Хозяйка Тишины

Глава 17

Страх полоснул по нервам, сковал тело. Я привыкла к опасности, которая медленно подкрадывается по ночам тихой поступью, опасности, которую чувствуешь задолго до её приближения – но не к такой. Это ведь люди! Те самые, что совсем недавно мирно ужинали со мной за соседними столиками. Те самые, которых я хотела защитить от Тишины. А вот теперь в руках одного из них – нож. Двое других не видят угрозы в худеньком мальчонке, поэтому просто идут на меня, щеря снисходительные ухмылки.

Оторопь прекратилась, стоило мне увидеть, как Совенок врезается в одного из грабителей – того, что с ножом, полосует острыми когтями лицо. Яростный крик разорвал ночную тишину.

Шутки кончились. Стоявший рядом громила широко размахнулся, чтобы ударить моего друга и смести прочь хрупкий комок перьев, который осмелился встать на пути.

Ударить. Моего. Единственного друга.

Гнев вскипел в моей крови.

Я рывком стащила перчатку с правой руки. Но рунный круг вызвать не успела. Ещё один, четвёртый, незаметно подкрался сзади, дёрнул сумку. Она сползла и повисла на локте. Обдавая меня мерзким винным духом, приземистый щербатый мужик ругнулся, возмущаясь, что добычу не получилось отобрать с первой попытки. Подался вперёд и схватил моё запястье потной мозолистой рукой…

Чтобы тут же резко выпустить – с криком, как ошпаренный.

Его обожгло прикосновение к моей коже.

Это я обдумаю позже, а сейчас…

Время ускоряется. Рунный круг вспыхивает в полутьме, острыми гранями древних символов кружит, кружит, пока наверху не остаётся один.

Руна Пера.

Нападающих слишком много на меня одну, а половина моей силы уже утекла в песок за эти дни… но я слишком зла, и это помогает. Мрачным удовлетворением колет на мгновение, когда вижу смятение и ужас на лицах людей, что взмывают в воздух, как пёрышки.

А я делаю едва заметное движение ладонью, и круг смещается ровно на одно деление.

Руна Ветер.

Они хотели ударить Совёнка. Они вышли на меня с ножом. И я наверняка не первая, кого недобрая доля столкнула с ними ночью на узкой дорожке.

Весь свой гнев я вкладываю в бешеный порыв ледяного ветра, который подхватывает эти грязные «перья» и со всего размаху впечатывает в стену конюшни.

Испуганное ржание сонных лошадей. Кажется, плотнику завтра придётся сколачивать новую дверь.

Они убрались с моего пути, бледные как смерть, быстрее, чем моё сердце перестало оглушительно колотиться где-то в ушах. Кто-то прихрамывал, один был исполосован совиными когтями, а в общем почти невредимые. Бормоча что-то про чёрную магию и божась, что если б знали, никогда бы не подумали беспокоить господина великого мага. И что нижайше просят прощения.

Кажется, половина постояльцев таверны проснулась от криков, люди пугливо выглядывали из окон, где-то хлопали двери. Но ко мне никто не решился подойти.

«Тэми, Тэми… всё, всё! Уже прошло. Уже всё позади».

Совёнок упал мне на грудь, обнял крыльями. Я прижала его к себе – маленькое птичье сердечко билось часто-часто. И только теперь поняла, что меня всю колотит нервная дрожь. Запоздало пришёл и скрутил в тугой узел не страх – а смертельный ужас.

На деревянных ногах я сделала несколько шагов, переступила обломки многострадальной двери. Нашла пустое стойло. Судя по здоровенным зарубкам на высоте моего роста – именно в нём ночевала та самая ужасная копытная зверюга, которая насмерть перепугала завсегдатаев «Пьяного Поросёнка».

Символично. Сегодня здесь переночует ещё одно опасное, внушающее всем ужас существо.

Я вытащила из яслей остатки сена, бросила под ноги. Улеглась в углу стойла, сжалась в комок, подтянула к животу сумку и обняла её. Совёнок без лишних слов оставил меня одну, уселся на дверцу стойла и вперился внимательным взглядом в сумрак. Бдит. Но я и без того была уверена, что ко мне больше никто не сунется.

Гнев, страх, остальные эмоции постепенно отступали, дрожь стихала, я согревалась. Оставалась грызущая, подтачивающая изнутри тоска.

Сегодня я впервые применила силу против человека. Насколько проще всё было, когда я сидела себе спокойно в своём лесу! И как всё усложнилось теперь.

А выплеснутая магия будто расширила ещё больше дыру, через которую утекали мои жизненные силы. Я почти физически почувствовала, как песок в песочных часах посыпался быстрее. Нужно спешить. Я должна скорей найти своего тёмного воина… пока не слишком поздно.

Это была последняя связная мысль перед тем, как я соскользнула в неглубокий беспокойный сон.

…трепет языков пламени в камине. Резной каменный орнамент – совы, сидящие на дубовых ветвях.

Перед камином в кресле с невысокой спинкой сидит мужчина и смотрит в огонь. Широкую спину покрывает тёмный плащ с белой меховой опушкой - он кажется королевской мантией, так величественно и строго ниспадает до самого пола, ложится красивыми складками на дорогой ковёр винного цвета. Рука мужчины сжата на рукояти меча, висящего на боку. Он размышляет о чём-то напряжённо, выискивает в пламени ответы – но не находит их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вздрагивает, когда мои босые ноги неслышно касаются пола, утопают в пышном ворсе ковра. Я невесома как дуновение ветра в своём сне – но он меня чувствует. Не оборачивается, словно боится спугнуть.

А я снова позволяю себе забыться, на минуту поверить в то, что мои сны – всего лишь сны. И медленно, точно предопределение, иду к человеку, который стал вдруг значить для меня так много. Когда это случилось? Как? Я не знаю. Я не помню, как было по-другому. Знаю только, что его прикосновения нужны мне будто воздух. Я хочу хотя бы маленький вдох сделать во сне этой ночью, прежде чем снова нырнуть с головой в пустые и тусклые дни, в которых я одна.

Подхожу и склоняюсь к нему, обнимаю сзади за шею, прижимаюсь к щеке. Чувствую успокоительную твёрдость плеча под локтем.

И мы замираем в этом уютном мгновении – на острие между двумя расставаниями.

Слабый ручеек силы течёт в меня – от кожи к коже, от тела к телу, от тепла к теплу. Возвращается ко мне. Так же, как возвращается ощущение жизни. Сердце сладко замирает при мысли о том, как ослепительно прекрасно было бы это прикосновение наяву.

Мои волосы падают Дункану на плечо. Он осторожно берёт в ладонь одну длинную прядь, пропускает сквозь пальцы. Любуется, как на них играют блики огня. Тихий голос касается меня так же осторожно, так же бережно.

- Я который день бьюсь над твоей загадкой, Сказка. И всё без толку. Помоги мне её разгадать.

- Некоторым загадкам лучше оставаться неразгаданными, - грустно улыбаюсь и пытаюсь отстраниться.

Горячая ладонь ложится на моё запястье, сжимает его там, где трепещет пульс.

- Ты живая. Ты настоящая. Я чувствую биение твоего сердца. Почему ты не можешь остаться со мной? Почему уходишь так быстро?

Я не знаю, как ему объяснить. «Потому что я не хочу слышать, как в твоём голосе вместо этой странной потаённой нежности зазвенит леденящая сталь? Не хочу видеть, как в серых глазах ядовитым цветком расцветёт ненависть?»

- Мы ещё встретимся. Обещаю. Только… остановись и дождись меня. И однажды я тебя догоню.

Он не отвечает, только пальцы сжимает крепче – не хочет меня отпускать.

- Пусти. Так будет лучше… - шепчу снова, и горло перехватывает от непролитых слёз.

А потом едва заметно касаюсь губами холодного краешка уха…

…и просыпаюсь раньше, чем он успевает обернуться.

За полчаса до рассвета я обошла таверну, наложила заклятье обережного круга. Отныне и на ближайшие несколько недель это место защищено от Тишины.

А когда вернулась, у дверей конюшни меня ждал трактирщик. Он сменил фартук на кипенно-белый. Нервно переступал с ноги на ногу, поглядывая исподлобья.

Увидев меня, замялся, а потом протянул на овальном жестяном подносе ту самую серёжку, что вчера забрал.

- И это… не гневайтесь, милсдарь… но не могли бы вы уехать уже сегодня?

Рассвет над Северным трактом оглушающе красив.

Перед отходом я выспросила у трактирщика, что холд Нордвинг всего в трех днях пешего пути отсюда.

Оставалось узнать, кто придёт раньше – я… или Ночь первых холодов.