй, – подумал Зарецкий, – стоило составить список заново, не в алфавитном порядке, а согласно семейному положению». Но и в этом случае Усманов оказался бы последним в списке.

Двое детей… Мальчик шести лет и девочка, которой не исполнилось еще и года.

Перед Усмановым в списке значился Игорь Сухин: женат, ребенок дошкольного возраста… Тоже правильно. Выше – Манченко, 32 года, холост. Еще выше – семейный Василий Дмитриев. Первым в списке был Вячеслав Боков, в настоящее время холост, но около года назад вернулся к жене, с которой состоял в разводе, ждут пополнения, женщина на седьмом месяце беременности.

Зарецкий бросил короткий взгляд на стену – на ковре, тускло отсвечивая серебром, висел дорогой подарок из Англии: кавалерийский карабин с кремневым замком. Рядом с курком была изображена королевская корона, под ней две заглавные буквы: GR.

Да, дорогой подарок, уникальный, но сейчас, глядя на старинное оружие, Зарецкий не ощутил, как это было еще вчера, гордости от соприкосновения с историей. Генерал Элиотт, который разработал приспособление для предотвращения случайного выпадения шомпола из карабина, оставался там, где ему и положено быть, – в конце восемнадцатого столетия, а Леонид Зарецкий, полковник милиции, – в своем времени, неспокойном, но таком же кровавом и беспощадном, где если не ты, то – тебя.

Напротив Зарецкого в кресле в вольной позе расположился Сергей Марковцев, который собственно и составил список претендентов на руководящую должность в группу прикрытия. Когда полковник сделает свой выбор, кандидат сам начнет комплектовать отряд, скорее всего из бывших боевых товарищей. Но так или иначе, все они будут неоднократно проверяться как самим Зарецким, так и Марковцевым. Последний мог назвать больше половины участников группы прикрытия, учитывая, естественно, кто из кандидатов будет выбран на роль командира.

Вот, например, Сухин мог набрать неплохую команду – Манченко, Усманов…

Снова Усманов… Последнее время хмур, недоволен, сторонится товарищей, как бы ушел в себя человек.

Что ж, видимо, все-таки придется остановиться именно на нем. Марковцев ждет ответа.

Зарецкий бросил на него тяжелый взгляд из-под нахмуренных бровей. Подумал: «Надо было выписать каждого кандидата на отдельном клочке бумаги, перемешать в шапке и вытянуть наугад».

Лотерея… Причем экспресс-лотерея. Время даже не поджимает, а хлещет, как скаковую лошадь, вожжами; и глаза зашорены – смотреть только вперед. Да и сам не захочешь оглянуться, позади – бездна. А вперед еще можно бежать, пусть вдоль обрыва, но на хорошей скорости.

Женат… Двое детей…

Сам виноват.

Губы Зарецкого тронула кислая улыбка. Значит, Усманов, окончательно определился он. И подчеркнул его фамилию карандашом. Протянул листок Марковцеву. Тот взглянул и равнодушно кивнул головой. Сергей был согласен на любой вариант.

Марковцев поднял тренированное тело с кресла, разминая ноги, сделал приседающее движение.

– Инструктаж будешь проводить на даче, – сказал он, забирая со стола сигареты и зажигалку. – Позвонишь Усманову сегодня вечером, встречу назначь у станции метро «Варшавская». Я провожу его. И тебя заодно.

Зарецкий и Марковцев готовили крупную силовую операцию, оба вложили в нее все личные средства (включая купленную третьим лицом роскошную дачу в семидесяти километрах от столицы), от ее исхода зависела их судьба. «А после, – сказал накануне Марковцев, – хоть в монастырь подавайся». Сказал так, словно действительно имел твердые намерения постричься в монахи. Зарецкий откровенно удивился его вроде бы шутливому заявлению.

Геннадий Усманов познакомился со своим новым начальником всего час назад. Они встретились на заранее условленном месте, у станции метро «Варшавская». Усманов жил недалеко от гостиницы «Севастополь», на Юшуньской Большой улице, и на место встречи пришел пешком.

Его новый шеф, Леонид Михайлович Зарецкий, следовал за ним на машине. Усманов не успел пройти и десяти шагов к станции метро, как его окликнул мужской голос:

– Геннадий Васильевич?

Капитан оглянулся. У раскрытой двери черной «Волги» стоял высокий сухопарый мужчина лет сорока. На эту машину Усманов за время пути обратил внимание трижды: на углу Чонгарского бульвара и Ялтинской улицы, возле магазина «Сапожок» на Артековской и несколько секунд назад, когда сворачивал к станции метро.

«Волга» имела тонированные стекла, и капитан не смог сколько-нибудь точно определить, есть ли в салоне, кроме человека, окликнувшего его, еще кто-нибудь. Но, подходя к машине, он успел отметить, что подрессорники довольно высоко держат ее над дорогой. «Может быть, в салоне есть еще один человек, – определился капитан, – не больше. И сидит он слева».

Такие мелочи были очень важны в его работе, и он отмечал их автоматически.

Незнакомец не двинулся с места, только указал рукой на дверь машины и уже в салоне, усевшись на водительское кресло, протянул капитану руку:

– Здравствуйте, Геннадий Васильевич. Я – полковник Зарецкий Леонид Михайлович.

Усманов ответил на рукопожатие, разглядывая полковника. У Зарецкого был высокий лоб, седеющие волосы зачесаны назад, нос прямой, острый, на чувственных губах играла ничего не значащая полуулыбка. В какой-то степени его лицо интеллектуала портили светло-серые, почти водянистого цвета глаза, зрачки резким контрастом выделялись на них.

На Зарецком хорошо смотрелся дорогой костюм в еле заметную полоску, узел галстука был слегка расслаблен.

На Каширское шоссе полковник выехал через густую сеть Котляковских переулков и проездов и все это время хранил молчание. И, только выбравшись за Московскую кольцевую дорогу, спросил:

– Часто бываете в Иванове, Геннадий Васильевич?

– Только проездом, – сжато ответил Усманов. Эту неделю вместе с семьей он гостил у своей тещи, которая жила в «городе невест». Звонок от Зарецкого прозвучал именно в ее квартире.

На губах полковника снова проступила улыбка.

– А как чувствует себя ваш друг Виктор Климцов? Он пока без работы?

– Вам лучше знать.

Усманов не умел подмазываться к начальству и ответил в том же тоне и с тем смыслом, с каким был задан вопрос. Полковник удовлетворенно кивнул. Похоже, он не ошибся в выборе, капитан спецподразделения войск правительственной связи именно тот человек, который ему необходим.

– Поговорим о Климцове, – предложил Зарецкий, переходя на деловой тон разговора. – Давно его не видели?

– Встречались десять дней назад. Если более точно, то во вторник восьмого июля.

– Он не поделился с вами планами на будущее?

Поймав быстро брошенный взгляд полковника, Усманов покачал головой.

– Хорошо, – медленно проговорил Зарецкий, – отложим этот разговор, вначале определимся насчет вас. Не будем касаться темы вашего, надо сказать, незавидного положения: вас еще не уволили из подразделения, но и не допускают к работе. О вас лично я разговаривал с вашим начальником.

В общих чертах Усманов знал, для чего его вызвал Зарецкий. У капитана есть специальный допуск секретности, он умеет держать язык за зубами. И Зарецкий об этом знает, поэтому спросил о подразделении в лоб. Также он в курсе того, что сотрудники органов правительственной связи – будь то служащие или военнослужащие – находятся под особой охраной государства. К ним неприменимы административные задержания, личный досмотр, досмотр вещей, транспорта без участия представителя ФАПСИ. Сотрудникам этого органа разрешено ношение огнестрельного оружия.

– Мне поручено, – начал объяснения полковник, – в короткий срок создать отряд быстрого реагирования.

Здесь Зарецкий выдержал паузу. Для Усманова показалось лишним заполнять ее даже кивком головы. СОБР – ну и что? Подобные подразделения есть в налоговой полиции, таможне, не говоря уже о самом управлении внутренних дел, где подобные отряды существуют даже в районных отделениях.

– Это спецподразделение МВД, – пояснил полковник, – создается особым указом президента страны. Глава нашего ведомства уже подписал соответствующий указ, меня назначили руководителем.

Снова пауза в разговоре. В этот раз капитан мысленно телеграфировал полковнику: «Ах, вон оно как!.. Поздравляю!» Даже улыбнулся собственным мыслям.

– Сразу должен сказать, что задачи, поставленные перед отрядом, будут носить несколько необычный характер. Во-первых, предполагается разделить его на две группы. Одна будет занята сбором информации – в этом плане указом президента нам даны почти неограниченные полномочия. Это доступ к полной информации государственных ведомств России, внедрение агентов группы в теневые структуры, физическое устранение руководителей преступных группировок и так далее.

Тут Усманов мог и присвистнуть с удивлением: ничего себе СОБР! Потом на его лоб набежали морщинки. Капитан подумал, что полковник, делая ему предложение, в дальнейшем мог попросить от своего подчиненного некоторые секретные данные, которыми владел офицер службы правительственной связи. Неважно, кто подписал указ, хоть сам президент, но разглашать секреты капитан не собирался. Если он уволится из подразделения, то подпишет соответствующие бумаги о неразглашении. Этим все сказано. Но Зарецкий неожиданно успокоил капитана, сказав:

– Вы, Геннадий Васильевич, по большому счету силовик. Я хочу, чтобы вы возглавили боевую единицу создаваемой структуры. То есть отряд быстрого реагирования в чистом виде. Предполагается обозначить его как группу особого резерва. Это вторая часть вопроса, о которой я и хотел упомянуть. Сбором информации будут заниматься другие люди. Согласны?

– Еще не знаю, – ответил Усманов. Легкое беспокойство, рожденное минуту назад, ушло.

– Правильно, – одобрил Зарецкий, – торопиться не стоит. До обеда у вас будет время подумать. – Полковник рассмеялся собственной шутке, но тут же посерьезнел. – В первую очередь вы должны были задаться вопросом: почему я назначил вам встречу не в своем кабинете, а как бы нелегально?

Фраза у полковника получилась нескладной: это твердое, а это вкусное. Усманов, ненадолго задумавшись, сказал:

– Ну, на этот вопрос ответить не сложно. Во-первых, неофициальность встречи располагает, отсутствие сухости в разговоре, опять же налаживание контактов, возможность возникновения обоюдной симпатии и так далее.

– Вы абсолютно правы. Только я добавлю о секретности подразделения.

– Я это подразумевал, – улыбнулся Усманов.

– Очень хорошо, – одобрил Зарецкий. – Мы на пороге обоюдной симпатии. Прошу запомнить еще одну вещь: приказа о переводе из одного ведомства в другое не ждите. Вы уволитесь из подразделения, и только после этого мы займемся вашим оформлением. Все вопросы с вашим начальством я согласую через свое руководство.

Все произошло быстро, довольно неожиданно. Но за этим Усманову виделась большая работа полковника и его аппарата. В первую очередь об этом говорило заранее подготовленное удостоверение на его имя: Зарецкий располагал обширной информацией, связями, у него даже нашлась фотография капитана, которая сейчас красуется на развороте красных корочек удостоверения. Что – полковник был уверен в том, что он вот так сразу примет предложение? В некотором роде историю с удостоверением можно было назвать выходкой полковника и его руководителей. Сейчас Усманов имел на руках два удостоверения: капитана войск правительственной связи и сотрудника МВД. Так не может быть. Однако, вникнув в ситуацию, беря в расчет оперативность создания отряда, соответствующий указ президента и приказ министра внутренних дел, в подлинности которых у Усманова не было никаких сомнений, все становилось на свои места.

С одной стороны, ему необходима работа, надоело находиться между небом и землей. Подразделение, в котором Усманов проходил службу, неожиданно расформировали; а ему, специалисту, места в своем ведомстве не нашлось. Поначалу отправили работать в архив: пыль, сухой воздух, острое чувство неполноценности. Затем Усманову предложили место дежурного в Академии криптографии при Федеральном агентстве. Одним словом, охранник.

Всего за один час полковник Зарецкий решил судьбу капитана Усманова, за видимый час, пролетевший, как одно мгновение, и растянувшийся на долгие часы и дни кропотливой, трудной работы самого Зарецкого.

В конце беседы, вложив в папку копию приказа министра внутренних дел России о создании секретного подразделения и оставляя на столе разрешение на ношение огнестрельного оружия, выданное на имя капитана Усманова, Зарецкий строго произнес:

– От имени руководства запрещаю вам контакты с будущими агентами подразделения по телефону. Входите с ними в непосредственный контакт. Место сбора здесь. Я лично проведу беседу и инструктаж с каждым. Посему вначале я бы хотел получить от вас их имена, чтобы работать с вами в тандеме: вы предлагаете, я проверяю кандидатуру, даю добро или отказ. По каждому члену отряда, как вы понимаете, будет проведена индивидуальная проверка. Насчет Климцова мы с вами уже договорились.

«Досье, – подумал Усманов. – Это понятно». В какой-то степени полковник оказывал ему доверие, капитану предоставлялось право лично подбирать людей в группу особого резерва, и он должен быть уверен в них. А такие люди у него были, вот сейчас, навскидку, он мог назвать шесть человек, надежных, сильных, с большим опытом работы в аналоговых подразделениях.

Настроение у капитана поднялось.

– Слушаюсь, товарищ полковник!

– Вот в таком духе. – Зарецкий слегка подобрел лицом. – И не тяните с этим делом, Геннадий Васильевич. Меня торопят, а я – вас. Понятно, да?

– Так точно.

– Сами завтра перебирайтесь сюда. На первых порах считайте это место своей базой. Разрешаю взять из дома личные вещи: фотографии детей, супруги… Кстати, я в курсе, что вы, Геннадий Васильевич, серьезно увлекаетесь фотографией.

Усманов нисколько не удивился. Его увлечение ни для кого не было секретом, а для Зарецкого, единолично подбиравшего себе начальника отдела, тем более. Но так же как и в случае с кандидатами, предложенными капитаном, его кандидатура тщательно проверялась и обсуждалась в верхах МВД. Зарецкий наверняка осведомлен, какой камерой снимает его собеседник, каким фотоувеличителем пользуется; что магазинным реактивам для обработки пленки и фотобумаги предпочитает химические растворы собственного изготовления. По химии в школе у Усманова всегда была пятерка, и в жизни эти знания пригодились.

– Так вот, – продолжил полковник, – работа работой, но какой-никакой быт должен все же быть. Привезите сюда ваше фотооборудование. Только, – добавил Зарецкий, и его губы сложились в ухмылку, – постарайтесь, чтобы свет от красного фонаря не просочился наружу. Всякое могут подумать.

Усманов принял шутку полковника и улыбнулся.

Зарецкий приезжал на базу дважды. Он оперативно решил вопрос об увольнении Усманова из ФАПСИ. Рапорт, написанный капитаном на имя командира войсковой части правительственной связи, без видимых задержек прошел по всем инстанциям и был испещрен подписями и штампами, в конце стояла номерная печать, подписи начальника штаба и заместителя командира. В канцелярии части, где Усманов задержался на несколько минут, в его присутствии было уничтожено его удостоверение. Он подписал акт об уничтожении, поставил росчерк в журнале. Теперь, кроме общепринятых, подписанных им обязательств о неразглашении секретов, связанных с его деятельностью в ФАПСИ, с этим органом его ничего больше не связывало.

Прошла всего неделя, боевая единица нового подразделения МВД насчитывала восемь человек, включая самого Усманова. База представляла собой комплекс из трех построек: двухэтажного дома с пятью спальнями, столовой, гостиной; срубовой бани с огромной комнатой отдыха; каменного гаража со сквозным выездом, куда свободно помещались две легковые машины. Территория была взята в кольцо высоким деревянным забором. Вокруг – лес, тишина, подъездная дорога протянулась до основного шоссе на три с половиной километра.

Микроавтобус «Тойота», на котором приехал Зарецкий, заехал в гараж. В этот раз полковник был одет в милицейскую форму. Он отдал приказ двум молодым людям, один из которых сидел за рулем, и они выгрузили из машины три продолговатых ящика. Зарецкий подозвал Усманова и указал на ящики.

– Геннадий Васильевич, тут оружие, патроны, униформа. Распакуйте все, место для хранения определите сами, но так, чтобы все было под рукой. Это не готовность номер один, но все же. Вполне вероятно, что вскоре вам придется пройти, так сказать, боевое крещенье. И мне вместе с вами. Готовится серьезная операция по обезвреживанию вооруженной бандитской группировки, на совещании решено привлечь к этому именно нашу группу. Детали операции мы с вами, разумеется, тщательно проработаем, пару раз придется выехать на место и определиться визуально.

Зарецкий был искренен. Действительно, он готовил очень серьезную операцию по ликвидации организованной преступной группировки, было и совещание, где собственно и обсуждался вопрос о привлечении к этому делу отряда Усманова. Но вот детали операции полковник не собирался обсуждать с Усмановым.

– Как настроение в отряде? – спросил он.

– Бодрое, товарищ полковник, – отрапортовал Усманов.

– Вижу. Особое внимание уделите оружию. В вашем распоряжении будут штурмовые автоматы, пистолеты, гранаты со слезоточивым газом. Приведите все в порядок, почистите. К сожалению или нет, но оружие не новое, не раз применялось в деле. Сами знаете, сейчас новое оружие по большому счету есть только в криминальных структурах.

Зарецкий натянуто улыбнулся. Усманов не понял, принять последние слова начальника как шутку или всерьез. На всякий случай изобразил и на своем лице улыбку. Полковник кивнул.

Милицейская форма была ему к лицу, козырек фуражки укорочен, от этого Зарецкий выглядел щеголевато. Плащ мышиного цвета расстегнут, концы пояса заправлены в карманы; левую руку полковник держал в кармане брюк. Усманов обратил внимание, что Зарецкий обут в тяжелые казенные ботинки. Обычно офицерский состав предпочитает носить что-то более современное, легкое, что не наказывалось, но и не поощрялось.

– С этой минуты, – наставительно произнес Зарецкий, – с базы ни на шаг.

Усманов кивнул. Полковник не мог не знать, что всю эту неделю никто из членов отряда не покидал базу; подчиненные Усманова «налаживали быт», как в свое время посоветовал Зарецкий. Пока заняли четыре комнаты по два человека в каждой. Виктор Климцов делил комнату с Усмановым, своим бывшим сослуживцем.

– Не в службу, а в дружбу, – полковник достал из кармана фотопленку фирмы «Кодак». – Сможете проявить? Это лично для меня. В фирменных отделах за проявку дерут бешеные деньги.

– Конечно, – быстро отозвался Усманов, принимая от Зарецкого пленку, заодно и не совсем убедительную отговорку о бешеных деньгах. Насколько был осведомлен Усманов, цены за услуги в фирменных отделах «Кодак» находились на приемлемом уровне. – Может быть, вам и фотографии напечатать?

Полковник в нерешительности переступил с ноги на ногу.

– Мы с вами только недавно знакомы, а я уже докучаю вам личными просьбами. Нет, не надо.

Капитан настоял на своем.

– Мне не трудно, товарищ полковник. Все реактивы я привез с собой. Особо ценится в составе проявителя для цветной фотобумаги ЦПВ – цветное проявляющее вещество: этил-ксиэтил-парафинилен-диамин-сульфат.

Полковник рассмеялся.

– Нельзя воздействовать на начальство заклинаниями, – добродушно сказал он. – Однако вы уже воздействовали. Придется соглашаться. Но впредь попрошу, – он шутливо погрозил пальцем. – Сделайте по одному отпечатку с каждого негатива. Какую фотобумагу вам привезти?

– Лучше, конечно, «Кодак», последнее время я пользуюсь только ей – отличные отпечатки. А пока воспользуюсь своей. Кажется, у меня есть две пачки.

– Договорились. Теперь поговорим серьезно. Фотографии, которые вы будете делать, нужны для одного общего дела. Не удивляйтесь, если увидите на пленке только один персонаж.

Усманов кивнул: да, я понял.

– Да, вот еще что, – Зарецкий провел ладонью по подбородку. – Боюсь вас огорчить, Геннадий Васильевич, но вскоре вам придется покинуть это место. На оперативном совещании было принято решение о слиянии обоих отделов подразделения в одно. Стало быть, место базирования будет общим.

Усманов нисколько не огорчился. Наоборот, его несколько смущало внимание со стороны начальника, он всегда отвергал опеку. Ему показалось странным, что ему лично и его группе уделяют столько внимания. Но он понимал, что все это временно. Если можно так выразиться, отряд молод, он еще только на пути своего становления, но с другой стороны, в него вошли опытные силовики.

Да, Зарецкий оказался прав: по большому счету каждый из отряда Усманова был силовиком. С Виктором Климцовым капитана связывали не только служебные отношения, на протяжении десятка лет они остаются друзьями, оба пережили неприятное время расформирования отряда, а сейчас радуются, что снова вместе.

Усманов несколько иначе представлял себе положение секретного подразделения МВД. Обычно это ничем не примечательный офис, сотрудники его ежедневно приходят на работу, но большая часть времени проходит в ожидании. Или же более прозаично: сотрудники проходят службу в одном из отделов управления внутренних дел.

О предстоящей операции Зарецкий сказал как-то неопределенно. Усманов так и не понял, только ли силами его отряда будет проведена акция или же войдет в состав отряда спецназа МВД, о котором вскользь упомянул начальник. По идее, должна влиться, так как сил для обезвреживания преступной группировки, мягко говоря, было маловато. Обычно такие мероприятия проходят более многочисленным составом, куда входят штурмовые группы, отряды прикрытия и так далее. Скорее всего, подумал Усманов, его отряду будет поставлена задача прикрывать штурмовую группу, может быть, блокировать подъездные пути. Да, наверное, так оно и будет. Пока они – новички, хотя на счету у каждого члена отряда две-три успешно проведенные операции. Спецподразделения войск правительственной связи не так часто, как МВД или ФСБ, прибегают к силовым актам, но люди в таких подразделениях ничем не уступают профессионалам из спецбригад того же МВД; может быть, не хватает практики, что немаловажно. Но все это выяснится при ознакомлении собственно с планом операции.

Про себя Усманов окрестил базу инкубатором. Даже установил сроки – как птенцам: двадцать один день. Оказалось, раньше. Хотя как знать, пока идет подготовка, ознакомление, может быть, инкубационный период отряда совпадет с шутливо установленным им сроком.

А пока ничего не ясно: карантин, курс молодого бойца – множество определений. Но скорее бы уже они закончились. Неделю не видел семью, а уже соскучился по сыну, дочке, жене. Самому стало неловко оттого, что скучает даже по теще. Жене сказал, что уезжает в длительную командировку. К длительным отъездам мужа супруга была не готова, она практически не знала слова «командировка»: Геннадий постоянно находился рядом, в любой момент с ним можно было связаться по телефону, – тут сказывался характер его работы, собственно ведомство, в котором он проходил службу. И вот связь прерывается на целую неделю. Пока на неделю. Сколько еще? Ровно четырнадцать дней?

Испытание разлукой. Впервые Усманов примерил это старомодное определение на себя. Неуютно, тревожно, невозможно сосредоточиться на самых простых вещах, голову забивают посторонние мысли. Хотя какие они посторонние, когда ежесекундно вспоминаешь семью. Но стали бы посторонними, когда впереди забрезжило бы что-то имеющее форму, какое-никакое определение.

К вечеру, когда подсохла проявленная пленка, Усманов, закрывшись в свободной комнате, которую временно переоборудовал в фотолабораторию, включил фонарь. Комната наполнилась зеленоватым светом, при котором печатают цветные снимки. Он сделал пробный отпечаток, внимательно рассматривая его при обычном освещении, и сделал прикидку, сменив светофильтр: ему показалось, что на фотографии преобладают синие цвета.

Еще одна проба. Теперь полученный результат полностью удовлетворил фотографа. Он сделал еще несколько отпечатков, просмотрев их более внимательно. Почти на всех снимках присутствовал один человек – представительный мужчина в добротном темно-сером костюме. И всегда только вне помещений, в основном на улице: возле машины, у дверей какого-то офиса, у подъезда дома. Снимки были сделаны с довольно внушительного расстояния, однако фотограф использовал длиннофокусный объектив, Усманов определил это по крупному зерну на негативах. Несколько кадров были сделаны с большой высоты, возможно, с крыши здания.

Когда снимки высохли, Усманов вложил их в черный пакетик из-под фотобумаги и оставил на столе.

Что-то мешало заснуть ему в эту ночь, он снова и снова возвращался к фотографиям. Нет, он не знал мужчину, изображенного на снимках, но то, как снимали его, наводило на мысль о слежке. И удивительного в этом ничего не было, пленку ему передал полковник милиции и сказал, что снимки напрямую касаются какого-то дела. Возможно, человек в дорогом костюме является лидером преступной группировки или что-то в этом роде; почти всегда рядом с ним одни и те же люди, скорее всего телохранители.

Много странного вокруг замечал Усманов, но отчего-то именно фотографии вызвали в нем сомнения. Просто сомнения, не основанные на каких-либо фактах. И на душе стало еще неуютнее. Временная разлука с близкими стала вырастать в тревогу за них. Появилось необоримое желание, покинув базу, навестить семью, пусть даже нарушив при этом приказ полковника Зарецкого. Однако вот именно сейчас он никак не смог бы этого сделать. На базу пришло оружие, униформа, бойцы его отряда тщательно проверили автоматы. Виктор Климцов лично осмотрел пару автоматов Никонова, так как питал слабость к хорошему оружию. Они были просто загляденье: с оптическим прицелом, внешне похожие на «калашников», имеющие три режима огня – одиночными выстрелами, форсированными очередями по две пули и автоматический режим – 1800 выстрелов в минуту. Особенностью конструкции являлись ствол и ствольная коробка, которые были смонтированы на лафете, при отдаче он отходит по направляющим, тем самым оружие не уходит с линии прицеливания. Отличный автомат, по своим параметрам мог не уступить снайперской винтовке.

Заинтересовал Виктора и американский карабин, скомпонованный по схеме «булл-пап», автоматика на отдаче свободного затвора.

С момента поступления оружия на базу в отряде стали жить ожиданием. Все были ознакомлены с уставом организации, получалось, что работа по всем параметрам должна быть интересной, во всех пунктах и параграфах присутствовало что-то таинственное: от разведки до штурмовых актов. Это в общих чертах. Естественно, что отдельной графой об одном из конкретных отделов – отряд быстрого реагирования, упомянуто не было. Хотя Зарецкий в разговоре с подчиненным сказал только о двух отделах, но их, исходя из устава, могло быть больше.

Жили ожиданием. Но никто не нервничал, во всяком случае, внешне это не проявлялось. Использовав в качестве стойки для оружия полку для обуви, Усманов распорядился относительно дежурства. Теперь, как и в любом военном подразделении, на базе стали выполняться некоторые из функций караульной службы. Говоря пунктирно, это вселяло, было похоже, обнадеживало, подстегивало, чуточку радовало, немного волновало. Все ждали начала операции. И она началась совсем неожиданно. Капитан Усманов и его товарищи даже не могли предположить, что главенствующую роль в боевой операции, спланированной полковником Зарецким, отведут именно им. Никак не могли предположить.

Не было сигнала к действию, но как-то само собой опустела самодельная стойка для оружия; а до этого основное здание базы наполнилось топотом ног бойцов группы особого резерва.

– У меня есть приказ руководства: живыми никого не брать, – строго и раздельно произнес Зарецкий, гоняя в коротких паузах желваки. – Бандиты вооружены автоматическим оружием и просто так сдаваться не намерены. Предупреждаю вас о провокации со стороны бандитов, они могут пойти на любые уловки. А вы выполняйте приказ. Понятно?

Командир отряда, одетый в камуфлированный костюм, коротко кивнул. Поправив на груди штурмовой автомат, он ждал дальнейших распоряжений. Зарецкий посмотрел на светящийся циферблат часов и отдал приказ:

– Начинайте операцию по обезвреживанию.

Кургузая бронированная машина мощным бампером протаранила двустворчатые ворота. Тотчас за ней въехали еще два грузовика. На платформах каждого из них крепились по два прожектора. Старшие в кабинах включили прожекторы, освещая двухэтажное здание. Рассредоточиваясь с четырех сторон, штурмовики взяли здание в кольцо. Больше половины спецназовцев вжались в стены, беря под контроль двери и окна.

Усманов нашел глазами Виктора Климцова. Срывающимся голосом капитан крикнул:

– Витя, к двери! Без команды не стрелять!

Климцов передернул затвор «никонова» и занял позицию. Капитан встал у окна.

Прожекторы светили на полную катушку, били в окна здания, тени спецназовцев, стоящих у стен, были неестественно черны. Зарецкий сидел в машине в ста метрах от места основных событий и нервно поглядывал на часы. Не ему учить команду спецназа, как действовать, однако правильно подумал, что в первую очередь в окна полетят гранаты со слезоточивым газом. Потом покидающих здание будут расстреливать. А до откровенного расстрела будут вопли, стоны. Действительно провокация.

В свете прожекторов брызнуло прошитое пулями стекло. Острый осколок резанул Усманова по щеке. Он еще сильнее вжался в стену.

– Не стрелять!

Его никто не слушал. Спешно собранная команда Усманова была только группой прикрытия.

В окно полетела первая граната со слезоточивым газом. Все, кто был внутри здания, рассредоточились в коридоре на первом этаже, двери комнат были грамотно закрыты. Газ проникал в коридор только из щелей, зато в самих комнатах газ висел сплошной стеной; вскоре широкими, невидимыми глазу пластами он стал выползать наружу через разбитые стекла окон.

Климцов стоял у самой двери. Он ждал приказа, но готов был самостоятельно принять решение. Палец подрагивал на спусковом крючке автомата. «Буду стрелять только по ногам», – успел подумать он.

Но стрельба по ногам не устраивала самого Зарецкого, ему нужны были только трупы, трупы бандитов. И он нервничал, он поставил на карту собственную жизнь, однако другого выхода у него не было. Те, кто был внутри здания, были профессионалами, их блокировали не менее опытные бойцы, которые получили соответствующий приказ. Стрелять они умеют, выполнять приказ – тоже. Они уничтожали боевую единицу, раненых будут добивать выстрелом в голову.

Бронированная машина, развернувшись, углом бампера разнесла в щепки входную дверь. Климцов едва успел посторониться. Ошарашенными глазами смотрел он на стальную, выкрашенную в темно-зеленый цвет массу, которая, взревев мощным двигателем, резко подала назад. И тут же в образовавшийся проем грохнули десяток автоматов.

– Не стреляйте!! – Это уже Климцов выкрикнул в подсвеченный прожекторами пролом. – Не стреляйте, мать вашу!

И не сдержался, посылая в воздух длинную очередь. Он стрелял из того самого автомата, которым был убит у порога своей квартиры высокопоставленный чиновник одного из министерств России. На снимках, которые отпечатал Усманов, был именно он.

Климцова первого зацепила пуля штурмовика, и Виктор, опуская автомат, схватился за предплечье. Инстинктивно подался глубже в коридор, но тут же был буквально изрешечен пулями. Угасающим сознанием он отмечал стоны товарищей; кажется, узнал искаженный голос Усманова. Умирая, так и не смог разобраться в нелепой, кошмарной ситуации.

– Отходим!! – Усманов волочил одну ногу, посылая в дверной проем одну очередь за другой.

Но отходить было некуда.

Рядом кто-то (капитан так и не смог определить) отчаянно, наивно выкрикнул:

– Мы свои! Спецназ!

И различил в голосе слезы, отчаяние.

– Суки, вашу мать!! Свои мы! Свои!

– Отходим!

Они отходили плечо к плечу – коридор оказался узким. И кончался он глухой стеной. Отстреливались от своих же короткими очередями, но высоко не брали, практически стреляя в пол.

– Не стреляйте, гады!

Пространство коридора, казалось, было заполнено свистом, имеющим вес и температуру. Свист был огненным, пули нарезали в пространстве невидимые глазу следы диаметром 7,62 миллиметра. Штурмовики поливали огнем хорошо простреливаемый коридор.

Усманову ожгло локоть, живот буквально взорвался от боли, когда десяток пуль в лохмотья разодрали майку, выбивая кровавую плоть. И дикая, невероятная боль в позвоночнике, молнией скользнувшая к голове; сползая по стене, тело капитана оставило на ней густые красные полосы.

Уже никто не кричал: «Мы свои!», два человека, задыхаясь, бросились в СПАСИТЕЛЬНУЮ атмосферу отравленных газом комнат. Оттуда, с ничего не видящими глазами, – во двор базы. И напарывались на яростный огонь штурмовиков. Их автоматы били точно, спецназовцы уже успели сменить по паре магазинов.

Кто-то из отряда Усманова наконец догадался крикнуть: «Сдаемся!» Его крик, задыхаясь в отравленной атмосфере комнат, подхватили остальные оставшиеся в живых:

– Сдаемся!

– Не стреляйте!

Командир спецназа отдал приказ, и полтора десятка бойцов, нацепив легкие противогазы, уже не таясь ринулись в здание: через окна, проломленную дверь. У них был приказ, они ликвидировали боевое ядро мощной преступной группировки. И приказ выполнили. Последнего, раненного в ноги бывшего сослуживца капитана Усманова, штурмовики в упор расстреляли из трех стволов. Может быть, это он кричал: «Мы свои!», проклиная братьев по оружию, но об этом никто и никогда не узнает.

Тела членов отряда капитана Усманова вынесли во двор, аккуратно положив в ряд. Полковник Зарецкий прошелся вдоль трупов, ненадолго задержав взгляд на капитане. Все здесь, все восемь человек. Зарецкий вскоре надеялся получить благодарность за успешно проведенную операцию и генеральские погоны; естественно, повышение в должности. Он того заслужил. Но кто мог догадываться, через что пришлось пройти полковнику, чтобы достичь такого результата. Никто. Вот разве только Сергей Марковцев, который к этому времени отдавал последние распоряжения относительно участи самого Зарецкого. Человек, которому отдал распоряжение Марковцев, тщательно проверил хорошо пристрелянную снайперскую винтовку «МЦ-116М» с прицельной дальностью 600 метров и, как недавно Зарецкий, посмотрел на часы: жить полковнику Зарецкому оставалось чуть более шестнадцати часов.

Ровно в семь пятнадцать после полудня возле подъезда своего дома Зарецкий получил то, что заслужил: пулю в голову. Снайпер передернул затвор винтовки, стреляющей одиночными выстрелами, наблюдая в оптический прицел, как грузно, нехотя опускается тело полковника на асфальт, и сделал еще один выстрел. Пуля под небольшим углом точно вошла в затылок. Снайпер отпустил массивный, но очень удобный приклад с красивыми разводами благородного дерева и покинул свое место. Он был боевиком отряда особого резерва, чье место занял кто-то из группы капитана Усманова.