Сон стал единственным спасением от одиночества. Эту ночь в новом месте спал на странной подушке, слишком высокой и слишком узкой. Утром проснулся с защемленной шеей, при попытке расхрустеться сделал только хуже, хотя в процессе уже понимал, что так и будет. Я не умею просыпаться так, чтобы встать и пойти делать дела. Ну, то есть раньше умел, когда действительно по утрам я был обязан куда-то бежать. Сейчас мне почти никогда никуда не надо. Найдя удобное положение головы, встаю практически без боли. Башня вокзальных часов отражается в зеркале массивной туфовой стеной с огромным кованным циферблатом. Выхожу на балкон и ногой в псевдо-кроксе опрокидываю пустую бутылку вина. Вру, она не пустая, просто там нет вина, но она полна окурков. Выходит, что не пустая. Облокачиваться на металлические ржавые перила балкона зябко и не хочется, поэтому стою, скрестив руки, уже в очках, потому что глаза слезиться не перестают. Смотрю на полукруг ёлок перед вокзалом и неработающий фонтан, голубым пятном стен и дна сильно выделяющимся на фоне песчаного пейзажа. На горы вдали карабкаются не успевшие за утро сбежать с равнины облака, больше похожие на текущий кисель из тумана. Перед первым рабочим созвоном ещё много времени, от московского времени армянский циферблат убегает на час вперёд, поэтому у меня полно времени, чтобы стоять и мёрзнуть, чтобы хоть как-то прийти в себя и сделать усилие над собой – пойти пожарить яичницу и сварить кофе. Конечно, лучше было бы, чтобы это как-то появилось на столе само, но делегировать некому, я уже больше месяца живу один. Причины я тебе объяснять не буду, это рассказ вообще-то, а не "Тихий Дон". Может, потом расскажу, планирую цикл написать. Будет называться "Гюмрийские рассказы", надеюсь, потом книжку издам, буду продавать релокантам, которые осядут в странах СНГ. Будут ностальгировать о дерьмовом времени, как родители о 90-х. Такой культурный код, Ностальгировать о временах, когда было дерьмово. Может когда-нибудь это прекра…
Мои очередные бесполезные рассуждения прервал громкий стук в дверь. Я оглянулся, как будто надеялся с балкона, сквозь входную дверь увидеть раннего гостя. Я бы и так его никак не увидел, так как эта квартира сдавалась только уверенным в себе и смелым людям. На двери не было глазка и было непонятно, кто за дверью. Я отвернулся, надеясь, что ошиблись дверью или просто, не получив ответа, уйдут. Но стук стал громче и я услышал настойчивую речь. Естественно, на армянском.
"Хндрум энк бацэл дурэ!"1
Чего ругаться-то сразу. Вечно у армян проблемы с родами и падежами.
"Кто там?" Даю понять, что на армянском беседа не пойдет.
"Брат, джан, счётчики проверить надо, открой, пожалуйста"
Как настоящий взрослый я отвечаю, что хозяев нет дома, позвоните Акобу. Вспоминаю, что нужно оплатить коммуналку в конце месяца. Вроде терминалы на улице по всем номерам договоров, которые мне скинул хозяин квартиры, дают возможность даже наличкой оплатить. А как я воду оплачу, если счётчики не смотрели? По топоту спускающегося человека, я понимаю, что гость ушёл.
"Ладно, разберусь, в середине ноября", – думаю я и возвращаюсь на балкон. Всей душой ненавижу курить утром, но шум пьяной утренней крови в голове просит хотя бы затяжечку. Вчера была суббота и очередное вечернее мероприятие, которое включает в себя новые знакомства и переизбыток чувств от переизбытка общения. Компенсация этим чувствам – алкоголь, чтобы хоть как-то приостановить турбины моей разогнавшейся внутренней ГЭС. Я закуриваю и уже жалею об этом. Подошла утренняя электричка. Россыпь людей из стеклянных дверей с правой стороны перрона сливается редким ручейком на остановке. Я сразу вспоминаю свою поездку на собаке из Еревана в Гюмри. Вы, правда думаете, что я вам расскажу очередную неинтересную историю? Я вам расскажу другую. Такую же не интересую. Ко мне скоро прилетит Маша. В аэропорт Ширака. Вам не интересно всё еще? А для меня это самое важное событие. А когда к тебе приезжал куда-либо такой же значимый для тебя человек, как для меня Маша? Вот и думай.
Я уже думаю о том, как мы вместе идём гулять по горам вокруг Кармракара, как я ей показываю Тцак Кар и стоячий камень. Как мы идём за поля, между двух огромных холмов коровьих пастбищ. Как мы гуляем по склону ущелья, где вбиты штыри альпинистов. Коровы на склоне безучастливо смотрят на нас, в теории прикидывая, что происходит и насколько им угрожает происходящее. Мне смешно, я начинаю смеяться в голос. Маша пишет мне с армянского номера, всё ок, она уже приземлилась и втридорога купила симку Ucom. Я смеюсь, всё будет хорошо. Маша рядом со мной, всего в нескольких десятках километров. А значит, что мы уже дома. Сипер, конечно, в кошачьем шоке, но это того стоит, честно. Мам, я дома. Пацаны, я дома. Всё ок, я вас люблю.