Холод южного ветра (СИ)

Глава 1

Сигнал тревоги настиг меня за поеданием консервированных ананасов. Прямо из банки лопал. Не вставая с койки, удобно подбив под спину подушку, открыл — и лопал. Полной ложкой, с удовольствием, жмурясь от приятной сытости. Представлял себя офицером-отпускником из богатой семьи на курорте. Или сыном мэра. Сам толком не решил, кем быть интереснее, однако оба варианта определённо не уступали друг другу.

Мимо вразвалочку, словно направлялся в душевую, а не на построение, прошёл Гаст Цапкис. Такой же, как и я, солдат первого года службы. Неплохой парень. Худой, жилистый, с покрытыми мелкими шрамами кистями рук — приветом из слесарного прошлого. По биографии — почти брат. Родом, как и все мы, из отсталой жопы галактики, заточенной под узкую специализацию. Всей разницы — мой мир был аграрным, засушливым, сплошь покрытым полями генномодифицированной пшеницы, а его — один большой завод с редкими вкраплениями сельского хозяйства.

В армию он тоже попал, как и я, только с поправкой на заводское происхождение — я не желал корячиться на полях, а он не хотел всю жизнь простоять у станка, следуя семейной традиции. О новом мечтал, вырваться из циклического однообразия жизни. Помог семье закрыть кредиты на всякую мелочь, выпил с друзьями в баре напоследок — и к вербовщику. Под мамкин плач.

Казённая жизнь, форма и дурацкие приказы ни меня, ни Гаста не пугали. Всё лучше, чем за нищенскую зарплату горбатиться без перспектив.

И ещё имелось общее: ни на моей родине, ни на его фрукты особо не росли. Повывели их за ненадобностью, или не прижились — кто знает? Потому любили мы их очень. Наесться не могли.

В некоторых садах, с искусственно изменённым климатом, я слышал, имелись всякие там вишни с виноградом, известные мне исключительно по учебникам образовательного курса. Целых три года учили читать, писать и всякому иному. По ускоренной программе, с применением гипнотехник. По старым понятиям — почти школу с училищем закончил.

А ведь… тут я душой кривлю. Росли у нас абрикосы со сливами. Плохонько, но росли. Вот только за лакомство мы их не считали — с детства оскомину набили. Ананасы же — другое дело! Сладкие, много, с кислиночкой.

Икнулось… Долька встала в горле комом. Не люблю школу. Как вспомню — так вздрогну. Еле высидел тогда обязаловку. На полях, под палящими лучами и то лучше было.

Покосившись на банку в моих руках, Гаст ничего не сказал. Каждый компенсировал скупое в продуктовом разнообразии детство и ещё более прижимистую учебку, как умел. На маяке кормили классно, продукты толком никто не экономил. Хочешь есть — ешь. К сержанту Бо подойди и возьми, чего душе угодно. Он дядька с пониманием, выдаст. Хоть тушёнку, хоть сока упаковку. Главное, не мусорить и жрать исключительно в свободное от службы время. Один чёрт потом калории с потом выйдут, на занятиях по физподготовке. Толстеть нам никто не давал.

Рассказать кому из оставшихся в дальних далях сослуживцев-рекрутов — рёбра пересчитают. Враньём сочтут. Ну или от зависти. Это же немыслимо — в нарушение всех распорядков можем жрать днём и ночью! Да ещё и эксклюзивы всякие!

Пусть завидуют… Мы по первой категории продовольственного обеспечения проходим. Которая для пилотов, разведчиков и прочих засекреченных товарищей. Положено мне ананасы, и во все ведомости вписано — положено. А мелкие послабления — сержант сознательно их допускает. Чтобы нажрались мы вкусностей вволю и успокоились. Перебесились после однообразной каши с мясной размазнёй, по внешнему виду более всего сходной с санитарной пастой для мытья рук.

У нас почти весь взвод в первые дни пугался разнообразия пищевого довольствия. По карманам еду прятали, чтобы потом, втайне, слопать. Под одеялами чавкали.

С обеспечением у нас сложностей нет: харчей полные подвалы, на две жизни хватит, питьевая станция автономная, и только фрукты-овощи поступают через специальную шлюзовую камеру. Тестируются там на яды, на аллергены. Местные поставляют по договору с Галактической Федерацией.

Мы поначалу всё подсмотреть пытались — люди они или нет? Или мутанты? Сгорали от любопытства, спорили, воображали всякое. Не смогли. Защитный периметр с четырёхметровым забором бдит в обе стороны. Мы не видим их, они — нас.

Узнали только, что ездят здешние на примитивных машинах. Один из наших рискнул, залез повыше, поглядел на отъезжающий рыдван с колёсами.

Позже выяснили — ничем не отличающиеся от нас люди. Увидели их по визору в фильме о первых колонистах, на который случайно набрели в архиве. Сам фильм оказался дрянным — пафосным и бестолковым, с постоянно мельтешащими героями, и, не досмотрев, решили переключиться на что-нибудь другое, позабавнее.

… Ананасы, кстати, здешние. Хорошо аборигены тут живут…

Не служба — рай. Но тоскливо. Увольнений нет, выход за периметр маяка по любому поводу — под запретом. Никого не выпускают. Вообще. Даже инженера-технолога, который вроде как главный здесь. Все сидим взаперти.

Почему так? Почему не выпускают? Ответ простой — маяк является стратегическим объектом. Метод несения службы — вахтовый. Мы на год, гражданский, он у нас всего один, на полгода. Вот только ему за подобную самоизоляцию заплатят хорошо, а нам — шиш. Всем, включая сержанта. Приказ, чтоб его…

С другой стороны, наговариваю я на своё счастье. Уютная казарма, адекватный командир, полный склад харчей, по вечерам — фильмы в общей комнате. Чего ещё надо? Баб?

В теории, конечно, да. А на практике — точно знаю, вся питьевая вода у нас непростая. С химией особенной. Все спокойные, у всех половые желания редкие, не чаще снега на экваторе. Румяные, здоровые, пульс без крайней необходимости не прыгает. Если кто и свалится в недуге страшном — сержант подлатает. Имеются у него и навыки специальные, и армейские аптечки. Последние и убитого плясать заставят.

Бухло тут тоже без надобности. Не лезет оно солдатикам всё из-за той же водички. Проверено на каждом. По прибытии Бо поставил целую бочку браги. Дал ей перебродить, перегнал в медблоке. На запах вполне приличное пойло получилось. Налил каждому попробовать, предварительно выгнав на улицу. Продуманный…. Блевали все употребившие дальше, чем видели, а слепотой или близорукостью никто во взводе не страдает.

На том и успокоились.

Женщин с прочими удовольствиями нам с успехом заменяло обучение военному делу. Полоса препятствий, ночные стрельбы из допотопного, пулевого оружия, строевая подготовка, караульная служба, и наряды, наряды, наряды… — этого вполне хватает для вечного желания поспать в укромном уголке и привыкания к укладу армейской жизни.

Но против не гавкнешь. У всех общий контракт на пять лет, у всех стимул в башке. Маленький магнитный кругляш за правым ухом — боевой чип-синхронизатор, обязательный для каждого военнослужащего. Кому-то, по роду войск, он нужнее воздуха — всяким там техникам и прочим пользователям сложных устройств; а таким как мы, сторожам в погонах — одна морока от этой приблуды. Пользы никакой, зато сержант всегда в курсе: где ты, что ты и насколько бодр для выполнения очередной задачи.

Затупишь невзначай, замечтаешься — нажмёт Бо кнопочку в своём виртуальном интерфейсе — и в мозгах звон. Да такой, что не знаешь, куда бежать. Поговаривают, старинная запись используется. С самой Земли! И название ему — набат. Думаю, врут. Откуда таким же трёхгодичникам по образованию, как и я, знать подобные слова? Половина из них говорить толком, без мата не умеет, а тут — «набат». Но слово подходящее.

Снять же эту магнитную таблетку никак нельзя. Повредишь спинной мозг. Об этом сразу же до всех служивых доводят, после выхода из наркоза — сама операция проводится при полной отключке пациента. Почему именно спинной, если чип на бестолковке расположен — не знаю, но верю. Довелось подслушать разговор двух офицеров, один из которых на пенсию собирался. Обсуждали они как раз тему по извлечению устройства из командирского вместилища разума.

Оказывается, подобные манипуляции проводили не абы где, а в центральном госпитале сектора, до которого ещё добраться нужно. Ближе никто из докторов не брался, риски большие.

Потому и расстраивался готовящийся к пенсии, кляня судьбу. Гражданским иметь специмплант воспрещается, да и без удаления боевого чипа выходного пособия не получить, хоть ты тресни.

В армии же порядок известный: на службу доставят, всем обеспечат, а обратно, по окончанию контракта — свои проблемы решай самостоятельно, никто тебе ничем не обязан. Теперь ты, по факту, штатский. Проявляй смекалку.

Быстрее всего к пункту назначения можно долететь на гиперпространственном звездолёте, но тут имеется ряд сложностей: наличие самого звездолёта, направляющегося в нужную сторону и наличие мест на нём, а в ближайшем обозримом будущем попутной оказии не ожидалось.

У нас ведь как? По космосу шляется либо космофлот с его вечным режимом секретности, либо коммерческие рейсы для очень богатых персон, либо грузовики. Вторым и третьим делать нечего вне проторённых маршрутов, а первые никогда и ни в чём не признаются без крайней нужды. Ни куда направляются, ни откуда. Ну и пассажиров флотским возить тоже строжайше запрещено.

Единственный, относительно надёжный способ добраться до госпиталя, да и вообще в любую глушь Федерации — почтовики. Старые, полудохлые летающие развалины, списанные всеми и везде. Медленные черепахи, месяцами ремонтирующиеся на орбите при каждой остановке. Их выкупали полудикие капитаны за бесценок и брали подряды на обслуживание определённых секторов космической глуши. Таскали по кругу понемногу грузы, понемногу контрабанду. Брали и пассажиров. Средняя частота залёта на планету — раз в полгода, а то и реже.

Последний рейсовый, на момент подслушки, был три месяца назад — пополнение привозил. Нас, то есть.

— Вит, ты идёшь? — из дверей окликнул меня Ежи Брок, неприятный, лопоухий тип с вечно шелушащимся носом, сегодня дневаливший по казарме. — Сержант по последнему время засчитает. Всем потом из-за тебя страдать.

Захотелось пульнуть в него банкой. Знает ведь — я с караула, как и Цапкис. До обеда у меня личное время. Отдых. Официальный. Но нет, выслуживается…

— У нас тревоги по три раза в сутки, без выходных — вставать с койки, а уж тем более прерывать удовольствие от поглощения ананасов категорически не хотелось. — Ноги стопчешь, пока набегаешься.

Я врал. С Бо не поспоришь, идти придётся. Однако подрываться после замечания этого зануды — себя не уважать.

— Отстань, — очередная порция деликатеса показалась особенно вкусной. Потому что шла вразрез с уставом, предписывающим сломя голову броситься на зов отца-командира.

— Пошёл ты!

Кинуть, что ли, ботинком в мешающего кушать ушлёпка? Лень тянуться…

Лопоухие засранцы всегда чувствуют грань в раздражении других. Ту, за которой прекращаются разговоры и живенько прилетает по морде. В нашем случае — по печени в тёмном углу, чтобы без следов.

Ишь ты, как скривился. Понял, что намеренно его игнорирую. Интересно, на обострение пойдёт?

Ежи окатил меня полным презрения взглядом и, хлопнув дверью, помчался на плац. Не решился, значит. Ожидаемо… Кишка у Брока тонка в открытую конфронтацию идти, иначе бы он тут распоясался, расходился… Да и стучать ему особо некуда. Сержант подобную публику не жалует.

Пробовал наш золотушный «доводить до сведения» — быстро отучился. Песню пел, в полной выкладке по стойке «смирно». Всю ночь. С чувством. После молчал неделю ко всеобщему удовольствию. Зато осознал: понадобится — Бо и без гнилых личностей во всём разберётся. Камер с датчиками здесь полным-полно. На всю базу лишь два «укромных» уголка наберётся. Наверняка подарок солдатикам от проектировщиков, а не досадное упущение. Слишком эти уголки в открытых местах расположены, из казарменного окна будто на ладони просматриваются. Разве что вечером там постоишь, насладишься одиночеством. Сделай они их по-настоящему укромными — ни одна комиссия бы такую работу не приняла, посчитав «мёртвые зоны» системы видеонаблюдения полнейшим непрофессионализмом и поставив столь вопиющее упущение на вид.

Эх… Ну вон тот ещё кусочек, и пой…

Гром в голове, более всего напоминающий удар сказочного гиганта железным молотом по не менее сказочному шлему, заставил вывалить из желудка наружу всё сожранное. На собственные колени. Дурно пахнущей горкой из полупереваренного завтрака с вкраплениями ананаса.

Банка покатилась по полу, покрывая прикроватное пространство густым, золотистым соком и янтарными кусочками. Брюхо свела резь.

Фигасе!

Со мной подобное впервые. Раньше сержант был скромнее, довольствовался для нерадивцев пенделем тяжёлого ботинка с острой приправой из командно-доходчивых словесных оборотов.

Теперь точно надо спешить, иначе из отхожих мест не вылезу. Они у нас хоть и стерильные, но в армии зачастую важен процесс, а не результат. Давно понял.

Вскочил, краем глаза отметив бусинку видеокамеры над изголовьем. Улыбнулась? Вряд ли, техника не умеет улыбаться, если она не баснословно дорогой человекоподобный андроид. При отправке сюда, в космопорту довелось заочно познакомиться с таким образчиком прогресса.

По общественному визору, в каком-то ток-шоу, показывали. С ним некая сисястая звезда пришла покрасоваться, блеснуть эпатажностью. С умным видом, пришлёпывая накачанными губками, делилась особенностями секса с машинами. Оценивала, сравнивала, рекомендации давала. Мы тогда всем взводом усомнились. Не в способах интимной развлекухи — тут каждый сам за себя. В дроиде. Внешне — обычный мужик, смазливый только. Стоял за её плечом, помалкивал, лыбился. Пару слов сказал.

И не поверили бы, но звезда ещё и показывать начала. Так тот мужик её всякими образами вращал в пространстве, не дрогнув и не стирая улыбки. Даже не вспотев. Человек так не сможет.

Чем дело закончилось — не узнали. В самый интересный момент всплыло сообщение об окончании демоверсии и рекомендованной оплате продолжения. Канал был коммерческий, а денег ни у кого, конечно, не имелось.

Особо не расстроились. Всего бы нам всё равно не показали. Рейтинг программы 16+, означающий появление на экране максимум сползшей бретельки от лифчика. Пообсуждали, посудачили о чужой придури по поводу механической любви и сошлись в одном: искусственная женщина тоже ничего. Улыбается, молчит, пока не спросят, и жениться не надо.

… Стараясь не наступать в ананасовую лужу, стряхнул с колен отрыгнутую кучку, наскоро протёр ладони полотенцем и быстренько влез в ботинки. Кепи надевал уже на ходу. С отвращением посматривая на влажные пятна, решил, что штаны потом в порядок приведу. Не до них. Влетит, конечно, но повторный набат в башке пугал куда больше, чем дежурная выволочка от начальства. Если что — отбрешусь. Скажу — спешил со всех ног в служебном рвении.

Понятное дело, столь деревенская хитрость и пастуха не обманет, но какая разница? Главное, что в строю, готов и проявляю смекалку!

Кроме меня, тумбочек и коек в помещении более никого не осталось. Гаст свалил раньше, лопоухий Ежи наверняка уже в строю тянется, чихнуть без приказа боится. Остальные при деле, на постах. Значит, нужно поторапливаться ещё быстрее. Зачёт по последнему… Прав был дневальный, малоприятная это штука, особенно если последний — я.

На улицу вылетел почти на первой световой скорости. Дверь за мной не успела захлопнуться, а я уже пересёк наш карликовый плац, ввинтился в строй, с удивлением отметив, что здесь все. Вообще все. В нарушение всех мыслимых норм и правил. Половина — с оружием.

Перед шеренгой стоит задумчивый сержант Бо — крепкий невысокий мужчина лет сорока. Как всегда, в идеально выглаженной форме, блестящих ботинках и кепи, надетой, разумеется, под предписанным углом. Рядом с ним, позёвывая, мнётся инженер. Обрюзгший от безделья, небритый, в шортах, гавайке и тапках на босу ногу. Редкие волосы растрёпаны. Лет ему под полтинник. Вроде и не старый ещё, но уже нечто дедовское в нём сквозило.

Разительный контраст. Один — словно из учебного фильма по армейской культуре, другой — пародия на человека.

Сделав вид, что моё опоздание до поры осталось незамеченным, отец-командир толкнул речь:

— На планете гражданская война. Нам предписано подготовиться к эвакуации. Приоритет — база данных маяка и вычислительные блоки.

Все зачем-то уставились на технический, уходящий в небо шпиль навигационной системы. Понимающе хмыкнув, сержант дал нам пару секунд насмотреться на давно примелькавшееся зрелище, после продолжил:

— Как вам известно, сведения, используемые для корректировки курсов звездолётов, отслеживания переговоров и прочих премудростей, о которых вам знать не положено, относятся к категории «особой важности». В случае любой, — он повторно выделил для убедительности, — ЛЮБОЙ опасности разработана чёткая инструкция по спасению и сохранению имеющихся данных. Понятно?

От столь ошеломительных новостей, порядком потрясших наше унылое болото, взвод вместо уставного «Так точно» вразнобой промямлил «Ага…». Бо от такого разгильдяйства передёрнуло, что сразу вылилось в «упасть-отжаться-замереть».

Далее вводную пришлось слушать в положении для отжиманий. Мне ещё ничего, а вот караульным, с их древними М-35, полными подсумками и бронежилетами пришлось несладко. Но никто не роптал. Терпели, боясь накликать новое наказание.

Прохаживаясь вдоль солдатских голов, сержант, исповедуя заветы своих наставников-садистов, в два раза снизил темп выдаваемой информации. Звуки текли липко, медленно, как для дебилов.

— Ваша задача, — ноги в сверкающих ботинках остановились у правого фланга шеренги, начинающей потеть под тёплым здешним светилом. Покачались с пятки на носок, манерно развернули начальственное тело на сто восемьдесят градусов. — Погрузить на платформу всё, что укажет господин инженер. Закрепить. Потом займёмся подготовкой базы к эвакуации. Вопросы есть?

Не успел я обрадоваться окончанию командирской речи и восхвалить её за краткость, как Дрю Пат, туповатый бугай с короткой шеей и смахивающей на шкаф физиономией, зачем-то ляпнул, отдуваясь:

— Откуда здесь война?

Затылком почуял — сержант рад выскочке. Благодаря ему физические упражнения можно продолжить, что явно пойдёт на пользу подчинённым недоумкам.

— Визор нужно было смотреть, — медоточиво, с напускной нежностью изрёк Бо. — У нас такой имеется в столовой. Расщедрилось снабжение, выделило для повышения уровня общей образованности личного состава. Некоторые из вас его, представьте себе, видели, а я был настолько добр, что даже разрешал включать после ужина. Так что он, получается, не секретный, и не только тупые комедии показывает. Там много чего познавательного в памяти имеется, в том числе и фильм о здешнем политическом устройстве. Выжимка, конечно, но для общего ознакомления вполне достаточно… Вы не против лёгкой политинформации, господин инженер?

Заспанный, под стать внешнему виду гражданского, голос гугниво пробормотал:

— Если считаете нужным…

Сержант считал. Даже очень.

— Это вам не ананасы жрать, во время тревоги — подпустил он шпильку, давая понять о своей осведомлённости — Тут понимание требуется. Уж так и быть, растолкую, — ноги в ботинках направились к другому краю шеренги. Неторопливо, чуть рисуясь. — Планета имеет один материк, поделенный на три государства. Уровень развития — Гео-22. Это означает, что технологии, имеющиеся в распоряжении аборигенов, ограничены по двадцать второй век развития нашей праматери Земли. Реактивные самолёты, гусеничные танки, прочий мусор, оставшийся от первых колонистов. Другие возможности не предоставляются ввиду отсталости и слабой востребованности данного мира.

… Смотрел я фильм на похожую тему. Давно, ещё дома. Отложилось в памяти. После великой космической экспансии, давшей новые территории множеству недовольных с перенаселённых околоземных планет, около трёхсот лет назад образовалась Федерация. Из тех, кто побогаче. А дальше, как по писанному. Сильные отжали всё у слабых, подмяли под себя науку, межзвёздные перевозки. Множество новых миров оказались на обочине. Некоторые, удачно расположенные, кое-как сводили концы с концами за счёт обеспечения сырьём и продуктами новых хозяев космоса. Иные, как этот, в стороне от всего, оказались никому не нужны. Далеко до них и дорого.

Но на самотёк никто ничего не бросил. Пригодная для жилья точка в галактике — большая редкость и за каждой из них пристально следили. На всякий случай.

Методы несложные: держать потомков колонистов в полудиком состоянии, отрезая от передовых достижений, сплавляя им отживший свой век хлам под видом «гуманитарной помощи» и каждый раз намекая на сильный и страшный федеративный кулак. А что там творится на местах — да плевать всем. Лишь бы ядерными и нейтронными бомбами не развлекались, в остальном — воюйте на здоровье. Сокращайте поголовье.

Для особо непонятливых в каждом занюханном секторе всегда болталась парочка серьёзных крейсеров, готовых при необходимости точечно поставить раком расходившихся недовольных. Могли, наверное, и в радиоактивную пыль стереть, вплоть до морей и океанов. Возможности имеются. Однако в подобные крайности вроде бы пока никто не впадал. Те, кто бунтует, тоже знают про летающие крепости над головой…

— Конкретно в нашем случае, — продолжал Бо, — мы присутствуем при локальном конфликте двух стран — Розении и Нанды. Причина войны — экономическая. Месторождения редкоземельных металлов, расположенные в районе нашего маяка. По всеобщему договору с Федерацией статус маяка нейтрален, однако всегда найдётся идиот с ружьём, мечтающий отомстить зажравшимся гостям. Потому и эвакуируемся. Вечером прибудет челнок. Грузим в него блоки, пожитки, и на орбиту. Пусть без нас разбираются. Если что и испортят — им границы извне закроют и такой счёт выкатят, что аборигены только ахнут. Всё понятно?

— Так точно! — стоять на руках и носках ботинок надоело всем.

— Встать, — с нескрываемым сожалением вздохнул сержант. — Наряд! Оружие в оружейку. Охрану периметра поручим автоматике. Она, в отличие от вас, соображать умеет. Остальным — слушать господина инженера.

Невнятный человек, облизывая губы от скуки, бросил:

— Идите за мной…

С погрузкой еле успели. Железных коробок неподъёмного веса, продолговатых цилиндров непонятного нам назначения и прочих сумок с наваленными в них деталями и деталюшками, оказалось настолько много, что упрели все. По ощущениям — маяк разобрали, до винтика, причём дважды.

Носили тяжести молча, без обычных для молодых и здоровых парней сальных шуточек, заковыристых подколок. Будто неживые.

Объяснения этому я не нашёл, как ни размышлял, перенося очередную, бьющую острыми углами по ногам, ерундовину. Мрачно было. В головах, в душах. Нехорошо.

Одно успокаивало — исхитрился незаметно брюки сменить и полотенцем собственное произведение на полу вытереть. Выбросив вонючую тряпку в мусорник, вздохнул с облегчением. Увидел бы сержант — сгноил.

Успокаивало, но не бодрило.

Может, во всеобщей подавленности был виноват Бо, сосредоточенно проверявший каждую единицу груза, сверявший её со списком и непривычно переставший подбадривать подчинённых грозным порыкиванием.

Или гражданский, бесцветным голосом бормотавший при виде очередного солдатика: «Это возьми. Это. Вон из того угла…» В его словах отсутствовали паника со страхом, а вот уныния имелось в избытке.

Происходящее более всего напоминало начало похорон: все трутся у гроба без особой цели, все печальные.

Главное, нам никто ничего не объяснял.

Непонятный мне Дон Чжоу, рядовой из второго отделения, улучив момент, шёпотом спросил:

— Ты что-нибудь знаешь?

— О чём?

— О войне?

— Нет.

— О-хо-хо… — протянул он так, будто предвидел мой ответ чуть ли не с момента рождения.

Вот как у него это получается — скрестить обычных выдох и философию? Кто знает… Мутный субъект. Весь в себе. В кости не играет, ест исключительно по расписанию, говорит редко, невпопад. В личное время любит уединиться и в небо смотреть. День, ночь — ему без разницы. Уставится буркалами вверх, упрётся затылком в какую-нибудь стену и замирает истуканом.

Поначалу взвод, включая сержанта, напрягался от таких странностей, потом ничего, привыкли.

Общался я с ним мало, как, впрочем, и остальные. Всех это устраивало. Он не лез в наши забавы, мы не мешали Чжоу созерцать небеса.

Дон потопал вверх по лестнице за очередной порцией тяжестей, оставив меня в раздражённом недоумении. Зачем спрашивал? Я отдельного доступа к инфе не имею. Чин не тот. Для нагнетания? И без него внутри будто кошки скребут. Лучше бы помалкивал, как остальные, и ждал разъяснений от начальства.

Настроение стало дерьмовей некуда.

… Закончив с укладкой барахла Федерации на одну из двух самоходных электроплатформ, установленных Бо строго посреди плаца, получили пять минут перерыва. Разбрестись нам никто не дал, осчастливив очередным построением и новой порцией указаний. Правильно. Стояние на месте — тоже отдых. Кто не согласен — может побегать по кругу для улучшения рассудочной деятельности.

— С основной частью справились, — говорил сержант, привычно скрестив руки за спиной. — Переходим к погрузке вооружения. Первое отделение — к складам боеприпасов, второе освобождает оружейные хранилища.

Среди соседей послышались довольные смешки. Конечно, повезло им. Оружия у нас — слёзы. Немного автоматических винтовок, несколько переносных гранатомётных комплексов. Более ничего. Федерация пожмотилась на нечто посущественнее. Импульсные автоматы, силовая защита воина, напичканная противоминными детекторами обувь остались там, в глубине космоса. Мы — заштатные. Сидим тут для приличия, выполняем функции сторожей и имитируем присутствие сил Федерации в политических целях, потому что в военных играх от взвода толку ноль. Навались на маяк местные — долго не продержимся. В тонкую лепёшку раскатают, задавят числом и артиллерией.

Наша защита — договора и соглашения о нейтралитете, дипломаты в костюмах и инструкции с общим смыслом «никуда не влезать, ни во что не соваться, в любой непонятной ситуации слушаться сержанта или требовать консула».

Ну и кой нам приличная экипировка? Раритетами обойдёмся. Вся имеющаяся стрелковка с хранения, списанная. Самый молодой образчик наверняка ещё старты с планет застал, а то и первые марсоходы.

Мир Гео-22, технологические ограничения во всём. Так что нечего аборигенов соблазнять сверхточными штуками, размахивая ими перед отсталыми рожами. Проще надо быть. У всех вокруг пулевое — охрана маяка не лучше, с М-35 побегает. Даже если украдут единицу-другую — пусть подавятся. Секретов в ней не больше, чем в ношеных носках.

Патронов же в расположении — завались. Полный каземат. Тоже списанные, но вполне пригодные для стрельбы. Бо их не жалел, точно зная, что со следующей сменой припрут ещё. Шмаляли мы по мишеням через день, до головной боли и глухоты. Горы гильз потом убирали с огневого рубежа, утилизатор аж захлёбывался. Однако один чёрт, не расстреляли и сотой части имеющихся запасов.

Теперь носи их…

— Вит! — окрик сержанта заставил подтянуться, проорать: «Я». — Ты идёшь со мной!

В бок толкнули. Не зло, недовольно. Отделение лишается рабочей пары рук, но не лишается объёма работы. Понимаю. И не слишком радуюсь предстоящей прогулке. С коллективом всегда лучше. Можно затеряться в сортир и немного побездельничать в порядке очереди, можно выкроить маленькую групповую передышку. На виду у начальства — другое. Там не зафилонишь.

Ноги сами вынесли меня из строя. Бо, посчитав перерыв оконченным, открыл складские двери, раздал последние указания и, никак не комментируя свои действия, направился в центр управления. Технолог устало засеменил следом, я двигался замыкающим.

Поднявшись на третий этаж, в самое сердце маяка, сержант остановился, словно привыкая к опустевшим серверным шкафам. Покрутил головой, сделал несколько шагов к центру помещения. Вроде он и шёл как обычно, нестроевым, а звучало гулко. Не представлял, что от пустоты такое эхо.

Инженер не вошёл. Мялся в дверях, загораживая мне проход.

— У вас персональный утилизатор имеется? — Бо переключился на штатского.

— Есть такой, — обрюзгший дядька вяло передёрнул плечами. — Принести?

— Да.

Посторонившись, я пропустил человека в гавайке, неторопливо направившегося в одну из комнат, дальше по коридору.

— Вит, подойди.

Пять шагов — и моё тело вытянулось в уставной стойке, а рот дисциплинированно молчал. Зачем зря воздух сотрясать? Раз позвали — расскажут, для чего.

Так оно и случилось. Старший по званию холодно, без эмоций сообщил:

— Сейчас будем утилизировать коды доступа. Необходима комиссия из трёх человек. От тебя требуется стоять, смотреть и помалкивать. По окончании процедуры — подтвердить увиденное для протокола. Доступно излагаю?

— Так точно!

— Не тянись. Вольно.

В дверном проёме, шаркая тапками по гладкому полу, показался технолог. Сопя от натуги, он тащил прямоугольную пластиковую коробку солидных размеров с откидной крышкой и кнопками на боку. На шее болтался шнур питания. Водрузив ношу на один из столов, гражданский сноровисто подключил устройство в сеть, желчно заметив:

— Не забудьте оставшийся в сети элемент питания потом подготовить к отправке. Они подотчётные.

Оставив реплику без внимания, сержант подошёл к утилизатору, откинул крышку, громко, с налётом торжественности объявив:

— Протокол утилизации номер один, — далее следовала сегодняшняя дата, место, длинное официальное название маяка. — Я, сержант Федерации Бо Мид, рядовой Вит Самад, инженер-технолог Иви Масстенсен, производим уничтожение кодов доступа к данным объекта согласно пункту 91, часть 2 инструкции по эвакуации…

Сделав паузу, мой начальник требовательно протянул руку ладонью вверх. Мужчина со смешным именем зашарил по карманам шорт, похлопал по нагрудному карману рубахи. Прошипел сквозь зубы что-то скабрезное, почесал редкие волосёнки, после шлёпнул себя по лбу. Улыбнулся, завёл правую руку за спину, принялся копаться в районе зада. Извлёк оттуда четыре продолговатые пластинки серого цвета с красными полосками по краям, перетасовал их на карточный манер, протянул Бо.

Тот взял носители с кодами, не скрывая брезгливости. У меня тоже в голове не укладывалось — как можно таскать настолько ценные предметы в заднем кармане, откуда чаще всего вываливается содержимое? Вот уж точно, недотёпа…

— Предметом уничтожения являются четыре пластины кодов доступа, находившиеся на ответственном хранении у Иви Масстенсена, — продолжил зачитывать положенные формулировки сержант. — Вы подтверждаете их подлинность?

— Да, — зачем-то кивая головой, ответил дядька в гавайке.

— Зафиксировано. Все четыре пластины помещаются в утилизатор, — дальнейшие слова сопровождались подтверждающими их действиями, — закрываются крышкой. Прибор включается в автоматический режим утилизации, — нажатие кнопки сбоку, коробка тихо заурчала, через пару секунд издав режущий слух писк. — Уничтожено. Я, сержант Бо Мид, личный номер 22148790, свидетельствую, что никаких попыток съёма информации с указанных хранилищ в ходе уничтожения не применялось. Все действия происходили согласно протоколу. Нарушений не зафиксировано.

Едва он затих, я подхватил, понимая, что именно для этого меня и позвали:

— Я, рядовой Вит Самад, личный номер 27540463, подтверждаю слова, действия сержанта Бо Мида и своё присутствие при уничтожении.

Иви ограничился коротким: «Подтверждаю». Без положенного упоминания личного номера с прочими подробностями. Буркнул, шмыгнул носом и, не дожидаясь официального окончания процедуры, ушёл из помещения.

— Протокол помещается на хранение в индивидуальные импланты каждого из присутствующих, — закончил Бо, поворачиваясь ко мне. — Вит, свободен. Возвращайся к отделению.

— Разрешите вопрос? — не сдержался я, стремясь по полной использовать возникшую уединённость. Ну и язык чесался — сил нет. Напустил туману Джоу своими охохами. Теперь вот мешанина в мозгах.

— Слушаю.

Внимательный взгляд командира не говорил ни о чём. Просто смотрел сквозь подчинённого, ожидая, когда тот спросит некую чушь и свалит носить патроны.

— Объясните, что происходит, ребята волнуются, — последнее сам придумал, для убедительности. — Мы, как бы, осознаём, что местные повоевать решили, что эвакуация… Но муторно как-то, — добавил и чистой правды. — Чего ждать?

Посылать меня куда подальше Бо не стал. Понимал — личному составу нужно разъяснение творящегося вокруг. Для дисциплины и прочего. Иначе сами додумают, фантазию нездоровую включат.

На то я и рассчитывал.

— Война, Вит. Не наша. Мы в ней никаким боком. Потому, пока фронт не докатился до нас, эвакуируем оборудование, базу. Эвакуируем, а не уничтожаем…

В животе второй раз за день скрутило, только теперь от ужаса.

— Уничтожаем?..

— Естественно. А ты как думал? С нашими пукалками храбро держим оборону и красиво гибнем? Нельзя. В подобных случаях чётко предусмотрена ликвидация маяка со всем его имуществом и содержимым, то есть нами. Механизмов, известных мне, пять: ручной, автоматический по установленному таймеру, автоматический по решению программного обеспечения защитного периметра, при попытке несанкционированного доступа, по сигналу извне. Тебе какой больше нравится?

— Э…э…

Больше всего хотелось заорать, что я на подобное не подписывался. Выбранный путь до этого мгновения казался простым и понятным. Тихая служба третьим помощником младшего подсобника мобильного заправщика. По окончании обязательного армейского контракта — приличная сумма на выходе, мирная планетка поближе к центральным торговым путям, размеренная работа деревенского шерифа, дом с верандой и добрая жена с ямочками на щёчках. Раз в год — курортное путешествие по государственной путёвке.

Но жизнь внесла свои коррективы. Маяк уничтожать нужно ведь чем-то? Взрывчаткой, бомбой, электромагнитным импульсом. И это всё здесь, подо мной, неподвластное ни Бо, ни инженеру. Иначе как активировать самоликвидацию извне?

Я стою на собственной смерти…

— Выбрось мусор из головы, — сержант читал меня, словно включенный планшет с новостями. — Нам повезло. Мы просто свалим отсюда, без последствий. Если не будете сопли жевать. Так и передай остальным. А теперь, бегом приступать к погрузке!

В положенный час взвод валялся на плацу, свалив в кучу рюкзаки с пожитками вместо матрацев. Кто-то дремал, однако большинство нервно смотрело на ворота периметра, ожидая следующего этапа эвакуации — погрузки и отлёта. Сержант Бо неторопливо прохаживался, изредка перебрасываясь пустыми фразами с технологом, сидевшим в сторонке на внушительной куче тюков и сумок. Богат шмотками человек, ничего не скажешь. По сравнению с нами — светская дама перед путешествием.

Армейское имущество занимало главенствующее место в неуютной картине ждущих отправки. Целых две платформы с заботливо уложенными зелёными ящиками. Пять в ширину, девять в высоту. Перевязаны ремнями, маркировками наружу, как положено. Сплошное загляденье, если бы не цена этой красоты — начинающаяся ломота в пояснице и руках.

Первоначальный страх неизвестности у моих товарищей сменился лёгкой апатией. Подустали переживать. Попривыкли.

— Взво-о-од! — заревел отец-командир, уставившись на восток. — Стройся!

Одновременно с его рёвом послышался другой, мощнее, ниже. Трансформировался в чёрную точку, несущуюся по небесной глади; перерос в короткокрылого, пузатого жука; видоизменился в знакомый всем малый десантный челнок орбитального типа.

Окатив ставшим совсем уж оглушительным рокотом солдатские барабанные перепонки, наше «аэротакси», как называли это летающее чудо между собой флотские, грациозно плюхнулось неподалёку от ворот, вздыбив огромное облако пыли.

Я не слышал, что говорит сержант — его голос утонул в завывании дюз, но чётко прочёл по губам — ничего печатного. Недоумевая, списал его недовольство на забивающиеся в рот пылинки и принялся навьючивать вещмешок на спину, беспрерывно сплёвывая вязкую, горьковатую слюну.

Готово. Мельком взглянул на товарищей, зачем-то представил себя со стороны. Герой. По приказу Бо стою в полной выкладке, с автоматической винтовкой в руках, в броне, каске, с грязной, окопной рожей. Фото бы сделать и на родину послать, подписав: «После трудного боя» или «Не отступаем». Чтобы прочувствовали дома, перед соседями хвастались.

— Бля… — растерянно прошипели сбоку.

Повернул голову. Брок хайло открыл, деятель тошнотный. Уставился на ворота, точно оттуда подарки будут раздавать.

— Ты чего?

— Пипец, — не то ответил, не то высказал он мнение, изумлённо выпучив глаза. — Жопень.

Его заявлениями заинтересовались и другие солдаты.

— Ежи, челнока раньше не видел? Или шума перепугался до мокрых штанишек? — грубое ржание подкрепило пресную остроту.

— Дебилы… — снизошёл до ответа лопоухий. — Челнок не по размеру.

— О-о-о, — кто-то продолжал веселиться, но я его не особо слушал. Так, краем уха замечал, — тебе крейсер подавай? Флагман Федерации?

— Это малый челнок. Вспомогательный, а не общевойсковой. Для раненых или командования. В него разве что одна наша платформа поместится. Не две. Соображаете?

Сообразили. Не все и не сразу, однако постепенно, со скрипом дошло и до самых упоротых — за одну ходку всего не вывезти. И приоритет при погрузке отнюдь не у рядовых первого года службы.

Что же, объяснение недовольству сержанта нашлось. Он, лёгок на помине, уже уставился в переговорный монитор у главного входа в периметр, повернулся к встроенному сканеру имплантом, согласно кивнул.

Обмен приветствиями «свой-чужой» закончен, наступает время поганых новостей.

Первая створка ворот отъехала в сторону, впуская пилота и следующего за ним штурмового десантника Федерации. При всём параде мужик заявился. Полусфера шлема мерцает, пластины брони смазываются в искажающем защитном излучении, в руках — передовой атакующий комплекс. Стреляет чем угодно, убойная мощь бронеплиты ломает. Нам такой только на картинках показывали. Штука не для всех… Из охраны посольства воин, а то и повыше — из свиты чрезвычайного и полномочного военного атташе. Того самого, наделённого правом вводить любые ограничения на торговлю, вплоть до эмбарго.

Не поворачиваясь в нашу сторону, пилот заговорил с Бо. Всего мы из-за расстояния не слышали, довольствовались обрывками фраз:

… Трёхсоткилометровая прифронтовая зона — полёты запрещены… Еле упросили власти… В два захода… Завтра… Нет… Приказ я вам передал… Мне пох… это не грузовик… Беспорядки в столице и полисах… Ага, всё брошу… Военное положение… Да мне насрать! Пиши рапорт!..

Словно почуяв, что весь взвод превратился в слух, «водитель аэротакси» взял на полтона тише и теперь оттуда доносилось лишь: «Бу-бу-бу»…

Пришлось от досады закусить губу. Что за чёрствые люди? В эти мгновения наша судьба решается, а им тайны охота разводить на ровном месте. Не мутите воду, скажите нормально: «Так, мол, и так. Приплыли, карапузики, сушите вёсла. Или не приплыли и трудности наши временные. Вылет состоится в любую погоду». Что мы, не поймём, что ли?

Пошептавшись ещё немного, гости свалили за периметр, а сержант с каменным лицом принялся отдавать команды:

— Первая справа четвёрка! Принимаете под охрану челнок! Следующая двойка — устроить оружейную пирамиду! Остальным — сдать оружие, вещмешки и приступить к погрузке блоков маяка!

Приказ вогнал меня в ступор. Выходить наружу? За периметр? По ощущениям — будто в открытый космос без скафандров гонят — настолько отвык я от открытых, незащищённых пространств. К горлу подкатил комок. Что там, за воротами? Целый мир, почти без периметров и оград! Какой он? Добрый, злой, равнодушный или скучный? Не разочароваться бы, пять месяцев дальше забора ничего не видел…

Наш взвод сюда ночью доставили. Всех впечатлений — несчётное количество ящиков с армейским имуществом, аврально перегружаемых из брюха челнока на платформы; после пробежались под слепящими прожекторами к воротам, и всё. Знакомство с планетой закончилось.

От предчувствия нового, волнительного в голове хаотично заплясали мысли, мешая заниматься делом. Пришлось в экстренном порядке успокаиваться испытанным, верным методом, при исполнении отвлекающим от всего и требующим полной концентрации. Суть его бесхитростна и, по-своему, примитивна — мне требовалось всего лишь произнести про себя полное имя и фамилию сержанта Бо без запинки. Сперва развлекался в караулах от нечего делать, часы коротал, а потом понял — отличное упражнение для психики.

С четвёртой попытки смог:

— Боловенкаммаран Ре Мон Мидхопахаяхху!!!

Честно смог, без дураков. С правильными, длинными «х»; проглатываемыми мягкими гласными и ударениями на предпоследний слог. Совсем как он и представился в первый день знакомства.

Похвалив себя за старательность, расслабился и в очередной раз проникся уважением к армейской простоте в решении довольно сложного вопроса имён и фамилий. Бо Мид — и хватит. Любой без запинки выговорит и легко запомнит.

У всех у нас так.

Из-за разницы в планетах рождения рекрутов, культурах и диалектах всеобщего с именами, а особенно с их произношением, изначальная ситуация выглядит довольно мрачно. Одни почти не используют шипящие, другие говорят в нос, создавая впечатление беззубого старческого бубнёжа; третьи болтают относительно понятно, но ставя ударения в непривычных местах; четвёртые через пень-колоду понимают всех остальных.

К примеру, меня мама с папой назвали Виталис, подарив при этом фамилию Самадаки. Половина взвода точно не сходу повторит, а про общение по каналам связи и говорить нечего. Там бы разобрать в принципе, о чём речь идёт.

Потому в учебке большой упор делался на простой разговорный, унифицированный язык общения, а с труднопроизносимыми анкетными данными штабисты с кадровиками разобрались крайне изящно — сократили их до одного, реже двух слогов.

Был Виталис Самадаки — стал Вит Самад. Причём официально. Уже и сам привык.

Устав предписывает военнослужащим в общении не использовать клички или выдуманные прозвища и общаться с использованием полноценных имён и фамилий. Ничего страшного! В личных делах имеются графы «Небоевой позывной № 1» и «Небоевой позывной № 2». Туда вписываются новоприсвоенные, усечённые варианты, и пожалуйста — сплошное удобство.

… Пока я предавался восстановлению душевного равновесия, остальные не стояли на месте. Быстренько освободились от винтовок, побросали лишнее под ноги назначенным сослуживцам и побежали к воротам, медленно откатывавшимся в сторону. Пришлось поторопиться.

Лязгнула дополнительно блокирующая въезд решётка, прогудел зуммер, вращая красной мигалкой на опорном столбе.

Передо мной расстилалось поле, обезображенное железным тылом челнока с дежурной подсветкой.

Так вот ты какая, свобода…