Глава 2.

Мой первый год в Гарварде был безнадежно потерян из-за глубочайшей депрессии, в которой я находилась. Я была живым трупом, который ходил, разговаривал, улыбался, что-то делал, но внутри был мёртв. Из этого состояния меня вытянул Илья. Пришёл ко мне в мой девятнадцатый день рождения и собрал меня по кусочкам.

Все эти годы он был рядом со мной. Помогал, поддерживал, оберегал. Я тоже всегда была рядом с ним в его трудные минуты. Три года назад в Москве у него в аварии погибла младшая сестра. Он очень переживал эту потерю, ушел в депрессию наподобие той, что была у меня из-за Максима. В своё время Илья вытащил меня с самого дна. Три года назад я вытащила со дна его. А сколько литров слез мы выплакали друг другу в жилетки – не сосчитать. Я ему из-за Максима, а он мне из-за сестры.

У меня нет ответа на вопрос, кем мы с Ильей стали друг другу. Наше общение всегда было на грани. На грани дружбы, на грани любви, на грани соперничества. Наверное, мы могли бы встречаться, если бы он не знал о Максиме. Илья слишком горд, чтобы заводить отношения с девушкой, сердце которой принадлежит другому. Наверное, мы могли бы стать друзьями, если бы на самом деле не являлись конкурентами. Наверное, мы могли бы стать полноценными соперниками, если бы не родство душ, которое нас связало.

Год назад Илья окончил MBA и вернулся в Россию. Когда он приехал ко мне в квартиру попрощаться, я не смогла сдержать слез. Он обнял меня крепко-крепко и сказал:

– Жду тебя дома, красотка. Не терпится сразиться с тобой в жестоком бизнесе. Имей ввиду: я поддаваться не буду.

Я засмеялась сквозь слезы.

– Я еще не скоро вернусь. Так что поплавай пока в бассейне с другими хищными акулами. Я обязательно к тебе приплыву, но дай мне еще несколько лет.

Он оторвался от меня, взял в руки мое лицо, вытер большими пальцами одинокие слезинки с моих щёк и посмотрел прямо в глаза.

– Кристина, что бы с тобой ни случилось, будет достаточно одного твоего звонка – и я тут же приеду. Возьму билет на ближайший рейс и уже через 10 часов буду в Америке. Хорошо?

– Хорошо, – я ему грустно улыбнулась, – надеюсь, в этом не будет необходимости. В моей жизни уже давно все в полном порядке. Благодаря тебе, Илья.

Он мне широко улыбнулся, еще раз крепко обнял и прошептал на ухо.

– Люблю тебя, красотка.

Я знаю, что он говорит мне это не как девушке, в которую он влюблён, а как человеку, с которым он многое прошёл. И который многое прошёл с ним. Как могут любить два человека, которые когда-то вытащили друг друга с самого дна и теперь безмерно друг другу благодарны.

– Я тоже тебя люблю. И мне тоже не терпится сразиться с тобой на арене. Будь уверен: я вернусь с острыми зубами.

Он тихо засмеялся, крепко поцеловал меня в лоб и в щеку, пожал руку Майклу и ушел.

Майк молча наблюдал сцену моего прощания с Ильей. Мы говорили на русском языке, поэтому мой парень ничего не понял. Майк прекрасно знал, как много мы с Ильей значим друг для друга. Он так же знал, что между мной и Ильей не может быть никаких романтических отношений, поэтому даже не ревновал.

Если бы мы с Токаревым хотели, то уже давно бы были вместе. Но это действительно никогда не было нужно ни ему, ни мне. У Токарева был миллион возможностей и поцеловаться со мной, и переспать, и даже начать встречаться. Но он этого не хотел. Такой же миллион возможностей сделать с Ильей все вышеперечисленное был и у меня. Но я тоже никогда этого не хотела.

Впрочем, однажды мы с ним все же поцеловались. Я тогда была на третьем курсе, а Илья на четвёртом. Мы тусили на одной из вечеринок в кампусе, кто-то из присутствующих предложил поиграть в игру «Правда или действие», и все согласились. Нас было человек 20. По правилам нельзя выбирать правду больше двух раз, поэтому, когда ко мне обратились в третий раз, я была вынуждена выбрать действие.

Желание мне загадывал мой однокурсник, который давно за мной увивался, но никогда мне не нравился. Он почему-то этого не понимал и был уверен, что я тоже питаю к нему чувства, просто не нахожу подходящего момента, чтобы проявить их к нему. И он сказал:

– Кристина, поцелуй прямо сейчас кого-нибудь в этой комнате. Но поцелуй по-настоящему: взасос и с языком.

И он уже склонился ко мне за поцелуем и даже слегка прикрыл глаза. Я отлетела от него, как ошпаренная, оглядела всех присутствующих в комнате и поняла, что единственный из них всех, кого я могу поцеловать – это Илья. Подошла к нему и тихо спросила:

– Выручишь?

Он выглядел очень смущенным, тяжело сглотнул и кивнул головой.

Я накрыла его губы поцелуем. Он длился недолго, нам обоим было неловко друг перед другом и не терпелось немедленно прекратить. К счастью, условий по продолжительности поцелуя не было, поэтому мы исполнили формальность – взасос и язык – и тут же оторвались друг от друга.

Потом, когда Илья провожал меня до моей комнаты в кампусе (начиная со второго курса, я по настоянию Токарева переехала из своей квартиры в студенческое общежитие), он решил аккуратно прояснить ситуацию.

– Крисси, то, что я тебе сказал в твой девятнадцатый день рождения, когда пришёл тебя поздравить, актуально до сих пор. Ты офигенная, но я не хочу никаких романтических отношений между нами.

– Я знаю, Илья. Я тоже не хочу, чтобы между нами было что-то большее, чем есть сейчас. На самом деле то, что мы имеем – это намного лучше и намного круче классических отношений между мужчиной и женщиной.

– Полностью согласен. – Он одобрительно кивнул и замолчал. А потом добавил со смешком в голосе. – Но если тебя еще раз нужно будет так выручить, то обязательно обращайся. – И хитро подмигнул мне.

Я засмеялась и игриво ударила его кулаком в плечо.

Но не все мои мужчины и не все женщины Ильи понимали и принимали такие отношения между нами. Токарев расстался, как минимум, с тремя девушками, которые сильно его ко мне ревновали. Одна из них оказалась настолько чокнутой, что стала строчить мне письма с угрозами. Илья тут же с ней порвал и настоял на том, чтобы я написала заявление в полицию. После беседы с копами эта сумасшедшая больше не приближалась ни к нему, ни ко мне.

Паре моих парней до Майка тоже не нравилось мое столь тесное общение с Токаревым. Один из них даже всерьёз порывался набить Илье морду. Но тут же был послан мною на три буквы.

Сколько у меня было мужчин за эти восемь лет? Я не знаю. Наверное, много. Возможно, очень много. Первые пару лет после моего девятнадцатилетия у меня было много кратковременных и ничего не значащих интрижек.

Я убеждала себя, что просто наслаждаюсь собой, своим телом и тем, что оно привлекает мужчин. Но в глубине души я понимала, что это не так. Я отчаянно пыталась стереть с себя руки и поцелуи Максима. Я пыталась стереть их из своей головы и из своего сердца. Но, надо признаться, получалось очень фигово.

Потом у меня появились первые более-менее продолжительные отношения. Я четыре месяца провстречалась с Кристианом, однокурсником Ильи из Германии. Он как раз оказался из тех, кто не смог спокойно смотреть на нашу дружбу с Токаревым.

После Кристиана был Джейкоб. Наши отношения продлились восемь месяцев. Мы расстались из-за того, что ему предложили работу в Лос-Анджелесе, и он переехал.

После Джейкоба был испанец Маноло. Несколько месяцев отношений, его дикая ревность к Токареву, желание набить морду и мое «Да пошел ты, Маноло, кто ты вообще такой, чтобы вставать между мной и Ильей?». После Маноло у меня долго не было постоянных отношений. Снова лишь скоротечные интрижки на ночь-другую. А два года назад я познакомилась с Майклом.

Я защитила магистерскую диссертацию на «отлично» и получила раннее приглашение на поступление в MBA. По этому случаю я собрала своих друзей выпить в баре. Помимо Ильи там были мои одногруппники Джессика, Триша, Кевин и Питер, а также несколько однокурсников Ильи, с которыми я тоже хорошо сдружилась – Тиффани, Айла и Джаред. У Ильи на тот момент был год, как умерла сестра, и он постепенно стал приходить в себя и куда-то выбираться.

Нам всем уже было очень весело, когда Триша неожиданно сказала, что не знает никого, кто мог бы залпом выпить три рюмки текилы без закуски и не вырубиться через 20 минут после этого (по ее мнению, текила накрывает не сразу, а через какое-то время). Я, естественно, как самый смелый человек, который легко принимает любой вызов, собралась доказать всем обратное – что такой человек существует, и это я.

Я подошла к барной стойке, попросила у бариста три рюмки текилы без лайма и без соли. Залпом их опустошила и с торжественным видом повернулась к своим друзьям.

– Я засекаю 20 минут! – Крикнула мне Триша.

В этот момент над моим ухом склонился какой-то парень, который стоял рядом и наблюдал эту картину.

– Русские не сдаются? – Со смешком спросил он меня.

Я удивленно к нему обернулась.

– Откуда ты знаешь, что я русская?

– Похожа внешне.

– И чем же?

– Холодными глазами.

Я в голос засмеялась. За шесть лет в Америке я наслушалась столько шуток и стереотипов о холодных русских женщинах, крепких русских мужчинах, водке, балалайках и медведях, гуляющих по Москве, что уже просто не могла реагировать иначе, чем смехом.

Обычно смехом мое общение с такими людьми и заканчивалось. Я уже собиралась вернуться за столик к друзьям, но бросила последний взгляд на парня. Очень симпатичный, высокий блондин с серыми глазами. На нем была майка без рукавов, открывающая татуировку чёрного дракона на плече. Он скрестил на груди руки и с вызовом на меня посмотрел. Глаза хитро прищурены, правый уголок губ приподнят в усмешке.

– Да, ты знаешь, русские действительно не сдаются. Никогда, – со злостью выдала ему.

– Спорно, – он покачал головой.

– И чем же это спорно?

– Русские отдали Наполеону Москву в 1812 году. Петр I проиграл русско-турецкую войну в 1713 году. В 1600-х была русско-польская война, которая также закончилась проигрышем России. Ну и Великую Отечественную войну все-таки выиграла не Россия, а Советский Союз. Но Россия почему-то упорно перетягивает одеяло победы на себя. А Вторую Мировую выиграл союз стран.

От его спича и алкоголя, который уже вовсю разлился по моему телу я немножко прифигела. Ах, значит, знаток истории, да? Ну сейчас ты у меня посмотришь.

Резко развернулась к нему корпусом и тыкнула его носом во все американские поражения. Он стал мне отвечать, я ему. Между нами разгорелся жаркий спор. 20 минут уже давно прошли, и я до сих пор не вырубилась, хоть и еле стояла на ногах. Я выиграла спор с подругой. Осталось выиграть спор с этим засранцем-всезнайкой истории.

Мы громко дискутировали о Второй Мировой войне. Я упорно ему доказывала, что вклад Советского союза в эту победу был намного больше, чем вклад стран-союзников СССР, включая США. Мои друзья на это внимание не обращали, были предоставлены сами себе. Лишь Илья не сводил с нас глаз.

В какой-то момент он уже не выдержал и подошёл к нам поближе. Сначала он смотрел на моего оппонента с подозрением, потом немного расслабился и стал улыбаться. Наконец, он достал из кармана телефон и несколько раз нас сфотографировал. Мы с моим собеседником обернулись на щелчок фотоаппарата и будто очнулись. Мы настолько увлеклись дискуссией, что вообще забыли, где находимся.

– Илья, – протянул он руку моему оппоненту.

– Майкл, – он ответил на его рукопожатие. А затем обернулся ко мне и спросил. – А тебя как зовут, горячая русская женщина?

И это был первый раз за шесть лет, когда американец назвал меня горячей русской, а не холодной.

– Кристина, – я пожала ему руку тоже.

Он пристально посмотрел мне в глаза и широко по-доброму улыбнулся.

– Какими судьбами в этом баре? – Спросил он меня.

– Отмечаю защиту магистерской. А ты?

– Отмечаю свой переезд в Бостон, – он слегка засмеялся.

– Откуда ты? – Поинтересовалась я.

– Из Чикаго. Два года назад я окончил Чикагский университет со степенью магистра, факультет истории. Мне предложили работу в Гарварде.

– Прикольно. А я вот как раз в Гарварде магистерскую и защитила. И Илья тоже в Гарварде учится. Уже MBA получает.

Дальше у нас потекла непринужденная беседа о жизни, учебе и перспективах на будущее. После этого дня мы с Майком больше не расставались. Он преподавал историю в колледже Гарварда для абитуриентов. Это типа российских подготовительных курсов при вузах.

Мой первый год в MBA я продолжала жить в кампусе, Майкл же снимал квартиру в Бостоне. Я мало рассказывала ему о себе. Он не знал, что мой отец является строительным магнатом в России, у меня есть шикарная квартира в центре Бостона и огромный счёт в банке. В Америке не принято выставлять своё богатство напоказ. Тут все ходят в потертых джинсах и кедах, несмотря на то, сколько денег имеют. Я сразу это поняла и тоже сменила свои Лабутены и дизайнерские платья на простую удобную одежду из масс-маркета.

Но когда через год мы с Майком поехали отдыхать в Майами, он был удивлён тому, как я не экономила в ресторанах. Он подмечал, что я сорю деньгами, но никак это не комментировал. После совместного отдыха он предложил мне съехаться. А точнее – переехать в его небольшую съемную квартирку. Тогда-то я ему и рассказала в общих чертах о том, из какой я семьи, с какой целью приехала учиться в Гарвард, и показала свою квартиру в Бостоне.

Он не скрывал своего удивления. Сначала даже обиделся на меня за то, что я утаивала от него информацию о себе. Но потом все же успокоился, и мы переехали жить ко мне.

Полюбила ли я Майка? А, главное, забыла ли я Максима?

До сегодняшнего дня я думала, что да. Но сейчас, когда поезд мчит меня в Нью-Йорк, у меня больше нет однозначного ответа на эти вопросы.

В какой-то момент я действительно перестала думать о Максиме. Точно не помню, когда именно это произошло. Просто однажды я перестала засыпать и просыпаться с мыслями о нем. Думаю, это случилось еще до встречи с Майклом. Потому что его мысленно я с Максимом уже не сравнивала. В отличие от всех своих предыдущих парней.

Ну, не то, чтобы я вообще перестала думать о Максиме. Конечно, иногда он всплывал в моих мыслях. Чаще всего это происходило, когда глаза в зеркале натыкались на татуировку. Или когда кто-то из посторонних спрашивал, что моя татуировка означает. У меня не было одной конкретной легенды о том, что для меня означает слово Hero на сердце. Каждому, кто спрашивал, я придумывала на ходу новую ложь. Лишь один человек знал правду – Илья.

Несколько раз я собиралась свести татуировку, но так и не получилось это сделать. Будто что-то не давало. Первый раз я записалась для этого в салон на четвёртом курсе. Зима тогда выдалась снежной и холодной, и я сильно заболела. И в назначенный день не смогла прийти, потому что валялась с температурой под 40. А когда я поправилась, сразу начались экзамены. После них нужно было писать диплом и готовиться к защите, потому что я оканчивала бакалавриат.

Второй раз я записалась на сведение татуировки ровно через полтора года, когда окончила первый курс магистратуры. Но снова не смогла пойти, потому что мне позвонил Илья и сказал, что погибла его сестра. Я тут же примчалась к нему, помогла собрать вещи и проводила в аэропорт в Нью-Йорке. Затем я все дни была, как на иголках. Илья звонил мне каждый час и в прямом смысле слова плакал в трубку. Сразу после похорон он был вынужден вернуться в Америку, потому что ему предстояла защита магистерской и поступление в MBA. У меня снова не было времени на поход в тату-салон, потому что ежедневно я была с Ильей.

И третий раз я записалась на сведение татуировки, когда мы с Майком только начали встречаться. В этот раз мне уже ничего не помешало. В назначенный день и в назначенное время я пришла в салон, меня проводили в кабинет к мастеру, усадили в специальное кресло и сказали: «Подождите пять минут, ваш мастер сейчас подойдёт». Я спокойно выждала это время, а когда в кабинет зашёл мастер и приблизился ко мне со специальным аппаратом, я вдруг поняла, что не могу.

Я не могу свести эту татуировку. Вот просто не могу и все. Не знаю, почему.

Я резко подскочила с кресла, надела на себя футболку и, прокричав «Извините, я передумала», пулей вылетела из салона. Я бежала, что есть сил. Ноги, как и сейчас, привели меня на центральный вокзал Бостона, где я купила один билет до Нью-Йорка и уехала, выключив телефон. Я бродила по мегаполису весь вечер и всю ночь. А когда вернулась обратно в Бостон и включила смартфон, обнаружила 10 пропущенных вызовов от Майка и 20 от Ильи. Потом я получила хорошую взбучку от них обоих за то, что уехала без предупреждения.

Вот и сейчас я выхожу из Центрального вокзала Нью-Йорка и просто иду. У меня нет маршрута и нет цели, я двигаюсь, куда глаза глядят. Я не замечаю ничего и никого вокруг, потому что мои мысли сейчас не здесь. Они в Москве.

Я не была дома восемь лет. Первые три года я не приезжала из-за Максима: не хотела его видеть. Хотя папа очень настойчиво меня звал на каждые каникулы. После четвёртого курса я не поехала, потому что защищала диплом и поступала в магистратуру. После первого курса магистратуры не получилось уехать, потому что нужно было поддерживать Илью, у которого тогда погибла сестра. После второго курса магистратуры я поступала в MBA и познакомилась с Майком. После первого курса MBA мы с ним решили поехать в отпуск в Майами и к нему в Чикаго. Поездку в Россию мы запланировали на новогодние праздники. Но снова поехать не получилось: в самый канун Рождества у Майка скончалась бабушка. И снова всю неделю мы с ним провели в Чикаго.

Я бы, наверное, могла поехать этим летом после окончания MBA, но получила работу в крупнейшей строительной компании США – U.S. Development. Она находится в Нью-Йорке, до которого от Бостона три-четыре часа на поезде. Мы с Майком планировали, что я сниму себе тут квартиру, а видеться мы будем каждые выходные. Ведь что такое три-четыре часа на поезде? А на машине и того быстрее.

Получить место в этой компании было очень сложно. У них была всего одна вакансия в интересующем меня отделе антикризисного менеджмента, а желающих ее занять – 105 человек. Они выбрали меня.

За эти восемь лет у меня не было ни одной проигранной битвы. Сначала я была лучше ученицей на своём потоке, потом на своём факультете, а затем и во всем Гарварде. Лучшие компании США – не только строительные – с удовольствием приглашали меня на летние стажировки, а затем слезно просили прийти к ним работать после окончания учебы.

Но у меня была одна конкретная цель – работа в U.S. Development. Эта компания по какой-то причине не сотрудничала с Гарвардом, у них больше были налажены связи с Колумбийским университетом, из которого они и набирали основную массу своих новых сотрудников. Но мне удалось обойти 104 выпускника Колумбийского университета и получить оффер от антикризисного отдела U.S. Development.

С отцом я виделась два-три раза в год, когда он приезжал в Америку. В какой-то момент он уже перестал звать меня в Россию. До сегодняшнего дня. В висках до сих пульсируют его слова:

«Максим женится. Нужно, чтобы ты приехала на свадьбу»

«Пора возвращаться домой. Ты нужна мне в компании»

Готова ли я к возвращению? Я не знаю…

Ноги сами вывели меня к Бруклинскому мосту. Я смотрю с него на воду и открывающийся пейзаж города и вспоминаю свой школьный выпускной, когда мы с Максимом стояли на моем любимом Патриаршем мосту.

Я вру, когда говорю, что вспоминаю Максима только при взгляде в зеркало на татуировку. Еще я вспоминаю его каждой ночью, когда просыпаюсь в холодном поту. Прошло восемь лет, а он до сих пор мне снится. Сны все примерно одинаковые. Некоторые из них повторяются. Какие-то я видела еще тогда дома, перед отъездом в Америку и нашим с ним расставанием.

Чаще всего мне снится сон, в котором я подхожу к Максиму, а он говорит, что не знает меня. Еще я часто во снах вижу рядом с ним девушку. Ее лицо от меня всегда скрыто, но общий образ почему-то кажется знакомым. И несколько раз повторялся сон, который я видела, когда мы с Максимом ездили на Волгу.

Я захожу на кухню в «Золотом ручье», а там стоит он. Я приближаюсь к нему и вижу на безымянном пальце его правой руки обручальное кольцо. Беру ладонь в руку и пытаюсь снять с пальца кольцо, а оно так плотно сидит и все никак не хочет сниматься.

Чувствую, как слезы градом стали скатываться по моему лицу. Я словно снова возвращаюсь на семь лет назад, в тот свой день рождения до прихода Ильи ко мне домой. Снова каждой клеточкой своего тела чувствую предательство Максима. Абсолютное, жестокое, беспощадное предательство. Когда сегодня тебе клянутся в вечной любви, а завтра вычеркивают тебя из своей жизни.

Интересно, он хоть раз думал обо мне? За все эти долгие восемь лет я ему хотя бы раз приснилась?

Закрываю глаза и представляю его лицо. До сих пор помню каждую черточку, каждую ямочку. Да, у меня получилось сфотографировать Максима в своей голове. У меня получилось сделать то, чем я занималась каждую проклятую бессонную ночь, – увековечить Максима в своей памяти.

Я научилась жить дальше. Илья действительно вытащил меня с самого дна. И в какой-то момент мне удалось стереть с себя прикосновения и поцелуи Максима. Мне удалось больше не засыпать и не просыпаться с мыслями о нем каждый день. Я похоронила в себе все воспоминания о сводном брате, закрыла их в сундук на десять замков, а потом скинула его на дно океана. У меня получилось, я смогла.

Тогда какого черта мне сейчас так больно???

Я ухожу с моста и снова иду, куда глаза глядят. Кажется, начинается дождь. Через пять минут он перерастает в ливень. Холодные капли хлестают меня, но я даже не чувствую этого. На моем лице дождь смешивается со слезами, наверняка вся тушь уже стекла по щекам. Я иду по Times Square, дождь усиливается, люди торопятся спрятаться под каким-нибудь навесом. У меня нет зонта и я не ищу укрытия. Я промокла до нитки, кроссовки уже наполнились водой. Но мне все равно, я не замечаю этого.

Ноги выводят меня к небоскребу Empire State Building. Покупаю билет и поднимаюсь на смотровую площадку. Из-за дождя людей на ней сейчас нет. Ливень идёт стеной, я подхожу к решетке и смотрю через нее на серый мрачный Нью-Йорк. Слезы все еще катятся по моему лицу, но уже не различишь, где они, а где дождь.

Я прислоняюсь лбом к решетке и беспомощно опускаю веки. Боль такая, будто в сердце вонзают кинжалы. Хочется упасть на землю и свернуться калачиком. А еще лучше прыгнуть с этого небоскреба. Как жаль, что смотровая на нем вся в решетках.

Чувство предательства Максима снова разливается ядом по венам. Перед глазами мелькают картины: наш выпускной, наша первая ночь вместе, наша поездка на Волгу, визит в лагерь, купание у пирса, день рождения его друга. А потом Максим в честь меня делает на сердце татуировку.

Неужели это все было ложью? Неужели он притворялся? Неужели он не любил меня так, как любила его я?

В памяти всплывают слова Максима на утро после того, как я уснула в гамаке в саду после разговора с отцом.

«Я люблю тебя, Кристина. Знай это, что бы ни случилось».

Беспомощно несколько раз бьюсь головой о решетку. Какая ложь, какое предательство… За что же он так со мной? За то, что была с ним жестока в самом начале, когда он приехал? За то, что не хотела, чтобы он общался с моими друзьями и вливался в мою компанию?

Рука тянется к телефону в сумке. Достаю аппарат и включаю его. Тут же приходят оповещения о пропущенных от Майкла, следом падают десятки сообщений от него с вопросами, где я. Захожу в телефонную книгу и звоню Илье. После пятого гудка в трубке слышится сонный голос.

– Кристина, блин, у меня три ночи.

– Илья… – Реву ему в трубку.

– Кристина, ты плачешь? Что случилось? – Его голос тут же стал бодрым.

– Илья… – И снова рыдаю. Я сейчас не в силах выдавить из себя ничего больше его имени.

– Кристина, где ты? Что случилось? Тебя кто-то обидел?

Я лишь всхлипываю ему в трубку.

– Кристина, не молчи!!! Что произошло???

Я делаю тяжёлый глоток и выдавливаю из себя.

– Илья, он женится…

– Кто? Кто женится?

Но я снова не могу говорить, рыдания захватили меня с новой силой.

– Кристина, о ком ты говоришь? Кто женится? Майкл? Он тебе изменял? Он тебя обманывал?

– Нет… – выдавливаю из себя, – Максим. Он женится…

На том конце провода повисла тишина.

– Кристина, – начал Илья серьезным тоном, – но ты ведь уже прошла эту историю. Она ведь в прошлом. Не так ли?

– Я не знаю, Илья. Я так думала. Я была уверена, что забыла его. Но сегодня позвонил папа и сказал, что я должна ехать на свадьбу. А я не могу. Понимаешь? Не могу! Он женится, Илья!

И на этих словах я буквально согнулась от рыданий. Села в лужу на бетонном полу смотровой и прислонилась спиной к решетке. Дождь все еще идёт, хоть уже и не так сильно.

Я слышу на том конце провода тяжёлый вздох, а потом Токарев говорит:

– Я вылетаю к тебе ближайшим рейсом. Жди меня часов через 18.

– Хорошо, – мямлю ему в трубку и делаю отбой звонка.

Я не знаю, сколько я так еще просидела. Охранники косились на меня, но не подходили. Я очнулась, наверное, когда закончился дождь. Встала с пола я пошла вниз со смотровой. Дошла до Центрального вокзала и купила в кассе билет до Бостона. Поезд отправлялся через 40 минут.

Я вернулась домой глубокой ночью. Мокрая до нитки и с размазанной по всему лицу косметикой. Когда я вошла в квартиру, Майкл тут же подскочил ко мне с криком.

– Крисси, где ты, черт возьми, была??? Я чуть с ума не сошёл!!! Я уже собирался звонить в полицию!!!

Он растерянно оглядел меня снизу вверх и обратно.

– Крисси, почему ты мокрая? Что произошло?

Я ничего не могу ему ответить. Я просто стою и смотрю на Майкла. И понимаю одно: каким бы хорошим и замечательным он ни был, он не Максим. Никто не Максим. Можно сколько угодно прятаться от своего прошлого, восемь лет избегать встречи с ним, но от себя не убежишь. Можно закопать все чувства и воспоминания о человеке глубоко внутри себя, но от этого они не перестанут существовать.

– Он женится, – говорю своему парню сиплым голосом и чувствую, что дрожу. Наверное, я заболела.

– Кто женится? – недоуменно спрашивает Майк.

– Мой герой, – и я тяну руку к татуировке. Засовываю ладонь под ворот кофты и накрываю ею область сердца. – Мой герой женится, Майкл. Ты понимаешь это? Он женится…

Лицо моего парня вытягивается в изумлении. Он спрашивал меня однажды, что означает моя татуировка. Я соврала, что любила в детстве мультики о супергероях.

– О ком ты говоришь, Кристина? – очень сухо и холодно спрашивает Майкл. Кажется, он начал догадываться, что моя татуировка не в честь марвеловских персонажей.

– О моем герое. Я думала, что забыла его, но оказалось, что нет. Я до сих пор люблю его, Майкл. А он женится на другой. А еще восемь лет назад он очень сильно меня предал. Но я все равно люблю его. Все эти годы любила.

Майк плотно сжимает челюсть, я вижу, как желваки заходили по его щекам. Он тяжело дышит и смотрит на меня с большой злостью.

– Надо понимать, между нами все кончено? – цедит он.

Я смотрю мгновение на этого красивого, доброго, замечательного парня, который действительно подарил мне счастливые два года и лишь тихо говорю:

– Да. Ты не он. Вы все – не он.

Майк ничего мне не отвечает. Разворачивается и уходит в нашу спальню. Я подхожу к дивану в гостиной и сворачиваюсь на нем калачиком. Слышу, звук молнии его чемодана, слышу, как Майк бросает в него одежду, открывает и закрывает ящики комода.

Через час он выходит в гостиную, но у меня даже нет сил поднять на него глаза. Меня всю знобит и трясёт.

– Прощай, Крисси, – говорит мне Майкл, и я слышу, как он кладёт на тумбочку в прихожей ключи от моей квартиры.

– Прощай, Майк, – сиплым голосом отвечаю ему, но он уже не слышит, потому что входная дверь хлопнула.

Загрузка...