Грязь.FM

В белокафельном цеху стояла туманом водная взвесь, царила ужасная жара, сияли по стенам белые лампы накаливания. Керхер в дальнем углу прогудел, прорычал что-то на своём должно агрессивном немецком и замолчал. Наконец, можно было прерваться на перекур.

Грузная фигура устало вывалилась за скрипучую дверцу складных ворот. На улице – а вернее, на необъятной парковке – только смеркалось, и после вонючего цеха весенняя свежесть и приятная прохлада ощущались волшебно. Стояла последняя неделя марта.

Фёдор ещё мог бы назваться молодым человеком, но за последние пару лет настолько обрюзг, что уже походил на отжившего своё мужичару. Правда, заветренная кожа лица с вечными угрями так не смущали его, как потихоньку накапливающийся лишний вес. Если раньше со стороны он смотрелся внушительно, учитывая, что своею круглой и бритой головой он походил на бойцовского пса, то теперь выглядел несколько нелепо.

Мойщик курил табачную самокрутку и превозмогал адскую жару в резиновых сапогах, окидывая равнодушным взглядом образовавшийся за прошедшие полчаса ряд машин.

Фёдор работал на автомойке с пятнадцати лет – будучи ещё юным, он не нашел в этой деятельности ничего дурного, поэтому даже не потрудился закончить девятый класс своей захудалой провинциальной школы. Родители его были знатными алкашами, и почти все взрослые люди в его паскудном окружении (кроме педагогов, конечно), такую ретивость парня зарабатывать деньги только одобряли.

И как это ни странно, жалеть ему ни о чём не приходилось. Характером он вообще был железобетонный – а кроме того невоспитанный и наглый, но разве что честный, за что работодатели его и ценили. Прожив с родителями до совершеннолетия, парень вскоре накопил немного денег и смело покинул заблёваное родительское гнёздышко в своей родной уральской глуши.

На протяжении лет он перекантовывался в разных городах, медленно но верно приближаясь к самому сердцу Родины, хотя и без особых на то намерений. Так как устраивался он, дабы не снимать жильё, только на те мойки, где предоставлялось проживание – работал прилежно, и чаще всего местом дорожил. Даже если спать доводилось в грязных закутках, на складах шин или в душных раздевалках с такими же несчастными человекообразными (чаще всего среднеазиатами). Зато деньги он копил хорошо, и в сникерсах себе не отказывал. Прошедшие два года, впрочем, он работал уже в московской области, где условия оказались далеко не самые жуткие.

И если бы не хорошая репутация, отмеченная тамошним начальством, ему бы сейчас не довелось уставать и курить на территории огромного сервисного центра на юго-востоке Москвы. Надо заметить, что в коллектив он вписался хорошо и со всеми ладил – менеджеры из приёмки уже приглашали его разнюхивать амфетамин, а непосредственные коллеги по цеху делились гашишем.

Разглядывая сверкающие против темнеющего неба стеклянные здания, расставленные аккурат по сторонам от длинной и низкой, будто бы пластиковой коробки, где он теперь трудился; внутри себя Федя грустно улыбался своей удаче. В больших и хороших заведениях ему, разумеется, отказывали, когда он не мог предоставить диплом об окончании школы – но он никогда не отчаивался и продолжал обращаться куда только возможно. Благодаря этому упрямству и надежде на авось, его таки трудоустроили, по причине срочной необходимости, в один автосервис средней руки, где без особых усилий он хорошо зарекомендовал себя на фоне напарников – гастербайтеров и раздолбаев. Через некоторое время фирма была выкуплена, а персонал перераспределён. Теперь он каждый день намывал люксовые седаны, к коим ему изредка доводилось прикасаться когда-либо раньше. Обслуживание таких машин доставляло определённый психологический дискомфорт. Федя тогда ещё не знал, да и никогда бы не предположил, что планка этого неудобства будет поднята. И как поднята! Не иначе, как на крыльях Духа Экстаза – фигурки, венчающей вытянутые и застывшие в величии своей родословной морды Роллс-Ройсов.

"Фантом" седьмого поколения как раз лениво выкатился из-за угла. Фёдор сделал последнюю затяжку, выстрелил гильзу в решётку водостока, и направился поднимать ворота соседнего бокса.

Автомобиль-корабль зашёл на причал, мотор о двенадцати цилиндрах стих. Тощий молодой человек, красавчик-приёмщик, аккуратно захлопнул дверцу и велел выполнить комплексную мойку. Сие задание включало в себя наружное ополаскивание со специальным средством, протирку всего кузова губкой, затем вытирание оного насухо, а также уборку всего салона с применением пылесоса.

Автомобиль же, собственной персоной, с виду был довольно чист – но спорить об этом, разумеется, никакой выгоды не было; и Фёдор принялся за работу.

Вылизав бегемотскую тушу снаружи, мойщик распахнул двери в ларец и присмотрелся к бежевому салону внимательнее. По дивану были рассыпаны крошки, в салоне явно что-то ели, а местами даже пили и проливали. Без пылесоса и чистящего средства было не обойтись. Отодвинув нажатием клавиши переднее пассажирское кресло максимально вперёд, Фёдор переместился назад и начал пылесосить открывшийся простор. Однако же, едва заметно, носик пылесоса, погружённый в кромешную темноту под передним креслом, обо что-то вдруг легонько стукнулся. Озадаченный мойщик пылесос выключил и сунул лапу под кресло, где нащупал плоский прямоугольный предмет, умещающийся в ладони.

Приятно-увесистое изделие в металлическом корпусе обладало несколькими круглыми портами разных диаметров и вездесущим usb-входом; утопленной в корпус непонятной крутилкой на правом боку; а также прямоугольным дислпеем, размером как на хорошей мобиле середины двухтысячных (сей аспект смутил мойщика больше всего). На обратной стороне устройства никаких логотипов и надписей не имелось.

Конкретно этот автомобиль Фёдор уже не раз видел на обслуживании, и дважды проводил наружную мойку сам. Также от одного из товарищей он знал, что этот авто числится за фирмой и арендуется сотрудниками – корпоративных машин в парке вообще наличествовало не мало. Особенность работы с ними заключалась в том, что если в салоне (просили тебя туда соваться или нет) находилось что-нибудь забытое, как правило, ерунда вроде зонтиков, пачек сигарет, непочатых бутылок колы и детских игрушек – за этим никто и никогда не обращался. Однако, такие моменты регулировались пунктиком в формальных заказ-нарядах о оставленных в салоне ценностях – и если галочка стояла, значит, бутылка колы, хоть и ничья, а всё равно считалась неприкосновенной. Соответственно, если же галочки не имелось, мойщик поступал на своё усмотрение. Да-да. Согласно легенде, поведанной Фёдору местными старожилами, один из мастеров смены так и проповедовал – ты, мойщик, и есть последняя инстанция, поэтому сам решай. Разумеется, это касалось только корпоративных авто.

За всю свою долгую карьеру Фёдор никогда ничего не крал – и нарушать эту статистику очень не хотел. За полгода работы здесь, он уже встречал в корпоративной машине пакет красных яблок, коий был дружно поделен всей командой мойщиков, работавших в тот день. Периодически встречающиеся напитки также отправлялись на стол в комнату отдыха. И только забытые сигареты, надо полагать, помещались в карманы мойщиков в режиме скрытности.

В следующую минуту Фёдор ознакомился с бланком заказа. Галочка напротив пункта о оставленных ценностях отсутствовала.

Отметая шальную мысль о присвоении неведомого устройства, мойщик автоматически закончил свою работу, а сам всё никак не мог выбрать из двух вариантов – либо рассказать о находке приёмщику, либо положить на место.

Второй вариант, как показывала практика, мог элементарно не сработать. В парке корпоративных автомобилей имелось несколько машин, в коих оставленные предметы, не тронутые мойщиками, возвращались снова и снова. В одном форде, например, дежурила бутылка воды (или какой-то иной прозрачной жидкости без этикетки, никто не знал); в другом мерседесе поселилась пара женских балеток; в одной ауди завалялся внушительный фонарь. А эти машины, если верить приёмщикам, каждый раз брали разные люди. Посему можно было предположить, что эта вот штучка обрела приют в Фантоме уже давно. И найдись она в какой-нибудь машине попроще, он оставил бы её на месте, предположив, что вещица может принадлежать людям не в конец зажравшимся, кто пропажей обязательно озаботиться. А тут всё-таки лайнер, который позволяют себе короли жизни – и вряд ли кто-то поднимет взбучку... Хотя ни в чем нельзя было быть уверенным.

За этими размышлениями Фёдор снимал с батареи сушившиеся коврики и стелил на места. Внезапно, нарисовался тот самый перегонщик, и времени на раздумия не осталось.

— Николай, — обратился малость неуверенно мойщик, — я тут под пассажирским такую хуйню нашёл...

И взяв девайс, заранее тактично положенный на пассажирское кресло, показал сотруднику.

Приёмщик без особого интереса рассмотрел устройство, а затем заглянул в лист заказа. Закусив нижнюю губу, он прищурился и вкрадчиво сказал:

— Слушай, я даже не знаю, кто его привёз.

Фёдор только и удивился, на что тот отвечал:

— Ключи от роллсов приносят лично Тихонову, к нему и подойди... А если что – я ничего не видел.

И подмигнув, сел в машину.

'Тихоновым' именовался мастер смены, непосредственный начальник Фёдора, человек в годах, но позитивный и приятный во всех отношениях. Через пару минут мойщик отчитался перед ним о выполненной за день работе и предъявил суть дела. В неловком молчании оба мужчины поглазели на элегантную штуковину. Тихонов медленно расплылся в улыбке и усмехнулся:

— Ну я тоже не пойму, что это такое. Для телефона маленький. Похоже на мультимедийный пульт какой-то.

— А давайте включим, — предложил, не сдержав любопытства, мойщик.

— Да ну его, не надо, — сказал начальник и убрал находку в ящик стола. — Так, я сейчас позвоню насчет этого, а ты иди работай.

Оставшиеся до конца смены полтора часа Фёдор драил "технологички" – клиентские машины, пригнанные в сервис на техобслуживание и смену зимней резины, по сути просто смывая грязь, без всяких протирок, чтобы механики не пачкались. Последнюю машину в тот день пригнал лично Тихонов, и шепнул Фёдору пройти за ним, так как в каждом боксе мойки, разумеется, были установлены камеры. Мужчины прошли на улицу, где было уже совсем темно, и закурили. Начальник передал мойщику ту самую штукенцию:

— Скажем так, этот роллс никуда не ездил, и никто в нём ничего не забывал. Держи.

— Ого! Как это? — не понял мойщик, но устройство взял.

— Проделки кое-кого из вышестоящих. Одолжили тачку мимо кассы. Часто так делают, хотя с дорогими машинами обычно не рискуют. В любом случае, не наше это дело, Федь. Забудь, — отмахнулся уже сболтнувший лишнего старик, — ну, если хочешь, положи потом на место, да и всё. Мне оно тоже не нужно.

Мужчины докурили и разошлись.

Спешно ополоснув боксы, Фёдор этим деянием ознаменовал конец рабочего дня – и направился в комнату отдыха, которая ныне являлась для него домом. Остальные парни уже тихой сапой текали, и вся комната была в его распоряжении. Фёдор как обычно заперся, переоделся и завалился на свою импровизированную постель – ею служил надувной матрас, уложенный на двух комплектах солидных внедорожных шин. Ему уже довелось пару раз трахать на этом причудливом лежбище уборщицу-таджичку, которая едва ли говорила по-русски и работала с непонятным графиком.

Рядом стояла табуретка, служившая одинокими вечерами столиком для ноутбука – предмета его гордости и бесконечного восхищения человеческим прогрессом. Днём он скрывал его ото всех в своём огромном походном рюкзаке. Недолго думая, мужчина взял кабель и подключил неизвестное устройство к своему персональному компьютеру.

В белокафельной ванной комнате сиял где-то далеко, под высоким потолком, мягкий жёлтый свет. Было жарко, но к удивлению не душно – а это потому, что дверь оказалась приоткрыта. Этот факт нисколько не смущал её, лежавшую в горячей воде без одежды. Её даже не смущали стоны, доносившиеся откуда-то. До смущений было ещё далеко – сейчас предстояло вспомнить, кто она вообще такая. Вопрос даже на трезвую голову был не из лёгких.

Всё происходящее девушка бессознательно понимала. Сейчас, казалось, она понимала даже больше, чем нужно. А быть может и не понимала – а просто являла собою какое-то всеобъёмлющее знание о внешнем мире – с коим она какбы всё это время своего земного бытия играла в гляделки. Иными словами, в такие моменты она расценивала себя первозданным чистым сознанием. Состояние низкого давления очень к этому подходило – как заметила она на лихой основе своих алкогольных хэнгаутов.

"Меня зовут Катя" – вспоминала она, разглядывая своё восхитительное кукольное тельце под поверхностью воды. Знакомый девичий голос заходился в экстазе где-то неподалёку, слышались яростные шлепки. Это, должно быть, была её подруга Ира. А вот какая мужская особь причиняла ей такое удовольствие – сообразить было сложнее. Также было непросто угадать, в чьей квартире всё это сейчас происходило, и сколько здесь таилось действующих (и не очень) лиц. Но покамест было хорошо, и даже слишком хорошо! Если уж о ней позаботились, то беспокоиться было не о чем.

Катя пролежала в воде ещё какое-то время, и даже успела задремать. Её разбудила вошедшая в чём мать родила подруга – по лицу и груди девушки было размазано месиво из слюны и спермы, которое она принялась отмывать у раковины возле. Катенька смотрела на неё безмятежно, словно спящая наяву, с лёгкой улыбкой. Приведя себя в порядок, Ира помогла подруге встать и вытереться.

Едва ли Катя протрезвела той ночью. Она хорошо запомнила, как лизалась с мальчиком очень слащавой, пудельской внешности, который очень порывался ею овладеть, а она бы и рада, но! У него не было резинки. И во всей этой чертовой квартире не нашлось резинки, хотя их набралось шестеро человек. Затем пришло ещё трое: одна парочка и совершенно неразоблачимое, идеальное андрогинное существо, принёсшее с собою убойной марихуаны. Мальчик же пуделёк отчаянно лепетал ей, что три недели назад сделал медкнижку, что совершенно здоров – но Екатерина ему не верила и была непреклонна. Через двадцать минут после раскуривания этот парень уже совокуплялся с бесполым существом, а вместе с ними забавлялась третья девушка – остальные наслаждались этим зрелищем словно хиппианская аристократия.

Никто и близко не догадывался, насколько Катя дорожила подобным времяпровождением. Её светлый и радостный лик не передавал всего внутреннего восторга и на десять процентов. Все знали, что она из богатой семьи – но никто и не догадывался, что для этих встреч она вырывалась из золотой клетки. Некоторые друзья были у неё дома в режиме инкогнито, некторые же с детства знали её родителей – и все видели роскошь, в коей она выросла и жила.

Но о родительской тирании не знал никто.

Нынче её отец был индивидуальным предпринимателем, а по молодости участвовал в одной ОПГ. Характером он был человек скверный – зашоренный и жадный, высокомерный; а кроме того почти всегда нервный. Возможно поэтому у него совсем было друзей. Мать же её работала некогда преподавателем математики и экономики, но рано подалась в чёрную бухгалтерию, и на этой ниве обрела множество знакомств, в том числе и своего суженого. До поры до времени, в семействе всё было спокойно.

Катеньку всегда восхищали истории больших людей, добившихся всего своими усилиями. Конечно, она дорожила условиями, что предоставила ей судьба – но всему же следовало знать меру, считала девушка. Проще говоря, ей не хотелось быть бесхребетным мясом с хорошим приданым, тупо ожидающим, когда их-величество-предки найдут для неё годного, на свой взгляд, муженька. А всё шло именно к тому – это она почуяла ещё в свои восемнадцать, и на протяжении лет в этом хорошо убедилась. Сейчас ей было двадцать пять.

Родители, да и все, кто её знали, давно заметили в простом и лёгком характере Катерины перемену. Девушка стала очень дипломатично изъясняться. И это была только верхушка айсберга. Благодаря этому ни горячей, ни холодной войны в доме не назревало. Словно маленькая независимая республика, Катя отстаивала свои интересы и права между двух тоталитарных держав. Они не считались с её возрастом и постоянно напоминали о том, что она живёт на их территории и всем им обязана – она же всякий раз аппелировала к здравому смыслу. В общем, всё было очень плохо, и девушка уже вынашивала план молниеносного переезда к одной из своих верных подруг.

А сейчас она нежилась на огромной софе и переводила взгляд с одной пары молодых человеческих особей, предающихся блаженству соития, на другую. Все вокруг неё самозабвенно занимались сексом, накуренные, медленные, и словно зомбированные – что в купе с приглушённым освещением и нежным чиллаутом ощущалось чуть ли не мистическим ритуалом. Согласно её нынешним меркам это был довольно скромный праздник жизни – но всё же праздник.

Пока она училась в университете, ей никогда не приходилось и задумываться о поисках какого-то парня, ибо самые лучшие образцы таковых приходили на поклон сами. Некоторые оказывались действительно толковыми ребятами, и она пыталась знакомиться лучше и ближе, но с каждым рано или поздно находились какие-нибудь критические расхождения во взглядах. А прекрасное молодое тело, тем временем, требовало своего. И чем дальше, тем сильнее. В один прекрасный день своего двадцать первого года жизни Екатерина решилась на давно задуманную акцию – и была лишена девственности страпонизированной подружкой. Этим она начала свою сразу же беспорядочную половую жизнь. К данному моменту Катя насчитывала десяток единичных связей с парнями, имён которых даже не знала. При этом нимфоманкой она себя назвать не могла. Просто так получалось.

Заинтригованный, Фёдор ввёл в поисковую строку системное название подключенного устройства. На дисплее самого девайса, кстати, возник наполовину полный индикатор батареи. Ознакомившись с результатами поиска, мойщика чуть не хватил удар. Согласно всему, перед ним лежал неимоверно дорогой плеер. Как всюду было написано – "high-end" (эти слова не говорили ему совершенно ни о чём). Настолько дорогущий, что Фёдор мог бы уволиться, уехать домой и прожить на эти деньги около года, всё также не отказывая себе в сникерсах. Ему было прекрасно известно, что обычные плееры размером с палец ничего не стоят по сравнению с этим. Но задача-то, думал он, у них одна – и какого хуя эта шарманка стоит таких денег без золотого корпуса, он взять в толк никак не мог. Да, в отличие от упомянутых, этот плеер был размером с три его пальца, имел небольшой сенсорный дисплей, содержал много памяти, и согласно результатам поиска, имел какие-то там крутые чипы, конденсаторы, резисторы... Но всё это было выше Фединого понимания.

— Вот ведь буржуи ёбаные, — только и резюмировал он вслух.

Теперь включить устройство было уже не страшно. Интерфейс, к его удаче, оказался русифицирован. Полистав огроменный плейлист, где находились сплошь иностранные, ни о чём не говорящие ему названия и имена, мужчина просто от скуки пошарил в меню, надеясь найти хотя бы какие-нибудь картинки. Но система оказалась скупа. Через несколько мгновений он также тупо зашел в настройки, и полистав, неожиданно увидел кое-что интересное.

Среди прочих замысловатых параметров размещалась пара строчек: имя пользователя на некоем lastfm и пароль круглыми точками.

Той ночью Федя своим дедуктивным способностям даже подивился. Сперва он нашел этот самый lastfm, и даже безуспешно попытался понять из мудрёного описания, зачем этот сайт вообще нужен; а после недолгого хождения по нему сообразил, куда ввести имя пользователя, чтобы посмотреть чью-либо личную страницу. Для него это был, прямо таки, праздник интеллекта – пиршество логики и триумф воли. Он медленно и внимательно напечатал отображённый на маленьком дисплее ник в адресную строку браузера на ноутбуке, и чрезмерно заинтригованный, нажал enter.

Узнав о стоимости плеера, Фёдор уже было начал представлять, как снесёт сей девайс в скупку электроники где-нибудь на крупном радиорынке и обеспечит себе хороший отпуск с поездкой на море... А теперь увидел прекрасное создание на аватарке пользователя, и всё на секундочку померкло.

Прямо под аватаркой находился блок, озаглавленный как "последние прослушанные композиции", где весь ряд неких музыкальных дорожек имел пометку '8 часов назад'. Крутанув страницу вниз, он увидел какие-то пронумерованные списки тех же самых названий, какие видел в самом плеере. Ошибки быть не могло.

Кроме того, возле аватарки располагалась ссылка на известную социальную сеть, где и у него был свой аккаунт. Мужчина, даже вспотевший от такого поворота событий, решил сначала проверить ссылку в приватном окне – и да, это вновь оказалась она. Блондинка в соболевом полушубке – на других кадрах в шикарных платьях, больших очках, в интерьерах домашней роскоши и холодного клубного лоска; в горах, на пляжах, на колоритных улицах мировых столиц. Соцсеть помечала, что девушка была онлайн в полдень.

Фёдор свернул окно и проморгался. Бедняга ощутил сильнейшую интоксикацию.

Вроде бы ему было и противно, и в то же время как-то забавно. Ему подумалось, что эта девушка может позволить себе, наверное, целую фабрику по производству таких вот плееров, и если он всё-таки обменяет этот отдельный образец на деньги – никому в мире от этого плохо не станет.

Но всё же, что-то благородное стремительно брало над ним верх. Спустя около получаса размышлений, Федя осознал, что зарплаты от него никуда не денутся – а вот помочь красивой девушке представится ли шанс?

Ну и кроме того, штучка оказалась гораздо дороже, чем можно было предположить. Поэтому было бы благоразумнее избежать возможных неприятностей.

Сначала он подумал, что удалит свою фотографию с аватарки, и заодно тогда уж всё из своих фотоальбомов, но решил, что не стоит так заморачиваться – и зарегистрировал в соцсети новый аккаунт. Параллельно он сфотографировал на свой потёртый смартфончик суть дела, и загрузил в комп. Затем решительно вернулся на её страницу в соцсети, и написал, как умел, личное сообщение, снабдив доказательствами.

Застенчивым Фёдор, в общем-то, никогда не был, но вся эта ситуация несколько смутила и озадачила его. Смотря в зеркало, он видел некрасивого, опустившегося человека – и уже давно с этим смирился. Поэтому он даже подумал о таком варианте, как просто передать устройство кому-нибудь из приёмщиков, и сообщить владелице его имя. Но это было бы... Не интересно. Всё таки его грязная и рутинная жизнь в последние годы не была богата на события.

— Но о каком событии идёт речь? — размышлял Федя.

— Ну, посмотрит она на меня, урода, скажет спасибо, и всё. Просто охуительное событие, всю жизнь вспоминать буду! — язвил он сам с собою.

— Доброе дело, — повторял безэмоциональный голос внутри.

Екатерина проснулась первее всех. Она лежала в центре обнажённой человеческой массы, тесно прижавшейся к ней с одной стороны Ирочкой, а с другой – андрогинчиком. Сверху все вместе они выглядели, должно быть, как поросята без мамки. И это было обычное явление, которое ей очень нравилось.

Аккуратно выбравшись из сонных объятий, девушка отправилась умыться, после чего нашла свою одежду и облачилась в одно только нижнее бельё, ибо в квартире было очень тепло. Вдруг тишину нарушил её заурчавший живот, и она отправилась на кухню, всё ещё не понимая точно, чья именно это квартира. Холодильник был полон разнообразных яств – и судя по наличию большой порции диетического салата, в гости их с Ирой здесь явно ждали.

Позавтракав, Катя вернулась в гостиную, где все спали, нашла бонг и сделала пару сытных затяжек. Развалившись в кресле, она подняла с пола рядом свою сумочку, достала увесистые студийные наушники, водрузила их на голову, а затем пошарила в поисках плеера:

"Чёрт подери... Да куда же он делся?" — мысленно сетовала она и окинула взглядом всю комнату, погружённую в темноту и бардак. Подумав, что плеер завалялся где-нибудь здесь, она достала смартфон и подключила наушники в него. Звук оказался скуден, но на нетрезвую голову воспринимался всё равно хорошо.

Заглянув в соцсеть, девушка обнаружила несколько новых личных сообщений.

Самое пророческое из них, отправленное неким "Мойщик Авто", гласило:

"привет я автомойщик в [...]

я вчера мыл ролс ройс и нашол под пасажырским плеер (впарядке работает)

включил в настройках увидил имя пользавателя LAST.FM и нашол тебя

хочу вернуть!

мой телефон [...] скинь смс перезваню"

Над завершающей месседж строчкой Федя ужасно сомневался, ибо на счету средств было мало и разговор мог бы оборваться – но всё же хотелось выглядеть джентльменом. Тайно же он сделал ставку, что она позвонит сама, раз уж такая, должно быть, обеспеченная.

Катю разобрал хохот, коий она едва обуздала.

"А я что... Потеряла плеер?... Ебать я дура-то!" — удивлялась она с себя в штормовом тумане прихода и смеялась: — "ПА-СА-ЖЫР! Пасажыр, сука! Ну все ж мы жыр-то пасём! Ухахаха!"

В удолбанном порыве девушка вставляла в поле ответа разнообразные смеющиеся смайлики, но когда одумалась, написала так:

"Спасибо тебе, добрый человек! Я позвоню позже."

Её позабавило совершенно бесцеремонное, наглейшее и никакой узколобой простотою не оправдываемое обращение на "ты" в свой адрес. Это было вопиюще. Возможно, парень считал, что оказывает ей большую услугу? "Ну нет... Зачем же так критично... Просто какой-нибудь невоспитанный болван. Безграмотный, да и автомобильным уборщиком ведь работает... Шито белыми нитками..." — резюмировала в вихре мыслей королева красоты, упоротой высоты, и вообще всего этого, мать его, жестокого мира.

Прошедший вечер всплывал в её памяти спутанными фрагментами – бежевых салонов припомнилось несколько, и один точно в Иришкином баварце; английский же автомобиль не вспоминался вообще. Впрочем, вскоре она отвлеклась на музыку, расслабилась и унеслась на волнах далеко-далеко.

Вечером же этого дня, изрядно залившись виски-колой, туса переехала на другую квартиру, а затем в обновлённом составе унеслась в очередной клуб. Невыспавшуюся и сильно пьяную Катю валило с ног, да и её верной Ирине происходящее тоже стало безразлично – подруга вызвала свою машину, и через какое-то время обе были доставлены к ней домой.

Екатерина проспала одиннадцать часов – такое случалось редко. В миру началась вторая половина дня, днём же недели заступило воскресенье. Вид с семнадцатого этажа на залитую солнцем Москву, кое-где ещё припорошенную снегом, а местами сияющую лысою землёю, как всегда потрясал. Отопительные станции ещё тужились и разбавляли безоблачную синеву клубами тепла, хотя одних только солнечных лучей было уже предостаточно. Погодка наконец-то баловала обитателей столицы после серой зимы.

А Катя сообразила, что никаких планов на этот скорее-всего-трезвый день у неё нет. Проверив электронную почту, уведомления о личных сообщениях напомнили ей о нашедшем плеер работнике автомойки. Подумать только – на этом устройстве числилось более трёхсот гигабайт flac'ов, и такую коллекцию было бы действительно печально потерять. Девушка надела джинсы, водолазку, и вышла из тёплой комнаты на лоджию, позвонить:

— Алло! Мойщик?

— Да — ответил неожиданно приятный, усталый голос, — я слушаю.

— Привет! Это Катя, насчет плеера. Кстати, как тебя зовут?

— Привет, да, — задумался он, — Фёдор меня зовут!

— Прекрасно, Фёдор! Ещё раз спасибо, что написал. Где и когда тебе будет удобно пересечься?

— О, я сегодня выходной как раз. — Ещё пауза, слышно какое-то громыхание позади. — Мне всё равно где, могу приехать на метро куда захочешь. Тебе где удобно будет?

— Мне тоже пофиг куда ехать! Ну... Где ты сейчас находишься?

— Юго-восточный округ. У меня тут недалеко метро текстильщики.

— Текстильщики? Хм, — девушка почти не знала карту метрополитена, — по этой ветке пролетарская, да?

— Да, на этой.

— Отлично, предлагаю встретиться там, на пролетарской... В шесть часов. Удобно будет?

— Да, окей, в шесть на пролетарской. Буду ждать в центре зала. Синий пуховик у меня.

— Великолепно, я запомню. Давай, до встречи.

Нажав отбой, Катя сразу же заказала такси, нежно распрощалась с ещё дремлющей Иришкой и направилась в путь. Таганский район был ей хорошо известен, там жили многие её друзья, и она могла рассчитывать вписаться к кому-нибудь на ночь. До шести вечера имелось ещё два с половиной часа. Она решила загодя прибыть на пролетарку, для того чтоб было предостаточно времени решить один вопрос хороших манер – вопрос, возникший теперь, когда она услышала голос этого человека и определила его весьма приятным, а интонации уверенными. Ей не хотелось просто забрать свою дорогую вещь и обойтись одними только словами благодарности. Он наверняка должен был узнать стоимость сей вундервафли, и если узнал – то за его честность следовало сделать подарок. Учитывая, что вот уж кому, а ей приобретать подарки ну совсем ничего не стоило.

Согласно всем расчётам, такси доставило Катю на место за час с небольшим.

Пошарившись в ближайшем торговом центре, девушка ощущала приятную интригу и щекотливую немочь выбора. Ещё в такси ей подумалось, что в таком случае было бы здорово вручить бутылку вина. Но что, если человек непьющий, или, что хуже – в завязке? Значит нет, не годится. Затем она стояла перед стендом солнцезащитных очков в солидном салоне оптики. "Честность – это круто. Не важно, какой человек в остальном, ибо если способен на такую честность – это уже ведь такая крутизна, пиздец. Можно и чёрными очками подчеркнуть!" – думала Катя. Но и тут появились сомнения – она и малейшего представления не имела о внешности этого мужчины, и столь мажорный, во всех смыслах, элемент стиля мог просто напросто с мордой лица не сочетаться, а то и выглядеть глупо.

В конце концов, девушка остановилась у витрины тур-походного магазинчика, и увидела, среди прочего, разнообразные мультитулы. Недолго думая, она зашла и приобрела один из лучших образцов. Оный заключал в себе буквально всё – ей же были очевидны лишь столовые приборы да плоскогубцы с отвёртками.

Через пятнадцать минут она спустилась в вестибюль назначенной станции метро.

Фёдор приехал с небольшим запасом, но всё же удивился, когда через стекло ещё закрытой дверцы увидел на станции эту девушку. Она была одета в приталенное пальто с меховым воротником, узкие джинсы, высокие кожаные сапожки. В руках она держала маленький пакет.

Двери вагона распахнулись.

Катя стояла, прислонившись спиною к колонне, и на останавливающиеся поезда ещё не смотрела, а залипала в телефон. Неожиданно, мелкая человеко-волна из очередного поезда вынесла синее пятно, приближающееся теперь к ней. Девушка оторвалась от экрана и подняла голову.

Улыбка потрескавшихся губ, обнажающая кривые, жёлтые зубы. Короткая щетина, множественные воспаления, ранки. Нездоровая, заветренная кожа; угри. Выпуклый над свинячьими глазками лоб, привносящий в это малость продольное лицо нечто древнее, бессмысленное и беспощадное. Если б он перестал улыбаться и застыл в дереве – сошёл бы за истукана в вечном трауре.

На то, чтобы взять себя в руки и не выдать охватившего её животного страха, у Катеньки было каких-нибудь несколько десятых секунды.

Лыба мойщика ещё более оскалилась, но тут, похоже, и он себя в руки взял – и принял более спокойный, деловой вид (насколько это вообще было к нему применимо).

К его неожиданности, девушка протянула руку – и он её с каким-то даже почтением пожал.

— Ещё раз привет, — сказала она, и чуть замешкалась: — Фёдор!

— Здарова-здарова!

Громко объявил мойщик, засунул лапу в карман пуховика – и достал на фирменно-тусклый свет московского метрополитена вещицу, из-за которой и случился весь сыр-бор.

Екатерина тихонько проскандировала "урааа", взяла свой плеер, и коротко оглядев, закинула в кармашек. Истукан гордо улыбался закрытым ртом и даже приосанился. Девушка, исполненная признательности, сказала:

— Огроменное спасибо! — и протянула ему пакет: — Это тебе!

Федя подарка никак не ожидал, и сюрпризу очень обрадовался. В пакете лежала коробочка с чертёжным изображением мульти-инструмента – и он сперва даже не понял, что это такое, но тоже поблагодарил в ответ. Девушка была любезна и сказала "тебе спасибо!".

Повисла неловкая тишина.

После мгновенного микроанализа, Катина соображалка не нашла подходящим к этой ситуации ни одно из известных ей слов прощания, и потому девушка лишь улыбнулась, взмахнула пятернёю, развернулась на месте и направилась прочь.

Довольный собою мойщик тоже поднял лапу в то мгновение, ещё чуть-чуть посозерцал удаляющуюся фигурку, преспокойно повернулся и развалисто почесал к концу платформы.

Фёдор уже решил, что раздавит сегодня поллитры водяры. И хер с ним, с похмельем. Сработается – не впервые.

Из тоннеля доносился стук колёс приближающегося поезда.

Мужчина остановился у грязных следов на платформе, означающих, что двери в вагон будут здесь. И вдруг почувствовал нежное прикосновение к своему плечу.

— Фёдор! Ты чем-нибудь занят сегодня? — спросила, как ни в чем не бывало, та самая блондинка.

Она опять увидела эту будку. Эту харю, рожу, ебальник. "Он мог бы играть в кино слабоумных. Или бандитов... Господи, что я делаю?" — удивлялась Катя.

Поезд накатывал, воющий стон становился всё громче. Федя на секунду совсем растерялся, и только какая-то автопилотная мудрость взяла над ним контроль и отвела пару в сторону.

— Нет, — успел ответить он, и станцию захлестнул шум вырвавшегося состава.

Он смотрел на неё, всё ещё ничего не понимая. Она тоже плохо понимала, что творит, но выглядела уверенно. Поезд простонал, остановился и шарахнул дверьми. Девушка весело объявила:

— Предлагаю прогуляться! Или в кафе посидеть.

Мойщик внутренне опешил, но виду не подал:

— Да, давай погуляем...

И они направились на выход. Её молчание несколько смутило его:

— Погода сегодня хорошая, да?

— И не говори! Наконец-то распогодилось, а то достала уже эта зима.

Пара поднялась по лестнице, миновала турникеты, тяжелые стеклянные двери (Федя догадался придержать) и оказалась на улице. Всё это время мойщик напрягал мозг, чтоб ещё что-нибудь сказать или спросить, но откровение никак не являлось ему. Трезво рассудив, что он вообще ничего подобного не ожидал, мужчина расслабился и решил наблюдать происходящее, словно сафари. Вот рядом шла некая львица – королева жизни. Животное очень красивое, и несоменно, умное. А также, должно быть, опасное. "Поэтому без глупостей" – думал Федя, – "ни малейшего взгляда". Хотя внутри зрело непонимание. Хотелось не только смотреть и безотрывно пялиться, но и погладить, приласкать, и многое другое...

— А ты на кого учишься? — внезапно поинтересовалась девушка. Да, она знала, что многие студенты ПТУ позволяют себе выглядеть сколь угодно плохо (и даже не владеть элементарными правилами русского языка) и потому решила уточнить.

— А я не учусь, — удивившись такому вопросу, ответил Федя.

— Почему?

— Да мне и так заебись, — радостно констатировал он, что Катя аж прыснула со смеху.

Она хотела бы спросить, как можно быть довольным такою работой, но не стала. Темы, касающиеся социального неравенства, являлись не самыми подходящими.

— А как ты проводишь свободное время? — продолжала она.

— Хм... Ну, у меня один выходной в неделю. Люблю выспаться, поваляться... Ничего не делаю, отдыхаю. Ну и гулять хожу, конечно. Иногда прям после работы. Не всё ж в вонючем цеху сидеть, — дюже сумбурно, показалось Кате, подытожил он.

— А ты один живёшь?

— Я вообще-то на работе и живу. Так что какбы не один. У нас там в моечном корпусе комната. Тепло, микроволновка есть, вайфай. Все условия.

Екатерина не совсем поняла:

— А почему же не дома?

— Так это далеко. Село в Курганской области. Я оттуда давно свалил. Лет пять назад приезжал навестить... Знаешь, там хоть и свежий воздух, природа, красиво кругом, а всё равно... Смертью пахнет. Даже под солнцем мрак. Не понимаю, как молодые там живут. Я лучше здесь, в подсобках спать буду, зато в городе. Городской я человек.

Замолчав, Фёдор задумался над сказанным. Возникло ощущение, будто это и не его слова были – слишком глубокомысленно, откровенно. "Накипело значит" — мысленно резюмировал он.

Девушка тоже обратила внимание на эти слова, но опять таки, сие было не совсем то, о чём хотелось бы говорить. Учитывая, что она посетила уже полтора десятка разных стран, и могла бы сказать, что там цивилизованные люди не понимают, как молодые выживают здесь, в Москве. Тактично помолчав ещё с минуту, Катя сменила тему:

— Ты послушал что-нибудь на моём плеере?

— Нет, — с явной ноткой праведности ответил мужчина.

— Что, даже знакомых исполнителей не приметил?

— Н-неа.

— Да ладно? — Екатерина так удивилась, потому что была ещё тем меломаном, и в её медиатеке хранились работы самых различных жанров, и не узнать там хотя бы десятка культовых названий – означало расписаться, как минимум, в отсутствии интереса к целой сфере искусства вообще.

— Я как-то не увлекаюсь музыкой, — равнодушно сказал он, словно прочтя её мысли.

— А чем увлекаешься?

— Да ничем особо. Ну, футбол зырю, боевики, комедии. В карты играю... А ты?

О! Катя уже начала подозревать, что никакого интереса собою не представляет.

— А я – тайный агент. Вербую молодых людей в шпионов, — тут они переглянулись и засмеялись. — На самом деле, я окружена всеовозможными хобби, времени на всё не хватает. Главным образом, я музыкант – занимаюсь электронной музыкой, кроме того играю на скрипке, немного на фортепиано и ударных. Ужасно амбициозна и самокритична, надо сказать. С недавнего времени хожу на курсы по дизайну ювелирных изделий. Раньше занималась плаванием, водной атлетикой, самбо, верховой ездой. Со всем этим уже покончено, но в форме себя продолжаю поддерживать, фитнес, все дела. Также посещаю балет – одна хорошая подруга у меня балерина, и я с ней вкуриваю все особенности сего искусства. Ну и ещё по мелочи иногда плету фенечки, готовлю суши, фотографирую на плёнку. А ещё у меня есть игуана, попугайчик и две кошки...

Вынырнув из бассейна ретроспекций посреди прохладного проспекта, да в компании незнакомого мужика, Катерина отряхнула мысленный взор и едва не застеснялась. Чтож, привычка хорошо отрекомендоваться в новом знакомстве взяла своё – хотя необходимости в этом сейчас не было никакой.

— Круто, — с некоторой принуждённостью только и ответил Фёдор.

Пара неспеша направлялась вдоль волгоградского проспекта, и уже несколько времени молчала. Катя поражалась: с ней рядом шёл человек, с которым нельзя было поговорить о музыке, кино (вернее, ей очень не хотелось бы узнать, что он называет этим словом), и тем более о литературе. Это был редкий человек в её реальности, но один из несчетного числа в реальности страны. В такие моменты Катенька думала, что принадлежит не просто к "золотой" молодёжи – а к самой, что ни на есть, платиновой. Платиновой, да инкрустированной бриллиантами, а также освященной лизергиновой кислотою и обваленной в кокаине – заряженной нести сквозь эти улицы пушечного мяса Истинный Свет, и ярко сгорать, сгорать. Круче были только мёртвые.

Девушка заглянула в смартфон – согласно карте, где-то прямо по курсу находился макдак, и вскоре жёлтая буква М обозначилась на горизонте. Она предложила зайти – он согласился.

Заняв место в очереди "ресторана", девушка показала своему спутнику золотую пластиковую карту, и тоном, не терпящим возражений, объявила:

— Я всё оплачу. Заказывай, что хочешь.

Джентльменские амбиции Фёдора вдруг испугались её властного взгляда и дружно спрятались. В заветный момент он озвучил столько наименований, что даже успел забыть, с чего начал. Катя же обошлась салатиком, наггетсами, мороженым и шоколадным коктейлем. Для неё этого было ужасно много, но ладно уж, порешила она – раз уж вытворяет невесть что, то можно и поесть!

Парочка удачно расположилась за только освободившимся столиком в одном из углов. Первые десять минут они молча ели. Мойщик, видимо, был очень голоден, и жрал как не в себя.

Внезапно, блондинка спросила:

— Фёдор, а ты служил в армии?

Мужчина, к её удивлению, вытер рот салфеткой и с улыбкой протянул:

— Ооо, ну да. В стройбате. Но у меня же как было – я девятый класс не закончил, а уже работал, — тут девушка выпучила глаза, — у нас там, в селе, у трассы мойку построили, и грузовиков там всегда много было. Ну и вот, когда повестка пришла, вся хуйня всплыла, меня в шаражку определили. А потом уже служба началась.

— Сколько ж ты в ней учился?

— Не помню, честно. Вроде недолго. Мы там много бухали. Я до этого, кстати, не пил вообще. У меня ведь мать с отцом много пили, и был этот... Стимул. А теперь понимаю, что не хотел я просто с ними в одной квартире спиваться.

— И что у вас в армии было?

Федя выразил разочарование одним только выражением лица:

— Да поебень всякая. Здание комбината какого-то весь год ремонтировали, блядь, долбили его как умели. Ну, пара-тройка серьёзных бросков была, да, землянки хуячить научились. А в остальном галиматья.

— Зря время потратил, да?

— Ну, можно и так сказать.

— А у вас там драк, издевательств, дедовщины не было? — с огоньком в глазах поинтересовалась Катя.

— Нууу... Кто нарывался, тот пизды получал. И правильно, нехуй отряд подводить. Но это особые случаи. У меня с этим всё в порядке было.

— А у нас в универе, знаешь, пригодные парни автоматом зачислялись в офицеры, и ездили куда-то периодически на какие-то сборы. А потом рассказывали, что там всякие полканы, деды-маразматики, на них прям желчь изливали, чмырили! Заставляли какой-то напрасной хуитой заниматься, обзывали белоручками, выскочками, маменькиными сынками...

Фёдор несколько растерялся. Защищать буржуйских офицерчиков ему совершенно не пристало. Как и маразматиков, коих ему тоже довелось потерпеть:

— Ну да, там такие старые долбоёбы есть. Это ж Россия.

Девушка вальяжно развалилась за столом, водрузив локоть, галантно прилегла щекой в ладошку и вытянула по столу другую руку. Мечтательно постукивая пальчиками, она произнесла:

— А мне хотелось бы побывать на месте этих ребят. Послушать из ничтожной, завистливой пасти о том, какая я хорошая! Я не понимаю, почему это их унижало. Мне кажется, для них это должно было стать закалкой.

Фёдор с интересом смотрел и слушал. По его глазам было видно, что какие-то шевеления в голове происходят, но облачить это в слова ему было не под силу. Блондинка продолжала:

— Думаю, они были слишком юны, чтоб понимать, какая всё это ерунда. А я сейчас созрела и была бы готова. Я улыбалась бы всем этим мудакам! Согласись, Федя – я умна и красива. Какие слова могут представлять для меня унижение?

Этот её взгляд воспринимался мужчиной испытующе, но она его таковым и не замышляла. Мойщика охватила немота.

— Правильный ответ – никакие. Я идеальна, — девушка засмотрелась куда-то в одну точку, — я всяким своим параметром совершенна... И если меня прямо сейчас вытащат на улицу, побьют и бросят в канализацию – я не стану от этого хуже, в этом не будет моей вины. Внешний мир не сможет испортить меня. Только выместить свою зависть, классовую ненависть, половое неудовлетворение... Вот скажи, Федя, ты завидуешь мне? Давай говорить прямо. Не бойся обидеть меня – я не обижусь. И тебе советую не обижаться.

Мужчина, пожёвывающий картошку-фри, таких откровений никак не ожидал:

— Ну... Как сказать... Да, похоже, жизнь у тебя такая, какой можно позавидовать. Но без злобы, — тужился его мозг в подборе и взвешивании правильных слов, — скажем так, я рад за тебя. Но меня и моя жизнь устраивает. Я не завидую тебе, нет. У всех ведь могут быть свои проблемы.

— Вот и славно. Знаешь, если бы я хотела новых вершин, например, встать у руля большого бизнеса – я наняла бы тебя в личную охрану. С условием, чтоб ты похудел, конечно, — улыбнулась она. — Таким образом, кстати, из мойщика роллс-ройса ты превратился бы в пассажира. Па-сса-жи-ра. Запомни. Ибо грешно было бы оставить прозябать человека, которому можно доверять, я считаю.

Фёдор расплылся в признательной, тронутой гримасе.

— Но, за мелкими исключениями, меня моя жизнь устраивает тоже. Поэтому кушай, — вновь озарила улыбкою она, глядящего уже безотрывно мужика.

Катя на какое-то время замолкла и принялась за мороженое – оно размещалось в стаканчике и поедалось ею с ложки. Мойщик, тем временем, разрывал своё рыло о многослойный гамбургер и выглядел в этом процессе чересчур комично – шинкованные соломкой перец и листья китайской капусты вываливались из кулинарного сооружения (грубо сжатого жирными жадными пальцами, словно шлюшья задница), почти достигнув точки назначения. Девушка же пребывала в настолько возвышенном состоянии духа, что смеяться ей, к собственному удивлению, в это мгновение не хотелось.

Федя, как и наказал себе, на спутницу особо не заглядывался, но в отдельные моменты дежурно взгляд поднимал. Екатерина вела себя самую малость странным образом: усаживалась поудобнее, ненадолго замирала, затем вновь меняла позу. Взгляд её выглядел то озадаченным, то отрешённым, а в отдельные секунды, внезапно, возникала улыбка.

Повисшая пауза, казалось, не смущала обоих, и длилась ещё какое-то время, пока девушка не остановила на нём свой взгляд. Мужчина на зрительный контакт вышел, и не выдержав, спросил:

— Что?

— Я хочу понять кое-что.

— О чём?

— О том, как ты на мойке живёшь.

— Хорошо живу! — торжественно напомнил мойщик. — Я же говорил, все условия есть. Ну, про компрессор ебучий не сказал, но это ерунда, я ещё много лет назад привык.

Катя задумчиво приподняла бровь. Федя пояснил:

— Это такой металлический шкаф с баллоном воздуха, иногда начинающий громко шуметь.

Девушка засмеялась:

— Да я не об этом. Ты сейчас один там живёшь, или вас таких несколько?

— Один. Иногда, бывает, кто-нибудь остаётся. На этот случай есть надувной матрас, как у меня, или мягкое кресло. Ну, вообще-то, в другом здании есть нормальная раздевалка с раскладушками, где гастеры ночуют. Там свободные места всегда есть. Но на мойке у нас гораздо лучше. Мы какбы это – привилигированные! — обрадовался сам своим словам Федя.

— Я хочу посмотреть на это, — сказала девушка очень серьёзно, взглянув ему в глаза.

У мойщика всё внутри перевернулось. На секунду он совершенно растерялся. Сообразив, однако, что ничего невозможного в этом пожелании нет, он предостерегал только:

— Мы там хоть и убираемся, но любая подсобка при автомойке – это грязное место. Такая атмосфера, понимаешь? Там есть вечно пыльные углы. Там плесень растёт, бегают крысы. Хранятся химикаты. Ничего хорошего. Грязь и вонь.

— Ого! Нелестно ты о своём приюте, — пожурила Катя.

— Как?

— Не-ле-стно. Слово "лесть", знаешь? Не хвалишь ты свою ночлежку, даже не фальшивишь.

— Знаю, знаю... Не, ну я-то всем доволен, ты пойми! Я так сказал почему? Потому что вижу, когда к нам входят люди, которые никогда раньше не появлялись, особенно новички, кто на мойках никогда не работали – им всем противно! Они брезгуют там дышать, оставлять свои вещи, жрать! Я всегда это хорошо вижу. Они не могут там долго находится. Я-то это всё давно прошёл. Я работал в местах, где было хуже.

Катя слушала, и глазки её не моргали, а уста исказила подозрительная улыбка. Внутри она испытывала страшную интригу. Всё самое высокое и благородное, что было в ней – било тревогу. А самое низкое и порочное предвкушало пиршество немыслимой жути.

Фёдор совсем не ожидал, что будет говорить о минусах житухи на своей работе. Казалось, будто он отговаривает кого-то от трудоустройства. Мысленно мужчина какбы перезагрузился, посмотрел на ситуацию со стороны, и всё же решился прямо спросить:

— Я только не понимаю, зачем тебе это?

Катя впервые посмотрела на него очень ласково, чарующе:

— Я тоже не понимаю некоторых чужих решений. Но, как бы нам ни казалось, они не лишены смысла.

"Чёрт! Сделка с Дьяволом" — подумал Федя. Только вот кто на чьей стороне, и в чём именно дело, он совсем не понимал. Ситуация приняла абсурдный оборот, и что главное – не было никакого резона этой девушке отказывать. Особенно после такого взгляда. Лишние мысли, создающие тесноту в штанах, начинали его сознание стремительно наполнять.

Девушка, словно её незаметно подменял близнец, вдруг вновь погасла. Она смотрела стеклянными глазами, будто сквозь него, в никуда. Этот её период сна с открытыми глазами продлился дольше всего – мойщик, тактично погрузившийся в свой смартфон, замерил аж целых восемнадцать минут. Придя в себя, блондинка рефлекторно и важно окликнула официанта, заказала два эспрессо и сладко зевнула в ладошки. За окном уже смеркалось.

— Ну что, кофейку выпьем, да пойдём?! — весело и бодро спросила девушка.

— Пойдём, — соглашался Фёдор, всё более ужасаясь с того, что это происходит на самом деле.

Кофий подали через мгновение, напиток был горяч. Мойщик поспевал за спутницей, но обжигался и горько ранил свою повреждённую зубную эмаль.

Через пару минут они оказались на холодной, тёмной улице.

Почти всю дорогу они говорили о автомобилях. Катерина поведала, что отец хотел купить ей хэтчбэк ауди S3, машину в целом хорошую, но вот только такие женские повозочки ей, как вид, не нравились. Конечно, она соглашалась, что ситуация в городе сложилась плачевная – перенаселение человеческое повлекло перенаселение автомобильное, и благородно было бы вообще "брать смарт и мозгов не ебать". Но что поделать – большие и широкие авто ужасно ей нравились, и распоряжаться иным транспортным средством было бы предательством. Посему она, обыкновенно, и пользовалась люксовыми такси.

Фёдор слушал, что-то говорил, да поглядывал на часы. Смена заканчивалась в девять, но самые талантливые парни сваливали ещё в половину. Парочка шагала неспеша, и ровно в девять вечера начала только оставшуюся треть пути. "Значит, и Тихонов успеет уйти" — соображал мойщик. Мастер смены, как водится, покидал рабочее место позже остальных. Однако, карта джокера этим вечером ещё могла разыграться – кто-нибудь из коллектива всея сервиса мог пригнать и самостоятельно надраивать свою машину в гордом одиночестве. При этом, самые же "свои" из таких людей обязательно совались в комнату мойщиков, ибо вся химия хранилась там. Вероятность, впрочем, была мизерной.

В какой-то момент они замолчали. Путь пролегал подле промзон, по пустому тротуару вдоль трассы с одной стороны, и заборов с колючкой, стерегущие мрачные безоконные коробки, с другой.

Украдкою рассматривая девушку в заведении, Федя заметил кое-что, чего никак не мог осознать. Кожа её лица была чиста. Она могла бы сию же минуту сфотографироваться для обложки журнала, или отправится вышагивать по подиуму в новинках моды, или вести телепередачу. Подумать только, она сидела там с ним. А теперь шла рядом. Этот невероятный факт причинял даже некоторое беспокойство. "Ну, кто знает, что у неё там в голове перемкнуло" — отчаянно размышлял он, — "у богатых же бывают свои причуды".

Катя тоже забавлялась стечению обстоятельств и удивлялась своему величавому, обрюзгшему и почти во всех смыслах страшному спутнику.

Вскоре впереди засияла долина автосалонов.

По мере приближения Федя держал себя в руках. Так как ситуация, трезво рассуждая, была из ряда вон – он всё-таки надеялся, что всё закончится хорошо, и желательно как можно скорее. Он даже допустил, что эта девушка действительно могла быть секретным агентом, а вся история с потерей плеера являлась просчитанным до мелочей хитрым планом. И кто-то самодовольный внутри него хохотал над этими мыслями, называя это бредом, а девушку – лишь глупой сучкой, которой вдруг приспичило с ним, охуенным настоящим мужиком, поебстись. Поверить в это, однако, при всём желании было сложно.

Екатерина тоже держала себя в руках. Её лицо совершенно ничего не выражало. Она спокойно переглядывалась со своим спутником, комментировала некоторые проносящиеся мимо транспортные средства, ровно дышала... Внутри же её колбасило покруче, чем на иных танцполах.

Они вошли на территорию через один из служебных въездов, где наличествовала обязательная будка охраны. Мойщик, чтобы обошлось без лишнего, откинул капюшон, прошёл прямо мимо окошка и отсалютовал тамошнему чоповцу, который его узнал.

Через пару минут он одной левой поднял вертикально складывающиеся ворота боксов – девушка нырнула в темноту и оглянулась.

Следом вошел мужчина – за ним рокочуще и звеня цепью спустились ворота, отрезав парочку от московского мира и скрыв от территории организации. Через ряды узких окошек сюда падал свет с тусклого фонаря снаружи. Мойщик зазвенел ключами, и принялся открывать дверь где-то сбоку.

Запашок глубоко неестественный, влажный и тёплый, а потому трижды мерзкий, наполнил Катины легкие, завис в носоглотке, и овладел ею насквозь.

Вдруг, жёлтый свет озарил дверной проход, и девушка вошла за своим спутником.

Комнатка мойщиков представляла из себя голые стены, местами невесть каким образом закопчёные и заклеенные рекламными плакатами всяческого автомобильного добра. Пол был выложен из мелкой тёмно-синей кафельной плитки, повсюду чем-то заляпанной, местами потрескавшейся. Под высоким, как и в цеху, потолком, висели длинные лампы. Слева от неё, вдоль стены, шёл ряд металлических шкафчиков, а прямо по центру монолитом громоздился тот самый решётчатый агрегат, какбы стоящий над горизонтально установленным под ним огромным баллоном. В углу напротив входа стоял стол, а рядом с ним два мягких кресла.

— Ну, вот так и живём, — сказал Федя и скрылся за компрессором.

Девушка прошла за ним, и увидела в дальнем углу его ложе. Мужчина оглянулся на неё, развёл руками и резюмировал:

— Это ещё не самое плохое, поверь мне.

Катя подошла ближе, оглядела чудно устроенную постель и не смогла утаить улыбки:

— На колёсах! — показала она пальцем и рассмеялась. Смех совсем разобрал её, и девушка спрятала лицо за ладонями, чтоб было потише: — Боже, какой вонизм! — заявила она через пальчики. Мойщик с улыбкой наблюдал и понимающие кивал.

Контроль же над собою давался ему с каждой секундой всё труднее. Вот она, эта девка из прекрасного далёка – припёрлась, и ржала теперь, глядя на его постель! Сколько ещё оставалось изображать из себя приличного человека? – негодовало и вопрошало его бессознательное нутро.

Девушку понесло прочь, в цех, и он направился за ней.

— А можно и тут включить свет? — разлился эхом непривычный для этих стен женский голос.

— Конечно!

Сверкающее кафельное пространство залило светом. За прозрачной перегородкой соседнего бокса размытыми чертами угадывался чёрный внедорожник.

Катя важно прошла и посмотрела. Это был гелендваген, и судя по пыльным бочинам, автомобиль ждал обслуживания. Фёдор подошёл и поглядел на бланк заказа под лобовым стеклом.

Девушка, тем временем, направилась к керхеру и взяла в руки моечный пистолет с присоёдиненным длинным дулом.

— Хочешь помыть? — стоя у машины спросил Федя.

— Нет, — ответила она, поднеся инструмент, словно автомат с оптическим прицелом, на уровень левого глаза, а правый зажмурила и сухо скомандовала: — руки за голову!

Ухмыльнувшись, мойщик сомкнул лапы за затылком и улыбаясь посмотрел на неё.

— Мордой в капот!

И вновь он повиновался, чуть не засмеявшись своему отражению в черном металле.

— Так и стой!

Девушка повесила пушку на место и побежала в комнатку мойщиков.

Как только она сорвалась с места, Федя поднял взгляд и увидел в размывающем соседний бокс пластике её силуэт, словно расправляющий крылья. Он живо направился за ней. Из комнаты доносился её смех.

Войдя в комнату, мужчина обнаружил на своей постели босую, оставшуюся в одних джинсах девушку, похотливо разбрасывающую волосы и лапающую себя за груди, испепеляя его взглядом одержимых глаз. Это была уже не та величественная персона, которую он встретил в метро.

Внезапно, тишину напряженного мгновения порвал резкий гул, и сию же секунду, испуганный визг Кати – причиной был всего лишь включившийся компрессор. Мойщик, впрочем, тоже вздрогнул от этой поругавшей тишину композиции, и девушка пуще прежнего зашлась хохотом.

Между делом, едва трезвый от происходящего мужчина ещё соображал, что компрессор мог включится только потому, что где-то в ремонтной зоне понадобился воздух для оборудования. Это означало, что кто-то ещё работал. По этой причине следовало бы потушить на мойке свет – что Федя мигом, под шумок, и побежал реализовывать.

Вбежав обратно в комнату, он запер дверь на ключ и направился к вальяжно развалившейся в его постели блондинке.

Этот мужчина не принимал душ уже более десяти дней. Утром его посетила такая мысль – но он решил, что ни к чему. И тем более, даже если бы он заранее знал, что сегодня нужно будет встретится с владелицей плеера и посидеть с ней в макдаке – его вонь осталась бы при нём, под пуховиком, и никто бы её не почуял! Иного расклада, как оценивал он, и быть не могло.

Эта женщина не занималась сексом больше трёх недель. Она очень надеялась на ту ночь пятницы, но единственный не занятой парень доверия не вызывал. Тот факт, кстати, что резинки в комнатке мойщика тоже не имелось, её нисколько не взволновал. Она была исполнена энергии. Катя не раз в своей жизни предавалась незащищённому сексу – правда, только с теми парнями, которых хорошо знала.

Этой же ночью она получила удовольствия больше, чем за всю прожитую пятилетку. И заключалось оно отнюдь не в коитусе.

За эти года её трахали утончённые, чистые, благоухающие парни с кубиками прессов. Они обращались с нею бережно, и за исключением шлепков, даже весьма почтительно. Вынужденная, как и всякая прекрасная кукла из её окружения, разработать попку и горло, Катенька несла свою службу и получала удовольствие – но верно ощущала, что может быть гораздо круче. Так получалось, что для всех она была объектом преклонения, красивой вещью, статусной самкой. Мальчики-пудели, брутальные мачо с педикюром; даже редкие господа с сединами, ухоженные, как пупсы – все они обращались с нею почти одинаково и делали одно и то же. Этот же мужичара получал её в совершенно иных обстоятельствах и был слишком хорош, чтоб ограничиваться с ним джентельменским набором.

В первые двадцать минут он шустро поимел её во все дырочки, после чего завалился отдыхать. Девушка же, не доведённая до высшей точки, но всё равно очень весёлая, неожиданно принялась фанатично вылизывать его мошонку. Федя подивился, но виду не подал. И всё бы ничего, но насладившись яйцами, чертовка переключилась на ляжки и дошла до лодыжек. Надо заметить, её особенно впечатлили его пальцы ног – таких жёлтых и потрескавшихся ногтей она никогда и ни у кого не видела. На его вопросы "какого чёрта ты делаешь?" Катенька экзальтированно причитала только, что он поможет ей испачкаться – и поможет ей очиститься! Мойщик эту мантру не разбирал, да и краем мозга понимал, что нет причин теперь чему-либо сопротивляться. Вдруг девушка оторвалась от его ног и присела на постели:

— Какого чёрта делаю я, грязная свинья? — переспросила она таким голосом, что просто ух!

Федя опешил.

— Слушай сюда — тихо и вкрадчиво объявила она, — я хочу, что бы насладился со мной этим несправедливым устройством мира! Ты думаешь, я говорю о чем-то возвышенном, непонятном? — спросила она, заглянув в его ничего не смыслящие зенки.

Он всё ещё не мог ответить.

— Ах, дорогой Федя, ничтожный мой смерд, это же элементарно! — в её голосе столь изумительно переливались любовь и ненависть, что Федя совсем терялся в восприятии. — Пойми же, тебе завтра на работу. А мне – нет.

— Я могу взять отгул, — только и нашёлся он, ничего не понимая.

— Да возьми хоть целый отпуск! — взорвалась она, — я обеспечена до конца своих блядивых дней! — гордо и с какой-то сладкой желчью заявила Катя. — А ты будешь вонять здесь, вылизывать чужие машины! Вот о чём я говорю!

На какой-то момент мойщик канул в прострацию, затем проморгался и нахмурился:

— Ну и хули с того?! А если мне похуй на всё это? — вознегодовал наконец Федя.

Катенька улыбнулась:

— Нет, не лги себе, тебе не похуй. Ты молодец, если миришься с этим, респект! Я уже облизала тебе яйца – считай, что за это! — её безумные глаза сверкали: — Видишь, дорогой мой, мы можем быть друг другу полезны!

— Бля! Ну ты и ебанутая, — признался мойщик, глядя в полоумные глаза.

Девушка обняла его и нашептала на ушко:

— Не будь глупцом, Федя, не обижайся на меня. Я ведь не желаю тебе зла. Я не хочу, чтобы ты огорчался из-за того, что я уйду... Я хочу, чтобы ты насрал на меня и обо всём забыл. Ты же всегда найдешь себе подобную свинью, не так ли? А сейчас давай поможем друг другу! Я чувствую, что ты готов. Ты можешь помочь мне. Давай, займи уже мой ротик!

И он занял – радуя её солидными пощёчинами, плевками в рот, да постоянными присказками: "соси, сука"; "соси, блядина чокнутая"; "соси, мразь буржуйская!".

Ему ещё предстояло удивиться самому сумасшедшему её капризу.

Через некоторое время, выебанная как следует и получившая удовольствие, Катерина уселась на полу на корточках, а на лице её уже застывала свежая сперма. Она глядела вверх, на потолок, вдруг скрывшийся за небосводом ануса, зависшего прямо над ней, усилиями согнувшегося на краю своей постели Фёдора. Его сфинктер робко пошевелился – Катя смотрела во все глаза! Затем раздался первый залп, и горячие смрадные личины повалились на её лицо, оставляя мякоть и следы на щеках, лбу и подбородке, спадая на груди. После короткой натужной паузы, на неё вылилась поносная масса, консистенцией подобная цементу. В довершение её окропили несколько залпов жидких брызг и лихих газов, ударивших ветром в лицо и раскинувших волосы – девушка засмеялась. Задница мойщика, словно одноглазое божество, внимательно за ней наблюдала.

Девушка встала на колени, припала к источнику своего баловства и вылизывала весь волосатый анус – утомившийся мойщик даже прилёг. Такая смесь моральной диссоциации и животного удовольствия не могла явиться ему ни с какой водки, гашиша и амфетамина вместе взятых и употреблённых.

Вылизав смрадную впадину, Катя символически расцеловала ягодицы, встала и отошла к зеркалу, замеченному при входе в комнатку. Федя, наконец, поднялся с ложемента.

Она наслаждалась своим отражением и похотливо размазывала мякоть его испражнений по своему телу, облизывала пальчики:

— Посмотри, ты! Твоё говно не может меня испачкать! Слышишь? Твоё ёбаное говно меня совсем не пачкает! А ты так старался!

И залилась безумным смехом.

Мужчина смотрел на это и бессознательно дивился окончательной потере ниточки, связующей его с реальностью. Здесь, на его рабочем месте, среди ночи смеялась красивая девушка блондинка, вроде бы до этого совершенно трезвая, но в последствии требовавшая в прямом смысле обосрать её. Она так и сказала, мол – "для этого я тебя и кормила". А затем принялась умолять его, причитая:

— Испачкай меня, мойщик! Очисти меня, свинья! Помоги мне стать чище, свиное ты рыло!

Эти слова до сих пор кружились у него в голове. И ведь не без удовольствия он подчинился ей.

Сейчас же она ликовала, обмазываясь говном, в исступлении крича и паясничая, снимая себя на телефон:

— Я вам не очередная соска-инстаграмщица, блядь! Я НЕ ИНСТАГРАМЩИЦА! Меня же такую красивую в инстаграме забанят? Суки ёбаные! А если это шоколад? ШОКОЛАД! Посмотрите, суки, я в шоколаде! Да ЕБАЛА Я ваш инстаграм, сучье вы племя!

И заливалась одержимым хохотом.

— Вот что творит живое говно! Лишь зловонная органика, покрывшая меня – роскошную женщину! Оно питает меня новыми эмоциями, наполняет знаниями! Вот я – обрела себя в нечистотах какого-то невежды. А вам слабо?! — спрашивала она у всего человечества, безумно глядя в камеру телефона.

Катенька, в самом деле, пережила той ночью нехуёвый такой катарсис.

Все коротенькие видео с пафосными речами, что она тогда записала, не передавали и половины её впечатлений.

Фёдор тем временем отворил дверь в цех, вышел и включил там свет. Он почувствовал, что теперь готов ко второму оговорённому заранее акту.

Екатерина вышла к нему из комнаты на четвереньках, ступая ладонями и коленками по холодному кафелю, и с просящим взглядом встала на колени над дренажной решёткой. Мойщик подошёл к ней вплотную, деловито взмахнул своим змием и начал поливать девушку золотистой и долгой, солёною струёю, сбивая с неё липкие фрагменты собственных же испражнений, в конце омовения пошлёпав по напрашивающейся моське и барской ладонью, и уставшим хуем. Глаза ненасытной твари глядели вызывающе, но его организм и так уже отработал выше нормы. Теперь Федя взялся за казённый шланг, подкрутил ручки смесителя и поливал водой эту невозможную девушку.

Хотя и стесняться ему было бы нечего, он всё же надеялся, что в ближайшие недели на его рабочем месте не произойдет ничего такого, из-за чего администрация подняла бы и рассмотрела архив видеозаписей здешней камеры.

Символически помыв девушку, он поднял и отнёс её на руках в комнатку, на всё то же сальное своё ложе, но не пожалел и достал для неё одно из своих чистых полотенец.

Пока она сушила волосы, мойщик убрал собственное дерьмо и вымыл пол. Парочка пробыла вместе ещё один час.

Кате хотелось многое сказать ему, но она прекрасно осознавала, что он не поймёт. Кроме того, как это часто бывает, когда личность достигает некого следующего уровня, например открывает что-то новое или получает нечто давно желаемое – после всех светлых эмоций и торжества наступает лёгкая меланхолия, прострация. Она ощутила это тогда, завёрнутая в полотенце, на импровизированной постели автомойщика в большом подсобном помещении, где на фоне перманентной вони ещё распознавался запах его испражнений.

Наведя порядок в комнате, Фёдор сел в кресле, лицом ко входу, то есть боком к своей гостье.

Федя не тяготился её присутствием или мыслями о том, что они здесь вытворяли. В последнем он даже не определял ничего плохого – они просто получили удовольствие, повеселились, пусть и таким странным образом. Ему уже хотелось спать, но он достал ноутбук и во что-то залип. Они так и не заговорили в этот последний час.

Высохнув, Катерина неспеша оделась, собирая свои вещи по всей комнатке. Перед тем, как навсегда покинуть эти стены, девушка подошла пожать мойщику руку. Они взглянули друг другу в глаза и улыбнулись.

Девушка беспрепятственно покинула территорию автосервиса.