Хемуль, который любил тишину

Жил-был однажды некий хемуль. Он служил в Детском городке аттракционов, однако это вовсе не означало, что жилось ему ужасно весело. Он проверял билеты у посетителей «Луна-парка», для того чтобы они не могли повеселиться больше, чем полагается за один раз, а уж одно это может сделать тебя несчастным, особенно если вынужден заниматься таким делом всю жизнь.

Хемуль все пробивал и пробивал дырочки в билетах, а сам между тем мечтал о том, что он будет делать, когда наконец-то выйдет на пенсию.

Если кто-то не знает, что такое «выйти на пенсию», то можно пояснить, что это значит: делать в тишине и спокойствии лишь то, что тебе хочется, но только для этого надо стать достаточно старым. По крайней мере, родственники Хемуля объяснили это так.

У него была ужасно большая родня — целая куча больших, шумных, болтливых хемулей, которые обожали колотить друг друга по спине и при этом громко хохотать.

Парком и аттракционами они владели совместно, ну а помимо этого — играли на тромбоне, метали молот, рассказывали смешные истории и обычно пугали народ. Но при всем этом они ничего дурного не имели в виду.

У одного только Хемуля не было никакой собственности, поскольку он был родственником «по боковой линии», то есть не наверняка, и, поскольку он был скромным и никогда не мог отказаться, ему и поручили присматривать за детишками, качать ручные мехи карусели и, помимо всего прочего, проверять билеты.

— Раз ты одинокий и тебе нечего делать, — дружелюбно говорили ему другие хемули, — это тебя чуточку подбодрит, ты немного нам поможешь и к тому же все время будешь на людях.

— Но я совсем не одинокий, — пытался возражать Хемуль. — Я просто не успеваю им быть. Уж слишком их много — тех, которые хотят меня подбодрить. Простите, но мне бы так хотелось…

— Прекрасно, — перебивали его хемули. — Все идет как надо. Никакого одиночества и всегда в движении.

И Хемуль опять проверял билеты и мечтал о чудесном, большом, молчаливом одиночестве и надеялся, что ему удастся состариться как можно скорее.

Карусели вертелись, и трубы трубили, и все нафсы, хомсы и мюмлы весело кричали, катаясь каждый вечер на Американских горах. Дронт Эдвард[1] вышел на первое место по битью фарфоровой посуды. Одним словом, вокруг мечтательного, печального Хемуля плясали, горланили, ссорились, ели и пили, и постепенно Хемуль стал бояться всех, кто веселился и шумел.

Днем он спал в светлой и уютной детской комнатке хемулей, а по ночам, когда малыши просыпались и плакали, он успокаивал их, играя на шарманке.

Мало-помалу он стал помогать всем без исключения детям, нуждавшимся в его помощи в доме, полном хемулей, и целый день составлял кому-нибудь компанию. Все вокруг пребывали в прекрасном настроении и рассказывали ему обо всем, что они думали, о чем мечтали или что собирались делать. Но его ответов никто никогда не слушал.

— Интересно, когда же я наконец состарюсь? — спросил однажды Хемуль, когда все семейство собралось за обедом.

— Состаришься? Ты? — весело закричал его дядя. — Еще не скоро. Да ты не переживай! Тебе столько лет, насколько ты себя чувствуешь.

— Но я-то как раз чувствую себя ужасно старым, — сказал Хемуль с надеждой в голосе.

— Так, так, — забормотал дядя Хемуля. — Вечером срочно устраиваем фейерверк для поднятия настроения, а потом оркестр роговых инструментов будет играть до самого восхода солнца.

Но фейерверк не состоялся, так как внезапно полил дождь и шел всю ночь, и весь следующий день, и всю неделю.

Ну а говоря по правде, дождь лил восемь недель подряд, и никто никогда не слыхивал о чем-либо подобном.

«Луна-парк» потерял краски и увял совсем как цветок. Он съежился, потускнел, проржавел, уменьшился в размерах и, что хуже всего, мало-помалу отправился в путь, так как постройки его были возведены на песке.

Аттракцион Американские горы, жалобно вздохнув, покосился и осел; карусели закружились в больших серых лужах и медленно поплыли вниз по течению новых, прорытых дождем речек.

Все малыши — кнютты, скротты, хомсы и мюмлы и все другие, как бы они ни назывались, — приплюснули свои мордочки к стеклу и глядели, как вместе с дождем уносится от них июль, а вместе с ним разноцветье и музыка.

Комната зеркал распалась на миллион осколков, намокшие бумажные розы из Домика чудес уплывали прочь по полям. И по всей округе слышался плач и жалобы малышей.

Они доводили своих пап и мам до отчаяния тем, что не могли найти себе никакого занятия, а только без конца горевали об утраченном Детском городке.

В ветках деревьев запутались флажки и лопнувшие воздушные шары, Домик чудес был забит тиной, и Трехголовый крокодил покинул его и уплыл в море. Правда, две головы он оставил на месте, поскольку они были приклеены клеем.

Только хемулям было очень весело. Они стояли у своих окошек и хохотали, указывали на что-нибудь интересное, колотили друг друга по спине и время от времени кричали:

— Смотри-ка! Вон плывет ширма из Аравийской Тайны! А вон там — танцплощадка. А под крышей дома Филифьонки висят пять летучих мышей из Пещеры ужасов! Ну разве не забавно?!

В прекрасном расположении духа, хемули решили вместо «Луна-парка» соорудить каток — разумеется, когда вода превратится в лед, — и утешали Хемуля тем, что там ему снова придется проверять билеты.

— Никогда! — неожиданно сказал Хемуль. — Нет, нет, нет. Ни за что. Я выхожу на пенсию. Теперь я хочу пожить в свое удовольствие и совсем один, в полной тишине.

— Но, дорогой мой! — произнес его племянник, который был порядком удивлен. — Ты имеешь в виду…

— Вот именно, — быстро перебил его Хемуль. — Я имею в виду то, что сказал.

— Но почему же ты никогда не говорил нам об этом раньше? — стали спрашивать озадаченные родственники. — А мы-то думали — ты всем доволен.

— Я просто не смел, — признался Хемуль.

Тогда они снова захохотали; они думали про себя: это ужас как смешно, что Хемуль всю жизнь занимался тем, к чему он не имел ни малейшего желания, и только потому, что стеснялся об этом сказать!

— Но тогда хоть скажи, чего же тебе хочется на самом деле? — ласково спросила его тетя.

— Я хотел бы построить Кукольный дом, — смущенно про шептал Хемуль. Самый красивый в мире Дом для кукол, на много этажей. Настоящий дом со множеством комнаток — и все такие серьезные, пустые и тихие.

Услышав это, хемули так расхохотались, что им даже пришлось сесть на пол. Они толкали друг друга в бок и кричали:

— Кукольный дом! Нет, вы слышали? Он сказал: Кукольный дом!

И они опять хохотали до упаду и говорили:

— Милый наш, поступай так, как тебе хочется. Мы дарим тебе старый Бабушкин парк, и там отныне будет царить мертвая тишина. Ты сможешь там спокойно трудиться и играть в любые игры. Желаем тебе удачи и всяких радостей!

Спасибо, сказал Хемуль, но его сердце мучительно сжалось. — Я всегда знал, что вы желаете мне только добра.

Мечта о Кукольном доме со спокойными красивыми комнатками вдруг исчезла: своим смехом хемули ее попросту уничтожили. Но по правде говоря, их нельзя было в этом винить. И они бы искренне огорчились, если бы кто-нибудь сказал им, что они чем-то обидели Хемуля. Просто это очень опасно — говорить кому-то о своих самых сокровенных мечтах.

Хемуль побрел в старый Бабушкин парк, который теперь принадлежал только ему. У него даже был с собой ключ.

Парк стоял пустой, с запертыми воротами, с тех самых пор как во времена фей загорелся Бабушкин дом и всему семейству пришлось оттуда перебраться в другое место.

Это было очень давно, и Хемуль с трудом разыскал туда дорогу.

Деревья сильно выросли, а дорожки были залиты водой. Пока он шел лесом, дождь закончился так же неожиданно, как и начался восемь недель тому назад. Но Хемуль этого не замечал. Он был целиком погружен в мысли о своей утраченной мечте и горевал, что больше не хочет строить Кукольный дом.

Вдруг между деревьями мелькнула каменная стена. Она разрушилась в нескольких местах, но все-таки была еще достаточно высокой. Железная решетка на калитке проржавела, и замок было трудно открыть.

Хемуль вошел и запер за собой калитку. И вдруг он забыл о Кукольном доме. Ведь сейчас он первый раз в своей жизни отпер собственную дверь и закрыл ее за собой. Наконец-то он у себя дома. А не у кого-нибудь там еще.

Постепенно тучи рассеялись, и выглянуло солнышко. Влажный парк дышал и искрился вокруг него. Он стал юным и беззаботным. В парке давно уже никто не убирал и не обрезал деревья. Ветви клонились до самой земли, кусты карабкались на деревья в веселом азарте, внизу среди зелени журчали ручейки, канавки для которых велела прорыть в свое время еще бабушка. Ручьи теперь уже не служили для полива растений, а существовали сами по себе, но многие из маленьких мостиков над ними еще сохранились, хотя сами дорожки уже давно исчезли. Хемуль погрузился в эту зеленую ласковую тишину, он купался в ней и чувствовал себя моложе, чем когда-нибудь был на самом деле.

«О, как это прекрасно — наконец стать старым и выйти на пенсию! — думал он. — О, как я люблю своих родственников. Особенно теперь, когда могу о них больше не думать!»

Он бродил по высокой блестящей траве, доходившей ему до колен, он обнимал деревья и наконец уснул на солнышке на полянке посреди парка. Там раньше и был Бабушкин дом. Теперь здесь не устраивали грандиозных фейерверков. В развалинах дома поднялись молодые деревца, и как раз на месте бывшей бабушкиной спальни рос огромный куст шиповника, усыпанный тысячей красных плодов.

Ночь принесла с собой россыпь ярких звезд, и Хемуль еще больше полюбил свой парк. Он был большой и таинственный, в нем можно было заблудиться, но это не страшило Хемуля — ведь он был у себя дома.

Он без конца бродил по тропинкам.

Вскоре он обнаружил в парке старый фруктовый сад, где на земле под деревьями валялось множество яблок и груш, и подумал мимоходом: «Как жаль. Мне и половины не съесть. Надо бы…»

И тут он забыл, о чем собирался подумать, и опять застыл, зачарованный одиночеством и тишиной.

Ему одному принадлежал лунный свет между деревьями, он влюблялся в самые прекрасные деревья, он сплетал венки из листьев и обвивал их вокруг шеи, он не в силах был заснуть в эту первую ночь.

А утром зазвенел старый колокольчик, который все еще висел у ворот. Хемуль забеспокоился: «Кто-то хочет войти сюда, и ему что-то нужно, он чего-то хочет от меня». Хемуль тут же осторожненько отполз в кусты, росшие вдоль каменной ограды, и затаился. Колокольчик зазвенел снова. Тогда Хемуль вытянул шею и увидел совсем маленького хомсу, который ждал у калитки.

— Уходи отсюда! — в испуге закричал Хемуль. — Это частное владение. Я здесь живу.

— Я знаю, — ответил малыш. — Просто хемули послали меня принести тебе обед.

— Ах вот как! Это очень мило с их стороны, — успокоившись, произнес Хемуль. Он отпер калитку, чуть-чуть приоткрыл ее и принял корзинку с едой через щель. Хомса все стоял и смотрел, и на минуту воцарилось молчание.

— Ну, как вы там поживаете? — нетерпеливо спросил Хемуль. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и мечтал поскорее вернуться в парк.

— Плохо, — откровенно ответил Хомса. — Нам всем очень плохо. Нам, малышам. У нас теперь больше нет Детского городка, и мы только и делаем, что горюем.

— Угу, — сказал Хемуль и уставился в землю. Ему не хотелось принуждать себя думать о чем-то печальном, но он так привык выслушивать других, что просто не мог уйти.

— Ты, верно, тоже горюешь, — сочувственно сказал Хомса. — Ведь ты обычно проверял билеты. Но если кто-то был уж совсем маленький, оборванный и грязный, ты делал вид, что проверяешь билеты. Или позволял нам два или даже три раза проходить по одному билету!

— Ну-ну, — смущенно произнес Хемуль. — Это случалось просто потому, что я плохо вижу. Ну вот, а теперь, может быть, ты пойдешь домой?

Хомса кивнул, но все-таки остался. Он подошел вплотную к железной решетке и просунул мордочку между прутьями.

— Дяденька, — прошептал он, — у нас есть секрет.

Хемуль сделал испуганный жест — он не любил чужих тайн. Но Хомса уже взволнованно продолжал:

— Нам почти все удалось спасти. И мы спрятали это в сарае у Филифьонки. Ты даже не представляешь себе, сколько нам пришлось потрудиться, — все спасали и спасали, по ночам мы незаметно выбирались из дома и вместе вытаскивали из воды и снимали с деревьев — и сушили, и чинили, и делали, по возможности, все таким же прекрасным, как раньше.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросил Хемуль.

— «Луна-парк», разумеется, — почти закричал Хомса. — Нам удалось собрать все обломки, которые еще не уплыли в море. Верно, здорово? Возможно, хемули соберут все снова, и тогда ты опять сможешь проверять билеты.

— Ах вот как! — пробормотал Хемуль и поставил корзинку с едой на землю.

— Правда, хорошо?! Ну и здорово же ты удивился, — замеялся Хомса, помахал рукой и исчез.

На следующий день с раннего утра Хемуль уже стоял у ворот и боязливо ждал. Как только Хомса появился у калитки с корзинкой в руках, Хемуль тут же закричал:

— Ну? Как там?

— Они не хотят, — сокрушенно вымолвил Хомса. — Вместо «Луна-парка» они хотят теперь сделать каток. А многие из нас впадут в зимнюю спячку, да и кто даст нам коньки?

— Как грустно! — с облегчением воскликнул Хемуль.

Хомса ничего не ответил, он был слишком разочарован.

Только поставил корзинку с едой на землю и ушел.

«Бедное дитя, — подумал Хемуль. — Да, да».

А потом его мысли переключились на другую тему, и он стал тут же размышлять о хижине из листьев, которую собирался строить на месте развалин Бабушкиного дома.

Хемуль строил целый день и заметно повеселел. Он возился до самой темноты, когда ничего уже нельзя было разглядеть, и лишь тогда уснул, счастливый и утомленный, и спал очень долго все следующее утро.

Когда он подошел к калитке, чтобы забрать еду, Хомса был уже там. На крышке корзинки Хемуль обнаружил еще письмо с подписями множества малышей.

«Дорогой Луна-парковый дяденька, — прочел Хемуль. — У тебя теперь есть все, и ты можешь быть милым, и мы сможем прийти и поиграть с тобой, потому что мы тебя любим».

Хемуль ничего не понял, но ужасное подозрение стало уже закрадываться в его сердце.

И тут он увидел: у самой калитки малыши разложили то, что им удалось собрать из остатков «Луна-парка». А было этого немало. Большая часть аттракционов была разломана или собрана совершенно неправильно, все выглядело очень странно, словно утратив свой смысл. Погибший, но пестрый мир из бумаги, дерева, шелка, стальной проволоки, проржавевшего железа уныло и выжидающе смотрел на Хемуля, и тот в панике тоже смотрел на него.

Потом Хемуль не выдержал, убежал в парк и продолжал строить свою хижину отшельника.

Он строил и строил, но все как-то не ладилось. Хемуль работал нетерпеливо, мысли его блуждали. Внезапно обрушилась только что возведенная крыша, и все строение оказалось приплюснутым к земле.

— Нет, — произнес Хемуль. — Не хочу. Я только недавно научился говорить «нет». Я уже на пенсии. И делаю теперь то, что хочу. И ничего другого.

Он повторил это несколько раз, с каждым разом все более грозно. Потом поднялся, прошел парком, открыл калитку и стал втаскивать весь этот надоевший ему хлам.

Малыши облепили всю высокую каменную стену парка Хемуля. Совсем как серые воробьишки, только совершенно молчаливые.

Иногда кто-нибудь из них шептал:

— А теперь что он делает?

— Тсс, — говорил другой. — Он не желает разговаривать.

Сначала Хемуль развесил на деревьях цветные фонарики и бумажные розы, повернув их так, чтобы не было видно дыр и обрывков. Потом занялся тем, что когда-то называлось Каруселью. Ничего не клеилось — половины частей не хватало.

— Ничего не получается! — сердито крикнул он. — Вы только посмотрите! Все это хлам и мусор. Нет, нет! Вам никто не позволял слезать со стены и мне помогать!

Гул одобрения и сочувствия докатился до Хемуля, хотя никто не сказал ни слова.

Теперь Хемуль попытался превратить Карусель в свой дом. Лошадей он снял и поставил на траву, а лебедей пустил плавать в ручей, остальное перевернул и трудился так усердно, что волосы у него встали дыбом.

«Кукольный дом, — думал он с горечью. — Хижина отшельника. Все кончилось грудой мусора и криком, как это было всю мою жизнь…»

Потом он посмотрел вверх и закричал:

— Хватит там сидеть и глазеть! Бегите к хемулям и передайте им, что завтра мне обед не понадобится. Вместо него пусть пришлют мне молоток, гвозди, свечи, веревки и двухдюймовые доски, да только побыстрее.

Малыши восхищенно засмеялись и отправились в путь.

— Ну, что мы говорили! — закричали хемули и стали похлопывать друг друга по спине. — Ему стало скучно, и бедняга загрустил о своем «Луна-парке»!

И они послали ему всего вдвое больше, чем он просил, и, кроме того, еды на неделю, и десять метров красивого бархата, а также много-много золотой и серебряной бумаги в длинных рулонах и совсем уж на всякий случай — шарманку.

— Ну уж нет, — сказал Хемуль. — Этот ящик с музыкой мне ни к чему! Ничего шумного!

— Ясное дело, — послушно сказали малыши и остались стоять за воротами вместе с шарманкой.

И пока Хемуль занимался починкой старых аттракционов и устройством новых, ему в голову пришла мысль, что это довольно весело. На деревьях блестели и качались на ветру тысячи осколков зеркал. Наверху, у самых вершин деревьев, Хемуль прикрепил маленькие скамеечки и соорудил мягкие гнездышки, где можно было спокойно посидеть и выпить фруктового сока так, чтобы тебя никто не видел, или поспать. А на самых больших ветках Хемуль подвесил качели.

Американские горы привести в порядок оказалось трудно. Теперь горы стали в три раза меньше, чем раньше, потому что от них осталось совсем немного. Но Хемуль утешал себя тем, что больше уже никто не будет, катаясь на них, кричать от страха. И теперь, спускаясь вниз, малыши просто падали в ручей, и многим это нравилось.

Хемуль пыхтел и бурчал. Стоило ему при поднять одну половину аттракциона, как тут же обрушивалась вторая, и в конце концов он сердито закричал:

— Идите сюда и помогите кто-нибудь! Ведь это совершенно невозможно делать за раз десяток дел.

Малыши посыпались с ограды и бросились на помощь Хемулю.

С тех пор они уже все делали вместе, и хемули посылали им столько еды, что крошки могли оставаться в парке целый день.

Вечером они возвращались к себе домой, а наутро с восходом солнца уже стояли и ждали у ворот парка. Однажды они привели с собой на веревке Крокодила.

— А вы уверены, что он не будет болтать? — недоверчиво спросил Хемуль.

— Абсолютно, — сказал Хомса. — Он не произнесет ни слова. Он стал теперь такой довольный и тихий, с тех пор как расстался с остальными двумя головами.

А однажды сын Филифьонки нашел в камине удава. Поскольку змей был очень милый, его немедленно отправили в Бабушкин парк.

По всей округе для Хемуля собирали диковинные вещи, а иногда ему просто присылали пирожные, карамельки, кастрюли, занавески и все, что только можно придумать. Это уже стало манией — присылать по утрам подарки с малышами, и Хемуль принимал все, за исключением того, что шумит.

Но, кроме малышей, в парк никто не имел права входить.

А парк приобретал все более и более фантастический вид. В самом центре его стоял дом из Карусели — там жил сам Хемуль. Дом был пестрый, покосившийся и больше всего напоминал мешочек из-под карамелек, который кто-то смял и выбросил в траву.

А в середине бывшей Карусели рос шиповник со своими красными плодами.

И вот наконец в один прекрасный вечер все было готово. Больше ничего нельзя было добавить, и Хемуля на мгновение охватила грусть, оттого что работа уже завершена.

Хемуль и малыши зажгли фонари, а потом стояли и разглядывали дело лап своих.

Среди больших темных деревьев таинственно поблескивали золотые и серебряные зеркальные стеклышки, все застыло в ожидании — пруды, кораблики, горки для катания, ларек с фруктовыми соками, качели, аттракционы, а также деревья, по которым можно было лазить, яблони и груши, с которых можно было срывать плоды…

— Запускайте! — скомандовал Хемуль. Но помните, что это не Парк с аттракционами, а Парк тишины.

Малыши тут же беззвучно растворились в парке, все так же очарованные, как и во время строительства. Только Хомса обернулся и спросил:

— А тебе не будет скучно оттого, что не надо проверять билеты?

— Да нет, — ответил Хемуль. — Все равно я бы делал вид, что проверяю.

Он пошел в свой дом и зажег луну из бывшего Дома чудес. Потом улегся в гамак Филифьонки и стал сквозь дыру в крыше дома смотреть на звезды.

За стенами дома все было тихо. Он слышал только журчание ручейков и шелест ночного ветра.

И вдруг Хемуль встревожился. Он встал и прислушался. Ни звука.

«Ну а вдруг им невесело, — озабоченно подумал он. — Может, они вообще не могут веселиться, если не накричатся до одурения… А может, они ушли домой!»

Он вскочил на комод, подаренный ему Гафсой, и высунул голову из дыры в крыше. Да, они здесь. Весь парк гудел, в нем бурлила таинственная и восхитительная жизнь. Плеск, приглушенное хихиканье, легкие шлепки, шелест осторожных шагов. Им было весело.

«Завтра, — думал Хемуль, — завтра я скажу им, что они могут смеяться, может, даже вполголоса напевать, если очень захочется. Но не более того. Никак не более».

Он спустился вниз с комода и опять улегся в гамак. И довольно быстро уснул, ни о чем больше не беспокоясь.

Перед запертыми воротами стоял дядя Хемуля и пытался заглянуть в парк.

«Не похоже, что им там очень весело, — подумал он. — Но с другой стороны, никогда не бывает веселее, чем ты сам хочешь. А мой бедный родственник всегда был чудаковат».

А шарманку дядя Хемуля унес домой, потому что всегда любил музыку.