Хранитель

Игнатова Юлия Хранитель

"… во времена, когда по земле человеческой ходили дети Хаосом порожденные, чада кровожадной и жестокой Фесы, Хаос тот создавшей, люд мирской не знал ни света, ни тепла. Ибо не было солнца, и мир напоенный страхом, объятый ужасом от деяний безнаказанных Хаоса непобедимого, замер в тени извечной, стуже нечеловеческой.

Создания тьмы влекомые человеческой кровью и плотью нападали на люд честной, осушали их тела, разрывали их сердца. Люд селился в единстве друг с другом, дабы давать детям Фесы отпор. Скоро кровавая забава наскучила Фесе, и решила она создать себе мужа. Надежного, дабы не вздумал он Хаос отнять. Сильного, дабы смог вместе с ней разделять кровавые забавы. Умного дабы не заскучать. И взяла она горсть земли, шепот ветра и капли нескончаемого ливня, обвязала власом человеческим и бросила в костер…"

Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе.

*примечание. В тексте в качестве единицы измерения расстояния неоднократно употребляется "скачок" равный среднему скачку лошади = 4,5 метра.

Мальчишке было не более шести лет. Всего шесть. И уже такая сила.

Пальцы начинали неметь и чуть покалывать. Лаер раздраженно отдернул руки, и мальчишка до того словно парящий на невидимых крыльях в локте над землей, мешком рухнул на неровный дощатый пол. Глаза закатились и худенькое тельце сотрясала мелкая дрожь.

Откуда-то из-за угла печи всхлипнула его мать, удерживаемая мертвой хваткой свекрови. Лаер тяжело вздохнул и слепо зашарил рукой в пространстве в поисках хоть какой-нибудь опоры. Мужчина, отец мальчишки, с готовностью подставил плечо, мужественно сдержав стон боли от бесцеремонно сильного захвата руки.

— Пить, — хрипло выдавил Лаер, с трудом удерживаясь на ногах.

Свинцовая тяжесть заполнила тело, отдаваясь отвратительным набатом ударов сердца в голове. Вожделенная прохлада, плескаясь через края ковша, поданного до онемения перепуганной девчушкой лет десяти, приятно скользнула по полыхающему пищеводу. Лаер вытер капли пота выступившие на лбу рукавом дорожного плаща, мимоходом отметив мелкую прореху на перчатке, между средним и указательным пальцем.

— Господин! — умоляюще простонала женщина возле печи, безумными глазами глядя на свое чадо, — Господин, позвольте… Пожалуйста!

Лаер, все еще с неудовольствием глядящий на свою перчатку, перевел взгляд на мальчишку. Дрожь постепенно стихала. Лаер присел подле него, прищурился, пытаясь разглядеть следы столь рано проснувшейся магии, но увидел лишь большую брешь в ореоле. На месте зарождения неукротимой силы, отныне была пустота.

Мальчишка не станет магом. Ведуном, пожалуй. К концу его жизни острые грани пробоины затупятся и позволят удержать немного магии.

Лаер кивнул, с трудом поднимаясь на ноги. Мать тут же бросилась к своему сыну, заливая тонкую рубашку слезами и беспрестанно вознося благодарственные молитвы.

— Извещение о зачислении в скит придет через полтора года. Разумеется, если вы того хотите. — Сухо напомнил Лаер, массируя указательным и большим пальцем левой руки переносицу.

— Нет-нет. Он не будет зачислен в ваш… — мужчина резко замолчал, с трудом подавляя желание высказать наиболее распространенное среди народа название магического скита, — Скит.

— Прекрасно, — заключил Лаер и повернулся к выходу.

— Да благословит вас Алдор! — запоздало поблагодарил глава семейства.

Лаер равнодушно покинул хижину, прекрасно зная, что селянин держит за спиной фигу, чтобы не дай боже, собственная благодарность возымела свое действие.

Ночной ветер бесцеремонно швырнул Хранителю в лицо пригоршню прелых листьев, павшей горячей пылью в пяди от лица. Лаер не выносил грязи, не позволяя даже природе и ее капризам коснуться себя. Раздраженно повел головой, мысленно выплетая заклинание, и успокаивая тем самым безжалостный ветер на пять шагов по кругу. Хранитель удовлетворенно вздохнул и медленно сошел с крыльца.

Его Смотритель, кутаясь в хлипкую куртку и держа под уздцы двух гнедых коней терпеливо ожидал своего хозяина.

— Все успешно, господин? — негромко поинтересовался Смотритель, помогая Хранителю забраться в седло.

Лаер не удостоил его ответом, полностью погруженный в свои мысли. Большинстве своем мрачные. Он возлагал большие надежды на мальчишку. Его вспышка, его проявления силы, всполошившие карту неделю назад, весьма заинтересовали Лаера. С последнего момента обряда, прошло почти два года. Осталось три каких — то жалких месяца. А он с остальными Хранителями все топчется на месте. Карта молчала, никак не желая раскрывать местонахождение людей с мощно пробудившейся магией. Атер, младший из трех Хранителей, уже начинал действовать на нервы своими опасениями, Лаер пока милостиво проявлял терпение. Ноктур, все больше склонялся к мысли, что возможно им придется снизойти до питания этими жалкими вспышками магии, вместо того чтобы ждать Талант — неописуемый по мощности источник первородной энергии.

Лаер брезгливо поморщился. Это все равно, что питаться красной икрой, а затем жевать березовые листочки. Да и для Лаера дело было даже не во вкусах. Он не мог себе позволить упустить Талант. Просто не мог.

Лаер тронул коня пятками, пустив того рысцой, только сейчас осознав что его Смотритель о чем то все это время вещал.

— Что? — недовольно бросил он взгляд через плечо.

Смотритель, худенький черноволосый паренек лет восемнадцати, наклонившись всем корпусом вперед и пустивший своего коня след в след за конем хозяина, восхищенно ловящий действие чудодейственного безветренного заклинания, сжался под давящим взглядом светло-зеленых, по-волчьи бледных глаз Лаера.

— Господин… к северо-востоку отсюда карта зафиксировала новую вспышку магической активности. Господин Ноктур просил вас проверить, ведь мы находимся не так уж далеко…

— Сколько? — сквозь зубы поинтересовался Лаер останавливая коня, и с печалью глядя на змеящуюся нить дороги уходящую в ровную линию ельника у горизонта.

— Примерно триста скачков. Селение "Старые колки"…

Лаера перекосило.

— Триста — не так уж далеко? — Хранитель потянул поводья на себя, вынуждая лошадь остановиться, а Смотрителя взмокнуть от страха. — Ты согласился без моего ведома?

— Господин… — прошептал Смотритель, обреченно зажмурившись- Он же меня не спрашивал… Велел передать и все.

Ленивые ублюдки. Нашли мальчика на побегушках. Привыкли, что все приносят на блюдечке. В последнее время среди простого люда гуляет имя лишь Лаера, Хранителя магии Иксилоны, главы магического скита Иксилоны и Ордена Полыхающей руки. Люди почти не помнят имен Ноктура Везильвийского и уж тем более Атера Мийского. Эти Хранители засели в своих позолоченных конурах, а Лаер бегает и ломает голову, и человеческие ореолы, в безуспешном поиске Таланта.

До восхода оставалось шесть часов. Впрочем, Лаер торопиться не собирался. Развернув коня на северо-восток и съехав с дороги, Хранитель неспешно тронулся через степи. Как известно, самый короткий путь — напрямик.

"И возродился в том огне великий муж Алдором нарекшийся и подал он руку кровожадной Фесе, и облетели они ее владения со тьмами демонов своих ненасытных.

Алдор, видя мучения рода людского истязаемого нечестивыми порождениями Хаоса, сжалился и просил Фесу отпустить их. Разгневалась проклятая мучительница и молвила, что обратит и его в человека и отдаст на позабаву дитям своим. Не испужался ее великий Алдор, но затаил мысль об избавлении рода людского.

Призвал он нечестивых чад Хаоса, покуда Феса спала, и убиев их выковал из ледяных сердец меч, не знающий поражений. И согнал Алдор Хаос и прочертил в земле круг, да и проклял его. Тут же разверзлась бездна, и канул в нее Хаос. Затворил Врата той бездны великий Алдор, окропив кровью своей и землю, и круг порочный с бесчинствами тварей темных."

Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе.

То, что и он засиделся в резиденции, изнеженный своим всевластием, Лаер осознавал каждые два часа, когда приходилось спешиться с лошади и брести сбивая сапоги впотьмах на буераках и поминая тихим злым словом извращенную фантазию Фесы и тугоумость Смотрителя.

Последний, терпеливо сносящий проклятия на свою ни в чем не повинную голову, пытался задремать в седле. Хранителю он служил четыре года, и давно привык к столь специфическому обращению, беспрекословно подчиняясь иногда просто диким капризам хозяина. Но он хорошо платил. Семья Смотрителя не знала бед все четыре года. И ради этого стоило помучаться и подумать над тем, где среди ночи в пустыне достать две бочки воды, потому что хозяину приспичило искупаться. Или где взять пластину бирюзы вместо отколовшегося янтаря на мечи Хранителя, на окраине деревни помирающей от голода.

— Все. — Лаер остановился, — разводи костер.

То, что Смотрителю придется мучатся с кремнем, когда самому Хранителю достаточно взгляда чтобы вспыхнул к примеру, вон тот раскидистый дубок, Лаера как-то не волновало. Расседлав своего коня, и вытащив из чересседельной сумки небольшой, испещренный сложной вязью древнеиксилонских заклятий деревянный ларец, опустился на седло.

Отпихнув носком сапога множество поломанных сучков, пожухлой листвы и травы Лаер поставил ларец на землю. Стянул перчатки, повернув сложное узорчатое кольцо с треугольным изумрудом на указательном пальце правой руки книзу, приложил камень к маленькой выемке в центре ларца.

Лаер не выносил безделушки. Это кольцо-ключ, да и пожалуй знак Алдора на цепочке на шее, кои носили настоятели Храмов (знак того что Храм не имеет ничего против магов, а великий Алдор равно внимает всем чадам своим), в который Лаер заключил дюжину охранных заклятий, чтобы не болтался без дела — все что он носил из украшений.

Хранитель ощутил липкие щупальца охранной магии, слепо скользящие через кольцо по его телу и осторожно касающиеся ореола. Лаер поморщился, сдерживая желание выставить блок от собственноручно поставленной на ларец охранной магии.

Наконец он признал хозяина, щупальца скользнули обратно, просочившись через порядком нагретое кольцо. Крышка с тихим щелчком откинулась, явив хозяину его маленькие секреты.

Если снаружи ларец был длиной в две ладони и шириной в одну, то изнутри представлял почти сундук способный вместить рыцаря в боевых доспехах. Но Лаер предпочитал держать там совершенно иное: доклады тайной стражи, неофициальные распоряжения к совету Ордена, компрометирующие копии переписок высокопоставленных лиц при дворе Везильвии и Иксилоны, несколько украшений в связке — от золотых с элементами платины, до грубо сработанных из дерева, подрагивающие от скрытых в них колоссальных зарядов магии, шкатулка с ядами и противоядиями, шкатулка с редкими или исчезнувшими алхимическими ингредиентами, около полудюжины запрещенных книг, ну и еще много чего подобного.

Лаер умильно улыбнулся, пробежавшись пальцами по амулетам, и распахнув крышку шкатулки с ингредиентами, вытянул несколько пузырьков. Достав деревянную плошку на глаз отмеряя и напевно читая заклинание, медленно смешивал содержимое ногтем мизинца. Жидкость из трех пузырьков, почти одинакового синеватого оттенка, едва покрыла дно, приобретая черный цвет. Вспенилась с неясным шипением достигая краев чаши, но не смея коснуться пальцев Хранителя. Лаер недовольно нахмурил брови, думая, где же он ошибся. Заклинание он знал великолепно — даже при желании не сбиться. Вытяжка из яда иглобрюхой рыбы, настой запрещенной иглицы, и слезы самоубийцы. В расчете один к трем. О Феса! Ну конечно! Лаер быстро пробежал в уме содержимое шкатулки с ингредиентами, и огорченно вздохнул. Четвертого ингредиента у него не было. С собой.

Лаер откинулся на сумку, задумчиво отставив чащу, и тут его взгляд уперся в Смотрителя, смешно надувавшего щеки, раздувая огонь.

— У тебя была женщина?

Смотритель поперхнулся. И густо покраснел.

— Ясно. Подойти ко мне. — Непререкаемым тоном приказал Лаер.

Мальчишка в нерешительности поднялся и на несгибаемых ногах медленно приблизился к Хранителю.

— Руку дай. — Лаер вытянул из-за голенища сапога небольшой легкий нож.

Смотритель громко сглотнул, и обреченно зажмурив глаза, протянул тонкую бледную руку ладонью вверх. Лаер, предварительно натянув перчатки, мертвой хваткой зажал кисть Смотрителя в своих пальцах и требовательно дернул на себя, вынуждая Смотрителя пасть на колени перед собой, резко, но не глубоко полоснул лезвием по ладони. Мальчишка тонко взвизгнул и рефлекторно дернул руку на себя.

— Трус. — Надменно бросил Хранитель, сдавливая кисть до хруста и склоняя кровотачащую ладонь над пенившейся чашей. Тут же рассерженно заклокотавшей и сменяющей черный цвет на белый. — Пшел прочь.

Смотритель баюкая раненную руку отскочил от Хранителя, отбежав на добрые десять шагов.

Лаер приподнял чашу и опрокинул на землю, речитативом выплевывая заклинание и жадно всматриваясь в несмелые движения матово-белой жидкости, против всех законов не впитывающейся в землю. Тонкая струйка, наконец, прекратила хаотичные метания, решительно вытянулась стрелой прямо на позабывшего от удивления о раненной руке Смотрителя. Который тут же резко побледнел и в ужасе уставился на хозяина.

Лаер сдержал рвущийся смех, ограничившись улыбкой, которая обычно пугала людей, но заметив, что его Смотритель вот-вот потеряет сознание от ужаса, миролюбиво заключил:

— Значит, мы все же движемся в верном направлении.

Пока Смотритель судорожно соображал, что речь идет о магической вспышке отмеченной Ноктуром, Лаер поднялся, щелкнув пальцами, возродил ревущий огонь, пожирающий куцые в чахнувшем костерке ветки и направился к дубу.

Смотритель нерешительно тронулся вслед за хозяином.

— Я свою нужду справляю сам. Сколько раз повторять? — остановил его грозный оклик Лаера.

Бестолковый, маленький Смотритель. Но он забавный. Лайер по привычке посмотрел по сторонам, остановившись у дуба. Ноктур выражал изумление длительностью службы этого Смотрителя у Лаера. Ведь их положено менять каждый год.

Кукольные мальчики Ноктура сменяли друг друга почти каждый сезон. Уж слишком прихотлив был Хранитель Ноктур не терпящий не единого изъяна. Остановивший возраст в двадцать лет, навсегда остался смазливым юнцом, с глазами глубокого старика. Лаер втайне гордился тем, что из всех троих Хранителей выглядит старшим, а значит более опытным. Атер, Хранитель девятнадцати лет, во всем старающийся походить на Ноктура тоже заморозил свой возраст. Он бы еще и с удовольствием начал выполнять некоторые функции Смотрителей Ноктура, но тот был пока в своем уме.

Позади хрустнула ветка. Лаер заправляя штаны, стал поворачиваться, прокручивая в уме арсенал наказаний для непослушного Смотрителя, когда до него донеслось, тихое утробное рычание.

Животное было огромным. Три локтя в холке, полскачка в длину, жаркая пасть с двойным рядом клыков и догорающие алым глаза. Волкодлак был тощим с редкими пучками сизой шерсти. Ему примерно лет шесть и осталось всего ничего. Почему-то в мыслях Лаера в этот момент возникло: "Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда". Собственно вторая часть сего высказывания и имела отношение к волкодлаку. Эти твари ненасытны. Подобно волчьим стаям они охотятся семьей. Этот один, значит, почувствовал приближение своей смерти и ушел из нее.

Волкодлак, пригнулся к земле, изготовившись к прыжку. Лаер выжидательно скрестил руки, и чуть склонил голову. Тварь прыгнула, Лайен выдохнул. Единый магический всплеск перебивающий волкодлаку хребет еще в воздухе, подавляющий его звериное обличье вытаскивающий из недр сознания человеческую ипостась.

Голый человек, неестественно до упора откинувшись спиной на собственные ягодицы, рыча рухнул к ногам Хранителя. Цвет лица землист, седые лохмотья волос, грязное, худое, до невозможности морщинистое, тело. А ведь он не стар. Лаер присел, ни сколько не удивившись рукоятей мечей возникших у правого виска. Слуга тяжело дышал от быстрого бега и старался не смотреть на бесформенную рычаще-скулящую кучу у ног Хранителя.

Лаер отвел пальцем рукояти мечей от своего лица, Смотритель заученно отошел на пару шагов назад от своего хозяина, с немым страхом и укором глядя, как ка взятый Хранителем с земли тонкий сучок, брезгливо откидывает длинную седую прядь с лица безумца.

— Юнец, — презрительно заключает холодный голос Хранителя.

Волкодлак в злобе вращая голубыми глазами, зло щелкает зубами, сплевывая красную пену, и трепеща всем телом.

Смотритель подал меч в требовательно протянутую руку Хранителя, но Лаер вовсе не собирался облегчить смерть обезумевшему от боли человеку, он лишь отсек небольшую седую прядь, обмакнув самый кончик в кровь в углу рта волкодлака.

Слуга почувствовал приступ тошноты и обеими руками зажал рот, несмотря на то что только что переставшая сочится кровью ладонь, измазала все лицо.

— Какие мы брезгливые… — не оборачиваясь, насмешливо потянул Лаер. И перекинув ремень ножен через плечо, повесил меч за спиной, и сжав белую прядь в перчатке пошел к месту стоянки, — можешь добить его.

Смотритель застыл, судорожно соображая, в какую сторону склониться. Невыразимо мучающегося волкодлака было жаль, но нанести последний удар выразительно оттягивающим пояс мизерикордом было страшно. Смотритель был прекрасно обучен фронту работ при поступлении на службу к Хранителю. И в уставе, который будущие Смотрители заучивали с самого детства наизусть, четко было сказано, для чего предназначен мизерикорд, и куда наносить удар. Теоретически Смотритель знал все превосходно, но сделать это практически ему предстояло впервые. За четыре года службы, Хранитель не единожды не предоставил ему возможность добить, обычно справляясь со всем сам.

И Смотритель, испросив прощения и вознеся очистительную молитву, бочком обошел затихающего безумца, и пустился бегом к рыжеватому затухающему огоньку костра. Хранителя уже не было. Лишь мерный стук копыт его коня угадывался в ночной тиши.

Лаер думал о том, почему на Иксилонский земле беспрепятственно расхаживает стая волкодлаков, когда маги — духоловы, призванные находить и убивать тварей ночи, за зря просиживают в Видэллском скиту. Но он обязательно это исправит.

Видэлла — город-столица магии, находящаяся на стыке трех государств, возглавляемая Хранителями и вынашивающая скит, находилась отсюда примерно в шести днях пути.

Брели долго, на привалы больше не останавливаясь. Наконец вдали показался высокий частокол. Лаер сдержанно ухмыльнулся, вместо того чтобы бурно вопя от радости, броситься что есть мочи к забору окружавшему селение.

— Господин! Вот они! Вот они "Старые колки"! — восторженно возопил Смотритель, подпрыгивая на лошади и тыкая пальцем в видневшеюся в предрассветной дымке полоску селения.

Лаер раздраженно вскинул ладонь, посылая легкий магический импульс в сторону Смотрителя, которого тут же скинуло с лошади и протащило по земле со скачок.

— Учись вести себя не как жалкий раб, а как достойный слуга достойного господина, — ледяной голос Лаера разрезал прохладный утренний воздух с легкостью наточенного ножа по маслу. Даже конь прижал уши.

Лаер неспешно выезжал на узкую дорогу, с омерзением чувствуя, как прохладная роса оседает каплями на одежде. За ним, с видом побитой собаки, тщательно, но тщетно счищая с куртки налипшие комья грязи, угрюмо брел Смотритель, мысленно горячо желая катиться своему хозяину Фесе под хвост. Он даже был готов пожертвовать свои жалованием, поскольку знал, что воспоминания о мучавшемся волкодлаке еще год будут преследовать его, а ушибленная спина будет напоминать о себе с месяц.

Лаер, завидевший, как отворяются ворота, и выходит огромное стадо коров, подгоняемое сухими щелчками кнута пастуха, не вольно заставил коня идти рысью.

Пастух, увидев фигуры на тракте, целеустремленно двигающиеся по направлению к селу, не торопясь поехал навстречу.

Подъехав ближе и разглядев Лаера, бородатый с проседью пастух резко побледнел и, соскочив с лошади, согнулся в глубоком поклоне. Лаер сухо улыбнулся, наблюдая, как медленно и нерешительно исподлобья косится на него пастух. Хранителю, привыкшему к лицемерному уважению, эти уже привычные действия порядком наскучили.

Поначалу, когда он только осознавал свое могущество и власть, показные признаки почтения вводили его в злорадный восторг — как бы его ненавидели или боялись, всегда были вынуждены сгибаться в поклоне. Затем приятная привычность — "ну да, да, теперь поговорим", и наконец, равнодушие — "вас самих это не задолбало?".

Его всегда ждало почтение, бесплатная еда, ночлег, услуги лекарей, кузнецов, портных, где бы он не оказался. И плевать, что люди через левое плечо потом сплевывали, фиги держали в карманах. Этот малограмотный сброд просто не способен оценить всего величия Хранителя, да и все еще сказывалось бывшая идеология Храмов, которым, увы, доверяли больше, нежели просвещенным умам — магия зло, причина Первой войны, уничтожившей два государства, обратившей в рабство еще одно.

Когда Орден Полыхающей Руки перекупил Высший Совет Храмов, заставив их вещать о том, что и магии есть место в жизни, простой люд мало-мальски начал относится проще к магам, иногда снисходя до их услуг. А не вырезая всем скопом под истошные визги храмовиков ту семью, в которой родился одаренный в магическом смысле ребенок, как это было прежде.

Как часто случается после войны, у людей не оставалось ничего кроме веры, и Храмы конечно этим воспользовались. Брали за очистительные молитвы, причастия и прочие услуги они совсем мало, да и у кого тогда были средства? Но просителей было много. Слишком много. Тех, кто обвинял резкий всплеск пробуждающейся магии в начале войны.

На самом деле все было гораздо проще, один из бастардов правителя Везильвии обнаружил в себе недюжинный магический талант, собрав банду таких же отморозков, решил совершить переворот у престола. Убил и правителя и его законного наследника, а поскольку бастард был от высокородной дамы из Мии, соседнего государства, то придворные интриганы немедленно подняли шумиху на предмет захвата престола Везильвии мийским магом.

В Мии на тот момент очень некстати ввели статут о разрешении магам занимать высокие должности при дворе, и тут такой скандал. Правительница Везильвии, теперь уже безутешная вдова, как это и свойственно многим женщинам на горячую голову совершенно не подумав, снарядила армию, отослав на земли Мии. Иксилона, связанная грабительскими торговыми контрактами с Везильвией вынуждена была выставить несколько полков от Ордена Полыхающей руки — тайного военного объединения, готовившего людей для убийств по политическим наводкам. Но Везильвия не ограничилась торговым шантажом Иксилоны, пригрозив Кхарии, маленькому государству расположенному на острове отделяемом от Везильвии проливом, экономической блокадой и тоже заставила воевать на своей стороне.

Мия посчитала постыдную покорность дружественной Кхарии предательством, и принудив встать на свою сторону несколько мелких государств названия которых сейчас уже никто не помнит, ринулась в атаку, предварительно создав несколько десятков объединенных магических отрядов. Кхария пала сразу. Правитель Мии пленил правителей Кхарии, и целую страну обратил в рабство.

Кровь лилась рекой. Везильвия тут же переняла идею магического вооружения. И началось то, о чем с содроганием вспоминали свидетели, о чем сейчас гадают современники. Бесчисленные магические столкновения пробудили гнев матери-природы. И пали под землю две трети полей сражений, разгневанные моря смыли столкновения флотов. Бесчисленные магические следы и волнения разбили оковы смерти, и мертвые перестали быть мертвыми…

Тогда явился Первый Хранитель — предок Ноктура. Он остановил тысячное сражение магов. Поглотив их силы. Заставив преклонить перед собой колени и воззвав к их разуму приказал оставить резню людям.

Бои прекратились. На свет родилось новое объединение — магов. Не способных ни на что кроме разрушений. Все еще помнящие горячие обиды и заживающие раны. Вспыхивали кровавые бунты не желавших подчиняться везильвийцу. И тогда появились еще два Хранителя, мийский и иксилонский соответственно.

Ну а когда Мия, вынуждена была капитулировать, отдав по контрибуции часть своих земель, Храм стал пожинать горестные плоды войны. Людям нужен был виноватый и с подачи Храма, им стало объединение магов. А Хранители — наместники Фесы на земле. Со столь долговременной ненавистью бороться было трудно. И лишь спустя почти восемьдесят лет после подкупа Совета Храмов, который удался всего две сотни лет назад, ненависть стала сходить на нет. Люди по-прежнему не любили магов, предпочитая увечье магических способностей, и искренне веря, что лишь так можно попасть в чертоги Алдора, а не за врата Фесы после смерти. Глупые, наивные люди…

Лаер стряхнул липкую дымку воспоминаний далекого первого года образования, и с некоторой снисходительностью посмотрел на пастуха, тут же отводящего взор влево, и сжавшего фиги за спиной.

— Скажи, как сие селение именуется? — холодно обратился Лаер к мужику.

— Колки. — Грустно сообщил пастух бледному лунному серпу.

— Старые? — Пытливо уточнил Смотритель, выглядывая из-за зада лошади Хранителя.

Пастух неодобрительно посмотрел на него и кивнул. Лаер глубоко вздохнул, и мысленно проронив формулу, царапнул длинным ногтем мизинца себе по нижней губе. Смотритель замычал, и в страхе покосившись на гордую, прямую спину хозяина торопливо спрятался за своим конем, безуспешно пытаясь разодрать задеревеневшие губы. Пастух окончательно утвердившийся в скудоумии слуги Хранителя, с тоской посмотрел через плечо на разбредающееся стадо безопасных коровок.

— Я не задержу тебя более, просто ответь мне на один вопрос: есть ли в вашем селе чадо, али юная дева иль юноша, с недавних пор ведущий себя престранно?

— Вы о волшбе? — кажется, с облегчением спросил пастух.

— Да, о магии, — веско поправил Лаер.

— Так это… есть! — Пастух, напуганный тоном Хранителя, неопределенно махнул рукой в сторону распахнутых ворот. — Есть! Раорская доча недавно того… Ну вы понимаете.

— Понимаю, — кивнул головой Лаер, в которой раз подивившись дивной манере селян изъясняться. Как будто он, Лаер, лично знаком со всякой селянской швалью.

— Где живет? — поняв, что пастух от страха лишился возможности соображать, вон ноги как трясутся, уточнил Лаер.

— Как въедете, третий дом по левой стороне. У него кузница еще. Увидите. — Пастух торопливо бегал глазами по сторонам, сминая пальцами кожаный ремешок узды, и кашлянув, добавил умоляющим тоном, — а можно я пойду?

Лаер выдержал пару упоительных мгновений, когда пастух от затянувшейся паузы едва сознание не потерял, и милосердно кивнул. Впервые видя как человек способен тащить упирающеюся лошадь, с перепугу, не иначе.

Тихо рассмеявшись, Хранитель, спешившись, пошел по дороге, с легким удивлением обходя две широкие борозды оставленные скакуном пастуха. Конь Лаера, по инерции побрел вслед за всадником, не дожидаясь, когда Смотритель перехватит его под уздцы. Пастух истерично щелкая кнутом, в рекордное время, сгрудив стадо в один большой табун, быстро-быстро повел его в ближний подлесок, за которым начинался луг.

Обоняния Хранителя достиг специфических запах скота, от приподнятого настроения не осталось и следа.

Скинув в едва успевшие подхватить руки Смотрителя плащ, и подняв ворот рубахи, Лаер вытащил из чересседельной сумки куртку из коровьей кожи, и поверху на спине расположил крест-накрест кожаные ножны. Мечи были из темного металла. Не крашенного, а именно темного. В длину два локтя, обоюдоострые, в сечении с симметричными широкими долами. Лезвия с гардой и хвостовиком словно вырезаны из цельного куска необычного металла. Вырезаны изумительно точно и красиво талантливой рукой непревзойденного мастера. Рукоять отделана белой костью с кожаными и деревянными вставками, сразу видно, что мечи на заказ подгоняли под руку хозяина. На самом кончике лезвий были вплавлены тонкие пластины бирюзы. Необычайно тусклого оттенка… Почему? Ответ может дать и ювелир и кузнец — клинки давно не обагряла кровь.

Не сказать, что Хранителям запрещалось использовать оружие, зачастую в этом не было необходимости, но Лаер любил свои мечи. Как и любил все вещи дорого или трудно ему доставшиеся, а таких было не мало. И чем сложнее было получить предмет, тем алчнее его желал Лаер. Он никогда не считал через сколько голов ему пришлось перешагнуть, чтобы получить долгожданное оружие, знал лишь что их было много.

Смотритель грустно плелся вслед за хозяином, прекрасно осознавая, что говорить он в ближайшую неделю точно не сможет.

Лаер насчитал третий дом слева, оказавшийся обветшалой, с продавленной крышей и прохудившейся стеной тронутой копотью недавнего пожара хибарой. Покачав головой, повернулся к дому напротив.

Добротному двухэтажному строению с прилегающей кузницей.

Без труда перемахнув через невысокую ограду и шуганув пару-тройку куриц, взбежал по крыльцу требовательно застучав в дверь.

Почти тут же распахнувшеюся. На Лаера уставился грузный немолодой бородатый мужчина, с опухшими от недосыпа глазами.

— Чего тебе надоб… — грозно начал он, подслеповато щурясь в предрассветной мгле, и не признавая Хранителя.

Но тут дом огласил истошный вопль, и почти сразу от упругого магического хлыста содрогнулись стены. Лаер не церемонясь, отодвинул мужчину в сторону и быстро вошел в дом. Взлетел по лестнице, физически ощущая упругие толчки магии в грудь, и боясь поверить…

Комната в самом конце коридора. Лаер почти бежал, не слушая топот торопливых шагов и проклятия в след. Видя только эту приоткрытую дверь, сочащуюся магией.

Пинком распахнул ее, хищным взглядом окинув комнату. Он понял все почти сразу. Поверил далеко не сразу.

Талант. Ноктур, пожри его Феса со тьмами детей своих, оказался прав. Все, что видел Хранитель- сгусток энергии. Живой, постоянно меняющейся, мгновенными выпадами пронзая пространство сотней граненных лучей. Смотреть на Талант было невыразимо больно, однако без возможности отвернуться. Как на солнце, когда не в силах отвести взор. Лайер сморгнул, раз, два, стряхнул с ресниц хрустальные капли выступивших слез, ощущая прожигающую боль в глазах, и заставил зрение перестроиться на человеческие возможности.

На мгновение показалось что он ослеп. Но спустя еще пару мгновений, он понял, что только занимающийся рассвет за окном просто не в силах осветить всю комнату. А там, где находился Талант — дрожащий, постанывающий комок, который заходясь в рыданиях обнимает женщина, не обращая внимания на присутствие чужака. Зато бородатый мужчина очень хорошо обращал. Он неведомо в который раз дергая за куртку Хранителя обеими руками, пытался сдвинуть с места Лаера, словно бы приросшего к полу. Над ним вился шмелем мычащий Смотритель, просительно отрывая его руки от куртки Хранителя.

Лаер полностью поглощенный Талантом, не обращал на мышиную возню у себя за спиной никакого внимания. Он медленно и плавно двинулся к постели. Заплаканная женщина подняв лицо, изумленно охнула, мгновенно признав в чужаке Хранителя. Неуклюже сползла с постели и рухнув на колени громко заверещала:

— Спасите, господин Хранитель! Заклинаю вас Алдором, спасите!

Лаеру невольно резануло ухо имя божества и он негромко приказал:

— Все прочь.

Комната опустела почти в тот же момент.

Лаер опустился на самый край широкой кровати, не в силах оторвать взора от сжавшейся в комочек фигурки повернутой к нему спиной и коснулся обнаженного девичьего плечика, с наслаждением почувствовал сладкую боль пронзившую руку до самого плеча. Ошибки быть не могло.

Талант найден! Торжество прорвалось тихим змеиным шипением сквозь плотно сжатые зубы. Голову вскружил сладкий миг блаженства. Невероятно быстрые удары сердца слились в один непрерывный гул. Онемевшие пальцы сжали простыни с такой силой, что послышался треск рвущейся ткани. Лаер трепетно втянул носом воздух чувствуя как покалывает каждую клеточку тела ощущение присутствия столь мощной магии.

Он понял сразу — не отдаст. Он не отдаст Талант Хранителям. Он изопьет его сам.

Это он в течение полугода почти еженедельно выезжал в такие непроглядные трущобы о существовании которых доселе и не подозревал. Это он закрыл сто шестнадцать магических вспышек, каждый раз почти теряя сознание от усталости и слушая проклятия в свой адрес. Это он ломал голову, как заставить карту обнаруживать сильнейшие вспышки магии, а не все сразу. Это он не спал несколько суток подряд, добираясь до своего очередного поражения. Это он нашел Талант. Это его Талант.

Хранители лишь сидели и ждали, печально сетуя, что, похоже, придется затянуть пояса.

— Я тебя никому не отдам, — с мрачным торжеством пообещал Лаер.

Ответом ему был лишь стон.

Сколько ей? Лаер с жадностью вглядывался в силуэт. Семнадцать? Меньше? Вспышка произошла слишком поздно, и ее мощь раздавит сознание. Лаер прошептал короткую формулу. Даже не вкладывая в нее свою магию. В присутствии Таланта, его могущества, ищущего хоть одну лазейку, заклинание подействовало с сокрушительной мощью. Вместо того, чтобы показать нить смерти Таланта, она в подробностях изложила всю ее жизнь, и растворилась прежде чем алчный взор Хранителя сумел прочесть нить судьбы. Слишком длинной. Она не умрет?

Лаер задумчиво нахмурился. Он изопьет ее сейчас, и что? И дождется пока ослабнут Хранители, оставшиеся без Таланта, чтобы прийти и завоевать престол? Нет. Он будет выглядеть тираном. Люди подчиняются таким не охотно, оппозиции, бунты и прочее… Сплошная головная боль.

Лаер послал короткий импульс по своей руке раздвигая шипящую охранную магию, нежно коснулся водопада каштановых волос, пробежался пальцами по шее, плечу, спине.

Нет. Он поступит иначе. Хранители будут благодарить его за найденный Талант, и падут в обличающем позоре. Действовать тонко и предусмотрительно. Это будет забавно.

Лаер улыбнулся. Восторг и торжество снова затопили разум. Он был счастлив. Нужно запомнить этот момент. Обязательно запомнить.

Лаер позвавший Смотрителя, негромко, абсолютно контролируя свою силу выговаривал форму заклинания. Он не сомневался, что безмерная мощь Таланта истерично ищущая выхода, раздавит его, как только он попробует ее укротить. Нужен кто-то, у кого магический резерв значительно ниже.

Смотритель, обливаясь холодным потом, вычеркивал углем на бревенчатой стене вязь заклинаний. Откинувшись на кровати, согреваемый мерной пульсацией Таланта, и припоминая ритм и ударения Лаер, описывал защитные руны и охранные символы.

— Аккуратнее, тупица беспалая. — Зло рыкнул Хранитель, когда дрогнувшая рука Смотрителя смазала завиток, лишив заклинание ровного контура.

Смотритель, судорожно выдохнув, торопливо стер рукавом половину заклинания и аккуратно начал воспроизводить по памяти.

— Так… — Лаер придирчиво осмотрел безупречные строки, ровные древнеиксилонские символы. — Сойдет.

Хранитель не ослабляя охранной пелены аккуратно перевернул девчонку на спину. Прикосновение к ней жгло, даже сквозь его защиту. Поднял дрожащие веки. Ее глаза закатились. Хранитель тихо выругался. Ну и как он узнает, чиста она или нет?

— Теперь мизерикордом по ладони. Не таращ глаза, а то без них останешься. — Не поднимая глаз от лица Таланта, приказал Хранитель. Молодая, но уже стара для вспышки. Интересно, почему сила в ней пробудилась? Удивилась, испугалась, расстроилась?

Лаер чуть насмешливо наблюдал как Смотритель аккуратно, распахивая в немом крике рот проводит лезвием по поджившей ране. Идиот. Нужно резко ударить по ладони, боль будет слепяще-паралитическая, но сразу пойдет на убыль, чем вот так мазохистки вспарывать свежую рану.

Багровая капель часто забарабанила по полу. Лаер прикусил губу, сдерживая хищную ухмылку.

— Теперь приложи к руне Истока. — Кивнул он на стену.

Смотритель подчинился. Вокруг запели голоса. Более древние чем само время. От иссушающего разум множащегося, сухого тембра мучительно хотелось кричать. Голоса звали Талант, стонали, чуя невинную кровь, и молили, молили Хранителя о пощаде. О разрешении вкусить сей бесценный дар. Лаер прикрыл глаза, сдерживая вскрик наслаждения разлившегося по телу, отталкивая пелену молитв. Почти в тот же миг сила Таланта устремилась к обманке. Врезалась в нее, пришпилив ладонь заходящегося в немой болевой истерике Смотрителя к стене. Вспыхнула голубым пламенем вязь заклятия, прекращающая действие руны Истока, предназначенной для остановки, перед рывком вперед. Остановила ровно на середине. На этой самой остановке перед рывком.

Сила Таланта бешено забилась у руны, усиливая действие древнеиксилонских порабощающих символов. Голоса отчаянно взвыли. Лаер чувствовал эту соблазнительную ослабленность Таланта. Искушение невероятной силы, и все это на расстоянии вытянутой руки, вот в этом изгибающемся до хруста в позвоночнике хлипеньком тельце.

— Формула отречения от данной клятвы, идиот. Или ты хочешь остаться без руки? — с трудом поборов соблазн, произнес Хранитель.

Смотритель распахивал рот не в силах произнести ни слова — магия Хранителя все еще плотно опечатывала его губы.

Сообразит или нет? Лаер заложил руки за голову, с легкой полуулыбкой наблюдая за Смотрителем. Ревущая, сопротивляющаяся сила Таланта сбила его с ног, без возможности подняться, вывернув руку под неестественным углом, и он всхлипывая от ужаса и боли, беззвучно шевелил губами.

Лаер, находясь в некоторой степени раздражения от бестолковости своего слуги, склонил голову, нахмурив брови. Смотритель, наконец, сообразив как избавиться от подчиняющих оков Таланта, с размаху окунул здоровую руку в накопившеюся лужу собственной крови из развороченной руки и выворачиваясь, как марионетка с защемленной конечностью, размашисто выводил кровью вязь заклятия. Стена осыпалась обжигающей крошкой. Руна зависла в воздухе загоняющий бущующую силу Таланта глубоко внутрь девичьего тела, все еще держа в плену руку Смотрителя, жадно облизнула ладонь исцеляющим пламенем, и полыхнув исчезла, оставив лишь сизый дым, повторяющий ее контуры.

Лаер заинтересовано приподнялся, вынужденно признавая, что его слуга не так уж безнадежен.

А еще признавая, что совершил невероятную подлость по отношению к Хранителям, и самым надежным образом обезопасил себя — опечатал Талант невинной кровью через родовые заклятия. Теперь снять их сможет только он.

Лаер повернулся с торжествующей улыбкой к Таланту. Коснулся взмокшего лба, отметив, что перчатки все равно выбрасывать, и констатировал что девчонка всего лишь без сознания. А знак руны Истока на символике рода Лаера, медленно тает на ее висках.

"Проснулась Феса оттого что не слышала крика болей рода людского, и поняла что не слышит и детей своих. Разгневалась она и, призывая Алдора, пронеслась над землями многострадальными.

И нашла она Алдора в Земле Красной, кровью Избавителя пропитавшейся. И увидала она детей своих, и, гаркнув, что раненный ворон кинулась к бездне. Протянула руку к жадным и ужасом объятым детям, да те и втянули ее в бездну.

Но прокляла она Алдора, прежде чем он Врата закрыл мечом своим, сразив главы чудовищам, коим выбраться удалось. Обрекла она его на смерть верную, неизбежную да скорую. Но понимал Алдор, что на землях опустошенных люди погибнут и, превозмогая боль, пошел он к человеческим селениям."

"Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе."

— Господин Хранитель, неужели это так необходимо? Быть может мы могли бы вызывать иногда мага, чтобы он подновлял заклинание? — горячо шептала женщина, оглаживая влажные волосы Таланта.

— Если вы ей желаете, смерти, то пожалуйста. — Равнодушно повел плечом Хранитель, оглаживая манжеты свежей хлопковой рубашки. — Заклятие накладывал я, и оно не имеет ничего общего с рядовыми заклинаниями магов. Ваша дочь необычайна, и травмировать ее грубыми заклятиями магов есть кощунство. Бриллианты требуют качественной огранки, а не кустарной обработки.

Женщина замучено поглядела на Смотрителя больше схожего с живым трупом, чем с человеком.

— У меня нет времени. Вы отпускаете свою дочь в скит? — Лаер тяжело посмотрел на женщину.

Разумеется, это все формальность. Он заберет отсюда Талант, не смотря ни на что.

— Я…

— Ты вещи собрал? — мазнул взглядом Хранитель по бледному до прозрачности Смотрителю.

Тот ограничился слабым кивком.

— Коней поменял?

Снова кивок.

Лаер вопросительно приподнял бровь, глядя на женщину.

Разумеется, она согласилась, наивно полагая, что Хранитель сопроводит ее дочь в скит где ее научат справляться с магией.

— Но вам придется обождать. — Печально заключила женщина, кивнув на дочку, все еще находящуюся без сознания.

Хранитель пересек комнату в два шага, склонился над Талантом, прочертил на лбу ногтем мизинца слабо светящуюся формулу пробуждения и выдохнул краткий импульс. Талант тут же открыл глаза. Серебристо-серые.

Лаер удовлетворенно улыбнулся, прочитав по радужке знамение таящейся силы. Почти не обращая внимания на испугано расширившиеся зрачки, и спешное натягивание одеяла до самого подбородка.

Лаер поднялся и покинул комнату, дав наконец измучившейся матери остаться с дочерью. В каминной зале Хранителя и Смотрителя ждал запоздалый ужин. Хозяин дома, с которым все было обговорено и условлено руководил восстановлением обвалившейся стены. Лаер тяжело опустился на стул, и отодвинув тарелку опустил локти на стол и на сцепленные пальцы положил подборок, устало выдохнул. Сегодня он должен тронутся к Видэлле. Он, и его Талант. Еще столько предстоит сделать. Но теперь когда самое сложное позади, будущее не страшит его. Лаер всегда получал то, что хотел. И он впервые за несколько месяцев вздохнул свободно.

Сзади незримой тенью встал Смотритель

— Садись уж убогий. — Пнув под столом ножку стула напротив, позволил Хранитель.

Слуга пряча глаза послушно опустился на стул. Лаер придвинул у нему свою тарелку широким жестом окинув стол, ломящийся от явст.

— Пируй, заслужил.

Смотритель с тоской покосился на столовые приборы, супницу, еще теплые ломти отварной говядины, и обреченно вздохнув, прикрыл глаза, чтобы в следующий момент умоляюще посмотреть на Лаера и в просительном жесте прижать ладонь к губам.

Хранитель утомленно усмехнулся. Этот день отпечатается в его памяти началом головокружительного влета, можно позволить себе несказанную слабость — снисходительность.

— Осознал, учел, вбил в память?

Смотритель поспешно закивал, не веря, что так легко отделался. Лаер снял след заклинания великодушным взмахом руки. Смотритель бочком, каждую секунду ожидая гневного окрика от прикрывшего глаза, но всевидящего хозяина, выпятился из комнаты.

Зала опустела. Хранитель пропустил момент, когда его умом завладела сонная нега, пропустил момент, когда его силы, улучив миг сладкого оцепенения, сыграли с хозяином в свою любимую жуткую игру. Погрузив Лаера в кровавые недры будущего или прошлого. Возможного или вымышленного, но чрезвычайно реалистичного.

Ужасно чувствовать себя беспомощным. Позорно чувствовать свою смерть и не пытаться ничего сделать. Лаер не видел ничего. Почему? Потому что перед глазами встала непроглядная багровая пелена. И здесь, в месте, где он имел право лишь чувствовать и наблюдать, у него не было воли распоряжаться собственным телом. Он знал, что сейчас умрет. Даже знал, почему. Потому что его сознание терзало что-то темное, чуждое, ломающее волю и силу. И магии не было, это нечто жадно ее пожирало. Ощущал под коленями странный горячий пепел, во рту — привкус крови и пыли, и свой пустой ореол. Безвольно повисшие вдоль замершего туловища руки. Но не мог ничего поделать — это ни его мир. Ни его время. Ни его сознание. Он лишь наблюдатель. Слепой наблюдатель. И тут это случилось.

Нечто поглотило его сознание полностью…

— Нет! — яростно прорычал Хранитель, в порыве опрокидывая стол единым взволнованным магическим импульсом.

Он умрет на коленях. Зная, что его сейчас убивают. Трусливо убегающий от битвы за собственное тело, внутри своего же сознания. Как жалкий раб. Без магии…

— Нет.

Совершенно невыразительный бесстрастный голос — Лаер взял себя в руки. Он не может умереть. Его нельзя убить. Он позаботился об этом много лет назад, уже мальчишкой осознавая, что никому и никогда не позволит прервать свою жизнь. Лишь в единственном и исключительном случае его запечатанная нить жизни возможно подастся смерти — если он не изопьет Талант. Но это исключено, скорее рухнет мир, нежели он остановится на пороге.

— Господин? — приоткрыв дверь, негромко позвал хозяин дома.

Заметив жуткий беспорядок на полу, жирную жижу быстро впитывающеюся в дорогой визильвийский ковер, он изумленно вскинул глаза на брезгливо перешагивающего это безобразие Лаера.

— Мы отправляемся утром. — Непререкаемым тоном сообщил Хранитель, шире распахивая дверь и проходя мимо хозяина дома.

Это не видение. Это исключено. Это лишь злая шутка собственного подсознания. Лаер раздраженно тряхнул головой, вынырнув из удушающей тоски дома на по-зимнему прохладную улицу. Оглянулся. Вдали, за частоколом, путаясь в когтистых ветвях подлеска, догорал багрянцем закат, кутающийся в облачка пара выдыхаемых Лаером.

Холод медленно скользил под рубашку, пробуждая на руках и спине мурашки. Мелькнула соблазнительная мысль сейчас же отправится в Видэллу, но Лаер сунув ладони в карманы и быстро сбежав по крыльцу, выкинул ее из головы. У коновязи, подле входной калитки, стояли два поджарых жеребца. Караковых. Лаер протянул ладонь, не особо обратив внимания на то, как животное пугливо отдернуло голову, насколько позволяла привязь. Земные твари не любят носителей магии. Привыкнет.

Лаер грубо ухватил жеребца за ноздри. Конь всхрапнул и попытался укусить Хранителя, но тот резко дернул морду животного вниз, чувствуя упоительное тепло брызнувшей крови на свою руку. Конь дико заржал, забил копытами.

— Люби меня. — Тихо приказал Хранитель.

Конь оцепенел. Громкое храпящее дыхание и сильно бьющая струя крови. Лаер отчетливо видел как его магия ищет брешь в ореоле животного, как вгрызается в нее, корежа чувства и воспоминания. Длинные пальцы сильнее сжали мягкие ткани ноздрей, прорывая их до костяной пластины. Разум коня вскипел. Огромные влажные глаза расширились от боли.

— Люби. — Выдохнул едва слышно.

Боль уступила лидирующие позиции внушению. Окончательно. Кровоточащие лоскуты порванных тканей, пенящеяся кровь не могли исказить безумного наваждения проступившего в глазах жеребца. Лаер разочарованно отпихнул ластящуюся морду животного, с отвращением обтерев окровавленные пальцы о густую, ухоженную гриву. Не стоило и надеяться на что-то из ряда вон выходящее — еще ни одно живое существо не выиграло схватку с магией Хранителя. Лаер задумчиво пошел обратно.

Он слышал, что Ноктур однажды не смог подчинить разум очередного кукольного Смотрителя, отчаянно влюбленного в невесту. Мальчишка был весьма недурен собой, и этим объяснялся выбор Ноктура, но магия его дала сбой. Юный Смотритель все так же противился воле хозяина. Что с ним стало, Лаер не помнил. Что-то банальное — Ноктур не любитель долгих экзекуций. Он, как и Атер любитель шика, роскоши, удобства и простых решений.

Лаер неодобрительно усмехнулся, чувствуя за спиной тихо идущего Смотрителя. Все видел. И жалко зверушку. Идиот. Себя жалеть надо, а не тварей. Сказал бы спасибо судьбе, что четыре года назад взгляд именно Лаера упал на него. Если бы Ноктура, то валялся бы ты сейчас в подворотне, изгрызенный струпьями с переломанным ореолом, просящий милостыню, и отчаянно надеющийся что кто-то тебя узнает, и скажет о том кто ты, где ты, и что с тобой случилось.

И это в лучшем случае.

В доме царил полумрак. Прямо против входа, резная арка гостиной светилась уютным рыжеватым светом камина. Хранитель остановил своего слугу скупым взмахом руки и по-змеиному тихо и плавно двинулся к проему.

Они окружили его Талант словно коршуны. Пичкают в него еду, кутают в одеяла и беспрестанно сюсюкают. Сборище блаженных. А девчонка подрумянилась. И серебряный взгляд тяжел — чувствуется заключенная сила. Лаер испытал сладкую дрожь в руках. Она безумно его влекла. Все равно что перед человеком целый день блуждающим в жаркой пустыне поставить закрытый кувшин с желанной водой, а человека предварительно связать. Заставить есть песок. Дать подержать в ладонях упоительно прохладный кувшин, и выплеснуть ему под ноги.

Пытка. Лаер прикусил губу, наслаждаясь каждым мгновением сладкой боли. Чем больше терпения, тем приятнее результат. Он ждал больше полутора лет. Подождет еще несколько дней.

Она заметила его первой. Зрачки испуганно расширились. Разумеется, она видела не то, что видели обычные люди. Она узрела вместо коротко стриженого блондина с хищно заостренными скулами, волчьими глазами и бледной кожей, темный силуэт окутанный сложной трескучей черными искрами вязью древних заклятий, с засасывающей гипнотической бездной глаз, с ореолом напоенным пугающе — смертоносной силой, с рванным шрамом уродующим левую щеку, правой рукой с отсутствующей кистью, а на левой не хватает двух пальцев.

Хранитель дал впитать свой истинный образ ей в память, прежде чем поставить заслон, явив под ее взор свой привычный облик. Разумеется, шрам тут же исчез и руки стали полноценными, а в глаза можно было посмотреть без страха умереть от разрыва сердца.

Лаера заметили остальные. Мать, трое слуг, нянюшка и высокий юноша благородной внешности. Изумленно застывшие, боявшиеся даже громко вдохнуть, не то что шелохнуться.

Она нашла в себе силы подняться и идти к Хранителю. Уцепится за руку того самого юноши с трудом приподнимаясь. Храбрая девочка. Даже скорее глупая. Хранитель выжидательно выгнул бровь, скрещивая руки и опираясь плечом о косяк. Она все еще слаба. Походка не твердая. Взгляд цепляется, но блуждает по сторонам.

Они остановились в шаге от него. Лаер снисходительно смотрел на нее. И тут они отвесили глубокий благодарственный поклон. Хранитель удивленно слушал лепечущий поток благодарностей во имя Алдора.

— … Да и снизойдет на вас благословенный господин Хранитель милость Властителя нашего… — Громогласно оповестил юноша.

Уголок губ Хранителя издевательски приподнялся. Надо же… Его благословят самим именем Алдора. Лет пятьдесят назад люди скорее бы удавились, нежели посмели в присутствии мага, и уж тем более Хранителя поминать пресветлое имя божества. А этот, глянь, еще и в глаза смотрит. Моргает как собака и смотрит. Смоленые кудри до плеч, россыпь веснушек на лице, большие ясные карие глаза. Высок, почти одного роста с Хранителем, широкоплеч, но весьма юн. Не больше двадцати лет. Муж Таланта? Брат? Жених?

Хранитель скользнул взглядом по зардевшейся, прячущей глаза девчонке, вцепившейся в локоть юноши.

— Я Милитар, сын Ктоура, и суженый Уны. И благодарю вас, почтенный, за столь великодушное деяние как избавление от сей напасти…

Уна. "Дарованная" со староиксилонского. Странное имя. Лаер скользнул беззастенчивым взглядом по фигурке Таланта, не слушая хвалебные речи юнца. На полторы головы ниже, каштановый водопад волос, тяжело ложащийся на узкие плечи, укутанные в теплую шаль. Платье из темно-синего батиста свободного покроя, перехваченное на талии кожаным ремешком, только подчеркивало миниатюрность девчонки.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Лаер, прерывая суженного на середине.

— Хорошо. — Тихо ответила она, все так же не поднимая глаз, и торопливо добавила, — спасибо.

Лаер усмехнулся. Уши Таланта запунцовели. Забавная. Юнец неловко кашлянул.

— Может, тебе прилечь? — ласково обратился Милитар к девушке.

Та, помедлив кивнула. Ближнее окружение тут же взяло ее в оборот и едва ли не на руках вынесло из комнаты.

Лаер прошел вглубь, равнодушно мазнув взглядом по растерянному Милитару, и мягко опустился в кресло.

— Господин Хранитель… — Юнец нерешительно приблизился к нему и взяв с каминной полки деревянную безделушку нервозно вертел ее в пальцах. — Как долго Уна будет находится в скиту?

— Столько, сколько понадобится, — чуть погодя неохотно ответил Хранитель наблюдая за ним сквозь полуприкрытые глаза. — Зависит от ее способностей. Может учиться и десять лет и четыре года.

— Я… — Милитар запнулся и в одночасье выпалил, — я люблю ее!..

— И что? — тепло пламени камина лениво скользило по усталому телу, напуская сонливость.

Милитар непонимающе воззрился на Хранителя не проникшегося торжественностью момента.

— И хочу жениться на ней, — недоуменно закончил он.

— Женись, — великодушно разрешил Лаер.

Милитар потерянно смотрел на засыпающего Хранителя. Так и не дождавшись признаков оживленности или хотя бы вежливого интереса, тихо покинул комнату плотно притворив за собой дверь.

Лаер почувствовал Смотрителя присевшего возле камина.

— Смотри, чтобы не угасло пламя, — тихо наказал он прежде чем кануть в небытие.

Лаер просыпался несколько раз — при слишком резких движениях Смотрителя. Несколько мгновений морозил выпрямленную спину слуги взглядом, удовлетворенно слушая тихое сбивчивое от страха дыхание и снова засыпал. Без сновидений.

Изнемогающий Алдор остановился у ручья. Но отворотил он темные воды от протянутой длани страждущего. С высоты камнем упала орлица, узревшая заточение мучительницы, и напоила своей кровью Алдора. Смилостивился великий Алдор и вдохнув в умирающею птицу жизнь, обратил в девушку. Нарек ее Мией и повелел увести людей за собой на юг. Повиновалась Мия.

"Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе."

Утро началось до восхода. Проклятые коровы.

Лаер неслышно поднялся, удовлетворенно заметив, что количество дров в поленнице заметно уменьшилось, комната протопилась на столько что лоб, спину и грудь Хранителя усеяли липкие бисеринки пота, а Смотритель прикорнул подле самого камина, в опасной близости от танцующих язычков.

Распахнув арочную дверь, Лаер ощутил холодный укус предрассветной прохлады поселившейся в доме. И с омерзением стянув липкую рубашку, сбросил ее под ноги. Он видел бочку с водой у калитки. Нужно срочно смыть эту липкую гадость. Лаер практически выбежал на улицу, не обращая внимания, как от разгоряченной кожи исходит легкий пар в морозной тиши утра.

Поверхность воды сковала тонкая корочка льда, Лаер чуть надавил. Ладонь провалилась в сковывающую стужу воды. То, что нужно. Хранитель резко окунул голову в бочку. Дождавшись пока мириады тонких иголочек пронзают сознание до боли, затем невыносимого жара, и наконец кристальной чистоты. Сняв сапоги и отставив их в сторону, Лаер накренил бочку, опорожнив ее наполовину, и оставшееся опрокинул на себя.

С минуту постоял, привыкая к ощущению пламени под кожей и на ней, и заключив. что жить можно, подхватил сапоги и зашагал к дому.

Хранитель, оставляя влажные следы и множественные потеки на деревянном полу не торопясь пересекал холл. С лестницы раздался изумленный вздох. Лаер вскинул голову, внимательно глядя на покрасневшую и изумленную девушку. Ну да, он наполовину раздет, а мокрые штаны плотно обтягивают ноги. И что такого-то?

Девушка смущенно отвела лучистый взор. А его это даже начало забавлять. Лаер ухмыльнулся, выступив в полосу багрового света из запыленного окна над лестницей. Физически ощущая как слабые рассветные лучи, преломляясь на влажных дорожках сбегающих по плечам и груди насыщают кожу теплым, зачаровывающим светом.

Покраснела еще больше. Как же давно он не встречал столь наивную простоту. Лаер прикусил губу, сдерживая довольную улыбку. О чем он думает вообще?

— Уна? — утомленный голос ее матери, разорвал наполненную волнительной тревогой тишину. — Господин Хранитель!..

Лаер повернулся в сторону сеней — да, странная женщина, ты права, и это действительно он. Мокрый и уже подмерзающий. Из каминной залы зевая и потягиваясь, вышел Смотритель. Заметив хозяина и едва не вывихнув челюсть в зевке, поспешно кинулся к котомкам за одеждой.

Женщина устало махнула рукой дочери, чтобы та шла наверх и почтенно посмотрев на Лаера, кивнула в сторону кухни с уже доносившемся запахом шкварчащего мяса.

— Прошу вас, господин, разделить с нами утреннюю трапезу… — женщина, дождавшись сухого кивка Хранителя, пошла отдавать распоряжения в кухню.

Лаер, отобрав у подбежавшего Хранителя чистую сухую одежду, начал переодеваться тут же в холле, введя в смущение служанку шедшую с корзинкой в сени.

Хранитель односложно отвечал на скупые вопросы матери Таланта за столом. Смотритель вместе с домашней прислугой завтракал за печью, несмотря на все увещевания женщины, поняв все по одному взгляду на Хранителя. Девушка присоединилась позже, чуть поклевав пшенную кашу и половину морковки. Экономичная какая, практично заметил Лаер.

Собирались, долго, муторно и слезно. Точнее, Хранитель, просидевший за скучной книгой в ожидании у камина два с половиной часа, мог бы уехать сразу же после завтрака, но сложная женская природа в содействии с загадочной логикой способна была растянуть простейшее задание едва не на половину дня. Терпеливо советующий и подгоняющий женский батальон Смотритель уже готов был взмолиться о пощаде, когда Уна крайне задумчиво, все же заключила:

— Кажется все.

Лаер терпеливо сносил дружный прощальный вой, сопровождающий их отбытие. Судя по всему, проститься вышла большая часть села. Отец Таланта, безуспешно взывающий к благородству Хранителя, почти рыдал на плече у дочери, утешавшей растерянного Милитара. "Глянь, как будто знают, на что обречена эта девушка", — с нехорошей улыбкой подумал Лаер. Конь Хранителя несказанно почтенный честью везти любимого хозяина стоял как вкопанный, зло отмахиваясь от излишне близко подошедших к Лаеру людей длинный пегим хвостом.

Наконец тронулись. Толпа брела до самой околицы, долго махая платками и время от времени сморкаясь в них на всю округу.

Полдень выдался пасмурным и ветреным. Лаер поднял воротник куртки, спиной чувствуя взгляд девушки, кутающейся в шерстяной плащ. Угрюмый Смотритель замыкал процессию.

— Ты знаешь значение своего имени? — оглянулся Лаер.

— Знаю. Это не полное имя. Полностью звучит — "Унаглоу". — Кивнула девушка.

— "Дар небес". — Приподняв уголок губ, перевел Лаер. Что ж, он надеялся на что-то менее пафосное. Вроде того что родители ее забрали из Храма, с улицы, или еще откуда-нибудь. А так всего лишь долгожданный ребенок. Дар Алдора, дар небес. Слегка подпорченный восприимчивостью к магии. — Сколько тебе лет?

— Восемнадцать зимой будет.

Лаер удивленно изогнул бровь. Восемнадцать? Да иные к этому времени уже третьего ребенка ждут, ни говоря о замужестве.

— И что ж не замужем? Али тот нескладной юнец не оправдал надежд?

— Милитар друг мне. — Не заметив издевки, пояснила девушка. — Не люб он мне как муж. Коли так, чего ж мучить и его и себя?

— Ты дурочка, да? — несказанно удивившись, обернулся Хранитель.

Девушка оскорблено нахмурила брови и горделиво вскинула подбородок.

— Я замуж по любви хочу!

— Так в девках и просидишь всю жизнь. Тот тупой, а тот кривой. Наследников престола на белых конях на каждую селянку увы не хватит. Выбирать надо то, что есть. Хочешь большего — тянись, создавай условия и варианты. А сидеть и ждать — скучный путь с заранее известным исходом, которому противится глупо и бесполезно.

Девчонка гневно задышала в поисках достойного ответа. Но так не и не найдя ничего, выпрямив спину обогнала Лаера на своем сером в яблоках жеребце. Глупая, на правду обижается. Правду надо бояться, а не обижаться на нее.

Смотритель укоризненно глядел в спину Хранителю. Лаер чуть повернул голову, вынуждая слугу поспешно отвести взгляд.

Тяжело набухшие тучи все-таки излились дождем. Мелким, противным и холодным. Лаер объявил привал. В проклятой степи не было ни одного дерева. Отъехали от дороги на пару десятков скачков и склизкая земля комьями начала прилипать к копытам.

Лаер поминая тихим злым словом Фесу, прочертил кончиком своего меча крест-накрест вязь ограждающего заклятия на четыре шага вокруг. Дождевые капли, натыкаясь на незримую куполообразную преграду стекали по ней. Уна зачарованно наблюдала за неспешным бегом капель, пару раз сунув руку сквозь неощутимую преграду и с удивлением глядя на мокрую ладонь. Смотритель рвал влажный сухостой, кидая его на середину очерченного круга.

Лошадь не отступала от Хранителя ни на шаг, Лаер раздраженно и грубо отпихивал ластящуюся морду, проклиная себя за то внушение.

— Да отцепись ты от меня… — зло буркнул он, пытаясь расседлать гарцующего коня. — Вот тупая скотина… А, да чтоб тебя!..

Лаер направил вспышку мгновенного гнева на кучу сухостоя, тут же жадно вспыхнувшего столбом синеватого пламени в человеческий рост. Уна от неожиданности взвизгнула, и вывалилась за стену охраняющего купола. Смотритель лишь хмыкнул и убрал кремень обратно в чересседельную сумку.

Лаер повернул морду коня к своему лицу, и вкрадчиво произнес:

— Если не уймешься — тебя постигнет та же судьба.

И дело было не в словах, а в интонации. Конь присмирел, затравленно глядя на хозяина. Лаер скинул сумки, уселся поверх на насмешкой глядя на поднимающуюся девушку. Уна разочарованно пыталась отряхнуть грязь с подола плаща, и только перепачкала ладони. Расстроилась еще больше.

Лаер порывшись в сумке, не нашел ничего подходящего. Посмотрел на Смотрителя, зашуганно вжавшего голову в плечи, пришел к выводу, что тощий слуга вполне схож комплекцией с Талантом и велел:

— Дай ей какие-нибудь штаны, рубашку и куртку.

Уна недоуменно посмотрела на Хранителя. Девушка в мужской одежде? Срам-то какой!

— Благодарю покорно, но…

— Замолчи. Нам ехать почти неделю. В любой момент ударят морозы. И ты в своем балахоне далеко не уедешь. Переодевайся.

Уна обескуражено глядя на Хранителя, растерянно приняла протянутую одежду.

— Что? — недовольно скривил губы Лаер в ответ на давящий взгляд девушки.

— Ну… вы бы отвернулись.

— Ах да, эти дурацкие условности… — проворчал Лаер, неохотно закрывая глаза.

— А он? — Уна вопросительно кивнула в сторону заинтригованного Смотрителя.

— А он не в счет.

— Я не буду переодеваться! — скрестила руки на груди девушка.

Лаер разозлено встал, вытянув из сапога нож, притянул пискнувшею Уну к себе, резким точным движением вспарывая плотную ткань платья на спине, бесцеремонно срывая его. Уна, парализованная неожиданностью и хамством Хранителя, не оказывала сопротивления, скрестив бледные руки на высокой груди. Лаер беззастенчиво оглядел тонкую фигурку шокированной Уны, довольно усмехнулся, и натянул на нее рубашку Смотрителя.

— Штаны тоже одевать, али сама справишься?

Ткань сдержала резкое движение ладони девушки в полулокте от лица Хранителя.

— Сама, — констатировал Лаер, и, повернувшись, заметил широко раскрытые глаза Смотрителя. — Чего уставился? Я есть хочу, давай готовь что-нибудь.

Смотритель поспешно отвернулся и принялся рыться в сумках.

Уна стыдливо натягивающая спадающие штаны и безуспешно пытавшаяся закрепить их на бедрах разрезанным Лаером ремнем, не проронила ни слова. Даже есть не стала. И удивительным сочетанием стыда и молчаливого гнева перебила аппетит и Хранителю.

— Слушай, что ты так убиваешься? Что я там не видел?

Девушка сравнялась цветом со спелым помидором, но сделав оскорбленный до крайности вид, гордо промолчала. Лаер закатил глаза.

— Проще надо быть… — проворчал он. — Я теперь понимаю, почему ты еще не замужем.

Девушка вспыхнула, хотя казалось, что больше уже некуда.

— Да что тебе может быть понятно?! Самодовольный, наглый, неотесанный хам!

— Масло масленое. Но в принципе, ты верно уловила суть моего характера. Всего за полдня пути. Браво! — Лаер демонстративно похлопал в ладоши, отметив, что теперь не сдохнет от скуки в дороге, как думалось раньше.

— Да ты… — Уна зло сжала кулачки, — ты…

Лаер вопросительно изогнул бровь, нагло усмехаясь.

— Ты мужлан, вот!

Хранитель безудержно расхохотался. Его называли исчадием, сыном Фесы, творением тьмы, проклятым, да и мерзавцем на худой конец, но вот мужланом… Девушка, крайне оскорбленная столь искренним смехом, отвернулась.

Дождь все еще накрапывал, но путников спасали капюшоны и слабая форма согревающего заклинания. Ехали рысцой, поскольку вечерело гораздо быстрее. Уна обиженно молчавшая, недоуменно смотрела на тонкие, незаметные простому человеческому глазу нити скошенных светящихся букв оплетающих все ее тело, и тела спутников.

— Вязь заклятия, — пояснил Лаер. — Это след магии. Если вязь светится синеватым или фиолетовым цветом — магия из внешнего мира, а если красным или оранжевым — то собственная магия.

— Собственная? — Уна зачарованно глядела на слабую синеватую вязь.

— Магия повсюду. Мы дышим ею, едим ее, пьем. Это есть внешняя магия. Есть люди которые накапливают ее, бессознательно или напротив весьма сознательно изменяют, перерождают и подчиняют ее. Это маги. Их собственная магия, ни на что не похожая, гораздо сильнее внешней, но неповторимая и ограниченная. Есть те, кто рожден для того чтобы управлять обоими видами магии. Они не накапливают ее. Способны управлять магией даже не подчиняя. — Лаер задумчиво глядел на набухающие багровым светом тучи на горизонте. — Их называют Хранителями.

— Оранжевая или красная магия это когда ты используешь свою магию?

— Оранжевая или красная вязь. — Досадно поморщился Лаер. — В твоем распоряжении только магия внешнего мира. Ты не можешь использовать собственную магию. Ты можешь лишь видеть, что ее используют, и почти всегда в случае против тебя. Проклятия, сглазы, наговоры, убийства — слишком сильные заклятия чтобы использовать внешнюю магию. Тратить свою — безрассудство, а вот оборачивать чужую против ее же хозяина, но это лишь в тех случаях, когда все нужно провести тихо и быстро. В боях чаще используется внешний резерв — своеобразный накопитель магии расходующийся на любые заклинания, на такие которые причиняют вред другому человеку требуется больше магии, поэтому резерв расширяют. Странное совпадение — чем выше маг на карьерной лестнице — тем больше его резерв…

Уна испуганно посмотрела на Хранителя. Лаер спохватившись, стер хищное выражение с лица.

— Я маг? — чуть погодя едва слышно вопросила Уна.

Лаер чуть прищурился. Разумеется нет. Талант — это нечто, способное сравняться мощью с Хранителем. Но собственная сила не подчиняется им, подавляет их волю и разум. Ноктур считал, что Таланты — переделанные маги и недоделанные Хранители.

— Да.

— Почему я? — Девушка со смесью обиды и тайной гордости посмотрела на Хранителя.

— На этот вопрос ответ не даст никто. Слишком много гипотез пробуждения магии в человеке. Лично я склоняюсь к мысли о восприимчивости, вследствие врожденного слабого ореола.

— Я буду духоловом?

— Возможно. Судя по твоей силе, ты способна достигнуть уровня Ирте Рийского…

Уна испуганно побледнела. Ну да, Лаер запоздало вспомнил, как действует это имя на малограмотный народ задуренный сказками Храма. Да и на несведущий, хотя и образованный круг Рийский тоже действовал как красная тряпка на быка.

— Регенерат? — нахмурившись, осведомилась девушка.

— Что? — сдержал ироничную ухмылку Лаер.

— Ну, этот… дегенерат…

— Ренегат.

Ирте Рийский — легендарный маг-духолов, несоизмеримой силы. Любимец Мийского скита, приближенный ко двору правителя Мии. Оплот Высшего Совета государства, в тесном родстве и конкуренции влиячния с самим мийским Хранителем Атером, Ирте Рийскому предрекали быть первым лицом Правителя, самым молодым за всю историю наставником скита Мии, а впоследствии и доверенным Хранителя Атера. Умный, дипломатичный, талантливый, харизматичный, многообещающий молодой человек, которому пророчили головокружительную карьеру. Однако у Ирте были другие планы. В Видэллском хранилище артефактов, имелась безделица способная концентрировать мощные очаги магии. И Ирте попытался стянуть ее. Не один конечно, а с помощью обожающих его последователей, с открытым ртом внимающих каждому его слову, способных, как и умереть, так и убить за своего лидера. Зачем Рийскому нужен был этот артефакт понять не сложно — такая штуковина на черном рынке стоит не одно состояние. А деньги играют ведущую роль в достижении больших целей, таких как построение собственной империи, например. Здесь продал, а там купил. Цены на людей, их расположение и услуги диктуются их высокими должностями. Только Рийский не учел, что хранилище охраняется коварной магией Хранителей. Схватить его не удалось элитному отряду боевых магов, понесшему колоссальные потери в противостоянии лишь одному Рийскому, на тот момент, с почти перебитыми последователями. Даже подоспевшим Хранителям не удалось пленить его. Только его прихвостней. Рийский сбежал, омыв позором и горячей ненавистью со стороны Храмов свое имя на долгое время, если не навсегда.

— При всем том, что он сотворил, нельзя не отметить его величия, — безапиляционном тоном сказал Лаер. — До него не известен ни один случай столь неравного и почти выигранного боя.

Уна задумчиво кивнула, хотя по одному взгляду на ее недовольное лицо, было совершенно ясно, что она думает об обратном. Смотритель, ехавший впереди, рассеянно оглянулся.

— Господин, впереди стены Орна…

Лаер кивнул. Орн — небольшой город. Даже скорее большое село обнесенное стеной. Сегодня они переночуют там, а с утра тронутся по Торговому тракту в Вицу.

— А как его зовут? — шепотом поинтересовалась девушка, глядя в спину Смотрителя.

— Его? Не знаю. — Раздраженно повел плечом Лаер.

— Как не знаешь? — несказанно озадачилась Уна.

Лаер недовольно посмотрел на нее стараясь донести мысль о том, что имя слуги ему ни к чему. Но не смог. Уна выглядела все такой же бесконечно удивленной, как служка из скита, которому в детстве уронили на затылок чугунную сковороду.

Ворота Орна были распахнуты, Лаер вел коня впереди предоставив Уне и Смотрителю шушукаться без своего давящего присутствия. Предместья будто вымерли, старые обветшалые хибарки с зияющим чернотой провалом окна, кучковались близ рва у стен Орна. Стражник облаченный в проржавевшие доспехи и лениво грызущий яблоко, опираясь на алебарду, заметив подъезжающих путников крикнул:

— Серебр за каждого за вход!

— Давай, — согласно кивнул Хранитель.

— Чего… — грозно начал сиплый голос из-за ворот. Затем его обладатель глядевший в щелку испуганно ахнул и выкатившись из-за двери замер в глубоком поклоне.

— Этот благочестивый страж порядка предложил нам за въезд по сребру. Каждому, — с убийственной вежливостью пояснил Лаер.

Первый, недоуменно уставился на второго аж выронив от удивления яблоко. Затем перевел взгляд на иронично улыбающегося Лаера и его подъехавших спутников. Глаза стражника испуганно расширились, и он тоже поспешно согнулся в поклоне.

Деньги отдали. Три засаленные до ужаса монеты, которые со звоном упали на каменную кладку когда спешившийся Хранитель брезгливо сжал протянутую ладонь, позволяя монетам упасть мимо своей руки.

— Подбери, — кинул через плечо Смотрителю.

— Не смей! — удержала девушка склонившегося слугу, под три удивленных пары глаз.

Хранитель нахмурился глядя на побледневшую девушку храбро вскинувшую подбородок, и удерживающая мертвой хваткой плечи Смотрителя, застывшего в нелепом полупоклоне.

— Пусть сам подбирает, если ему надо, вот! — громко заявила она.

Лаер обескуражено склонил голову набок, под изумленно притихшую улицу. Разом повеяло холодом. У Смотрителя от ужаса подгибались колени, но его удерживала Уна посчитавшая попытки Смотрителя упасть за желание поднять проклятые монеты.

— Девочка… ты бы того… не перечила хозяину… — слабым голосом посоветовал взопревший стражник.

— Он мне не!..

— Заткнулась. — Лаер произнес это спокойно, даже вежливо, но вот лед глаз, способный заморозить солнце, управлял чужим эмоциональным состоянием не хуже порабощающей магии.

Девушка побледнела, и сбивчиво задышала замечая, отчетливо проступающую охранную вязь заклятия, опустошающую разум того, кто способен узреть ее.

Нахальная деревенская дура! Еще и сморозить очередную чушь собиралась! А кем ты хотела представится-то?! Стоишь в мужском одеянии, раззявив рот как блаженная. Кем еще тебе быть, как не служанкой? Лаер подавил опрометчивое желание убить ее на месте. Поставил заслон, плавящийся от гнева и окинув презрительным взглядом замершую толпу, спросил:

— Вам заняться нечем?

Люди снова замельтешили, кутаясь в куртки и плащи и стараясь не встречаться с Хранителем глазами.

Лаер пошел вперед, не оглядываясь, зная, что слуга и Талант понурив головы и чувствуя на себе многочисленные взгляды следуют за ним. Смотритель, перехватив коня Лаера под уздцы, и шикнувший поникшей девушке идти вслед за Хранителем, увел коней к общему городскому стойлу, готовя для оплаты те самые монеты.

Лаер безотчетно шел сквозь толпу, заполонившею базарную площадь, несмотря на сгущающиеся сумерки над городом. Хранитель остановился только тогда, когда почти уперся лицом в резную дверь Храма.

Вообще-то сие именовалась охрамом — филиалом Храма в небольших городах, деревнях и селах. Настоятелем чаще являлся Последовавший — средний чин в Храмовой школе, иногда даже и Последующий — младший чин. Охрамы и Храмы традиционно возводились в самом центре городов, а в больших еще и по окраинам. Отодвигая на задний план дома градоправителей, дозорных магов — отвечающих за стабильность магии в городе (отсутствии вспышек активности нежити, колдовских хворей и т. д) или городских сенатов.

И неприкосновенность земель избранных Храмами являлась единственным пережитком прошлого, с которым нельзя было ничего сделать — храмовики задурили голову людям, что "ежели передвинуть дом господень, то разгневается он, и в гневе том будет ужасен…". Железный довод. Но он особенно непререкаем, если Охрамы возводились на местах добычи золота или железной руды, и как следствие нарастания небольшого поселения. Конечно же, по мнению храмовиков, нуждающемся прежде всего в вере и любви Алдора, а территория на которой располагался святой дом тут же переходила в руки божии, то бишь его посредников на земле. Святые рудники. Интересно, а самим им не смешно?

Существовало так же и то, что злило Лаера до крайности в структуре Храмов и их необоснованных привилегий: Воины Алдора. Маленькая собственная армия Храмов. Но все это скрывается под красивым призывом — Храм милостливо избавит от всякого непростительного греха, такого как, например убийство, ежели грешник всеми помыслами посвятит свой клинок свету Избавителя, и преклонить колени пред ним. Лаер долго маялся вопросом, сколько еще нужно капать на мозги правителю чтобы тот, наконец, узрел угрозу: способность Храмов не только двигать народными массами, но и при случае дать достойный вооруженный отпор. Однако Мирей надоедливо отмахивался от мягких намеков Лаера и бесплодных попыток обратить его внимание на это безобразие. Однажды даже не сдержавшись, рявкнул, что у Лаера есть собственная армия, и если Хранитель не прекратит садиться на уши правителю, то: "пущу твою секту по миру!". Лаер тогда тактично промолчал, на самом деле утратив дар речи от изумления — это каким нужно быть наивным или безразличным идиотом, чтобы видеть как подданные разворачивают вооружение под носом и не пытаться ничего сделать…

Хранитель привычно сплюнул на порог обители божьей и повернулся, случайно мазнув взглядом по стене броско-отделанного лепниной трехэтажного дома напротив.

И похолодел. "Р.И". Две вычурно выведенные миийские буквы на символике орла в полете заключенного в треугольник. Рисунок не больше ладони, но как же много он значит. Да неужели?..

Лаер торопливо огляделся. Уна и Смотритель, нагруженный сумками, недвижно застыли в пяти шагах от него, глядя в разные стороны.

— Идите в какой-нибудь трактир, снимите комнаты и ждите меня. — Лаер стянул через голову медальон и кинул его Смотрителю, выронившему сумки, чтобы поймать золотой кружок.

— А как же?.. — девушка пришибленно посмотрела на Хранителя, не отрывающего взгляда от стены.

— Найду. Идите.

После того как озадаченные путники оставили Лаера, он неспешно двинулся к надписи. Натянул капюшон и поднял воротник куртки, хотя знал, что это поможет мало — народ уже знает кто он. Лаер приблизился к стене дома, и прошептал формулу, наискось перечеркнувшею буквы выведенные углем, темно-коричневой полосой. Он почувствовал тонкий поисковый импульс изошедшей из символики. Слабый. Очень. Значит приемник недалеко. Лаер обернулся, жадно всматриваясь в безостановочно текущий поток лиц. И выцепил одно почти сразу, в десяти шагах от себя. Оборванец, уличный воришка лет десяти, нелепо застывший на одной ноге на середине бега. Глаза с расширившимися зрачками, в кои ввинчивался поисковый импульс, уставились на Лаера. Бездумно обшарили его фигуру взглядом, затем в глазах появился проблеск разума, и паренек испуганно припустил сквозь толпу.

Лаер все еще не веря, устало усмехнулся. Перехватил за локоть немолодого, щуплого мужчину, куда-то спешащего с крытой, громыхающей по мощенному булыжнику тележкой.

— Где тут ближайшая таверна?

— В квартале отсюда, — буркнул мужчина, махнув рукой позади себя, вырывая свой локоть и даже не глядя на потревожившего его человека.

"Чтоб тебе споткнутся" — мстительно пожелал Лаер, выпрямляя воротник, и почти в тот же момент услышал досадный вопль и звук бьющейся посуды, усладившие его душу.

Таверну "Три бычка" он нашел быстро. Сложнее было найти свободное место. Однако понятливый хозяин, завидев Лаера и его предупреждающий жест, ограничился почтительным кивком головы, вынув из-под стойки ключ, показал Хранителю. Что-то прошептав служанке, вложив ей в ладонь ключ и подтолкнул розовощекую девушку в накрахмаленном переднике к нему.

Лаер огляделся, ожидая пока служанка проберется к нему сквозь плотно заставленные и заселенные столы. В принципе, сносно. Даже уютно. Высокие потолки, чистые дощатые полы, тепло трех каминов в разных углах большого гомонящего зала. Служанка наконец добралась до Хранителя, белозубо улыбнулась и направилась ко входу со скучающем на стуле подле двери вышибалой. Отодвинула ширму, рядом с дверью, явив взору широкую лестницу, уходящую наверх.

— Ваша зала — третья дверь слева. Комнату приготовить господин? — протянула она ему ключ.

— Нет. Я не останусь. Меня будут спрашивать, объяснишь где я. Принеси выпивки и что-нибудь закусить. Поприличнее. Деньгами не обижу.

Девчонка понятливо кивнула и скрылась.

Зала была небольшой, с круглым столом и мягкими креслами. По стенам вкусно коптили магические светильнички. Хозяин таверны в дружбе с магом. Что ж, это слегка настораживает — как бы кто не узнал гостя Лаера. Хранитель вытащил из-под куртки ножны и вынув мечи, упал в кресло, положил их к себе на колени, и уронив голову на скрещенные на столе руки, стал ждать. Аромат снеди, принесенной служанкой заполонил комнату и дурманил голову. Где же он ходит, Феса его подери?..

Лаер почти покорился сну, когда дверь неслышно открылась, и в комнату бесшумно проник молодой мужчина. Со сверкающими темно-карими, почти черными глазами, чуть влажными черными волосами, перехваченными в хулиганский хвост, свисающий ниже лопаток, облаченный в дорогой кожаный плащ с каплями ночного дождя начинавшегося на улице. Из правого рукава незнакомца медленно вытянулся стилет. Краткий замах, и безошибочно точный удар, целящийся прямо в шейные позвонки.

Лаер резко откинулся на спинку кресла, давая лезвию трехгранного стилета глубоко, едва ли не по самую рукоять войти в дубовый стол, ударяя кулаком по локтевому сгибу и локтем целя в беззащитную гортань черноволосого. Противник злобно зашипел и увернулся, вытянув из-за пояса добротный обоюдоострый кинжал. Лаер хмыкнул и поднялся с кресла, демонстративно провернув в ладонях мечи.

— Ну, мира и света, аферюга! — широко улыбнувшись, радостно произнес незнакомец, убирая кинжал обратно за пояс

— Мира и света бандюга! — рассмеялся Лаер, доставая из-под кресла оброненные ножны. — Как твои темные делишки?

— Процветают! — ухмыльнулся мужчина, садясь напротив Хранителя.

— Да неужели? — не поверил Лаер, откупоривая кувшин с перцовкой. — И что же тогда ты делаешь в этом богом забытом городе?

— Алдора поминаешь? Не к добру, — мужчина опять вытянув кинжал принялся за разделку жаренного поросенка.

— Времена такие, — пожал плечами Лаер, разливая напиток по кружкам. — Так что?

— Слыхал про Теросконский банк?

Знаменитый обанкротившийся банк. Поначалу занимавшийся продажей на портах материалов, а затем и протянувший руку к предметам роскоши. Дела банка шли невероятно успешно, и тогда прогремела новость о продаже дефицитного меха вывозимого с севера Везильвии. Разумеется, люди тут же понесли большие вклады проверенному банку. Очень большие. Чего греха таить, и Лаер соблазнился мыслью вложить деньги, чтобы потом забрать сумму едва ли не в семь раз превышающую первоначальную. Благо замотался с делами и совершенно забыл. Потому что корабль, доставляющий меха и мебель неожиданно потонул, а банк канул за врата Фесы с громадными деньгами. Кое-кто даже поговаривал, что корабль и вовсе ничего не закупал.

— И ты еще меня называешь аферистом. Я знал, что там темная история, но чтобы настолько…

— Ну а что делать? Я не привык себе ни в чем отказывать, а чтобы жить на широкую ногу нужно иметь хороший капитал. — Мужчина откинулся на спинку стула, блаженно зажмурившись. — Люди поставили добрые деньги в надежде через полгода получить приличную отдачу… Алчность, друг мой, слепит глаза, и одурманивает разум почище всяких магических штучек.

— За встречу, Ирте, — Лаер протянул мужчине кружку.

— За встречу, господин Хранитель, — улыбнулся Рийский.

Мужчины немного помолчали, полностью отдавшись процессу поглощения еды.

— Твою систему оповещения легко отследить, — глотнув перцовки, заметил Лаер.

— Учтем, — серьезно кивнул Ирте, накладывая в свою тарелку тушеных овощей и печеную куропатку с картофелем. — Честно говоря, я тебя заметил сразу. Ты ввалился в город как всегда с шиком — все платят за вход, а тебе приплатили за то, что ты вошел. Меня поистине заинтересовало то чудесное создание, что оказалось способно ввести тебя в ступор. Презабавное зрелище, когда у тебя вытягивается лицо от злости, на моей памяти такое случалось всего раз…

Лаер досадно поморщился, и кинул уничижительный взгляд на Ирте. Беззлобно засмеявшегося.

— Так кто же она? Эта девушка покорила мое сердце, заняла все мои мысли и украла мою душу. Это насколько нужно быть храброй…

— Или глупой, — хмуро прервал его Лаер. — Талант. Это Талант, Ирте.

Рийский посерел, поперхнулся и мучительно закашлялся.

— И ты ведешь ее к своим… к этим… Фесовым псам? — Ирте с осуждением поглядел на Хранителя.

— Есть у меня пара мыслишек…

За столом снова повисла тишина. Крайне задумчивый Ирте, молча поглощал картофель. Хранитель устало откинулся на спинку кресла, барабаня пальцами по подлокотникам.

— Слушай, Райное, она действительно Талант? — исподлобья посмотрел на Лаера Ирте.

— Да. Возможно сильнейший из всех. На ней моя печать, иначе давно бы померла.

— Такая сила в такой невзрачной упаковке — Ирте печально покачал головой.

— Упаковка там что надо, — ухмыльнулся Лаер, вспоминая соблазнительные изгибы и идеальные округлости тела. — Организуй мне громогласный отпуск в этом гадюшнике, а я незаметно покину город и подберусь к Хранителям с тыла.

— Прости, друг мой, сейчас я как никогда ограничен в средствах и связях — все пущено в оборот. — С сожалением пожал плечами Ирте.

— Кого опять обманываешь?

— На этот раз никого.

Рийский сделал самый невинный вид. Три к одному — не вытерпит. Лаер давяще ухмыляясь, глядел на жующего в глубокой задумчивости и глядящего в окно Ирте.

Лаер не мог назвать его своим другом. Он вообще не призвал это слово. И не выносил морализированных разговоров о семье, любви и дружбе. Не в силу ярого несогласия, а в результате быстро накатывающей скуки. Его всегда угнетали непостижимая сложность и излишнее многообразие гаммы человеческих взаимоотношений.

Свою странную связь с Рийским он мог объяснить только схожестью по духу, мышлению и интересам. Для него это было ценным показателем. Как и странное сочетание в Рийском составляющих близких к гениальности и безумию. Впрочем, гениальность и безумие — две стороны монеты номинальной единицей в талант.

— Эх, Райное, катись ты Фесе под хвост! Скажу! Не могу удержаться! Кружечку налей, — придвинул посудину Ирте. — Вообщем так, на юге Мийских земель, близ пустыни имеются неисчисляемые залежи алмазных рудников! Понимаешь?! Это же золотая жила! И золото там тоже кстати есть. А самое главное — Храм не подберется. Там же разобщение и по вере и по…

— Подожди. Это Объединенные Долины?

— Они самые! — торжествующе покивал головой Ирте.

— Ты идиот! — расхохотался Лаер.

Ирте недоуменно посмотрел на него:

— Ну, ты, порождение тьмы, тишины и одиночества, давай рассказывай, что тебя так развеселило.

— Долины. Нестабильная политическая обстановка — тебе это ни о чем не говорит? Да у них оппозиций больше чем самих жителей. Каждый день правительство сменяется. Ты вбухаешь деньги в рудники которые по закону принадлежат их хлипкому государству, а через день на престоле воцарится толпа дикарей которая пошлет тебя с твоими правами знаешь куда?

— Считаешь себя самым умным? Я же говорю тебе, не только деньги использую, но и связи. Чуешь разницу?

— Не особо. — Лаер старался не подать виду, как его все это заинтересовало.

— Я строю одну мощную оппозицию. Которая захватит престол и будет покорно слушать своего бескорыстного руководителя… — мечтательно возвел глаза в потолок Ирте.

— Да. Как только они с деревьев слезут, осознают, что все-таки люди, а не глухие дикари, то у тебя обязательно что-нибудь получится, — с гадостной улыбочкой, фальшиво-одобряюще заверил Лаер.

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты воплощение Фесы на земле… Причем на редкость удачное. — Недовольно посмотрел на него Ирте. Его взгляд скользнул по ножнам лежащим на краю стола. — Ну-ка, покажи свои ножики…

Лаер протянул мечи. Ирте долго и придирчиво созерцал их. Поскреб ногтем бирюзу, провел пальцем по насечке у гарды — следствии поединка с булатной сабелью. Морщил лоб, оглаживая сталь, взвешивал мечи на руках, делал пробные замахи, что-то шептал, прикидывал, и наконец выдал:

— Восемьдесят золотых!

Цена была честной. Но Лаер не продавал свои вещи. Он ухмыльнулся и покачал головой.

— За каждый, — вкрадчиво уточнил Рийский.

— Даже за рукоятку не возьму.

— Сто.

— Не-е-ет.

— Сволочь жадная.

— Аналогично.

Лаер видел, что заставил глубоко задуматься Ирте по поводу рудников. Теперь он будет мучатся этой идеей не меньше года.

— А ты еще и бесполезен, — широко зевнув укорил Лаер. — Я на тебя возлагал большие надежды. Теперь надо придумывать что-то другое.

— Ты бы со своими придумками аккуратнее был. На востоке Везильвии зреет новое движение при финансовой и разумеется негласной поддержке Храма, с громким лозунгом "Магия засоряет наши сердца!" или что-то вроде этого…

Это интересно. Открывает новые, можно даже сказать бескрайние возможности. Вследствие своей недалекости в плане развития, недовольные магией и ее носителями, имелись всегда. Чаще всего они являлись ярыми поклонниками Алдора и еженедельных публичных промывок мозгов Храмом на хитро завуалированную тему "магия-зло".

— Я прямо-таки вижу как у тебя в голове крутятся мерзкие, богопротивные мыслишки. — Откупоривая второй кувшин проговорил Ирте.

— Ты, наверное, в зеркало смотришь, а не на меня. — Лаер безуспешно подергал за рукоять стилета, — как ты его туда вогнал?

— Со страстью, друг мой.

— Не пугай меня.

— Ну, за любовь. — Ирте высоко поднял кружку.

Лаер отсалютовал ему рукой поглощенный мыслями о непаханом поле работ. Расшатывая стилет и расширяя щель в столешнице, раздумывал о том как грамотно связать две проблемы, а потом одним ударом разрубить этот узел. Пока ничего не приходило в голову — мысли начинали путаться. Лаер залпом опорожнил кружку, послал служанку пришедшею забрать грязную посуду за еще двумя кувшинами и пристально посмотрел на Ирте, недвижно застывшего у распахнутого окна.

— Выкладывай, — кивнул тот.

— Хочу повторить твой подвиг. Но избежать твоих ошибок.

— Я ожидал, что ты придешь к этой мысли. — Повернувшись, улыбнулся Ирте. — Подозреваю, что подобно мне, ты не будешь брать наскоком, раскрывая свои карты в даже не начавшейся игре. — В голосе Ирте проскользнула нотка сожаления. — И ты тащишь за собой Талант отнюдь не для услады своих… дружков.

— Мои "дружки" совсем забыли о своих обязанностях, и купаются в почестях, рукоплесканиях, и лицемерной любви, — скучающе обронил Лаер. — Этот балласт тянет меня вниз. Их лень и избалованность…

Лаер ожесточенно помотал головой. Распили третий кувшин рассуждая о незначительных вещах и обмениваясь идеями. Ирте не пьянел, разве что веки полуприкрыли черный блеск глаз. Лаер чувствовал тяжесть тела, но чистоту разума.

— Хочешь, одну вещь покажу? — хитро улыбнулся Ирте и достал из-за пазухи берестяной цилиндр в пол-ладони.

— Искрица? — брови Хранителя изумленно взлетели вверх при виде щедрой щепотки белого порошка на своей ладони.

— Ну да, — широко улыбаясь, признал Ирте, пряча коробочку. — Ты не думай чего, я с собой дрянь какую не таскаю. Это чистейшая вытяжка.

— Как же низко ты пал… — ухмыляясь, покачал головой Лаер. — Как ее… употреблять?

— Зато стабильный и хороший доход, — пожал плечами Ирте, высыпая щепоть себе на ладонь. — Резко и глубоко вдохни, и постарайся ни кашлять.

Лаер внимательно поглядел, как Ирте вдыхает через рот и коснулся языком порошка. Вдохнул, до слез на глазах сдерживая мучительно душивший его кашель. Странный металлически-солоноватый привкус. И замер прислушиваясь к себе. Не заметив особых перемен, уничижительно посмотрел на Ирте и потянулся к кружке.

— Ты бы не смешивал… — отставил его кружку Ирте. — Ну, как ощущения?

— Никак, отдай мою посудину.

— В смысле "никак"? — озадачился Ирте, позволяя выхватить кружку.

— У этого слова так много смыслов? — Вопросительно поднял бровь Лаер, закусывая пожар от перцовки соленым груздем. — Левый товар у тебя, господин Рийский. И еще смеешь потчевать им самого Иксилонского Хранителя.

Ирте испытывающее прищурился, глядя на довольного Лаера.

— Не холодит, не колет, мысли не путает?

Лаер покачал головой с удовлетворением глядя на вконец озадаченного Рийского.

— Ты какой-то неправильный, Райное… — рассеянно заключил Ирте.

Время перевалило далеко за полночь. Лаер, в одиночку допивший последний кувшин — Рийский отказался, мотивировав тем что искрица его сума сведет, с удивлением оглядел почти пустой стол. Отстегнул кошель, положил на край стола золотую и две серебряные монеты и с трудом поднялся с кресла. Мир странно покачнулся, и подло поплыл куда-то в сторону.

— "Никак" говоришь? — хмуро поинтересовался Ирте едва успев подхватить оседающего Лаера.

— Я абсолютно трезв! — Лаер резко выпрямился, резанув по скуле Ирте рукоятью меча, крест накрест расположенных за спиной.

Ирте беззлобно рассмеялся и приобняв Хранителя за плечи (скорее для того чтобы укрепить и свое не совсем устойчивое вертикальное положение), неспешно двинулся к двери. Лаер и Ирте оценившие преимущества взаимо-опорного преодоления расстояния (проще говоря вцепившись друг в друга, дабы впотьмах не растянуться на лестнице), незаметно покинули корчму.

Побрел Избавитель дальше. Но стужа одолела его. Пал он на колени, да и стал дожидаться смерти. Но рядом проползала змея, сжалилась она да и ляг на груди согрела измученное сердце, отдавшись на волю студеному ветру. Благодарный Алдор обернул змею девушкой, прозвав ее Иксилоной, и повелел вести людей на запад. Повиновалась Иксилона.

Холодный отрезвляющий уличный воздух впился сотнями тысяч тонких иголочек в тело, как только Хранитель шагнул за порог. Лаер глубоко вдохнул, сосредотачиваясь на своем медальоне Алдора отданного Смотрителю, и почти сразу перед его глазами возникло небольшое двухэтажное строение, с вывеской на которой была изображена дородная дама с подносом кабаньей головы.

Ирте кивнул на описание, и уверенно повернул в сторону. Лаер понимал, что Ирте ведет коротким путем срезав через не самый благополучный район. У которого была собственная охрана. Ирте кинул монету разукрашенному сигнами огромному детине с внушительных размеров шипастой дубинкой наперевес.

— За него тоже, — пропитым хрипом оповестил Ирте детина, загораживая дубинкой проход.

— Вот с него и возьми, — блеснув глазами, посоветовал Анир.

Детина взглянул на Хранителя, спокойно встретившего его взгляд. И отчего-то передумал.

Ирте усмехнулся и скользнул сквозь полуразрушенную каменную арку отделяющую купеческий квартал от бедняцкого района. Лаер пригвоздив угрожающей улыбкой к месту охранника, стараясь не сильно шататься прошел следом.

Здесь жизнь кишела так же как днем. Заливисто смеялись шлюхи, негромко переругивались бандиты, сновали ворюги, и лица без определенного штампа.

Ирте, накинув капюшон и ежась от всепроникающего холода, мрачно посоветовал последовать его примеру и Лаеру. Но Хранитель, печатающий шаг, сверкающий в неверном свете через раз скупо коптящих магических ламп рукоятями дорогих мечей, лишь улыбнулся.

На путников почти не обращали внимания, и Лаеру уже становилось скучно. Ирте что-то уронил и крепко выразившись, попытался протиснуть пальцы за потерей в ржавую решетку водостока. Лаер с тоской огляделся, и внезапно для себя нашел противника.

Ирте очень вовремя ударил по сгибам локтей Хранителя смазывая идеально выведенное, уже потрескивающие силой в воздухе заклятие разрушения.

— Ты что творишь?! — окинув безумным взором пустынную улицу, с ужасом прошептал Ирте.

— Разрушающий магический импульс Лопласса, с использованием внешней магии, — поучительно ответил Лаер, заново вычерчивая формулу.

— Зачем?! — взвился Ирте, ставя мощный магический заслон перед Хранителем.

— На нас эта халупа двигается, — посмотрев на Ирте как на законченного идиота, по слогам объяснил Лаер, кивнув в сторону полуразвалившейся купеческой лавки, с черными провалами сломанных окон.

— Эка тебя вставило… — потрясенно проговорил Ирте. — Говорил тебе не смешивать…

Лаер раздраженно отмахнулся и от слов и от заслона, мстительно поглядев на неизбежно приближающийся дом. Ирте спешно утащил упирающегося Хранителя подальше от этой улицы и дома, свернув в первый же попавшийся проулок.

Лаеру надоело упираться, и он вывернувшись из хватки Рийского с самым высокомерным видом зашагал чуть впереди и высказал Ирте пространственную и в большинстве своем нецензурную речь, суть которой сводилась к простой истине: он очень утомил Лаера.

Ирте изумленно качал головой, укоряя себя за неосторожность и раздумывая что еще может выкинуть одурманенный Хранитель, и каковы будут масштабы катастрофы.

Лаер тем временем, чувствовавший невероятный подъем сил и прилив энергии, уверенно шел вперед.

— Кажется, за нами хвост. — Едва слышно прошептал Ирте, нагнав Хранителя.

Если бы Лаер не был одурманен плодотворным сотрудничеством перцовки и искрицы, он бы аккуратно выяснил, кто и где за ним следит, а не повернулся с громким "Выходи! Убью!".

С другой стороны грязная старушка, незаметно семенившая в тени разваленных домов так бы и не решилась обратиться к Хранителю, пав в дорожную пыль, с отчаянным воплем "Не убивайте, господин!".

— Встань, дура старая! — сквозь зубы прошипел Лаер, в тревоге оглядываясь.

— Чего желаешь ты, добрая женщина? — ласково обратился к ней Ирте, впрочем не помогая ей подняться.

— Это же господин Хранитель, да? — с благоговением глядя на скептично вздернувшего бровь Лаера вопросила старушка, прижимая ладони к сердцу.

— Нет, добрая женщина, сей господин есть прославленный маг-духолов из Везильвии, — верно расценил предупреждающий взгляд Лаера Ирте.

— О! — глаза старушки так же округлились как и рот.

Лаер махнул рукой, понимая что за этим последует и повернувшись пошел прочь.

— Господин! Господин, последняя надежда на вас! Я живу в предместье, вы не смотрите что так одета, хозяйство у меня доброе, большое. Да вот напасть случилося — скотинка гибнет. Горло подрано и у уточек и у коров. Я и замки на хлев ставила, и щели конопатила, а спасу никакого нет! Почитай каждую ночь, вот уже неделю, то коровка, то уточка душу Алдору отдаст!

Лаер оценил рассказ очень емким и нецензурным словом, что часто повторял сапожник дядя Йося, разбогатевший на ремонтных услугах в Видэлле.

— Господин маг говорит, что он поражен сей дерзость твари ночной! — поспешно перевел вклинившийся между ними Ирте.

— Так что за напасть-то это? — вопросила старушка, не разобравшая ответа Хранителя, но почтительно посмотрев на него через Ирте.

— Чупакабра! — зло ответил Лаер.

— В народе поморником именуется, — снова перевел Ирте старушке, посчитавшей, что Хранитель отвечает на везильвийском, и внимательно слушая переводчика. Тот факт, что Лаер обходился без перевода, чтобы понять и обращение и вопросы для нее оказался не принципиален.

— Какая разница? — удивленно посмотрел на Ирте Лаер. И довершил вопрос еще одним крепким словцом.

— Разница не принципиальна, господин, — развеселился Рийский, все больше входя в свою роль, — но ведь добрая женщина поняла, что за Фесово творение ей спасу не дает, да?

Старушка заверила его что понимает.

— А к дозорному магу вашего города вы обращались? — мягко поинтересовался у нее Ирте.

— Да вот от него иду! Весь день простояла в очереди, а своей так и не дождалась — грустно шмыгнула носом старушка.

— В очереди? — изумленно повторил Ирте. — Обычно у дозорных магов за день бывает до двух-трех просителей с магическими проблемами…

— Вспышка магии… Этот… — догадавшийся Лаер злорадно пояснил причину такого наплыва просителей, метко обозначив дозорного мага названием, которое помянутый дядя Йося, использовал для своих не шибко ловких подмастерьев.

— Ваш городской дозорный маг, степень ответственности которого оставляет желать лучшего упустил из виду всплеск магической активности, — тщательно подбирая слова, перевел Ирте.

— Его нужно… — решительно заключил Лаер, закончив предложение словом с пошлым подтекстом, чаще означавшим насильственное, противоправное действие по отношению к другому лицу,

— Господин будет вынужден сообщить о безответсвенности вашего мага вышестоящему начальству. — Ухмыльнувшись перевел Ирте.

— Так сообщали уже! — грустно пожала плечами старушка. — В Видэллу, к господинам Хранителям магии послали прошение о дополнительных магах, так как нашенский не справляется, а ответа до сих пор не получили… Возможно господины Хранители магии просто не прониклись нашей проблемой…

— Эти… — дальнейшие слова зло нахмурившегося Лаера не поддавались цензуре вообще.

Ирте соображал, как бы донести до старушки мысль, что Лаер, очень, ну просто очень осуждает чрезвычайно халатное отношение к своим прямым обязанностям этих… как бы это попроще… лиц, которых Лаер подозревает в не совсем стандартной ориентации.

— Их поведение не соответствует ожиданиям моего господина, ведь в данном случае они не правы. — Вывернулся Ирте.

Старушка умоляюще посмотрела на Лаера. Хранитель, понимая, что сейчас все равно не уснет, утвердительно кивнул. Ирте недоверчиво посмотрел на него, но промолчал. Старушка радостно подпрыгнув, быстро повела их к северным воротам.

На посту, подперев свои доспехи алебардами, мирно дремали давешние стражники.

Лаер рыкнул то, что чаще выкрикивал дядя Йося, швыряя своему подмастерью в лицо не недоделанную, или плохо сделанную работу.

Ирте придержал готовое сорваться с языка: "Господин интересуется, а не сошли ли вы сума?".

Первый стражник, тот самый, что грыз яблоко, упал от неожиданности, задев железной рукавицей рычаг. Северные ворота, благодаря соседству с Главным трактом и его ежедневным гостям открывались очень легко. Даже слишком.

Второй стражник попытался придать рычагу нужное положение, но коварный механизм уже вошел в раж, и прекратить его действие являлось невозможным. Натужно скрипнула и раскрылась створчатая решетка, и с громким и неумолимым стуком пал деревянный мост через ров, окаймляющий столицу.

— А ты не еб… — первый стражник, открыв захлопнувшееся забрало, злобно посмотрел на Хранителя.

Выжидательно застывшего.

— Эй, Яка! Чего случилося? Ты чего вход расхлябенил? — высыпали из сторожевой башни заспанные стражники.

Яка, смертельно побледневший, бегал по сторонам глазами, со скрипом терзая рукавицы.

— Все в порядке, господа, — обернувшись к растерянным стражникам Ирте, — господину магу срочно понадобилось выйти из города.

Стража неохотно всасывалась назад в башню, старушка давно перешла мост, а Ирте уговаривал Лаера оставить почти бессознательного от страха стражника в живых. Лаер презрительно сплюнул последнему под ноги и неспешно пересек мост.

Предместья давно спали. Дом старушки оказался ближе всех к воротам. Хотя ее амбар выглядел гораздо больше дома. Пока старушка возилась с большим амбарным замком собираясь явить взору господина "мага-духолова" место преступлений, начал накрапывать ледяной дождь. Внутри мычали разбуженные коровки в количестве шести штук за импровизированным из гнилых досок загоном, сонно кудахтали два-три десятка куриц и гусей, и лишь с пяток баранов в отгороженном углу амбара остались безучастны к ночному вторжению.

Старушка продемонстрировала большое, плохо замытое, но хорошо присыпленное соломой кровяное пятно практически в центре амбара.

— Вот! Вот здеся я Милку и нашла! — обличающее тыча пальцем в место преступления сказала старушка.

Лаер, уже направившийся к большому стогу свежескошенного сена, лишь мазнув взглядом по пятну с глубокими характерными следами когтей в полу снова сказал о чупакабре.

— Оставь нас, добрая женщина, да запри дверь снаружи, сегодня мы храним покой твоих питомцев!

Старушка благоговейно внимала каждому слову Ирте, покивала и тихо удалилась, заперев дверь.

Лаер не обращая внимания на Ирте, не снимая ножен и сапог рухнул в стог глубоко вдыхая слегка запыленный запах травы.

И долго не хотел просыпаться от настойчивых тычков Ирте, неведомо когда успевшего прикорнуть рядом.

— Ну что… Да что? — голос спросонья хриплый, Лаер неохотно открыл глаза.

Лицо, ладони и оголившаяся поясница дико зудели от колющей соломы. Снаружи тарабанил успокаивающий дождь, смешавший свою уличную свежесть со спертым, тошнотворным запахом коровника.

В амбаре было темно, угадывались лишь силуэты. Хотелось спать, ругаться и по достоинству наказать нарушителя спокойствия.

— Ну чего тебе, убогий?

— Там в углу что-то есть.

— Чупакабра.

— Крупновата она для чупакабры…

Его интонация заставила Лаера сбросить оковы сна и приподняться на локтях, изо всех сил вглядываться во вздрагивающую фигуру в противоположном конце помещения, возле ворот. Странно сгорбленная, примерно ему по пояс, с грузным хвостатым двуногим телом, и маленькими тощими сложенными ручками. Существо непрестанно тряслось и вертело головой, овальной формы. Когда оно в очередной раз мотнуло головой и блик света из дощатой стены скользнул по морде, глазки-бусинки блеснули алым. Нет, чупакабра напоминала бритую лисицу, и не имела ничего общего с этим существом, разве что нападение на домашний скот.

— Что за тварь? — нахмурился Лаер, безотчетно пытаясь нащупать клинки.

Шелест сена привлек тварь. Она повернула голову к путникам и оскалила пасть. Луч тусклого света с улицы вполне отчетливо осветил два ряда ощеренных клыков.

— Ну вот… Она обиделась. И сейчас идет мстить. — Ирте обеспокоенно хлопал себя по карманам и бокам в поисках кинжала.

— Сейчас мы ей отомстим за прерванный покой, — произнес Лаер, сунув в руку Ирте нож который достал из-за голенища сапога, выбираясь из стога.

Тварь двигалась рывками. Грузное тело с едва не волочащимся по земле животом и короткими, но мощными широкими лапами с перепонками между шестью пальцев, позволяли делать прыжки. Внушительные. Три лошадиных скачка расстояния, это существо преодолело за четыре прыжка. И предстало перед Лаером замершим в боевой стойке во всей красе.

Впрочем красой тут и не пахло. Морда была чуть вытянутая клином кпереди, с безгубой зубастой пастью. С двумя узкими полосками ноздрей над ртом и маленькими злобными круглыми глазками. Тело, как и морда кожистое, неясного темно-бурого, или темно-фиолетового цвета, безволосое, непропорциональное. Короткопалые костлявые ручки сложены крестом на выпирающем животе. Сзади нервно бил по загаженному полу короткий в локоть длиной, зубчатый хвост. Тварь, издав противный стрекот — скрежет, странно повела головой слева вверх, чуть присела и накренилась вперед, приготовившись в прыжке преодолеть три шага расстояния до неподвижного Хранителя. Совершенно не замечая бесшумно двигающегося к ней сзади Ирте, крепко сжимавшего в руке нож Лаера.

Гром разразил небеса, и шум дождя ожесточенно бьющего по земле усилился. Коровы беспокойно перебирали копытами в стойле, но подать голос не решались. Куры, не следуя их примеру наоборот раздраженно заквохали, и стали выбираться из своего угла. Частые блики молний пронзающих хмурые тучи, бросали грозные отсветы сквозь множественные щели амбара. Лаер ощутил, как участилось сердцебиение при виде незнакомой угрозы. Он сложил руки ковшом, концентрируя импульс, вытягивая магию из воздуха и напев замораживающее заклинание, кинул шаровидный импульс в тварь. И не поверил когда мощное заклинание со звуком бьющейся посуды стукнулась о морду твари и разлетелось на мириады голубовато сверкающих звездочек.

— Не может быть! — потрясенно выдохнул Ирте.

Лаер, стряхнувший неприятное удивление, спешно вытягивал клинки из ножен, шепнув одними губами "Сейчас!" когда тварь сорвалась в полет. Ирте используя вес тела, что есть силы, по самую рукоятку вогнал рыкнувшей зверюге нож туда, где предполагалось наличие шеи, и охнув инстинктивно вцепился в рукоять, утаскиваемый проклятой тварью.

Но рыкнула тварь не от боли, скорее от того что ее план так бесцеремонно испоганили, заставив рухнуть на середине прыжка. На нож она внимания не обратила, как и на два веских металлических аргумента торчавших из груди, аккурат над скрещенными руками. На мгновение все замерли. Ирте распластавшись на полу, от шока все еще не отпуская нож, прочно засевшей в шкуре твари, которая, в свою очередь застыла в недоумении, озадаченно глядя на ошарашенного Лаера так и замершего в позе броска: пригнувшись, двинувшись всем телом вперед, с нелепо вытянутыми вперед руками.

Которые тварь тут же, в знак глубокой досады таким недружелюбным приемом попыталась оттяпать. Лаер, совершенно позабыв о боевых перекатах, скользящих уходах в сторону, по простому отскочил назад, ощутив спиной стойкое сопротивление его отступлению равнодушной дощатой стены.

Ирте играя роль якоря запорол очередной эффектный прыжок существа, за что получил мощный удар хвостом по плечу. Эта тварь выбила ему левый плечевой сустав. Ирте взвыл и завертелся ужом на полу. Тварь изрядно озадаченная такой реакцией, на мгновение потеряла интерес к атакам, приоткрыв пасть, глядя на перекатывающегося и рычащего от боли мужчину. Затем решив что это более легкая добыча, повернулась к нему всем корпусом и склонилась, открыв пасть. Лаер лихорадочно посылал заклятия и проклятия, не причинявшие твари ровно никакого вреда.

Ирте обреченно глядел как к его голове приближается широкий рот, снабженный по кругу двумя рядами лезвиеподобных зубов. Тварь в предвкушении зажмурила глаза, а в горле звучал клекот ожидаемого удовольствия, тут же переросшего в самый отвратительный вопль который только доводилось слышать Лаеру в своей жизни.

Тварь подло обесчестили, прервав желанную трапезу. Она устояла на месте, от неожиданности захлопнув пасть перед самым носом парализованного ужасом Ирте. Такого оскорбления существо снести не могло.

А именно: Лаер, впервые в жизни разочаровавшись в магии, что есть силы отвесил пинка наглой твари под хвост. Противно чпокнуло, и под грохот грома, тут же сверкнувшей молнии, и истошного скрежетчащего визга, Лаер с трудом и отвращением извлек засевший сапог из-под хвоста. Тварь возмущенно выпрямилась и оскорблено завизжала, больше не рассчитывая траекторию, прыгнула на Лаера. Который тут же рухнул на пол, позволив твари впечататься в стену за его спиной, и откатился в сторону освободив ей место для падения.

— Вставай! Вставай сейчас же! — бешено заорал Лаер, подхватывая Ирте подмышки и волоча его тело подальше от оскорбленной твари, очумело трясущей головой и безуспешно пытающейся встать.

Грузное тело существа мотало из стороны в сторону, перевешивая с одного бока на другой. Лаер не осознавал, что причиняет Ирте нечеловеческую боль, не просто касаясь, а впиваясь в выбитое плечо. Но нецензурная брань Ирте никак не могла донести весь смысл неправоты судьбы в целом, и ее отношении к нему частности, до судорожно соображающего Лаера.

Коровы реагируя на переполох в своем обиталище подняли возмущенный рев, им вторили курицы, и сумасшедшее завывавший ветер безжалостно и хаотично хлещущий ледяными струями по стенам и крыше амбара. Лаер споткнулся о неровный пол и рухнул, наконец выпустив Ирте из рук. Тот вознося благодарственную молитву Алдору поспешно откатился от Хранителя подальше, дабы он не вздумал продолжать спасать его жизнь. Тварь к этому моменту уже очухалась, и теперь будто пьяная, раскачиваясь из стороны в сторону меленькими шажками приближалась поочередно то к Лаеру, то к Ирте.

— Что будем делать? — срывающимся полушепотом поинтересовался Ирте, безуспешно пытающийся вытянуть собственную магию существа.

— Снимать порты и бегать, — разозлено ответствовал Лаер, с тревогой наблюдая, как походка твари становится четче, определеннее.

Она уже не трясла головой, но с трудом переводила осознанный взгляд с одной жертвы на другую.

— От нее надо избавится…

— Да ладно?! Она же такая очаровашка! — Лаер злобно посмотрел на Ирте.

"Очаровашка" почесала скрюченными когтистыми лапками два клинка Лаера до середины лезвий засевших в груди. Ирте начал подниматься, за что тут же был вознагражден единоличным и безраздельным вниманием твари.

— Боже мой… У нее же раны кровью даже не сочатся. Да они вообще ничем не сочатся…И магии у нее нет, и чужая на нее не действует… — Ирте держась за плечо, пытался предугадать, как и в каком направлении сиганет проклятая зверюга, уже изготовившаяся к прыжку. — Ты кто, мать твою?!

Тварь злобно хрюкнула в ответ.

— Зато у нее есть ноздри! — Лаер с торжеством победителя поглядел на тварь, не обращающую на него никакого внимания.

Животина решила, что пора переходить к активным действиям и с места прыгнула на Ирте, широко раззявив зубастую пасть и издав гортанный рык.

— Как ты можешь отвлекаться на такие прозаические мелочи в момент когда нас вот-вот сожрут?! — с осуждением выкрикнул Ирте, резко уходя вправо.

Тварь приземлилась ровнехонько на то место где мгновение назад обитал Рийский, и досадливо щелкнула клыками в направлении улепетывающего Ирте.

— Ноздри, болван! Эта тварюга дышит! Значит ее можно задушить! — Лаер с загоревшимся интересом посмотрел на резво прыгающую за Ирте тварь.

Рийский старательно петлял, обегал вокруг стога, стойла и бочек, но тварь, вошедшая во вкус, преодолевала все препятствия одним мощным прыжком.

— А вдруг они ей для красоты? Такой образине бы не помешало иметь хоть что-нибудь для красоты… — Ирте с опаской оглядывался через плечо, вскочил на дверцу стойла и ухватился за горизонтальную бревенчатую перекладину крыши. Коровы завидев тварь заверещали так, что заглушили все ругательства Рийского, который с трудом, вися на одной руке, пытался забросить ноги на перекладину и подтянуться. Тварюга остановилась подле стойла, зачарованно глядя на болтающиеся конечности Ирте.

— Так что? Как будем ее душить? — Лаер лихорадочно скользил взглядом по помещению, пока не наткнулся на небольшой моток пеньковой веревки висящей на крюке на ближней вертикальной балке.

— Спой ей колыбельную, будем ждать когда она заснет! — Зло бросил Ирте, поджимая ноги, когда тварь взвившись в вертикальном прыжке в опасной близости щелкнула клыками от его филейной части.

Лаер медленно встал, опасаясь что тварь среагирует на резкое движение и окончательно утвердится в симпатиях в пользу Хранителя, к его большому сожалению. Сняв веревку он быстро затянул скользящий узел, и перебросил петлю через крышевую балку, привязав противоположный конец к крюку. Тварь, словно почувствовав неладное стала медленно поворачивать морду к нему.

— Отвлеки ее! — прошипел Лаер, прячась за балку.

— И как ты себе это представляеееее!..

Окончить Ирте не смог. Соскользнул. Ноги не успели взять тонкую опору, и он оседлал перегородку стойла. С размаху.

Мир поплыл. Разорвался. Погас. И вспыхнул. Ноги отнялись, дыхание перехватило, а в голове вертелось лишь одно слово — матерное. Ирте просто рухнул в стойло к коровкам, так и оставшись лежать в позе наездника.

Тварь изрядно озадаченная скрюченным и шипящим мужчиной по ту сторону изгороди, изготовилась к прыжку.

Лаер растянул петлю. Дождался, пока тварюга перемахнет через забор и медленно, смакуя момент, приблизится к Ирте. Наклонится, ощерившись и торжествующе пыхнет на бледного от тошнотворной боли мужчину.

— Да чтоб тебе подавиться, образина!.. — с трудом просипел он.

Тварь удовлетворенно уркнула на это пожелание и наклонилась ближе.

Лаер, дойдя до стойла, набросил петлю твари на голову, тряхнул концом пустив по веревке волну и заставив спасть с морды дальше, где по предположению должна была находиться шея. Тварь, удивленно рыкнув, отпрянула, засучив когтистыми лапками по морде. Лаер уперевшись ногой в калитку стойла, резко дернул веревку на себя. Тварь, удивленно хрипнув, свалилась на пол. Ирте мстительно пнул ее в морду, и тут же скривился от боли.

Лаер, пользуясь тем, что пока тварь удивлена на столько, что не предпринимает попыток насытиться, перекинул свободный конец веревки через крышевую балку. Тварюга стала подниматься, Хранитель присел и резко взвился в прыжке вверх, хватаясь руками за веревку на той высоте которую только смог достать, и поджав ноги решительно вознамерился рухнуть вниз.

Тварь снова хрипнула, и приподнявшись над полом, влекомая удавкой шумно врезалась в перегородку стойла.

Лаер с удивлением понял, что повис на середине, локтя два не доставая до пола. Тварь выступила прекрасным противовесом, приподнявшись на три локтя над полом и издавая странные звуки. Хранитель, повиснув на вытянутых руках, достал мысками ног пола и попытался потянуть веревку на себя. Выходило плохо.

— Она там подыхает хоть? — обреченно спросил Лаер, повернув голову к стойлу.

Ирте открыв дверку из стойла медленно ковылял к Хранителю.

— Давай-ка вместе, — прошептал он, вцепившись в веревку, — Раз-два, взяли!

Лаер одновременно с Ирте оттолкнулся от земли, тварь шумно впечаталась в пол, Ирте пластом рухнул на землю. Тварь выстрелила из-за стойла и клацнув челюстями засучила лапами, замахала хвостом, издавая хрипы.

— Да когда же ты сдохнешь?! — Ирте дернул веревку на себя заставив тварюгу мотаться из стороны в сторону.

У Лаера жгло ладони, однако он сцепив зубы потянул веревку на себя, поднимая тварь выше. Она хрипела, полупридушенно рычала и беспрестанно дергалась. У Лаера ладони уже горели Фесовым пламенем, у Ирте начинали крупно дрожать руки, когда тварь наконец затихла, но не перестала конвульсивно дрожать. Прождав несколько мгновений, мужчины не сговариваясь дернули веревку. Тварь врезалась головой в балку но не издала ни звука. И лишь после этого ее хладный труп тяжело рухнул на пол.

— Сдохла… О Алдор, сдохла, — тяжело дыша проговорил Ирте.

— Что это за дрянь? — наконец спросил Лаер, с трудом поднимаясь и подходя к туше.

У твари мелко дрожали задние лапы и чуть подрагивал хвост, красные глаза покрылись молочной пленкой. Лаер толкнул ее ногой. Результата не дало. Он с усилием вытянул свои ножи и расправив края раны подковырнул кончиком кожу.

— Бескровная… Быть такого не может… — задумчиво пробормотал он, осторожно делая надрез.

— А еще с иммунитетом к магии. И я ее ненавижу — она меня едва не кастрировала. — Зло выдал Ирте, подтягивая ноги к груди и поворачиваясь на бок.

Дверь амбара отварилась, вбежала старушка, ахая и осыпая "избавителей" благодарностью и четырьмя серебряными монетами. Предупредив праведный гнев Хранителя, Ирте торопливо вытолкал Лаера из амбара, морщась от боли и наказал старушке до утра не трогать мертвячину.

Хмурый, бледный рассвет с трудом пронзая тяжелые но уже не изливавшиеся дождем тучи медными копями лучей, царственно и лениво завоевывал горизонт.

У Лаера ужасно ломило все тело и гудела голова. Хотелось спать. Невыносимо хотелось спать. Он был готов остаться в том амбаре наплевав на свою брезгливость, нырнуть стог и отвоевать свой огрызок сна.

Ирте понуро ковылял рядом. Не смотря на ужасное самочувствие и тупую усталось, Лаер начал смеяться.

— Чего ты ржешь? — хмуро поглядел на Хранителя Ирте.

— Элитный отряд боевых магов, в количестве восемнадцати прожженных квалифицированных бойцов получивших специализацию в Видэлле, не смогли даже ранить тебя, двое Хранителей, в совокупности смогли лишь выбить меч из твоих рук, профессиональные ищейки способные отрыть иголку в стоге сена не взяли твой след. Гроза магического сообщества, человек преданный анафеме Храмов, имя, которым пугают и начинающих и профессиональных магов… И этот, можно сказать легендарный человек едва не пал от скукоженной ручки существа мне по пояс.

Ирте кивнул и ухмыльнулся.

— И зрителем столь бесславной кончины мог стать никто иной как сам Иксилонский Хранитель магии, изнасиловавший неизвестную тварь сапогом, в попытке не допустить до Ирте Рийского.

Лаер одобрительно хмыкнул. Он почти забыл что сапоги придется поменять. А еще нужно отмыться хорошенько, прежде чем лечь спать. Лаер вправил руку Рийскому, подлечив магией. Зло загоготав, предложил избавить от еще одной травмы. Причем избавить в буквальном смысле. На что Рийский попросил сеанс лечебного массажа пострадавшего места.

Ворота Орна были предусмотрительно распахнуты на случай возвращения Хранителя. Лаер смерил взглядом неестественно бодрого стражника и, пройдя мимо, заслышал его облегченный вдох.

Ирте назвал трактир где остановились Смотритель и Талант "Кабаньей головой".

Шли недолго. Остановили мужики. Судя по новеньким кожухам, невероятно дорогим саблям, мечам, ятаганам и копьям, никак не идущим к помятым мордам с вороватым блеском глаз — вчерашние разбойники, каким-то чудом нанявшиеся к щедрому хозяину. Вперед выступил главарь — широкоплечий, низкорослый лысеющий мужик с золотой серьгой в порванном правом ухе, нахальным выражением глаз и щербатым ртом.

— Слышь, белобрысый, — смачно сплюнул он, — ты это что ли гнида волшбой промышляющая?

Лаер оценивающе пробежался взглядом по бандитам и так погано ухмыльнулся что у них кулаки зачесались.

— Незнакомые какие-то рожи… — задумчиво проговорил Ирте, переводя взгляд с одного разбойника на другого.

— Ты знаешь всю здешнюю падаль? — презрительно хмыкнул Хранитель.

— Понимаешь, друг мой, когда я пребываю в новый город, то стараюсь если не познакомится, то хотя бы посмотреть на тех людей, с которыми собираюсь работать… И вообще, давай развлечемся без магии! Смотри, восемнадцать против двух, почти равные силы.

Мужики недоуменно переглядывались пока Ирте негромко выговаривал это веселеющему Лаеру.

— Меч дать? — Лаер медленно, растягивая удовольствие от удивленных взглядов вытянул свои мечи.

— Не, мне мужики одолжат. Да, мужики? — подмигнул Ирте.

Бандиты недоуменно переглянулись, и взяли Хранителя и ренегата в неплотное кольцо. Один, самый щуплый, замахнулся роскошным ятаганом, движением, говорящим скорее о привычке к работе топором, чем о владении легким, сбалансированным клинком. И тут же поплатился. Ирте даже не поворачивая голову в его сторону, посвящая свое драгоценное внимание главарю стоявшему прямо против него, отсек молниеносным косым движением кинжала кисть. Перехватил ятаган, жутко улыбнувшись, стряхнул отрубленную кисть, все еще сжимавшую рукоять, и оценивающе взвесил на руке клинок.

Худой бандит ужасно заверещав и обливая пульсирующим теплым потоком крови, хлыщущим из отрубленной руки все вокруг, отскочил назад, рухнул споткнувшись о неровную каменную кладку, и со всего маху размозжил голову о дорожный булыжник.

Бандиты застыли не веря что не начавшийся бой уже обернулся потерей.

— Порубить их! — грозно прорычал главарь, выхватывая из-за спины красивый элиарский палаш.

Это и стало сигналом для обступивших.

Лаер даже не считая нужным встать в боевую стойку, выпрямился приподняв мечи на уровень груди и лопатками чувствуя такую же прямую спину Ирте.

Тот, к которому Хранитель стоял лицом, вооруженный копьем попытался ударить его в голову. Лаер лениво отбил кончиком левого меча наконечник копья, и тем же кончиком глубоко чиркнул по горлу находившегося рядом с копьеносцем мечника, одновременно правой рукой насаживая на второй меч подскочившего в замахе бандита. Учитывая что он нападал сзади и клинок Лаера прошел аккурат между левыми ребрами показав кровавый кончик с противоположной стороны, противники отступили, верно расценив угрозу от обладателя темных, а теперь и обагренных клинков.

Копьеносец снова атаковал, теперь в живот. Лаер скрестив клинки, самим перекрестьем лезвий поймал деревянное древко на середине, но не перерубая, а чуть вгрызаясь лезвиями в него, выгибаясь назад и требовательно уперся головой в уже взмокшую спину Ирте мгновенно сообразившего и послушно наклонившегося вперед, и направил наконечник захваченного копья вверх, переводя всю силу с которой копьеносец пытался вогнать копье ему в живот, на коварный удар в горло стоявшему позади главарю. Тот сделавший одновременно с маневром Лаера резкий выпад вперед, пытался полоснуть палашем Ирте и совсем не ожидал что противник пригнется, наискось выставляя ятаган уходя от удара, а в следующий миг главарь подавился железным наконечником копья.

Хрустнуло перерубаемое дерево. Лаер на лету схватил правой рукой не выпуская меча оставшуюся половину древка, со все еще сжимающим на том конце изумленным копьеносцем, и подрубив ему колено левым клинком, заставил упасть бандита, рывком вогнал древко в глаз, а там и в мозг.

Дальше решили задавить не умением, а скопом, только почему-то не учитывая что только друг другу мешают. При небольшой помощи Лаера двое зарубили друг друга даже не сумев приблизиться к нему на расстояние удара, еще одного поймал на "ножницы", третий хотел сыграть в "звездочку" но запутался когда ему отражать и когда нападать, и был позорно изгнан из жизни.

Остался последний, с мерзкой ухмылочкой, словно гибель дружков его только позабавила, вычеркивая идеальные восьмерки. Он переступил с ноги на ногу, проверяя так ли прочен интерес Лаера как его клинки. Результатом остался доволен. Лаер надменно улыбнувшись, послал в его сторону вспышку древнеиксилонского заклятия порабощения. Разлетевшееся вдребезги, так же как и от давешней твари. Хранитель выругался, концентрируя второй заряд магии, но противник, зло захохотавший над его неудачей, резким разрубающим ударом снизу вверх попытался атаковать правое подреберье. Лаер поспешно и смазано выставил блок, перехватил руку противника, бесцеремонно рванув, прижимая его к себе, и делая чужое оружие абсолютно бесполезным, заглянул в карие глаза, мгновенным таранным импульсом стараясь проломить защиту. Противник закричал, схватился за голову руками, выронив свой ятаган, и Лаер резким движением пробивая солнечное сплетение глубоко вогнал левый меч, провернул рукоять, заставляя противника в безумии распахнуть глаза и зайтись в вопле невыносимой боли. Пробил. Пробил эту защиту, но не сломал ее. А просто поставил брешь. Да что за дела здесь творятся?!

Лаер ссадил мертвое тело с лезвия пинком в плечо, случайно заметив тусклый блеск золота под отогнутым меховым воротником. И нагнувшись сорвал странный прямоугольный медальон на длинной цепочке. Сунул в карман, и повернулся к оставшимся, поразившись количеству противников Ирте увеличившихся в двое. Об этом Хранитель судил по семи трупам, и еще двоим пока живым, но обреченным, с которыми забавлялся Ирте, неведомо когда, успев обзавестись еще и двуручным мечом.

Двое противников Рийского, окончательно запутавшись во множестве хитроумно выправленных сплетающих и рознящих ударов, каждый раз глубоко царапающих незащищенные части тела, выронили клинки, в страхе глядя на Ирте, за весь поединок так и почти не сдвинувшеюся с места.

Тому, что стоял справа от Рийского, искренне верившему, что безоружных не убивают, Ирте загнал лезвие ятагана в живот, под правое подреберье, в печень. Левому, все же не такому наивному удалось сделать два скачка в бок, прежде чем Ирте засадил ему в бок острие его же меча, до открытого перелома лучевой кости вывернув руку.

Ирте часто дыша, попытался утереть кровь с лица рукавом плаща, но только сильнее ее размазал.

Хранитель склонился над бандитом с ятаганом Ирте. Его зрачки невероятно расширенные от боли были устремлены в светающее небо, синие губы что-то неслышно шептали. Лаер смог лишь прочитать: "…простив прегрешения мои…".

— Кто нанял тебя? — грубо рванул его за грязные патлы Лаер.

Отрезвляющая боль отразилась багровой пеной на беспрестанно шевелящихся губах.

— Кто?! — зло прорычал ему в лицо Хранитель.

— Все, Лаер. Он тебе ничего не скажет. Пойдем, осталось недалеко, уже светает. — Просительно коснулся плеча Хранителя Ирте. Лаер презрительно сплюнул умирающему бандиту в лицо швырнув его на землю, обтер о дорогой кожух кровавые клинки и медленно пошел вслед за Ирте, уже сворачивающего на другую улицу. Кровавые ручейки покрыли каменную кладку ровно на девять шагов. Девять шагов по дороге омытой кровью. Лаер поскользнулся и едва не рухнул.

— Знакомая дрянь? — нагнав Ирте зло сунул ему медальон Лаер.

Рийский изумленно посмотрел на хитросплетения трех видов вязей заклятий, образующих единую, неизвестную Лаеру.

— Что за?.. — Хранитель впервые видел Рийского настолько потерянным. — Где ты взял эту штуку?

— Она рассеивает любую магию, направленную против обладателя, — Лаер, прежде чем Ирте успел понять, напел запрещенную формулу, третий раз в жизни выплеснув своей истинной магии в силу заклятия, направив ее против Ирте.

Сила такого заклятия с использованием своеобразной родовой магии самого Хранителя, способна была испепелить на месте больше двадцати человек. Ирте даже копотью не покрылся.

— Ты что, сдурел?! — взвился Ирте, почему-то хватающийся за самое пострадавшее за сегодня место и непонимающий каким чудом избежал гибели.

— Что я говорил? — торжествующе посмотрел на него Хранитель. — Эта хрень рассеивает любую магию. Хотя и прямого зрительного контакта со мной не выдержала.

— Еще один такой фокус и одна твоя "хрень" не выдержит прямого контакта с моей ногой!

Лаер пораженный догадкой спешно пошел обратно.

— Ну куда ты опять? — удержал его за локоть Ирте.

— У них у всех есть эти Фесовы медальоны!

— И что? Что это изменит? Мы уже пришли, — кивнул в сторону вывески "Кабаньей головы" произнес Ирте.

Лаер устало оглянулся. Да, это то самое здание из его видения. Где-то там, на задворках, в отстроенном гостевом доме мирно дремлет Талант. Его Талант, который он на всю ночь оставил одну.

За ним самим послали головорезов. Которые знали, что Лаер обладает магической силой, и были хорошо охраняемы от магических воздействий. Кто-то очень хорошо понимал с кем имеет дело, и соответствующе готовился. Вполне вероятно, что прошелся по всем фронтам. Лаер едва ли не бегом ринулся к трактиру, обогнул дом, и заметил на деревянном крыльце гостевого дома, прикорнувшего Смотрителя.

Ирте тронул за плечо Лаера вынуждая Хранителя сбавить шаг и спокойнее пересечь отделенный конюшней и коровником пятачок размытой дождем тропинки до брусчатого трехэтажного дома.

— Где она? — от ледяного голоса Лаера Смотритель вздрогнул и мгновенно проснулся.

Осмотрел окровавленного с ног до головы Хранителя, с оголенными мечами и перевел взгляд на человека позади его плеча. Мгновенно узнал его. И окончательно растерявшись посмотрел на Хранителя.

— Где? — с нажимом повторил Лаер.

— Спит, — отведя глаза, негромко ответил Смотритель, — я проверил ее минуту назад, все спокойно, разве что печать нужно подновить. Господин, при входе в город вы разгневались, и третья Дортенская вязь по руне Истока несколько ослабла…

Они не нашли ее. Лаер с удивлением понял какое облегчение принесло осознание того что Талант в безопасности.

Лаер бросил на колени Смотрителя медальон.

— Разберись с ним. Найди мне бадью, воду можешь холодную. Комнаты какие?

— Второй этаж, четвертая, пятая и шестая комнаты справа. Девушка в пятой.

— Хорошо. Для Ирте найдешь бадью и поставишь в своей комнате. Меня не будить пока сам не встану, ясно?

Смотритель кивнул и ушел к трактиру, вероятно выпрашивать у спящего хозяина бадьи.

Ирте пошел в отхожее место а Хранитель неслышно поднимался по лестнице, когда нос к носу столкнулся с заспанной Уной.

— Простите пожалуйста! — пискнула девушка, кутаясь в просторную рубашку и поддерживая другой рукой сползающие штаны.

— О, милосердый Алдор! — ее глаза испуганно расширились, узнав Лаера, — ты… ты ранен?!

— Нет, — устало ответил Лаер, уже быстро и незаметно убедившийся, что с ней абсолютно все в порядке, пытаясь обогнуть Уну, видя лишь дверь с заветной цифрой четыре.

— Но кровь… — девушка протянула руку, не смея коснутся забрызганной куртки и рубашки.

— Не моя.

— Какая милая семейная сцена! — умилился бархатный голос Ирте.

Лаер оглянулся и выжидательно приподнял бровь. Ирте уже успел где-то умыться, собрать иссиня — черные волосы в аккуратный хвост, запахнуть темный плащ, скрывавший кровяные пятна на одежде. И выглядел теперь вполне представительно.

— Ах, простите госпожа, мой друг так несносно не вежлив, что мне остается представится самому, — Ирте прямо-таки плыл к завороженной Уне, ловко подхватил ее ладошку и едва ощутимо скользнул губами по тыльной стороне кисти, — Нуар.

Ну конечно, Лаер саркастично улыбнулся. Кто ж с такой поганой репутацией будет называться настоящим именем? Лучше избрать второе, давно всеми позабытое. Тем более такое мягкое, прямо — таки тающее слово на языке. Как жаль, что Уна не знает перевода, точно отображающего всю суть Ирте. Лаер оперся плечом о косяк. Сейчас будет этот коронный взгляд из-под ресниц и улыбка уголками губ.

Ирте оправдал предположение Лаера. Уна смущенно порозовела и отвела глаза в сторону. Все, она готова. Лаер разочарованно смотрел на сладкую парочку. Сколько баб прошло через это и хоть бы одна устояла. Хотя, Ирте окучивал и избалованных наследниц престолов, что уж говорить о какой-то деревенской дуре!

— Вы так очаровательно смущаетесь! Ваши глаза похитили мою душу, — продолжал выплетать Ирте, чуть дольше чем нужно, продержав ладонь Уны в своей руке.

Конечно, в этих самых глазах скрыта такая сила, что и Лаер долго смотреть в них не может, не смотря на собственную печать.

— Слушай, как там тебя… Нуар! Дай девушке сходить в туалет.

Ирте кинул осуждающий пламенный взгляд на Лаера и, поклонившись Уне, почтительно отступил. Девушка поспешно, едва не теряя на ходу штаны, пошла к лестнице.

— Ах я покорен! — Ирте прижал сложенные ладони к правой стороне груди, шутливо откидываясь спиной на дверь с цифрой шесть. — Ты же не против?

— Что? — Лаер пребывающий в глубокой задумчивости по поводу неизвестного врага, посмотрел на Ирте, — а, нет. Развлекайся. И сердце с другой стороны находится.

— Я тебе говорил, что ты мелочное, циничное, злобное порождение Фесы?

— Мамуля от меня в восторге! Говорит после того как дала пинка папаше, очень рада что я на него не похож. — Ухмыльнулся Лаер закрывая за собой дверь.

— Это Алдор дал пинка Фесе, неуч! — успел нагнать его голос Ирте.

Это как посмотреть. Лаер сдирал себя бурые от засыхающей крови тряпки. Учитывая что заточив Фесу Алдор принялся возводить людей в разумную расу, совершенно позабыв дать этим жадным, вечно озлобленным и жалеющим себя тварям что-то кроме неистребимого инстинкта размножения, то скорее это была самая большая подстава со стороны Хаоса. Лаер поскреб ногтем просочившуюся сквозь рубашку кровь, присохшею багровой пылью к коже. Фесу со тьмами демонов понять можно — все они находили забаву в убийстве людей, а вот людей терзающих, унижающих, убивающих друг друга ради неизвестных целей, продающих в рабство собственных детей понять нельзя.

Смотритель принес бадью, влил в него пять ведер колодезной воды. Лаер разогрел воду нашептав заклинание и погрузился внутрь бадьи, не заметив как сон смежил веки.

Проснулся он от нехватки воздуха, распахнул рот и нахлебался воды. Хранитель вырвался из тугих влажных оков, перевалился через деревянный бортик судорожно кашляя и жадно дыша. Вода растеклась по всему полу, ловя солнечные лучи бившие из запыленного окна. Лаер натужно прокашлялся отхаркивая воду и только сейчас осознал что стоит на четвереньках в луже, голова жутко гудит а плечи и руки дрожат от натуги. Слишком долго не упражнялся с мечами. Лаер шатаясь дошел до кровати и рухнул в нее, заматывая влажное тело в простыни, пахнущие ветром и солнцем.

Просыпался он несколько раз, чуя Смотрителя в комнате, который тихо собирал тряпкой воду в бадью. Окончательно пробудился, когда солнце уже давно кануло за горизонт. Смотритель оставил на краю постели сложенные аккуратной стопкой чистые вещи, поверх которых расположился золотой медальон с починенной цепочкой. На колченогом столике подле выхода стоял таз с водой, мыло и бритва. Лаер прислушался к себе, болели только руки, немного голова и дико хотелось пить. Провел рукой по лицу, ощутив покалывание щетины, решил, что заботился Смотритель все же не зря.

Лаер чувствуя себя почти прекрасно, спустился вниз и добежал до трактира под монотонно моросящим ледяным дождем.

Поклонившийся хозяин указал на отдельный кабинет.

Ирте, тоже посвежевший но с мутным взглядом закинув ноги на стол, заставленный снедью, покачивался на двух ножках стула. На коленях лежал роскошный одноручный меч, с рукоятью отделанной драгоценными камнями. Не спроста. Ирте не носит с собой оружия кроме кинжалов или стилетов. Смотритель, хмуро листал книгу, время от времени заглядывая в рисунок углем точно повторяющий письмена медальона. Уна сидела рядом с ним, озадаченно читая "Магические искусства. Гипотезы и взгляды на возникновение."

Ирте приветственно кивнул, и молча осушил деревянный кубок. Лаер опустился напротив, стукнув Ирте по коленями вынуждая убрать ноги, быстро выхватил его меч.

— Пижон, — презрительно обронил он, вытягивая из ножен искрящееся от защитной магии лезвие, с гардой усыпанной бриллиантами.

Ирте пожал плечами и требовательно протянул руку за своим оружием. Лаер притянул себе блюдо с жаренной курицей и выжидательно прищурился глядя на Смотрителя.

— Это сочетание заклятий нигде не встречается господин, — не поднимая головы начал тот. — Прежде всего особенность этого медальона в том что заклятия из трех различных видов магии: мийской, визильвийской и иксилонской, одного типажа — древние, всеми забытые, и довольно слабые. По всем канонам одинаковые заклятия в содействии должны разрушать друг друга, эти же наоборот при внешнем воздействии начинают усиливать силу друг друга по нарастающей. Возможно потому что завитки вязи накладываясь, создают новое, иррациональное поле разводящее всю магию. Сделано гениально.

— Кто мог его сделать?

— Знаток истории магии. — Ответил вместо Смотрителя Ирте. — Кто-то способный комбинировать древние вязи, вопреки всем законам логики. Кто-то, с неплохим финансовым положением. И кто-то, кто очень желает твоей гибели. Есть этот кто-то на примете?

— Да человек двести по каждому пункту в отдельности. А по последнему вообще сотен пять наскребется. — Лаер задумчиво глотнул вина, взгляд упал на Уну, чьи глаза неподвижно застыли на странице. Училась бы подслушивать у Смотрителя — непрестанно скользит пальцем по строкам, спокоен, непринужден и очень внимателен.

— А знаешь, почему? Потому что ты никого не любишь, Лаер. Людей любить надо. И только некоторых насильно, в переносном смысле и пошловатом подтексте. А не всех подряд. А так любилка твоя сломается.

— За своей следи. Где она только не побывала, не удивлюсь, если отвалится, — лениво огрызнулся Хранитель. — Что ж при даме своего сердца такие разговоры ведешь?

— Дама безжалостно растоптала мое сердце, — Ирте снова схватился не за ту сторону груди, — разбила душу мою, поверив в эти лживые непотребства порочащие мое честное имя!..

— Спалился, — констатировал Лаер, обшаривая стол в поисках воды.

Уна укоряющее посмотрела на Хранителя.

— Подойди сюда, — не поворачиваясь, поманил ее пальцем Лаер.

— Зачем?

— Как же много ты говоришь, — поморщился Хранитель, — подойди. Не бойся, этого продажному развратнику я тебя не отдам.

Ирте расхохотался. Уна нерешительно встала, медленно и опасливо приближаясь к Хранителю. Недвижно замерла рядом с его стулом. Лаер протянул руку, бесцеремонно усадил ее к себе на колени. Уна затрепыхалась.

— В глаза мне смотри. — Лаер без труда перехватил ее так что двигаться она вообще не могла. Но девушка протестующее зажмурила глаза. — Ты жить хочешь или нет?

Уна с сомнением приоткрыла один глаз. Лаер издевательски вскинул бровь, поджав губы и покачав головой. Уна осмелев, нагло уставилась ему в глаза. И почти тут же зашлась в вопле боли.

— Терпи-терпи, — шептал Хранитель, держа ее лицо в руках и выправляя защиту на ореоле.

— Больно… — простонала она, впиваясь пальцами в кисти Хранителя.

Лаеру самому было больно. Причем везде. Защита Таланта пробивалась даже сквозь печать. Исправив Дортенский пояс, закрепил печать двойственной символикой рода, снова активировал руну Истока.

Уна потеряла сознание. Лаер почти тоже. Девушка начала заваливаться набок когда ее подхватил Смотритель.

— В комнату отнеси. И тряпки ей прикупить надо, это дерьмо мне глаз режет. — Проговорил Хранитель, прикрывая глаза и закладывая руки за голову.

Смотритель кивнул и вышел.

— Сообразительный мальчик. Теперь понимаю, почему ты не сменил Смотрителя. Его зовут Деллисом, тебе на будущее. — Зевнул Ирте.

— Ты расскажи всю биографию моего слуги, не стесняйся. — Скептично посмотрел на него Лаер. — А теперь поговорим по-взрослому. Что слышно в городе?

— Не много. То месиво, которое мы оставили никто из местных тузов опознать как своих не смог. Так что, кто они и откуда — вопрос по-прежнему открытый. На повестке дня еще один вопрос — дозорный маг. Его с неделю как убили. Почти сразу появились неестественные твари, устойчивые к магии, как мы вчера уже убедились. Они переловили всю магическую падаль — леших, русалок, мертвяков, и теперь стали доставать население. Я так думаю, что когда закончилась еда, они перешли на тварей покрупнее. Еще неделя-две, и в меню включат людей. Мага нет, а на его месте собственноручно созданный им фантом. Видно, часто он отлучался раз сделал добротный такой фантом, я и не сразу понял, что эта гадость неразумна. — Невесело хмыкнул Ирте. — Мои мальчики подняли на уши весь город, ясно стало только одно — следом за тобой прибыл еще один маг, который неведомо зачем подновил фантом и через три часа покинул Орн. В трактире, где он останавливался, в его опочивальне плохо затертый след Сетаролла.

— Телепортация. Большой след? — с силой провел рукой по лицу Лаер.

— Девятнадцать человек, и тысяча скачков в любую сторону света — за милую душу, — кивнул Ирте. — Ты понимаешь, что происходит?

Лаер с досадой отрицательно покачал головой. На него кто-то открыл негласную охоту. Как не вовремя-то… Нужно добраться до Ордена. Лаер быстро просчитал в уме варианты. Ближайшая точка — Элиар. Связующий с Орденом севера Иксилоны, должно быть это Ювелир. Хороший мужик, толковый, с северной частью иксилонских земель у Лаера никогда не возникало проблем. Единственное: градоправитель там тугой на голову, но Ювелир держал его в узде. Всегда вовремя отчеты и обоснованные предположения, предупреждающие очередную гадость Храма. Связной должен быть в курсе того, что происходит сейчас в Видэлле, где витают эти два ублюдка Хранителя, пропуская внеочередную вспышку магии, появление возможно нового вида нежити, и неясной историей с убийством мага. Лаер пока не знает, откуда дует ветер, без людей и без оружия, и с бестолковой девчонкой на шее, от которой зависит его сила, просто не может светиться.

— Есть у меня один человечек в Ройсе, что в полутора днях пути отсюда, который в курсе всех интриг. Начиная от того, за что правительница наступила на ногу правителю под столом и заканчивая ссорой соседки с кумой. — Медленно шинкуя петрушку, проговорил Ирте. — Идти мне придется с тобой, сам понимаешь, что человек, который слишком много знает, чаще всего плохо спит и никому не доверяет. Он наверняка в курсе того, у кого может хватит средств и безумства организовать покушение на Хранителя.

— На рассвете выдвигаемся. — Решительно кивнул головой Лаер. — Есть у тебя люди, способные разобраться в той твари, что тебя вчера едва инвалидом не сделала?

— Твой Смотритель уже все уладил. Описал, разобрался, от тела избавился. Говорю же, сообразительный мальчик.

— Он у меня работает, а значит по-другому ему никак нельзя.

Но воля проклятой Фесы все же подтачивала истончающуюся нить жизни Избавителя. И чуть не дойдя до люда, свергся он со скалы в черное и хладное море. Но дельфин, выпрыгнув из вод подхватил тело Алдора не позволив расшибиться о темную гладь скал. Дельфин отнес Алдора на берег, и Избавитель обернул его женщиной, назвав Кхарией,* да повелел строить лодки и свозить люд за море на восток. Повиновалась Кхария.

"Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе."

*примечание. Кхария — небольшое островное государство, что пало в плен Мии во времена Первой войны, и став частью Мийского государства, прекратило автономное существование.

Брели уже целый день. Лаер подновлял заклинание безветрия и лениво рыкал, когда кто-то выходил за светящийся круг, двигающийся вместе с Лаером в центре. Ирте взявший обязанность держать купол от дождя растерял всю спесь. Потому что дождь лил третий час, внешней магии на поддержку купола катастрофически не хватало, мокнуть и мерзнуть под ледяным дождем совершенно не хотелось, а свою магию расходовать было жалко. Но пришлось. На восполнение резерва у него уйдет три с половиной недели. Ирте когда-то схитривший и создавший подобно Хранителям накопитель внешней магии, запечатанный на ореоле, мог без ущерба для здоровья использовать почти свою магию.

Лаер с самой гнусной улыбкой предлагал поменяться обязанностями. Сам он комбинировал внешнюю, и всплеск собственной магии, искусственно создавая своеобразное поле, не требующее подпитки из-за постоянного обмена и конфликтов структур. А это порождало собственную энергию, коей и руководил Лаер. Не собирал внешнюю магию, подобно Ирте, а заставлял ее работать, иллюзорно создавая агрессивно настроенные импульсы. Он обманывал внешнюю магию. На что способны только Хранители.

Смотритель угрюмо делал выводы из двухчасовой ругани Хранителя на дневном привале. Прежде всего, Смотритель был виновен в том, что не знает что за тварь напала на Хранителя, во-вторых Смотритель был просто обязан узнать все о том человеке, что нанял банду головорезов, потом еще и в том, что на правом мече снова слетела бирюза, а петли на ножнах почти истерлись, и еще он не купил дополнительный комплект одежды Уне.

Смотритель гневно скрипнул зубами. Мало того, что он с ней на базаре измучился, уговаривая примерить штаны, а потом купить, так еще практичная Уна умудрилась перессорится с половиной продавцов спрашивая, зачем заламывать такую неслыханную цену за кусок тряпки. И таки сбила цену ровно наполовину. На памяти Смотрителя так нагло и успешно торговаться не получалось даже у Хранителя. Смотритель просил, угрожал, умолял ее надеть штаны. Уна, как ярая приверженница правил приличия, не дозволяющих девушке облачатся в мужскую одежду, несмотря на заверения продавцов, что такое носят и девушки, стойко сопротивлялась.

Однако напор такого неопровержимого аргумента как гнев Хранителя направленный против него, Уну всю же переубедил. Жалостливая она. И ее жалко. Смотритель горестно вздохнул.

Хорошая девушка, добрая, справедливая, а жизнь ее так обрубит. Хранитель убьет Уну. У него остался всего месяц. Всего один единственный месяц до полного падения магических способностей. И Смотритель знал, почему Лаер- единственный из Хранителей, кто никогда не отступится от поисков очередного Таланта. Когда Лаеру было шестнадцать, он использовал то, на что поставили строжайший запрет древние маги. Самые первые Хранители. Которые и уничтожили все упоминания о способе и условиях Связующего обряда.

Магия — единственное, что неистребимо временем, единственное, что не подлежит его власти. И Лаер завязал свою жизнь на нее. Использовав заклятие, для выполнения которого требуется единовременное умерщвление пяти десятков магически одаренных людей. И использовал блестяще. Но он не учел одного: его мощный дар, все его магические способности — есть чуждые силы, которые истощаются по истечении двух лет. Угасают. А вместе с ними и его жизнь. И он будет вечным охотником за Талантами, ведь его тяга жить неистребима. Лаер полон чрезвычайной жаждой жизни, именно поэтому он нарушил древнее вето, сделав невозможное — разыскав источники, содержащие описание Связующего ритуала, кои не тронула всеобъемлющая и истребляющая длань первых Хранителей. Собирал знания по жалким крупицам, воссоздавая и исправляя общую картину, возможно в конце явился отцом еще более сильного, более нерушимого заклятия. И именно это вселило вечный страх в душу Смотрителя. То, как он управлял магией, обманывал, подчинял, манипулировал бездумной сметающей все на своем пути силой, подобной первородному Хаосу, которым могла управлять только Феса, вселяло леденящий ужас. Смотритель даже примерно не мог представить всей мощи Хранителя.

И до сих пор до конца не понимал принципа работы медальона рассеивающего магию — ведь Хранитель никогда не пользовался стандартами магии, обращался к древнеиксилонской или комбинировал все три типа, что тоже не каждому под силу, или родовой, изысканно намекая на свое высокое происхождение.

Короткий привал. Без огня. Лаер не представлял, как они будут ночевать — небеса не собирались проявлять милосердие и прекращать заливать грешную землю, множа грязь и лужи. Будь только он и Ирте, проблем бы не возникло. Они бы проскакали всю ночь, изредка спешиваясь и давая отдых себе и лошадям. Но Уне уставать было нельзя, Лаер схалтурил, восстанавливая печать, повесил на то, что более свойственно этой девушке, а значит и долговременно — на эмоции. Полный упадок сил и апатия не способствует укреплению печати.

Путники уныло жевали вяленное мясо.

— Лаер, надо развести огонь. У нас есть вода, картошка… — деловито начала загибать пальцы Уна.

— И появится язык, если ты не замолчишь.

Уна гневно посмотрела на Хранителя, уперев руки в бока. Лаер устало посмотрел на нее, намекая на нерасположение к долгим фееричным словесным баталиям.

— Райное, в самом деле! Разведи костер, у тебя-то не убудет, — неожиданно пришел на помощь девушке Ирте, просушивший кусочек земли и поставив на него седло уселся сверху.

Лаер уничижительно глянул на Рийского, и сосредоточившись возродил по середине стоянки небольшой зеленовато-синеватый костерок. Уна зачарованно смотрела на разноцветные язычки пламени.

Лаер усмехнулся и приподнял ладонь. Костер негромко хлопнул, огненный язычок прыгнул, отделяясь от пламени, закружился и обернулся роскошной огненной бабочкой.

Уна восхищенно выдохнула. Бабочка облетела вокруг застывшей девушки, и вспорхнула к Хранителю на протянутую ладонь. Обернулась огненной коброй, сменив голубой цвет на бледно-зеленый, под цвет глаз Хранителя. Зашипела, затрепетала расправившимся капюшоном. Поднялась, быстро разрастаясь до размеров лошадиной головы. Хранитель знал, что в призрачном свечении его зрачки превращаются в вертикальные щелки.

— Лаер, — с нажимом произнес Ирте, многозначительно глядя на побледневшую Уну с прижатыми ко рту руками.

Кобра, оглушительно зашипев, взвилась на два человеческих роста, расправила капюшон, и глаза, точные копии глаз Хранителя, нашли жертву.

Змея стремительно ринулась на девушку. Распавшись миллиардами вязей заклятий в пяди от ее лица, огибая тонкую, застывшую фигуру, и вновь соединяясь в огромный смертоносный импульс с головой змеи за спиной девушки.

Кобра открыла пасть блеснув клыками впилась в большую фигуру, схожую со взрослым медведем вставшим на задние лапы, таящуюся во мраке дождливой ночи в скачке от купола.

Только эта фигура была бесшерстная, с мощно развитой мускулатурой, но поджарая, способная часами гнаться за жертвой, в прыжке снести голову корове, и благодаря когтистым лапам великолепно лазающая по деревьям. Злобные черные бусины глаз на клыкастой морде недоверчиво блеснули, когда огненная змея подхватив ее в прыжке с силой впечатала в землю. Кобра зашипела, вырывая из ладони Хранителя хвост и оплетая им извивающееся тело.

Вурдалак отчаянно взвыл, когда его тело вспыхнуло зеленоватым пламенем, и закатался по земле в удушающих тисках безостановочно кусающей змеи.

И лишь когда жертва затихла, кобра напоследок куснув тлеющий костяк, раззявила пасть и поглотив остатки вурдалака, медленно зигзагами, двинулась к Хранителю. Коснулась раздвоенным язычком опущенной к земле ладони, словно целуя, и не торопясь исчезла в ладони святящейся холодной пульсацией. Ореол полыхнул напоследок, принимая щедрый дар кобры и обесцветился.

— Это было зрелищно! — одобрительно хмыкнул Ирте. — Хотя мне больше по нраву твоя стычка с дельфином Илея в Квесте. Термунскую площадь еще два года потом восстанавливали…

— Что это?! — и когда она так плотно успела вжаться в Смотрителя?

— Опа… Райное, ты редкостная скотина. Ведь знал же что вурдалаки не охотятся поодиночке.

— Ты сам просил костерок, — пожал плечами Лаер.

Их было не меньше десятка. Взрослые особи способные расправится со средним стадом коров. А осенью они всегда голодали. Небольшая стая. И какая-то… подратая что ли.

Лаер мгновенно вычленил вожака — сухого, с оторванным ухом, подступающим к святящемуся кругу последним. Купол Ирте надежно защищающий от дождя оттягивал всю внешнюю магию на себя. Смотритель медленно отстранив Уну вытягивал из седла клинки Хранителя. Идиот. Неужели и правду думает, что Лаер станет марать свои мечи об этих шавок.

Уна прижалась к Хранителю, вцепившись в его руку и вжимая голову в плечо, грея судорожным дыханием. Гм, а это приятно.

— Держись за мной. Никуда не отходи. — Лаер с легкой полуулыбкой посмотрел на девушку, отмечая ее невероятную бледность и испуганно расширившиеся глаза.

— Дай мне места, — обратился Хранитель к Ирте, кивнув на слабо мерцающие линии купола, к коим уже приблизилась стая.

Ирте нахмурился и разделил купол на внутреннюю и внешнюю границы, а в прослойку Лаер запустил туманящуюся вязь трех равнодействующих заклятий, которые при внешнем воздействии дадут весьма красочный результат.

Вожак утробно рыкнул, и твари взвились в прыжке в основном на вооруженного человека — Смотрителя. И как только коснулись границы, вспыхнули ярким столбом пламени как их давешний собрат.

Лаер выбил из рук Смотрителя свои мечи, сложив лезвия крестом и ловя летящую прямо на него воющую, объятую синевато-зеленоватым огнем тушу. Тварь утробно завизжала, извиваясь на мечах как живой кабан насаженный на вертело. Огонь, магический беспощадный огонь, с жадностью и неестественной скоростью поглощал плоть, обгладывая кости с неясным шипением. Лезвия накалились и стали непроглядно черными. Лаер скрипнул зубами в ответ на глухой треск лопнувшей бирюзы. Теперь заменять надо на обоих мечах.

— Твою мать! — разозленный возглас Ирте, пришпилившего своим мечом еще одного полыхающего вурдалака к земле.

Хранитель оглянулся через плечо и проследил за гневным взглядом Рийского. Купол, сотворенный Ирте, впитал магию Лаера, вытворяя что-то совершенно невообразимое. Трещал, безостоновочно менял цвет, выбрасывая снопы искр. Вурдалака, лежащего аккурат посреди границы беснующегося купола, разделило на две неравные половины: ту, которая была снаружи купола и ту, что осталась внутри. Обезумевшая лошадь, которая кажется, принадлежала Уне, ринулась прочь, высоко перепрыгивая еще одного, уже затихающего и догорающего вурдалака.

— Тара! — Уна выскочила из-за спины Хранителя, и метнулась к лошади, мчащейся прямо на магический барьер.

— Держииии!.. — взревел Лаер, глядя на убегающую девушку.

Смотритель кинулся за ней, но Лаер уже понял, что он не успеет.

Хранитель бросил мечи и резко выкинул руку вперед, посылая таранный импульс разрушительной силы. То, что Смотритель споткнулся, его и спасло. Он упал, а над головой промелькнула смерть. Но не увидеть, ни осознать он этого не мог, потому что крепко приложился виском о камень, и пал в небытие.

Проклятая лошадь, обезумев встала на дыбы перед искрящей преградой, когда Уна схватила ее за уздцы. Контакт состоялся. Смертоносное действие купола не делает скидку на качество контакта. И когда передние копыта попытались преодолеть стену, пошла реакция.

Ноги лошади появились с той стороны купола в виде мельчайшей пыли. Дико заржав, животное рухнуло вперед, распылив себе голову и треть туловища.

Уна обреченно выдохнула, глядя как искрящейся, испепеляющий серебристый поток вязей устремляясь по телу лошади тянется по воздуху и к ней.

И в тот поток одновременно ударили два мощнейших заряда разрушения. Опасное щупальце купола, ослепительно вспыхнув, рассыпалось ледяными осколками. Вибрация невероятной двойной силы разрушения пронеслась по всей поверхности купола, заставив и его застыть и осыпаться осколками, нещадно царапающими лицо, руки, застревающих в волосах и одежде.

У Лаера звенело в ушах и двоилось в глазах. Появилось чувство бесконечного падения. Он даже не осознавал, что стоит на коленях в грязи, жадно и часто дыша. Через два шага без сознания лежал Ирте. Заряда было два. Первый принадлежал Лаеру, второй Рийскому. Мощностью заклятий можно пробить семь-восемь каменных стен. А такая сила требовала абсолютного опустошения магического резерва. И если у Лаера день поболит голова, то Ирте даже свечку на расстоянии не сможет задуть неделю.

Уна потерянно оглянулась. Поле боя.

Девять костяков все еще жадно пожираемых магическим огнем, ровная прожженная полоса, обозначающая границы бушевавшего купола, Хранитель поднявшийся на ноги с третьей попытки, Ирте затихший на земле, и позади него бесформенной кучей валявшийся Смотритель.

— Ты… — глаза Лаера грозно прищурились, он остановился подле девушки, шатаясь. — Я разве не говорил тебе… не отходить?! Говорил?!

Ее правую щеку обожгла пощечина. Уна ахнула и от неожиданности свалилась.

Слова Лаеру давались с трудом, ему даже дышать было тяжело. А тут еще один сюрприз. Вожак. Единственный выживший, но отчего-то не спешащий спасаться, а наоборот пытающийся урвать свой трофей. Уну. Которая совершенно неожиданно для вурдалака упала на землю. И вместо того чтобы в прыжке перебить ей хребет, он сбил с ног Хранителя.

Незапланированная перемена блюд нисколько не смутила вурдалака, тут же жадно клацнувшего кривой пастью в опасной близости от горла Хранителя.

— О, подпитка пришла, — произнес Лаер ухватывая зубастую пасть в замок и рванув морду к себе.

Встретив хищный черно-алый взгляд, пробил защитный ореол. Тварь завизжала и забилась, пытаясь вывернуться из хватки. Но подобно лопнувшей скорлупе, выпускающей белок, из твари уже текла магия. И она слабела. Лаер удерживал полуобморочного вурдалака одной рукой, второй выводя на грязной дождевой жиже рунические знаки, слабо загорающиеся изумрудным светом в ответ на неслышный призыв, исторгающийся из уст Хранителя. Тварь странно дернулась и захрипела. Отвратительная черная кровь, смешанная со слюной, просочилась из плотно сомкнутой пасти. Лаер с отвращением увернулся, на мгновение прерывая зрительный контакт, за что тут же едва не поплатился откушенной рукой.

Он опустошил тварь подчистую. Вытянул из нее всю магию, которой оказалось невероятно мало, и спихнул с себя потяжелевшее тело, только тут осознав, что вурдалак изорвал в лохмотья куртку и рубашку, глубоко порезав плечи. Но это мелочи, до утра даже шрамов не останется.

Стало немного лучше. Совсем немного. Но все же.

Девушка стойко сдерживала слезы, сделав самый высокомерный вид. Дура. Из-за нее все покалечились, а она сидит и себя жалеет. Пощечину ей дали. Голову оторвать было надо. Все равно она ей без надобности.

Лаер поднялся и заметил, как из холки испитого зверя торчит его клинок.

Вот почему эта тварь оплевала его кровью и едва не лишила кисти. Эта маленькая деревенская… девушка, пытаясь помочь Хранителю, прикончила вурдалака. Не дав испить его до конца. Поэтому Лаеру и показалось, что магии было мало. Вурдалак просто издох на середине, и все из-за этой…

Слов нет. Просто нет слов. И с этой дурой он надеется построить свою империю? Она же лошадок спасать кидается, а там убивать придется. Причем не лошадок.

Нет, он обязательно, что-нибудь придумает. Дня через два, когда наполнится резерв и пропадет отчаянно желание жестоко и медленно убить ее.

Лаер прошелся по тлеющим углям тел вурдалаков, собирая остатки магии и чувствуя себя падальщиком. Собранной магии едва хватило на слабый, часов на пять заслон. Посредине узкого неровного круга полыхал костер, и воздух внутри быстро согрелся. Смотритель пришел в себя первым. Очумело мотая головой, но, не решаясь задать вопросы мрачному Хранителю.

Лаер, задумчиво исследующий опустошенный резерв Рийского, пришел к выводу, что к утру тот очнется, вытянул из сумки одежду, и, не смущаясь, начал переодеваться. Уна, делая вид, что его не замечает (но румянец ее все равно выдавал), сама осмотрела Ирте. С трудом перетащила на лежак, и укрыла одеялом.

Затем, стащив седло со своей мертвой лошади, демонстративно придвинулась ближе к лежанке Смотрителя и, свернувшись калачиком, с головой укрылась одеялом.

Обессилевший Алдор так и остался лежать на берегу. И вышла из леса большая медведица и увидела она Алдора, взвалила его себе на спину и повиновалась голосу отправившего ее к людским поселения. И обратил Избавитель медведицу в женщину, прозвав Везильвией, да и повелел ей вести люд на север. Повиновалась Везильвия.

"Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе."

У Лаера было самое поганое настроение, которое он только мог припомнить. Даже во время посвящения в Хранители, когда его едва не потрошили, закрепляя ореол, он чувствовал себя вполне сносно.

За ночь он поспал от силы часа три. Спина дико мерзла, костер постоянно гас, а обнаглевший Рийский начал храпеть. Ближе к рассвету, когда дышать стало просто невозможно, потому что горячий воздух обжигал горло, заслон растаял, окунув путников в беспощадную утреннюю мерзлоту.

Проснулись все почти одновременно. На ходу перекусывая и кутаясь в плащи, тронулись. Теплее всего было Уне, плотно прижавшейся к спине Смотрителя.

Ирте был смертельно бледен, изредка и незаметно вытирая кровь, шедшую из носа. По нему ударило даже сильнее, чем предполагал Лаер.

Сразу после подъема, Уна чувствующая себя бесконечно виноватой только перед Рийским, охотно выполняла все маленькие капризы Ирте, с удовольствием изображающего предсмертные судороги.

Природа снова подложила Хранителю свинью — первый снег. Если Смотритель, Уна и даже Ирте слегка повеселели, то Лаер окончательно помрачнел, закоченел и озлобился. Пустил рысцой коня, надоев играть сочувствие уже часа три успешно сидящему на искрице Рийскому. Проклятая дрянь снимала боль и усталость, но Ирте, которому невероятно нравилось видеть виноватую девушку, упорно доказывал, что ему все еще очень плохо.

В пути Лаер успел два раза поругаться с Уной. Едва сдержав желание располосовать ее, и испепелить вместе со Смотрителем.

— Где кружка? — Лаер лихорадочно рылся в своей сумке на очередном привале.

Уна молча и вообще повернувшись в другую сторону, протянула ему глиняную кружку.

— Какой Фесы она у тебя делает? — вырывая из тонкой руки посуду, хмуро спросил Лаер.

— Ты ее выкинул.

Лаер с наслаждением испивавший из кружки холодную колодезную воду, поперхнулся и мучительно закашлялся.

— Ты сдурела совсем?!

В этой кружке Лаер смешивал, мягко говоря, не совсем эстетичные компоненты, чтобы получившеюся смазку нанести на мечи, тем самым усилив их стойкость к ржавчине и коррозии. Разумеется, после этого он побрезговал ее использовать даже в качестве повторного сосуда для замешивания, что уж говорить о предназначенном способе употребления в быту.

— Это ты сдурел. Если думаешь, что после того как поешь или попьешь, грязную посуду выкидывают, то глубоко заблуждаешься! Ее моют, представляешь?! А потом из нее снова можно есть. Ну не правда ли чудо?

Язвила девушка с явной охотой, смешно сморщив нос. Лаер заморозил ее взглядом.

— Ты помнишь запах, когда отмывала эту свою "грязную посуду"? — очень вкрадчиво поинтересовался Лаер.

Девушка явно растерялась, хотя и стремясь не подать виду сцепила челюсти, нагло уставившись Хранителю в глаза. Запах она помнила и теперь начинала догадываться, куда клонит Лаер.

— Ну. — Как можно суровее сдвинув брови (что выглядело на редкость комично), кивнула головой Уна.

— А теперь скажи… — Хранитель произнес это томно, завораживающим полушепотом, словно признавался в любви. — Мог я это есть?!

Вторую часть фразы Лаер прорычал. Уна окончательно растерялась и от напора Хранителя и от нахлынувшей догадки, и с неприязнью покосилась на кружку, валяющуюся в двух шагах от Хранителя.

— Ну, я ее хорошо помыла… — смущенно прошептала она.

Лаер хотел взвыть и придушить ее. Разбить Фесову кружку об голову незаметно посмеивающемуся Ирте. Отрезать себе губы — Лаеру уже казалось, что во рту неприятный привкус, а сами губы горят и чернеют, и вообще воняют…

Лаер бесчисленное количество раз полоскал рот с мятным порошком, только ощущение отвратительного привкуса все равно отказывалось его покидать. Хотя он и знал, что это скорее его фантазия, но при мысли о кружке его передергивало. Он устал от бесконечно виноватого вида Уны, кажется свыкшейся с этим состоянием.

Второй раз Уна уснула, успокоенная мерным ходом коня Смотрителя и едва не сверзилась со скакуна. Получил втык разумеется Смотритель. Сердобольная Уна попыталась его защитить, и после пары разоружающих словесных атак подкрепленных нелесными эпитетами, и припоминанием досадных промахов, с описанием исчерпывающих характеристик ее умственных способностей, поняла, что ругаться с Хранителем не только бесполезное, но и заведомо проигрышное дело. А еще довольно небезопасное.

Ройс — легендарный город-крепость, основанный полторы тысячи лет назад во время наступления везильвийских войск, был весьма старомоден. Он весь состоял из камня окаймляющие город. Стены, кладка дорог, дома. Город, высеченный в камне.

Лаер обдумав варианты несколько раз, решительно достал ларец, и быстро, не давая заинтригованному Ирте сунуть нос в его маленькую сокровищницу, подсчитал пропорции, разливая и смешивая содержимое нескольких склянок в неглубокой глиняной чаше, с испещренной по ободу вязью рунических знаков.

— Райное, душа моя, я просто в восторге! — умильно улыбнулся Рийский, таки сунув руки в бумаги Лаера. — Элиар, Вилод, Райкама, Еурион… И все они у тебя на поводке. Гм, Кер… Кере…

— Кеуен. — Раздраженно вырвав стопку отчетов из рук ренегата, поправил Лаер.

— Столица Везильвии. — Одобрительно усмехнулся Ирте. — Я, конечно, догадывался, что ты плетешь паутину масштабных размеров, но чтобы замахнуться еще и на земли Ноктура…

— Заткнись и пей, — сунул ему в руки чащу с синеватой полупрозрачной жидкостью.

— Таков мой бесславный конец? "Выпей яду", да?

Лаер закатил глаза и отвернулся. Влас волкодлака в зелье должен изменить черты лица. И изменил. Заострил, добавил глубоких морщин в уголки глаз и рта, чуть вытянул лицо, сгладил скулы и сменил цвет глаз на насыщенно голубой. Лаер вынув осколок зеркала, удовлетворено констатировал, что нынешний облик не имеет ничего общего с настоящим. Ему сейчас не меньше сорока. Ирте остался все таким же смуглым, но глаза его изменили цвет на прозрачно голубой, а волосы из иссиня — черных стали будто с проседью. Он походил на среднестатистического чистокровного мийца. Лаер много раз замечал, что мийская кровь гораздо сильнее любой другой в смешанных браках. Полукровки всегда темноволосые и темноглазые.

— Ну надо же… Мне идет, Райное? — Ирте кокетливо улыбнулся в отобранный у Хранителя осколок.

— Ты похож на мийскую бабку-сплетницу.

Ирте поправил длинный хвост, и кинул осколком в Хранителя. Длинные волосы у мийских мужчин — знак знатного рода. Ирте и принадлежал к Рийским, по легенде поведшим свой род от самой Мии — орлицы некогда спасшей жизнь Алдору.

До Первой войны род Рийских в Мии, Зарт в некогда существовавшей Кхарии, Нейервиль в Везильвии, и Шае-Райное в Иксилоне почитались Храмами как берущие начало от спасителей Алдора: орлицы Мии, дельфина Кхарии, медведицы Везильвии и змеи Иксилоны. Но после того как появились Хранители, а появились они именно из этих родов, Храмы стали игнорировать магически одаренных потомков спасителей Алдора. Но влияние Хранителей, подпитанное как правило довольно близким родством с правителями стран, осталось на прежнем уровне к большому сожалению храмовиков.

Ирте приходился двоюродным братом Атеру — Мийскому Хранителю магии, и племянником самому правителю Мии. И по их общему мнению черным пятном на кристально-чистой репутации рода Рийских.

Впрочем, когда от Лаера отреклась собственная семья, он не стал так страдать как Ирте, который еще полгода находился в прострации после своего образцового краха.

Хотя у Ирте оставался дедушка, беззаветно любящий его и не веривший скандалу разразившемуся вокруг дорого внука.

А вот у Лаера не осталось никого. Даже собственный брат проклял его… И все это из-за запретного ритуала и массового умерщвления. Как отец узнал о том, что Лаер совершил его, Хранитель до сих пор не мог понять. Он предусмотрел абсолютно все. Никто даже не догадывался, что юный Хранитель смог возродить столь древнюю и позабытую всеми силу. Древнюю, почти безграничную и фактически дарующую бессмертие. Магия, как и земля нетленна, не подвластна времени. И Лаер завязал на магию свою жизнь. Да, цена была дорога. Даже дороже чем он предполагал — семья отвернулась, но то, что в конечном итоге он получил, смогло загладить острые грани пролома от столь беспощадного удара.

Он не любил воспоминания. Они не приносили ему ничего хорошего. Нет, он держал и не культивировал в себе обиды или злобы. Не взращивал на почве почти абсолютно счастливого детства постоянно ранящую ностальгию. Он просто перевернул страницы, и навсегда закрыл эту книгу, прочитанную и недопонятую, задвинув в самый дальний и темный угол памяти. Брат был близнецом. Старшим. И отвернувшимся. Лаер раздраженно повел головой, мысленно задвигая проклятый ящик воспоминаний. Столько времени утекло.

Уна растерянно, и с некоторой опаской глядела на изменившихся путников. Лаер не стал пояснять, что никто не должен знать, что они вошли в город, никто не должен опознать и отследить их.

Люди в предместьях оказались крайне недружелюбны. Сдавать комнаты чужакам отказались, ссылаясь на наплыв посетителей в связи с завтрашней ярмаркой. Лаер, привыкший и лицемерному уважению и полной покорности был неприятно удивлен. Спутники заняли стол у окна, и Хранитель отослал Смотрителя побродить по окрестностям и найти место для ночлега.

Ирте, подсевший за стол к бородатыми серьезного вида мужикам с внушительным оружием, уже через полчаса вернулся, блистая широкой улыбкой и потряхивая массивным ключом.

— Тут рядом. Позади трактира изба.

— Это твои друзья? — шепотом вопросила Уна, воровато оглядываясь на пришибленных после недолгого общения с Рийским мужиков.

Это его шестерки. Большая удача, что они на них наткнулись. У Ирте была великолепно отлажена система отмывания денег на финансово стабильных территориях. И местную шваль он просто обязан был знать.

Другое дело, что небольшой Ройс, по мнению Лаера, ну никак не тянул на достаточно обширную область способную скрыть темные делишки Рийского. Значит, он купил город. Все систему самоуправления и местных чиновников. Разумеется кроме храмовиков. Этих хитрых баранов ни разу не удавалось купить даже людям Лаера, ни за шикарные услуги, ни за баснословные суммы. Он знал о единственном случае, когда Храм все-таки продался: Гарде, иксилонец, возглавлявший Орден Полыхающей руки двести восемнадцать лет назад, под давлением Хранителей шантажируя Высший Совет Храмов, заставил их вещать о том, что магия все же допустима в жизни. А чтобы эти злопамятные храмовые сволочи не хитрили, пришлось дать им денег. Столько сколь им требовалось. А запросы и расценки у храмовиков оказались не малыми. Что постепенно и привело к упадку и роспуску Ордена. Так как теплое место под боком правителей уже заняли Храмы, Хранители, посчитавшие что Орден сыграл свою роль, отвратили свой взор.

Глупцы. Лаер в свои восемнадцать понявший сколь ценным может быть Орден, вложил в него все свои немалые средства, которыми только мог распоряжаться от имени рода. И ведь не прогадал. В большинстве крупных городов Иксилоны он имел такое неслыханное влияние, с которым ни шло ни в какое сравнение власть Храмов.

Лаер ни хотел оставлять Уну. Хотя Ирте и уверял, что мужикам предоставившим жилье доверять можно, они не вернутся. Но Хранитель все же физически не мог отдалиться от нее, когда все еще не знал ни лица врага, ни стороны откуда придет следующий удар.

Поэтому к информатору Ирте они отправились все вместе. За вход в город содрали по четыре монеты. Ирте разговорился со стражей на предмет нахождения некоего Арнойса, когда Лаер взяв под руку Уну пошел дальше. Смотритель, уверенно вел их к центральной площади, и уже издалека слышался одобрительный рев скопившейся толпы.

— Что это? — безотчетно прижавшись к Лаеру, спросила Уна.

— Казнь наверняка.

— Но… они радуются. — Девушка растерянно поглядела на Хранителя.

— Закон человеческой природы. Чужая боль либо раздражает, либо пугает, либо веселит.

На помосте было три человека: храмовик, палач и уже не способный кричать безрукий мужчина. Стража, а ее было в достаточном количестве, безразлично скользила взглядом по воинственно настроенной толпе. Пара человек сдерживало рыдающую и беснующуюся женщину, протягивающую руки к истязаемому мужчине.

Уна побледнела, глядя, как палач заносит окровавленный топор над правой ногой. Храмовик вещавший о шпионаже в пользу Везильвии на мгновение прервался, чтобы зрители расслышали хруст перерубаемой кости.

По толпе прокатился вдох и переменчивый шепот. Уна задрожала, и потянула Лаера в сторону.

— Уйдем! Ну, пожалуйста!

Лаер недовольно посмотрел на нее, и неохотно тронулся сквозь толпу. Их нагнал мрачный Ирте.

— Идем мы к этому твоему человеку? — с интересом глядя на хлынувшую кровь, не оборачиваясь спросил Лаер.

— Да, почитай, пришли уже. — Раздраженно ответствовал тот.

— Что? Где он? — Лаер остановился и заскользил взглядом по толпе.

— Да вон, вторую ногу ему собираются отрубать.

Их обогнали. Лаер зло выдохнул. Да что вообще происходит? Уна вжалась лицом в его плечо, закрывая уши от восторженного аха толпы, когда человеку отрубили вторую ногу. Лаер встретился взглядом со злым Ирте.

— Его сдали?

— Нет. Ложное обвинение в шпионаже. Дозорника с неделю тоже на месте нет. И с нечистью та же ерунда что и в Орне. Лаер, кто-то зачищает территорию. Причем мою территорию.

— Твои поставки? — Лаер безотчетно приобнял вздрагивающую Уну.

— Мои деньги. Здесь находилась база занимающаяся очищением прибыли. Угадай, что с ней случилось? — Ирте аж зубами заскрипел.

— Сгорела. — Лаер заинтересовано посмотрел на Рийского

— База — образное понятие. Все люди перебиты, оповещение не сработало. Феса бы их всех побрала… Никто не мог их знать. Тем не менее… — Ирте запустил пятерню в волосы.

— Те мужики в трактире?

— Рядовые исполнители, полторы недели не получавшие приказов. Полторы, Лаер! — Ирте охнул.

— Большой урон?

— Примерно пятая часть общего состояния. — Рийский грубо отпихнул локтем бабу излишне тесно прижавшуюся к нему.

Она повернулась но, поглядев на мрачного мийца, ответившего ей долгим и однозначным взглядом, передумала затевать скандал.

— Господин! — напряженно позвал Смотритель Лаера, кивнув в сторону помоста.

Лаер обернулся. Казнь закончилась и теперь храмовик как то незаметно перешедший от темы подлого и грязного шпионажа Везильвии к предмету магии, призывал людей сбросить "смердящие богопротивные оковы волшбы", припоминая стычку интересов магов и Храмов два десятилетия назад, когда это едва не стало очередным поводом к войне. Впрочем, та стычка ярых религиозных фанатиков и амбициозных магов, все же унесла достаточное количество жизней.

— …Ибо Отец наш великий, воссозданный из небытия темной властительницей покарал ее за жестокость. За то, что с таким размахом используют маги, не щадящие наших жизней! Оглянитесь вокруг, сколько друзей и родичей наших полегло от когтей темных тварей, что должны быть истребленными магами! А они тем временем пиршествуют и спят спокойно, когда наши дети бояться темноты и того, что она порождает! И это слепое бездействие магов есть самая большая жестокость из возможных!..

Храмовику было не больше двадцати пяти. Но самое поганое — он отчаянно верил в то, что говорил, и толпа жадно внимала каждому его слову.

Лаер кивнул ухмыляющемуся Ирте, который мягко отстранил Уну от Хранителя.

Смотритель незаметно скользил впереди Лаера, расталкивая людей и облегчая продвижение Хранителя к помосту. Тем временем храмовик продолжал взывать:

— Они совсем забыли о своем долге! Угроза войны ничему их не научила!..

Толпа нехорошо закивала. Храмовик слишком юн, чтобы видеть те события. Примерно того же возраста что и Лаер, изменивший внешний облик. Но этот храмовик не знает же об истинном возрасте своего оппонента, вот с этого и стоит начать. Хранитель вскинул голову, и громко, перебивая храмовика на середине слова, яро воскликнул:

— Да что он знает?.. Что ты знаешь малец?! Что видел ты в этой жизни? Мы знаем, мы жили и мы видели! Видели, как два жалких объединения стали грызться, выплетая из наших жизней канат на котором шатко балансируют ваш Храм и магия.

Люди настороженно притихли. Замолчал и храмовик обескураженный яростью прозвучавшей в голосе Лаера. Хранитель чувствовал, как многочисленные взгляды устремились на него, зрелого представительного мужчину, с клинками за спиной, не оставляющего сомнений, что он пережил то самое столкновение, видя все своими глазами. И Лаер замедлив но, не прекращая шага, продолжил:

— Ты вещаешь о войне, о которой можешь знать лишь по рассказам! Которые всегда на протяжении времени обрастают слухами и домыслами. Скажи юнец, какое ты право имеешь винить тех, кто в ней погибал? Кто дал тебе право судить? Мы видели и пережили ее! А ты сейчас смеешь говорить, что мы за зря проливали свою кровь?!

Люди, боясь показать зарождающее одобрение, косились на стражу, которая пока тщательно скрывала нарастающее напряжение, ведь свободу слова никто не отменял. А если заткнуть рот выскочке, то это породит сомнения в кристальной чистоте помыслов Храма. Поэтому стража наивно надеялась, что юный храмовик сможет урезонить зарвавшегося нахала самостоятельно. Однако горячая речь Лаера в сердцах старших стражников уже вызвала тень одобрения. Хранитель вскочил на помост, и хищно заскользил взглядом по морю лиц выискивая бреши. Нашел.

— Храм и маги объявляют друг другу войну, и созывают нас, шантажируя благополучием наших детей! — Он вцепился взглядом в худого бородатого мужчину, сурово сдвинувшего брови. — Кто не помнит громких воззваний Храма: "Алдор полюбит детей победителей сильнее тех кто был несправедлив!". Какое двоякое утверждение. Хотите воевать?! Деритесь с магами сами!

— Дело говоришь, мужик! — утвердительно выкрикнул бородач.

Лаер не ошибся, человек с окружением. Должно быть купец. И его окружение спеша высказать почтение хозяину столь же горячо поддержало Лаера.

Так, тяжелой артиллерией запаслись. Ирте взял на себя задние и угловые ряды, откуда Лаера было плохо видно, и постоянно и незаметно перемещаясь, одобрительно выкрикивал на призывы Лаера, воспламеняя души простого люда, не слышавшего слов Хранителя, красочным пересказом вдохновленной тирады Лаера. В середине работал Смотритель. Цепная реакция уже начинала свое действие. Работаем дальше. Передние ряды.

— Да кто они такие? Они знают, что такое война?! — Лаер выделял тех, кто нервозно что-то теребил в руках или жадно искал взглядом встречи с ним. И зажигал их сердца страстной, пламенной речью. — Это не борьба государств, это повальная резня во имя кучки жалких сволочей — сильных мира сего. Погибают люди, и вода в реках становится алой, слышен детский плач, а землю окропляют слезы матерей. Война — время торжества грифов, а не справедливости. И когда она заканчивается, нам, покалеченным людям, вбивается мысль о нашей победе или проигрыше, о нашей заслуге или вине. И мы воспринимают это на веру. Потому что мы люди! Мы испытываем боль! И тогда менее всего способны на трезвые рассуждения!

Голос к концу фразы стал пронзительным и сорвался. Великолепный эффект. Лаер оценивающе пробежался взглядом по толпе. Он достигает пика. Народ одобрительно шумел выкрикивая отдельные фразы. Стоя тут на помосте, он мог видеть всю толпу, которой казалось даже стало больше.

Ирте не давал расходящемуся и набирающему обороты стадному инстинкту погаснуть на концах. Смотритель подхватывал на середине. Лаер поработал и в центре, и на передние ряды, плачущие горячими слезами восторга и одобрения.

Толпа, самая бездумное и самое грозное оружие. Чтобы удержать и направить ее нужно недюженное мастерство. Этот храмовик, бесспорно, обладал им, но ему не хватало практики, и поэтому он сейчас стыдливо жмется между столбами пытаясь затеряться от ненависти, обжигающей со всех сторон.

Лаер поймал его взгляд и хищно блеснул зубами. Снова обратил обличающий взор к толпе.

— Чего же хотят Храмы?! Что они хотят после того как сжигали наших детей с "богомерзкой" магией? Что они хотят, после того как отнимали смысл нашей жизни тыча в них пальцем и называя порождениями Фесы? Так почему же эти самые "порождения" могли вылечить маги? Уж не потому ли, что Храмы стали терять свое влияние, больше говоря, чем делая? Уж не потому ли что Храмы стали забывать в отчаянной алчности свой истинный смысл — нести волю Алдора, а не собственные заблуждения калеча нас, и наших детей?!

Толпа согласно застонала. Учитывая, что основной контингент составляли люди старше сорока, а также дедушки и бабушки, все еще помнящие массовую идеологию Храмов об умерщвлении магически одаренных детей, Лаер бил в болевые точки. Точно, метко, не оставляя шансов. Стража попыталась его снять с помоста, но была сметена гневом толпы.

Лаер стал обожаемым лидером, не страшащимся говорить правду. Не страшащимся обличить гнусные замыслы Храма.

И он повел их к центральному Охраму. Люди со страстью колотили в запертые двери, уродовали изукрашенные лепниной стены, и кричали, кричали, кричали…

А довольно улыбающийся Хранитель стоял позади, незаметно оттирая кровь с пальцев. Поутру, когда одурманенные жители сбросят манипулирующие оковы великолепно построенной игры Хранителя, то ужаснуться что посмели осквернить дом Всевышнего, и смиренно пойдут испрашивать прощения. И Храм взыщет с них немалую цену. В том числе и за верещавшего с помоста храмовика, сердце которого пронзил короткий метательный нож, когда Лаер соскакивал с помоста, спеша направить праведный гнев жителей на виновников всех бед.

И разумеется его начнут искать. Точнее не его, а сорокалетнего светловолосого и голубоглазого мужчину. И никогда не найдут, потому уже через полчаса он прекратит свое существование.

— Великолепно, Лаер. — Позади неслышной тенью замер Ирте. — Ты становишься все лучше и лучше.

Уна глядела на него со смесью страха и восторга. Пряталась за спиной утомленного Смотрителя. Слышала каждое его слово и подчиненная влиянию толпы прониклась пропитанной ложью речью Хранителя, ради забавы обернувшего игру храмовиков против них самих.

Скапливалась стража, но что она могла сделать против столь ярого запала? Хотя и пыталась, но большей частью ждала подкрепления.

В безумной ярости обуявшей толпу никто и не заметил, как почти одновременно растаяли призрачные маски путников.

Вечерело. С неба мелкой тающей крупой снова посыпался снег. Отойдя довольно далеко от центра, завернув на торговую улицу путники прикупили одежду. Оплачивал Лаер, натянувший капюшон до самого носа, а снова помрачневший Рийский очень тихо сказав пару слов купцу отпускающему товар, просто взял то что ему приглянулось.

Смотритель кинув монету купцу обрядился в черную короткую меховую куртку. Лаер выбрал три пары перчаток, одни из тонкой кожи, и две из дубленной, с шерстяной подкладкой. Натянул на голову Уне вязанную шапку и кинул ей в руки песцовый кожух. Девушка рассеянно смотрела на Хранителя, без слов выложившего один золотой и уже направившегося к башмачнику.

Рийский действовал по старой схеме заставив и башмачника побледнеть и в страхе отвести глаза. Хранитель все так же молча усадил девушку на колченогую табуретку, требовательно протянул руку продавцу тут же давшего ему роскошные, расшитые бисером красные сапожки с невысоким каблучком. Хранитель брезгливо выронил их.

— Проще и удобнее.

Башмачник кивнул и нырнул за прилавок. Лаер стянул хлипкие с почти протертой подошвой башмаки с Уны, и одел принесенные башмачником высокие с частой шнуровкой кожаные сапоги. Уна рассеяно ощущала как ноги растворяются в меховом рае.

— Как? — исподлобья взглянул на нее Лаер.

— Дорого наверно? — с печалью, шепотом произнесла Уна.

Лаер закатил глаза, кинув четыре серебряных башмачнику, оплачивая и выбранные для себя сапоги.

Как только путники покинули торговую улицу, направляясь к северным воротам, Лаер начал зло выговаривать Ирте.

— Ты можешь проще себя вести? Мы зачем ипостась меняли, идиот ты эдакий? Что ты воду мутишь? С таким же успехом могли войти в город как Хранитель и влиятельный разбойник.

— Ох, игру я тебе порчу, да? — сорвался Рийский. — Чтоб ты знал: сейчас у меня нет никакого желания бочком двигаться вдоль забора, опасаясь, что кто-то меня заметит. А ты не выеживайся. Люди и так давно косо смотрят на Иксилонского Хранителя. А если бы еще и в компании ренегата увидали… Так что затухни и шифруйся дальше.

Лаер старался успокоится. Ирте на взводе. Он потерял очень доходную территорию. И сейчас не может выяснить, что происходит с остальными. Но и Лаер тоже попал впросак. Упустил нить, потянув за которую он мог распутать клубок.

Народу на улице было очень мало. Часть все еще громила Храм, еще часть испуганно отсиживалась дома, а некоторые короткими перебежками перемещались через путанные каменные улицы.

Спас его совершенно случайно спотыкнувшийся Смотритель. Ирте повернулся, чтобы отвесить ему подзатыльник и злобно зашипев, повалил Уну на землю. Лаер пригнувшись, начал поворачиваться, понимая, что уже не успевает и, вытягивая из ножен свои клинки.

Хранитель выгнулся дугой, в защитном приеме вертикально выставив лезвия. Это могло бы отвратить клинок, пущенный убить. Но их было два. И если первый, досадно скрежетнув и высекая искры, уступил лезвиям мечей, то второй посланный чуть ниже первого, нашел брешь в неуспевающем завершиться защитном приеме, и пробил левое подреберье, желудок и вспорол диафрагму.

Лаер упал на колени, рыча от боли, и бешено водя глазами по пустынной узкой улице, отгороженной с обеих сторон высокими домами. Один из мечей куда-то укатился, Лаер с трудом переложил оставшийся клинок в правую руку. Ножи посланы знатно — дабы не оставить ни единого шанса выжить. Он увернулся, значит, его должны добить. Посланы сзади, рукоять шла вкруговую, но идеально прямо. Убийца был за их спиной, а затем поспешил скрыться.

— Лаер! — отчаянный крик Уны, вернувший ему сознание.

Талант! Его Талант здесь! Вся его сила, его могущество, гарант достижения всех высоких целей и смысл жизни здесь!

— Уведи ее! — сипло выдавил Хранитель, встретив прищуренный взгляд Ирте, Хранитель посмотрел на бледного Смотрителя, — и ты тоже!

Смотритель резко поставил их обоих на ноги. Рийский кивнул и, подхватив упирающуюся и визжащую Уну, поспешил прочь.

Лаер чувствовал, как активизировался ореол, распыляя боль и латая прорванные ткани. Тупые твари надеялись убить Хранителя магии жалкими железяками?!

Лаер заскользил взглядам по щербатым стенам, с темными провалами окон.

— Где ты, мразь?! — взревел он и тут же подавился собственной кровью, подкатившей к самому горлу.

Охранные заговоры сдерживали слепящую пелену боли, позволяя лишь эху касаться сознания Хранителя.

Проклятье. Лаер сплевывал кровь, мысленно торопя охранительную магию. Он рассеяно дрожащей ладонью обхватил рукоять ножа, и с третьего раза собравшись, рывком вырвал его. Сознание помутилось, и Лаера снова вырвало кровью. Которая еще и выходила упругими толчками из пробитого бока.

Лаер встал, сплевывая сгустки крови и зажимая ладонью уже сочащуюся, а не хлещущую рану.

Улица была пуста. Лаер с трудом наклонился, подбирая близ стены свой второй меч.

— Выходи, тварь! — Хранитель гневно оглядел решетчатые окна.

На этот раз Лаер почувствовал движение. Слепо мазнувшая тень самым краем глаза. Краткий взмах скупым движением от локтя — боль все еще была способна поставить его на колени, несмотря на усиленную работу древней охранительной магии; и снова посыпались искры, от столкновения метательного ножа и темного меча.

— Что ты за падаль? — звонкий девичий голосок. — Нормальный человек давно бы подох. А тебя даже яд не взял.

— Яд? Оружие трусов? — презрительно произнес Лаер, не поворачиваясь. — И кто же так смертельно боялся, что дважды подстраховался?

Хранитель закинул мечи на плечи и обернулся. Ничего особенного. Мийка. Черные волосы, черные глаза, смуглая кожа. Одета неброско, серое подпоясанное мешковатое платье, с накинутым легким кожушком. Половина города так ходит. Беда в том, что с таким нарядом, спрятанным оружием можно обеспечить военный гарнизон.

— Обойдемся без имен.

— Сколько заплатил? — усмехнулся Хранитель, прокручивая мечи в ладонях.

— Дашь больше? — догадливо уточнила мийка, насмешливо прищурившись.

— И дольше. — Облизнув губы, хмыкнул Лаер.

Мийка задумалась, плохо скрыв это за маской насмешки. На груди сверкал медальон, абсолютный близнец того, что под рубашкой висел у Лаера.

Хранитель пробно замахнулся мечом, мийка успешно парировала визильвийской саблей вытащенной из разреза платья с креплениями ножен на ноге. Ее ответный удар был скорее проверяющим — сверху вниз, с открытым локтем для замаха. Лаер, стоявший левым боком во время атаки намеренно смазал блок, и поспешно отшатнулся внушая противнице мысль об уязвимости.

Мийка не захотела разнообразить тактику, тесня искусно поддающегося Хранителя к стене, краткими замахами по левой стороне, и идеально парируя ответные атаки.

Лаер впрочем, и не старался, драматично, но в рамках правдоподобности припадая на левую ногу, ахая, и громко сбивчиво дыша. Всем своим видом говоря, что он уже повержен. У мийки на лице медленно прорезалось торжество. Ее атаки становились все более предсказуемыми и банальными. Заметив пару рубящих ударов наискось с отведением лезвие вверх, Лаер признал у нее везильвийскую школу боя.

Дерется она, конечно, неплохо, природный дар, но ограниченный жалкими победами в кругу таких же самоучек. У Лаера подготовка гораздо серьезнее.

Он наконец почувствовал спиной треклятую стену, и, сделав самый несчастный вид, позволил выбить из левой руки меч, выставляя раненный бок. Мийка ничего не заподозрила, и с победной улыбкой уже замахнулась для режущего контрольного удара, когда Лаер подрубил ей колени.

Именно с тем обреченным выражением лица отводя руку за голову, в якобы сдающимся жесте и резко опуская ее в молниеносном сметающем ударе на ее ноги.

Она еще не осознала поражения, улыбка так и не сошла с ее губ, когда она начала съезжать с отсеченной части берцовых костей…

Лаер предупреждая зарождающийся вопль, опустился на колени и медленно, со смаком провел лезвием от уха до уха. Впился в черные волосы, откидывая ее голову назад, и делая кровавую улыбку шире. Провел с нажимом, перерезая гортань и крупные сосуды. Кровь, горячая мийская кровь, взвилась фонтаном из развороченного горла, окатив лицо Лаера. С наслаждением выдохнувшего.

Ничто не может принести большего удовольствия, чем кровь поверженного противника.

Но это лишь одно из его щупалец. Осознавший это Лаер с сожалением поднялся. Одно из щупалец. Головы спрута по-прежнему не видно.

Его мечи. Феса, они совсем затупились. И без бирюзы выглядят как крашенные железяки. И полировка нужна…

Лаер покинул тесную улочку. Левый бок покалывало, и глубоко вдохнуть не получалось. Проклятая мийка, чтоб тебя демоны пожрали! Впрочем, они уже наверняка этим занимались. Только Хранителю от этого не легче.

Эта убийца… Медальон… Она знала кто он… Знала как его найти. Это город Ирте, под его абсолютным контролем вся местная падаль, чужаков они же сами и устраняют… Значит эта девочка из "своих". Качественно владевшая оружием. Такие или не живут вообще, или стоят близ командования, которое свято верит в хозяина и подчиняется только ему.

О, Феса! Такого не может быть!

Рубашка и куртка, набрякшие от крови, противно холодили тело. Лаеру было больно, холодно, но все это перекрывала обида — он его обыграл.

Умело, и так цинично. Ему заплатили. Бесплатно рисковать задницей Ирте точно бы не стал. Но кто нанял его? Кому могла встать жизнь Лаера поперек горла? Да очень многим. Придворные правителя, который считал Лаера своим единственным оплотом в принятии ответственных решений, его ненавидели. Другие Хранители тоже. Совет магов — духоловов, которым никак не давало покоя его место в кресле главы Иксилонского скита. Градоправители автономных округов, с клинком Ордена Полыхающей Руки у своего горла.

Да столько кандидатов! Куда ни плюнь — попадешь в того, кто яро, но молча желает Лаеру скорейшей и по возможности чрезвычайно мучительной смерти.

Ах, какой шикарный ход!

Этот кто-то был великолепно информирован. В мире знало лишь два человека о его связи с Рийским, и первый был мертв, а второй четыре года служил Лаеру в Смотрителях. Логика спотыкалась. Смотритель не мог никому рассказать. Лаер, наложивший на него заклятие оповещения, помимо данной слугой непреступной клятвы, мгновенно бы узнал об этом. Феса, что происходит?

В глубоких раздумьях Лаер покинул Ройс, выходя в предместья. Немного поплутал по округе, выискивая дом, который Ирте обозначил как: "- Тут рядом. Позади трактира изба".

— Господин! — Впервые в жизни Лаер был рад видеть Смотрителя.

Изба оказалась добротным бревенчатым домом, окруженным раскидистыми кленами.

И охраной. Семнадцать человек. Мрачно обнаживших оружие навстречу двум силуэтам, в белесом вечернем тумане двигающихся к дому.

Сухой щелчок тетивы. Лаер резко перестроил сознание на истинное зрение. Закатный мир предстал таким же светлым как днем, за счет полыхающей в воздухе магии, и вместе с тем гораздо, гораздо медленным. И стрела пущенная в живот Хранителя двигалась словно через тысячи пуховых перин. Лаер приказал магии сжаться вокруг стрелы. Раздавить ее в древесную пыль, и та с удовольствием выполнила приказ.

— Следующая пробьет горло отправителю, — предупредил Лаер.

Ряды беспокойно уплотнились, кровавые отсветы заката жадно скатились по лезвиям обнажаемых мечей.

— Прекратите! — запоздало, дрогнувшим голосом выкрикнул Смотритель.

Голос они узнали. Но не смогли стерпеть холодного вызова в голосе Лаера. Однако Хранитель был совсем не расположен шутить. Глупцы. И вдвойне глуп их хозяин.

Сухие щелчки многочисленных спускаемых стрел. Темный свистящий рой. Смотритель не смог не вскрикнуть от испуга, ни отступить. Лаер лишь полоснул оценивающим взглядом смерть с многочисленными металлическими наконечниками и, не сбавляя шага, продолжал идти веред, заставляя внешнюю магию порождать телепорты подле горла каждого из семнадцати противников.

Скупым взмахом руки сконцентрировал магию ровной полосой пред собой, и связал ее семнадцатью нитями с телепортами. Стрелы, наконец, коснулись высокой мерцающей стены перед Лаером. И исчезли. Чтобы в следующий миг возникнуть в телепортах и жадно вгрызться в шею охране.

Смотритель потрясенно охнул.

— Займись. — Приказал Хранитель, переступая через агонизирующее тело.

Изба была просторной и пустой. Без стен делящих помещение на комнаты. В воздухе витал слабый и упоительный запах недавно срубленного дерева. По средине одинокий грубо сколоченный стол. Над ним скупо светящаяся тройка синеватых магических огоньков, придававших зловещия Ирте, восседавшего скрестив ноги на ворохе одеял в дальнем углу. Он мрачно отсалютировал кинжалом Хранителю, впившемуся взглядом в неудачное подобие кровати с которого свешивалась тонкая бледная рука. Уна. Без сознания.

— Одолень-трава. — Пояснил Рийский, в задумчивости глядя на невеселый пляс светильников.

Лаер сделал пробный шаг, и Ирте склонился над Уной, ловя кинжалом синеватый отсвет огоньков.

Хранитель, поморщившись, остановился.

— Всех перебил? — Ирте по-звериному повел головой, кивнув в сторону выхода, а пальцы левой руки любовно огладили шелковый водопад волос спящей девушки.

— Нет, отпустил восвояси. — Ответил Лаер, и улыбнулся. Что мурашки пошли бы даже у самого храброго человека. Ирте лишь ближе склонился к Уне, внимательно вглядываясь в ее лицо. Лаер приказал, — отойди от нее.

— Как только уймешь свою идиотскую мысль. — Усмехнулся Ирте, не отрывая взора от безмятежного лица Уны.

— Назови мне имя, — голос Лаера звучал пугающе беспристрастно.

— Я же сказал — не глупи. Я не подставлял тебя.

Лаер медленно стал стягивать в петлю внешнюю магию вокруг Рийского. Бесспорно, чтобы раздавить его подобно той стреле, придется выплеснуть и своей магии…

— Не гробь себя понапрасну, — посоветовал Ирте, вытягивая из-под ворота медальон, копию того, что был у Лаера и мийки, и пробежался пальцами по скуле Уны. — Не правда ли она восхитительно красива? Мне даже кажется, что плоть ее сотворила магия… Это забавно, что гарант твоей дальнейшей жизни, заключен в столь милом существе. Она добра, нежна, справедлива, очаровательно беззащитна и немного наивна. Истинная твоя противоположность. Просто абсолютная противоположность. Знаешь, она меня ударила, когда я ее с улицы утаскивал. К тебе рвалась. Глупая, что она могла бы сделать? Как помочь? Едва ли она сама знала. На тот момент ее волновало только то, что ты в беде, а мы тебя вроде как бросаем…

— Отойди от нее. — Повторил Хранитель.

Лаер подавил в себе холодный гнев, позволив магической петле распасться. Ирте и тут его опередил, заимев проклятый медальон рассеивающий магию. Рийский коснулся лезвием шеи Уны, в ответ на незаметный шаг Лаера к ним.

— Ты так легко внушаем, никогда бы не подумал, — передернулся Ирте. — Я мог бы убить тебя сотни раз за последние дни. Я этого не сделал. Как думаешь, почему?

— Сотни? — насмешливо искривил губы Хранитель.

Однако Рийский уже посеял сомнения.

— Ну, десяток, так точно наберется. — Улыбнулся в ответ Ирте. — Хватит брат, давай обсудим то, что происходит… Еще один шаг, и я перережу ей горло.

— Это тема для обсуждения? — Лаер прищурился, глядя, как от усилившегося нажима по бледной шее за воротник скатывается бусина крови, оставляя тонкий багровый след.

— Ты прекрасно знаешь, что это не угроза, а попытка защититься. Эта девушка — единственное твое уязвимое место. Ради защиты которого я вчера опустошил свой резерв.

Лаер испытывающее склонил голову набок. Да, это достаточно веский аргумент. И сейчас Ирте может прирезать ее, лишив Лаера будущего. Он все равно подохнет через месяц.

Что он мог противопоставить тому, кто знал его достаточно хорошо? Лаер сам во всем виноват. Ведь знал же, что никому нельзя доверять. Тщательно игнорируемая горечь обожгла горло, на мгновение сбив дыхание.

— Ты ведь вытерпишь все ради нее, верно? Унижения, истязания, даже изгнание. — Ирте задумчиво слизнул кровь с лезвия. — Ты готов проиграть, чего раньше я за тобой не замечал. Ты будешь оберегать ее, холить и лелеять. Ты убьешь ради нее, неважно кого, даже меня. Ведь если умрет она, умрешь и ты. Звучит безумно романтично. Только это не любовь. Это жесткая необходимость. Твой билет в будущее, дарующий мощь и неуязвимость. Знаешь, это страшно. Страшно осознавать, что все это ты готов выдержать только ради себя самого.

— И это кому-то весьма сильно мешает. Кому? Я жду имя, Ирте.

— Тебе когда-нибудь было больно?

— Боже, Рийский… — Лаер закатил глаза.

— Нет, ну, правда. Хоть когда-нибудь? Когда семья отреклась? Когда Лаис проклял? — Ирте говорил полушепотом, ласково перебирая пряди волос Уны и грея дыханием ее шею.

— Ты пьяный что ли?

Он наконец встретился глазами с Хранителем. Разумеется. В стельку. Лаер видел его таким лишь пару раз. Первый, когда он едва вырвал его из капкана хранилища артефактов, и Ирте пытался забыться в многомесячном пьяном угаре, чтобы не слышать, как рушится собственная жизнь, под громкие лозунги Храма и дружные осуждающие визги бывших сторонников и покровителей; и второй когда его дедушка получил сердечный приступ.

— Не-е-е-ет… Разумеется нет. — Протяжно рассмеялся Ирте. — Проклятый безупречный Хранитель. Кусок льда. Бессовестный ублюдок. Чтоб ты сдох.

— Кто тебя нанял?

— Алдор, провались ты за врата Хаоса! Алдор нанял меня! Обещал взамен теплое местечко в своих чертогах, — Рийский снова рассмеялся, но как-то странно, надрывно, скулящее. — Посмотри мне в глаза, жалкое порождение Фесы! Посмотри и повтори, что я предал тебя!

Лаер встретил взгляд черных жгучих глаз. Возможно, и не врет. С него станется. Но… Он прав, все как-то призрачно. Ирте действительно мог его убить. И сейчас мог раз пятьдесят прирезать Уну. И не тащиться за ним, ведь Лаер в первый же вечер неосмотрительно поведал о всех своих планах. Боже, как все запутанно.

— Лаер, не вынуждай меня… — с тихим страданием произнес Ирте, снова прижимая кинжал к ране на шее Уны.

Хранитель скривился и, повернувшись, вышел в ночь. С минуту постоял, прислушиваясь к тиши, и далекому плеску воды жадно принимавшей кровавые дары Смотрителя, и направился в баню.

Нужно что-то делать. Нужен Элиар. Нужен связной с Орденом. Он должен знать хоть что-то о том, что происходит.

Выпарив из себя все мрачные мысли и застелив в предбаннике широкую лавку волоковым одеялом, Лаер забылся беспокойным сном.

Прошел час, может пять, а может всего одна минута, когда в голове у Лаера тревожно зазвенело. Он распахнул глаза и… понял, что это все, что он может сделать. В следующий момент он канул в омут ослепляющей, парализующей боли.

Заплакали, забились в истерике древние гласы, и начала кровоточит вязь хранящая ореол. Он зарычал, пытаясь хоть пальцем пошевелить, но терпел полный, абсолютный крах. Песнопения древних духов сорвались на придушенный фальцет, оглушающий Хранителя. Он слышал треск и отвратительный скрежет сминаемой защиты. Почувствовал как кровь вспенилась в жилах, стремительно ища выхода, как душа в ужасе забилась в умирающем и недвижном теле и закричал.

Призвал магию, но стало только хуже. Она разорвала его ореол. Лаер впал в дикое болевое безумие. Его магия разорвала ореол! Как из разбитого яйца вытекает содержимое, так и из Лаера вытекала магия, несоизмеримой силой потока расширяя прорехи. Лаер забился, исступленно и в ужасе взвыл. Вязь лихорадочно вспыхивала перед глазами пронзительно красным светом. Его магия. Кто-то использует его магию. Лаер попытался нащупать чужие нити, подобные нитям марионетки. С третьего раза ему удалось сосредоточится, и он тут же забылся от новой атаки. Зашелся в вопле чувствуя как магия забилась полупридушенной птицей, калеча его ореол. Голосов он не слышал только нарастающий набат бешено колотящегося сердца.

Встать! Нет, хотя бы пошевелиться… Лаер сцепил зубы. Вот так. Только одна мысль, чувства и эмоции прочь. Пошевелиться.

Боль не желала сдавать лидирующие позиции, бросая сознание Хранителя в свои беспощадные темные пучины.

Когда-то давно, он стоял преклонив колени пред могучим источником, пробуждающем в нем истинного Хранителя. Властителя, чуждого к мирским переживаниям. И тогда с уст срывалось благоговейным полушепотом:

— Страх-прах, боль-видение, отрекаюсь. Сострадание — ложь, пощада — удел слабых, отрекаюсь. Смерть — не подчинится, а подчинить, преклоняюсь. Отныне и до скончания дыхания вверь мне власть и силу. Подчинись мне и да пребудь со мной, покуда не позволю покинуть себя. Служи мне неустанно и верно, ибо я истинный сын магии…

Бешенный стук сердца слившийся в непрерывный оглушающий гул стал стихать.

Страх — прах….

Болевые судороги, завладевшие телом его, не докатывали слепящей волной до горячего сознания.

Боль — видение…

Всполохи магии бившее ореол начали то ли слабеть, то ли наоборот набирать силу, затаившись где-то на границах ореола, но не беснуясь больше.

Отныне и до скончания веков…

Лаер словно упал в высокий сугроб — холодно, тяжело, и невозможно пошевелится.

Подчинись мне…

Сколько магии… Лаер с растущим гневом наблюдал как его магия, бледно — зеленного цвета, его истинная магия, кружит над покалеченным телом, с запертым подсознанием Хранителя.

И пребудь со мной, покуда не позволю покинуть себя!..

Магия слабо замерцала, чуя волю хозяина, но тут Лаер почувствовал, как рушится стена, защищающая его от безумия хаоса и боли.

Встать.

Теперь он видел эти нити. Серебряно — золотые, тянущиеся к восьми точкам ореола, и подобно стилетам впившиеся в пробелы охраняющей вязи. Знатно сделанная работа. Если хотя бы на волосок в сторону, защитная вязь испепелила недоброжелателя своего хозяина. Этот самый недоброжелатель великолепно знал, что Хранитель живет своей магией, и поэтому разрушил ореол, содержащий всю магию, нарушил охраняющую вязь Лаера. Это невозможно, ведь он переделал ритуал, изменил и усовершенствовал вязь. Но противник не ошибся, потому что Лаер сейчас может умереть. Но он вовсе не собирается этого делать.

Он подумает об этом позже. Встать.

Тело больше напоминало грузный мешок с камнями. С третьей попытки Лаеру удалось согнуть колени.

Отчаянный полувскрик — полускрежет и лопнула нить, оставив в краю ореола огромную пробоину с сочащейся магией. Он не сможет ее закрыть.

Встать.

Наконец опустить одну ногу на пол. Еще никогда в жизни он не вкладывал столько усилий в одно простое движение. Стена трещала от натуги. Нити засветились ярче и медленно стали проворачиваться, расширяя бреши.

— Ирте… — невыразительно и жалко.

Вдохнуть и решится. В следующий момент он либо умрет, либо нет. Смерть это избавление от всего, не будет ни боли, ни усталости, ни страха. Но можно жить, чтобы найти ту мразь и медленно и со вкусом порешить ее. Да, этот стимул определенно сильнее.

Встать!

Ну, почти, — Лаер рухнул. Нити отчаянно взвыв, лопнули, стена пала, погребя сознание Хранителя под лавиной боли. Но она стала слабеть, вместе с Лаером, проваливающимся в блаженное неведение.

Краткие вспышки света. Разрозненные обрывки воспоминаний.

— Ты боишься, поэтому тебе гораздо легче думать, что судьба Хранителя — это твой осознанный выбор, а не путь лишений, вымощенный болью и мучениями, презрительно брошенный тебе судьбой. А что такое судьба? Это основная причина невзгод для тех, кто не в состоянии управлять своей жизнью… Не стоит бояться иллюзии.

— Я боюсь. Но не этого. Я боюсь однажды проснутся и понять — впереди пустота, и это мой собственный выбор. Мой осознанный выбор, а не неизбежный вариант.

— Ты готов тонуть в самообмане.

…Элсакам — "место, благословенное богом". Кто-то видит его роскошной залой древнего замка…

— Я не готов верить в ничто, потому что мне так удобнее. — Юный Хранитель издевательски хмыкает.

— Заинтриговал. Но я говорю не о страхе смерти, а о неизбежности.

— Хорошо. Чем трактуется неизбежность? Злой рок? Например, мне суждено сегодня погибнуть. Не пережить Восхождения. Но почему? Я ведь достоин, я понимаю и принимаю идеи Хранителей. И осознаю…

…А кто-то видит его райским садом. Элсакам не существует ни на земле, ни под ней, ни над ней…

— Этого не достаточно. Избираешь не ты, избрать должна только она.

— Кто?

— Судьба. — Отец беззлобно смеется, глядя на растерявшегося Лаера.

… Элсакам — ничто. И в то же время все. Он подобен воде принимавшей форму сосуда. А сосудом является только человек, его желание. Элсакам — хворь магов. Но разве можно назвать исполнение всех желаний болезнью?..

— Но ты же говорил, что судьба есть вымысел заложников собственного бессилия! — четырнадцатилетний Лаер гневно сжимает кулаки.

— Мы можем не верить, можем верить. Мы все-таки люди и искать правду — не основное наше свойство, чаще мы ищем оправдания. Сильные признают свои ошибки, слабые власть судьбы и рока. Мы можем делать выбор или позволять принимать его за нас. Лишь одно всегда незыблемо — путей много, но истинных…

— Среди них нет. — Кивнув, закончил Лаер. — Потому что истина у каждого своя. Значит и понятие неизбежности столь же индивидуально?

Некоторые маги специально ищут Элсакам, как обиталище вечного блаженства. Как свой собственный маленький рай, где только он будет творцом, богом. Но Элсакам не приходит по зову или принуждению. Он сам избирает тех, кто достоин…И покоряется лишь единицам, сила которых способна подчинить иллюзорную пустоту, коя иных ставит на колени.

Вспышка, яркая и боль приносящая. Разбивавшая мрак, уносящая голоса…

— О Феса… Посмотри на меня!

Этот голос… Он так знаком. Вокруг свет. Что? Нет! Он не хочет. Где спасительная тьма? Он хочет назад.

— Нет-нет-нет! Лаер! Смотри на меня! См…

Лаер? Кто это? Он ни знает никого. Оставьте его в покое! Пошли все прочь! Свет меркнет, и вокруг снова воцаряется тишина и тень.

Аромат победы и ненависти очень похож. Это он знает. Терпкий, пьянящий, завладевающий всеми помыслами. Этот запах сводит с ума.

Темная дымка бережно кутавшая его со всех сторон немного посерела.

— … на семь!.. Сартонская тетрада! Твою мать, вязь неровная…

Дразнящий, отчаянно дерзкий, невыразимо глубокий, его нельзя было не с чем сравнить. Он будоражит тело и туманит сознание. Его хочется немедля опробовать на вкус, насладиться, забыться в нем. Сравнить вкус и запах. И многолетний опыт подсказывал, что первое по всем параметрам превосходит второе. Такой же соблазнительный, но насыщенный адреналином и эмоциями, у каждой из которых свой оттенок и привкус.

Появляется бесконечное чувство падения. Ему это не нравится.

— Зубы ему разожми!

— Он захлебнется!

— Н…

Чувство страха имеет острый, металлический вкус, он ощущается всегда и в первую очередь. Он искушает, дурманит, затягивает. Далее изумление — пряное ощущение, оно сглаживает вызывающую яркость страха… Боль — бурное бесконечно свежее чувство победы и собственного превосходства.

Ему это решительно не нравится! Он отчаянно цепляется за клочки тени, в страхе отползающие от него.

— …начертил руну единения и Салфитский капкан… Как открывается этот его долбанный сундук?!..

И это и многое другое все вместе сливается в отсветах фееричных вспышек тепла и силы друг с другом, создавая бесконтрольный яркий поток чистейшей энергии, приятной истомой заполняющий сознание. Как же похожи победа и ненависть… Как же они похожи…

— …О Алдор, да за что же мне такое наказание?..

Проклятые вспышки света…

Он очнулся на холодном полу. Свет…

— Слишком ярко… — надломленный и как будто чужой шепот.

Породивший спазм в горле и заставивший содрогнуться в приступе сухого дерущего кашля. Свет угас. Благословенная темнота.

Лаер почувствовал две вещи — ему холодно и больно. Причем везде.

— Ты как? — безумно усталый голос Ирте откуда-то сбоку.

— Как труп. — Честно ответил Лаер, безуспешно пытаясь перевернуться со спины на правый бок. Левый жутко саднил.

— Ты мало чем от него отличаешься. Я зажгу свечу…

— Не надо.

Лаер с трудом сел. Странно ощущать как непроницаемый мрак начинает кружится. Ладонь скользнула по липкой коже ноги. Коже?

Лаер ощупал себя. Он что, нагой? Да еще и в чем-то перемазанный.

— Что за дрянь с тобой приключилась? — судя по звуку Рийский сполз по стене.

— Знать бы. — Голос низкий, без привычной хрипотцы.

— Ты бы пока не вставал… — рассеянно посоветовал Ирте.

Лаер и не мог. Поднялся на четвереньки но все попытки распрямится приводили к ярко выраженному нарушению координации. Да еще и дыхание перехватило и всю левую половину тела словно парализовало.

— Лаер, я очертил вокруг тебя Салфитскую пентаграмму плюс десятка три концентрирующих и изоляционных заклятий, пара-тройка хранящих и отводящих рун… Хотел еще Романскую вязь, но я ее точно не знаю, а твоя Фесова барахолка едва меня не порешила когда я хотел ее открыть и книги достать…

— Сколько я здесь валялся? — Лаер плюнув на безуспешные попытки подняться, растянулся на холодном полу, ложась на левый бок, чтобы успокаивающая прохлада чуть притупила острую ноющую боль, ногтем повторяя выбоины нацарапанных рун в полу.

Столько магии вокруг. Лаер теперь чувствовал что холод это скорее хранящее действие заклятий, нежели природного происхождения. Ореол должен уже восстановиться, затянув собственную магию, и пережрав этой.

— Второй день. И… ты только не волнуйся… но твой ореол… вообщем, он не восстанавливается….

— Что?! — Лаер задохнулся.

— Я не знаю, что это была за дрянь. Но… Лаер… У тебя восемь пробоин в ореоле величиной с кулак каждая. И стоит тебя сдвинуть с места пентаграммы, как магия… Ну в общем ситуация с треснувшей кружкой. — Ирте говорил тихо и с некоторой доли жалости.

Вот почему он столько охранной магии создал. Лаер теперь чувствовал, как в воздухе витает его собственная магия, словно заключенная в непроницаемый купол. Хотя, собственно, так оно и было. Полскачка в длину и столько же в ширину. Маленькая тюрьма, за приделами которой Лаеру не выжить. Боже… Он даже представить никогда не смог бы…

— Лаер?

— Золотые или серебряные нити, заклятие схожее с порабощающим. Только нити приставлены к ореолу, о чем это говорит? — быстро спросил Хранитель, лихорадочно соображая.

— Эффект марионетки? — предположил Рийский. — Но с тобой эту ерунду провернуть невозможно. Ты же Связующий ритуал…

— Думаешь, я об этом не помню?! — разгневанно прорычал Лаер. — Кто-то просек, что неуязвим я только поэтому. И разбил ореол, решив, что если магия выплеснется, то я подохну. Правильно, между прочим, решив.

— Это невозможно! — не менее зло возразил Ирте. — Надо знать твою вязь! Твой ореол!

— Рийский, не тупи. Значит возможно. Только как, хоть убей не пойму. — Лаер провел ногтем мизинца по щеке.

— Я все-таки зажгу свечу, — после долгой тишины решил Рийский.

— Погоди… Я сам. Где она стоит? — Лаер встал на ноги, но мир предательски закружился и он грузно упал на спину, сдержав вскрик от тошнотворной волны боли, зародившейся в левом боку.

— Прекрати елозить, сотрешь руны и прощайся с жизнью, — проворчал Ирте, и добавил, — может, все-таки…

— Где? — непререкаемым тоном оборвал его Лаер, с трудом усевшийся, и руками зажавший виски.

Ирте не стал рисковать и принес подсвечник Лаеру.

Хранитель, огладив оплывший воском деревянный подсвечник, поставил его перед собой. Сосредоточился, его магия с готовностью замерцала призрачным зеленоватым светом. Так непривычно было видеть ее. Лаер, прикрыв глаза, сформировал вокруг фитилей трех свечей небольшое поле, сконцентрировал, сплотил магию и, приоткрыв глаза, представил язычки пламени. Свечи вспыхнули. Полностью. Лаер с досадой отшвырнул полыхающий холодным магическим огнем подсвечник в сторону и снова схватился за гудящие виски.

Причину понял сразу, стоило сосредоточиться на своем ореоле. Магия была. Слабо плескалась на самом донышке. Вся его мощь светилась вокруг, четко обозначая границы своей клетки.

Хотя… какая это мощь? Тут не было даже половины его силы. Должно быть рассеялась, до того как Ирте его нашел. И что он успел, то и сохранил Салфитской пентаграммой. Лаер попробовал загнать магию внутрь ореола, терпя жуткую боль, но понял что дело это бесполезное — магия изливалась из брешей.

Ирте погасивший подсвечник зажег лучину, освещавшую довольно скудно, но для Лаера и так было слишком ярко. Все тот же предбанник.

Вон и его скамья у стены. На столе фолианты и листы Смотрителя. Вперемешку с посудой, склянками и ножами всех видов и размеров.

Он оглядел свое тело, все в потеках крови, с многочисленными синяками, отеками и зудящими корочками. Под ногтями черно от спекшейся крови. Салфитская пентаграмма с включением многочисленных вязей всех трех видов магии на довольно высоком уровне для духолова, были глубоко выцарапаны на полу. У Лаера кружилась голова, и его бил озноб. Он испытывал к своему телу непреодолимое отвращение — слабое, грязное и все израненное.

Ирте пытался его разговорить, но мрачный Лаер в большинстве своем отмалчивался или односложно отвечал. Пришел Смотритель, утомленный Ирте негласно передал пост ему и вышел, Лаер скользнувший взглядом по закрывающейся двери успел заметить, что на дворе ночь.

Смотритель, открыв дверь, затопил баню, но даже опаляющий зной не смог бы сейчас перебить магическую прохладу.

Слуга молча поставил бадью перед хозяином и наполнил ее горячей водой, помог в нее забраться с ожесточением оттирая присохшую кровь. Лаер впавший в глубокую задумчивость словно бы и не замечал его, даже не удостоив вниманием мелкий порез под подбородком, когда Смотритель брил его.

Смотритель, отшатнувшись, с перепугу уронил бритву в бадью, тут же сунул руку за ней, но нашарил не совсем то, что хотел. Ошарашенный Лаер выстрелил из бадьи, опрокинув последнюю. Поскользнулся, рухнул, крепко приложившись затылком о пол. Онемевший от ужаса Смотритель парализовано смотрел на своего подвывающего хозяина.

— Ты… тт… ты… С-с-с-сволочь неуклюжая! — простонал Лаер хватаясь руками за голову. — Я бы тебе руки отрезал, с-с-с-скотина мерзопакостная! И глаза выжег…

— П-простите… — тихо попросил слуга, торопливо кидаясь на улицу за тряпкой.

— Я твое извинение затолкаю тебе через задницу в селезенку, как только мне станет лучше, — пообещал Хранитель.

Пока Смотритель собирал воду, Лаер продолжал мучительно искать ответы на многочисленные вопросы. Но слишком много кусочков мозаики отсутствовало, даже примерной картинки не получалось. Ирте бы сюда с его аналитическим складом ума.

Лаер решив, что еще немного и он просто сойдет с ума начал экспериментировать: высовывал руку или ногу за пределы пентаграммы, максимум он мог продержаться минут восемь. Потом тело начинало неметь, голова кружится, и дико не хватало воздуха. Внешняя магия оказалась настроена крайне враждебно к Хранителю.

Смотритель снова наполнил бадью, но Лаер прогнал его и вымылся сам. Больше всего его беспокоил левый бок. Фесова мийка слишком серьезно ранила его. Охранная магия, бережно зарастившая прорванные ткани, заживила рану не до конца, когда ореол Хранителя разбили.

Феса знает, что там внутри происходит. Лаер позвал Смотрителя унесшего бадью, постелившего пуховую перину хозяину и притащившего ларец.

Кольцо, вошедшее в выемку опалило палец — магия ларца упорно не желала признавать хозяина в Лаере. Хранитель, чувствующий отвратительный запах горелого мяса, сцепив зубы, продолжать держать руку, наливающуюся огнем боли и свинцовой тяжестью. Наконец, ларец, прошедшийся по пробоинам ореола милостливо распахнул крышку.

Лаер перечитывал книги, пробно вырисовывал знаки и руны, пытаясь найти сочетание, которое вернет его магию, и залечит бреши. Но не находил ровным счетом ничего. Так и мучился пока лучина не погасла. Заметив бледную полоску света под входной дверью, покрывшейся изморозью, хотел ее открыть, но стоило выйти за границы своей тюрьмы, как он тут же рухнул под невыносимым бременем боли. Внешняя магия не просто атаковала, она его отравляла. Лаер, спешно отползавший в свое укрытие, чувствовал невероятный гнев, порожденный своим бессилием.

Полтора часа Лаер упрямо старался подчинить внешнюю магию. Полтора часа напрасных усилий. Разозлившись, он кинул подушку в дверь, охотно распахнувшеюся и впускающую уже зимнюю прохладу и слепящий утренний свет.

Но у пентаграммы было еще одно весьма приятное свойство — постоянство температуры. Лаер перерыл все свои записи, фолианты, выписал множество заклятий и обрядов, но все это не имело никакого смысла.

Он развалился на перине, поддавшись коварной полудреме, но ни на минуту не прекращая думать. Когда-то, когда он был совсем маленьким, Лаис научил его одной игре. Тогда он перевернул стол, поставил туда магические светильнички идеально округлой формы, и торжественно вручил непонимающему Лаеру сломанную резную ножку стула. "Вот, — сказал он, — бей по светильничку так, чтобы он ударившись о другие светильнички загнал их в углы стола." Лаер тогда покрутил пальцем у виска и сказал, что, видимо, отец в двухнедельном совместном с Лаисом путешествии в Видэллу показывал ему совсем ни то чем занимаются Хранители. Лаис тогда резко побледнел и оборвал брата. О том, чем занимаются на самом деле Хранители, он поведает Лаеру только через три дня, когда младшему надоест просыпаться от криков забывшегося в кошмаре Лаиса. Но впрочем, речь сейчас не об этом. А тогда Лаис прицелившись стукнул по светильничку, и три из шестнадцати ударяясь друг об друга оказались-таки в углах стола. Два в левом, один в правом. Лаер нахмурившись, попробовал повторить, но у него не получилось. "- Шестьдесят четыре возможные точки удара, — Лаер прямо слышал в голосе брата нотки отцовских интонаций, а Лаис отобравший ножку стула снова расположил один ее конец между большим и указательным пальцем левой ладони лежащей на поверхности стола. — Шестьдесят четыре это много. Однако если ты прицелился, смело убирай половину. Итого тридцать два. Дальше прикидываем возможную траекторию, отметаем еще две трети. Остается примерно десять вариантов. Согласись, десять это не шестьдесят четыре."

Лаис ударил. На этот раз всего два. Но Лаера это впечатлило.

Он часто в своей жизни возвращался к этому моменту, вычисляя людей, или предугадывая события. Всего шестьдесят четыре или любое другое множество. Прицелиться или рационально отсеять ненужные варианты — убрать половину. Представить примерный ход развития событий и поступков — минус две трети… И остаются возможности, кои можно на пальцах пересчитать.

Врагов у него много. Слишком. Но пусть все они катятся к Фесе под хвост. Появился тот, кто понял очень многое, кто сделал с ним невозможное. Кто едва не убил. Кто заслуживает безраздельного внимания и самой изощренной мести.

Лаер провел мизинцем по щеке, но тут же отдернул руку. Скверная старая привычка. Так, вот только не нервничать. И ни скакать из одного в другое. Последовательность и логичность — основа успеха. Ну, давай, напрягись. "Шестьдесят четыре точки" — это мог быть кто угодно. С любой части света.

"Прицелиться и смело убрать половину" — Нет. Ни кто угодно. Шайка отморозков напавшая на него и Рийского с весьма качественным оружием. Недешево. И эти проклятые медальоны. Кто мог их сделать? Далеко не стандартный маг. Кто-то с внушительным багажом знаний по части истории магии и ее типологии. Идем дальше: Ирте и его территория. Зачистка — тоже слишком дорогое удовольствие. Нужны надежные информаторы — ведь убиты все до единого из людей Рийского. Скорее кого-то из них и купили.

И эта мийка. Случайная фигура? Вероятно. Ее предупредили насчет возможного появления Лаера, а он возьми и появись! Да еще с таким шикарным компроматом в виде мийской рожи Рийского. Ну и сколько, а главное где еще такие "случайные фигуры" с миссией прирезать Хранителя?

Впрочем, все это сейчас не важно, эта девчонка уже никому ничего не расскажет.

Итак, достигли второй фазы: человек финансово обеспечен. А почему, собственно, человек? "Смело убирай половину" — "Враг моего врага — мой друг", и такое возможно. Совет магов при чьей-то поддержке? Совет магов — духоловов, негласно воспротивившийся когда Лаер по назначению правителя возглавил иксилонский скит. Да они вообще часто старались вставить ему палки в колеса, просто Лаер не обращал на их мышиную возню внимания. Ну вот и дождался на свою голову. Причем в буквальном смысле. Вполне вероятно эти старые пеньки могли создать медальоны. Плюс щедрое гособеспечение. Лаер вкладывал собственные средства в скит, значит у Совета кое-что должно было накопиться. Но как они узнали о Связующем обряде? Как смогли так точно определить вязь на ореоле? Даже если допустить, что они такие уж знатоки истории магии (в чем Лаер сильно сомневался), то именно на попытке пробить ореол история не сходиться. Его ореол индивидуален, плюс печать Хранителя, плюс родовая магия, плюс вязь Связующего обряда. Даже если они каким — то чудом и узнали как выглядит ореол, хитросплетения вязей двух типов магии с накладной запрещенной не оставляет никаких шансов на точность удара. Предположим, что неведомому гаду несказанно повезло, если он ткнул пальцем в небо попал в тот самый вариант вида ореола Лаера, то как можно узнать охраняющую вязь? Связующий обряд выжегший ее на ореоле был почти полностью изменен Лаером, и вязь его индивидуальна, никто ни может знать ее. Проблема как раз в том, что бреши в ореоле аккурат между пробелами этой вязи — местах слабого наполнения магии. Если бы пробоину сделали хотя бы на полногтя левее или правее, ниже или выше, покушение было бы сорвано, а убийца испепелен охранной магией Лаера. Шанс попасть — один на миллиард. На триллион. На бесконечность. Как, ну как?..

Лаер постепенно проваливался в сон, почти потонув в запутанных мыслях и образах, совершенно пропустил момент, когда в его темницу вторглись.

Уна была бледна и источала такую сильную жалость, что Лаеру стало противно. Она принесла суп, пару ломтей хлеба и кувшин молока. Есть и разговаривать Лаеру совершенно не хотелось. Он снова углубился в книги, отчаянно надеясь, что что-то все-таки упустил. Уна, затопившая баню и обновившая лучину, пыталась уговорить его поесть.

Лаер грубил, и прямо говорил ей, чтобы она оставила его в покое. Уна, списавшая все это на мучения и страх, пыталась его разговорить, чем разозлила жаждущего покоя Хранителя еще больше.

Да и вообще, все словно бы задались целью сочувствием выводить его из себя. Ирте ощущавший себя виноватым, из-за того что Лаеру пришлось ночевать в бане когда на него напали, Смотритель, знающий как важна для Хранителя его магия, и Уна в порядке ее характера.

Лаер злился не переставая. Он не выносил собственной беспомощности, испытывая невероятное отвращение к самому себе, и не мог придумать ничего путного. Не спал вторые сутки, и не ел тоже. Ирте подолгу оставался с ним, увлекающийся составлением заклятий и вязей, тоже не отличавшихся удачностью.

Рийский нанял людей, дежуривших и днем и ночью на территории. Лаера это безумно раздражало. В основном потому, что стены в предбаннике были тонкими и он успел ознакомится со всей личной жизнью охраны. И половины шлюх этого города. Но бесконечные уговоры Лаера не имели успеха. Днем Рийский бегал по городу, выясняя и поднимая на ноги своих цепных псов, и не хотел оставлять Хранителя без защиты.

На третий день, когда Лаер уже устал злиться и заниматься бесполезными поисками, а Ирте снова смотался в Ройс, Уна случайно ранила одного из охранников. Как и чем было непонятно. Лаер встревожено приподнялся на локте, повернувшись в сторону двери.

— Ах ты сучка!.. — гневно выдал один из них. Какое-то шебуршание и Уна испуганно вскрикнула.

— Отпусти ее! — голос Смотрителя.

— Убери ножики, малец, а то порежешься ненароком! — зло загоготали два или три голоса.

Лаер задумчиво оглядел пентаграмму и ее поля, уговаривая себя успокоится. Его мечи с обновленной бирюзой, заточенные и отполированные лежали на столе в углу. Едва ли он успеет добежать до них, а потом до входной двери.

— Не надо! — отчаянно взмолилась Уна, после непродолжительного скрежета стали, когда Смотритель вскрикнул от боли.

Впрочем, попытаться-то можно. Лаер выскочив из защитного круга в два шага пересек расстояние до стола, повернувшись, побежал обратно. Остановившись в охранной пентаграмме, несколько раз глубоко вдохнул и ринулся к двери.

Пинком распахнул ее. Яркий дневной свет ослепил его. Хранитель заслонил глаза рукой смечом и спрыгнул с крыльца. Шестеро, и окровавленный Смотритель в их кругу.

Седьмой отволок Уну к краю дома, и пытался задрать сопротивляющейся и отчаянно плачущей девчонке подол.

— Что за?…

Повернувшийся тип не смог закончить, Лаер оттолкнувшись от старой сломанной телеги, подле крыльца влетел в него, по самую рукоять вогнав меч в грудь. Стоявший с ним рядом мужчина так и не успел на него посмотреть — Лаер в прыжке загонявший клинок в первого, отсек другим мечом ему голову.

Но Ирте не набирал в охрану идиотов. Они ощетинились своими мечами и атаковали почти сразу. Одному даже удалось располосовать Хранителю рукав, прочертив неглубокую, но длинную царапину на плече. И Лаер впервые в жизни полноценно ощутил боль во время боя. Надо сказать это ужасно мешает.

Именно ранившему его охраннику Лаер в момент переката перерубил ноги, краем глаза успев заметить, что крайний справа стремится подрубить открытый левый бок. Он сгруппировался на земле и, скрестив мечи, поймал чужое лезвие, оттолкнувшись от земли и используя вес своего тела, вогнал сразу три клинка — два своих и плененный чужой, в голову нападавшего, пропустив момент атаки со спины.

Он был уверен, что успеет уйти, нападавший тоже, выставив меч боком и собираясь поймать Лаера во время переката, но все испортил окончившийся лимит Хранителя. Лаер рухнул на свою жертву, не вынимая собственных мечей и рассекая правым себе лоб.

Рухнул безвольно, нелепо, как марионетка со срезанных нитей. Зарычал от боли, злости и бессилия. Охрана застыла и грязно расхохоталась.

Кто-то пинком в больной бок скинул Лаера с мертвого противника.

— Ты смотри, а… — веселился тот самый тип, зажимавший Уну, — какой грозный взгляд!

Лаер невероятной бледный от боли, рухнул в ледяную лужу. Воздуха катастрофически не хватало, тело били судороги, а глаза заливала кровь.

— Ты чего взбеленился, мальчик? — наигранно удивился высокий бородатый мужчина, закинув меч на плечи. — Так дела не делаются, попросил бы по-хорошему, мы бы поделились девочкой…

Это были последние слова в его жизни. Смотритель перехвативший его меч резко вогнал лезвие ему в горло.

Лаер зло зашипел и призвал свою магию. И очень удивился, получив отклик. Страстный и всепоглощающий. Его магия вырвалась серебристо — зеленым роем, и нависла над ним, прогоняя внешнюю магию, жадно ковыряющую искалеченный ореол. Но она слабела с каждой секундой.

— Убить! — пересохшими губами приказал Хранитель.

Магия опутала два испуганно отпрянувших силуэта, безумно вскричавших сквозь серебряно-зеленую дымку.

А Лаера переполнял восторг — он все еще имеет власть над силой. И с этим ликованием он провалился в спасительную темноту.

"Вынул душу Алдор из недр умирающего тела, и на ладонях согрев, отправил в небо. И взошло впервые солнце. Но затухающее сердце Алдора не дало ему силы победить тьму, и стала ночь вслед за днем. Покуда силы набирается душа Алдора, царит ночь. Но как только Алдор вскинет длань со своей душой, тут же мрак уступает…"

Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе.

Лаер долго плевался ядом по поводу охраны, Рийский безропотно признавал свою неправоту, чем не оставлял вариантов жаждущему скандала Лаеру.

Хранитель третий день жил на пороге гениального решения. Он чувствовал, что нашел что-то на грани сознания, но никак не мог сформулировать и подать свою мысль.

Количество исписанных листов уже перевалило за сотню. Смотритель с перевязанной рукой бережно подшивал их в уже ставший внушительным фолиант.

А Лаер исступленно выискивал формулы и писал сложные многоступенчатые вязи, смысл и сила которых были понятны только ему. Еще он научился втягивать и обрабатывать внешнюю магию, совсем понемногу, правда, и, отлеживаясь трупом после этого не меньше трех часов, но, несмотря на унизительность размера достижения, это был все-таки прогресс.

Во всяком случае, так вещал Ирте, долгими вечерами пытаясь разобраться в непостижимой и стремительной логике Хранителя, сотворившего множество великолепных концентрирующих, порабощающих, усиливающих, и еще неисчисляемое количество непонятно каких заклятий. Предбанник обзавелся письменным столом, множеством лучин и парой диванов. И все это передвижное. Но в основном переносимое. Смотритель и Ирте дабы не царапать пентаграмму каждый раз рискуя отдавить себе ноги, аккуратно размещали необходимые Хранителю предметы на зоне пентаграммы.

Лаер злился постоянно. С Уной он не обмолвился не единым словом после того досадного случая, и она опять чувствовала себя не понятно почему очень виноватой. Старалась сделаться как можно незаметнее, робко уступая в спорах еды. Лаер по-прежнему не хотел ничего есть, в основном поглощал воду, бегая в отхожее место со скоростью света, и все равно потом не соображая по полчаса. Смотритель, давно привыкший к игнорированию своего существования, теперь нелегко переживал гневную пору Хранителя. Доставалось даже Ирте, который не мог узнать ничего путного не смотря на усиленную работу многочисленных информаторов и шпионов.

В бесконечных экспериментах Лаер случайно снес стену предбанника, явив себе прекрасный обзор на заснеженные окрестности. Это его не удовлетворило, и он потребовал начертать Салфитскую пентаграмму с вязями в доме. Ирте еще не оправившийся от первого раза, с почти пустым резервом воззвал к отсутствующей совести Лаера.

Ссорились они увлеченно и недолго, затем рубились на мечах. Правда Рийский старался не отходить от пентаграммы, делая вид, что так и надо сражаться. Уна в ужасе пыталась вклинится между ними, но Смотритель ее оттаскивал.

Лаер подстегиваемый унижением от вынужденной позиции Рийского порывался сам выходить из круга, но Ирте парой ударов, метившись в еще побаливающий бок и плохо работающую руку загонял его обратно. В конце концов, Хранителю удалось подрезать кисть Рийского, тот выронил свой меч, и отскочил.

— Ах ты скотина неблагодарная!

— Хочешь, на ранку подую? — озлобленно вогнав клинки в пол, издевательски предложил Лаер.

Рийский гневно хлопнул дверью. Сквозь разлом в стене Лаер видел, как Ирте оскальзываясь на покрывшейся коркой льда земле, шел к дому, и, поскользнувшись, звонко приложившись головой об угол ограды, растянулся на земле. Лаер злорадно захохотал, Ирте кряхтя, поднялся и показал ему оскорбительную комбинацию из пальцев.

Лаер еще сильнее засмеялся, и Рийский в нецензурной форме пожелав Хранителю усладить Фесу, скрылся в доме.

— Ну, чего встали? — Грозно обернулся Лаер на притихших Смотрителя и Уну.

— Да ты… ты… Ты просто отвратителен! — гневно выдала Уна, и покинула обиталище Лаера.

— Вали отсюда, — мрачно приказал Хранитель Смотрителю, явно не знавшему, куда себя деть.

Лаер утомленно рухнул прямо на пол и забылся беспокойным сном.

Тем временем в доме начала бушевать Уна, снимавшая с очага котелок со щами и наливая их в глиняные плошки, так тряслась от злости, что рисковала оставить Смотрителя и Ирте без ужина.

— Это Феса знает что такое! — Горячо говорила она. — Танцевать мы вокруг него должны! Самовлюбленный индюк!

— Не кипятись, — посоветовал Ирте, прикладывавший к набухающей на лбу шишке кусок сосульки. — Это он еще держится. Я думал, что когда он сорвется здесь одно пепелище останется.

— Да как ты можешь его защищать! — Возмутилась Уна бухая перед Рийским плошку, и окатывая горячими каплями его самого. — О, прости, пожалуйста…

— Ничего, — Ирте попытался оттереть с белоснежного воротника пятна, но только усугубил дело.

— Я постираю. — Торопливо заверила Уна.

— Нет, не надо, — слабо улыбнулся Ирте. — Я ее еще и порвал когда падал. На тряпки пойдет. А ты все-таки будь терпимее к Лаеру.

Уна подавилась, Смотритель сочувствующе постучал ее по спине.

— Это как тебя понимать? — она со смесью злости и удивления уставилась на Рийского.

— Он теряет магию. Смысл своей жизни. — Вместо Рийского негромко пояснил Смотритель. — Господин не терпит слабости, ни у других, ни у себя. Не терпит безвыходности и беспомощности. И сейчас не может признать, что зависит от чего — либо. От кого-либо. И поэтому ведет себя как последний… Ну, не совсем правильно.

Уна ошарашено уставилась на Смотрителя.

— Дел, а у тебя какие причины защищать этого нахала?

Весьма веские. Если Хранитель не оправится, Деллису придется очень туго. Нанимать его никто не будет, поскольку нелесная слава Смотрителей (в основном благодаря Ноктуру) не позволяет им работать в более-менее сносных должностях. А у него больная мать и три маленькие сестры. Они все загнутся.

— Он мой господин, — пожал плечами Смотритель.

— Это Феса знает что такое… — растерянно повторила Уна.

Следующий день навеки отпечатался в памяти Хранителя, сочетая в себе неожиданное приобретение нестандартного умения и самого мощного оберега, изменившие жизнь Лаера.

Начался день заурядно: Лаер снова рылся в книгах, чернила заканчивались, впрочем, Лаер не придавал этому ровно никакого значения — Ирте каждый день новые приносит.

Перекладывая одну кипу бумаг в другую, он пролил остатки чернил, залив все свои умозаключения и предположения и испачкав столешницу и правую руку.

— Феса… — сквозь зубы выругался Хранитель, озираясь в поисках тряпки. Но чернила уже безнадежно испортили листы, лакированную поверхность стола и впитались в кожу тыльной стороны пальцев.

Беда не приходит одна. Она приходит вместе с Уной.

Девушка, пышущая решительностью накормить Хранителя не меньше, чем котелок с мясом и тушеными овощами пышущий горячим паром, зашла в предбанник.

Лаер страдальчески закатил глаза, возведя руки к небесам, мол, "за что?!".

— Ты все съешь! — заявила Уна, ставя на ценный фолиант, старше ее раз в пять, горячий, с пылу с жару котелок.

— Изыди, нечистая. — Передернулся от такого кощунства Хранитель. — Убери свою утварь! Не видишь куда ставишь?

— Ты все съешь! — с нажимом повторила девушка, уперевшись руками в край стола и резко подавшись вперед, прищурилась, взглянув в холодные зеленые глаза.

— Иди кого-нибудь другого зомбируй, — так же подавшись вперед, посоветовал Лаер.

Молчаливый поединок взглядов грозил перерасти в затяжное и скучное времяпрепровождение, и Лаер уничижающее фыркнув, выдернул книгу из-под котелка. Уна едва успела перехватить опасно накренившуюся посудину, обожгла пальцы и яростно зашипела.

Лаер ухмыльнулся и откинулся в кресле.

— Ну, все. — Исподлобья взглянув на Хранителя, с угрозой произнесла девушка.

Лаер вскинул бровь, словно бы приглашая к действиям. Которые не заставили себя ждать. Уна одним махом смела все со стола, правда, не дотянувшись до пузырька из-под чернил (а может просто сделав вид, ведь книги собрать это не чернила оттирать), поставила в центр стола перед бесстрастным Хранителем котелок, обошла стол, села на столешницу, достала из передника деревянную ложку, зачерпнула из котелка ароматные кусочки мяса и картофеля и выжидательно уставилась на Лаера:

— Открывай рот.

— Ты на чернила села. — Не сдержав пакостных интонаций, проинформировал ее Лаер.

— Рот открой, говорю. — Надо отдать ей должное, собралась мгновенно, лишь тень растерянности скользнула по лицу.

Лаер склонил голову набок, с легкой улыбкой на устах откровенно любуясь прехорошенькой в гневе Уной. А из нее при желании может выйти толк. Натура-то оказывается страстная. Девушка шмыгнула носом, придвинула ближе котелок к краю, и… пересела на колени к Хранителю. Немного опешившему от такого резкого поворота событий, но тут же взявшего себя в руки и по хозяйски приобнявшего ее за талию.

— Руки убери и открой рот. — Грозно проговорила девушка.

Лаер тихо рассмеялся, многозначительно глядя на Уну, тут же осознавшею, что пересела она зря. Румянец залил щеки, но сдаваться она была не намерена, чем совершено очаровала Лаера. А он действительно прав, и при небольшой дрессировке из нее может получится весьма ценный экспонат. Ну что ж, чужое усердие надо уважать, и Лаер послушно распахнул рот. Уна уже отчаявшаяся, но, тут же, почти не растерявшись, поспешила выгрузить ложку. Лаер сомкнул губы, когда ложка пяди расстояния не дошла до пункта назначения.

— Подуй, — приподнял он бровь, глядя на озадаченную девушку.

— А сам не в состоянии? — храбрясь, выдала она, но все-таки на ложку подула.

Лаер едва сдержал приступ смеха наблюдая, как прорезается облегчение в ее глазах после того. как он прожевал и проглотил. И тут же осознал, что неделя без еды это действительно было излишним. Девушка скормила Лаеру почти половину котелка, когда осознала что он, вобщем-то, и сам может поесть. Попыталась встать, но Лаер, сцепивший руки замком вокруг ее талии, негромко рассмеявшись, усадил ее на место.

— Нет уж, дорогая. Если начала, так доводи дело до конца. — Прищурившись, с легкой улыбкой произнес Хранитель.

— Ты отвратителен. — Мрачно заключила Уна, переставляя котелок к себе на колени.

— Нет, я довольно симпатичен. — Усмехнулся Лаер.

— У тебя дурацкий характер. — Уточнила девушка.

— Императивный, решительный и напористый. — Пожал плечами Хранитель.

— Ты самовлюблен.

— Просто держусь с апломбом.

— Высокомерен. — Зло скрестила руки Уна.

— С чувством собственного достоинства. — Отпарировал Лаер.

— Пустослов.

— Красноречив. — Улыбнулся он. — И ужасно голоден.

Уна с сожалением покачала головой и продолжила кормить Хранителя. Лаер почесал подбородок, и Уна перехватив его руку, с улыбкой глядя на разводы чернил, произнесла:

— Похоже на ласточку.

Лаер недоуменно посмотрел на чернильное пятно. Пятно как пятно.

— А по-моему на чернильный развод.

Уна с неудовольствием посмотрела на Лаера, не оценившего ее возвышенных чувств и, заглянув в котелок, удовлетворенно заключила, что пытка закончена.

Ласточка… Лаер пристально смотрел, как девушка высвобождается из его объятий. Ласточка… Что-то ему это напомнило. Котелок выскользнул из ее рук.

— Ах, Феса!..

Она наклоняется, не видя, как Хранитель морщится от боли — проклятая чугунная посудина нарушила целостность одной из рун.

— Лаер? — она замирает, вытирая пальцем жижу из котелка на поврежденной руне. — Лаер смотри, вот здесь. Это ласточка, такая же, как на твоей руке.

Она улыбается, даже кажется, смеется. Такой чистый добрый смех. Это нравится Хранителю. Лаер скосил глаза. Руна единения — Плэр Ишеома. Да, она чем-то походила на ласточку. Но не на то, что было на его руке. Ласточка на руке… На полу… Плэр Ишеома на руке… Ласточка… Единение… Господи, как все просто!

Лаер расхохотался. Безумно, торжествующе. Вот оно! Он нашел это! Ответ был у него под носом пять дней! Не нужны никакие заклятия и обряды, ненужно вообще ничего. Лаер все смеялся, а испуганно отпрянувшая Уна, видела, как мерцает холодным светом бледно-зеленая магия. Как Лаер становится каким-то призрачно — пугающим. Все меньше походя на человека, он распахнул глаза, и девушка в страхе зажала рот ладонью, сдерживая вскрик. Его глаза, с черными вертикальными зрачками, на бледном лице… Он был неестественен и в то же время прекрасен.

— Ирте. Срочно найди мне Ирте, — его голос струился отовсюду, со стен, пола и потолка.

Девушка, позабыв котелок, ринулась из помещения. Лаер отшвырнул кресло, отпихнул книги и отодвинул стол, больше не заботясь о том, что может нарушить целостность пентаграммы. Теперь она нужна только для одного — чтобы повторить контуры. Верно воспроизвести ее.

Лаер коршуном кружил по своей тюрьме иногда жадно припадая к самому полу, придирчиво высматривая ту или иную вязь, руну, фигуру, знак… И находя все больше простых и лучших решений. Пентаграмма должна быть навечно при нем. Навсегда. Что это может быть? Серьга, кольцо, медальон? Ну да, еще и обряжаться ему не хватало. К тому же они могут потеряться, сломаться, их можно украсть… Да и слишком маленький размер, безделушки не вместят всех символов. Слишком слабые. Нет, должно быть что-то другое… Что? Что?!

Хранитель случайно скользнул взглядом по правой руке. Ласточка…

Сигна.

Лаер замер, забыв дышать. Да… Точно. Точно! Она должна быть не меньше локтя диаметром, чтобы уместить все. Значит на спине. И так близко к ореолу.

Лаер в прострации опустился на пол. Он нашел. Все закончилось. Он свободен. Как все было просто… Так глупить и мучится пять дней. Идиот… Но какой гениальный идиот…

Лаер только тут заметил, как исступленно полыхает его магия. Его душа. Ее остатки. Они все поплатятся за это. Все до единого. Пусть их будет сотня, пусть тысяча, неважно…

Хранитель протянул руку, магия сгустилась вокруг нее плотным коконом. И тут ему пришла мысль безумная… Но какова была сладость этого безумия…

Его магия содержит его душу. Его природу, часть его личности. А что если слить себя с ней? Смешать телесную оболочку и энергию? Но как? Лаер напрягся, представляя, как растворятся рука. Нет. Не так.

Магия засветилась. Не так… Не нужно заставлять. Это все — он сам. И здесь и снаружи. И тело, и распыленные энергические частицы. Это все он. Это его маленький мир, ограниченный пентаграммой. Маленький мир, где нет тела, сознания и магии, где все это связано в единую неразрывную цепь. Очертания окружающего смазались. Вот так. Да. Лаер смотрел, как красиво искрясь, начинают таять его руки, ноги. Невероятно красиво. Блистая мириадами изумрудных и бриллиантовых слез. Он не видел ничего более прекрасного в своей жизни… И это ощущение легкости…

Лаер чувствовал невесомость. Он был везде одновременно. Видел и пол и потолок и стены. Чувство полета невероятно упоительно. Нет, не полета. Невесомости. И всесилия.

Дверь распахнулась, вбежал задыхающийся Ирте. Остановился и недоуменно оглядел царящий кавардак. И пустую Салфитскую пентаграмму.

— Что за?… Лаер!

Голос обеспокоенный. Хранителю хотелось хохотать.

— Твою мать! Уна, где Лаер?!

И девушка с маячившим позади Смотрителем недоуменно переглянулась с Рийским.

— Может, вышел? — с сомнением покосилась на пентаграмму она.

— Да куда он уйдет?! Если в отхожее место, тридцать раз бы вернулся! Что произошло? — Ирте обеспокоенно закружил по комнате, как совсем недавно Лаер, только запустив руки в волосы.

— Не знаю… Он вдруг засветился весь и глаза… как у змеи. И как рявкнет "Ирте мне сюда!". Ну, я и выбежала. Сказала Деллису тебя искать в городе, он и ушел. А Лаер чем-то здесь громыхал и ржал как конь.

— Это еще что? — Ирте отпихнув ногой книгу, присел и провел пальцем по Плэр Ишеоме.

— А… Это я котелок уронила, и вот Лаера понесло с этого момента… — Растерянно признала Уна, и со страхом добавила — А что? Это было что-то с разумом связано, да? Я получается, его разум повредила…

Уна в безумном испуге прижала ладони к сердцу глядя на пентаграмму большими глазами полными слез.

— Что? — Ирте в глубокой задумчивости возвел глаза в потолок. — А, нет, нет…

Это невероятное чувство видеть человека одновременно со всех сторон. Лаер видел и Уну со Смотрителем. Невероятное чувство. Что-то подтолкнуло его к мысли, что внешняя магия сейчас не сможет дать ему достойный отпор. И он пристально посмотрел на небольшой сгусток возле двери. Представил, как она обращается в его власть. И она действительно стала сдавать позиции.

— Отойдите оттуда, — напряженно приказал Ирте, глядевший в ту самую сторону.

— Что? — недоуменно посмотрела Уна на нахмуренного Рийского.

Более сообразительный Смотритель, привыкший к небезосновательным приказам что Хранителя, что Ирте, мгновенно сорвал ее с места и оттащил за спину поднявшемуся Рийскому.

Лаер хотел очутиться на месте менявшейся магии. Он истинно жаждал этого. И сгусток внешней магии, ставший неотличимой энергией Хранителя, с готовностью вобрал в себя его. Мгновение, и вот он уже возле двери. Все такой же всевидящий и невидимый, всесильный, но не ощутимый. Пентаграмма жадно вспыхнула синеватым светом, неохотно отдавая последние частички магии Лаера. Но внешняя магия была все столь же враждебной. И Лаер почувствовал слабость. Нужно разорвать цепь. Возвращаться в привычное состояние было легче.

Так же прекрасно переливаясь и искрясь, из воздуха возникало его тело. Уна и Смотритель единодушно ахнули. Ирте ринулся к Хранителю, перехватив его в падении.

— Я все-таки гениален… — выдохнул Лаер, прежде чем потерять сознание.

Он очнулся давно. И ощущал чужое присутствие. Незаметно ощупал ореол гостя. Сапфировый цвет, вкус ветра и столь же древней и могущественной силы. Ирте. Терпеливо выжидающий, когда Хранитель соизволит прийти в себя.

Но Лаер ничего не хотел. Он чувствовал под спиной меховую перину. И наслаждался плодами полного познания единения своей души. Это действительно волшебное чувство. И знал, что как только они набьют сигну Салфитского капкана, он будет много и долго экспериментировать. Много и долго.

Он видел все, что происходит даже с закрытыми глазами. Ирте развалился на диване, неотрывно глядя на Лаера. Между бровей пролегла тревожная морщинка. Смотритель напряженно читал сидя на столе, скрестив ноги. Уна сжавшись в комочек в кресле, негромко посапывала во сне.

Ирте прав, она удивительно красива. Шелковистые пряди, струящиеся по плечам и спине, чистое приятное лицо. Эти всполохи магии на ореоле… Какая сила… И все это принадлежит ему, только ему…

Страшно представить, на что он станет способен после того как изопьет ее.

— Хватит притворяться, Райное. Бесишь ты меня уже. — Недовольно полусонным голосом произнес Ирте.

— Где я прокололся? — Лаер повернулся спиной к Рийскому.

— Лыбишься как идиот уже минуты три. — Ирте укрылся с головой, из-под одеяла его сонный голос звучал глухо и невнятно. — Чего ты опять намудрил?

— Телепортация. — Зевнул Лаер.

— Расскажешь своим неучам в скиту. Спрашиваю, что за ерунду ты сотворил?

Лаер улыбнулся и промолчал. Сел на своем ложе, окидывая комнату взглядом в поисках сгустков внешней магии. Нашел один, аккурат над Рийский. И снова заставил ее подчинится, слив на этот раз с собственной магией только свою руку. Ощущение было забавное. Картина тоже — из воздуха над Ирте высунулась до локтя рука Лаера, раскрыла одеяло и нагло потрепала ошеломленного Рийского за нос.

Лаер захохотал в голос, разбудив Уну. Девушка не понимая спросонья, что происходит, увидела смеющегося и, судя по всему, вполне здорового Хранителя, и со всех ног кинулась к нему.

— Лаер! Я думала, что я тебя убила! — Горько возрыдала она, сбив Хранителя в прыжке обратно на постель.

— Ммм… — Озадаченный Лаер попытался отстранить впившуюся в него Уну, сотрясающуюся от рыданий. — А плачешь оттого, что замысел не удался?

— Мерзавец! — Маленькая ладошка обожгла его щеку.

Все-таки удивительно, насколько быстро она переходит из одного состояния в другое. Секунду назад исступленно рыдала, а сейчас готова взорваться от злости. Но как же она мила в гневе. Лаер залюбовался, подперев ладонью щеку. Высокая грудь часто вздымается, губы твердо сжаты, скулы побелели, щеки порозовели, и глаза мечут серебряные молнии, а ее ореол… Ах, одно загляденье!..

Девушка, заметив мечтательное выражение, неожиданно проступающее в глазах Лаера, стушевалась, но тут же гордо вскинув подбородок, поднялась и покинула предбанник.

Ирте заинтригованно наблюдавший за картиной издал стон разочарования. Смотритель, вторя ему, вздохнул.

— Я надеялся на что-нибудь зрелищное. Теряешь форму, друг мой…

— Зрелищное я устрою без свидетелей как-нибудь потом… — решил Лаер, повалившись на перину и устало прикрывая глаза, и тут же без перехода заявил, — набьешь мне сигну.

У Ирте отвисла челюсть. Сигну чего, он понял сразу. Потрясенно оглядел Салфитскую пентаграмму.

— О Алдор, как все просто… — Ирте ошеломленно с силой провел рукой по лицу. — Эта дрянь будет на тебе, удерживая в теле магию. Да тебе можно вообще весь ореол изрешетить, у тебя все равно останется магия…

— Ты видел, на что я теперь способен? Надо отдать должное тому гаду, который вздумал меня порешить — если бы магия содержалась в ореоле, я бы никогда не смог бы с ней сливаться, растворяться… Да я бы даже не додумался что так можно!

— Как ты это делаешь? — со смесью интереса и пугливого отвращения негромко спросил Ирте.

— Связующий ритуал, раздробивший мою душу на две половины. Одна в теле, вторая в магии. Умрет тело, я смогу возродится, потому что моя душа все еще будет жива в магии. Я был уверен, что никому и в голову не придет, что можно отнять у меня магию и тем самым жизнь. Впрочем, сейчас это не важно. Пока магия была в ореоле, который принадлежит телу, соответственно душа у меня была вроде как была в одном и том же месте, несмотря на раздробленность. А теперь одна ее часть снаружи… — Смотреть на Лаера было жутко, он словно говорил сам с собой, горячо, алчно, срываясь на торжествующее шипение. — И благодаря этой части я заставляю внешнюю магию перерождаться, подчиняться… Я вроде как живу в двух мирах. Вдвойне сильнее. И как только я накоплю силу… Ирте, я даже не могу представить примерный предел своим возможностям…

— Вывод: как тебя не убивай, ты все равно из этого выгоду извлечешь. Я тебя начинаю бояться, Райное, — потрясенно усмехнулся Рийский, откинувшись на спинку дивана.

Всю ночь Смотритель, Ирте и Лаер вырисовывали варианты комбинации пентаграмм с различными вязями и рунами. Итоги Хранителю не нравились, и он азартно составлял иные формы и сочетания. Листы закончились, в ход пошли ножи и деревянный пол. Лаер угрюмо сидевший на границе своей тюрьмы, недовольно морщился и советовал.

Ближе к утру Лаер и Ирте четыре раза успели выяснить отношения на мечах, правда аккуратно, чтобы не задеть еще и исцарапанные комбинациями стены. Смотритель пару раз вежливо прерывал их призывая оценить новые сочетания, но Ирте и Лаер сходясь во мнении что Смотритель на редкость бездарен, продолжали поединок.

Лаер, задумавший кое-что, тщетно пытался сосредоточится. Беда в том, что Ирте вошедший во вкус, и едва ли уступающий мастерством владения меча Хранителю, никак не давал сделать этого Лаеру.

Хранитель, выискав плотные сгустки внешней магии, с усилием загнал их за спину Рийского и начал подчинять. Пару раз, уделив большее внимание магическому конфликту за спиной Ирте, чем поединку, пропустил скользящие удары, чем и позволил незначительно порезать себя, что вызвало настороженность оппонента. Но, слава богу, это было порождено другой природой:

— Ты как себя чувствуешь? — Рийский замедлил темп, скостив пару-тройку атак Хранителя простыми уходами в сторону.

— Нормально, мамочка! — Саркастично отозвался Лаер.

Ирте замахнулся для решающего удара, предварительно блокировав левый клинок Хранителя и выбив правый. Удар, конечно, он не нанесет, остановит в пяди от шеи, но все равно это будет момент унижения, а Лаер не выносил проигрышей.

Поэтому злобно расхохотавшись, он слился со своей магией. За спиной Рийского.

Ирте не ожидавший такой подлости, едва не выронил меч, и вынужденно замер, когда Лаер прижал свой собственный клинок к его горлу.

— Ты, падшее отродье Фесы!.. Это нечестно! — Гневно выдохнул Рийский, не решаясь пошевелиться.

— Нечестно драться с противником, который заведомо слабее тебя…

— Слабее? Это разве не ты тут магические выкрутасы выкидываешь? — Несмотря на ярое неудовольствие в голосе, Ирте очень аккуратно указательным пальцем отвел лезвие клинка от своего горла.

— Это другое. Ты не оставляешь мне выбора. Я же весь израненный, слабый… Вон аж меч из руки вывалился, самому противно… — Улыбнувшись, пожал плечами Хранитель

— Вообще-то я его выбил… — развалившись на перине Лаера, поправил его Ирте.

— Вот. И не стыдно тебе с таким немощным человеком… — укоризненно посмотрел на него Лаер

— По своей сути ты не человек. Ты сволочь. — Философски заключил Рийский.

— А ты ренегат. — Лаер внимательно смотрел как из под ножа Смотрителя выходит нечто очень занимательное.

— Мы нашли друг друга.

— Я всегда знал, что ты с отливом.

— С каким отливом? — озадачился Ирте.

— С голубоватым. — Гадливо уточнил Хранитель, едва успевая слиться с магией, дабы пропустить сквозь себя пущенный Рийским меч. — Ты сума сошел? А если бы я не успел?!

— Уйди, противный! — Хлопнул ресничками Рийский, нашаривая оброненный клинок Лаера.

— Псих, — пробормотал Лаер, отодвигаясь к противоположному краю пентаграммы.

— Что?

— Я говорю, что ты неадекватен.

— А, ну да, есть немного… С тобой невозможно быть нормальным. Вот не пойму я одного Райное, ты — туча неразрешимых проблем, всегда приносящая одни неприятности и недобрые вести. Вопрос: почему я от тебя не избавлюсь?

Вопрос был риторическим. Честно говоря, у Лаера возникали иногда сходные мысли относительно Рийского, который зажигал свои костры практически во всех зонах Лаера, иногда очень даже мешая. Столкновение собственных интересов, повлекшее незначительную борьбу за сферу влияний, оба оставляли своим людям, не снисходя до личных встреч и баталий. Единодушно руководствуясь правилом, что третий лишний, исключали любую возможность воцарения иной силы, будь то правительская, бандитская и даже Храмовая на облюбованных территориях.

Рийский предпочитавший все брать нахрапом, человек настроения, опасно балансировал на грани всеобщего международного розыска и единолично признанного лидера по ту сторону закона.

Лаера отличала аккуратность и продуманность. Он никогда не спешил, будучи первым лицом при правителе Иксилоны, в не очень приглядных делах всегда действовал как минимум через пятые руки. Он находился под постоянным неусыпным контролем подозрительного Ноктура, и это его очень утомляло. Если бы имел место некий соревновательный момент, то Лаер, возможно, относился бы к Ноктуру более терпимо и менее категорично. Но Везильвийский Хранитель магии был слишком ленив и труслив, чтобы жаждать большей власти. Но зато излишне наблюдателен к жизни Лаера, из-за чего последний неоднократно упускал весьма выгодные сделки и нужные знакомства. И разумеется все это тлело много лет, выжигая любое проявление уважения к другим Хранителям.

Атера, Мийского Хранителя, а до него Содэуса — ярых прихлебателей Ноктура, Лаер вообще не принимал в счет, поражаясь различию в характере Атера и Ирте.

Атер и Ирте росли вместе, и у последнего были очень серьезные шансы стать Хранителем. Но Содэус предпочел своего сына, не особо, кстати, блещущего талантами, а по мнению Лаера так и вовсе бездарности. Но Ирте за четыре года обскакал Мийского Хранителя по всем пунктам, вызывая гораздо большее восхищение у мийских магов, да и двор правителя Мии проникся к яркому, умному парню большей симпатией. Невероятный успех не мог не вскружить голову. Лаер, на тот момент уже довольно близко сошедшийся с Рийским предупреждал и отговаривал его. Да только если Ирте что и взбредет в голову, то засядет там настолько прочно, что снимать это можно только вместе с головой. Когда все предсказания Лаера сбылись и Хранитель, рискуя абсолютно всем, с невероятным трудом вырвал полумертвого Рийского из западни, каким-то чудом сумев остаться инкогнито, Ноктур вцепился в Иксилонского Хранителя мертвой хваткой. Один неверный шаг, один кривой взгляд и жизнь Лаера рухнула бы как карточный домик.

Вот Рийский и сверзился с большой высоты. Столько друзей, последователей, да и вообще едва ли не фанатиков, и все они отвернулись. И лишь Лаер, регулярно дававший подзатыльники, и снимавший его с петли, выводивший из запоев, заставлял жить.

Сила Хранителей передается по наследству. По старшинству именно Лаис, брат — близнец Лаера, должен был унаследовать способности Хранителя. Но он отказался от них и на физическом, и на ментальном уровне, и они перешли к Лаеру. С радостью и готовностью открывающего их в себе.

Восхождение Лаера было весьма зрелищным. В мальчике таилась сумасшедшая сила, которую шепотом называли наследием прародителя. И этим самым прародителем становились поочередно то Феса, то Алдор — смотря чьих уст касалась весть.

Лаер понимал, чего он хочет — больше силы. Больше власти. То, что он создавал, семидесяти двухлетний Ноктур называл невозможным стечением случайной магии. И пристально присматривался к Лаеру.

Но юный Хранитель был весьма осторожен. И слишком хитер для своего возраста. За руку его так и не сумели поймать ни шпионы Ноктура, ни сам Везильвийский Хранитель. Лаер находил способы обращать себе на пользу вспышки магии, которые с таким трудом рассеивал тогдашний Мийский Хранитель, обращал столь изящно, как никогда бы не смог даже матерый Ноктур.

А потом Лаер узнал о существовании Ордена. Почти потухшего, разграбленного и заброшенного и восстановил его. Возродил из пепла, вкладывая колоссальные суммы в обучение и качественную вербовку.

Хранители, видя в Лаере опасное сочетание большого потенциала, ума и точного расчета, заставлявших людей пасть на колени вереща от обожания, стали пристально наблюдать за стремительным ростом Иксилонского Хранителя. Приблизившегося ко двору и завоевавшего доверие самого правителя Иксилоны, защитившего высшую степень магистра и получившего право возглавить Иксилонский магический скит, и возродившего из небытия самое опасное и прибыльное объединение — Орден Полыхающей руки. Наблюдали и были совершенно безоружны перед растущей мощью Иксилонского Хранителя.

Но его жажда все больше росла, и чаще затмевала разум. Лаер допустил много ошибок из-за своей горячности и нетерпеливых непродуманных решений. Он во времена своей ранней юности был столь схож с экспрессивным Ирте, что они даже мыслили одинаково. То высокое положение, которое Лаер достиг за шесть лет, могло бы достаться ему ровно за половину срока неуемных трудов. Он мог бы стать первым советником к двадцати, а не двадцати двум годам. Драгоценных два года Фесе под хвост. И все из-за Рийского. И небезосновательных подозрений Ноктура, что и увеличило путь Лаера.

— Можно подумать ты мне жизнь облегчаешь. До сих пор не могу тебе простить Грайелла…

— Ох, да ты со своим Орденом мне столько крови попортил, что искупить твою вину может только еще штук шесть территорий равных Грайеллу. — Поморщился Ирте.

— Стой! — Лаер не дал совершить Смотрителю очередную глупость, испоганив кажется то что так желал Хранитель. — Ирте, чем по сути является Салфитский капкан? Не пентаграмма, а именно истинный Салфитский капкан, содержащий в себе пять геометрических фигур?

— Физическим средством, при помощи которого можно удержать любое магическое явление. А если довершить Салфитский капкан семью вязями поиска и блока, то можно удержать внутри и носителя магии… — рассеянно ответил он.

— Скучный обрубочный материал из "Учения о магических символиках". Мне нужно всего одно слово.

— Сигил. — Вместо Рийского ответил Смотритель, от потрясения выронив нож.

Ирте очень внимательно посмотрел на жутко улыбающегося Хранителя.

— Верно… Сигилы не вызывают никаких активностей магического рода они только сдерживают, или содержат их. — Все так же улыбаясь, кивнул Хранитель.

— Ты хочешь стать живой печатью, которую не сможет использовать никто кроме тебя самого… Самостоятельным и индивидуальным источником силы, вопреки всем законам логики… Уникальным магическим… Я даже слова не могу подобрать…

— Ты его уже сказал. Я стану уникальным. Ни до, ни после меня не было и не будет никого подобного. — Лаер не смог сдержать торжества в восхищенном полушепоте.

— Но… Лаер… Заключить собственную душу не в тело, а в сигил… Поработить самого себя…

— Сигил на теле, значит, сила будет заключена в тело. Не поработить, а защитить себя. Лишь часть души. Ту часть, что растворена в магии, и использовать это в качестве самого непобедимого оружия, которое только может существовать… Я стану маленьким миром, живущей по собственным канонам…

— Прекрати, Лаер! Это… безрассудно! — не на шутку обеспокоился Ирте

— Почему?

— Ты перестанешь быть человеком! — Ирте сказал это таким тоном, словно бы этот аргумент мог переубедить Лаера.

— Да, я стану гораздо большим, нежели просто человек. — Согласно кивнул головой тот.

— Хватит!

— Да не ори ты. Еще святой водой облей и осени знаком Алдора. — Отмахнулся Лаер, дотянувшись до книги и быстро перелистывая ее, бросил взгляд на смертельно бледного Смотрителя, — сможешь скомбинировать Салфитский капкан и сигил Тее?

Смотритель неуверенно кивнул.

— Тее? Два сигила? Ты вообще в своем уме? — Ирте обеспокоенно вырвал у Хранителя книгу.

— Да. — Лаер с сожалением посмотрел на фолиант в руках Рийского и принялся рыться в многочисленных исписанных листах. — Тее я использовал при Связующем обряде… Боже… что там еще было?

— Рассеивающие круги Дельфара и Ионетта, руны оборота, возрождения и… — задумчиво начал перечислять Смотритель.

— Нет, сигилы какие?

— Тее, сигил Пламенного духа, сигил Берегини Росы…

— Всех четырех стихий… Да, точно! Закреплял я Тее… — кивнул Лаер.

— Господин, что если заменить сигил Тее на Плэр Ишеому? И места больше остается и затрат меньше.

— Руну Единения? Хм… Неплохая мысль. Значит Ишеома, Салфитский сигил, как-нибудь упрости и уменьши сигилы стихий, я хочу, чтобы они располагались по золотому сечению пентаграммы… — самозабвенно перечислял Лаер, невидяще глядя перед собой и примерно вырисовывая в уме фантастически гармоничную причину его мощи и теперь уже абсолютной неуязвимости.

Следующие два бессонных дня в течении которых были испоганенных еще полторы сотни листков все-таки принесли долгожданные плоды. Рийский поначалу неохотно, а потом со все возрастающим азартом включился в поиски. Уна, непонимающе смотрела на троих осунувшихся, бледных, перепачканных в чернилах мужчин с маниакальным огнем в глазах, спорящих до хрипоты друг с другом, и поражалась до чего может довести жажда знаний. Или чем они там занимались.

Из почти безостановочного потока слов она понимала только местоимения, междометия и оскорбления. Причем последнее звучало столь же часто сколь и непонятные Зиртуны, Салфиты, Фишехи и тому подобный бред.

Бесполезные попытки уговорить прерваться чтобы хотя бы отдохнуть или поесть приводили к единению мужчин во мнении об ее досадном не состоянии постичь и по достоинству оценить сакральной величественности момента рождения возможно уникальнейший типологии магии. Уна крутила пальцем у виска и уходила в печали. Лаер взял гадкую привычку прижимать ее к себе и утыкаясь лицом в волосы несколько минут так стоять. И все бы ничего, и Уне даже польстило такое внимание, если после этого у нее не начинала болеть голова. Но незначительные попытки сопротивления приводили к единодушному осуждению аудитории. А после загадочной фразы Ирте "Ну что ты, в самом деле, такая жадная!" у нее усилились подозрения, что Лаер нагло использует ее для каких-то своих корыстных целей.

Тем временем после трехсот восьмидесяти трех неудачных на взгляд Лаера комбинаций (только на его личный взгляд, а по мнению остальных вполне и вполне достойных, но Хранитель отметал любое одобрение аргументом что всю жизнь на спине таскать он будет не абы что, а предел совершенства), триста восемьдесят четвертая оказалась идеалом во всех отношениях. Хранитель придраться не смог как не пытался, хотя честно старался.

Снова пришла Уна с котелком и заранее проигранным боем, и Лаер не церемонясь, притянул ее к себе. Ее ореол беспокойно полыхнул, чуя магию того, кто его опечатал, и это самое волнение согревало утомленного Хранителя. Будь он прежним, он бы даже не заметил, что на него реагирует ореол Таланта, но теперь все изменилось.

Лаер отметил неприятную особенность своего нового приобретения способностей — он стал излишне чувствителен. Но это потому, что люди вторгаются на его территорию, в пентаграмму, содержащую его магию, иными словами в его душу. Эта проблема должна исчезнуть, как только он приобретет сигну с сигилами. Ирте пообещал уже утром, а точнее следующим вечером привести талантливого сигниста. Выбивать будут углем или порохом разведенными в воде. Сигилы киноварью. И успокоенный Лаер даже смилостивился над Уной, проглотил пару ложек каши и завалился спать.

Сигнист пришел. Лаер понятия не имел, где в Ройсе Ирте его отрыл и сколько денег отвалил, что тот даже в лице не изменился, увидев Хранителя в испещренной странными символами полуразвалившейся хибаре.

Смотритель, предусмотрительно убравший все книги, сжегший половину листов, не имевших никакой ценности, неустанно следил за работой сигниста. Ирте оставивший искрицу Лаеру и подробно рассказавшей как ее принимать, не мог присутствовать, костеря Хранителя с его сигной на чем свет стоял. Из-за затраченных двух дней он совершенно забыл о делах, и теперь в спешке поскакал их решать.

Рядом с Лаером, но за границей пентаграммы, как и сигнист находилась Уна. Поскольку всполохи ее ореола не давали затуманенному искрицей сознанию Хранителя кануть в окончательную безотчетность, она терпеливо высидела все десять часов, за которые сигнист выбил меньше четверти рисунка.

Чтобы полностью набить сигну должно было уйти четыре дня, хотя по приблизительным подсчетам сигниста требовалось не меньше полутора недель. Однако целебные зелья готовимые Смотрителем, за ночь снимали всю опухоль и подживляли травмированную тонким шилом кожу. В процессе набивания сигны Лаер по частям втягивал в себя магию. И на третий день, когда осталась небольшая часть, Плэр Ишеома, сигилы Берегини и Души Ветра, несколько концентрирующих и связующих вязей, и два золотых сечения Салфитской западни, Лаер сделал неприятно открытие. Что-то, по-видимому, в его магии замкнуло или переклинило. Потому что правая кисть просвечивала.

Ее оторвало восемь лет назад во время проведения Связующего обряда, и Лаер потратил полгода, чтобы воссоздать ее. Долгих шесть месяцев наполненных адской болью и мучением, потому что плоть отторгала искусственно создаваемую кисть, не спеша свыкаться с линией управления вживленной в глубокие мышечные ткани предплечья, он терпеливо ждал, когда рука станет полноценной.

Заметил, что кисть просвечивает чисто случайно — Уна стала обновлять лучину и обронила ее. Деревянная столешница жадно вспыхнула, Лаер заслонил глаза, мельком отметив, что что-то не так с рукой, и послал импульс, погасивший так и не начавшийся пожар. Испуганно визжащая Уна отскочившая ему за спину недоуменно притихла.

Он вспомнил о руке только к утру. Придирчиво оглядел ее, и впервые в жизни заключил что ему что-то померещилось (те галлюцинации, когда на него двигался дом, после того как он смешал искрицу и перцовку в расчет не принимаются). И тут, увлекаемый непонятным желанием, заслонил ладонью яркое зимнее солнце, пытливо заглядывающее сквозь пролом в стене и крыше. И обомлел, разглядев четко обозначенные кости и суставы, вены и артерии, видимые до той самой границы, где начиналась его истинная плоть. Увиденное повергло его в такой шок, что зашедший Ирте минуты две тормошил его за плечо, пытаясь привести в чувство. Потом еще минут пять оба в ступоре взирали на руку Лаера. Пришла Уна не оценившая трагедии, за что была нещадно обругана со стороны Хранителя.

Он не хотел смотреть вторую руку, догадываясь, что он может увидеть, но решив, что самый глупый страх — бояться знать, отчаянно взвыл, когда его догадка подтвердилась. На левой руке просвечивали большой, указательный и средний пальцы, которые он случайно себе отрезал сражаясь на лезвиях (это три с половиной локтя обоюдоострой великолепно заточенной булатной полосы стали, без каких либо намеков на рукоять — умение сражаться ими гарантирует мастерство владения мечом, да и любым холодным оружием). И воссоздал пальцы по тому же принципу что и кисть. Но если уж быть точным, то это случилось раньше, и он кисть воссоздавал по примеру пальцев.

Лаер долго собирался с духом, чтобы посмотреть в зеркало, хотя Ирте и уверял что глаза у него прежние и проклятый уродливый шрам на щеке, который Лаер ненавидел всей душой, не проступает, но он все же с опаской взирал на свое отражение.

Боясь, что положение дел ухудшится, Лаер не приемлющим возражений тоном приказал сигнисту закончить сигилы, и сигну в целом сегодня же. Итогом стало полное истощение магического фона у Лаера, вследствие резкого втяжения сопротивляющейся магии, его двукратный обморок, несмотря на действие искрицы, адская боль по всему ходу сигилов, опять же не смотря на действие наркотика, и слабая власть над телом.

Беспрестанно ноющее тело, слабость, бессонница и медленно начинающая действовать сигна, но пока все еще не дающая полного права надолго удаляться от отчерченной границы приводили Лаера в молчаливое бешенство, хотя он прекрасно понимал что все и сразу — слишком легко для такой сволочи как жизнь. Самое интригующее, унять его бесконтрольную злобу смогла только Уна, единственная, кто не особенно боялся находиться рядом с Лаером. Ирте, осознающий что Хранитель и святого сейчас может довести до белого каления, предусмотрительно не совался под испепеляющий изумрудный взор.

Уна просекшая, что Лаер может грозить ей сколько угодно, но ничего не сделает, пользовалась своим положением с большой осторожностью, чем немного подкупила Хранителя.

— Вот скажи, ты дура, да? — хмуро поинтересовался у нее Лаер, складывая в свой ларец книги и листы.

Девушка что-то тихо напевавшая и изумленно листающая бестиарий, сидя на перине Лаера, даже ухом не повела, зная, что единственное чего сейчас ему хотелось это ругаться. А в словесных баталиях с Лаером тягаться бесполезно, он не только расскажет то, о наличии чего она в себе никогда не подозревала, но и сумеет это доказать. Поэтому Уна мысленно высказала Лаеру кто он такой и чего достоин, а вслух лишь неопределенно хмыкнула.

Лаер, не дождавшийся неосторожно ответа, захлопнул крышку, прищемив себе палец, и тихо взвыл от злости.

В глазах снова появились мельтешившие черные точки, дико скрутило живот, и зазудела спина — ореол учился сотрудничать с силой сигны. Хранитель подскочил и ринулся прочь из помещения, едва успев перевесится через перила крыльца, ощущая невыносимой силы болевые спазмы смешавшие внутренности в кашу. Лаер сплюнул кровь, и ослабев повис на перилах. Кое-как поднявшись и ужасно шатаясь, зашел обратно, по стеночке добрел до своей перины и рухнул на нее. Уна, наученная горьким опытом предыдущих пяти раз, не пыталась ему ни помочь, не поговорить. Лаер сдержал протяжный стон, прикусив кончик подушки. Сейчас все пройдет… Вот сейчас…

— Может все-таки рассказать Ирте?.. — на свой страх и риск все-таки подала голос девушка.

— Давай. Сейчас вот я чихну, ты ему тоже не забудь доложить. О, пятка чешется. Иди скажи Ирте, пусть подумает что теперь делать. — Сердито отмахнулся от девушки Лаер.

Его вырвало в шестой раз за последние четыре часа. Он примерно понимал, что происходит с его телом: бунтовал незаживший желудок, и старые болячки. Лаер за свою жизнь ломал почти все кости в своем теле, бесчисленное количество раз тянул и рвал жилы и мышцы, вывихов не счесть, внутренние органы тоже в практически не функционируют — отравить Лаера пытались минимум семь раз, и это только те попытки, которые он заметил.

Но через сутки ореол должен полностью гармонировать с силой сигны, и все это прекратится. Но эти сутки еще надо как-то прожить, ведь сейчас, когда охраняющая магия, не дававшая прежде в полной мере ощутить последствия всех травм, ослабла и совсем в нерабочем состоянии, Лаер ощущал все "прелести" своего неспособного на обычную работу без поддерживающего действия магии тела.

И, конечно же, злился. Уна только вздохнула и, отложив книгу, обняла руками колени, подтянув их к подбородку, и укоризненно посмотрела на затылок Хранителя. Что-то прикинула в уме и неожиданно предложила:

— А хочешь, я тебе помогу?

— Добьешь что ли?

— Нет, злость прогоню.

Лаер хохотнул, но все же заинтересованно повернул голову в сторону девушки, спокойно и серьезно посмотревшей ему в глаза. Хранитель нахмурился и презрительно скривившись, накрыл подушкой голову. Уна вздохнула и пересела ближе к Хранителю.

— Ты вот сейчас представь, что…

— Отстань.

— Ну, давай хотя бы попытаемся, — тоном, которым разговаривают с начальством и идиотами (иногда не видя особой разницы между первыми и вторыми) попыталась образумить Лаера девушка.

— Отстань от меня, убогая, если жизнь тебе дорога.

Аргумент не произвел должного впечатления и Уна попыталась стянуть с раздраженного Лаера подушку.

Хранитель зло отшвырнул предмет обороны, и начал поднимать на ноги, собираясь уйти.

— Нет, погоди! — проявив неожиданную прыть и хватку, обхватила его рукам за плечи Уна.

Лаер пошатнувшись под неожиданной ношей, еще и для верности обхватившей его ногами, все же встал. Кипя от негодования, попрыгал на месте, пробуя стряхнуть намертво прилепившуюся к нему девушку, чувствуя себя полным и безнадежным кретином.

— Отстань от меня, — повторил Хранитель, что-то прикидывая и при этом в нехорошей задумчивости глядя на стену.

— Для начала ты сядь. — Неожиданно серьезным тоном для такой на редкость идиотской ситуации произнесла Уна. — Обещаю сделать все быстро и безболезненно.

Будь Лаер чуть поспокойнее, то обязательно бы рассмеялся и парой двусмысленных фраз вогнал бы девушку в краску, но настроение у него сейчас было сугубо мрачное.

— Я тебя испепелю. — Хмуро пригрозил Хранитель.

Однако для Уны все угрозы Лаера были совсем не убедительными. Она покрепче обхватила его за плечи и грустно вздохнула, намекая, что если Лаер все же пойдет на улицу, то только с ней на спине. Лаер с горестным стоном упал обратно на перину, мстительно придавив пискнувшую девушку. Она торопливо выползла из-под него, и деловито нависла над обреченно закрывшим глаза Хранителем.

— Ты все еще злишься?

Ответом послужил тихий утробный рык.

— Так, а теперь представь, что вся злость собралась на кончике твоего носа.

Лаер открыл глаза и очень-очень внимательно посмотрел на серьезное лицо Уны, на предмет обнаружения не замеченных ранее признаков психического отклонения.

— Ну, давай! — поторопила она его, игнорируя весьма скептичный взгляд.

— Тогда ты отцепишься?

— Клянусь, — иронично хмыкнула Уна, торжественно прижав ладонь к сердцу.

Лаер, отметивший что девчонка очеловечивается — вон уже пытается острить, недовольно выдохнул, вновь закрыв глаза, попытавшись сосредоточится.

— Представил?

— О, Феса, какой бред…

— Ну, постарайся! — она пресекла все его попытки подняться с решительностью, которой Лаер не наблюдал у нее прежде.

— Это полнейший идиотизм!..

— Ну, пожалуйста, Лаер! Если ничего не получится, я вообще больше никогда не буду тебе надоедать.

Он смерил ее недоверчивым взглядом — интересно как она себе это представляет? Зашьет себе рот и будет подобно молчаливой тени Смотрителю неотступно шагать за ним? Было бы неплохо. Лаер нагло уложил голову к ней на колени, вновь закрыл глаза и заставил себя представлять.

— У меня носа не хватает… — мрачно почесал упомянутый Хранитель, после трех безуспешных попыток.

— А ты как представляешь? — осторожно спросила девушка.

— Как-как… Как шар. Большой, красный и тяжелый.

— А ты попробуй как песчинку. — Посоветовала Уна. — Маленькую, легкую и раздражающую. Это как заноза под ногтем. Вроде такая маленькая, незначительная, а от боли пульсирует весь палец. И здесь так же. Злость, она совсем крохотная, но при этом болит вся голова…

— И?

— Представил?

— Стал бы я спрашивать, если…

Лаер невольно прервал недовольное ворчание, готовое сорваться на бесконтрольный бранный поток, почувствовав теплое, нежное дыхание. Она подула ему на нос!

Хранитель осторожно открыл один глаз и с подозрением посмотрел на мягко улыбающуюся девушку.

— И что это было?

— Я сдула всю твою злость! — добродушный смех окончательно озадачил Хранителя.

— Ты безнадежна, — открыв второй глаз, оповестил смеющуюся девушку Лаер.

Уна, похихикивая склонилась и снова очень ласково подула ему на нос.

— Но ведь ты больше не злишься. — С железной уверенностью констатировала она, пробежавшись пальцем по его высокой скуле.

И Лаер, крайне удивленный неожиданной правдой, настороженно посмотрел на примирительно улыбающуюся девушку. Злиться, когда тебе так ласково дуют на лицо, казалось неуместным и неправильным. Более того, неожиданно нежные действия Уны совершенно обезоружили и обескуражили его. Ну как может это странное и весьма предсказуемое создание столь сильно удивлять и впечатлять Лаера? Что-то внутри перестроилось вводя Хранителя в странное состояние схожее со смущением: такая свободная мягкость, искренность прикосновений к нему, не была знакома тем женщинам, что согревали его постель, и совершенно не имела места в манерах тех, что сопровождали его на различных приемах и торжествах. Там была более приемлемая сухая учтивость, лицемерное почтение и тому подобная, но весьма знакомая грязь. Как отреагировать сейчас он просто не знал. И, похоже, новизна ощущений так ярко отразилась на его озадаченном лице, что Уна бестактно покатилась со смеху.

И Лаер снова удивился: он вовсе не разозлился, а вроде бы даже как-то стушевался, и с некоторой укоризной посмотрел на утиравшую слезы от смеха девушку.

Тут вошел Ирте, немало озадачившийся увиденным, зато вернувший Лаеру уверенность и радость от накативший и такой знакомой волны злобы. Хранитель вытолкал за дверь похихикивающую девушку и удивленного Рийского, опечатав проход самым жестоким проклятием, которое только мог вспомнить на тот момент, и рухнул на перину, мысленно стараясь не думать о том, что же сейчас произошло, неожиданно для себя незаметно погрузился в тягучие непроглядные воды сна.

Отоспавшись день, на рассвете он с наслаждением и слабостью выковылял из своего заточения, крепко зажав ларец под мышкой. И воспламенил баню.

Мир плыл перед глазами, поскольку магического резерва существовавшего неотъемлемо от цельного ореола теперь не было, и Лаеру пришлось подчинять внешнюю магию. Он решит эту проблему как-нибудь попозже.

Сейчас он смотрел, как красиво полыхает темно-зеленым пламенем надоевшее строение, и наслаждался утренним холодом, пробирающимся сквозь одежду, и успокаивающим воспаленную кожу на спине. Ловя языком крупные хлопья снега, он размашистым не твердым шагом направился к избе. Поставил на крыльцо ларец, скинул сапоги, плащ, рубашку и рванул прочь от дома.

Ему было жарко и не хватало воздуха, хотелось смеяться и воспламенять все подряд, растопить снег, успевший выпасть по колено за время его заточения, но он с разбегу плюхнулся спиной в небольшой сугроб. Сдержал вскрик боли, а потом стон наслаждения. Громко, ликующе засмеялся, ребячливо ворочаясь в сугробе. Он теперь иной. Не имеет равных. А его магия не имеет аналогов.

— Что с вами? — озадаченно спросил голос откуда-то сбоку.

Лаер смахнув с лица капли растаявшего снега, приподнялся на локтях и повернулся в ту сторону.

Из-за высоких кустов бузины обеспокоенно выглядывала девушка. Статная, с длинной черной косой, большими голубыми глазами, с пухлыми щечками раскрасневшимися от мороза, которого не замечал Хранитель, и кутающаяся в нарядную шаль и красивый полушубок.

Лаер задумчиво прищурился. Не признала в нем Хранителя. Оно и к лучшему. Он сосредоточился, поймав за ее спиной сгусток внешней магии.

Это оказывается гораздо проще, чем было до того, как он загнал магию в себя! Он даже сам изумился как быстро внешняя магия поддалась, покорно принимая его. Но еще быстрее изумилась девушка. Испугалась.

Лаер усмехнувшись, глядел в огромные, налитые слезами от страха голубые глаза. Подцепил пальцами подбородок, рывком приблизив ее лицо к своему, и впился в пухленькие губы.

Девчонка отчаянно заскребла руками в рукавицах по его спине, Лаер сжал ее сильнее. И понял, что у него женщины не было слишком давно. Но не здесь же, право слово… Да еще с этой пигалицей.

Откуда-то сзади раздался вдох изумления, стук падения ведра и плеск воды. Лаер усмехнулся в губы девчонке, и отшвырнул ее прочь.

И решил рискнуть. Но не совсем тем, что можно подумать в данном случае. Он просто старательно представил крыльцо временного прибежища, где сейчас мирно спали Смотритель, Ирте и Уна. Представил, как вся внешняя магия в радиусе трех скачков стекается в одну точку, и медленно перерождается в магию Лаера.

Это просто потрясающе! Если во время телепортации, после утомительного вычерчивания круга Сеттарола, долгого нудного проговаривания формул, создаются впечатления, что тебя медленно разрывают по частям, а потом абы как собирают обратно (кстати, если принимающая сторона не правильно начертила круг Сеттарола, то собирание частей тела происходило именно абы как: на месте головы нога, на месте руки только фаланги пальцев и т. д), то во время того, что творил Лаер, ощущения были диаметрально противоположными.

Хранитель подхватил свои вещи с крыльца и нырнул в дом. По углам на перинах дрыхли Смотритель и Ирте. Уны не было. Лаер подозрительно огляделся. Со времен его последнего визита внутреннее убранство избы претерпело значительные изменения.

С разделением на своеобразные зоны, это место стало больше походить на жилой дом. Вот отгороженная парой широких шкафов и столом печь — некое подобие кухни. Добротный дубовый стол и шикарное кресло на дорогом везильвийском ковре смотрелись в этой хибаре дико и неуместно. Но Ирте, по возможности всегда окружавшего себя комфортом, во вкусе все-таки не откажешь. Широкая, аккуратно застеленная кровать у окна, явная колыбель Таланта.

Ну а где она сама?

Лаер бесцеремонно пнул перину Ирте, подходя к печи в поисках емкости с водой.

— Где девчонка?

— Какая? — недовольно пробурчал Ирте, поворачиваясь на другой бок.

— С каштановыми волосами, глазами как блюдца, порогом развития как у пятилетнего ребенка, адекватная как ты, точнее такая же неадекватная, и зовут, кажется, Уной. — Гремел Лаер непонятно откуда взявшейся посудой, в безуспешных поисках хоть чего-нибудь жидкого.

— За водой пошла. Заглохни.

Лаер замер. Нехорошо прищурился.

— То есть, ты хочешь сказать, что залог моего будущего, носитель моей мощи, мое главное оружие, сейчас, в одиночестве бродит по диким окрестностям? — повернувшись, очень вкрадчиво уточнил Лаер, глядя на беспробудно дрыхнущего Смотрителя.

— Слушай, истеричка, предместья набиты моими людьми по самое не хочу. Так что повторяюсь: заглохни, и дай честным людям поспать.

Лаер оценивающе огляделся. Магия кишела в этом доме, так что даже напрягаться не пришлось.

— Людьми… Подобными тем, которых я случайно зарезал, когда они на нее не менее случайно замахнулись? — Лаер не представлял, как получится задуманное, и на всякий случай подстраховался парой концентрирующих заклятий.

— Нет, другими! — простонал Ирте, закрывая голову подушкой.

Лаер повторил тот фокус когда трепал его за нос, только теперь создал десять копий своей руки, зависших друг над другом, подчинив внешнюю магию, и схватив Рийского за горло и выдернул его из-под одеяла поочередно задействовав копии, поднявшие Ирте в полутора локтях над полом.

— Сума сошел?! — придушенно прохрипел Рийский, впиваясь руками в призрачную длань.

Испуганно подскочивший Смотритель был вынесен из избы безжалостной силовой волной. Благо вынесло его аккурат сквозь окно. Лаер не сомневался, что если бы Смотрителю попалась на пути стена, то Ирте пришлось бы восстанавливать ее, а Лаеру делать запрос на нового Смотрителя.

— Господин!..

В пылу азарта Лаер совсем упустил момент, когда в избу влетел задыхающийся от бега бородатый мужик.

— Там тако…

Незваный гость ошарашено глядел на посиневшего и сипящего Рийского, зависшего в полутора локтях над полом.

— Ах, да! — забывшийся Лаер разжал руку, и вернул ее на положенное место.

— Ты… — пришелец прищурившись глядел на Хранителя.

— Я. — Согласно кивнул Лаер, в то время как Ирте шумно дыша, заходился в кашле.

— Мужики, он здесь! — громко возвестил пришедший в открытую дверь.

— Заткнись. — Просипел Рийский, посылая импульс захлопнувший дверь, снова закашлялся, и ткнув трясущимся перстом в Лаера заключил, — А ты… С тобой я потом разберусь…

Лаер пожал плечами, мол, возражений не имеет, и под громыхание и крики людей безуспешно пытающихся открыть дверь, направился к своим сумкам, аккуратно сложенным под кроватью Уны.

— Что случилось? — С трудом поднявшийся Ирте возобновил поиски Лаера в импровизированной кухне.

— Вот этот вот… Луйку чуть не снасильничал, — обличающее ткнув пальцем в невозмутимо натягивающего чистую рубаху Лаера, наябедничал мужик.

— Ну. А я причем? — глухо отозвался Ирте, пришедший к тому же выводу что и Хранитель — воды в доме нет.

— Так вы же говорили о всяческой волшбе докладываться… А этот вот, аки нечисть туды-сюды прыгает! Глазом моргнешь только, а его уже и нет!

Ирте с нескрываемым интересом поглядел на развалившегося на постели Уны Хранителя.

— Ты этому удивляешься, после того как я тебя чуть не придушил находясь в пяти шагах расстояния?

— Нет, просто прикидываю, как тебя убить. — Со вздохом признал Рийский, садясь на стол.

— Осиновый кол и серебряные стрелы! — расхохотался Лаер.

Мужик озадаченно переводил свой взгляд с Ирте на Лаера и обратно.

— Вопрос по-прежнему актуален: где мой Талант?

Ирте скучающе посмотрел на Хранителя.

— Девушка? — кратким кивком головы переадресовал вопрос мужику.

— Так это… Луйку она теперича успокаивает…

Лаер закатил глаза. Интересно, проблемы притягивают Уну, или у нее это природный дар?

— А ну! Разошлись все! — грозный рык с улицы, в котором с трудом угадывались интонации Уны, возвел какую-то неестественную тишину, и в доме и снаружи его.

Дверь распахнулась от мощного пинка. Уна пожирающим взглядом обшарила комнату, натолкнулась на Хранителя, и аккуратно поставив ведра полные ледяной колодезной воды, злобно топая, направилась к постели.

Лаер с легкой улыбкой на губах выжидательно смотрел на нее, заложив руки за голову.

Нда… Два один в ее пользу. Вторая пощечина. Да еще какая! Лаер хоть и не позволил голове мотнуться от силы удара в сторону, все же ощутил, как мир раскалывается на две половины, и сознание туманиться. Но больше всего его заинтересовал ее полыхающий ореол. Ярко выраженный, с грозно мерцающей печатью Лаера. Ореол вроде бы даже сросся с границей печати. Интересно…

— Да что ты себе позволяешь! — яростно взревела Уна, уперев руки в боки и грозно нависая над ним. — У тебя совсем крыша потекла?!

Лаер поморщился. Ну что за выражения?.. Нужно вытравить из нее эту отвратительную деревенскую манеру. Но все — таки, как же она прекрасна в гневе! Эта решительность! Эта экспрессия! Сколько же в ней прекрасно уживающихся друг с другом черт: такая непонятная для него нежность и эта обжигающая страсть, сейчас переродившаяся в неукротимую ярость. А эти глаза с полыхающей в них силой! Лаер умиленно улыбнулся. Нет, он не мог сдержаться, просто не мог!

Перехватил ее за талию, резко дернул за себя лишая равновесия, и прижал к кровати, навалившись сверху.

— Ну не могу я… — тихо рассмеялся он, глядя в вытянувшееся от злобы лицо. — Ты меня сума сводишь!

Она хотела отвесить ему еще одну пощечину, но Лаер предусмотрительно блокировал ее руки.

— А ну пусти меня! — и совершенно его не боится. Ну разве она не чудо?!

— Чудо… — не в силах согнать улыбку, решил Лаер, ловя правой ладонью ее лицо.

— Пусти, говорю! — опасно засучила ногами она, протестующее уперевшись освободившейся рукой ему в грудь.

— Брысь отсюда! — негромко приказал Ирте мужику, тут же напомнив Лаеру, что у него имеются зрители.

Хранитель огляделся, человек пять внутри, еще столько же в окно заглядывают, жадно ловя каждое мгновение представления.

— Кому сказал! — рявкнул Ирте, и мужики с недовольными вздохами, и грустными лицами неохотно покинули свои наблюдательные позиции.

Уна и Лаер озадаченно переглянулись.

— Все, можете продолжать, — кокетливо улыбнувшись, позволил Рийский, засучив ножками сидя на столе.

Лаер выпустил Уну к разочарованию Ирте, и с таким выражением глядел на нее, что она даже ругаться не смогла. Хотя очень старалась, но постоянно покрывалась румянцем от слишком многозначительного взгляда Лаера, и сбивалась, что делало обвинительную речь совсем не впечатляющей.

А Лаер наблюдая за ней, просто млел, и ругал себя за слишком разыгравшуюся фантазию, но был, увы, не в силах совладать с ней. Некстати всплыла картинка, когда он разрезал на ней платье, впервые заставляя надеть штаны и рубаху. Ох, как некстати!

— Знаешь, ты лучше сделай так, чтобы я тебя пару минут не видел и успокоился. А то как бы чего не вышло… — Очень нехорошо усмехнувшись, посоветовал Лаер.

Уна вспыхнула еще ярче, хотя дальше казалось бы некуда. И повернувшись на пятках, стрелой вылетела из дома, успев зло выкрикнуть, прежде чем громко хлопнуть дверью:

— Похотливое животное!..

— Ну как она узнала? Я ведь ни слова не сказал! — простонал Лаер, закрывая ладонями лицо.

— Да у тебя на лице все написано было, — подло расхохотался Рийский. — Сколько тебя знаю впервые вижу что ты так вьешься…

— Это ужас. Тихий ужас. А еще долгое напряжение. Собирай манатки, мы едем в Элиар.

"…Не вняли Правители словам вразумления пророка и изгнали его с земель своих. Но прежде чем покинуть их, молвил пророк:

— И придет Час Расплаты за прегрешения ваши. Хаос, Великим Алдором заточенный, томится в ожидании пробуждения гордыни неуемной, алчности что уже снедает сердца ваши, забытья в похоти, бесчисленных и безнаказанных убиений. И разгневанный Отец сокроет дланью душу свою, ниспослав проклятье, затворит Врата в свои чертоги. Внемлет он молитвам истязаемой вами матери-земли, и разверзнет бездну. Да изойдет оттуда Феса со тьмами демонов своих, дабы покарать людской род. Прольется кровь ваша, а грязные души падут за врата Хаоса! И лишь один из вас, один из рода людского, что чист душой и помыслами, что носит в груди благородство дельфина, в душе волю орла, в руках силу медведя, и в голове ум змеи сподобится снова низвергнуть Хаос в бездну. Изойдет Избавитель, как и Алдор из полымя, с глазами злата, с кожей снега. И падут от слова его дети Фесы…"

Слово о Начале времени, и конце Хаоса. Слово об Избавителе Алдоре, и матери тьмы Фесе.

Несколько сотен скачков ехали молча. Изредка перебрасывались малозначительными фразами, и чаще тянувшись к флягам с согревающим вином. Хрустящий под копытами коней снег поначалу весьма радовал Лаера, но к четвертому часу пути в бесконечную заснеженную даль стал раздражать. Да и день был морозный, что отнюдь не добавляло удовольствия теплолюбивому Хранителю. Руки коченели, ни смотря на две пары перчаток. Первые из них, из тонкой хорошо отделанной телячьей кожи он теперь вообще не снимал, ибо ему начинало казаться, что рука прямо-таки прозрачная. Да и проснулась прежняя брезгливость.

Снежная крошка поднимаемая конскими копытами и подхватываемая озорным холодным ветерком, нещадно обжигала обнаженную кожу лица. Лаер попытался создать нечто навроде купола который охранял от мороза, но попытки не увенчались успехом, поэтому путники кутались в шарфы и меховые воротники. Лаер задумчиво смотрел в голубое небо без единого облачка, с золотой бусиной солнца. И ему оно не нравилось. Свет был каким-то не по-зимнему неприятно желтым. Снег, необычайно режущий глаз яркими искрами, как будто напившись такого света, разом приобрел темные тона.

Но возможно это ему казалось, оно и немудрено, учитывая что резерва у него вовсе нет, и он пока не понимал принципа работы истинного зрения, черпающего силы не из источника, коим раньше был резерв, а из его собственной магии. Наконец вдали показались поселения. Поскольку Элиар расположился аккурат рядом с западной границей Иксилоны и Везильвии, первые поселения считались пограничными.

Кони пошли неторопливой рысцой, их всадники значительно повеселели. И тут случилось то, чего никто не ожидал.

Лошади словно почувствовав надвигающуюся опасность, беспокойно остановились и бешено заржали, не слушаясь поводьев и понуканий всадников. Лаер обернувшись грязно выругался.

С самого горизонта, ровной снежной полосой пролегающего вдали, надвигалась тень. Подобно паводку по весне без разбора и пощады, но в сотни крат быстрее затапливая долину вечерней мглой.

Словно облако солнце заслонило. Лаер вскинул голову, прижав козырьком ладонь к глазам, и насколько позволяло зрение, смотрел на медленно затухающее солнце.

— Что за?.. — Ирте тоже пристально посмотрел на солнце.

— Что происходит? — Уна бестолково завертелась на коне.

— Солнце! — Смотритель был бледен.

Тень настигла всадников, окунув их среди дня в вечерние сумерки. Солнце стало практически черным пятном с неясным грязно-желтым контуром. Повсюду, насколько охватывал глаз, царил закатный сумрак.

Лошади успокоились, но настал черед паниковать всадникам. Ругань слилась в единый гул. Уна порадовала Лаера отменным знанием национального матерного с включением уникальных мийских оборотов и неповторимых сравнений.

Хранитель наблюдал как тень сходит с бледного солнца, как свет вновь становится нестерпимым, заставляя глаза слезится.

— Что это, Феса меня раздери было?.. — Ирте, сложив ладони козырьком воззрился в небо.

— О, только не говори, что не догадался. Длань Алдора сокрывшая солнца — знаменитое Предзнаменование! — в голосе Хранителя отчетливо скользила издевка.

— Предзнаменование?! — Уна со страхом прищурилась на как ни в чем не бывало слепящее солнце.

— Да… Реки крови, кровожадные монстры, и закрытые Чертоги Алдора. Так что не умирай, — с сарказмом посоветовал Лаер, пришпоривая коня.

— Так это что получается? — Тиуна подвела коня к Ирте. — Наступает Час Расплаты?

— Наступил. — Поправил Лаер, недовольно оглядываясь на пораженных спутников. — Если верить Храмовой книге, то сокрытие солнца и ночь среди дня и есть знак того, что Врата Первородного Хаоса распахнуты…

— О, Властитель! — Уна в страхе округлила глаза и прикрыла рот ладонью.

— Ну что ты как неотесанная деревенщина… — с укором посмотрел на нее Лаер, — еще пади на колени и посыпь пеплом голову взвывая к Всевышнему. Гм… или снегом, за неимением пепла.

Уна на него покосилась, явно не одобряя подобного богохульства.

— Так это все всерьез?

— Серьезней некуда, — с издевательским смешком заверил Ирте, однако он был все еще бледен.

— Да что с вами?! Вас совсем не волнует что грядет Час Расплаты?! — возмутилась Уна.

— У меня грядет час зарплаты, все остальное не принципиальные мелочи. — Лаер рылся в сумке в поисках чего-нибудь съестного.

— Лаер, ты хоть мгновение можешь быть серьезным?! Одумайся!

— И помолиться? — насмешливо посмотрел на Уну Хранитель.

— О Алдор! — Уна гневно всплеснула руками.

— Он оставил тебя, презренная! — хрустя сухариком, драматично объявил Лаер.

— Да ты просто…

— Успокойся, — очень тихо, но веско посоветовал Смотритель, когда Ирте тронулся вслед за уже уходящим по заснеженному тракту Лаером. — Господин не терпит Храм, его служащих и всю атрибутику, включая легенды. А Ирте просто предпочитает обходить вопрос веры стороной.

— Почему? — так же негромко спросила Уна.

— У господина постоянные трения с Высшим Советом Храмов, я так думаю, он просто конкурирует в борьбе за наибольшее влияние на помыслы правителя. А Ирте Рийский… Ну сама подумай, кому с таким прошлым и настоящим как у него, захочется верить в справедливый суд после смерти?

Уна нахмурилась. Она совсем забыла, что путешествует бок о бок с самым грязным преступником. Честно говоря, Ирте таковым ей не казался. Возможно, все дело было в галантном обращении характерном для мийцев, но Уна насмотревшаяся на постоянные метания Ирте из города в предместья и обратно, скрытую жалость к Лаеру, и готовность сделать для него все, готова была признать что Ирте Рийский очень даже человечен. Ну не может тот, который так заботиться о ближнем быть столь ужасным, как трубят с каждого угла.

— Дел, слушай, Ирте говорил что его… ну, оклеветали… Это может быть правдой? — понизив голос до заговорческого шепота спросила Уна.

Смотритель снисходительно посмотрел на наивную девушку, но заметив, как вполоборота к ним едет Хранитель торопливо прошептал:

— Я не знаю об этом почти ничего достоверного. Может и оклеветали.

Уна шмыгнула носом и, кивнув, тронула пятками коня, заставляя его сократить расстояние до Лаера и Ирте.

Лаер собирался обогнуть деревню, до Элиара оставалось всего часов шесть пути, и к вечеру они могли бы добраться. Но тут резко ударил мороз. Кони шли неохотно, Ирте ворчал и действовал на нервы, а щенячий взгляд Уны просто выводил из себя, так же как безостановочно начавший шмыгать носом Смотритель. А после того как согревающие заклятия перестали работать, точнее у Лаера они работали, но как то странно — с перебоями, а заклятия Ирте отказывались оплетать Лаера с протестующее мерцающей вязью на ореоле, Лаер сдался и решил заехать в деревню, понимая, что даже если морозы прекратятся до вечера, им все равно нужно будет ночевать, потому что вваливаться в Элиар ночью и искать управляющих, связующего с Орденом или дозорного мага дело весьма хлопотное.

Въехав в деревеньку, всадники удивились заметно стихающему переполоху. Лаер предполагал, что мысль о скорой кончине мира должна посеять хаос и истерику среди населения. Она и посеяла. И тут же ушла, забрав, по-видимому, ее с собой.

Жители сновали туда-сюда по узким сельским улочкам, делясь предположениями и впечатлениями, а так же досужими сплетнями.

Орущего о покаянии храмовика, при маленьком Охраме, стоящего как и положено посередь села, слушали только бабки, да и то вполуха, в основном следя за ребятней беззаботно играющей в снежки.

— … грехи наши! Не поздно еще искупить вину свою, покуда Фесовы твари еще не приняли своих истинных обликов, а бродят по нашей земле в ипостаси смердящих червей!.. Обратитесь же с молитвой к нашему Отцу, милостивому Алдору! Да испросите прощения… — бесплодно надрывался храмовик, вращая безумными глазами и воздев руки к небу.

— Ох и старается, — одобрительно посмотрел на храмовика Ирте.

Здесь чувствовался дух пограничья, сочетающего в себе черты обоих государств.

Светлые иксилонцы и смугловатые везильвийцы смешали кровь, быт и даже язык, переделав последний до диковинного наречия.

Срубы и дома, деревянные, с высокими порогами — дань Иксилоне, и окнами обращенными к восточной стороне — наследие Везильвии, стояли вразнобой, то кучкуясь возле дороги, то отходя от нее на несколько десятков шагов.

Деревенька стояла на холме, улица шла зигзагом, иногда круто забираясь влево или вправо и теряясь за очередным домом. Воздух напоил шум спешной работы, крик домашней скотины, звон металла из расположенной прямо перед въездом кузницы, скрип снега сгребаемого лопатами, переругивания и смех жителей.

Иногда молодухи, в цветастых шалях и полушубках, сбиваясь в стайки, шепотом перечисляли, за какие же прегрешения обрушилась кара небесная. Их шугали деды, и бабы постарше — и без разговоров дел хватало до начала Конца: снег дочистить, скотину напоить, хлев вычистить, белье снять… Но равнодушных к всадникам вошедшим в село, не осталось.

Ребятня восхищенно оглядывала путников, даже прекратив снежную забаву. Девушки пронзительно хихикая и шепотом делясь впечатлениями, сгрудились в сторонке.

— Эй, бандиты! — подозвал мальчишек Лаер. — Где у вас старейшина живет?

— Староста? Дядь Дука? — вперед выступил краснощекий пухлый мальчишка лет семи. — Так вот четвертый дом по левой стороне…

— Так я это, я, господа путники! — Из кузницы вышел крепкий невысокий бородач, кутавшийся в старую потертую куртку. — Чего…

Его взгляд натолкнулся на Лаера, тот закатил глаза, понимая, что сейчас начнется.

— Господин Хранитель! — выдохнул староста, сгибаясь в глубоком поклоне. — Сам Всевышний послал вас, не иначе!..

Ирте недоуменно переглянулся с Лаером.

— Да что ж я, пень старый, вас на дороге — то держу… Пойдемте-пойдемте…

Бородач торопливо направился к своему дому. Пока путники привязывали коней к коновязи, распахнул дверь крикнув:

— Самилька, снаряжай стол, гости у нас знатные!

Хозяйка, добродушная женщина лет сорока накрыла стол, благодушно отнекиваясь от всех попыток Уны ей помочь.

— Беда у нас, господин Хранитель, как есть беда… — после того как женщина плотно прикрыла за собой дверь начал староста. — Мужики пропадать начали. А как сегодня это гадское Предзнаменование случилося так все людишки сума посходили. А дотоле завелся гад у нас в лощине. И за все время пока он паскудства разные совершал, жития никакого не было, не иначе!

Хранитель вздохнул и с тоской посмотрел в окно. Ирте пнул его под столом ногой. Все равно вечером заняться нечем. Так хоть нечисть погонять. А утром они отправятся из деревни и уже к обеду пребудут в Элиар. Но целый вечер скучать в пограничной деревне…

— Что-то не пойму я, — покорно начал Лаер, под довольную улыбку Рийского. — Ты давай по порядку. Причем тут пропавшие мужики, неведомый гад и Предзнаменование?

— Так с гада началося все, не иначе! — Вздохнул бородач, наполняя глиняные кружки домашним смородиновым вином. — Проездом был у нас один купчишка, да и волхв один. Вечером сидели они в нашенском трактире, а волхв тот, все людей сторонился, и ану как подскочит, аки ужаленный, трясущимся перстом в купчишку тычит и молвит что де, оборотень. Ну, мужики купчишку и скрутили, а тот верещал что де, волхв сумасшедший, да и взял в чудовище как обратится!..

Старейшина прервался и одним глотком опустошил кружку, в прострации глядя перед собой. Уна смотревшая на него большими — большими глазами придвинулась ближе к задумчивому Лаеру.

Истинными оборотнями нельзя стать, ими можно только родиться. И если до семи-восьми лет, дети еще могут оборачиваться по желанию, то после происходит полная и необратимая трансформация в зверя. Остальную часть жизни оборотень доживает в своей второй ипостаси. Лишь на пару часов в день имея возможность стать человеком, но сознание при этом сохраняется от зверя.

Проклятые оборотни — люди с искаженным сильной магией ореолом. Чаще всего это редкая образина без навыков и приобретенных рефлексов. Инертное и безобидное, но до ужаса отвратительное и жуткое существо. Разумеется, без возможности превратится обратно в человека. Заклятия оборотничества, убийств, порабощений запрещены — об этом уведомлены все маги. Это внушается на протяжении всех лет обучения в магических скитах. Нарушение запрета — безоговорочная казнь.

Выходит, загадочный маг проклял мужика, затем спровоцировал скандал, вызывая того на эмоции и тем самым активировав проклятье. Лаер встретился взглядом с Рийским, который, судя по всему, пришел к тому же выводу.

— Как оно выглядело? — Ирте деловито разрезал гуся.

— Так ужас просто, не иначе. Две лапы, сам сгорбленный, волосатый, под потолок величиной. Клыки до пола, не иначе. Мужики ему ноги-то подрубили он и уполз. В лощину. Мы, значится, собрались почти всей деревней, и по следу к той лощине. А там гад — то другой уже! Перекинулся чтоб ему, значится, удобней была убийства всякие совершать, и а ну как давай людишек-то пожирать, еле ноги унесли! А ему хоть бы что, у-у-у отродье! Мы-то почитай, каждый день в лощину ходили, все извести паскудство оборотневое пытались, да без толку! Уж и все перепробовали! И смолу горящую, и колья осиновые, и стрелы серебряные… А ему хоть бы хны, не иначе. Мужиков наших захватывает щупальцом своим, жрет и не краснеет! А в селе-то пря началась! Сосед на соседа идет, отродясь такого не было! А волхв все книжки почитывает, бормочет чего-то… Ну и притащил откуда-то железы да и заковал гада…

Уполз одним, а в лощине перевоплотился в другое. Двойное оборотное проклятие, выходит. Зачем маг его наложил, понять не трудно — искаженный ореол жертвы выбрасывает небывалую по мощности энергию, сходную и с человеческой, и со звериной. Лаер нахмурился, счищая хрустящую корочку с гусиного крыла. А кандалы наверняка заговоренные, испивающие силу ореола.

— Погоди отец, когда это было? — Ирте заинтересованно посмотрел на старосту и захрустел соленым огурцом.

— Так вот по осени. Аккурат середина второго месяца, не иначе…

— Недавно значит, — кивнул Лаер, мысленно делая пометку. Нечисть в окрестностях начала плодиться именно в это время. Выходит, это все-таки не результат мутации внеочередной вспышки магии. А искусственно созданные твари. Как та, что едва не кастрировала Ирте в предместьях Орна. Она была с иммунитетом к магии.

Ни одна вспышка магии, даже самая мощная и целенаправленно искажающая и мутирующая организмы, не способна вознаградить свое творение иммунитетом против себя. А вот энергия дважды искореженного проклятием ореола вполне сдюжит поставить блок против магических воздействий. Значит везде, где бесчинствуют новые штамы нечисти, происходило примерно то же самое. Кто-то добывал искаженную энергию и создавал очередную тварь с вполне определенной задачей — истреблять другую нечисть. А поскольку последняя, как правило, не совсем природного происхождения и может управлять некоторыми видами магических волнений, то эти самые искусственные истребители со своим иммунитетом были просто непобедимы. Жаль, что создатели, преследовавшие вполне благие цели, как-то не задались вопросом, что будут жрать магоустойчивые твари, когда нечисть кончится.

Интересно так же и другое:

— А железы эти как выглядели? И как волхв тот нацепил их на гада?

— Железы как железы, — пожал плечами бородач. — А как нацепил, не знаю. Никто не знает. Мы уж к вечеру с мужиками пришли, а он вот в кандалах лежит. А волхв все вокруг бегает и волшбует чего-то. И доброгласие случилося, вот я вам чего скажу. Погибель это для паскуды той была, не иначе! Дмиться не далече ему было. Прикрыл он вежды и давай слюной плескать на вержения камня, аки водомет! И ану как давай железы рвать живота своего не щадя, не иначе!

Вот, пожалуйста. Заклятие активировано. Последняя вспышка жизненной силы, несравненная по мощности и до последней капли поглощенная железами.

— А в чем доброгласие — то? — едва удержался от зевка Ирте. Он тоже отлично понимал, что вырисовывается, и теперь ждал ту самую магически устойчивую гадость, на создание которой и была направлена все эта масштабная операция с двойным оборотным проклятием.

— Так издох же! Столько человеков положил, а издох, милостью Зиждетеля, не иначе! — выпучил глаза бородач.

— Прямо на железах. — Догадливо, к огромному удовольствию рассказчика, заключил Лаер.

— На них. Осталась только персть перлового цвету, а в нем — шумиха! И пря кончилась в селе, как камень с рамен спал.

Голубой пепел и лживое золото? Это уже интересно. Лаер встретился взглядом с Рийским и вопросительно поднял бровь.

— Заклятие сожжения и имитация золота дураков? — пожал плечами тот. — Только вот зачем это?

— Скорее нужно обратиться к мифам. — Впервые подал голос Смотритель. — В легендах говорится, что при гибели оборотней остается золото и голубой пепел. Это была игра на публику. Очень суеверную публику.

Смотритель с опаской покосился на опечалившегося бородача, видно вспоминавшего павших собратьев, и осушил кружку.

— И этот маг не прогадал, — одобрительно кивнул Лаер, не столько соглашаясь со Смотрителем, сколько с неведомым магом, сделавшим беспроигрышную ставку на жалкие россказни храмовиков, пугающих народ бредовыми описаниями принципов устройства и работы магии, а так же всего с чем она связана.

— Не иначе. — Обреченно заключил Ирте. — А волхв-то объяснил, почему он оборотня увидел именно в том купце?

На взгляд Лаера вопрос был излишним. Понятно почему — приезжий человек, незнамо кто и откуда. А ткнешь пальцем в их соседа, чего доброго, это наивное стадо сомневаться начнет и план провалится. Но как оказалось, вопрос Ирте задал не зря.

— Так известно почему — блудодеянием помышлил с Кавайей. То полухвея нашенская. Краса горния. Да вот умишка ни на хлеб намазать, не иначе.

— Это у них общая беда. Одна на все село, не иначе, — весело шепнул Лаер испуганной Уне.

Еще один храмовый миф, однако, не лишенный некоторой толики морали: если до свадьбы блудом помыслишь, то Алдор взор отвратит и накажет оборотничеством блудницу и блудника. Лично на опыте Лаера, сей красивый миф терпел сокрушительное поражение. Однако на закромах цивилизации, в таких вот уединенных деревеньках это был вовсе не миф, а сакральная правда жизни, обросшая еще одной подробностью: ежели и после свадьбы изменой помыслишь — бегать тебя волчарой и выть на луну по ночам.

— Так, тот волхв велел ей во власяницу облачиться, дабы смилостивился Властитель наш небесный и даровал ей прощение.

— И даровал? — Скептично поднял бровь Лаер.

— Аккурат на деннице, не иначе.

— И как же это демонстрировалось? — немного запутавшись, спросил Лаер.

Зачем магу понадобилась местная дурочка?

Бородач озадаченно посмотрел на Хранителя и вопросительно икнул.

— Чем ознаменовалось прощение Властителя? — перевел Ирте.

— А, да. Знамение было. Так зуй сел обапол нее, егда она молитву возносила на ганке. Поначалу одинец. А как только зарница поднялась, а дотоле ни тучки на небосклоне не видаль, так поналетела их тьма — тьмущая, вскружила Кавайку, да вознесла. Не иначе.

— В небо? — уточнил Лаер, начиная злиться.

А злился он всегда, когда чего-то не понимал. Феса, зачем ему девчонка? Да еще такая сложная и энергически и магически затратная иллюзия "вознесения"? Тоже игра на публику?

— Тудыть, — согласно кивнул старейшина, благоговейно ткнув пальцем в дощатый потолок.

— И кто видел это вознесение? — попытался внести ясность Ирте, тоже теряющийся в догадках.

— Так волхв. Сказал нам двери запереть и молится Отцу небесному до рассвета неустанно. И после вознесения поведал нам, что всевышний грехи отпустил, связав из них нить, а Сенька, сынок кузнеца, бандюга мордастая, теперя аки ступица в колесе — ежели кто из нас погрешит, то он, значится, и окочурится, не иначе.

Лаер сдержал вздох облегчения. Все встало на свои места. Маг наверняка порешил девчонку, стремясь создать тварь с иммунитетом к магии и используя кандалы с энергией ореола купца. Процесс создания или управления сильным магическим потоком всегда требует жертвоприношения. Чем сильнее процесс, тем больше требуется жертв. При убийстве происходит краткий и мощный всплеск энергии, которая блокирует силу магических волн, давая возможность подчинить их. Чем больше жертвоприношений, то бишь убийств, тем мощнее блок, и соответственно тем сильнее власть над потоком магии.

— И кто погрешил? — затосковал Ирте сбитый с толку вознесением, и подавившийся от досады соленым груздем.

— Так сам он. Спер из дома Кавайки спицы вязальные, шельма. Мы и отволокли его куды волхв велел и сожгли…

— Это уже интересно. Как он умер, и что сказал волхв? — Хмыкнул Лаер.

Две жертвы. Не хило. Значит, чтобы создать магически устойчивую тварь нужно прервать две жизни.

— Так он нас уже покинул к тому времени, дай милосердный Алдор ему зровьица. А уходя наказал: ежели Сенька таки околеет, то снести его на луг за селом, да сжечь на закате следующем, на пригорке, что кустом иглицы помечен. Вознести молитву Властителю, и тридцать три года не подходить, покуда грехи наши тяжкие семью ветрами не развеются.

— Кнез, как вор умер? — уточнил Лаер.

— А. Ну так он спицы себе в глаза вогнал. — Пожал плечами бородач, вновь наполняя незаметно опустевшие кружки.

— З-зачем? — округлил глаза Ирте.

— Кричал, что де Кавайку так освободит, дурень.

Вот даже как. Значит, вторая жертва нужна была позже первой, чтобы укрепить зарождение твари.

На лицо глупый любовный треугольник. Местная дурочка влюбилась в купца, а в нее влюблен сын кузнеца. Девчонка, скорее всего сотворила самоубийство с подачи мага (если жертва добровольно отдает жизнь, то блок даже сильнее), а уходя маг покапал на мозги сыну кузнеца, тоже не блещущего умственными способностями. Наверняка напел красивую сказочку, что ежели он умрет, то его возлюбленная оживет. А чтобы никто не захотел рыться в грязном белье возвестил о том, что мальчишка из-за чужих грехов скончается, прекрасно понимая, что согрешит только этот дуралей. Итого три жизни.

— Я идиот. — Горестно признал Рийский. — С момента вознесения, я перестал понимать.

— Жертвоприношение. — Откинувшись спиной на стену, негромко пояснил Лаер

— Чтобы управлять созданием твари… — быстро сообразил Рийский, и, прищурившись, улыбнулся. — Ну, прохвост! Это ж надо додуматься…

— У них это система. Такое происходит везде. Ты можешь предположить, кто может это все продумать и профинансировать? — Лаер задумчиво пожевал перо лука.

— Ты. Или я. Но так, как это не мы, то даже не знаю… — Покачал головой Ирте. — Совет магов… Но Феса, они же не будут создавать себе проблемы.

— Не скажи… Первоначально цели вполне были благородные — изничтожить нечисть в округе. А так же формально лишить меня работы и умалять мой авторитет, а затем нашептать правителю, что я не справляюсь со своими прямыми обязанностями и вышвырнуть меня подальше.

— Ну, это ты загнул, такая сложная логическая цепочка этим старым пердунам в жизни в голову не придет. — Задумавшись, проронил Ирте. — Беда только в том, что на нечисти твари не останавливаются…

— Кстати о твари, — Лаер, наконец, удостоил вниманием непонимающе глядящего на них старосту, — ты вещал, что мужики начали пропадать…

— Ага, — кивнул тот. — Аккурат между пригорком и лощиной. Там, значится, роща небольшая, дрова собирать ходим. Бабы-то, да дитяти, слава Всевышнему ничегошеньки, а как мужик нашенский зайдеть, то с концами, не иначе! А тута Предзнаменование это, и храмовик с катушек слетел… Истерит, стервец, людишек мне пугает…. Как был бы не святоша он, я б ему…

Тут Лаер с ним был солидарен. Если бы не святой сан и непонятно откуда возникшая неприкосновенность, он бы давно перебил всех этих хитрющих и жирующих сволочей.

— Ни крови, ни останков?

— Ничего. Токмо вещичка такая…

— Какая?

— Ну… — бородач неожиданно засмущался.

— Ну?

— Ну, порты. Вот.

Лаер и Ирте стараясь не расхохотаться, мучительно избегали взглядов друг друга.

— Порты? — несказанно удивилась Уна.

Бородач придерживающийся распространенного мнения, что негоже девке в разговор мужей вмешиваться строго зыркнул на стыдливо опечалившуюся девушку и кивнул.

— Срам, оно конечно. Только, стыдно сказать, бабы наши только по тем портам и опознают мужей-то. Ну а на них… ох, срам-то какой… пятна… Ну вы понимаете… — Совсем засмущался и одновременно пригорюнился староста, и совсем не к месту добавил, — не иначе.

Рийский покраснел, прикрыл лицо руками и всхлипнул, с трудом сдерживая хохот. Староста наивно полагавший что Ирте по достоинству оценил всю трагичность ситуации, тяжело вздохнул и наполнил его кружку.

Лаер чувствуя, как от усилий у него сводит скулы, сквозь зубы извинился и покинул избу. Добежав до отхожего места, Лаер не удержался и расхохотался.

— Эй, ты там? Давай быстрей, я уже не могу, — похихикивая потарабанил в дверь Рийский.

— Ты понял, что это за дрянь? — вышел Лаер.

— Ох, кажется, я диафрагму потянул… Что? А, да вроде. На суккуба похоже. — Задумчиво ответил Рийский и блаженно потянул, — о, как мне оказывается мало надо для счастья…

— Ты про суккуба? Извращенец.

— Нет, я про туалет. — Ирте распахнул дверь и широко улыбнулся молодухам, с любопытством заглядывающим через забор. — А вообще странно, после кхм… как бы это потактичнее назвать… контакта с суккубом должны исчезать порты, а не мужики.

— Ты забываешь, что это не простая тварь…

— О да, далеко не простая… — захихикал Рийский обнимая себя руками на морозном ветру.

— Не перебивай меня. Я не о том. Хотя, то о чем ты думаешь тоже странно. Получается, тварь мужиков… гм… "того", прежде чем сожрать? — Лаер распахнул дверь в дом и понизил голос, когда женщина, выглянув из-за прялки, тепло им улыбнулась.

— Меня больше интересует: эта тварь и нечисть "того" делала, прежде чем сожрать? Слушай, мне нравится этот маг! Давай его найдем и спросим, как он такую штуку создал?

— Ты все-таки извращенец…

— Я ж не для себя, — обиделся Ирте. — У меня конкурентов много. Хочу, чтоб она их "того", а потом сожрала.

— Сегодня отловим тварь, и можешь взять ее на перевоспитание, — разрешил Лаер, открыв дверь.

Староста весьма обрадованный вестью о том, что Хранитель порешит сегодня же вечером загадочную проблему, помчался делится благими вестями с селом. А Лаер, рухнувший на скамью, задумчиво прикидывал арсенал в борьбе с этим видом нечисти.

— Что там с суккубами? — к своему удивлению не припомнив ничего путного, взглянул он на задумчиво жующего Смотрителя.

— Честно говоря, за последние две-три сотни лет, о суккубах вообще никто не слышал. Да и прежде это было так, пикантный и большой частью преувеличенный миф, пользующийся особой популярностью среди придворных, охочих до пошлостей и пикантных скандалов. И в книгах суккубы как-то стороной обходятся, — почесал подбородок нахмуренный Смотритель. — Очень мало конкретики. Общее только то, что суккубы появляются в образе соблазнительной девушки, а после ночи любви крадут душу и порты.

— Гадость какая! — брезгливо поморщилась Уна, выронив вилку с соленым груздем. — Ну, душа-то понятно, демоны как-никак, а вот порты зачем?

— Военный трофей. — Хохотнул Лаер, и неожиданно придвинувшись к девушке, поймал ее губы своими.

Поцелуй, как он и ожидал, жег, кровь в ответ на ее полыхающий ореол забурлила в жилах. Голова начинала кружиться от мощи Таланта потерявшегося в смятении. Пьянящее чувство. Упоительно сладкое чувство. Он даже не предполагал, что магический контакт может приносить столько удовольствия. Но тут Уна пришла в себя, отстранилась и занесла руку. От пощечины Лаер увернулся и, прижав ее к себе, вновь поцеловал.

Уна протестующее отстранилась и затрепыхалась в его мертвой хватке.

— Нахал!.. Мерзавец!.. Наглец!..

— Ну что ты бурчишь? Я ж тебя не обесчестил.

— Подлец!.. Отвратительно…

— А, по-моему, тебе тоже понравилось, — со смешком и обезоруживающей уверенностью возразил Хранитель подув на ее висок.

— Ты мерзкий, отвратительный, невоспитанный…

— Вот, ты же сама напрашиваешься! — Ухмыльнулся Лаер, склоняясь к ее лицу.

— Отпусти меня! — этот серебряный взгляд прямо прожигал его.

Лаер разжал руки, Уна вскочила и хлопнула дверью.

— Как же она хороша, — все еще чувствуя ее вкус хмыкнул он. — Так, на чем мы остановились?

— На трофеях. Лаер, ты сходишь сума. Она же девчонка совсем. Не ломай ей жизнь. — Ирте неодобрительно посмотрел на Хранителя.

— Просто изопью ее через пару недель. Что ж добро пропадать-то будет?.. — рассудил Лаер, наполняя кружки.

— Мне ее жалко. — Вздохнул Ирте, покачав головой.

Собирались недолго, Лаер прочел пару наговоров на клинки, длинную инструкцию Смотрителю, дабы тот ни на минуту не упускал из виду Уну, наложил несколько охранных заклятий вокруг дома, строго наказав его обитателям не переступать порог до возвращения Лаера.

— Слушай, ну если ты так волнуешься, то давай ее с собой возьмем, — буркнул Рийский крайне недовольный задержкой.

— Еще и там за ней следить. Она обязательно во что-нибудь вляпается. — И предупредив очередную ехидную реплику Ирте, насмешливо блеснувшего глазами, добавил, — я о неприятностях.

— Тогда с ней оставайся, я сам со всем… — и поднял руки, заметив, как зрачки Лаера недобро сузились, — ладно-ладно. Был не прав, не убивайте за младостью лет.

— Ты меня старше, рухлядь, — напомнил Хранитель, выправляя блок и ногтем вычеркивая оповестительную руну на углу дома.

— Вот. Два года решают все. Я уже стар и умудрен жизнью, а ты бестолочь зеленая, никогда не слушаешь старших. Эх, молодежь…

— Во времена твоей молодости такого не было, да? — Ухмыльнулся Лаер, натягивая перчатки.

Ирте озорно блеснул глазами и деланно печально вздохнул.

Смеркалось. Ирте и Лаер брели по высоким сугробам к месту указанному старостой, отойдя от деревни почти на сотню скачков. С неба начал большими хлопьями красиво кружась падать снег.

— Недалеко… Это ж какие понятия о расстоянии здесь правят, а? Безобразие… — ворчал Рийский брезгливо перескакивая с одного места в другое, в поисках натоптанного снега, но каждый раз ошибаясь и проваливаясь едва не по пояс.

— Ну что ты ноешь? — раздраженно одернул его Лаер, совсем не чувствуя рук и лица. — Вон, спуск к лощине. Еще полдесятка скачков и должна быть эта роща.

— Дернула меня Феса… Лежал бы себе на печке и спал… — Ирте клацнул зубами. — Роща на пригорке должна быть. Нет тут пригорка, давай вернемся и зарежем этого старосту вместо твари. У меня сейчас такие изощренные варианты его кончины перед глазами. Не иначе.

— Ты вообще чем слушал? Роща между пригорком и лощиной. — Лаер споткнулся и рухнул в снег.

— Один хрен, все равно пригорка нет. — Ирте помог ему подняться.

— Мы на нем стоим, — Лаер пнул мерзлый камень. — Снег сравнял.

Они стояли на легком уклоне. Лаер повернулся в сторону резкого спуска к лощине.

— О нет. Это тот самый пинок судьбы за все мои пригрешения, о котором меня предупреждала гадалка… — простонал Рийский глядя на куцые кустики, носившие гордое звание рощи. — Вот скажи мне, может в эту деревню идиотов со всей страны ссылают? Ну как, как, вот это вот можно рощей назвать?!

— При большом воображении — можно. — Лаер скептично оглядел голые кустарники и с десяток кривых ободранных деревьев. — Эй, выходи, обед пришел!

Как он и ожидал, тварь обошла его вызов презрительным молчанием.

— Может надо сделать вид, что мы дрова собираем? Ее наверно возбуждает вид согнутых мужиков… — зло предположил Ирте, обнажая меч.

Лаер обошел рощицу увлекаемый странным наитием, и выдохнул от восторга. Шагах в двадцати от высокого корявого дуба в земле был разлом. Небольшой, всего в полшага длинной и в ладонь шириной и сочащийся ровно пульсирующей магией. Природный источник. На всей Иксилонской земле не наберется больше десятка таких источников.

В радиусе трех шагов вокруг разлома валялись смерзшиеся пласты развороченной земли, ловящие багровые отсветы исторгающиеся из разлома.

— Сума сойти! — восхищенно выдохнул Ирте, подходя к замершему Хранителю, и так же неотрывно глядя на разлом.

Почти сразу они услышали смех. Приятный женский смех, лившийся эхом отовсюду.

— На ловца и зверь бежит, — констатировал Рийский, с азартом оглядываясь по сторонам.

— Очень занимательный зверь, да и не один, — довольно прищурился Лаер, глядя как высвечивается в двух шагах над разломом две тонкие призрачно-багровые фигуры, сплетающиеся в тесных объятиях.

— Одна должна быть длинногой фигуристой брюнеткой… Они же хотят, чтобы я соблазнился, — пояснил Ирте в ответ на вопросительный взгляд Хранителя.

Тот негромко рассмеялся, и оценивающе пробежался по весьма соблазнительным обнаженным девичьим фигуркам, все более четко проступающих в красных отсветах разлома.

Источник уже протянул нити к путникам, пробно касаясь их ореола. У обоих предупреждающе нагрелись медальоны. Ирте поставил блок, и, отмахнувшись от разочарованно отлетевших нитей, оценивающе посмотрел на длинноволосых с призрачно-красными глазами тварей, призывно смеющихся и соблазнительно извивающихся.

— Ну что, попробуем заклятие против призраков?

— Ты же сам хотел развлечься, Рийский. — Повернулся к нему широко разведя руками, улыбающийся Лаер идя спиной вперед ближе к источнику. — Давай расслабимся.

Рийский расхохотался и глядя на все отчетливее проступающих демониц с придыханием и искушающим смехом красиво танцующих в багровых отсветах над разломом, кивнул.

— Нет, ну ты видел такое? — Ирте восторженно присвистнул.

— Моя слева.

— Отчего ж?

— У нее грудь больше. — Ухмыльнулся Лаер и прыгнув на широкий пласт земли подле разлома, взял шаткую опору ногами, резко развернулся корпусом, кружа на краю разлома и рассматривая тварей во всех подробностях. — Да, девочки, да!

Демоницы протяжно заахали и взвились выше над Хранителем.

— Ты им не нравишься! — захохотал ренегат.

— Ко мне девочки, — улыбнулся Лаер и доверительно добавил, — я вас не обижу.

Демоницы соблазнительно постанывая, приблизились к нему, сладко ахая в самые уши. Горячие тонкие ручки заскользили по телу Хранителя. Лаер не теряя момента, прошелся по самым интересующим местам руками. Странно, вполне осязаемые. Это конечно хорошо, но духи на то и духи что бестелесные. А у этих телеса такие… Прямо чудеса.

— Ирте, они не призраки.

— Да я догадался уже.

Лаер оглянулся. Ирте, как оказалось, тоже не страдал от недостатка внимания. Вокруг него кружили еще три демоницы. "Девочки" плотно обвили Хранителя и воспарили вместе с ним над грешной землей. Лаер чувствовал, как от слабо святящихся тел исходит невыносимый жар и помог демоницам избавить себя от куртки.

— Ух, шалунья! — хохотнул Лаер, хлопнув по святящейся ручке уже требовательно взявшейся за пряжку его ремня. — На земле я привык, так что рулите вниз, девочки.

Демоницы разочарованно простонали, и взвились еще выше над землей. Оно и понятно, чем выше, тем они сильнее — здесь магия из источника не растрачиваясь равномерно распределялась по воздуху паучьей сетью. Ее вроде и много, но она слишком сильно распылена, и чтобы ею воспользоваться Хранителю нужно долго и муторно сгонять ее в одно место. А земля — стихия Лаера, там он подчинит себе источник без остатка.

Хранитель уже ощущал на себе действие магии этих странных тварей, поэтому ненавязчиво отстранил демоницу горячо целующую его шею.

Проклятая тварь обижено заскулила и подняла его еще выше. Четыре человеческих роста над землей. Лаер повернул голову демоницы за подбородок, встретился с ней губами, шею предупреждающе опалил знак Алдора, с заключенной слабой охранной магией. Демоницы сладостно застонали, рассмеялись и слились в поцелуе. Лаеру в воздухе начало нравится.

— Вниз, мои хорошие, — с многозначительной улыбкой произнес он, глядя в алые глаза с черными вертикалями зрачков.

Твари рассмеялись и, осыпая Хранителя горячими поцелуями, медленно поплыли обратно к земле. И тут раздался резкий хруст и ярый вопль боли. Демоницы рассерженно зашипели и отлетели от Хранителя. Лаер рухнул на колени на каменные пласты подле разлома и перекатился на бок. Поднялся, потирая ушибленные ноги, неодобрительно глядя на Ирте, разрубившего одну из своих демониц пополам.

— Ты подождать не мог? — с разочарованием спросил Хранитель, вытягивая клинки и примеряясь для удара к кружащим в воздухе и отчаянно орущим тварям.

— Еще бы немного, и я стал бы не очень счастливым отцом, твою мать! — горестно выдохнул Рийский, приближаясь и застегивая распахнутую рубашку.

— Что скажешь? — Лаер неотрывно смотрел, как в безумстве кружа над ними демоницы странно сливаясь при столкновении, с секундным запозданием снова обретают прежнюю форму.

— Если это и есть те самые твари, коим предназначалось избавить земли от нечисти, то я монашка…

— Нда… что-то здесь определенно не то…

Твари сгрудились над разломом, горестно стоная, и обвивая друг друга. Ирте поманил их мечом. Демоницы оскорблено завизжали, и тут источник полыхнул яркой красной вспышкой, разметавшей силой взрыва Ирте и Лаера на три скачка по сторонам.

Лаер фыркая и утирая с лица растаявший снег, повернулся в сторону источника. А вот и тварь.

С телом женщины до пояса и змеиным хвостом со странными зазубринами, и острым, прямо- таки кинжалоподобным концом. Тварь не мене двух скачков длинной, со странной чешуей прикрывающей интригующие места. Она светилась изнутри багровой пульсацией.

— Эту тоже будем душить? — саркастично крикнул Ирте, выходя из-за дерева.

У Лаера была идея лучше. Он с усилием высвободил родовую магию принявшую вид призрачной бледно-зеленой кобры, разросшейся почти до размеров твари и угрожающе расправившей капюшон.

Почти тут же из воздуха стал возникать величественный, невероятно красивый сапфировый орел.

Лаер одобрительно кивнул, разглядывая воспарившую в небо отливающую серебром и сапфирами царственную магическую птицу.

— Красавец! У Атера он какой-то облезлый был…

— Сравнил! — оскорбился подошедший Ирте. — Этот несносный мальчишка никогда не был способен по достоинству оценить всего величия родовой магии…

— Да он вообще никакой магии не способен оценить, — согласно кивнул Лаер, посылая кобру на тварь настороженно наблюдавшую за магической птицей.

С небес камнем упал орел Ирте истово нападающий на багровую тварь, с завидной ловкостью увернувшейся и от его атаки, и от смертоносного выпада кобры, и обхватив последнюю руками. Змея ударила хвостом, попав демонице в лицо, та зло завизжала, откатываясь от силы удара, но кобру не выпустила. Орел грозно крикнув клюнул тварь в откинутое лицо, и кажется, выбил глаз.

Она бешено заорала и отшвырнула змею, хватаясь руками за лицо и взмывая в небо.

— Верни ее с небес на землю, — прошипел Лаер, выбираясь из сугроба в который его зашвырнуло когда тварь откинула змею.

Проклятая демоница кружащая высоко над землей, пыталась сбить яростно атакующего орла заостренным шипастым хвостом. Пару раз она вскользь задела его, и у Ирте охнувшего от боли на правом рукаве в районе плеча выступила широкая багровая полоса.

Лаер подозвав кобру прижался к холодному чешуйчатому лбу головой. Даже если бы он захотел сейчас обнять ее, то не смог бы даже наполовину обхватить огромную змеиную голову.

Родовая магия, сливаясь с магией Хранителя, с силой сигны и сигилов приобрела гораздо большую плотность. И теперь пульсировала изумрудным светом наподобие той твари.

— Там наверху распылена магия источника. Если я ее подчиню а потом сольюсь…

— Какой изысканный способ самоубийства! Да ты оригинал, Райное, — сквозь зубы выдохнул Ирте.

Пот смешавшийся с кровью хлещущей из широкой ссадины, пролегшей поперек лба — результат очередной атаки твари, едва не обезглавившей орла, застилал ему глаза. Ирте уже стоял на коленях, рукой удерживая управление орлом.

— Когда-то я подчинил демона воздуха, и его сигил имеется на золотом сечении моей сигны… Это значит, что теоретически я способен перемещаться и по воздуху…

— Ты на что надеешься? Что тварь, впечатленная твоим появлением, помрет от удивления? — голос Рийского слабел, а орел перешел в глухую оборону, с трудом уворачиваясь от грозных выпадов светящегося красным хвоста твари.

— Так я не сам, да родная? — улыбнувшись, взглянул Хранитель в изумрудные глаза кобры, ласково тронувшей руку хозяина холодным раздвоенным языком.

Лаер стал оттягивать всю магию в одну точку близ воздушного сражения. Подчинить ее было легко, поскольку магия из источника прежде не имела хозяина, и была бесхарактерна.

— Быстрее, Лаер! — просипел Рийский, поставив руку на согнутое колено, и только за счет этого еще не позволяющий родовой магии сдастся и вернуться к нему.

— Можешь подвести тварь правее от орла? Я не уверен, что моя магия сможет летать.

— О, Создатель… — Рийский повел скрюченным пальцем, перемещая орла вправо. Увлеченная почти выигранным боем демоница мгновенно переместилась за слабеющей жертвой, и вот тогда Лаер слил родовую магию с подчиненной.

Чувство было неприятным. Как будто одна часть тела оказалась на высоте полусотни скачков над землей на пронизывающем ветру, а вторая, маленькая и слабая внизу.

Змея, подчиняясь воле Лаера, впилась в загривок демоницы, обвив человеческую половину хвостом и тем самым делая беспомощными ее руки. Тварь отчаянно завизжала и стала падать на землю, ее хвост опасно устремился к спине, туда, куда вонзила клыки змея.

Лаер задохнулся, понимая, что кобра не успеет увернуться, и тут сапфировый орел впился мощными когтями в конец хвоста, резко взмыл ввысь. Тварь нещадно тряхнуло, заставив подавиться своим криком, и змея едва не слетела с ее тела.

Орел, все еще держа хвост твари, камнем полетел к земле, увлекая за собой заходящуюся в безумном вопле демоницу. Когда до земли осталось не больше пяти скачков, Лаер отозвал змею, предупреждая оброненное Рийским: "Убирайся оттуда". Орел, спикировав, и почти задев грудью землю, снова взмыл в небо, отпустив хвост демоницы, а затем рассыпался сверкающими бриллиантами искр, возвратившись к окончательно ослабевшему хозяину.

Тварь рухнула на землю в десяти скачках от Лаера и Ирте, снова подавившись своим криком, подняла столб снежной пыли. Земля содрогнулась от удара с такой силой, что мужчины не устояли на ногах.

Лаер, посылая вперед змею, в длинном броске вновь впившейся в призрачно светящуюся спину твари, слился с родовой магией, оказавшись на спине твари.

Но демоница уже пришла в себя и, заметив нежеланного наездника, резко рванула в сторону.

— Погоди любимая! А как же супружеский долг?! — скатившийся со спины Лаер, перехватил демоницу за хвост.

Суккуб взвыл и с шипящей яростью поволок Хранителя по земле. Лаер с усилием подтянулся, вцепился в туманящиеся вязкие бока. Демоница отчаянно взревела и снова взмыла в небеса.

— Я не привередливый! Мне на седьмые небеса необязательно! — Забавляясь, прокричал Хранитель, с трудом удерживаясь на теле демона, протянул левую руку к клинкам, неоднозначно добавив, — пошли в кусты! Раз-раз и готово!

Демоница завизжала и стала извиваться в воздухе. Меч, почти освобожденный из ножен выскользнул из ладони, судорожно цепляющейся за вязкое тело. Проклятая тварь, оглушая Хранителя воплями, и безостановочно выкручиваясь спиралью в воздухе, довела наездника до приступа тошноты. Он обхватил руками и ногами хвост суккуба, изо всех сил стараясь удержаться на беснующейся твари и даже не пытаясь определить где небо, а где земля.

Демоница нырнула вниз, и пронеслась между деревьями, сшибая их боками и стремясь ссадрить нежелательного пассажира. Но упертости Лаеру было не занимать. Он несколько раз в самый последний момент успевал перехватить туловище, и переместить свое тело, отделываясь лишь ободранными руками.

Ирте рухнул откуда-то сбоку (или снизу, Лаер пока плохо определял стороны), оседлав демоницу.

— Лаер, в долинах бытует обычай… Ах ты сволочь! — Ирте едва усел пригнуться, когда демоница заложив очередной крутой вираж, нырнула прямо сквозь лысую крону дерева. — Так вот, обычай. Делиться с друзьями последним куском хлеба, кровом, лошадью, оружием и женщиной!

— Дорогая ты не возражаешь?! — Лаер плотно обвив хвост демоницы ногами, подтягивался к загривку.

Суккуб отчаянно завизжал и снова стрелой взмыл в воздух.

— Говорит, что всегда об этом мечтала! — Лаер перехватил протянутую руку и, выхватив оставшийся клинок, вогнал по самую рукоять в шею демоницы.

Тварь отчаянно взревела. Лаер навалившись всем телом на рукоять, с усилием толкнул ее вправо. Хруст похожий на треск перерубаемой кости, и наполовину отрубленная голова неестественно отвисла вниз, и открывая взорам неровно срезанное сочленение толстых шейных позвонков.

Суккуб на мгновение замер, судорожно дернулся и испустил такой ужасающий вопль, что если бы не рефлекторная мертвая хватка Ирте, Лаер точно бы рухнул с твари на землю. Демон, в последней отчаянной попытке уйти, дернулся в сторону.

Ирте перехватил выпущенный Лаером клинок и соскочил с твари, держась за рукоять меча и используя вес своего тела чтобы срезать пока целую переднюю часть шеи, на которой и держалась наполовину отрубленная голова. Суккуб всхрапнул, и голова слетела с плеч. Ирте охнув, с высоты трех скачков рухнул в пушистый сугроб, рядом надгробием приземлился трофей. Лаер с трудом удерживался на дергавшимся и заваливающимся на землю теле.

И когда обезглавленный суккуб все же упал в заснеженное поле в полутора скачках от сугроба Рийского, Лаер долгое время лежал, глядя в звездное небо, не откатываясь от теплого агонизирующего демона. Затем с трудом, чувствуя себя немощным стариком, поднялся и пошел откапывать матерящегося и барахтающегося в глубине сугроба Рийского.

Лаер еще с полчаса бродил в поисках выроненного клинка, только потом догадавшись применить заклятие поиска. Ирте тем временем мстительно пинал морду твари приговаривая как он ее ненавидит.

Огромная туша перестала пульсировать и светиться. Распалась на четыре девичьи, обезглавленные фигурки тех самых демониц, отчаянно соблазнявших Лаера и Ирте.

Ирте плюнул на место бывшей морды суккуба, растворившейся в четырех головах демониц, и начал искать куртку, бормоча про больную фантазию мага создавшего тварь.

Куртки не нашлись, согревающие заклятия обрывались из-за истощенных резервов, пришлось бегом направляться к деревне. Ирте высоко подкидывая коленки бежал впереди, на удивление не проваливаясь на этот раз в сугробы. Лаер закинув мечи на плечи, неспешно трусил следом.

Пару раз попал Рийскому снежком по затылку, вынудил того остановится и дать сдачи на мечах, что согрело обоих. Потом негласно устремились к деревне на перегонки. Рийский добежал до околицы первым, перемахнул через забор, вдохновленный близкой победой. Лаер почувствовав сгусток внешней магии, проделал свой излюбленный трюк, оказавшись прямо позади уже почти добравшегося до дома Рийского. Поставил Ирте подножку и злорадно хохоча первым ворвался в дом, но неожиданно споткнулся о высокий порог и рухнул вперед, задев скамью у входа и опрокинув стоящие на ней пару ведер с водой.

— Феса… — отмокая в луже под спешную испуганную суету разбуженных обитателей дома, выругался Лаер.

— Поспешишь — людей насмешишь! — поучительно возвестил Рийский, гордо перешагивая через распластанное на полу тело Хранителя.

Лаер ударил его по сгибам коленей, вынуждая упасть, тут же пнул в плечо охнувшего и не ожидавшего такой подлости Рийского, с плеском повалившегося в большую лужу, и быстро подтянувшись, и подмяв под себя уже повернувшегося Ирте, занес кулак для не менее поучительного вразумления на глазу. Тут вспыхнул яркий свет лучины.

Мужчины застыли, нелепо занеся руки для удара. В унисон ахнули Уна и хозяйка, неопределенно крякнул староста обнимавший вилы, и громко сглотнул Смотритель с мизерикордом наперевес.

— Слезь с меня, я уже промок весь. — Поморщившись, спихнул Хранителя Рийский.

Далее Ирте и Лаер плотно прикрыв за собой двери, сидели до утра, праздную маленькую победу. Уна еще долго порывалась подлечить царапины Ирте, но староста, обладавший каким-то не вполне обоснованным с точки зрения Лаера, авторитетом для девушки строго отослал ее спать.

Через полчаса пришел сосед, узнать как дела у старосты. Глубокой ночью. С двумя кувшинными перцовки. Дела сразу же пошли на лад. Лаер предоставил Ирте красочно описывать битву с демоном, стараясь выдать подавляемый удушающий хохот от особо ярких описаний рукопашной схватки с многоголовым чудищем извергающего пламя хвостом, за приступы кашля.

— …Тут ужасная тварь взревела нечеловеческим гласом и пала от руки господина Хранителя, направившего неистовой храбростью и несравненным благородством свой волшебный меч прямо в ее черное сердце! — феерично завершил рассказ Рийский, для наглядности показав как именно надо пронзать черное сердце чудищ, и разбив в широком замахе глиняный кувшин с остатками добротной перцовки.

Мужики открыв рты и выпучив глаза в восхищении переводили взгляд с Лаера на Ирте и обратно.

У соседа даже вывалился зубчик чеснока изо рта. Лаер покивал, мол, да, было такое дело, и чокнувшись кружкой с вдохновленным Ирте одним глотком выпил перцовку.

Рийский разочарованно заглянув в пустой кувшин и остатки второго, валявшегося на полу, и пригрозил, что великий господин Хранитель, безвозмездно спасший всю деревню осерчает на столь нелюбезный прием. Мужики как по команде подорвались с места и куда-то умчались за добавкой.

— Ох, Рийский, как же ты языком чесать любишь… — Устало ухмыльнулся Лаер, откидываясь на стену и прикрывая глаза.

— Так не зря ж меня послом хотели заделать. До того, когда я малость подмочил свою репутацию, — пожал плечами Ирте, с грустью откусив соленый огурец.

— Что ж себя стороной обошел в славной битве с многоголовым чудищем?

— Потому что длинноволосый миец сражающийся вместе с Хранителем, и разговаривавший с ним на равных, это довольно подозрительно. Многие знают, что ты на равных ты с единицами беседы ведешь, и эти самые единицы по пальцам пересчитать можно. Связать мое имя с твоим нетрудно.

— На жалость давишь?

— Была бы она у тебя, ты даже не представляешь, как бы я тобой вертел! — мечтательно протянул Рийский.

Лаер презрительно вскинул бровь. Тут вернулись мужики с тремя кувшинами медовухи и еще одним с перцовкой. Ирте, получивший благодарную публику, начал красочно врать про схватку с тварью в предместьях Орна. Мужики ахали, на особо страшных местах бледнели, и пучили глаза так, что казалось, они выпадут из орбит.

Начинало светать. Лаер незаметно задремавший, проснулся под веселую игру непонятно откуда взявшейся гармони. Ирте залихватски вскочив на стол, и снова разбив кувшин начал начитывать озорные и не совсем приличные частушки. Мужики катились со смеху, иногда подпевая и выдавая свои, не уступающие Рийским по пошлости.

Лаер, зная что Ирте — кладезь нецензурных песен и баллад, бочком удалился из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Серые предрассветные сумерки медленно одерживали верх над рассыпчатыми ночными тенями, разгоняя их по углам. Лаер тихо проскользнул мимо хозяйской комнаты, заглянул в закуток кухни с застеленной лавкой на которой спал Смотритель, с призрением смерил заправленную соседнюю, и предоставив ее Рийскому, пошел на кухню и вскарабкался на печь.

Там его ждал сюрприз — сжавшийся в комочек, на самом краю мирно посапывающий во сне Талант. Лаер рассудив, что места ему хватит, торопливо разделся и нырнул в блаженное тепло, накрывшись пуховым одеялом.

Хранитель проснулся давно и теперь кусал кончик подушки, сдерживая мучительный смех. Уна очнулась с час назад и весьма удивилась, заприметив в своей постели Лаера. Поскольку спала она аккурат возле трубы обнесенной кирпичом, создавшим своеобразную стену, выход был один — перелазить через Лаера. Потолок в двух локтях над головой — тут даже сесть нельзя, не то что привстать, а деревянная скамья придвинутая к печи чтобы на нее забираться в локтях пяти расстояния. Таким образом, надо было не просто перелазить через Хранителя спящего на самом краю, а лечь на него сверху.

Будить его она отчего-то тоже не стала, пару раз придвинувшись и мучительно прикидывая варианты. Но Лаер раздраженно шевелился в ответ на каждое ее движение, и одеяло и так сползшее, спало до того, что оголило часть его ягодицы. Уну это зрелище повергло в шок, Лаер прямо-таки ощущал волны смущения расходящиеся по комнате.

Дуреха, ну и что же ты будешь делать? Лаер решил усложнить ей жизнь — придвинулся к краю, свесив с печи руку и стягивая плечом одело, заставляя его полностью оголить правую ногу.

Уна придушенно пискнула и торопливо зажала рот руками. Лаер, поднаторевший в маскировке смеха под кашель, зашелся в приступе.

Дальше он решил провести другой эксперимент, откатился от края на середину постели и замер на животе, глубоко и размеренно дыша. Уна разумеется решилась. Поставила одну руку рядом с предплечьем Лаера и аккуратно, даже не дыша приподнялась на руках начиная переносить вес тела с одной руки на другую. И Лаер резко перевернулся на спину, подбив ее руку, и заставляя рухнуть ему на грудь.

— Опа… Вот так заснешь, а тебя уже насиловать начинают, — деланно удивленно произнес Хранитель, вскидывая брови и закладывая руки за голову.

— Да я… Ты не… — испуганно залепетала отчаянно покрасневшая девушка.

— Ну-ну, не переживай ты так. — Широко улыбнулся Хранитель, очень нежно и многозначительно поглаживая ее по щеке.

Уна впала в ступор, сообразив, что Лаер полностью обнажен, а между ними слабая преграда из одеяла и ее рубахи.

— Лаер, я тут подумал… Ого, извините! — В комнату бесцеремонно ввалился Рийский, но заметив пикантную сцену, круто развернулся на пятках и направился по обратному маршруту.

Уна подскочила и скатилась с Лаера под его громкий смех, прижимая к себе свою одежку сложенную аккуратной стопкой на скамье и прошипев "мерзавец!" выскочила из комнаты.

Лаеру спать совершенно расхотелось. Он бодро оделся, разминаясь на ходу, вышел во двор, скинув рубаху возле колодца окатил себя двумя ведрами ледяной воды, умылся в бане, переодевшись в свежую одежду заботливо оставленную Смотрителем в предбаннике, заключил что жизнь почти удалась и величественно прибыл к заканчивающемуся завтраку.

Обвив одеревеневшие плечи девушки, поцеловал ее в висок, и так чтобы услышал только сидящий рядом с ней Рийский, томно прошептал:

— Ты была великолепна!..

Рийский сделал вид что подавился и с наигранным разочарованием уставился на побледневшую Уну. Девушка натолкнувшаяся на понимающий смущенный взгляд хозяйки, всем своим видом говорящей, мол, понятно, дело-то молодое, попыталась отвесить пощечину юрко увернувшемуся Хранителю.

— Да не было ничего!.. — рыкнула она, вскакивая из-за стола и обводя всех присутствующих грозным взглядом. — Что вы ему верите?!

Хранитель, севший рядом со Смотрителем, грустно покивал головой, изображая героя-любовника вынужденного лгать, дабы спасти честь возлюбленной. Весьма правдиво изображая.

— Ну, ты совсем! — с угрозой прошипела Уна. — Ненавижу тебя!

И гневно печатая шаг, направилась к двери, в ответ на восхищенное Лаерово: "Какая же она у меня страстная!" громко хлопнув дверью.

Лаер переглянулся с Рийским и безудержно расхохотался. Хозяйка, положив ему в плошку молочной каши торопливо скрылась за дверью.

После завтрака хозяйка прошлась по соседям в поисках верхней одежки для национальных героев. И подыскала Лаеру и Ирте старые куртки на овечьем меху. Ирте подпоясавший широкую куртку умудрялся выглядеть весьма представительно, а вот Хранитель диковинно смотрелся в старом тулупе с кудлатым меховым воротником, но за неимением других вариантов пришлось брать этот. Путники стараясь быть как можно незаметнее покинули село, уже готовившееся к вечернему торжеству посвященному избавлению от твари.

В дороге Лаер снова стал издеваться над мрачной Уной, та довольно долго крепилась, прежде чем высказать пространственную оскорбительную речь, суть которой сводилась к маловероятному: "Ты сейчас дождешься!". И Ирте неожиданно встал на ее сторону.

— Райное, ты еще ее за косу подергай!

— Я тебя за косу подергаю, — пригрозил довольный Лаер, но от девушки все-таки отстал.

Ближе к обеду вдали наконец показались высокие каменные стены Элиара.

— Зачем тебе это? — Неожиданно спросила Уна, когда ее конь поравнялся с конем Лаера.

— Власть? А кому она не нужна? — Прищурившись и вглядываясь в даль с ровной полосой стены, над который высились сторожевые башни резонно поинтересовался в ответ Лаер.

— Ну что она даст тебе?

— Власть — это сила. — Хранитель заинтересованно взглянул на нахмуренную девушку.

— И станешь ты самым сильным и что дальше?

Лаер опешил, не зная, что ответить. Затем разозлился.

— Буду лбом стены прошибать.

Она странно усмехнулась и ехидно покивала головой, оставив Лаера в замешательстве, придержала коня, ожидая, когда их нагонят Ирте и Смотритель.

Хранитель нахмурился и раздраженно оглянулся, ловя взгляд серебристых глаз.

— Что ты имела в виду?

— Только то, в чем ты не хочешь признаваться даже самому себе. — Уна бесстрашно смотрела в начинающие полыхать гневом изумрудные глаза.

— Это в чем же?

— Подумай сам. Если бы тебе была так необходима власть, ты бы знал ответы на все вопросы.

— Я знаю, зачем она мне нужна, просто тебе… — презрительно тянущейся интонацией начал Лаер, отвернувшись и снова вглядываясь в дымку города.

— … наивной дурехе, этого не понять. Да-да, мы это уже проходили. — Устало закончила Уна.

Хранитель гневно обернулся, но тут подъехали Смотритель и Рийский, заинтересованно переводя взгляды с девушки на Лаера, потерявшегося в замешательстве, и испепелявшего взглядом спокойную Уну, смотрящую в ровную линию горизонта.

Как вот эта пигалица снова заставила Лаера замешкаться? И ладно бы обладала какой-то витиеватостью речи и умением вкладывать незримый, зато ощутимый яд в слова, а то рубит практически в лоб, да так легко, что Лаер теряется в этой странной и неоспоримой с одной стороны прямоте.

Лаер еще несколько минут бесплодно посжигал Уну взглядом, затем, успокоившись, согласился вместе с Рийским, предложившим раздельно войти в город, дабы вызвать меньше подозрений. Девчонка должна была идти с Рийским, чтобы вызвать меньше подозрений, поскольку Элиар — очень большой город, вмещающий в себя не только официально признанные силы Иксилонского Хранителя но и противоборствующие группировки, которые с большой радостью будут докладываться о каждом шаге Лаера Ноктуру. А Ноктур будет весьма заинтересован в юной спутнице Иксилонского Хранителя, ведь подходит срок, и нужен Талант. Хотя Орден и успешно истреблял доносчиков, Элиар был слишком большим чтобы уследить за всеми.

— Разница в пару часов, постараюсь зайти как можно незаметнее. У меня должна быть небольшая резиденция близ южной части, возле торгового рынка. — Ирте задумчиво наблюдал, как Лаер вновь готовит оборотное зелье. — Как только устаканится все, пошлю человека.

— Не стоит. Здесь мой связующий из Ордена, он сам тебя найдет. Сейчас устрою взбучку градоправителю и дозорнику, хочу чтобы совет магов обратил свой взор. Дальше посмотрим, как сложится картинка. Встретимся вечером, и бога ради не спускай с нее глаз, — кивнув в сторону Уны, протянул чашу с зельем Лаер.

— Обижаешь, — поморщился Ирте, принимая чашу и внимательно глядя на растерянную девушку. — Обождем в предместьях.

Лаер кивнул, с какой-то непонятной тоской посмотрел на свой растерянный Талант и пришпорил коня. Смотритель торопливо пустил своего вслед за хозяином.

Стража на вратах мгновенно признала Хранителя и почтительно согнулась в поклоне. Лаер не останавливая коня, промчался мимо, по памяти пробираясь к центру города.

Лаер с трудом объехал Храм, очередь в которой достигала абсурда. Внушительная толпа собралась на огромной каменной площади, испуганном шепотом делящаяся предположениями относительно Предзнаменования. Кое-где ярко выражено накалялась обстановка, раздавалась громкая ругань и звуки глухих ударов. И никакой стражи вокруг.

Суеверный сброд. Лаер злобно соскочил с коня, который в бессилии застыл в слишком плотной толпе.

— Тоже мне… на коне разьезжает! — проворчал какой-то щуплый мужик, кутаясь в подратый полушубок. Лаер повернулся к нему и тот испуганно ахнул.

— Молчание — золото, смерд. Такие как ты и посеяли сомнения в уме Алдора, после затворившего чертоги.

Толпа потрясенно ахнула под неопровержимым фактом того, что Хранитель косвенно признал, что настал Час Расплаты, и злобно воззрилась на побледневшего мужичонку.

Лаер бесцеремонно расталкивал людей локтями, пробрался на странно пустынный огрызок площади за Храмом, и решительно направился ко входу в городской дом управления. Стража в количестве больше пяти десятков человек, ощерившаяся оружием окружала дом по периметру. Лаер на ходу обернулся вокруг себя, скользя взглядом по крышам близ расположенных домов, напичканных лучниками и арбалетчиками под завязку. Стражники, скрестившие алебарды, поспешно исправили свою оплошность и согнулись в поклоне.

— У себя? — холодно спросил Лаер, имея в виду градоправителя.

Стража поспешно закивала скрипучими шлемами. Внутри дома управления несмотря на обстановку с претензией на роскошь было холодно и неуютно. Лаер стянул ножны, закрепив их на поясе, и скинул опротивевший тулуп в руки неотступной тенью следовавшего за ним Смотрителя.

Широкая мраморная зала с высокими резными колонами некогда покорившая своей изысканной красотой сердце Хранителя, приказавшего сделать примерно такую же планировку в своем доме в Видэлле, сейчас была тиха и мрачна. Элита городской стражи ровной шеренгой застывшая позади колонн, натолкнула на мысль, что у градоправителя знатные гости. Тем лучше.

Лаер взлетел по широкой лестнице и, заморозив взглядом стражу подле залы совещаний, распахнул высокие дубовые двери.

Люди мгновенно отреагировали на вторжение, судорожно даже как-то истерично повернув головы в сторону входа.

Лаер знал больше половины присутствующих двенадцати человек восседающих за широким круглым столом. Все они, до того неотрывно смотревшие на высокого мийца, лет тридцати с тяжелым взглядом, по простому восседающим верхом на спинке дивана, и мрачно точившего кинжал обрадовались новому гостю чуть меньше чем дохлой мухе в супе.

Зато искренне обрадовался Хранителю Ювелир. Сунув кинжал за пояс он соскользнул с дивана и, подойдя к Лаеру, с насмешкой оглядывающему сидящих за столом почтительно опустился на одно колено, склонив голову.

— Мира и света на вашем пути, господин.

— Мира и света, — кивнул Хранитель, позволяя связному Ордена встать на ноги

Присутствующее отчаянно побледнели и исподлобья посмотрели на кусающего губы градоправителя, с испариной на лбу.

— Что ж господа, приветствую, и столь же рад видеть всех вас сколь и вы меня. — Лаер деловито обошел стол, опустился в пустующее кресло прямо напротив градоправителя, и, заложив за голову руки, откинувшись на кресле, закинул ноги на стол.

— Что ж происходит, Женар? В городе сумасшествие, у Храма столпотворение и едва ли не драка, а вся стража сосредоточена в доме управления? — негромко поинтересовался Лаер, наблюдая за градоправителем сквозь полуприкрытые глаза.

Люди стали подниматься, вознося благодарственные молитвы Алдору, за то, что Лаер кажется, обратил свой взор только к синеющему градоправителю.

— О нет, господа, я вынужден просить вас остаться, — лениво махнул рукой в сторону дверей Хранитель, и они захлопнулись, подчинившись краткому магическому импульсу. — Я хочу знать, что происходит в этом городе. Что за сумасбродство? Вы можете ответить на этот вопрос, кнез Аар?

Тучный мужчина лет пятидесяти сидящий по левую руку от градоправителя, тяжело вздохнул.

— Я думаю, уместнее переадресовать данный вопрос вашему… — Аар впился взглядом в ухмыляющегося мийца застывшего за правым плечом Хранителя, — гм… другу. Он понимает гораздо больше всех нас вместе взятых.

— Но я задаю этот вопрос вам, — возразил Лаер. — Мой друг поделится со мной своими предположениями в теплой располагающей к беседам обстановке. Сейчас я хочу услышать ответ главы городского сената, ваш ответ, Аар. Я не вижу среди присутствующих дозорного мага.

— Он исчез, — быстро и подобострастно ответил кнез Луций, советник градоправителя.

— Мне из вас по слову вытягивать? — разъяренно распахнул глаза Хранитель.

Пламя камина резко затрепетало и в комнате потянуло холодом. Люди застыли, избегая смотреть на Хранителя.

— То, что происходит, вызвано вчерашним Предзнаменованием. Мы сумели унять вспышки массовой истерии и волны мародерства, но люди ополчились против властей города и потянулись в Храм. — Тихо ответила женщина, глядя в лакированную столешницу.

— Емкий, краткий и исчерпывающий ответ. Вы свободны, уважаемая. — Кивнул Лаер.

Женщина поспешно покинула притихший зал совещаний.

— Итак, поскольку нас покинула единственная особа, чье присутствие сдерживало меня от резких выражений я скажу следующее: вы, помойные крысы, трусливо забившиеся поглубже в нору, когда люди сходят сума от неопределенности, куда смотрите? Ваши загребущие ручонки охочи только лишь до городской казны и поношенных прелестей местных потаскух? В таком случае я могу отрубить за ненадобностью все части тела мешающие работать вашему мозгу на благо государства. Нет дозорника, и что? Какой Фесы вы сидите здесь? Дозорник должен выносить навоз из-под вас? Нет. Дозорник должен выйти и спокойно обговорить с народом все возникшие вопросы? Тоже нет. Дозорник должен усмирять зарождающейся бунт? Опять нет. Надо же, оказывается, дело не в исчезнувшем дозорном маге! Вот диво дивное, чудо чудное!

— Мы посылали прошение в Видэллу… — после долгого молчания начал молодой мужчина, сидевший рядом с Ааром.

— Имя.

— Чье? Мое?

— Свое я знаю, — Хранитель произнес это тем особым тоном, когда люди вокруг вздрагивали.

— Гарде Илирийский.

— Ты сын Ноа Илирийского, главы управления судебными делами. Выходит, твой достопочтенный отец, к которому я питаю безграничное уважение как к единственно трезвомыслящему и достаточно надежному человеку в этой городской свалке, передал свой пост тебе. А ты, яркий пример того, что природа схалтурила в день твоего рождения не наделив хотя бы толикой разума, но не иначе, чем по досадной ошибке позволив дать имя одного из самых великих людей в истории, и фамилию, пользующейся почтением и в столице Иксилоны, сейчас говоришь мне, что вы посылали прошение в Видэллу для того, чтобы оттуда прибыл Хранитель и вместо исчезнувшего дозорника постирал вам запачканные штанишки. Мальчик, да ты поистине гениален! Или наглость твоя не имеет границ. Далеко пойдешь, если однажды не умрешь, подавившись оттого, что непредусмотрительно кушал на ходу, поскольку делать два дела одновременно, например таких, как говорить и соображать, для тебя является явно непосильной задачей.

Парень открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, и Лаер был уверен, что если бы он не был Хранителем, то непременно получил бы вызов на дуэль. Однако душу он уже отвел, и теперь мрачно сказал:

— Намек ясен? Пошли вон решать возникшие проблемы, на которых я смилостивился заострить ваше внимание, весьма скептично относясь к вопросу хотя бы наличия у вас умственных способностей. На все я даю ровно три часа. Потом оценю результат, и если он мне покажется неутешительным, то… То лучшее что вас ждет это указ правителя о смещении с должности и ссылки куда-нибудь на задворки страны, близ Объединенных Долин. И это, я повторюсь, максимально положительный вариант. — Застывшие люди уже с откровенным страхом воззрились на Хранителя, соединившего кончики пальцев и негромко рыкнувшего, — пошли вон, я сказал!

Люди поспешили покинуть залу, при холодном приказе Лаера: "Ты. Остался." единодушно вздрогнули, боясь, что данная реплика адресована именно ему с нерешительностью взглянули на Хранителя впившегося взглядом в обреченно побледневшего градоправителя.

Когда помещение опустело, и двери были плотно прикрыты, Лаер убрал ноги со стола, и медленно обойдя его, остановился позади кресла с полуобморочным градоправителем.

— Послушай Женар. Послушай меня очень внимательно, — вкрадчиво посоветовал Лаер, кладя ладони на мягкую обивку спинки его кресла. — Я весьма недоволен столь отвратительным раскладом. А когда я бываю недоволен как сейчас, происходит что-то не совсем хорошее, понимаешь меня?

Дождавшись кивка, Лаер лениво выпустил часть родовой магии, серебристо-зеленым облаком застывшую на столе перед градоправителем и медленно принимающую очертания кобры.

— Один единственный вопрос: почему ты допустил рост влияния Храма?

Ответ на первый взгляд очевиден: это же Предзнаменование! И вполне естественно, что суеверный народ посыпался на порог божьей обители. Но это только на первый взгляд.

По виску Женара скатилась крупная капля пота. Кобра угрожающе поднялась и расправила капюшон, удерживая взгляд градоправителя гипнотическими изумрудами глаз. Лаер был спокоен и даже вежлив когда заговорил снова:

— Сейчас на площади перед Храмом и прилегающих улицах собрался весь город. И в том повинно далеко не Предзнаменование. Это результат долгой кропотливой работы направленной на затуманивание доверчивых разумов. Я сколько раз за последние полгода посылал тебе предупреждение и приказ издать указы ограничивающие волю Храмов?

— Ш-шесть…

— Восемь. — Грубо оборвал пытающегося солгать Женара Ювелир, вогнав в столешницу кинжал и метко плюнув градоправителю в лицо.

Змея разрослась чувствуя гнев хозяина и теперь ее голова была сродни размерам человеческой.

— Ты пойми, сейчас переломный момент: если твои прихлебатели смогут утрясти проблему, я оставлю тебя в живых, а если они не справятся… я ведь не сказал что убью тебя, правда? Ведь смерть еще надо заслужить.

Женар почти сполз под стол, не пытаясь утереть плевок с лица. Кобра не отпускала его взглядом ни на мгновение.

— Вон.

Градоправитель подскочил и умчался. Лаер негромко рассмеялся, протянув руку своей змее, с готовностью заскользившей по плечам Хранителя. Лаер упал в кресло успокаиваемый упоительной тяжестью своей осязаемой магии и кивнул в кресло напротив.

— Давай, по порядку и с подробностями.

Ювелир облегченно вздохнул, разом приобрел вид человека очень усталого, откинул черные, как смоль волосы с широких плеч и, вертя в длинных смуглых пальцах извлеченный из столешницы кинжал, приступил к рассказу:

— Началась какая-то суета примерно полмесяца назад. Бушевали люди Рийского и ребятки Тара — местного разбойника конкурировавшего с ними по поставкам искрицы, вроде как рынок они не поделили, но мы быстро разогнали их по норам. Дальше было все тихо-мирно. Примерно с неделю. А затем вдруг обезглавили банду Рийского. Ребятишки, не разбираясь, пошли войной на Тара. Да не дошли — к тому моменту Тара тоже порешили. Тут наступило затишье, я пока туда не лез, думал, что оно вроде как нам на руку — авось друг дружку перебьют. Этот Женар, метко окрещенный нашими связными "гадоправителем" тоже умолял меня ничего не предпринимать. Я ждал, да и дождался. Все случилось в одну ночь. Ввалились человек двадцать, среди них пять магов, у меня как раз встреча с дозорником была, ну и как следствие присутствовала охрана, и его и моя. Перебили их всех. Хотя дозорник тоже не из последних был. Прежде чем его стрелами нашпиговали, положил трех магов и еще с пяток бойцов. Рядом со мной Сатар стоял, вы его наверно не помните, он раньше держал Сарикс на севере Мии, так вот, он со мной здорово похож. Когда байда началась, я под шумок затаился, а его за меня приняли, уйти не дали, хотя Сатар в ранг Тени посвящен и не от таких уходил… Они дом, где мы с дозорником и встречались обыскивать начали, я их по одному и перебил. Обыскал, кроме этих штук, — на стол упала связка медальонов рассеивающих магию, — ничего интересного. Дальше вообще ерунда началась, я наших связных искал, а они все мертвы. Все до единого. Даже из новеньких.

Ювелир с силой потер лоб и покачал головой. Лаер сжимал виски, кипя от злости.

— Я вернулся на место бойни, стал следить за домом. Два дня тишина была. Затем явилась пара магов, но подходить к дому не стали, несколькими разрушающими заклятиями снесли стены и крышу. Я с места снялся. В городе не информаторов наших, не наблюдателей нет. Гадать не надо что с ними. Я к Рийским пошел, те сидят, трясутся, ничего сказать не могут, в ту же ночь когда на нас напали, им тоже нанесли сокрушительный удар — вся командная часть перебита, остались только шестерки. С Таровскими ребятами та же беда.

— Ты запросы в Видэллу делал? — прикусил губу и нахмурился Лаер.

— Двадцать семь. Из них пять официальных к Хранителям. После каждой отправки, включая тайные, адресованные вашему Смотрителю, у меня появлялся хвост. Обычно два человека: натасканный боец и средненький маг. Пару раз удалось подрезать их без особого ущерба, только эти сволочи помирали стоило им рот открыть.

— Заклятие непреступной клятвы, — кивнул Хранитель. Смотритель тоже ему такую давал, поклявшись сберечь тайну проведения Связующего обряда.

— Остальные члены Ордена, которым я сигнализировал тоже не отвечали. Хотя кое-кто просто не мог не ответить, и единственно возможное исключение — их смерть. Молчат связные с Еурионом, Каесом и Гвергом, Вилодом, Девеном, Райкамой, даже Квестом… Я остался отрезан от Ордена в Элиаре, покинуть его тоже не получается — стоит приблизиться к границе, как на меня тут же открывают охоту. Я градоправителя заставил официальный запрос сделать на нового дозорника, только ответа от Видэллы так и не дождались. Все трясутся и тычут друг в друга пальцами, никто ничего толкового не знает. Таровские ребята попытались покинуть город, утром их нашли близ лаза в стене с перерезанными глотками.

Лаер уставился в потолок тяжело выдохнув.

— А тут это Предзнаменование и храмовики с цепей сорвались. Местные управленцы по правде сказать пытались народ урезонить, да только эти храмовые шавки масло в огонь подливали своими визгами о начале Конца и загнали их сюда. Я подловил местного настоятеля и отволок его в вашу резиденцию, в темницу. Только он скончался той же ночью. Причем я так и не смог понять почему. Просто остановилось сердце. Самое странное — я раньше на каждом шагу на шпионов Ноктура натыкался, сейчас сам пытался отыскать, да не нашел. Господин, перебили всех, кто негласно держал власть, или хотя бы пытался.

— Это не может быть официальной программой правителя, — покачал головой Лаер, отметая самую очевидную и ошибочную мысль. — Его величество считает меня своим верным псом, если бы он захотел провести нечто подобное, я бы узнал об этом первым. Другое дело, что оборваны каналы связи — а по-другому я не могу объяснить бездействие Хранителей.

Хотя Ноктур порядочная сволочь и призывы о помощи мог проигнорировать, аргументировав тем, что это земли Лаера, а значит и проблемы тоже его, но их накопилась больше десятка. Ноктур просто обязан был предпринять действия.

— Но вы же здесь. — Недоуменно поднял брови Ювелир.

— По чистой случайности. Я через тебя хотел узнать, что происходит в Видэлле — по всей Иксилоне идет масштабный разгул нового вида искусственно созданной нечисти.

— Да, о нечисти. — Согласно кивнул мужчина. — В предместьях тоже что-то твориться. Какая-то дрянь завелась. Сначала бегала себе никого не трогала, а потом вроде как детей стала утаскивать. Управленцы разместили всех жителей предместья в пределах города. Дозорник жаловался, что на запросы и от скита, и от Видэллы ответа нет. Он сам пару раз с добровольцами порывался на нечисть идти, но после того как она ему руку оттяпала весь его энтузиазм пал за врата Хаоса.

Лаер поделился своими умозаключениями относительно нового вида нечисти, и снова покачал головой. Он был в смятении от масштабов краха. Смотритель, испросив разрешения, отправился проверять почту. Во всех крупных городах на голубятнях имелся свой закуток, предназначенный для птиц переносивших переписку слуг Хранителей.

Ювелир на пару минут исчез, отдавая какие-то указания за дверью и еще через полчаса, пока забывшийся в глубоких раздумьях Лаер массировал указательным пальцем переносицу, стол накрыли. Аромат снеди, принесенной должно быть из ближайшего трактира не вызывал сейчас у Хранителя ничего кроме приступа тошноты.

— Ведь среди нападавших были маги. Все сходится, это совет магов. — Заключил Лаер.

— Я думал об этом, — обсасывая жаренное свиное ребрышко, произнес Ювелир. — Чтобы подложить вам свинью и разрушить Орден, набивший им оскомину, они конечно на многое пойдут. И даже нечисть в легенду укладывается. Но какой Фесы им нужно от разбойных группировок? Вы меня, конечно, извините за то, что я сейчас скажу, но если нарушить вашу власть, то обнажится очень нелицеприятный факт конкуренции с некоторыми преступными картелями, а это уже так уронит вас в глазах правителя и его свиты, что не будет никакой возможности подняться. Но на равных с Орденом истребляются и маги, и простые люди…

— Кто это может быть? Кто может стремится к абсолюту, подобному власти правителя?

— Кто-то достаточно долго и тщательно к этому готовившийся, имеющий доступ к информации всех уровней.

Хранитель раздраженно ходил из угла в угол, перебирая в уме имена, и отметая одно за другим. Он не заметил, как наступили ранние вечерние сумерки, он не замечал почти ничего. Пару раз едва не пришиб Смотрителя, который неосмотрительно пытался вставить слово, нарушая безостановочный мыслительный поток Хранителя. Лаер был уверен, что сломана его власть не только в Элиаре. И не только его. Рийский. Срочно нужно встретится с ним.

— Где логово людей Рийского?

— Я покажу, — Ювелир поднялся и, подхватив с дивана куртку, направился к двери.

Лаер отмахнулся от предложенного Смотрителем тулупа, и пошел вслед за связным, пообещав в очередной раз заикнувшемуся о чем-то слуге столь ужасную кончину, что впечатлительные стражники на выходе из дома управления охнули от ужаса.

Лаер только через несколько минут уже подходя к западному Охраму заметил, что толпы штурмующие святые обители заметно растаяли. И доносились голоса глашатаев, с помостов вещавших о положениях дел и альтруистично настроенных к простому люду планах правительства.

Как Лаер впечатлил однако глав городского управления. Вон почти отбили хлеб у Храмов.

Ювелир остановился напротив Охрама в южной части города, быстро обегая взглядом стену соседнего дома. Нашел одновременно с Лаером символику рода Ирте, вместо привычной стрелки указывающей направление в очередной трактир, облюбованный почти перебитой бандой.

— Он в городе… — потрясенно выдохнул Ювелир, широко распахнутыми глазами глядя на орла поверх плохо затертой стрелки. — Рийский в городе…

Лаер сделал вид, что не понимает заминки.

— И что? Тем лучше. Давай веди, или эти каракули на стене так впечатлили, что ты дорогу забыл?

— Господин, это знак оповещения. — Ювелир начал рассказывать то, что Лаер давно знал. — Нужно перечеркнуть, и явится кто-то из ближнего окружения Рийского.

— Так давай. Я уже замерз.

Ювелир, достав кинжал, от души полоснул по каменной стене, высекая необычные голубые искры. Ирте действительно принял к сведению замечание Лаера относительно того что систему оповещения легко отследить и как-то хитро изменил ее. Опомнившийся Хранитель с сожалением признал, что упустил из виду как срабатывает поисковый импульс.

Прождали недолго, Лаер севший на каменную скамью подле Охрама обхватил себя руками, ожидая пока согревающее заклятие начнет действовать.

Смотритель недвижно застыл рядом, а связной не отходя от стены, грозно посматривал по сторонам.

— Ювелир? — сипло позвал настороженный голос из тени сложенных в проулке ящиков в восьми шагах от стены с символикой. — Ты это… прекращай! У нас хозяин вернулся. И за такие знакомства по головке не погладит. Давай, говори чего надо, и проваливай!

— Встречу надо, — пройдя в проулок, произнес связной.

— Чего ты мелешь? С кем? — голос сорвался.

— Моего господина с твоим хозяином.

— Чего?!

Лаер за несколько мгновений раньше подчинивший сгусток внешней магии витавшей за ящиками, рядом с прячущимся обладателем сиплого голоса, эффектно возник из воздуха.

— Того. Али ты настолько туп что тебе повторять по два раза надо?

Невысокий, крепко сложенный мужчина в недоверчивом страхе воззрился на Лаера. Он еще долго мялся, но когда Хранитель убедил его мелким порезом кончиком клинка на мощной шее, решился все же встречу организовать. И повел. По довольно широким и достаточно освященным и многолюдным улицам, давая возможность другим людям предупредить хозяина.

Рийский устроился неподалеку на тихой улице с высотными особняками.

Его резиденцию, почти отстроенную, и оформленную в лучших мийских традициях издали было заметно сразу. Этот пройдоха назвал ее небольшой? Да большие усадьбы Лаера, что в Квесте, что в Видэлле почти такого же размера с этой "небольшой резиденцией" Рийского.

На входе прямо-таки армия, дружным вооруженным конвоем сопроводившая Хранителя в дом.

Рийский ужинал в огромной убранной в золото и багрянец трапезной, никак не выказав эмоций при появлении Лаера. Выглядел он весьма представительно, и намного старше своего истинного возраста. Черный взгляд пригибает к земле, лицо без привычной озорной улыбки, строгое волевое, властное. В глазах холод, пронзительность. Совершенно иной человек, без труда проворачивающий обмен, сбыт, и получение запрещенной искрицы, занимающийся оборотом оружия в воющих долинах, начавший создание самой прочной, опасной и конкурентоспособной системы управления автономными округами. Именно о таком Рийском боялись говорить. Именно за этим Рийским безуспешно охотились шесть лет лучшие ищейки правителей.

— Сам господин Хранитель… Разделите со мною сею скромную трапезу? — пригласил Ирте, щедрым жестом обведя рукой стол ломящийся от яств.

— Отчего же нет. — Под всеобщее удивление Лаер опустился рядом с Рийским, сопровождаемый его охраной и заметил использованные столовые приборы по левую руку Ирте. Значит, девчонку он предусмотрительно убрал только сейчас, чтобы невзначай не поломала игру.

— Чем обязан столь высокому визиту? — Рийский наполнил кубок гостя вином.

— Проблемой политического характера. Кризисом власти, если угодно. Я был весьма огорчен новостью, что он так же задел и вас.

— Да, печально. Но я думаю, что подобные вопросы нужно обсуждать без лишних свидетелей? — Ирте промокнул губы салфеткой и вопросительно поднял бровь.

— Я полностью солидарен с вами, но прошу разрешения оставить при мне слугу. Уверяю, он совершенно безобиден.

— Коли на то воля ваша. — Кивнул Ирте и махнул рукой, выдворяя своих удивленных донельзя людей.

Ювелир столь же неохотно покинул трапезную, а Смотритель, приняв предложение Ирте сел на место Уны.

— Скверные дела творятся, а? — Ирте мгновенно спустив весь лоск, устало прикрыл глаза, откинувшись на стуле.

— И не одной толковой мысли. — Поморщился Лаер, отодвигая тарелку и сложив руки, уронил на них голову.

— А как же совет магов?

Лаер вкратце поведал, почему такой вариант исключен, а так же и то, что рассказал Ювелир. Ирте мрачнел с каждым сказанным словом и все сильнее стискивал вилку в руке, прожигая взглядом дырку в скатерти.

— О Феса… Ла, по всей протяженности стен города вязи неопределенного рода, стоит их нарушить и они тут же куда-то отправляют сигналы… Да вообще город напичкан странными символами под завязку.

— Надо будет завтра осмотреть, — зевнул Хранитель, — где мой Талант?

— В соседней комнате дуется.

— Я ее заберу.

— Ну да. — Кивнул Ирте. — И как это будет выглядеть?

— Плевать мне. Я без нее не уйду. — Лаер задумчиво цедил вино из кубка.

— Тогда ночуй здесь. Домик у меня просторный и почти отстроенный, правда, северное крыло еще не доделано…

— Нет, Рийский, я и так рискую.

— Чем? Мы потеряли почти все. Имеет ли смысл шифроваться дальше?

— Для тебя нет. А мой светлый образ чист и невинен перед правителем.

— Тогда иди еще хвостиком перед ним повиляй! — Разозлено саданул кулаком по столу Ирте. — Чего ты ко мне приперся, раз так честью дорожишь? Забирай свою девку и вали.

— Что, так много людей полегло? — Лаер даже бровью не повел, притянув к себе тарелку мясной нарезки.

— Много. — Буркнул Рийский. — Ужасно много. И не только здесь. Еще в пяти моих городах та же ерунда. Создатель, ну за что…

— Знаешь район Латареф?

— Близ чайного дома?

— Ага. Там два года назад поселился дед Ашиор.

— Ты хочешь меня добить, да? — умоляюще посмотрел на Лаера Ирте, с бесконечной болью в глазах.

— Я знаю, что ты искал его. — Прожевав, ответил тот, — вот, все забывал сообщить. А тут мы как раз в Элиаре.

— Пошли к нему сходим? — с какой — то щемящей душу тоской непривычно мягко попросил Ирте уставившись в наполовину зашторенное окно.

— Пошли, — неожиданно легко согласился Лаер. — Только мне куртка нужна.

— Нашел проблему, — освобождено рассмеялся Ирте.

Рийский впервые за долгое время выглядел счастливым, а Лаер глядя на него, гадал, каково это: знать что есть дом где тебя любят и всегда ждут?

Пока Рийский отдавал распоряжения, Лаер через длинный коридор нашел комнату где явно томилась Уна. Прошептав простенькое заклятие взлома замков, Лаер распахнул дверь в рабочий кабинет.

Она стояла спиной оперевшись о шкаф и, уставившись в противоположную стену, в призрачном лунном свете, струящемся из окна, как будто наполнявшим ее кожу серебристым сиянием, казалась сверхъестественно красивой.

— Уна…

— Я ненавижу тебя. — Она даже не повернула головы, лунный луч причудливо изломавшийся и запутавшийся в длинной косе, высветил прежде незаметные шоколадные тона.

Лаер ухмыльнулся и оперся плечом о косяк двери.

— Что ж ты меня прямо с порога так нещадно…

— Ненавижу. Я тебя ненавижу, Лаер. Понимаешь? Ненавижу.

Хранитель поднял руки, как бы сдаваясь.

— Ты ужасен. Ты постоянно возвращаешься в крови. В чужой крови. Той ночью, когда твой ореол разбили ты тоже пришел в крови. Ты ведь не пощадил того кто пытался убить тебя, да? Ты никого не щадишь. Ты только заставляешь людей унижаться перед тобой. Упиваешься чужой болью. Ты наверно не знаешь, но иногда твои глаза просто… нечеловеческие. Даже Ирте в такие моменты взгляд отводит.

— Что ты предлагаешь, милая? — Лаер прошел и, запрыгнув на стол, в упор посмотрел на безразлично разглядывающую стену девушку. — Что ты хочешь? Чтобы я всем целовал задницы, пел песенки и собирал цветочки? А что ты знаешь о жизни? Кто ты в ней? Наивная дуреха из богом забытой деревни с довольно поздно, зато мощно пробудившейся магией. Читающая мне мораль и нотации. Так я знаю о них больше тебя. Другой вопрос хочу ли я принимать их в свои ценности.

— А они вообще у тебя есть?

— Есть. Только у тебя ума недовесок чтобы их понять. Там есть такие слова как честь и принципы, если великодушие и жалость к слабым туда никак не входят, то это не признак отсутствия ценностей. Тебя пугает то, что я прихожу в крови? Уж извини, но я не привык стоять на месте, когда меня убивают.

— А почему тебя убивают, ты не задумывался?

— Милая, совет тебе на будущее, не лезь туда, где мало что понимаешь. Убить меня все равно не смогут. А тебе достаточно знать, что я готов пожертвовать всем ради тебя. Сделаю что угодно, чтобы ты была рядом, я никогда не оставлю тебя одну. Я предам и продам всех, но никогда не поставлю тебя под удар. Будут рушиться небеса, оседать пеплом города, если что-то начнет тебе угрожать. Прольются реки крови, если кто-то посмеет косо взглянуть на тебя. Меня не остановит ничто и никто, — Лаер говорил так, что ему невозможно было не верить. Он говорил правду, это чувствовалась в каждом слове, в каждом движении губ. — Ты можешь ненавидеть меня, плевать в лицо, втаптывать в грязь, унижать, издеваться, ломать… Все что захочешь, но ты никогда не сможешь изменить одной вещи — я приду за тобой где бы ты не была. И мне плевать захочешь ты меня видеть или нет, я не отпущу тебя, Уна. Ты можешь выбрать меня, и я поднесу тебе весь мир на блюде, или можешь выбрать пустоту, где я все равно незримо буду рядом, маленьким темным ангелом над твоей головой.

Он говорил правду, но не всю. Лишь ту ее часть, которую трудно связать с жизненной необходимостью Лаера в Талантах. Но дрогнувшие губы Уны выдали то, чего он добивался.

— Ненавидишь меня? Твое право. Боишься меня? Вполне ожидаемо. Ты смотришь издалека, как и все. Я не стану перед тобой оправдываться, как ты ожидала. Не потому что считаю это унижением или падением своего достоинства, а потому что ты не поймешь, а я не смогу объяснить так, чтобы ты поняла. Есть вещи, которые нельзя изменить, Уна. Есть люди, которых нельзя менять, даже исходя из самых благих намерений. Я Хранитель, что подразумевает мысли о тысячи судьбах, нежели судорожные думы о каждом отдельно взятом человеке. Для того чтобы повернуть русло реки и спасти долину от засухи придется пожертвовать несколькими жизнями тварей обитающих в воде… Впрочем, это все абстракция и немного не по теме…

— Не надо, Лаер. Не надо этой лжи и фальши. Ты у себя на первом месте… Не нужно говорить что я…

— Может на первом. Это вполне естественно. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты мне безразлична. Ну?

Уна не смотрела на него. Она покачала головой, грустно улыбнувшись.

— Это не может быть для тебя оправданием, Лаер. Это не может говорить о тебе как о человеке, потому что ты наслаждаешься смертью.

— Для всего того что я видел — слов не существует. Для всего того что я сделал — не существует оправданий. Это все вот здесь… — Лаер показал пальцем на свой лоб. — Навсегда. Я могу засесть в уголочке и плакать от ужаса, жалеть и ломаться под бременем совести, а могу жить и заставлять отдавать судьбу то, что она пытается у меня отнять — свою жизнь. Я избрал последнее. Из этих двух вариантов выбор был очевиден. И он естественен. Я живу, но при этом не оглядываться, иначе подохну. Понимаешь? Ты обвиняешь меня в жестокости, кровожадности и еще бог знает в чем. Я тебе отвечу: если я не буду таким, то потеряю все, ради чего жертвовал самым дорогим. У меня нет ни права, ни возможности закрыть глаза, скрестить руки и возвестив о том, что это неправильно, отвернуться. Каждый из нас делал что-то неправильное, каждый из нас переламывал себя в тот миг, потому что иначе поступить было никак нельзя.

— Но никто не ищет этих ситуаций! — Она возвела на него просительный взор. — Так зачем ты их создаешь? Для чего? Чтобы была причина упиваться чужой болью?

— Да, я признаю, что совершаю то, что по человеческим убеждениям запрещено, но не смей меня обвинять в том, что я так поступаю исходя из преследований удовольствия и наслаждения. Не смей. Потому что мне неприятно, мне больно, обидно и страшно. Но я хочу жить. Это замкнутый круг, не оставляющий выхода. У меня была семья, Уна. И вот они, так же как и ты слепо винили меня в том, что по логике вполне закономерно, но по морали нелицеприятно. А потом выкинули меня, желая того что у меня язык не повернется повторить. Выкинули из принципов этой самой морали. Они так же как и ты, называли меня монстром совершенно забыв, что я не имею иного выхода. Они выкинули меня, и им было не важно что мне нужна поддержка, что быть может я еще могу вывернуться из капкана. Потому что их пугало то, что ломало меня.

— Тогда почему?.. Почему ты, если тебе это так не нравиться…

— Это естественный ход вещей, которому не ведома ни мораль, ни правда, ни ложь. Тебя тоже это пугает? И ты пытаешься оправдать свой страх тем, что я, якобы просто наслаждаюсь этим? Весьма логично. Ведь придумать причину легче, чем понять настоящий смысл.

— Лаер… — с бесконечным сожалением прошептала Уна, прижимая ладони к сердцу. — Прости меня.

Он протянул к ней руку, которую она приняла. Лаер обнял ее, зарывшись лицом в волосы. Ишь чего удумала! Отрекается она от него! Ага, как бы не так! Уна судорожно дышала, и сжимала в кулачки руки. Лаер поднял ее лицо за подбородок и очень нежно коснулся губ.

И снова эти всполохи ореола. Он потерялся во времени кутаясь в мягкое золотистое тепло.

— Кхм, ребята, я за вас рад и все такое, но пора отчаливать… — Ирте сделав засмущавшийся вид смотрел в потолок.

— Куда? — Уна вопросительно взглянула на Лаера.

— В гости, — хмыкнул, подув ей на нос.

— Не-е-ет, я в эту дрянь не сяду! — Тихо, так чтобы охрана шедшая с Рийским ничего не услышала, произнес Лаер, с возмущением глядя на резную, темного дерева карету, запряженную четырьмя гнедыми жеребцами

— Сядешь! — зло прошипел Ирте в ответ, вслед за Хранителем спускаясь по ступеням. — Ты что вздумал по улицам на коне шастать? С моими людьми?

— Я в карете последний раз в четыре года ездил! И то потому, что с пони свалился и ногу сломал. — Застегивая принесенную Ирте куртку на пуговицы, ответил Лаер.

— Вот, обновишь впечатления. А если не сядешь, то поводу ноги тоже обновишь.

— Я не сяду, я сказал! Рийский, я тебе косу отрежу, если ты меня в этот коробок запихаешь, ясно?

Карета мирно ехала по узким улицам Элиара. Лаер мрачно смотревший в окно, чувствовал как от кирпичей разложенных на полу и укрытых мехом исходит приятное тепло. Ирте весело отхлебнул из фляжки, и внезапно спросил.

— Ла, у меня зрачки как? Не сильно большие?

— Хочешь я тебе глаза вырежу и покажу? — предложил Лаер, со значением уставившись на Рийского.

— Да что ты все резать-резать, вырезать… Словно мясник, право дело! Смотри, какая красавица рядом с тобой сидит. И едешь ты не в абы в чем, а в правительской карете…

— Ты ее украл?

— Слушай, ты меня достал просто. Есть такое замечательное слово "заимствование"…

— Этот прохвост катает меня в украденной карете, и еще спрашивает, чем я недоволен, представляешь? — с возмущением повернулся к Уне Лаер.

Та честно, но безуспешно пыталась сдержаться. И расхохоталась. Лаер сжал челюсти и убрал руку, до этого держащую ее за ладонь.

Ирте тоже рассмеялся, и Лаер почувствовал себя по меньшей мере идиотом, благо карета завернула на нужную улицу и вскоре остановилась напротив небольшого бревенчатого домика, окруженного заснеженными плакучими ивами.

Ирте снова надев маску высокомерия и брезгливости, покинул карету. Лаеру претворяться было не нужно, он вышел вслед за Уной подошедшей к Рийскому и отделяемой от Хранителя стеной охраны.

Лаер повернулся к Ювелиру и Смотрителю, отдавая распоряжения. Связной не хотел покидать Хранителя, но противиться приказам не смел. Ирте отпустил половину охраны, укатившей карету, и вместе с Уной направился к дому.

Лаер догнал их, когда невероятно бледный Ирте уже поднялся на крыльцо и постучался в дверь.

— Кто? — после недолгого затишья спросил заспанный мужской голос.

— Я, дедуль, — дрогнувшим голосом ответил Ирте.

Дверь мгновенно распахнулась, явив в призрачном лунном свете пожилого мийца, с горящим взором пронзительно черных глаз и роскошным черным с легкой проседью хвостом.

— Заходите — заходите, — Поторопил их Ашиор не отпуская взглядом внезапно ставшего очень неуклюжим и рассеянным Ирте.

В просторных сенях витал чад магического светильничка, радостно изливающего бледно фиолетовый свет под потолком.

— Ирте… Внучок… — Ашиор, оставшийся все таким же крепким как и в зрелости сжал в медвежьих объятиях Рийского и дрожащим, от сдерживаемых слез голосом запричитал, — да как же ты… А вдруг заметят?.. Ох и вырос… На мамку-то как похож…

Уна смущенно прижалась к Лаеру, щепетильно вытерев скользнувшую по правой щеке слезу.

— Да вот дедуль… Обещал же что вернусь… — Ирте тоже едва сдерживал слезы, обнимая старика.

— Да чегой-то я… Пугало старое. Проходите! — распахнув дверь в дом произнес Ашиор, пока ночные гости разувались и снимали куртки, и подслеповато щурясь глядя на согнувшегося и расшнуровавшего сапоги Лаера спросил, — Лаерка… Ты ли это?..

Лаер незаметно поморщился в ответ на ласковое прозвище которым наградил его когда-то дедушка, и его ненаглядный внучок издевался года два над Хранителем еще года два.

— Я, дед.

— И ты тоже так вырос! — Ашиор крепко обнял разогнувшегося Лаера. — Слыхал я о твоих реформах в Райкаме, молодец сынок, так их крыс храмовых!

— Дедуль это Уна… — Ирте замялся, не зная как представить ее и потерянно взглянув на Хранителя, — подруга Лаера.

— Ммм, весьма польщен знакомством, — кивнул Ашиор, доброжелательно улыбнувшись, однако от Лаера не укрылось, как хищно скользнул взгляд цепких черных глаз по опечатанному ореолу.

Дед соорудил нехитрый стол не отрывая блестящих глаз от внука, неожиданно притихшего.

И Ашиор вдруг отвесил ему подзатыльник.

— За что?! — возмущенно и как-то по мальчишески взвился тот.

— За дело. Шесть лет хотел ремня дать. — Буркнул Ашиор, разливая медовуху по большим деревянным кружкам. — Непутевый! Благо матушка твоя не видела, света и покоя ей в чертогах Спасителя. Ух, я тебя бы отходил ивовыми прутьями сейчас! Перерос старика на голову, а в оной тишина и пустота, как в пещере!

Ирте как-то непривычно пристыжено сжался под грозным взглядом таких похожих глаз.

— Слыхал я про твои делишки, окаянный! Имя на слуху тут у каждого, и то чем промышляешь. Ух, позорище! — Ашиор встал и решительно направился в сени, судя по всему за розгами.

— Дедуль, ну не надо, а?! — повис на его руки побледневший Ирте. — Гости же!

Ашиор остановился, задумался, и, окинув взглядом ухмыляющегося Лаера и прижавшуюся к нему побелевшую почти так же как непутевый внучок девушку, неохотно сел на место.

— Дед Ашиор, всыпал бы ты ему все равно! Мы даже выйдем, чтобы его не смущать. За дверью послушаем. — Хмыкнул Лаер, глядя на недобро нахмурившегося Ирте.

— Эх, если б помогло, драл бы его как сидорову козу, — сокрушенно признал Ашиор, неодобрительно глядя на громко сглотнувшего внука. — Да и стыдно, вон и в плечах шире и выше меня… А толку-то? Раньше надо было…

— А то ты меня по двору не гонял. — Приходя в себя, проворчал Ирте, придвигая к себе только что сваренные вареники.

И получил еще один подзатыльник, под не удержавшего довольное гиканье Лаера.

— Сильнее надо было гонять! Авось дрянные мысли бы и выдуло ветром из пустой головенки. — Грозно рыкнул Ашиор.

— Так у меня там их и не было! Меня уже готовили первым лицом сделать при Талгаре!

— Чего ж ты в Хранилище поперся, окаянный?!

— Надо было!

— Ах, надо-о-о?!

— Дедуль, ну не надо! — Однако увернуться от третьего подзатыльника Ирте не посмел.

— Ох, непутевый… Ох, непутевый! На, вот, сметанки, — придвинул к нему плошку со сметаной Ашиор.

— Не хочу я сметанки, — обиженно буркнул Ирте.

— Ешь, говорю. Скоро третий десяток разменяешь, так вместо ума хотя бы мясо нарасти. А то как костяк, кожей обтянутый…

— Дедуль, я нормальный. — Покорно придвинув к себе сметану, попытался возразить Ирте.

— Ты ненормальный. Был бы нормальный, сидел бы сейчас рядом с Талгаром в тепле и сытости, да и слушал себе хвалебные оды.

— Так подле него Атер пасется, а я с ним в одной комнате находиться не могу.

— Атер хоть и дурень, да на рожон не лез, оттого и сидит при правителе да бед не ведует. А ты, бестолочь, прости господи, шатаешься по странам как неприкаянный, и люди при твоем имени за сердце хватаются.

— А при атеровом со смеху падают. — Ожесточенно воткнул в вареник вилку Ирте. — Ну и что хуже?

Ашиор незаметно улыбнулся самым краешком губ, и придвинув к внуку кружку, скептично поинтересовался:

— Пить-то хоть умеешь?

— Через рот надо, да? А потом глотать, наверное? — съязвил Ирте, прищурившись и глядя на деда.

— Как был язык без костей, а голова без ума, так все и осталось. — Сказал Ашиор, недовольно зыркнувшему исподлобья Ирте. — Ладно, непутевый, какой-никакой, а свой.

Ирте сообразивший что чихвостка закончилась расслабленно улыбнулся.

— Дедуль, а чего ты в этой каморке ютишься? Я ж тебе деньги отсылал, что на дворец хватит.

— Да знаю я, — махнул рукой Ашиор. — В казначействе в Силле деньги твои лежат.

— Брезгуешь? — насторожился Ирте.

— Чего ты тупишь? — вместо Ашиора начал Лаер. — Ты думаешь, что за тобой дураки охотятся? Тут даже самый глупый сообразит что дед — ниточка к тебе. А если отошедший от дел Хранитель строить хоромы начнет, тут вообще думать не надо. И его в темницу бросят на ранг не посмотрят. Еще и деда компрометируешь, бессовестный.

— Молчи уж, — окрысился Ирте. — Думаешь самый умный? Я ж не через центральное казначейство суммы отправлял…

— А разница? Дело не в пути получении денег, а в вырисовающейся картинке.

— Картинка не так уж плоха, если учитывать…

— Хватит вам. Собачится мне еще будете тут. — Грохнул кулаком по столу Ашиор, и мужчины мгновенно притихли, и, ткнув пальцев в Ирте, приказал. — Ты. Рассказывай про свои дела.

Ирте бесконечно удивленно посмотрел на нахмуренного деда.

— Чего вылупился, аки еж на голый зад? Послушать хочу, чего ты там наворотил. Авось не глупо вышло.

Ирте начал неуверенно, затем все больше увлекаясь, и огрызаясь на едкие, но вполне уместные комментарии Лаера. Дед хмурился, иногда забывавшись, одобрительно кивал. Идею Ирте с долинами отмел так же как и Лаер, и присоветовал кое-что путное относительно пары городов с автономным управлением. Потом в разговор было введено обсуждение Уны, прикорнувшей на плече Лаера. Ашиор расстелил свою кровать и Лаер отнес Уну в хозяйскую спальню. Мужчины вернулись к столу, и распили второй кувшин медовухи.

— Сколько тебе осталось? — пригубив медовуху, и задумчиво глядя на Лаера, спросил Ашиор.

— Недели две. Может быть чуть больше. — Негромко ответил Лаер, чокнушись кружкой с Рийским.

— А чего тянешь? Делиться ты не станешь, это я сразу понял, когда на нее посмотрел. Оно и правильно, больно жирно для этих ублюдков будет.

— Алтарь Хранителей в Видэлле. Там же и Ноктур. Я надеялся незаметно зайти с тыла, а тут проблемы начались.

— Да и про это слыхал. И что думаешь?

— Совет магов. Но теперь очень сомневаюсь. — Поморщился Лаер.

— Глупости это. Они тебя до потери пульса бояться, да и денег у них нет.

— Мирей им вроде обеспечение дает. — Пожал плечами Лаер, нахмуренно глядя в стол.

— Правитель ваш не такой дурак, каким хочет казаться. Когда он тебе скит отдал, то пригрозил совету что если они тебе подножки ставить начнут, то он им ноги отрубит к Фесе. Мирей знает, что ты сам обеспечиваешь скит, и финансовый поток в колдовскую прорву называющимся советом магов урезал до жалких крох. Очень уж боялся ваш правитель, что от скита ты откажешься, и там опять начнется Феса ведает что. Он и Ноктура в Иксилону неохотно пускает, чтоб тот тебе кровь не портил, да и на многие твои выходки глаза закрывает. Тобой дорожит. Оно и понятно, я когда Хранителем был, успел налюбоваться на твоего отца, вертящего Миреем по своему разумению. Поистине жалкое зрелище. Мирей опасался, что и ты давить начнешь, а возразить он не сможет — как ему с полчищами магов справляться? Вот и нарадоваться не может на тебя, и послушай, хоть он очень многое тебе готов спустить, ты уж с умом давай. Нарываться не надо. В согласии оно много лучше.

— Орден я распускать не буду, — верно расценив намек отрезал Лаер. — Я слишком много сил в него вложил.

— Ну и дурак. Смотри, как мой непутевый будешь от всех бегать. А оно тебе надо? Ты ж мальчишка осторожный, мирный…

— Он мирный?! — подавился Ирте.

Ашиор наградил его четвертым подзатыльником. Ирте вспылил, но не посмев сказать ничего выжидательно смотрящему на него дедушке, выскочил из комнаты.

— Зря вы его так. — Негромко произнес Лаер, задумчиво гоняя вилкой по чашке кусочек творога. — У него срыв случился когда узнал что у вас сердце прихватило. Сколько всего было, но мне впервые в жизни убегать пришлось. Мощная штука эта родовая магия, особенно это замечаешь когда пытаешься удержать ее носителя… И сейчас он рискует, не хотел я говорить что вы здесь, да только по нему сильнее чем по мне прошлись, а его дела — стимул к жизни…

— Да знаю я все. Самому от себя хрыча старого тошно. — С сожалением покачал головой Ашиор. — Только шесть лет прошло, Лаерка, а я узнать не могу как он, потому что люди боятся о нем говорить. Думаешь, мне радостно от этого? Мамка то его, Вея моя, налюбоваться на него не могла, все говорила, что он лучшим магом станет. Все видели. И я видел, что он во всем первым будет. Да только если ты тридцать раз подумаешь, этот олух нахрапом брать пойдет и что можно, и что нельзя. Видел я, что сорвется мальчишка. Только ему не говори, но Содеусу, отцу Атера, я запретил Ирте в Хранители брать, хотя Содеус и хотел именно его. Только сам понимаешь, что Ноктур убил бы Ирте, да так бы все обставил, что не подкопаешься. Эта тварь сообразила бы и как подставить и как порешить. Тебя он сместить не может, потому что ты смотришь куда идешь и делишки свои скрываешь. А этот же все порывом живет. "Хочу" и все…

Лаер кивнул крайне пораженный тем что Ашиор оказывается, был камнем преткновения на пути Ирте в Хранители. Но дед Ашиор правильно говорит. Ноктур едва ли бы оставил Ирте шанс. Да и сам Ирте, до сих пор ошибочно полагающий, что у него не было никаких возможностей стать Хранителем, не особенно и переживал что им стал Атер, тупой до невыносимости.

— Лаер. — Позвал из-за закрытой двери Ирте.

Ашиор кивнул, мол, иди.

Хранитель выскользнул в пустой коридор, с недоумением огляделся, догадался заглянуть в сени.

Ирте был не один. Рядом с ним какой-то щуплый раскрасневшийся и тяжело дышащий подросток. Ирте поднял тяжелый взгляд на Лаера.

— Они идут сюда.

Глупо было предполагать, что эту ночь они тихо-мирно отсидят у деда Ашиора, и оба отлично это понимали. Ренегата очень ответственно стремились поймать на протяжении шести лет. А уж сейчас, когда его силы ослабли, посчитают это своим святым долгом. Только сейчас Лаер осознал, как ошибочно было считать, что за столь долгое время наблюдение за Ашиором сняли. Ослабили, но не сняли. Ирте выпроводил доносчика и захлопнув дверь сполз по ней.

— Ты своих звал? — прикусил губу Лаер.

— Да, утром гонца отправил, завтра утром должны прибыть. Если они живы. — Ирте сглотнул и бесцветным голосом спросил, — ты уйдешь?

Лаер прикрыл глаза, и облокотился о косяк двери ведущей в коридор. Все очень скверно. Его не должны обнаружить в компании ренегата. Никто не должен знать. Он и так сегодня поступил безрассудно, хотя был уверен, что Рийский приказал держать своим людям язык за зубами. Это едва ли поможет. А сейчас сюда ворвется элита городской гвардии. Нужно срочно уходить.

— Идем. У твоего деда должна быть вишневая настойка. Я помню, она всегда была у него, когда мы с тобой ездили к нему гостить.

Ирте недоверчиво распахнул глаза. Двигаясь медленно, неуверенно пошел вслед за Лаером. Ашиор понял все сразу, скользнув взглядом по помертвевшему лицу внука. Сбегал в погреб за вишневой настойкой, по просьбе Лаера. Сел рядом с внуком и крепко его обнял, стряхивая непрошенные слезы:

— Я всегда тобой гордился!.. Всегда!..

Ирте кивнул, поцеловал деда в висок.

— Уходи. — Краткий и злой взгляд в сторону Хранителя, вдыхающего вишневый аромат. — Уходи сейчас же.

Хранитель, глядя на заплаканного дедушку, пепельное лицо Рийского сжимавшего в длинных дрожащих пальцах кружку, улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Глупец. — Ухмыльнулся Рийский, высоко поднимая кружку. — Эл граан ниртхаан тшаир!

— Ты прав. — Подтвердил Лаер. — Только небеса над нами…

Никто не успел сделать глотка. Мужчины только чокнулись и на мгновение замерли, вдыхая аромат вишни, витающий в комнате. Лаер видел, как от мощного пинка разлетается в щепки дощатая дверь в кухню, как срывают с места Ирте и скручивают, тыча алебардами.

Как Рийский вывернувшись, плюнул в лицо стражнику и, расхохотавшись, показал неприличную комбинацию из трех пальцев. Как подлетает к столу пара стражников в намерении схватить побелевшего Ашиора и спокойного Лаера, леденящей душу улыбкой остановившего их.

Смотрел, как Ирте со связанными руками сшиб с ног собирающегося вести его стражника и, сбив с него шлем, ногой размозжил лицо. Как предупреждающей грозной тенью распахнул за его спиной крылья орел, и ровный голос Ирте произнес:

— Я пойду сам. Кто коснется меня пальцем подохнет в муках.

Видел, как запоздало влетевшая пара магов метнула смертоносные заклятия в Рийского. И как они разлетелись бледным десятком жалких искр от, потрескивающей от своей мощи ограждающей стены Хранителя.

— Он же сказал вам, жалкий сброд, что идет сам. — Ледяной голос Хранителя не оставил шестнадцати бойцам и спешно согнувшимся в поклоне магам никакого выбора.

Ирте кивнул ему, и Лаер убрал стену. Гвардейцы в замешательстве глядя на Хранителя, неохотно покинули застуженный дом. Ирте напоследок поймав взгляд посеревшего деда, ободряюще улыбнулся, и по-мийски одними губами шепнул: "Я вернусь".

Лаер залпом выпил настойку, привыкая к вяжущему приятному горьковато-сладкому вкусу. Ашиор страшно, по-мужски без слез, плакал, рассеяно повторяя оброненное внуком "Я вернусь". Времени мало. Лаер выглянул в окно. Пытать его начнут до рассвета. Гонца в Квест к правителю отправили, как только снарядили гвардейцев.

Лаер безотчетно оглаживал большим пальцем ободок кольца. Кое-какие мысли появлялись, но он знал, какого титанического труда ему будет стоять убеждения Мирея. Да и цена этой афере не пара монет, а если на службе городской стражи стоит кто-то весьма патриотичный, то шансы стремительно падают к нулю. Но все же попытаться стоит.

Взгляд скользнул по застывшей фигуре в проеме.

— Подойди ко мне, — поманил пальцем Лаер, не поворачиваясь к Уне.

Когда девушка подошла, усадил ее рядом, крепко обнял, чувствуя взволнованное и такое успокаивающее биение ее сердца.

— Послушай меня Уна, у нас возникли проблемы. Я сейчас уйду. К обеду явится Смотритель, если меня не будет, скажи, чтобы он нашел Ювелира, и вы все вместе покинули город. Поняла меня?

— А ты…

— Ты меня поняла?

— Да. — Помедлив, кивнула девушка. — Но…

— Тише, — Лаер поднял ее голову за подбородок и взглянул в испуганные серебристые глаза, — я же обещал, что везде найду тебя, помнишь? Я приду за тобой. Где бы ты ни была…

Он нежно поцеловал дрожащие губы, и прижался лбом ко лбу, ловя ее дыхание. Она только его. Его Талант. Его сила. Его смертельный удар по другим Хранителям. Его, только его…

— Защиту возводить? — не отрывая взгляда от серебристых глаз, негромко поинтересовался Лаер у Ашиора.

— Сам справлюсь. Как-никак десять лет Хранителем отпахал, кое-что помню… — рассеянно махнул рукой Ашиор.

Уна недоуменно посмотрела на деда, добро и грустно улыбнувшегося ей одними глазами.

— Прошу вас, вы должны понимать, как ценна ее жизнь для меня. — Лаер скользнул губами по девичьей скуле, вводя девушку в смущение от столь неприкрытых при постороннем человеке ласк.

— Можешь не беспокоится. Все будет в лучшем виде. Только… вытащи его.

Лаер кивнул и, поднявшись, потянул за собой Уну. В сенях добротная входная дверь все-таки вытерпела беспощадный натиск гвардейских сапог, и гордо висела на одной петле, впуская в промороженное помещение хулиганистый сквозняк, играющий с рассыпчатой мелкой поземкой по всему коридору.

Лаер накинул куртку, поверх на спине крест-накрест расположил ножны с мечами и зашнуровал сапоги. Уна зябко ежащаяся терпеливо ожидала, пока Лаер оденется. Хранитель беспечно ухмыльнулся, поймав ее обеспокоенный взгляд и прижав к стене, стал осыпать лицо поцелуями.

— Не надо… — с усилием отстранила его она. — Выглядит, как будто ты прощаешься.

— Прощаться мы будем по-другому, — многозначительно хмыкнул Лаер, ловя ее за подбородок и согревая губы дыханием.

— Нахал. — Возмущенно начала вырываться Уна, отчаянно покраснев и сжав кулачки.

— Вообще-то я имел в виду что-то вроде изысканного ужина при свечах под ненавязчивую музыку струнного квартета. Но твоя идея мне нравится больше.

— Хам.

Лаер усмехнулся, и, сжав ее так, чтобы она не могла пошевелиться прошептал:

— Мы можем долго не свидится. — На тот момент Лаер даже не подозревал, что он окажется прав. Он лишь желал увидеть волнение, тревогу за него в серебряных глазах. — Я просто хочу запомнить твой вкус, чтобы внушать себе, что ты не сон, ты не плод моей фантазии и не доказательство моего безумия. Ты есть, такая маленькая, теплая и такая… моя. Поцелуй меня.

Уна нахмурилась, неверяще заглядывая в усталые прозрачно-зеленые глаза. Несмело обвила его шею руками и припала к губам. У Лаера кровь вскипела в жилах от близости столь желанного магического источника. Он не удержавшись простонал ей в губы и резко отстранился, боясь что забудется и вообще никуда не уйдет.

Выглянув за дверь, и обнаружив багровый снег и семь трупов охраны Рийского, с улыбкой изображая заботливость, выпроводил Уну из сеней, наказав не морозиться.

Сбежав по ступеням, почти сразу заметил отделившуюся от тени стены дома напротив фигуру, и неспешно пошел навстречу.

Ювелир был бледен и мрачен.

— Проследи за домом. Там девчонка. Днем мой слуга придет, если я не вернусь к этому времени, выведешь их из города и позаботишься о безопасности.

— Что происходит? — приняв к сведению распоряжения, спросил Ювелир, идя следом за Хранителем, узкими проулками направлявшегося к центру.

— Ты от меня требуешь ответов? — насмешливо обернулся Лаер.

— Простите, господин. — Потупился связной. — Ваш слуга просил передать, что сегодня вечером в город пребывает Везильвийский Хранитель.

Лаер споткнулся. Забыл дышать. Лицо исказилось от ненависти. Потому что это словосочетание внезапно расставило все по своим местам.

Дозорные маги в Иксилонских городах, грубо говоря, люди Лаера. Которых перебили. Так же как и Орден. Так же как и людей Ирте. И появился новый вид нечисти истребляющий другую нечисть. Глобальная зачистка территории, но направленная не на благие цели и даже не на получение власти, хотя косвенно оно, конечно, касается этого вопроса.

Имя — ответ на все эти беды опалило сознание дикой ненавистью. Проклятье, да чтоб пасть тебе за врата Хаоса, гнида Фесова!

Имя. Шесть букв. Шесть ненавистных букв.

Ноктур.

Кто еще так жаждал подчинить его? Кто строчил нелепые кляузы правителю Иксилоны? Кто подбивал совет магов открыто восстать против него? Кто постоянно мешал деятельности Ордена? Кто с неприкрытой жадностью косился на земли Лаера, где его авторитет взлетал до небес? Кто до сих пор распространял слухи о тесной связи с Рийским, пороча его перед правителем? Кто еще так открыто жаждал его смерти?

Ноктур.

Он способен был создать медальоны, открыть все каналы информации, профинансировать операцию по изведению дозорных магов, завести проклятую нечисть, цель которой было вовсе не истребление другой нечисти, это наверняка лишь побочный эффект, цель — посеять смуту среди народа, не получающего ответа на призывы о помощи. И Ноктур мог догадаться о Связующем обряде… Проклятый старикашка, как же ты узнал хранящую вязь?.. Это ведь исключено…

С мест убраны дозорники, которые могли решить проблему. Убран Орден, который мог сдержать натиск и предупредить Лаера. И эта везильвийская мразь вероятно все это время капала на мозги Мирею по поводу бездействия Лаера, когда в стране бушует нечисть. Лаер нашел Талант и пока раздумывал, как убрать Ноктура Нейервиль, Везильвийского Хранителя магии, тот безупречно сыграл на опережение. Быстро, грамотно, коварно и подло — в лучших традициях Лаера. И сейчас он прибывает добить его, оставив без верной маленькой армии, без прислужников дозорников, без поддержки Рийского. Оборвав все связи с правителем, загнав в угол. Лаер насмешливо передернул уголком губ. Старый дурак. Надеется выиграть?

— Найди Смотрителя. Пусть он нанесет на центральную площадь… то, что покоряет силу на алтаре. Передай дословно.

Ювелир кивнул и канул в ночную тьму.

Лаер не был уверен в успешном исходе замысла, но ясно — одно Ноктура ждет большой сюрприз. Правительский полк с целью захвата ренегата прибудет ближе к вечеру. Так же как и Ноктур. Который, спеша убрать Лаера, едва ли успел испросить разрешения у Мирея вступить на земли Иксилоны. Конечно же Ноктур спешит добить якобы непонимающего ничего Лаера, и потом обставить все безукоризненно и эффектно. Но Ноктур не знает, что пойман Рийский, что в Элиар уже спешит вся гвардия правителя. Возможно во главе с самим правителем. Который застанет на своих землях Везильвийского Хранителя нападающего на Лаера.

Ноктур, Ноктур… Лаер бы продумал абсолютно все, ведь даже когда исход кажется предрешенным, его Величество Случай, способен своим царственным появлением испоганить самый желанный и, кажется, уже неизбежный конец. Вот ты и напоролся на этот самый неожиданный визит, Ноктур. Причем в буквальном смысле

Городскую темницу Лаер нашел довольно быстро. Стража, завидевшая его, замешкалась, не зная как реагировать, но дорогу заступить все же не посмела. Лаер спустился в полуподвал, за столом которого увлеченно резались в карты стражники.

— Где начальник? — рыкнул Лаер, стягивая ножны и снимая куртку.

Стража вздрогнула и разом обернулась на Хранителя.

— Ну, я начальник. — Отозвался сиплым голосом лысеющий полнотелый мужчина лет пятидесяти на вид, отбросивший карты и оценивающе уставившись на Хранителя.

Глубоко посаженные черные глаза не выдали ни удивления, ни почтения при виде Лаера.

— Поговорить надо.

Мужчина кивнул неохотно удаляющимся стражникам и широким жестом пригласил за опустевший стол.

Лаер взял засаленную колоду, перемешал и не глядя вытащил карту. Крестовый туз. Усмехнулся, положил колоду на место, незаметно брезгливо отерев пальцы о штанину. Начальник городской стражи придвинул кружку к Лаеру, и наполнил до краев пенящимся пивом из пузатого бочонка.

— Берком меня кличут, — представился он, вытянув сухарик из глубокой тарелки посреди стола. — И знаю, с чем ты, господин Хранитель, пожаловал сюда. И со всем уважением говорю нет.

— Обожди, начальник, — Лаер подавив брезгливость, взял сухарь, и сухо улыбнувшись, произнес, — я прибыл в город днем и посетил дом управления, застав градоправителя со всеми главами в полном сборе. Видно был не совсем внимателен, не приметив тебя.

— А чего мне с этими индюками сидеть? Они так трясутся, что пол ходуном ходит. Попросили у меня бойцов, я выделил треть. О большем мы и не разговаривали. Видно хорошего пинка ты им дал, так как прискакал ко мне Аар и стал разводить бурную деятельность. Туда пойти, там встать… Отродясь такого не было. — С некоторой долей уважения начал Берк. — И вообще много я чего слышал о тебе и твоих удальцах. Есть такой чернявенький в городе, уж не знаю, как кличут его, от твоего имени всю шваль местную в кулаке держал. Да вот незадача, чего-то случилось, и полегли все ребятки. И ваши, и не ваши.

— Да. Печально.

— Нехорошо получилось, мои бойцы поговаривают, что тебя застали, когда одного опасного разбойника скрутили.

— Обознались, может. Ты я вижу человек правдолюбивый, что среди начальства встречается крайне редко, и хочу тебя предупредить Берк, твои славные бойцы совершили досадную оплошность, схватив не того, кого нужно.

— Ты, видно, господин Хранитель совсем меня за дурака держишь. — Недобро прищурился начальник стражи. — Миец этот, что нам и нужен. Ошибки быть не может.

— Отлично понимаю, но ошибка возможна — мийцы все на одно лицо. И это один из моих удальцов, как ты выражаешься, что шваль держал. Без него я как без рук, вся работа встанет. Так что давай-ка ты мне скажешь, сколько мой инструмент стоит, и мы с тобой разойдемся.

Берк расхохотался, только глаза его были невеселы.

— Ты, господин Хранитель, шутник, однако. Я ж кликну сейчас парней, да и бросят тебя в темницу, а вечером прибудет кто-то от правителя, им будет весьма интересно, как же ты связан с Рийским.

— Бросишь. — Согласно кивнул Лаер. — Да только до вечера ни ты, ни твои парни не доживут. Рийский не тот человек, которого дадут тихо вздернуть на виселице. За ним стоят большие люди. Например такие как Руй Карась, тип по кличке Мясо, Найрай Саттель…

Лаер перечислял тех, с кем он сам три года назад увлеченно обмывал удачный передел власти в Каесе и Гверге. Рийский был бы весьма удивлен, узнав, что Лаер поддерживает неплохие отношения с его главными конкурентами на сегодняшний день. Берк, как видно, тоже неплохо знал эти имена, и с каждым мгновением мрачнел все больше.

— Ты должен понимать, что они не будут как я мирно искать компромисс. Погибнет много людей. Твоих людей Берк. Они придут на рассвете. А этот город и так достаточно напился крови, что мне не очень льстит. Так что просто назови цену.

Берк нахмурился, глядя в щиты с оружием за спиной Хранителя.

— Кой прок тебе от этого ренегата? Слыхал я, что у правителя ты на хорошем счету. Да многие люди знают и уважают. Понимаешь, что начнется, если слухи пойдут? В омут, ты, господин Хранитель угодил. Так что давай-ка я ребяткам своим скажу, чтоб языки прикусили и сам позабуду о твоем визите. У ренегата охрану уже перебили, а мертвые, сам знаешь, не особо новостями делятся. А уж от гниды разбойничьей мы, даст бог, отобьемся.

— Никак на правительские войска надеешься? Гонец убит, Берк. Правитель ни сном не духом что ты поймал ренегата. Так что, ты бы не распоряжался десятками жизни бойцов, там знаешь, никакого сострадания не будет. Они высвободят Рийского, пройдясь по головам хоть твоих людей, хоть женщин и детей.

— Да что ж ты делаешь, а?! — стукнул по столу начальник. Впрочем, не так впечатляюще как Ашиор.

— Я, Берк, пытаюсь потерь избежать. Потому что людей очень легко убить, но нелегко найти им замену. Сколько твоим бойцам? Двадцать? Тридцать? У половины своей семьи нет, не жен ни детей. Кому их старики нужны будут? Кому нужны чужие родители, потерявшие своих детей? У тебя вот дети есть? — Лаер не дождался ответа, однако прочел его в глазах. — Вот. Тебе повезло. Только и дети твои никому не нужны будут. В этом особенность смерти человека — убиваешь одного, морально истребляя еще с десяток. А то и не только морально.

— Десять тысяч. Золотом. — Прикрыв глаза, каким-то стыдливым полушепотом выдавил начальник.

— Всю сумму снимешь в течение месяца. Деньги буду переводить по частям на твое имя.

— Так не пойдет.

— У тебя весьма неплохой компромат на меня, Берк. Учитывая это, особо не помудришь, даже если и захочешь. Так что вариантов у меня не густо. — Лаер поднялся и, задвинув стул, облокотился руками о стол, подавшись вперед и не отпуская взглядом перекошенного Берка. Хороший мужик. Было бы больше времени, Лаер обязательно взял его в оборот.

Мужчина поморщился, глядя в стол и массируя указательным пальцем переносицу.

— Он в северном крыле. Забирать иди сам. Я отзову парней, но тех кто останется, не убивай.

Лаер скривился, прикидывая варианты. Северное крыло — изоляторы и пыточные. Сомневаться куда отволокли Рийского, не приходилось. Его должны удерживать извращенным вариантом салфитской западни — чтобы подчинить магию. Значит там не менее трех магов — духоловов.

— Берк, несколько человек мне придется забрать.

Мужчина хмуро взглянул на Хранителя.

— Маги, Берк. Мне нужны эти маги.

— А… — стражник досадливо махнул рукой, — этих гнид можешь забирать и потопить в сточной канаве.

— Чем так не угодили?

— Помыслили себя едва ли не Властителем, волшба Фесова. — Берк сплюнул и исподлобья посмотрел на Хранителя. Провоцируя.

Лаер рассмеялся, начальник стражи нравился ему все больше и больше. Но дела не ждали.

Темные холодные и сырые коридоры. Пустые клети по сторонам огороженные проржавевшими решетками. Лаер прошествовал мимо, ощущая легкое онемение — оборотное зелье изменяло его черты. Вот она, дверь в подвал пыточной.

Он неслышно толкнул ее, сняв заклятие оповещения. Темно. Жалкие крохи света от чадящих факелов по стенам. Внизу, аккурат возле лестницы, на которой находился сейчас Хранитель, хрипло посмеиваясь, расположились на грубо сколоченном столе два мага.

Лаер облокотился о перила, пристально вглядываясь в лицо молодого. Он смутно припоминал его, должно быть проводил его специализацию в Видэлле.

Щуплый, кутающийся в рваный плащ. У него вроде бы не было левого уха. Маг повернулся, передавая старшему то ли плеть, то ли кнут. Ну, точно! Лаер вспомнил его.

А вот старшего мага он не знал.

И едва ли бы узнал Ирте повисшего на салфитских цепях, если бы не был уверен, что кроме Рийского в пыточной сегодня никого не будет. Ради такого роскошного подарка судьбы, разоблачения всяких мнимых шпионов, бандитов и прочих решили перенести на другой день.

Над ним поработали знатно. Хранитель подался вперед, стремясь рассмотреть израненное тело. Кисти почернели, распухли и смотрелись в серебряных наговоренных оковах обугленными. Шея в характерных сине-красных полосах от удавки. На груди черными пятнами синяков помечены все болевые точки. По бокам, сбегая со спины, должно быть иссеченной кнутами пролегали багровые дорожки крови. Голова опущена, тело безвольно повисло на прикованных к рукам цепях.

— Ты дольше копаться не мог? — голос Рийского сиплый, очень глухой и уставший.

Его надзиратели застыли и воззрились на живой труп ренегата. Лаер ухмыльнулся, и, заскочив на широкие неровные перила, спрыгнул вниз, мягко, как большой кот, приземлившись за спинами магов.

— Мог. Но не рискнул.

Рийский хрипнул-хохотнул и слабо шевельнулся на цепях, не осилив такое элементарное действие как поднятие головы. Плохо дело.

Маги повернулись и уставились на Хранителя с искаженными зельем чертами лица.

Лаер не дал завершиться выпаду с кинжалом молодого мага, увернувшись, подцепив рукой его лицо, и поймав взгляд, одним мощным таранным импульсом пробил защиту ореола. Старший, отступив в тень, послал двойное смертоносное проклятье. Лаер не стал уворачиваться. Его охраняющая вязь полыхнула ярко-красным, принимая удар и выжигая обидчику глаза, затем сменила цвет на бледно-зеленый и разбила оковы проклятья лихорадочно ищущего брешь в магической защите Хранителя. Старший рухнул на колени. Лаер, вынув меч, яблоком ударил мага в висок. Тот рухнул на молодого, бившегося в беспамятстве и судорогах.

Хранитель медленно приблизился к Рийскому.

Каким чудом Ирте оставался в сознании, приходилось только гадать. Лаер внимательно осмотрев цепи, долго читал заклинание, разбивавшее Салфитскую вязь в четыре ряда окаймляющие окровавленные серебряные оковы.

Они рассыпались прахом. Рийский лишившийся не самой приглядной и желанной, но все-таки опоры, стал заваливаться вперед. Лаер его подхватил и аккуратно опустил на сырой каменный пол.

— Умирать тут будешь или тебя куда-нибудь отнести? — деловито осматривая ореол, подвергшийся множеству атак, спросил Лаер.

Рийский растянул разбитые губы в слабом подобии улыбки и сиплым, срывающимся шепотом пожелал Лаеру подавиться своим ядом. Пожелал на мийском, поскольку так ругательство было в разы короче иксилонского варианта. Сказал едва слышно и слабо, почти не задействовав голосовые связки, но из уголка рта все равно пролегла багровая слабо пенящаяся дорожка.

Лаер покачал головой и, оставив Рийского на полу, прошел в центр пустого помещения, вынул клинок и стал царапать на каменном полу круг Сетаролла, припоминая начертанный тремя годами раннее в своей резиденции.

Затащил в круг безотчетных магов. Наплевав на все безуспешные попытки Рийского подняться и идти самостоятельно, подхватил бледного от унижения мийца на руки и, дойдя до круга активировал портал.

Ювелир уже ждал на том конце. Подхватил магов, и, отдав несколько приказов нанятым слугам, исчез из рабочего кабинета Хранителя в резиденции.

Лаер опустил Рийского на приготовленный алтарь, испещренный тысячами вязей, тут же жадно напитавшихся кровью, сочившейся из иссеченной спины, и придирчиво стал осматривать израненное тело.

Сработали профессионально. Отбиты почки, печень. Возможен разрыв селезенки. Сломано восемь ребер, осколки двух повредили легкие. Бесчисленные надрезы в нервных узлах, чувствительных точках. Полный паралич правой руки. На левой выбиты из сустава плечевые и кистевые сочленения. Пара глубоких шиловидных отверстия в области шейных позвонков — так называемое "Фесово поветрие" — повреждение центров иннервации межреберной мускулатуры, что заставляет задыхаться человека в течение семи часов, три из которых, медленно и весьма мучительно умирает мозг от недостатка кислорода.

Лаер покачал головой, осматривая кисти Рийского. Вероятно, заковывали его еще в горячие кандалы — вязи заклятия прожгли кожу до мяса.

— Слушай, тебе нужна родовая магия. — Хранитель, нахмурившись, вытянул нож из-за голенища. — Помнишь исцеляющий Полог Крейна? Содэус часто использовал его. Только проблема в том, что у тебя на кистях извращенный вариант салфитской вязи из ряда тех, что удерживают магию. Выход один.

Лаер многозначительно пустил тонкий нож между пальцами левой руки, и вопросительно глядя на бледное, с синими губами лицо Рийского. Тот, прищурившись, читал по губам слова Лаера, затем его взгляд расфокусировался, и он с невероятным усилием едва заметно кивнул.

Лаер нашептал несколько заклятий активирующих алтарь, засветившийся серо — черным и запевший расходящимся сухим эхом голосов семнадцати демонов ночи, низвергнутых во власть Хранителя.

По телу Рийского прошла слабая судорога, ореол в страхе полыхнул, и Ирте все-таки потерял сознание.

Лаер, изучив выжженные вязи на отечной, почерневшей коже, запел глухим голосом, вторя песнопению демонов, и немного добавил своей магии в расходящиеся волны алтаря, в священном трепете принявшем магию Хранителя. Голоса сладостно застонали, принимая щедрый дар, и перешли на пронзительный отдающийся болевым эхом в голове бас.

Хранитель с омерзением отогнал от себя алчно скучившуюся магию алтаря, кратким явлением своего ореола с охранной вязью. Демоны признали хозяина, и, пережрав его магии подчиняясь немому приказу стали медленно истекать темным дымом из алтаря пронизывая умирающее тело Рийского леденящим дуновением их собственной магии.

Тело Ирте изогнулось дугой, на мгновение полыхнула его родовая магия, стремительно пытаясь оградить хозяина от воздействия ночных тварей, но бессильно скользнула назад в свою запертую темницу тела. Салфитские вязи слабо засветились багровым светом и стали кровоточить.

Лаер зло вздернул верхнюю губу — выходит, что провокация напрасна и родовая магия Рийского не способна сломить оковы. Хранитель, аккуратно сделав надрез на руке Рийского в полупальце от кисти, снял тонкий черный лоскут кожи, нарушив целостность одного из элементов вязи и снова заставив демонов вторгаться в поле Рийского.

На этот раз отклик был сильнее. Но родовая магия снова не смогла проломить барьер. Лаер недовольно поморщившись, перехватил руку Рийского и с силой провел ножом по тыльной стороне кистевого сустава, срезая пласт испещренный ключевыми орнаментами вязи, и слыша сквозь демоническую песнь отчаянный скрежет стали по кости.

И магия Рийского вырвалась из плена. Почти сразу оформилась в величавого орла с человеческий рост и, разметав дымчатые тени от изогнувшегося и висевшего в полутора локтях над алтарем тела хозяина, бережно обвила его серебристо-синими крыльями.

— Подчини их. — По-мийски негромко посоветовал Лаер грозно оглядывающему его орлу, кивая на взвизгивающие в неоформленной ненависти разрозненные души демонов витающих над алтарем. — Подчини и растрать на исцеление.

Демоны отчаянно взвыли от коварства своего господина и пали в плен новому хозяину. У Рийского слабо святясь сапфировым цветом, затягивались мелкие порезы, крупные полыхали синим огнем, выталкивая свернувшуюся кровь и латая поврежденные ткани.

Лаер устало опустился на диван, расположенный подле большого окна с видом на излюбленный Лаером вишневый сад. Хранитель неотрывно взирал, как родовая магия Рийского бесцеремонно захватывая плененные души демонов быстро и со знанием оборачивает в неизвестную энергию, жадно впитывающуюся в тело Ирте.

Зрелище было завораживающим. Мраморный алтарь шел мелкими трещинами и падал на дубовый пол серебристой крошкой. Рийский, объятый своей магией, неслышно шевелил губами. Ореол торжествующе полыхнул нестерпимым голубовато-белым светом. Глаза Ирте распахнулись, явив пронзительно-голубой цвет радужной оболочки с вытянутым зрачком. Почти Хранитель. Из рода Хранителей, с их древней кровью в жилах и сильнейшей магией в теле. Только он не Хранитель. Лаеру захотелось выпить.

Он не особо любил этот дом. Вычурность, безжизненная, неодушевленная роскошь. Для него была более приемлема теплота, уют. От идеализма и классической изысканной красоты он уставал до мелькания точек перед глазами еще в Видэлле, сотворенной первыми Хранителями. И благодаря магии питающей город с восьми точек, город навсегда застыл в нерушимом великолепии. Все резиденции Хранителей были связаны с Видэллой и наследовали ее холодное совершенство, разумеется, кроме тех о которых Хранители не говорили.

Не считая домов Ордена, у Лаера было шесть резиденций по Иксилоне. А официально лишь три: в столице Иксилоны — Квесте, на границе с Везильвией — Элиаре, и границы с Мией — Райкаме. Мирей одно время настаивал на строительстве четвертой, опять же в Квесте, рядом с магическим скитом, обязуясь профинансировать и лично наблюдать за возведением особняка, но Лаер отказался. Потому что недалеко был его собственный дом, там, где он родился и вырос. Он и скит посещал неохотно из-за такого соседства, предпочитая находясь в Видэлле отдавать приказы временно замещающему старшему настоятелю через гонцов или Смотрителя.

Лаер спускаясь в подвал, зашел в винный погреб, и долго скользил взглядом по стеллажам. Наконец выбор пал на дорогое везильвийское, пятилетней выдержки.

Хранитель, откупорив бутыль и сотворив хрустальный бокал, напевая мотив не совсем приличной, зато очень веселой баллады, неспешно направился к темнице.

Смешно, но оба колдуна были закованы в почти такие же цепи что получасом ранее и Рийский. Ювелир вытирал окровавленный нож, умело пометивший болевые точки на дрожащих обнаженных телах. Лаер опустился в широкое кресло в дальнем углу, наполнил бокал почти до краев, и стал медленно цедить восхитительный напиток. Аромат вина перебивал тяжелый запах крови. Колдуны не поднимали глаз.

Ювелир выжидательно замер, облокотившись о стену напротив них и с нехорошей улыбкой глядя на пленников. Лаер спросил только одно:

— Кто?

Они молчали. Лаер не торопился. До вечера было полно времени. Он неотрывно смотрел на красивые завитки крови, медленно разраставшиеся у ног пленников на неровном деревянном полу. Хранитель щелкнул пальцами, рождая рядом с тремя магическими светильничками под каменным сводчатым потолком еще четыре. Здесь было довольно прохладно, и Лаер, нашептав согревающее заклятие, снова припал к бокалу.

Молодой не выдержал первым. Он, постыдно всхлипнув и повиснув на цепях что-то неразборчиво начал лепетать. Его попытался было образумить старший, но серебреный росчерк кинжала пущенного Ювелиром прямо ему в горло, удержал колдуна от такой ошибки. А молодой подстегнутый обжигающей россыпью крови на своем лице, отчаянно взвыл и заверещал уже громче:

— Я не знаю! Я почти ничего не знаю!.. Они пришли в середине осени и пообещали много денег за простые услуги! Они были сплошь в черном!..

— Сколько было их? Как выглядели? — скучающе уточнил подошедший Ювелир, с омерзением двумя пальцами извлекающий свой кинжал из агонизирующего старшего мага.

— Не знаю! — Взвыл мальчишка, в нелепой попытке защититься, притягивая худые руки к груди и откидывая голову безумными глазами глядя в потолок. — Они всегда в капюшонах были! А приказы передавали записками! Убить того человека, этого человека! Я клянусь, что все заказанные были не кем-то из управляющих! Это были обычные люди!

Нет. Это были не обычные люди. Это были информаторы и связные Ордена. Возможно новенькие, из только что завербованных и обученных, на которых еще не прочно опиралась система управления Лаера, и поэтому их отсутствия никто не заметил. Выходит, охота на Орден началась давно, и это был не единовременный масштабный удар. Убирались все пешки, а в тот день с доски сняли все ведущие фигуры. Умно, Ноктур.

Лаер с сожалением покачал головой, и Ювелир кратко замахнулся.

Серебряные кандалы обагрила кровь.

Лаер опечатал залу с восстанавливающимся Рийским, бесцельно бродил по дому, пока Ювелир бегал в городе снаряжая небольшую дружину к встрече свиты Везильвийского Хранителя.

Лаер от нечего делать посетил городской дом управления, позабавился, вгоняя в смертельный ужас местных управленцев, которые, по совести сказать, сверх ожиданий Лаера взялись за свои прямые обязанности. Дисциплина в городе царила идеальная. И храмовики не вылезали из своих нор.

Затем Лаер пошел на центральную площадь города. Через несколько часов здесь все закончится. Двенадцать скачков в длину, отграниченная по кругу красивыми высотными домами, в центре площади большой мраморный фонтан, изображающий горделиво приосанившегося Алдора, из победно вытянутой руки, которого должна литься струя, так же как и из перерезанной шеи поверженной Фесы лежащей у ног божества. Хранитель обошел площадь. Ровно двадцать восемь ловушек силы, начертанных кереквитским обсидианом, добытым из источника магии подле дремлющего вулкана на севере Везильвии. Любые руны и знаки, начертанные таким камнем невозможно обнаружить с помощью магии, пока они не активны. Но как только в ловушку вступит Ноктур, в любую из двадцати восьми, Лаер ее активирует, тем самым парализовав на время все способности Ноктура. И изопьет его подобно Таланту.

Хранитель отбросил полы плаща, присев возле одной из ловушек и проведя пальцем по едва заметным царапинам на замершем камне. Только если это возможно. Истории не известен не один случай битвы Хранителя с Хранителем.

И соответственно нигде не упоминается возможность порабощения и отнятия их силы. Но ведь Хранитель это тот же мощный источник магической энергии. Разница между Хранителем и Талантом лишь в умении управлять и подчинять свой дар. Теоретически задумка Лаера выходила совсем неплохо, но вот как это сложится на практике…

Лаер натянул капюшон черного плаща с меховой подкладкой, оправил мечи на спине, и натянув вторую пару перчаток, купил в лавке булочника горячий пирожок с мясом. Присев на скамейке возле фонтана задумчиво откусил.

Правительская свита должна прибыть позже. Ноктур торопится, а правитель нет. В идеале все довольно просто: Лаер побегает и попрыгает до тех самых пор, пока не явится правитель, засвидетельствующий незаконное вторжение на свои земли и нападение на первое после себя лицо в государстве. Дальше нужно будет спровоцировать Ноктура. Нужно чтобы все выглядело самозащитой. И при этом Ноктур должен находится на ловушке. Что-то подсказывало Лаеру, что отсечение головы и пронзенное сердце помогут мало, прежде всего, нужно будет истощить его магический фон. Жаль что времени мало, и отыграться нельзя. За восемь пробоин в ореоле. Лаер сжал зубы. И за разбитый Орден. И за размножение нежити… Слишком легкую смерть он подарит Ноктуру. Незаслуженно легкую.

Вскоре появился мальчишка лет пятнадцати, опустив глаза, и застыв в трех шагах от оккупированной Лаером скамейки, дрожащим от почтения голосом доложил:

— Мой господин, Ингир велел передать, что ваш слуга и юная дева выведены из города и сейчас в безопасности.

Ингир? Кто это? Лаер задумчиво поглядел на краснеющего от смущения и великой чести мальчишку. Ах да, так зовут Ювелира.

Хранитель кивнул и послал мальчишку за еще одним пирожком. Тот принес с таким видом, как будто передавал Лаеру в руки меч Алдора, выкованный из сердец демонов и низвергший Хаос за Врата. Причем передавал он меч именно Алдору, и никак не меньше!

Лаер неодобрительно покачал головой, откусывая пирожок и глядя на паренька, и шуганул его прочь.

Очень скоро пирожок кончился, мысли тоже. Из ниоткуда возник Ювелир, в сопровождении еще одного мийца и двух везильвийцев. Все трое маги. Лаер без интереса скользнул взглядом по ореолам. Духоловы. Средней паршивости. На пушечное мясо сойдет.

— Приближаются. Двадцать магов — духоловов. Трое из них магистры при дворе везильвийского правителя. Везильвийский Хранитель сопровождается двумя Смотрителями, и Сеафом — одним из членов совета магов. Двести пятьдесят скачков от стены. Вступят в город минут через двадцать. — Доложил связной, почтительно склонив голову.

Лаер сухо кивнул, глядя как по крышам расредотачиваются арбалетчики, и раздумывая, а не сходить ли еще за одним пирожком.

Народу на площади и так было мало, а при виде как блокируют улицы идущие кольцом вокруг площади, и создается единый охраняемый проход от Восточных ворот, и вовсе площадь опустела. Хранитель скучающе зевнул. И послал Ювелира за пирожком.

Ранний медный закат окрасил обледенелые стены и крыши в теплый рыжеватый оттенок. По городу медленно загорались магические огоньки. Лаер доел пирожок.

Нет, ну право слово! Сколько можно ждать?! — Хранитель раздраженно передернул плечом. У него уже руки начали подмерзать, несмотря на действие согревающего заклинания.

Но долгожданного гостя и врага в одном мерзком везильвийском лице все не было. Площадь начала заполняться гвардейскими отрядами. Четыре строя по двадцать человек недвижно застывшие по обе стороны фонтана лицом к проходу, вооружившиеся малообещающим оружием против магии свиты Ноктура. Четыре командира отрядов, среди которых был и бледный Берк, в ожидании приказа застыли перед хмурым Хранителем.

— Это еще что такое? — обведя взглядом военный гарнизон, поинтересовался у Ювелира Лаер.

— Они защищены. — Улыбнулся связной вытаскивая из под ворота куртки медальон рассеивающий магию и кивнув на троицу магов за плечами Лаера, сказал, — господа размножили такие штуки и мы раздали их отрядам. Они уберегут людей от магических атак

В большинстве своем, сея речь должна была успокоить только тех, кто носил эти самые медальоны. Лаер же знал, что артефакты, а медальон как не крути, все же принадлежал к ним, не могут иметь равноценных магически созданных копий. Для того чтобы получить подобие артефакта требуется не менее трех лет кропотливой ежедневной работы, да и то результат никогда не достигнет всей мощи оригинала. Ювелир тоже знал это. Азы магии в Ордене проходили.

Возможно от сглазов эти подделки и уберегут, но от проклятий уж точно нет. И гадать не надо что за тип магии будет использовать свита Ноктура, а значит все отряды уже фактически трупы. Тем лучше. Когда прибудет правительская гвардия и застанет столь нелицеприятное нападение Ноктура, количество убиенных магами людей окончательно утвердит симпатии правителя в пользу Лаера.

Хранитель скользнул взглядом по сосредоточенно глядевшему в сторону своего отряда лицу Берка. Нужно будет воспользоваться суматохой и убрать его. Мужик конечно неплохой, но подстраховаться не мешает…

Лаер тер ладони в попытке согреть онемевшие кончики пальцев, когда долгожданная весть пронеслась сухим шелестом по городу.

Им отворили ворота, и ступали они гордо и неумолимо по улицам, оцепленным гвардейцами образующим единый охраняемый на каждом шагу коридор, ведущий прямо к центральной площади. Лаер с тоской посмотрел в сторону лавки булочника и поднялся со скамейки. В сопровождении магов и командующих отрядами обошел фонтан и остановился напротив входа в широкий пустынный коридор.

Они шли неторопливо и так царственно, словно бы на желанный прием. Впереди на вороном коне ехал гордый Ноктур обряженный во все белое. За ним серой, безликой массой чинно ступала его свита. Ноктур остановился на выходе к площади, окружение рассредоточилось красивым полукругом, цепко пробегаясь взглядами по множеству охраны ровным строем расположившейся на площади и спрятавшейся на крышах. Ноктур изумительно грациозно спрыгнул с лошади и немного прошел вперед. Теперь Везильвийского и Иксилонского Хранителей разделяло не больше девяти скачков.

Ноктур. Ноктур Нейервиль. Везильвийский Хранитель магии на протяжении шестидесяти лет.

Он был на полголовы ниже Лаера, волосы, спадающие на плечи пепельного оттенка. Лицо тонкое, невероятно красивое. Он выглядел двадцатилетним утонченным изысканным юношей. Возможно даже беззащитным и ранимым. До тех пор пока не взглянешь в его глаза. Насыщенного темно-фиолетового цвета, со слабо различающимся вертикальным зрачком, взгляд их тяжел и пронзителен. Выдающий и его возраст, и его нечеловеческую суть.

Лаер за десять лет видел его не более шести раз. Четыре из них при покорении и испитии Талантов.

Проклятая Фесова отрыжка, едва не сломившая жизнь Лаеру. Дряхлая везильвийская мразь, тешащая себя надеждой, что Лаер падет перед ним на колени…

— Лаер. — Голос по-мальчишески звонкий, но со странным, едва заметным старческим дребезжанием.

Голос полный холодной, годами культивируемой ненависти.

— Ноктур. — Лаер улыбнулся, чуть прищурив глаза.

Незнамо на что надеялись присутствующие на площади, должно быть на долгие словесные баталии, укоры и громкие обвинения, призывы в свидетели окружающих, но никто так этого и не дождался.

Неизвестно кто из Хранителей ударил первым. Скорее удар был единовременным. И в обоих случаях яростной неоформленной родовой магией. Зеленый поток против насыщенно-бурого. Они столкнулись в яркой вспышке ровно на середине расстояния разделяющего Хранителей, и это сопровождалось громоподобным раскатом, слепящей вспышкой, образованием широкой воронки в каменной кладке непосредственно под вспышкой, и тягучей болезненностью по всему телу у обоих противников.

Но Лаер смог сбросить оковы боли первым, и призвал свою магию к истинной форме на мгновение раньше Ноктура, отдавшего такой же приказ своему потоку. Полутораскачковая змея Лаера вцепившись в мощную шею пока еще призрачного медведя, не закончившего трансформацию, отбросила его прямиком в соседнее здание в двух скачках от беснующейся магии.

Ноктур зло замахнувшись отозвал свою магию, сохранив лепнину и талант архитекторов. Но почти тут же атаковал серией смертоносных цепей.

Лаер послал змею в атаку, отдав ей большую часть магического резерва, что увеличило ее в размере почти до трех скачков, а сам, увернувшись от первой пары цепи, заслонился подвернувшимся под руку магом, который принял на свой ореол оставшиеся две пары цепей. Медведь разросшийся до двух скачков в холке и четырех в длину, с неожиданной прытью отпрянул от атаки змеи, и, замахнувшись лапой, попытался перехватить ее за шею. Лаер, отшвырнул мертвое тело мага, и, отослав в сторону Ноктура пять запрещенных древнеиксилонских вязей мгновенного умерщвления, слил змею с внешней магией, тем самым оберегая от удара медведя, а затем материализовал ее на мощной шее родовой магии Ноктура.

Тут засвистели запоздало спускаемые стрелы и болты. Гвардейцы кинулись в неравный бой, маги Ноктура тоже не дремали. Как и он сам.

Змея душившая медведя взвила голову для смертоносного укуса, когда покачнувшийся Ноктур пропустивший момент, когда родовая магия Лаера сумела оплести его собственную, и разбивший три из пяти пущенных Лаером вязей, а от двоих, как и Лаер заслонившийся магами, отозвал свою родовую магию.

Лаер напев имена нескольких покоренных сущностей, отдал приказ атаковать Ноктура вместе с родовой магией. Везильвиец так и не сдвинулся с места, ожидая, когда темные сущности бесплотными, но стремительными тенями достигнут его тела, а изумрудная змея в торжествующем броске нападет со спины. Ноктур выпустил свой внешний резерв единой барьерной вспышкой вместе со своей родовой магией, разметавшей и испарившей низших демонов Лаера. Выглядело это довольно впечатляюще — обычная накопленная магия исторглась рывком из ореола, и оттуда же с глухим рыком высвободился бурый медведь, набирающий цвет и силы из освобожденной магии. Он словно бы выныривал на поверхность, принимая на передние когтистые лапы нападающую змею. Лаер сумел изменить траекторию атаки своей родовой магии и немедля отозвал ее назад. Однако рубиновые когти медведя все же скользнули по расправленному капюшону кобры, высекая ослепительные горячие искры.

Вдоль правой руки от плеча до кисти пролегла длинная неглубокая царапина. Лаер охнул и сжал руку. Ноктур решил немедля закрепить успех атаки, посылая проклятия, вязи и прочие многочисленные магические атаки. Пришлось бегать.

Он боковым зрением заметил вертко уходящего от пущенного в него проклятия Берка, и Лаер поймал его сбоку на острие вытащенного из ножен клинка. Вытер меч о полы своего плаща и вернул в ножны, рассеяв три нападения Ноктура.

В принципе, никакого бы вреда ему не принесли ни те двойные цепи, ни эти запрещенные атаки. Но нужно было тянуть время. А еще заставить двигаться Ноктура. Да хотя бы вслед за собой.

Поэтому Лаер ловко уходя от свистящих болтов, разрозненных магических вспышек, петлял по площади, чем доставлял невероятное удовольствие Ноктуру. Гордость, затолканная в недра вопиющей от унижения души, была вдвое больше азарта, каким Лаер пытался ободрить себя.

— Ты еще порыдай от стыда! — зло посоветовал сам себе Хранитель, отзывая магию и в прыжке уходя от коварной раскрывающейся сети Ноктура.

Заклинание тоже было из ряда смертоносных и запрещенных, и оно вскользь задело пораненную, но уже почти зажившею руку. Это не укрылось от Ноктура. Предполагалось, что Лаер рухнет без сознания и умрет от паралича дыхательного аппарата в течение трех минут. Однако охраняющая вязь Лаера, даже не используя магию, разбила действие заклятия. Но Лаер на всякий случай упал. Ноктур не станет подходить, это он понял почти сразу. А вот его родовая магия, занесшая когтистую лапу над распластанным телом…

Лаер слышал, как с дикими криками родовую магию Ноктура пытались остановить маги отрытые Ювелиром, и гадал: позволить не позволить? Позволить или нет?

Но унижение, которое мужественно стерпел Лаер, улепетывая от боя, больше не позволяло ему разлеживаться, ожидая удара. Но и увернутся, не сдав себя с головой, он тоже не мог.

— Прекратить.

Хвала Алдору! Хвала тебе, сукин сын! В первый и последний раз в жизни хвала!

Этот голос… Лаер узнал бы его и под водой.

Он все же приехал, чтобы самолично конвоировать особо опасного преступника, а тут натолкнулся на такую шикарную картину. Поле битвы замерло. Присутствие венценосной особы, приравненной едва ли не к самому Алдору, заставляло останавливаться сердца даже самых прожженных пацифистов.

Лаер драматично повернул голову. Ах, какая шикарная картина! Загляденье, право слово! Ноктур был белее снега, застыв в двадцати шагах от Лаера и неотрывно глядя на седовласого правителя Иксилоны Мирея Шае-Райное.

Который всматривался с холодным разочарованием в лицо Ноктура, искаженное от смятения, ненависти и… страха. Ноктур застыл в двух шагах от ловушки.

Вокруг плотное магическое поле.

Лаер мгновенно просчитал все варианты. Он послал тонкий, короткий импульс, незаметно зависший над головой правителя, который слабо полыхнув, исчез. На краткое мгновение, смазав лицо Мирея для тех, кто как и Ноктур смотрел на него сбоку. А нечеткость, или расплывчатость была характерна только для магических иллюзий или миражей.

И Ноктур купился, даже не обратив внимания на след магии, который по всем правилам не должен присутствовать при иллюзиях. И, разумеется, небрежной магической волной даже не глядя, рассеял ее. Вернее попытался. Мирея сверзило с гнедого коня. А Лаер с видом добропорядочного гражданина, у которого на глазах оскорбили правителя, перенесся за спину Ноктуру, вынул клинок и прежде чем тот успел сориентироваться, пронзил сердце. Пара секунд, только пара секунд.

Лаер швырнул Ноктура в ловушку и активировал ее. Везильвиец пришел в себя, и призвал родовую магию, Лаер повернул клинок, заставляя Ноктура снова на несколько мгновений потеряться.

Наконец ловушка вошла в полную силу, отрезав внешний мир серебряной совершенно непрозрачной искрящейся стеной. Лаер подбил ноги Ноктуру, вынуждая того упасть на колени перед собой. Подцепил пальцами подбородок, встречая взгляд затуманенных бардовых глаз и шепча формулу призыва и порабощения.

Ноктур почти разорвал контакт, но Лаер снова провернул в его плоти клинок. И проломил защиту.

Сила Хранителя…

Это бесконтрольный поток. Лаер облизнул пересохшие губы. Древняя сила… Возможно она старше, чем само время… Кто он такой чтобы прикасаться к ней? Кто он такой чтобы припасть к ней? Он всё.

Он уникален.

Он единственный кто может себе это позволить…

И Лаер стал опустошать ореол Ноктура. Втягивая изумительную силу и смотря как смазливый юнец на глазах стареет, как мгновения превращаются для него в отодвинутые десятилетия…

Родовая магия Ноктура — то единственное, что отказывалось покидать разбитый ореол. А значит, Ноктур будет жить. Пусть как растение, но Лаера это категорически не устраивало.

Ореол самого Лаера напитавшийся силой Ноктура, странно горячил и тяжелел. У Лаера начинало ломить виски и слезиться глаза. Но чувство всесилия и свободы перекрывало нарастающее болевое эхо в ушах.

Лаер сконцентрировал всю силу и вырвал родовую магию из иссушенного жадной старостью тела. Глаза Ноктура из темно-бардовых стали блекло оранжевыми с рваным серым зрачком. Родовая магия Лаера воспротивилась новой магии и закрыла для нее ореол Хранителя. Лаер не стал настаивать или калечить сам себя, он просто рассеял древнюю силу одного из самых почитаемых родов.

Ловушка прекратила свое действие, открыв изумленным взорам дряхлого старика на коленях перед склоненным над ним Лаером. Хранитель разжал пальцы, державшие Ноктура за подбородок, и мертвое тело начало медленно заваливаться в снежную пыль на каменной кладке.

Хранитель не поднимая головы, и пряча торжествующую усмешку, встал на одно колено перед правителем, которого окружила изумленная охрана.

Примеру Хранителя последовали все, кто был на площади.

— Встань. — Приказал Мирей.

Ослушаться приказа самого повелителя всей Иксилоны? Но ведь нужно будет посмотреть на него, а глаза сейчас у Лаера грязно коричневого цвета с крестообразным зрачком — отпечаток силы Ноктура… Он сам не смотрится в зеркало после испития Талантов пару-тройку дней… А тут Хранитель…

Лаер встал, не поднимая головы.

— Потрудись объяснить, что происходило.

— Он напал на меня, потом на вас, мой повелитель.

Мертвая тишина на площади. Коленопреклонными оставались все. Кроме сопровождения правителя. И Лаера.

— Почему он напал на тебя?

— Не счел нужным проинформировать по этому поводу.

— Не играй со мной. — Холодно отрезал правитель. — Тут вооруженный гарнизон, ты был предупрежден о приходе Ноктура. Соответственно догадывался и о претензиях.

— Простите, ваше высочество. Но я не имел ни малейшего понятия о цели Везильвийского Хранителя. Кроме той, что он попытается меня убить.

Слишком людно. Улицы тихо, но неизбежно заполнялись народом пришедшим хоть издалека посмотреть на правителя Иксилоны. Мирей это тоже заметил, отдал приказ пленить магов Ноктура, и направился в дом городского управления, подав Лаеру знак следовать за ним.

И он бы безропотно последовал, придумывая на ходу что и как сказать, если бы не заметил в медленно накатывающей на площадь толпе Смотрителя. С Уной.

Но это полбеды.

Самое ужасное было в том, что Смотритель неестественно изогнулся, откинув голову назад. А с метательного ножа, засевшего в груди ровно по рукоять медленно стекала кровь. Уна пока не замечала этого, она была белее снега и медленно направилась к застывшему Лаеру.

Их разделяло около полутора десятков скачков расстояния, Лаер рванул ей навстречу, заметив как от толпы отделяется силуэт. Фигура в темно-сером плаще с глубоким капюшоном, скрывавшим лицо.

Уна неуверенно оборачивается, недоумевая, почему Смотритель не идет вместе с ней, и натыкается взглядом на мертвое тело. Лаер бешено ищет сгустки внешней магии, но не находит их, и во всю мощь своих легких отчаянно зовет:

— Уна!..

Она стала поворачиваться, но фигура в плаще достигла ее, коснулась головы и девушка лишилась сознания. Лаер похолодел. Человек подхватил ее, закинул тело на плечо и повернувшись поспешно стал уходить с площади.

Лаер влетел в толпу недоуменно застывшую вокруг мертвого Смотрителя, и раздраженно всех расталкивая ринулся вслед за похитителем. Но тот был уже не один.

Он свернул за угол, в узкий проход между домами в сопровождении десятка человек обряженных в храмовые рясы. Лаер взвыл от ярости.

Когда он достиг прохода, людей уже не было видно. Он пробежал вслед за ними, на соседнюю заполненную улицу, каким-то чудом заметив, как ныряет в подворотню полы рясы. И снова история повторилась.

Он три раза терял их из виду, удаляясь в погоне во все более удаленную от площади часть города. Они снова ушли в проход с широкой заполненной улицы. На этот раз Лаер сумел задеть проклятьем одного из них, бежавшего в самом конце, и, перепрыгнув труп оказался в проходе, обставленным грудами ящиков по обеим сторонам.

Они не успели свернуть, поскольку проход межу домами был неожиданно длинным. Лаер злорадно ухмыльнулся и, остановившись, послал смертоносную вязь. Кто-то из них что-то выкрикнув метнул заклятие нейтрализовавшее атаку Лаера.

Хранитель, не поверив своим глазам, ринулся вперед лихорадочно посылая им вслед смертоносные вязи, терпевшие полное поражение.

Они неожиданно остановились и расступились, давая возможность тому самому человеку с Уной на плече послать сложнейшее древнеиксилонское проклятие навстречу Лаеру.

— Нет! — Лаер подскочил, оттолкнувшись от груды сломанных ящиков, уцепившись в прыжке за стропила, перемахнул смертоносную полосу разбившую ящики и прошившую каменную стену. Хранитель подтянулся, и, взобравшись на стропила стал перепрыгивать по соседним, продолжая погоню сверху.

Люди свернули в узкий проулок, выходящий на околохрамовую площадь с северной части города. Лаер пробежал по доскам на покатую черепичную крышу дома и проронив формулу послал мощный заграждающий импульс закрывающий проход к площади между домами. Проклятая фигура в плаще резким выпадом магического хлыста разрушила заслон Лаера и выскочила на площадь. Хранитель выругался и не оставляя времени для раздумий сиганул с крыши, суматошно ища сгусток внешней магии. Всего два скачка до земли. Лаер уцепился за внешнюю магию и подчинив ее переместился. Аккурат перед фигурой в плаще.

Похитители на мгновение опешили, однако человек в плаще не растерялся, выхватив меч быстрее Лаера, на бегу попытался пронзить Хранителя. Лаер, успевший вытащить свои мечи, поспешно отскочил вбок, перекрестьем лезвий защищаясь от необычного, переливающегося зеленоватым светом меча, и мысленно ставя защитный блок. Однако оружие, вскользь задевшее клинки Лаера коснувшись магического блока, полыхнуло изумрудным пламенем, а затем вспыхнула слепящая сфера, которая тут же распалась на мириады обжигающих искр. Сам распад сферы породил странное магическое волнение, которое болевой волной размело по сторонам Лаера, его противника, прохожих и похитителей. Судя по изумленному возгласу человека со странным мечом, магический конфликт являлся сюрпризом не только для Лаера отброшенного на стену дома и со стоном рухнувшего в аккуратно кем-то собранный сугроб.

Человек, отлетевший от Хранителя на три с лишним скачка, но так и не выпустивший безвольного тела Уны, тут же встал на ноги и, сунув меч в ножны, закрепленные на бедре, ринулся к дверям Храма.

— Тварь! — Прорычал Лаер высвобождая родовую магию, приобретшею вид кобры и в разы быстрее настигавшей противника, чем хозяин.

Некстати появилась городская стража пытавшаяся повязать всех, кто был на площади, но весьма впечатленная видом огромной изумрудной кобры неминуемо настигавшей человека почти добежавшего до дверей Храма.

Лаер нещадно расталкивая людей и перепрыгивая поваленные тела, безостановочно сыпал проклятиями. И когда человек в плаще повернулся, высвободив свой странный меч и предотвращая смертельный выпад кобры, Лаер рухнул на колени, сжав голову, пульсирующую от боли. Его змея, его родовая магия, отчаянно зашипела, натолкнувшись на меч, и снова появилась вспышка. На этот раз Лаера отшвырнуло всего на шаг назад, когда как его родовую магию на несколько скачков. Кобра снесла мраморный фонтан тут же на площади, прежде чем потерять форму и торопливо вернутся к слабеющему хозяину.

Человек в плаще после вспышки — конфликта влетел спиной в двери Храма и скрылся в темном провале проема. Лаер, охая и пошатываясь от внезапно накатившей слабости, кинулся за ним.

Влетев в Храм и увидев в противоположном конце своего противника взбирающегося на широкий алтарь Алдора, Лаер почувствовал, как его бешено стучавшее сердце пропустило несколько тактов.

Круг Сетаролла. Проклятый телепортационный круг. Лаер взревел от ярости и кинулся к алтарю что есть мочи. Но круг был уже активирован и две фигуры почти полностью рассыпались в красную крошку.

Хранитель успел ухватиться за тающий след круга, проорав формулу активации, и рывком подтянуть тело, вгоняя себя в сужающийся телепортационный туннель. Ощущение не из приятных. Мир вокруг разорвался, как и его тело, а потом под жужжащий вой начал собираться.

На том конце его не ждали. Лаер вывалился из круга на пол, выложенный мозаичными плитами. Вокруг несколько фигур в рясе в ужасе ахнули. Лаер поднял голову, с трудом фокусируя взгляд на сгорбленном теле в паре шагов от него. Это он.

Хранитель швырнул убивающее проклятье, однако человек в плаще, заподозрив неладное до того как повернуть голову в сторону Лаера, заслонился телом Уны. Хранитель, рыкнув от досады, сменил траекторию заклятия, направив его на все еще не четко различаемую фигуру в рясе сбоку от противника.

— Убить его! — прозвучал хриплый приказ противника, который с трудом поднялся, взвалил хрупкое тело девушки себе на плечо и направился по длинному узкому коридору, тускло освещаемому чадящими факелами. Лаер со стоном встал и осмотрелся. Каменный сводчатый потолок. По стенам развешены кандалы. Темница. Фигуры извлекли из-под ряс длинные палаши и надвинулись на него. Всего девять, еще шестеро отправились вместе с похитителем.

Хранитель сплюнул, и нетвердо ступая, совсем как его противник, двинулся по коридору. Его остановил кончик лезвия, требовательно ткнувшийся в кадык. Лаер поморщился, попытался нашарить мечи, но в ножнах была пустота. Хранитель разозлился, сообразив, что впервые в жизни оставил оружие. Мрачно посмотрел на человека в рясе, и в подкате сбив его с ног, поставил на проходе магический барьер, мгновением раньше скользнув в коридор.

И под возмущенные крики побежал по туннелю. Бежал он долго, что его очень обеспокоило. По предположениям Лаера он должен был уже нагнать похитителей. Проход был сырой, тускло освященный редкими факелами по стенам. Но он был ровным, без поворотов и дверей. Куда тут можно деться? Словно бы в ответ на его мысли коридор внезапно кончился винтовой лестницей круто уходящей вверх.

И тут были слышны голоса. Слов не разобрать. Лаер тяжело дыша посмотрел на верх. Там. На высоте в три скачка определенно было движение. И довольно плотный сгусток внешней магии. Лаер подчинил его, чтобы в следующее мгновение явиться в воздухе в облаке шипящих изумрудных искр и столкнуть троих людей в рясах, замыкавших процессию вниз по винтовой лестнице.

Проклятый человек в плаще рванул вперед, к двери, от которой его отделяло всего два пролета, остальные три человека ощетинились мечами. Лаер грязно выругавшись поднырнул под широкий скошенный удар ближайшего к нему храмовика, ударив ему по сгибам коленей и уцепившись за перила столкнул тело со ступеней. Остальные двое комично пытаясь не мешать друг другу и одновременно напасть на Лаера весьма удивились когда Хранитель схватившись за поручни перекинул тело через перила, и, используя набранную в прыжке скорость и вес собственного тела подбил их ноги из-под открытых ступеней, отправив их обоих вслед за недавними товарищами.

Хранитель, подтянувшись и забравшись обратно на лестницу, пинком распахнул дверь, успев заметить, как исчезают фигуры на алтаре Алдора. Снова круг Сетаролла. Снова Храм. Хотя нет, кажется это все-таки Охрам.

Лаер запрыгнув на алтарь, активировал круг, опять проваливаясь в бесконечное падение.

На этот раз с той стороны его ждали. Едва Лаер снова приобрел способность дышать и видеть, он понял, что находится где-то на задворках города, а круг начертан на стене в скачке над землей. На которую рухнуть ему было не суждено.

Его насадили на копье, пронзившее грудь насквозь и вгрызшееся в дощатую стену за спиной. Насадили как муху на зубочистку, пригвоздив к стене.

Распался с шипением нарушивший целостность круг Сетаролла, скатилась и сорвалась по древку частая алая капель.

— Вот упертая мразь… — проронил кто-то из безлико-черной от ряс толпы у его ног.

— Допрыгался, козлик. — Со злым смешком констатировал кто-то еще.

— Гля, и не подыхает ведь!..

Лаер дышал с трудом, чувствуя, как пенится в легких кровь, как истерично метается по ореолу его магия, не зная, что делать с организмом, как в бессилии пылает хранящая вязь, и как стихает далекое эхо боли отделенное от сознания магией.

Все плыло перед глазами, дышать становилось все больнее. В ушах помимо оглушающего набата бешено колотящегося сердца нарастал гул, сливающий злые голоса в раздражающий вой. И вот когда Лаер почти полностью лишился сознания, он натолкнулся взглядом на человека в плаще. С бессознательной Уной на руках. С его Уной. С его.

Лаер раздраженно стряхнул накатывающую слабость. Еще ничего не кончено. Он свернет им шеи и вот только тогда спокойно лишится сознания. Сжимая тело девушки в руках. Только тогда. А не сейчас.

Хранитель призвал всю свою магию, заставляя ее отделять боль и слабость от сознания. Напрягся, упираясь одеревеневшими конечностями в стену и с глухим стоном, рывком оттолкнулся от нее. Древко переломилось. Лаер упал. И на мгновение, приходящееся на шок окружающих, потерял сознание. Но только на мгновение. Онемевшими пальцами перехватил за скользкий от собственной крови остаток древка торчавшего из груди и выдернул его, снова пав в короткую бессознательность.

Он резко встал. Скинул куртку, набрякшую от крови. Люди в рясе с обнаженными клинками обступили его по кругу.

— Останься. — Глухо обратился к своему главному противнику в плаще Хранитель.

Он страстно желал взглянуть в это лицо, сейчас все еще скрытое капюшоном. И тот остался, предоставив ему эту возможность. Присел и привалился спиной к груде поломанной мебели здесь же в отгороженном высоким забором дворе, и выжидательно повел капюшоном, с шипением обнажив свой диковинный меч и положив рядом с собой в снег.

Кровь, клокотавшая в груди, уже начинала стихать и возвращаться в восстановленные русла, под действием хранящей магии. Окружающие Лаера люди со смесью страха и омерзения наблюдали, как из смертельной раны прекращает толчками выходить кровь.

Хранитель сбросил рубашку, так же как и куртка потяжелевшую от крови, и неприятно липнувшую к телу, явив противникам сигну и уже частично затянувшиеся раны. Краем глаза Лаер заметил, как похититель заинтересованно подался вперед, изучая, как и застывшие противники, замысловатые узоры сигны, сплетающиеся в угрожающие и пугающие вязи и руны.

— Что ты за дрянь такая?.. — потрясенно выдохнул один из обступивших Лаера, не отрывая пораженного взгляда от его спины.

С него Лаер и начал. В мгновение ока подскочил боком, перехватил руку с длинным элиарским палашем и сломал ее об согнутое колено, выхватил меч и отсек храмовику голову.

Каким-то жутким движением стряхнул кровь с лезвия, посеяв среди оставшихся противников толику сомнения.

Для Лаера, почуявшего здесь довольно плотное магическое поле, был заранее известен исход боя. Подчинив поле, он безостановочно перемещался с одного места в другое, пронзая не успевающих не то что сообразить, а хотя бы заметить его, противников. Лаер сеял не просто сомнения, а уже откровенный страх. И когда во дворе снег почти полностью превратился в густую багровую жижу, а противников осталось не больше семи, вместо прежних двадцати трех, Лаер заметил что главного зрителя нет на прежнем месте. Он обернулся ища того взглядом и заметил как человек в плаще стоял в противоположном конце двора. На новом круге Сетаролла. Его отделяло от Лаера около восьми скачков. И Хранитель кинулся к нему.

А тот активировал круг и став почти прозрачной фигурой словно бы издеваясь метнул в поленницу сложенную рядом таранный импульс. Похититель исчез, а рухнувшие поленья накрыли круг и нарушили его целостность, отрезав Лаера от его противника.

— Нет! Нет-нет-нет!.. — Лаер в бешенстве закричал, рухнув на колени и отшвыривая поленья с круга.

Но он был безнадежно испорчен. Чтобы восстановить его потребуется не меньше часа, а за это время, с другой стороны, конечно, разрушат второй, принимающий портал.

Никаких возможностей. Абсолютно никаких вариантов. Лаер, обезумев от ярости, высвободил магию, разрушающей волной прокатившейся по округе.

Все кончено. Его обыграли. Хитро, подло и успешно. Забрали его будущее, его силу, его власть, гарант исполнения всех желаний, его Уну…

— Нет…

Снежная пыль запорошила все вокруг. Он знает угрозу. Теперь точно знает ее, но толку от этого…

Он оглянулся на противников растерявших мечи и заходившихся в болевых судорогах от беспощадно и яростно терзающей магии.

Хранитель поднялся и отозвал ее. Не все потеряно. Эти гады выиграли от силы несколько часов. Лаер найдет их. Убьет.

На улице начал скапливаться люд. Лаер прочертил в алом снегу круг Сеттаролла, такой же, как и в резиденции, зашвырнул в него семерых выживших и активировал круг, отойдя от него на пару шагов, представляя, как скапливается в его доме вся внешняя магия и подчиняя ее.

Хранитель перенесся первым, круг еще светился и лишь через три минуты стали появляться тела. Лаер отдал несколько приказов удивленному Ювелиру, спускающемуся с лестницы, и прошел в свой кабинет.

Упал в кресло за стол и сжал голову руками.

Уна, Уна, Уна… Где же ты, девочка? Что они с тобой сделают? Что они хотят?

Ответ очевиден и ужасен. Лаер зло саданул кулаком по подлокотнику. Ответ элементарен.

Убить.

Убить ее.

Да что же это? Уна, Уна, Уна…

Ноктур был невиноват.

Храм.

Эти сволочи все распланировали. И готовились к нападению не один год. Такое провернуть нельзя за месяц, за полгода, даже за год нельзя. Нужно иметь столько информации…

Это они заставили сцепиться Лаера и Ноктура, в этом Хранитель был абсолютно уверен. Правильный шаг. Если бы не Связующий обряд, который сохраняет Лаеру жизнь, то можно не сомневаться, что Хранителю бы тоже невероятно дорого обошлась стычка с Ноктуром… Сколь грамотный ход…

Нет более сплоченной силы на всех землях, чем храмовики. Даже у Лаера помимо Иксилоны сила была очаговая: пара городов в Везильвии, трое в Мии… Лаера сдерживает национализм людей, очерченные ими границы "свой-чужой". В вере нет этих границ, в ней нет чуждого языка, чуждой крови, в вере все люди едины, все "дети Алдора" (Лаер до сих пор не мог понять: это как надо умудриться задурить людям голову, чтобы они не замечали очевидную абсурдность сего лозунга) и этим пользуются храмовики.

У Храмов есть все. Деньги, влияние, силы… Как, ну вот как Лаер до этого не додумался?.. Как позволил собой манипулировать? Нечисть, нападения, нарушение власти и влияния, все это Храмы прокручивали не только в Иксилоне… В Везильвии, и наверняка в Мии.

Лаер думал, что в Иксилоне пакостит Ноктур, который, в свою очередь возлагал вину за все непорядки в Везильвии на Лаера. А Атер… А вот что с мийским Хранителем неизвестно. Пока неизвестно.

Храмы медленно, но верно выводили Хранителей из себя, а в конце и вовсе стравили как жалких тупых шавок на псарне. И все ради одного… Ради того же, зачем гонится Лаер… Ради власти.

Рийский же говорил, что зреет восстание с их призывами против магии… Нечисть, убивающая другую нечисть, должна была заменить обязанности всем духоловам и Хранителям. Но она стала пожирать людей, но и здесь храмовикам плюс: получается, маги не справляются со своими обязанностями…

Феса! Лаер зло зарычал и откинулся на кресле, глядя в потолок. А теперь эти сволочи решили поиздеваться, украв у него из-под носа Уну… Лаер давно подозревал, что Храмы знают о маленьком секрете Хранителей, но никогда не думал, что станет заложником…

А они действительно могут не побрезговать шантажом…

И учитывая возможности и положение Лаера, это будет самый выгодный и беспроигрышный шаг. И ведь он пойдет на это. Он пойдет на все ради безопасности Уны. Абсолютно на все. Боже…

Через час в кабинет пошатываясь вошел Рийский, и молча присоединился к Хранителю, опустошающему коллекцию дорогих вин.

Оба не проронили не единого слова, и были мрачны. Лаер безотчетно вычеркивал левой рукой руны на плавящейся от силы магии столешнице, Ирте развалившись с бутылкой на диване напряженно смотрел в одну точку. Через два часа Лаер начал рассказывать. Глухо, неэмоционально и отстраненно.

— Они ее убьют, Райное. — Заключил Ирте, и добавил, как-то оценивающе глядя в лицо Хранителя, — Заставят тебя ползать на коленях, целовать им задницы, а потом убьют девчонку.

— Заткнись, Рийский.

Ирте нехорошо прищурившись, словно заметил плесень на хлебе, протяжно возразил:

— Нет, давай об этом поговорим. Тебя что больше волнует: что они умыкнули Талант, или убьют девчонку?

— Рийский, у тебя с головой что-то? — заинтересованно осмотрел его ореол Лаер на поиск ранее не замеченных повреждений влияющих на логику.

— Райное, это ты не замечаешь, что с катушек съехал. — Ирте сел на диване, неверяще глядя на Лаера. — Для тебя теперь Уна и Талант — две принципиально разные вещи! Меня интересует: ты ее испить сможешь?

— Я Ноктура же… Думаю, это равноценная замена…

— Придурок! — зло сплюнул Ирте. — Втрескался словно мальчишка… Это же смешно, Лаер! Сродни любви овощного рагу и повара…

— Ты что за околесицу несешь? — рыкнул Хранитель, злобно уставившись на Рийского.

— Ты идиот! Ты о ней думаешь ни как о Таланте.

— Ты мне еще указывать будешь, как думать?!

— Ты даже сейчас ведешь себя как последний влюбленный тупица!

— Я ее не люблю!

— "Они ее украли… Я не мог им помешать, смотрел, как он ее уносит… Я не успел ей помочь… Я не смог ее вернуть…" — саркастично передразнил Ирте рассказ Лаера. — Слушать противно.

— Я просто не уверен, что меня с силой Ноктура пронесет, ясно тебе?

— Разумеется, ясно. Сначала говоришь, что это равноценная замена, потом вдруг оказывается, что все-таки нет. Мне уже все ясно. И можешь изображать из себя героя сколько угодно, но только ты все равно ее убьешь. Загибаться я тебе не позволю.

— Тебе вообще какая разница? — сорвался Лаер.

— Да так, никакой. Мне вот просто делать нечего, как постоянно тебе задницу подтирать! Знаешь, я мазохист, нравится мне вот с тобой в неприятности попадать и все тут! Я мазохист, которому нечего делать.

Лаер поморщился, но промолчал, сверля взглядом взбешенного Рийского, и не мог придумать достаточно убедительного возражения относительно Уны. Самое поганое — что-то внутри хотело завопить в солидарности со всеми обвинениями Рийского, которые далеко не беспочвенны. Но Лаер твердо сжав зубы, молчал, опасаясь, что скажет не совсем то, что следовало бы в данной ситуации. Боясь этого.

Еще через два часа пришел бледный Ювелир, благодарно кивнул на пододвинутый Лаером наполненный доверху вином стакан и устало прикрыл глаза.

— Вас ждет правитель, господин. Ищейки рыщут по всему городу и то, что они уже нарыли, весьма затруднительно будет объяснить… — Ювелир дождался безразличного кивка Лаера, продолжил, — касательно этих пленных храмовиков: на двоих надавить можно — расколяться. Но едва ли они знают что-то важное. На пяти из семерых весит непреступная клятва, в том числе и на том, на которого я возлагаю большие надежды.

— Говорить он не сможет, — согласился Рийский.

— Остальные двое, без клятвы? — Лаер поднял тяжелый взгляд на Ювелира.

— Едва ли, — поморщился Ювелир, массируя переносицу.

— Они фанатики? — Лаеру на ум пришла очень занимательная мысль.

— До мозга костей.

— Элсакам. — Вынес приговор Хранитель. — Пятерых расстрелять у них на глазах. Двоих я подвергну Элсакаму. Одна минута нашего времени, равняется примерно трем месяцам иллюзорного пребывания в Элсакаме. Думаю, к утру они готовы будут продать мне и душу и тело, лишь бы вернутся туда.

— Эл… Элсакам? Двоих? Райное, я понимаю, что сейчас у тебя максимализм, связанный с переоценкой своих возможностей на основе идиотизма, который ты втемяшил себе в голову по отношению к Таланту, — Ирте тщательно избегал слово "влюбленность", — но тебе не кажется что это как бы рискованно? Элсакам может поглотить тебя, и тогда у нас вместо двух растений будет целых три.

— Не сможет, — отрицательно покачал головой Хранитель. — Слишком много сдерживающих факторов.

— Например?

— У меня нет мечты.

Рийский сощурился, выронил бутылку, но, не отпуская взглядом Хранителя, что-то неслышно прошептал. Наверняка матершинное. Затем с кряхтеньем склонившись за почти пустой бутылкой оставившей свой след на дорогом белом ковре, и с разочарованием глядя на расползающееся от вина пятно, негромко возразил:

— У всех есть мечта. У тебя теперь тоже. Опять же касательно твоего помутнения рассудка.

— У меня есть цели. — Устало пояснил Хранитель, поднимаясь с кресла.

В пустынной зале, отведенной под совещание глав города, было холодно, несмотря на полыхающий огонь в камине. Мирей сидел в кресле перед огнем, не глядя на застывшего рядом Хранителя. Правитель выглядел очень уставшим. Почти таким же как и Лаер, не поднимающий взор от ковра. В основном потому, что глаза его были все еще пугающе-нечеловеческие. Хранителю хотелось сесть, а лучше лечь, но он даже не шевелился в присутствии венценосной особы. И это ему начинало надоедать. В основном потому что он был уже невероятно истощен своим бессилием. И постоянными думами об Уне. Пленники не сказали ничего путного. Даже тот старец, на котором не висела клятва и который, видя смерть своих братьев, и то как Лаер подвергает одного сумашествию, мужественно стерпел все немалые пытки Хранителя. Все же он заставил Лаера проявить к себе уважение. Хранитель любил преданных людей, и сейчас жалел, что оказался с этим храмовиком по разные стороны баррикад. Кашлянувший Мирей вернул рассеявшееся внимание Лаера. Хранитель покачнулся, явив собой жалкое зрелище покорности и верности до гробовой доски, что и обожал правитель.

— Я жду объяснений, Лаер. И постарайся быть как можно более убедительным.

Объяснений он ждет… Жди дальше. Лаер исподлобья устало покосился на благородный профиль Мирея.

— Скажи старец, не упрямься, не калечь сам себя. — Лаер опустился на корточки подле связанного пленника, заглядывая в мутные голубые глаза даже с некоторой почтительностью. Так долго, на его памяти, тройную вязь боли еще никто не выносил.

— Боль тела — не боль души. Что искренне ранит меня так это слепая вера Хаосу в твоих глазах. — Старик сплюнул сгусток крови, и с не поддельной, всепрощающей жалостью взглянул на Хранителя.

— Я… не хочу оправдываться. Но каждое мое слово будет звучать, как нелепая попытка защитится.

Вот так. Именно этим спокойным невыразительным тоном, не позволяя вырваться желанному "Отвали от меня, старый дурак! Без твоих требований тошно!". Уна, Уна, Уна…

— Не это должно ранить. Слепая вера в пустую ложь. Я могу дать слово, если ты поведаешь мне, куда храмовики сунули девушку, то получишь свободу. Мы оба знаем, как ты жаждешь этого, вознося свои молитвы Алдору. Но ведь он не откликается на твои просьбы, твоего придуманного божка нет. Но есть я. Я, которой может выпустить тебя, и дать тебе все, что ты захочешь. — Лаер на тот момент был абсолютно уверен, что выполнит обещание.

— Меня не волнует, как будут звучать твои слова! — Мирей гневно стиснул подлокотники. — Беспокоишься о своем достоинстве? Ты угробил Ноктура, а это уже достаточно веская причина объявления войны со стороны Везильвии! И сейчас ты смеешь мне тут заявлять, что будешь молчать, дабы не вредить своей репутации?!

Лаер тщательно загонял внутрь волну ярости. Угроза войны его волнует меньше всего. Все его мысли принадлежат только Уне. Только ей одной. И плевать он хотел на все. Устал.

— Я и так свободен, потому что ведаю, чего ради ниспослал меня святой Алдор на землю. Скажи мне, странный человек, чем мы с тобой различны? Ты говоришь мне, что моя вера слепа и пуста, а я тебя уверяю, что твоя вера мертва. Это твоей веры нет. Откуда черпаешь ты силы? Из обожания. Из преклонения пред тем, что считаешь столь же незыблемым, что и время. Пусть это всего лишь магия, но поклоняешься ты ей столь же яро, как и я своему божеству. И мы можем до хрипоты уверять друг друга в ошибочности предпочтений, грея силой ума то, что предопределено для нас нашим сердцем. Так пусть же на закате моего жизненного пути донесется до тебя простая истина: я не предам заветы Создателя, как и ты не отступишься от своих воззрений. Так давай же мы унесем свои взгляды туда, откуда они нам были дарованы. Я на небеса, а ты…

— Да. Моя честь — все что у меня осталось. — С дерзостью, граничащей с идиотизмом, бросил Лаер, глядя в глаза взбешенному правителю.

— Дрянной мальчишка! Я могу снять твою голову с плеч! Оставайся со своей честью!

Не можешь. А коснешься пальцем, и Лаер убьет тебя, невзирая на последствия. Потому что Хранителя с головой накрыло то самое мучительное бессилие, когда все становится безразлично.

— За врата Хаоса, — презрительно искривив губы, закончил Хранитель, осознав ошибку, тут же напустил бесстрастия на свое лицо.

— Ты будешь там, сын. Как и этот молодой мужчина, — кроткий кивок в сторону Рийского. — Но я буду молиться за тебя, и испрошу прощения пред Всевышним за вас обоих.

Мирей очевидно уловил что-то у обычно беспрекословного подданного.

— Я жду, Лаер.

Жди хоть до посинения.

— Ты милосерден, отец. И мне жаль, но ведь каждый из нас вынужден делать то, что должен. — Лаер и не пытается скрыть искреннего сожаления в голосе.

— Я не знаю, что вам сказать.

Храмовик кивнул. По-стариковски пожевал губами, прикрыл глаза и… улыбнулся. Лаер выбрал стилет. Удар милосердия. Высшее проявление почтения к врагу.

— Он не раскрыл нам тайны. Не помог не чем. Но ты избрал для него столь высокий путь гибели. Почему? — негромко спросил Ирте, неодобрительно покосившийся на мертвое тело.

— Он был прав. — Хранитель медленно поднимался с колен, спиной к нему. — Мы ничем не различны. Он не отступится от своих мыслей и заветов, как я не отступлюсь от своих. Даже если это пустота и цветная шелуха, наша вера, наполнив ее жизнью, дарует пристанище разуму. А не это ли высшее благо?

— Начнем с того, зачем ты его убил. Я видел, что Ноктур использовал лишь рассеивание миража. Ни одному живому существу это вреда не принесет.

— Вы упали с лошади. — Пробно закинул удочку Лаер, даже не стараясь вложить в сухие слова тень эмоций.

— И теоретически мог размозжить себе голову? Самому не смешно?

"Оборжаться можно", — Лаер нахмуренно смотрел на Мирея. Ну чего же ты ждешь? Чего тебе надо? Ты же все понимаешь, прохиндей несчастный! Абсолютно все!

— Хорошо, оставим на время этот вопрос. — Правитель прикрыл глаза. — Почему ты так спешно скрылся с площади?

В отхожее место захотелось!..

— Лаер, слишком много неотвеченных вопросов. Слишком много неясностей. Ты отказываешься говорить, склоняя меня к не очень приятным решениям.

Соберись же, тряпка! — зло посоветовал себе Хранитель. Давай, пока не все потеряно.

— На вверенных мне землях начало происходить то, что по сути своей недопустимо, но в молчаливым противостоянии с подобными Ноктуру, как правило, неизбежно… — Начало правителю понравилось, и Лаер вздохнув продолжил, — я допустил много ошибок и потерял слишком много времени, но те крупицы информации, что мне удалось собрать, указывали о непосредственной причастности Ноктура к несчастьям. Я не желал выносить сор из избы столь публично, но он просто не оставил мне выбора.

— Очень хорошо… — одобрительно кивнул Мирей, все так же не открывая глаз. — Только больше вины и отстраненности. Запомни и усовершенствуй эту ложь. Я хочу, чтобы у Кливенса, правителя Везильвии, сложилось правильное впечатление о произошедшем. Идем дальше: история с Рийским?

— Совершеннешая нелепица. Одного из моих доверенных лиц из близкого окружения приняли за него. — Устало пожал плечами Лаер.

— Несуразно. — Отрицательно покачал головой Мирей. — Еще попытка?

— Глава гвардейцев, решив выслужиться, задержал некого мийца отдаленно схожего с Рийским, и, послав гонца к вам, изуродовал пленного, выдав его смерть за яростное сопротивление при аресте.

— Годится. — Кивнул правитель. — И апогей: храмовики?

— Мне нужно подумать.

— Не наглей. — Отрезал Мирей.

— Я принял за…

— И не повторяй прошлую ошибку.

Лаер замолчал. Что он мог придумать? Если в истории с Рийским еще можно было откреститься, то здесь… Куда не плюнь везде засада — скажешь что неизвестный маг взбеленился и перебил толпу храмовиков, он же, Лаер, будет виноват, потому как все маги в его ведомстве.

— Я не ведаю, что там произошло. — И видя, как хмурится правитель, поспешно добавил, — меня там не было.

— Свидетели?

Да половина города.

— Нет.

— Тогда принимается.

Мирей задумчиво побарабанил пальцами по подлокотникам и неожиданно сказал:

— Завтра в полдень главный Храм.

Лаер недоуменно посмотрел на правителя, впервые встретив взгляд усталых карих глаз…

— Это же очевидно! — часом позже возмущался Рийский, деля с утомленным Хранителем ужин. — Эти храмовые мрази объединившись убрали Хранителей. Мирей опасается, что вместо привычно уклада: "люди, магия, религия" или вполне сносного "люди, религия, магия" станет царствовать "религия, люди, магия". Ты же его ручной песик, рычать можешь сколько хочешь, но кусать не станешь, а вот о храмовиках сомневаться не приходится. Тоталитарный режим. На завтрак, обед и ужин молитва, можно еще вместо сна молитву. Всюду Храмы, Алдоры, а неверных сжигают на кострах. И по странному стечению обстоятельств, основной контингент неверных будут составлять люди, верные Мирею, и маги.

— Храм… Главный Храм… Завтра в полдень… Что за ерунда? Что он имел в виду? — Лаер измученно положил голову на скрещенные на рабочем столе руки. — Это может быть связано с Уной? Скорее всего. Но как? И откуда он знает?..

— Возьми-ка, — протянул Хранителю берестяной цилиндр Ирте. — А то смотреть на тебя тошно.

— Убери свою отраву. — Проворчал Лаер, поворачивая голову в другую сторону.

Ирте ухмыльнулся и высыпал щепотку себе на ладонь, вдохнул и, скинув несколько древних томов со стола, деловито положил туда ноги, откинувшись на спинку стула и покачиваясь на резных задних ножках.

— Откуда он знает… — передразнил Рийский. — А ты думаешь, что весь переворот Храмы втайне от него делали? Спорю, что при его непосредственном участии. Только вовремя старичок сообразил, чем для него это гнилое дельце обернется. Потому и выводит тебя за ручку из подворотни и указывает освещенную дорожку. Вариантов не много, пойдем завтра в этот Храм.

— Здесь каждый ведет свою игру. У нас еще остался козырь — утром этот храмовик расколется. Элсакам не отпускает плененные души. И решим с этим Храмом. В любом случае я пойду туда один, если это ловушка, и она захлопнется, ты вытянешь меня.

— Маленькая неувязочка с плененным Элсакамом: непреступная клятва.

— Вроде вот умный человек ты Рийский, но на подобных мелочах всегда наивнее осла. — С нескрываемым удовольствием сказал Лаер. — Клятва предотвращает любое оброненное слово. Слово, Рийский! Речь! А вот насчет письма, никто ничего не упоминал. Да и сама структура заклятия прямолинейно направлена именно на слышимые слова. А не на написанные.

— Бред сивой кобылы. — Отрицательно покачал головой Рийский. — Какая разница? Дело не в форме, дело в сути!

— Ты вот эту формулировку вспомни, когда жену себе выбирать будешь. А магию оставь мне. Поспорим на сотню золотых?

— Да что с тобой спорить…

— Жлоб.

Мужчины некоторое время молчали. Лаер начал тихо проваливаться в сон, когда Ирте неожиданно серьезно сказал:

— Надо бы его по-людски похоронить…

— Кого?

— Дэллиса.

— А это кто?

— Он был твоим Смотрителем.

Лаер тихо простонал.

— Где он?

— В северном Охраме. Как и все убитые на площади.

— Отдай приказ своим людям… Я потом оплачу затраты…

— Райное, ты спятил? Банда Рийского хоронит Смотрителя?

— Неизвестные хоронят неизвестного, как тебе такой расклад?

Ирте покосился на бледного, уставшего Лаера и, помедлив, с неохотой кивнул. Кажется, он что-то говорил, но Лаер уже канул в мягкие объятия сна.

… Кровь. Повсюду. И вода. Холодный мрамор. Он не пытается оглядеться. Его разум похитило безумие боли. Боль не тела. Боль… Потери? Что он мог потерять? Настолько дорогое…

Лаер с глухим стоном, рывком вырвался из коварной дымки толи новой шутки подсознания, толи момента прозрения грядущего.

Рийский удивленно подняв брови и держа в руках тарелку, смотрел, как догорают бледно-зеленым пламенем остатки рабочего стола, на котором задремал Лаер. Хранитель, тяжело дыша, отозвал вырвавшуюся родовую магию и рухнул обратно в свое кресло, сжав голову руками. Он очень хорошо представлял возможную причину этой крови и боли. И сейчас пытался себя убедить, что это лишь игра усталого разума, не больше… Это никакое не предчувствие, он просто устал. Смертельно устал. Да и Ирте не прав, девчонка для него ничего не значит! Талант. Она Талант. А на силу Ноктура он надеялся потому, что неуверен, что в одиночку справится со всей мощью Таланта. Да. Именно так.

Ирте в досаде стряхнул сероватый пепел с сапога и, скрестив ноги, положил на них тарелку, продолжил, как ни в чем не бывало трапезничать.

— Ну? Что это было? Приснилось, что кто-то посмел чихнуть в твоем величественном присутствии?

— Я не успел. Она была мертва. — Это было вовсе не сожаление, относящееся к утрате Таланта. Это был животный ужас потери Уны.

Лаер подавил постыдное желание заскулить от отчаяния. Дожил… Даже себе не может признаться.

— Райное, давай поговорим. — Неожиданно серьезно произнес Ирте. — Давай. Я сделаю все, слышишь меня? Отошлю людей. Прямо сейчас. Армию. Всех и вся. Они вернут девчонку. Любой ценой. Мы с тобой к этому времени прибудем в Видэллу. Я подготовлю все что нужно, сделаю так что девчонка не узнает тебя, не почувствует боли… Понимаешь? Она ничего не почувствует вообще. Ты изопьешь ее. Одним моментом. Я отрою магов способных удержать охранное поле, они все подготовят, откроют Талант, покорят, сдержат. Тебе просто нужно будет прийти, забрать и уйти. Даже подходить и смотреть на нее не обязательно…

Оптимальный выход. Дорогой, рискованный, но оптимальный. Пожалуй, стоит согласиться, да и Рийский редко бывает таким щедрым.

— Нет.

Голос чужой, глухой, сломанный. Как его хозяин. Лаер впился пальцами в виски.

— Ты… тупица! Ты вообще не понимаешь, чем это для тебя обернется?! Ты даже помереть, как человек не сможешь! Феса знает, как это случится, но подыхать ты будешь месяцами… Как тебе такой вариант, а?! Месяцы агонии, ведущие к неумолимому и предрешенному финалу?! Безумец который даже орать не сможет…

Лаер понимал и боялся. Очень боялся, потому что знал: подходит срок и сделать нельзя ничего. Ну, можно конечно, только он совсем не уверен, что сможет это сделать… А еще он хотел жить, и боялся этого, потому что цена ему была известна, а заплатить ее он не в состоянии.

— Нет.

Рийский швырнул в него пустой тарелкой. Лаер уклонился, не отрывая рук от лица.

— Да что ж ты делаешь, а?.. — с тихой, отчаянной мольбой спросил Рийский, со странной смесью жалости и разочарования глядя на бледного Хранителя.

— Не знаю, Рийский, впервые в жизни не знаю…

Повисла долгая гнетущая тишина. Лаер равнодушно откинувшись на кресле, бессмысленно смотрел в потолок. Ирте кашлянув, глухо произнес:

— Я взял на себя ответственность призвать Орден от твоего имени. Они прибудут через пару часов.

— Они все мертвы. — Передернул уголком губ Хранитель.

— Нет. Не все. С ними случилось то же, что и с моими людьми — перебиты каналы связи, но не люди.

Лаер благодарно взглянул на нахмуренного Рийского, и поднялся с кресла.

Они пришли на рассвете. Сорок восемь прожженных убийц воспитанных в стенах тайных резиденций, взращенных в беспринципности исполнения своих обязанностей, и беспрекословности к командам своего лидера.

Тринадцать Теней и тридцать пять Вестников. Тринадцать мастеров, лучших шпионов, наставников Ордена, доверенных Лаера, и тридцать пять несравненных бойцов, на которых он возлагал большие надежды, лично проводя их посвящение. Орден все же оскудел. Почти наполовину.

Холодные и тяжелые лучи рассвета, бившиеся из широких витражных окон в зале резиденции Хранителя, напоили заполненное безмолвием помещение разномастными неуверенными бликами. Тринадцать человек за прямоугольным длинным столом, который возглавлял Лаер. Тридцать пять молчаливых мужчин, расположившихся ровной шеренгой по обеим сторонам стола.

В помещение ворвался Ювелир, тяжело дыша после быстрого бега, умудрился невероятно изящно поклонится посмотревшему на него Хранителю.

— Братья, — Ювелир скользнул взглядом по сидящим за столом. Краткий взгляд и поклон ниже в сторону Лаера. — Господин.

— Докладывай. — Кивнул Лаер.

— Храмы развивают бурную деятельность. И на их стороне… маги. Немного, и не из сильных. Вторая степень духоловов — средний, самый частый и паршивый товар. Но, тем не менее, они есть. И двигаются почти неуловимо, но расстояние и объект известен — кружат по радиусу десяти скачков подле главного Храма. Протиснуться ближе незаметно — невыполнимо, ибо призваны Воины Алдора. Мы насчитали их порядка шестидесяти. И это только те, кто не особенно-то и скрывался.

Этого стоило ожидать. Лаер задумчиво медленно кивнул. Это становится занимательным. Приставили сторожевых псов, значит, в Храме намечается что-то поистине интересное, и Лаер прямо-таки обязан почтить сей праздник своим присутствием. И лишь одну мысль он упорно отгоняет — об окровавленном мраморе и чувстве невыносимой утраты.

— Мой господин, мы идем вместе с вами. — Его звали Нирту Зелвиль. Главный вербовщик и старший наставник Ордена Полыхающей Руки.

Тени согласно кивнули, Вестники были все так же неподвижны, но весь облик выражал солидарность с Нирту.

Преданны до последней капли крови.

Часом позже Лаер выслушивал вопли брызгавшего слюной храмовика, которого насильно вырывал из оков Элсакама. Разумеется, Лаер солгал Рийскому, когда сказал, что Элскакам не может его поглотить. Может, и еще как. И теперь, когда у него где-то глубоко в сознании, в том темном уголке, в который так боялся смотреть Хранитель, рождались мечты, сдерживать соблазнительное влияние Элсакама, почуявшего брешь в прежде идеальной защите Лаера, было гораздо сложней. Но сложно, не значит невозможно. Лаер, и бившийся в болевых конвульсиях храмовик, начали заваливаться на пол одновременно. Только Хранителя почтительно придержали за руки, лишив такой же чести заходящегося в отчаянных криках мужчину у его ног.

Кто-то из Теней, у Лаера пока все плыло перед глазами от обжигающей боли в голове, присел подле бившегося в истеричном припадке храмовика, и, вжав его лицом в холодный камень пола, быстро нажал нужные точки в трех местах позвоночника, лишив свою жертву и движения и звука.

Лаер подавив желание обхватить голову и застонать от облегчения, когда боль начала стихать, утирая кровавую дорожку, побежавшую из носа, выпрямился, и присел подле храмовика.

— Переверни его, — глухо приказал он Тени, тут же выполнившему его волю.

Храмовик был в сознании и истерике. Ну, еще бы, за ночь он прожил десятилетия в своей сокровенной мечте, в абсолютном безоблачном счастье, где нет проблем и все так, как он желает, кому же захочется возвращаться обратно?

Вот и он не хотел, предпочитая приятный обман, неприятной реальности. Хранитель очень доходчиво объяснил, что требуется от храмовика. Тот не раздумывая согласился, в обмен на возврат в мир идеальных грез.

Но Ирте снова оказался прав — неприступная клятва убила храмовика едва прикоснувшегося пером к листу. Феса…

Лаер непочтительно пнул труп слуги Алдора и пошел прочь.

Несколькими часами позже он выводил свою армию против проклятых храмовиков. Они чинно следовали за ним, и по воздуху — на крышах пали лучники. Сначала одиннадцать почти одновременно, затем еще девять. Последние два с заметным опозданием, едва не подняв преждевременную тревогу, а Лаеру так хотелось насладиться видом неожиданного обстрела сверху.

Они сопровождали его и по земле, сея ужас среди быстро разбредающегося простого люда, и спешность с нервозность среди Воинов Алдора.

Храмовая орда встала ровной шеренгой перед входом в центральный Храм, наготове с обнаженным оружием. Позиции стрелков оказались безнадежно проигранными Теням и Вестникам Ордена, но жалкий сброд, с дорогими и острыми игрушками пока об этом не знал, зато он отлично знал кто за спиной Хранителя. И на лицах некоторых уже проступала обреченность пополам с суровостью — все же храмовики знатно умели задуривать голову сказками о благородстве и службе свету. Однако, Лаер, строго следивший за прививанием аскетичности и даже неприязни к храмовым учениям у людей Ордена, знал, что никто из Воинов Алдора не получит снисходительства иногда допускаемого Тенями в бою.

Лаер кивнул, и Орден пошел в бой. Именно пошел, гордо, величественно и самое пугающие — молча. Лишь шипение извлекаемых из ножен клинков, тугой свист расправляемых строенных плетей с металлическими шипами, глухой стук булав и шестоперов. Первая атака была с воздуха — черное облако болтов и стрел, подкрепленное множественным роем отравленных метальных ножей.

Смерть собрала свой первый богатый и тихий урожай.

Нет, Воины не испугались, на то они и Воины. Они яро ринулись в атаку. Лаер поднял руку, прекращая поток остроконечной смерти летящей с крыши, позволил принять бой своим ученикам на земле.

Он мог гордиться — никто из них не пропустил удара. Даже те, кто одновременно сражались с тремя и более противниками. Сухой треск плети разрывающей кожу, был слышан даже сквозь агонизирующие крики уже обреченных на смерть. Они были действительно Тенями смерти, Вестниками смерти…

Краткие атаки лучников прерывали намерения Воинов Алдора против прислонившегося спиной к стене дома в молчаливом ожидании Хранителя.

Через треть часа, снег на площади растаял от крови, в воздухе висел отвратительным смрад смерти… А стражи правителя, или хотя бы города все не было.

Лучники заскучали, но исправно оберегали Лаера, который заметил, что Тени начали своеобразно забавляться уменьшив количество противников на половину, поочередно в строгой последовательности нанося каждому из оставшихся тридцати восьми бойцов четыре типа удара: меч, кинжал, плеть, шестопер или булава… И снова: меч, кинжал, плеть и булава… Пока противник не падал замертво.

Если порядок нарушался вследствие яростного сопротивления жертвы, то голова с плеч и снова кровавая игра. И все в абсолютном молчании. Они не сражались, они убивали.

Потери со стороны Лаера составляли два Вестника, рядом с которыми уже находились Тени. Одного умертвили сразу, поскольку надежды на то что он выкарабкается не было, а второго неспешно врачевали.

Лаер пошел к Храму. Проходя мимо предрешенного сражения, с легкой улыбкой принял поклоны Теней и Вестников, даже не прерывающих своей забавы. Да, Храмовая армия выставила бойцов, но любителей, пусть даже профессионалов, против мастеров своего дела, против Ордена, натасканного на убийства.

Хранитель толкнул резные двери Храма, поддавшиеся неожиданно легко.

Храм был пуст. За исключением одного человека.

Он снова был в плаще. Преклонив колено перед статуей Алдора в противоположном от Лаера конце огромной залы, склонив голову, и закинув свой необычный меч на плечо, вторую руку прижимал к сердцу. Лаер знал, что так испрашивали защиты и прощения воины призванные и признанные Храмом.

Хранитель сбавил шаг.

Человек в плаще заслышав его тихую поступь отдающуюся эхом в блаженной тишине Храма, неторопливо поднялся и обернулся. Золотистые лучи из витражных окон окаймляющих полукруглые стены, перекрестились на капюшоне, сохранявшем лицо все еще в тени.

Лаер усмехнулся и, дойдя до первых рядов деревянных, обитых атласом скамей, расслабленно развалился на сидении напротив статуи Алдора и постамента на котором стоял похититель Уны. Человек в плаще негромко рассмеялся. И этот смех был смутно знаком Хранителю.

Рука в перчатке отправила странный меч в ножны на бедре, и скинула капюшон.

Лаер прежде был уверен, что либо знает, либо слышал когда-нибудь о незнакомце, и он был прав. Он действительно знал этого человека, наконец избавившегося от плаща.

— Лаис… Стоило догадаться. Кто же еще ненавидит меня столь сильно и знает лучше, чем собственный брат? — лениво ухмыльнулся Лаер.

А внутри все сгорало от злобы. От неправильной обиды. За него. Он стал пешкой в шикарной партии Храма против Хранителей. Хотя… Нет, не пешкой. Лаер посмотрел на своего брата оценивающе. Далеко не пешкой…

Вот он, идеальный предводитель, идеальный лидер. Зеркальное отражение Лаера — высокий, подтянутый, светловолосый и зеленоглазый, с резковатыми, но достаточно изящными чертами лица. Однако на этом сходство и заканчивалось. В Лаисе не было ничего по-звериному грозного, что и отличало его от Лаера, не было опасности, или видевшуюся отталкивающую темноту помыслов. Взгляд открытый, доверительный, серьезный, может быть чуть ироничный. От него веяло силой и волей, разумностью и надежностью. Он без сомнения мог обнадежить, вдохновить и повести за собой толпы. В отличие от Лаера удерживая их не точным расчетом, а запалом и жаждой, которым невозможно было не поверить.

Лаис рожденный первым, должен был стать Хранителем. Он, а не Лаер. Его отражение, но не он сам. Отражение во всем противоположное Хранителю. Слишком порывистый, слишком справедливый, слишком мягкий. И он не принимал того уклада, что соответствовал образу жизни Хранителя. Не желал скрывать истинные порочащие клубы лжи, убийств, что являлись неотъемлемой частью работы любого Хранителя.

— О, мелкий. Рад видеть тебя в добром здравии. — Лаис хмыкнув, расслабленно облокотился о белоснежный парапет, ограждающий статую Алдора.

— Скорее удивлен. — Поморщившись в ответ на когда-то излюбленное Лаисом обращение, доводившее Лаера до белого каления, поправил он. — Сколь грязными методами ты руководствуешься, стремясь ублажить Храм.

— Которые идут ни в какое сравнение с теми, что используешь ты сам. — Лаис улыбнулся, заметив привычную реакцию Лаера на обращение.

— Себе на пользу, а не становясь чужой подстилкой. Многоразового пользования. — Презрительно сплюнул Лаер.

— Охох… Завуалировано обозвал меня потаскухой. А сидение в мразях пошло тебе на пользу — вон как тонко ругаться научился. — Демонстративно похлопал в ладоши Лаис.

— Ну, выбора-то особого нет! — с сожалением пожал плечами Лаер. — Клинок при дворе обнажать запрещено, а неотомщенным оставаться тоже, знаешь, желания никакого…

— Так ты там только языком чесать научился? По тебе и видно. Хоть бы что-нибудь умное для разнообразия сделал, а то все одно и тоже… — Разочарованно вздохнул Лаис. — И, кажется, ну вот всё уже, ниже падать просто некуда, как ты отколешь такое, что волосы дыбом встают.

Лаер расхохотался, откинув голову на спинку скамьи.

— Я талантлив, брат. Коварство и подлость у нас семейное качество.

— Э-нет, малой. Просто в семье не без урода. А так все у нас нормально. — Ухмыльнувшись, возразил Лаис.

— Ну да. Семейные проклятия, отречения и тому подобное… Норма. Всё как у всех. Банально и скучно. — Покивал Лаер

— И не говори. Массовые умерщвления, запрещенная магия, шантаж, бесконечная ложь, сотрудничество с самыми грязными подонками за всю историю, интриги, и опять-таки убийства. Причем почему-то всегда массовые… Эдакий стандарт.

— Ну а как по другому-то? Хочешь жить, умей крутиться. Я невиноват, они сами суются.

— Дураки, правда? Ты же беззащитен и безвинен аки девственница в монастыре.

— Именно так. — Расхохотался Лаер. — Вот ты все правильно понимаешь. Только никак не возьму в толк, как ты докатился до такой жизни, что стал подобен тем баранам, что стадом ходят за Последовавшими и открыв рот внимают каждому лживому слову. Я разочарован, брат.

— Сколь пламенная речь. Но мне больше понравилась та, что ты так красочно высказывал в Орне. Прямо аж самому захотелось подлянку какую-нибудь сделать, руки так и чесались. Ну-ка, давай что-нибудь поубедительнее, мелкий.

— Ну, так тут вдохновение нужно. А ты меня угнетаешь. — Отмахнулся Лаер.

— И что ты предлагаешь? — заинтриговано приподнял брови Лаис.

— Зарежь сам себя. Я над твоим хладным трупом целую поэму прочитаю. — С видом купца вошедшего в торговый азарт, пообещал Лаер.

— Дорогие нынче услуги пошли… — горестно вздохнул Лаис откидывая голову и с укоризной глядя на распростершего мраморные руки и милостиво улыбающегося Алдора, мол, как же ты, великое божество, допустило такой произвол.

— Ну, так. А ты все по звонкой монете меряешь. Творчество, оно знаешь, по заказу не приходит. Тут впечатления нужны, эмоции…

Лаис рассмеялся, положив руку на яблоко рукояти.

— Ох и трещетка. Восемь лет как будто и не прошли. Своим словесным поносом задурить кого угодно можешь. Не изменило тебя время малой, все такой же балабол и безумный, жестокий идиот…

— Ну, кто бы говорил, а? — лениво протянул Лаер, насмешливо глядя на брата. — Языком ты тоже мелешь, будь здоров. А насчет жестокости — никуда не денешься, положение обязывает. Безумие? Так лучше быть безумным, чем бездумным. А по поводу идиота — весьма спорный вопрос…

— Ну-ну.

— Верни мне девушку.

— Эту что ли? — Лаис небрежным жестом послал краткий магический импульс в сторону алтаря Алдора, стоявшего чуть поодаль.

Красноватая вспышка активированного круга Сетаролла породила странное, необычное магическое волнение, и в блекло-зеленом столбе холодного пламени начала медленно проявляться Уна…

У Лаера все оборвалось внутри. Она была без сознания, недвижно зависла над кругом Сетаролла, так же как и Рийский над алтарем в резиденции Лаера. Каштановый водопад волос касался самыми кончиками искрящихся рунических знаков, не вписывающихся в структуру телепортационного круга, они были нужны для поддержания магии. Почему-то Лаера это весьма заинтересовало, несмотря на казалось бы простое объяснение — охранная граница поддерживающая бессознательность девушки… Его внимание отвлек мрамор, на котором и был начертан круг Сетаролла.

Кровь. Мрамор. Утрата.

— Верни. — Лаер поднялся со скамьи, неотрывно глядя на Уну.

— Тише, малой. — Лаис сказал это чужим, ледяным голосом, сжал протянутую руку в кулак и магия в круге, подчинившись ему, сплотилась и жадно вгрызлась в тело. С девичьих губ сорвался стон, едва не похитивший разум Лаера…

— Говори условия. — Замер Хранитель, не отпуская взглядом девушку.

— Только одно: твоя смерть.

Лаер перевел удивленный взгляд на мрачного Лаиса. Он ожидал шантажа, самого грубого и грязного, но такой исход он не допускал вообще.

— Мы пытались тебя остановить. Но ты не понимаешь хорошего отношения. Ты словно пес вкусивший крови, такие подлежат отстрелу сразу, поскольку не останавливаются на одном убийстве.

— Ты, проклятый кретин, — в клокочущей от ярости ненависти прошипел Лаер, — ты совсем не осознаешь, почему твои святые воры и убийцы, надевшие рясы, хотят меня извести?.. Нам нужно одно и то же — власть. Они жаждут ее не меньше меня. Только я не затеваю ради этого войну. Смотри, Лаис: твои обожаемые храмовые сволочи идут по головам подобно мне. Они убивают, подобно мне, они прячутся за красивой легендой, подобно мне!.. И они вовсе не горят желанием избавить землю от "скверны", они хотят убрать сильного конкурента. Ты желаешь встать на сторону правды? Нет такой стороны! Здесь нет добра, которое обязательно победит зло. Здесь зло убивает зло ради еще большего зла…

— Заткнись. — Резко оборвал его Лаис. — Ты можешь оправдать и детоубийцу, да так что судья будет плакать от жалости. И внимательно послушай меня, недоносок. Я проклинаю тот день, когда мы появились на свет. Мне стыдно, что мы были в одной утробе, что в наших жилах одна кровь, и я вынужден делить с тобой одно лицо. Мне невыразимо жаль признавать, что природа распорядилась нашими жизнями столь безжалостно, соединив их так тесно. Ты тварь, подобная тем, что водятся во мраке ночи. Беспринципная, кровожадная, которая кичится своей храбростью, агрессивностью и готовностью пойти на все ради достижения цели. Только есть предел всему.

— Я тварь. А ты шлюха, польстившаяся на сладкие речи лицемерных паскуд, и позволившая собой вертеть, как они пожелают. Чудная семейка. Жестокий урод и наивный придурок. Может, обнимемся, поплачемся друг у дружке на плече и все простим? Ну, или как тебя учат храмовики прощать? Задницу надо целовать, нет?

— Паскуда… Да лучше быть человеком в храмовых рядах, чем опуститься ниже нечисти и облизывать пяточки идиоту у престола. — Лаис с шипением извлек свой причудливый меч, по которому пробегали ярко-зеленые искорки.

— О, как мы заговорили. — Лаер освободил свои клинки. — А разве это не твои хозяева облизывают пяточки? Я бы тебе еще уйму чего интересного рассказал, будь у меня чуть меньше брезгливости.

Лаис ударил необычайной силовой волной направляемой мечом. Лаер, абсолютно не ожидавший ничего подробного, инстинктивно заслонил лицо, когда ровные ряды скамей за его спиной разнесло в мелкие щепы. Охранная вязь полыхнула, но Лаис успел отвратить взор от брата и тем самым спас глаза.

Лаер со смесью возмущения и злости высвободил родовую магию, в широком прыжке открывшую клыкастую змеиную пасть и неумолимо устремившуюся на только поднимающего голову Лаиса.

Хранитель не ожидал столь быстрой реакции от брата, освободившего свою родовую магию, что хвостом хлестнула по морде змеи Лаера, отшвырнув ее к входным дверям Храма. Лаер прижал ладонь к пульсирующей от боли и прилившей крови щеке, и с ненавистью посмотрел на Лаиса, подле которого застыла серебристо-зеленая кобра, неотличимая от змеи Хранителя.

Одинаковая родовая магия, одинаковые лица, одинаково ненавидящий взгляд…

Но у одного из них, познавшего магию до таких невиданных глубин, что не смог никто ни до него и едва ли возможно, что сможет после него, было несказанное преимущество. Поэтому Лаер мгновенно успокоился и не спешил нападать. Он успеет отыграться. Пока же нужно растянуть удовольствие от почти равного боя.

Лаис закинув меч на плечо, и улыбнувшись уголками губ, спрыгнул с постамента. Лаер, почуявший плотную внешнюю магию, начал подчинять ее, планируя провести тот же фокус, когда он материализовал родовую магию на шее суккуба.

Но Лаис единым импульсом рассеял уплотняющуюся магию Лаера.

— Ах ты скотина… — укоризненно посмотрел на брата Хранитель. — А так все хорошо начиналось.

— У меня много сюрпризов для тебя, мелкий. — Добродушно усмехнулся Лаис.

Змеи атаковали друг друга одновременно с хозяевами. Самое странное и непривычное — боль от битвы родовой магии ощущалась в пять крат сильнее, чем обычно. Возможно, потому что сама структура обоих змей была практически идентична, и как это не смешно звучало, но по большому счету родовая магия рода Шае-Райное нападала сама на себя. Что успокаивало Лаера — Лаис ощущал укусы в равной степени с ним.

Лаис не уступал Лаеру владением меча, несмотря на то, что Хранитель владел обеими руками одинаково и был вооружен двумя клинками. Левша Лаис, комбинирующий все три школы боя, мог позволить себе показную небрежность в проводимых блоках и контратаках. Лаер, чаще пренебрегая движениями корпусом, делал все резко, "рвал" руками, оттого он был больше склонен к нападению, нежели к защите. Его ставка была на неожиданность, коварство, когда как Лаис, в равной степени успешно владевший искусством атаки и защиты, был невероятно пластичен, словно вода, способная плавно принять любую форму, в любой момент, и поэтому непредсказуем, несмотря на плавность движений.

В детстве Лаеру доставалось "на орехи" от отца и наставников именно за резкость, отсутствие чарующей грациозности брата. Однако, Хранитель, даже когда перешел с мечей на лезвия, которые предполагали исключительно самозащиту, постепенно переходящую в смертоносную самозащиту, все же не мог подавить в себе большую склонность к атакам, нежели к блокам и уходам от удара, оттого и поплатился отсеченными пальцами. Однако безошибочный выбор момента, растяжка, работа ног, чувство равновесия в сочетании с резкостью ударов делали его стиль неповторимым и просто убийственным.

Горячий сноп необычных зеленоватых искр, вырывающийся при каждом столкновении мечей обжигал Хранителю руки и стремился выжечь глаза.

Лаер все никак не мог уловить суть меча брата. То, что оружие было магического происхождения, он не сомневался, но что и как, он не понимал. Пока не увлекшись, проворонил скользящий захват левой руки и едва не лишился головы, успев выпустить магический барьер. Яркая, обжигающая вспышка при соприкосновении меча Лаиса и магической преграды Лаера, породила чужеродный мощный поток чистейшей энергии, враждебно отшвырнувшей противников на три скачка в разные стороны. Лаер рухнул на постамент возле статуи, ощущая, как стихает боль в теле от странного магического конфликта. Куда упал Лаис, Хранитель не посмотрел, осознав в какой непосредственной близости от тела Уны он находится. И поднявшись, шатаясь, ринулся к алтарю.

Но как только руки коснулись отграничившего поле круга и охранная магия Лаера, стремясь уберечь хозяина, сломала структуру заклятий, тело, распятое над кругом, смазалось, принимая истинные очертания. Вот к чему эти руны поддерживающие магию. Они сохраняли иллюзию. Иллюзию тела Уны.

Лаер отдернул руки не пытаясь поймать мертвое тело Смотрителя, рухнувшее на алтарь.

Позади тихим шелестом по залу пронесся смех Лаиса.

— Где она? — холодно глядя на мертвое тело слуги, не поворачиваясь, спросил Лаер.

— Мертва.

— Лжешь.

— Может быть.

— Он знает?

— Кто?

— Отец знает, что ты тоже провел Связующий обряд, заключив часть души в клинок?

— Нет, разумеется. — Помедлив, ответил Лаис. — Догадываешься, кто разбил твой ореол?

Это он пробил ореол Лаера. Это он поставил восемь брешей между вязями. Все оказалось элементарно — Лаис разделил свою душу, поместив половину в меч. Вязь на ореоле, практически одинакова с вязью брата. Не очень трудно предугадать, как пробить ореол Лаера имея фактически его копию у себя над головой.

Лаера защищала охранная вязь, часть его души, его магия. Когда с ней соприкасался клинок Лаиса, с его заключенной частью души, происходила эта странная вспышка. Это был конфликт разбитых душ.

Лаер расхохотался и медленно повернулся к улыбающемуся брату.

— Выходит, не так уж далеко мы ушли друг от друга.

— О нет. — Усмехнувшись, возразил Лаис. — Я не убивал женщин и детей, чтобы провести обряд. Я забирал жизни у уже умирающих, заключал в предметы, до поры до времени. Причем очень редко люди погибали от моей руки. Убийцы, насильники, воры… Знаешь, запятнанные души даже сильнее невинно убиенных, так что не факт что мы с тобой похожи в этом вопросе.

Лаер презрительно фыркнул, досадуя, что такая простая идея когда-то не пришла к нему. Но Лаеру было всего шестнадцать, когда он провел обряд, а Лаису…

— Полгода назад, — правильно расценив вопросительный взгляд Хранителя, ответил он.

А Лаису двадцать четыре на момент совершения ритуала. Пожалуй, сейчас, Лаер вооруженный более глубокими знаниями о магии тоже смог бы значительно упростить этот ритуал.

Они снова кружили по незримо очерченному кругу, а в пяти скачках недвижно застыли на древесной пыли и обломках, расправив капюшоны, и гипнотизируя друг друга серебристо-зелеными глазами две призрачно-красивые змеи.

Слишком просто. Смерть его не принесет никакой пользы. Уну храмовики убивать не будут, потому что это никак не укладывается в рамки красивой легенды спасения девушки от такого аморального урода и беспринципного убийцы, как Лаер. Значит, они где-то ее держат, и будучи совсем не уверенными, что Лаер не найдет способа продлить себе жизнь, пытаются добить его, думая, что срок подходит, а значит он ослабел. И дланью правосудия был выбран брат-близнец Хранителя. Что ж, нельзя не отметить столь тонкий и изящный юмор.

А этот баран идет у них на поводу… Ну вот почему это так задевает Лаера?

Он поймал на правый клинок пробный замах Лаиса, и вторым попытался полоснуть по открывшемуся предплечью, но Лаис увернулся, перейдя в линию мастерски выполняемых, но предсказуемых атак, что давало время поразмыслить обоим.

Лаер невольно любовался значительно возросшей грацией брата, он был одним из тех малочисленных бойцов, у которых красота боя так же естественна, как и способность дышать. Лаер одно время пытался привить это Теням, но с таким умением изящного ведения линии нападения нужно родиться, этому нельзя научиться.

Хранитель перестал сухо парировать удары, переходя в наступление. Лаис отражал атаки, стремясь выцепить брешь в блоке брата.

Хранитель позволил эмоциям брать верх, добавляя в атаки слепой ярости, сметающей не успевающие закрепиться отводные приемы Лаиса. Однако тот сумел провести Лаера — замахнулся, собираясь рубящим ударом снести голову и открывая свое левое предплечье, куда незамедлительно направил удар Хранитель, и Лаис резко отскочив назад, рубанул по вытянутой руке Лаера. Но тот уже понял, что его заставили идти по ложному следу, и, откинув меч из левой руки куда-то в сторону, рухнул на пол, уходя от дугообразного завершающего удара Лаиса.

Лаер успел подняться на колени, и выставить правый клинок, встречая лезвие меча Лаиса. Отчаянный крик стали порвал тишину Охрама. Искры обожгли пальцы Хранителю. Но тот видел перед собой только прищуренные темно-зеленые глаза.

Лаис тяжело дышал в одном ритме с Лаером, по расслабленному, даже непринужденному лицу прочертили дорожки капли пота, но его сосредоточенность выдавали серьезные, на несколько тонов темнее, чем у Лаера, глаза. Хранителю никак не удавалось избавиться от ощущения, что он смотрит в зеркало. Для Лаиса это сражение тоже было весьма специфично. Весьма знакомое… Как будто они снова были в тренировочной зале родного дома, обоим по четырнадцать, и вот-вот Лаер получит затрещину от наставника в качестве порицания за срезанный угол атаки и откровенную халтуру в защите, а Лаис передвинет меч плашмя за затылок мелкого, предупреждая удар чужого человека и переставив ногу за стопу Лаера задвинет его себе за спину, недобро глядя на замахнувшегося наставника… Лаис всегда старался его защитить. Даже когда виноват был только Лаер. Обязанность старшего брата, для которого было не принципиально, что разница у них всего в несколько минут…

Но ничего не будет. Никто не отвесит подзатыльник потерявшему бдительность Лаеру, а Лаис не станет привычно его защищать… Но краткая вспышка ностальгии проскочила потухшей искрой в глазах обоих братьев.

Рука начала дрожать от напряжения, но Лаер понимал, что стоит только шевельнуться или ослабить хватку, лезвие Лаиса пробьет защиту и разделит его тело на две неравные части.

Меч начал предательское отступление ближе к плечу Хранителя, уступая мощному натиску непонятно нахмурившегося Лаиса.

Этот меч… От него веяло таким нестерпимым жаром… Лаер понимал, что сейчас он останется либо без головы, либо без пальцев правой руки, и пытался схитрить, подчиняя магию за спиной Лаиса, но тот резким рывком головы в сторону рассеял поток Хранителя.

— Грязно играешь, мелкий. — С усилием выдохнул Лаис, а его меч, почувствовав, гнев хозяина, полыхнул слабой тенью вязи вдоль режущих кромок. Отпечаток вязи с ореола Лаиса!..

Лаер охнул от боли, когда его взгляд зацепил то, что совсем не предназначалось для его глаз, и, не успевая убрать ни руку, ни голову откинулся спиной назад, ожидая тошнотворной волны боли от последнего удара Лаиса.

Которого не произошло.

Лаер едва коснувшись спиной холодных плит пола, подскочил на ноги, словно сжатая пружина, получившая свободу и неверяще глядя во взбешенные зеленые глаза.

Лаис смотрел на свою руку с мечом, как на предательницу. Даже пропустил несколько атак родовой магии Лаера, оставившей на его кобре и его теле несколько весьма болезненных укусов.

Он не ударил.

Не завершил.

— Слабак. — Презрительно сплюнул Лаер, прокручивая в правой руке нагретый клинок, стремясь скрыть неимоверную дрожь пальцев, и взглядом ища второй меч. — Думаешь, я буду благодарен за такую снисходительность? Благородству нет места, когда дело касается одних и тех же интересов… Я такой ошибки не допустил бы.

— Заткнись.

Лаис даже не скрывал удивления от своего поступка, однако в темной глубине глаз затаилось понимание. Его кобра хлестнула хвостом змею Лаера, отшвырнув ее на несколько скачков назад. Лаер охнул, приседая от сковывающей ребра и дыхание боли. Лаис незамедлительно атаковал. Хранитель каким-то чудом успел увернуться, продолжая смертоносный танец под звонкий крик стали. Лаис, обуянный яростью, отрезал любые возможности Лаера атаковать, вынуждая того перейти в глухую оборону. Лаер быстро просчитав немногочисленные варианты, отступал спиной к постаменту, доходившему ему до пояса.

Лаис прочитал по глазам Хранителя очередную готовящуюся подлость, но все никак не мог связать ее с отступлением Лаера к тупику.

Когда Хранитель, наконец, почувствовал спиной холодную каменную кладку, присел и выставил магический блок, Лаис рыкнул от злости, но свой клинок убрать не успел.

Снова конфликт.

Только Лаера на этот раз вжало болевой пульсацией в постамент, а Лаиса закрутив в воздухе, как тряпичную куклу, отшвырнуло на два скачка вправо. Хранитель, превозмогая боль во всем теле, подскочил к Лаису, занеся руку для последнего удара, когда тот рывком повернувшись, выбросив свою руку с клинком, сумел остановить удар Лаера в локте от своей шеи.

Хранитель навалился на свой меч всем телом, Лаис протестующее упираясь локтями в пол второй рукой придерживал конец меча. Тонкая алая капель сорвалась с его правой руки удерживающей конец лезвия меча, и окропила грязный пол. Лаер тяжело дыша, со странной смесью гнева, торжества и неверия смотрел на старшего брата, полуприкрывшего глаза с легкой, спокойной улыбкой на устах. И Лаис что-то прочел в глазах младшего. Что-то, пока скрытое от самого Хранителя.

— Чего ты лыбишься?! — рыкнул Лаер.

— Поделиться? Ну, смотри…

Лаис убрал меч.

Просто убрал свой меч.

А Лаер вместо того, чтобы не терять момента и полоснуть открывшееся горло, перенес всю силу удара… воткнув свой меч в пол!

В пол!..

Да у него с головой не в порядке! Лаер с ужасом смотрел на свои руки, отступая назад, и споткнувшись, постыдно упал на пятую точку. Лаис заинтересованно повернувшись на бок, следил за братом.

Это какая-то магия! Неощутимая такая, подчиняющая… Иначе свой промах объяснить он не мог. Лаер с подозрением поглядел на Лаиса, подложившего руки под голову, с передаваемым весельем во взгляде смотревшего на Хранителя.

Рыкнув от досады и нахлынувшей догадки, Лаер послал пару испепеляющих цепей в сторону Лаиса, лениво отбившего их.

— Как ты это сделал? — зло поглядев на поднимающегося на ноги Лаиса, пинком выбившего клинок Хранителя из пола, спросил Лаер.

— Мысленно обозвал тебя косоглазым. Вот ты и промахнулся. — Хохотнул Лаис, любовно оглаживая свой меч.

Они снова скрестили клинки. И снова благородно сдерживали беспроигрышные атаки. Лаиса это несказанно веселило, а Лаера злило, но все же он неизменно не наносил решающего удара, даже когда Лаис демонстративно открывал шею или отводил руку, предоставляя любую часть тела для удара.

— Говоришь, нет никакого благородства, и ты бы не допустил такой ошибки? А может наш маленький Хранитель просто боится признаться, что ничто человеческое ему ни чуждо? — Обидно рассмеялся Лаис, сумев полоснуть брата по запястью правой руки.

По месту бывшего шрама. Когда-то на этом запястье был тонкий шрам от стекла, которым он глубоко порезался, случайно разбив одну из любимых фигурок отца. И девятилетний Лаис, с ужасом глядя на хлещущий кровью порез, тащил сопротивляющегося брата к отцу. Так уж у них было заведено: чуть что мальчишки бежали к нему. Лаер, помнящий, о строжайшем запрете отца трогать коллекционные фигурки, умолял Лаиса остановиться. Лаер был невероятно бледным, и перепуганный Лаис клялся, что возьмет всю вину на себя, лишь бы малой пошел, и папа бы заживил ему этот Фесов порез…

Лаер раздраженно стряхнув капли крови, облизал порез. Не такая глубокая рана как тогда… Хотелось рассмеяться. Какими же они глупыми были! Смешно округливший глаза Лаис просивший не умирать Лаера, побледневшего от страха перед гневом отца, а не от потери крови… И отец который одним властным жестом оборвал невнятное лепетание Лаиса, о его якобы вине…Странно, Лаер даже не думал, что помнит все настолько хорошо… И судя по выдержанной застывшей ухмылке Лаиса, не только он…

— Ты понимал, как он обо всем узнавал? — как-то отстраненно спросил Лаер, отводя взгляд.

— Никогда. Он казался мне всевидящим, и это порой дико раздражало… — Лаис невесело хмыкнул, и тут же вернув маску пренебрежения и иронии первым нанес удар.

Это Феса знает что! Но Лаер не мог, физически не мог отрубить Лаису голову. А тот знай себе забавлялся, видя, как понимание мучает Хранителя.

И Лаер решил отыграться.

Одним мощным рывком рванул на себя руку Лаиса, тут же знакомо уводящего удар в сторону и наскочил на лезвие боком.

Мир поплыл и разорвался в испепеляющем вихре боли, ввергнувшем сознание в хаос — у Лаиса было не простое оружие, а тело Лаера пропитано магией. Ощущать, как внутри борются два яростных потока, ломающих сознание в горячих вспышках, было просто невыносимо.

Но вторая сила внезапно исторглась из тела Лаера, унося с собой и боль, но оставляя ее пожирающую тень.

— Добей… — стоя на коленях перед братом, хрипло выдавил Лаер, чувствуя горячие, пульсирующие струи, выходящие из правого бока. — Давай! Тебя за этим послали!..

— Все выпендрежничаешь?! — яростно поинтересовался Лаис, вцепляясь в волосы брата, и рывком заставляя его запрокинуть голову вверх, и глядеть себе в глаза. — Все плачешься, и на жалость давишь? Думаешь не смогу? Ты ведь убивал… Столько невинных людей… Ради твоего минутного удовольствия. Жалкая тварь…

— Чего ж ты сейчас себя убеждаешь? Ты должен это знать! Не сомневаться ни секунды, что я такой плохой, такой мерзкий, такой отвратительный… Разве тебя плохо натаскивали храмовики? Не дозомбировали?

Лаис со злостью ударил яблоком в челюсть Хранителя. Лаер на мгновение растерявшийся, подло расхохотался, сплюнув кровь и выбитый зуб.

— Знаешь, почему ты медлишь? — елейным голосом продолжил пытать Лаиса Хранитель. — Ты не уверен… Ты сомневаешься, что у Храма такие уж благие цели. Оказывается ты не так безнадежен… Убей меня и останься храмовой потаскушкой…

— Вот мразь. — Сплюнул Лаис, и ударил Лаера уже в висок, заставляя провалиться в болезненное небытие.

Лаис подхватив обмякшее тело брата, был невероятно зол. Спихнув с алтаря Алдора мертвое тело слуги Хранителя, положил на холодный мрамор Лаера, и стал изменять знаки и руны на круге Сетаролла.

Он не мог его ни убить, ни оставить здесь. Да, тащить его в логово Совета не самая блестящая идея, но именно там должно все решиться. И вот здесь нельзя не отдать должное Лаеру — он действительно прав: Лаис сомневается. И с эти пора что-то делать. Однако всходящие посевы сомнения это вовсе не заслуга Хранителя, Лаис начал подозревать Высший Совет Храмов в двойной цели примерно три года назад. Когда план только начал осуществляться. И он устал каждый раз вводить себя в заблуждение и утешать, что это меньшее зло… Решено, если они не могут убить друг друга, то там умрет один из них. Лаис догадывается, кто это будет, поскольку в нем самом еще жила надежда, что на все вопросы у Настоятеля найдутся достаточно исчерпывающие ответы, и не мог не признаться в постыдной слабости — если отдадут приказ лично умертвить малого, он не…

Лаис зло тряхнул головой, прерывая цепь мысли до рокового момента. Провел по ладони лезвием, приложив кровоточащую руку к одному из ключевых элементов, назначая точное и надежно защищенное от чужих появлений место. Он до сих пор не мог понять, почему Рейнес посчитал необходимым жертвенность кругу Сетаролла, чтобы прибыть в Храм Высшего Совета. Туда все равно никто в здравом уме и твердой памяти не сунется, его даже защищать не надо…

Активировав круг Сетаролла, Лаис на мгновение перестал думать. И лишь переместившись на другую сторону, позволив себе сделать свободный вдох, ощутил, как мысли снова подтачивают уже почти сломленную уверенность.

Опять дождь. Здесь всегда дождь.

Лаис со вздохом нашептав несколько заклятий препятствующих быстрому возвращению сознания брата, подхватил его тело на руки и, встав на ноги на широкой мраморной площадке, неспешно стал подниматься по ступеням в Главный Храм.

Воины Алдора спешившие навстречу, изумленно застыли на середине лестницы, опознав ношу Лаиса.

— Где Рейнес? — перекрикивая завывания урагана, безжалостно хлещущего ледяными струями, спросил Лаис у ближайшего Воина.

— Незапланированное совещание в северной зале. — Изумленно вглядываясь в лицо Лаера, ответил тот.

— На, в изоляторе оставь. — Передал ему тело Лаис, — пусть Заве блокирует магию, а то эта тварь половину Храма разнесет, когда очнется.

Снова незапланированное завещание, на которое Лаиса опять забыли позвать. Он раздраженно скрипнул зубами, быстро взбежав по ступеням и войдя в широкий ярко освещенный коридор. Не то, чтобы ему очень хотелось присутствовать при занудных словесных перипетиях на тему: "Богомерзкая магия пленит сердца несведущих о тьме помыслов порождений Фесы, что подчиняют эту магию", но он догадывался, что в его отсутствие обсуждаются не только эти вопросы. Но и многие другие, на которые у Лаиса, имеющего довольно ощутимый вес в Совете, было собственное мнение. Он до сих пор злился, вспоминая последний негласный совет, который так хитро законспирировали, что Лаис даже не заподозрил о прибытии старейшин, обговаривавших за закрытыми дверями дату открытого удара Храма по системам управления Хранителей, стратегии наступления и количество жертв, на деле превысившее предполагаемую цифру в четыре, а то и пять раз. Подробную информацию от Лаиса тщательно скрывали, опасаясь качественного разноса и решения, которое они совсем не жаждали. Рейнесу в последнее время стало все тяжелее удерживать доверие Лаиса, которому было что терять в случае абсолютного провала. Он не опускался до открытого шантажа Лаиса, но намеки проскакивали. Рейнес пока боялся ставить условия Лаису, особенно сейчас, когда все находится на пике и опасно балансирует на вершине, и нельзя делать никаких резких движений, потому что Лаис может плюнуть и уйти, лишив Храмы такой красивой легенды, что должна будет стать началом их безоговорочного лидерства… Началом утопии, как они выражаются.

Как же ему все это надоело! Просто поперек горла. Взять бы семью, да и уехать куда-нибудь подальше. Но он не мог, он увяз во всем этом слишком глубоко, и нужно понять, захочет ли он продолжать тонуть, или это окажется лишь болезненный проход к действительно новой жизни, о которой вещают Храмы…

Встречные, что Воины, что храмовики, отвешивали раздраженному до крайности Лаису глубокий поклон. Лаис быстро пересекал множественные путаные коридоры, наконец, дойдя до заветной двери.

Старейшины, в белых одеяниях, что полагались носить в особых торжественных случаях, все, как один повернулись в сторону вошедшего.

— Что празднуем? — хмуро поинтересовался Лаис, неторопливо и элегантно прошествовав к длинному столу, занятому старейшинами и опустился за пустующий стул во главе стола, давяще глядя на Рейнеса в противоположном конце.

— Победу. Ведь прибыл ты с радостной вестью. — Торжественно ответил Главный Настоятель и глава Высшего Совета Храмов.

Ишь, разбежались как.

— Сегодня Алдор был милостив и не позволил мне прервать жизнь одного паскудства… — Лаис был весьма удивлен удовлетворением родившемся внутри него. Удовлетворением, которое очень походило на злорадство.

Рейнес побледнел, но мгновенно взял себя в руки и ласково обратился к Лаису:

— Так, стало быть, не пришло время вершить праведный суд над оным порождением Фесы. Ты сможешь его отследить?

— Он в изоляторе.

По ровным рядам Старейшин прокатился осуждающий ропот. Лаис едва сдержал усмешку. Ох, эти Старейшины! В обители света находится плененное порождение мрака. Да как Лаис посмел притащить сие отродье и осквернить тем самым дом божий?.. Ай-ай-ай!

Ведут себя будто святые и ярые богоугодники и богопоклонники, право слово! Чего уж смеяться-то? Хотя, старческий маразм, надо делать скидку — все-таки это болезнь. А на болезных обижаться грешно. Рейнесу заявление Лаиса тоже весьма не понравилось, но он был все же похитрей и погибче заносчивых Старейшин, оттого и являлся Настоятелем.

— Что ж, сын мой. Поскольку ты главное орудие и надежда нашего великого Создателя в грядущем Часе Расплаты, я осознаю, что остановило тебя праведное желание не осквернять свою длань в крови погани. И ничуть не осуждаю. Прими же благодарность нашу, испив бокал вина…

Рейнес щелкнул пальцами, и от тени стены отделился служка и, поставив перед нахмурившимся Лаисом красивый резной деревянный кубок, наполнил его до краев пьянящим храмовым вином — высшее проявление почести.

Лаис кивнув, придвинул к себе кубок и поднес его к губам, скользнув взглядом по бесстрастным лицам старейшин. Никто из них не выдал нервозности. Однако Лаис больше доверял своей интуиции, и быстро вытянув из-под ворота серебряный знак Алдора на цепочке, окунул его в "благодарность Храма".

Серебро почернело.

Кубок выпал из презрительно разжатых пальцев.

— Хм, вероятно благодарность ваша будет излишней, — усмехнулся Лаис брезгливо стряхнувший капли отравленного вина с мыска сапог.

— Лаис, подожди… — привставший из-за стола Рейнес даже в лице не изменился.

— Вы же не хотите равноценной ответной благодарности, господин Настоятель? — с угрожающими нотками поинтересовался Лаис, достигший дверей.

— Лаис, все выглядит не так…

Он неторопливо пересекал коридоры. Не вяжется у него в голове этот ход Старейшин. Отравить его? Они подозревали, что Лаис не сможет убить брата? Едва ли… Утром Лаис был твердо уверен, что никто не помешает ему прервать жизнь Лаера. Он так ненавидел и презирал его. Столько всего знал, что приравнял его к бездумным, кровожадным порождениям ночи… Но вопреки всему, Лаер остался почти таким же, каким его помнил Лаис. Та же надменность, высокомерие, отчужденность за которые малой прежде прятал страх и неуверенность. Только сейчас он прятал что-то еще — из головы Лаиса все никак не шел тот пронзительный, переменчивый взгляд Хранителя, когда он смотрел на иллюзию Таланта. Не мог Лаис перерезать ему горло, глядя в такие похожие, такие знакомые глаза… И Лаис понимал его. Не прощал, но понимал. И до того момента был абсолютно твердо уверен что эта паскуда, сеющая смерть в неограниченных количествах, никогда не остановится, что выход лишь один… Но лишь до того момента. Он узнал в Хранителе позабытого, похороненного под грузом смердящих рассказов и сведений брата. Родного мелкого… Эгоистичного, высокомерного, но достаточно умного, гордого, и как оказалось, близкого не смотря ни на что… И Лаер признает, что ему нужна власть. Признает в отличие от… Или они заметили сомнения Лаиса? Тоже маловероятно, Лаис сдерживал себя. Ну, может лишь ирония проскакивала в его речах, но они к этому привыкли. Лаис всегда высказывался ядовито, даже будучи абсолютно преданным идеям Храма несколько лет назад. Это не могло быть стартом для подозрений.

— Лаис!.. — Рейнес догнал его и шел рядом.

Абсурд.

— Поведай мне, откуда этот меч?

Догадка вмиг заморозила сердце Лаиса.

— Я говорил, что он был дарован мне милостью нашего небесного Отца. — Не сдержав едкой нотки, напомнил Лаис.

— Но так и ни разу не объяснил, при каких обстоятельствах… — несмотря на тон собеседника, Настоятель остался убийственно вежлив.

— Так ли это важно? — искоса посмотрел на него усмехнувшийся Лаис. — Я выполнял волю милосердного Алдора, и мне за это воздалось в полной мере. Как, например, сейчас. Знак Алдора уберег меня от непростительной ошибки — доверия.

— Послушай меня, юнец. — Бархатный голос Настоятеля стал скрипучим от усталости. — Никто из Совета уже не верит в твою избранность. А вера — единственное, что выведет заплутавшие души из дебрей мрака. Насколько я знаю из своих долгих наблюдений за жизнью Хранителя, яд не причинил бы тебе никакого вреда. Зато сколько уверенности он вселил бы в сердца наших братьев!.. Уверенности, что нас ведет действительно наследник великого Алдора не подвластный мирским тяготам и невзгодам!

Лаис скривился. Значит и Рейнес теперь знает о Связующем обряде, и даже решил облагородить Лаиса. Странно, учитывая, что если Настоятель знает об исходе обряда, то должен знать и сути его проведения. А эта самая суть противоречит всем храмовым канонам. Не питает к нему такую большую любовь Рейнес чтобы пренебречь святой обязанностью — окрестить Лаиса нечистью и подвергнуть гонениям, несмотря на высокое положение. Остается один вариант, почему Рейнес молчит перед дряхлыми сноба в Совете… И эта причина окончательно переломила ход мыслей Лаиса.

— Сын мой, я понимаю, что ты утомлен, поскольку несешь бремя ответственности большее, чем все мы, но все же я не могу найти достойного оправдания сохранения жизни паскудству Фесову.

— Живым он может принести больше пользы, нежели мертвым. — Холодно отрезал Лаис.

— Мы обсуждали это. И, кажется, ты со всем согласился.

— Он опасен, да, я помню. — Покивал Лаис, которому разговор начал надоедать. — Но все же, если правильно подвести его к необходимому решению, то он сможет принести нам и славу и влияние.

Он едва удержался от того чтобы произнести слово "власть", и так сказал более чем достаточно. И самое отвратительное — Рейнес не заметил подмены терминов, и согласно кивнул. А ведь Храм изначально искал мира и света, а не славу и влияние.

Лаис был невероятно разочарован. Мелкий снова оказался прав — Лаиса долго и успешно водили за нос.

— Ты чем-то огорчен, сын мой? — участливо спросил Настоятель, при этом глубоко погруженный в свои мысли.

— Нет, ваше святейшество. Приношу свои извинения за столь неразумный шаг. Мне поистине жаль, что я не могу оправдать его действительно достойными думами. — Лаис даже не старался вложить в сухие слова хоть чуточку сожаления.

— Лишь милосердный Алдор ведает пути наши, сын мой. И мы не вправе осуждать его решения.

Лаис ненавидел этот уникальный на все вопросы ответ. Получается, что и у насильника воля Алдора, и у убийцы. Всеисчерпывающая отмазка. Лаис уже принял решение и знал, что делать. Остается надеяться на рациональность и сообразительность малого. По наблюдениям Лаиса, Хранитель обычно не обманывал ожидания в этом вопросе. Даст бог, все пройдет как по маслу. Главное вытащить мелкого, не поднимая особого шума, а дальше он сам.

Просветленный Настоятель удалился в главный зал, для вечерней молитвы заручившись клятвенным обещанием Лаиса прибыть, как только примет более пристойный вид для наследника божества, со святой миссией избавить мир от скверны.

Лаис торопливо спускался в подвалы, пересекая каменистые коридоры и слушая путаные объяснения встречающегося караула.

Он уже понял, что распоряжение блокировать магию Лаера, было принято буквально, оставалось надеяться, что малой при этом умудрился выжить.

Когда Лаис толкнул дверь одной из лучше охраняемых магией изоляторов, он сдержал мучительное желание разорвать терзающих Хранителя магов.

Лаера насадили на семерку старокхарийских жезлов — пыточное орудие, представляющее собой неровный валун испещренный вязью, с семью заговоренными острейшими штыками на плоской поверхности, удерживающих самых вертких демонов.

— Наследник? — весело выдохнул один из палачей брата Лаиса, протянув ему кинжал, — не желаете попробовать? Живучее паскудство все терпит. Мы перепробовали все возможные варианты, а он все не подыхает…

— Вечерняя молитва. — Напомнил враз опечалившимся убийцам Лаис. — Я займусь этим паскудством…

Ну почему всегда так больно?.. Ну почему Лаер хоть раз не может проснуться после потери сознания нормально?

Он сдержал мучительный стон и со второй попытки разодрал слипшиеся глаза.

Лучше бы он этого не делал.

Лучше бы он прикончил эту сволочную скотину, так похожую на него внешне.

А еще лучше, наплевал бы на все церемониалы и политически игры и по-простому удавил храмовиков.

Ибо сейчас они пытались сделать это с ним. В прямом смысле.

Воздуха катастрофически не хватало, но каждое сокращение мышцы туловища вызывало такую жгучую боль, что перед глазами плыли темные круги, что лишало его возможности дернуться. Почему так больно он понял, сумев скосить глаза. Семь острых окровавленных шпилей из груди.

Удавка снова затянулась, в горле заклокотала пенящаяся кровь, и Лаер стал давиться, едва не теряя сознание от боли. Сквозь ватную пелену донеся неясный говор и веселый, распадающийся на множественное эхо смех.

И это Лаис обвинял его в жестокости?..

Хранитель пробовал призвать магию, но не получил отклика, и только тут его с головой накрыл бесконтрольный ужас. Он захлебывался кровью, судорожно дергался, объятый нечеловеческим страхом, насаженный на металлические колья. И ничего не мог поделать.

Наконец желанная бессознательность утянула его в свои непроглядные и холодные покои.

Выныривать во второй раз было значительно легче. Лаер не спешил открывать глаза, сначала прислушался к ощущениям. Он определенно лежал на спине, чувствуя холод камня, и самое главное — он ощущал свою магию. Загнанную в тело и опечатанную десятком мощнейших заклятий, но все же она была. А боль… Пора бы и свыкнуться с нею.

Он распахнул глаза — кромешный мрак. Сел. Свесил ноги. Неудобное ложе казалось странным неровным валуном. Пол тоже каменный. Стены… Пахнущие сыростью. От одной стены до другой полтора скачка. Лаер осторожно вернулся назад на свою роскошную постель. Склизкая, теплая и влажная — должно быть омыта его кровью. Лаер стараясь не обращать внимания на боль, аккуратно обследовал на ощупь свое озябшее тело.

То, что колья пронзили его насквозь, сомневаться не приходилось. Но, вероятно когда его сняли, то дали охраняющей магии немного подживить израненное тело, прежде чем опечатать способности.

Лаер попытался провести несколько заклятий, от элементарных до сложнейших, требующих полной концентрации и хорошей памяти. Не сработало ни одно.

— Ты здесь, да? — с какой-то отстраненностью хрипло спросил Лаер. — Хоть свет зажги, не видно ни Фесы…

— Темноты боишься? — хохотнул Лаис, запуская под невысокий потолок три магических светильничка.

— Хочу посмотреть в твои бесстыжие глаза, — усмехнулся Хранитель, усаживаясь на валуне и обегая взглядом прислонившегося к стене напротив брата. — Что, уже получил по зубам?

— Можно и так сказать.

— И что?

— Думаю вот теперь.

Они помолчали, Лаер брезгливо осмотрел свое грязное тело. Снова присохшие потеки крови. Кажется, он еще ни разу не очнулся испачканным в грязи, только в крови.

— Девчонка тут? — Лаер поскреб ногтем корочку просохшей дорожки, убегающей из пробитой груди.

— Куда ж ей деться?

— Живая?

— Живая, сытая и здоровая. И довольно странная.

— Это не лечится. Это надо принимать. А вообще она довольно мила, не находишь?

— Нахожу, но совершенно не твой типаж. Как давно?

— Меньше месяца.

— А, ну это может еще пройдет.

— Времени у меня осталось мало. Неделя, не больше.

— Давай, малой, шокируй меня причинно-следственными связями.

— Я не стану ее убивать.

— Ох. Сражен на повал.

— Тебе бы только поржать. Я серьезно. И уйду отсюда с ней.

— Тут вообще большой вопрос, выживешь ли ты. — Врет. Лаер по его глазам читал, что все уже решено. — Так что ты пока не загадывай на будущее.

— Нет, Лаис. Я не спрашиваю, какие у вас там планы. Я тебя в известность ставлю. Я уйду с ней. Или отсюда не уйдет никто.

— Почему ты не убил меня в Храме?

— А ты?

— Дерьмовые семейные узы. Хоть ты и урод, но родной урод.

— Аналогично. Спина к спине против всего мира?

— Это деловое предложение?

— Бессрочный контракт. Ну, заключим сделку? Подпись кровью и все такое…

— Не паясничай, мелкий. У тебя будет не больше часа. Выйдешь, поднимешься наверх, дальше иди по коридорам с синей ковровой дорожкой. Нарвешься — не смей упоминать мое имя, приду и вырву язык.

— Не беспокойся. Нарвусь — паду на колени и буду звать мамочку.

Лаис усмехнулся, и прошел к незаметной двери в противоположной стене. Лаер заинтересованно следил за ним. Сейчас что-нибудь отчебучит…

Но Лаис уже достиг двери, распахнул ее, выглядывая наружу, и собираясь покинуть темницу Хранителя. И отстегнув ножны, неслышно поставил возле каменного проема, прежде чем скрыться за дверью.

У Лаера отвисла челюсть.

Дорогой подарок.

Он не отрывая от ножен неверящего взгляда, спрыгнув с камня, двинулся к драгоценному оружию, только сейчас сообразив, что Лаис так и не снял печати с силы Хранителя. Зато вооружил его… если буквально, то своей душой.

Бесценный подарок. Пусть и временный. Лаер аккуратно взялся за идеально легшую в руку рукоять, собираясь освободить из ножен начинающее светиться тревожным светом лезвие, как услышал близкие встревоженные возгласы из-за двери. Лаис просил без шума, но удержаться от соблазна использовать уникальнейшее, гениально созданное оружие было выше сил Лаера, поэтому он пинком распахнул проржавевшую железную дверь. Четверо караульных. Изумленно распахнувших глаза.

Их четверо, они абсолютно здоровы и прекрасно вооружены. Но они уже проиграли, не так ли брат?

Лаер любовно освободил меч от ножен. Клинок не знал, как реагировать: рука вроде бы та же, и одновременно чужая, ореол вроде бы тот же, но тоже странно не похожий. С каким восторгом Лаер осознал, что оружие способно узнавать своего хозяина. Сомнения, они присущи разуму…

Подчинись мне…

Просьба-приказ.

Караульные застыли пораженные картиной ярких святящихся нитей изошедших из светящегося зеленым лезвия и аккуратно касающихся тела Лаера.

Хранитель воззвал к странному мечу. И получил страстный отклик. Сила этого клинка, тысячи и тысячи тщательно и безупречно продуманно наложенных заклинаний обвивали ореол Хранителя, подобно виноградной лозе, замечая подмену хозяина, но с восторгом сплетаясь с такими похожими древними вязями. Боже… Неужели?..

Лаер почувствовал невероятное наслаждение от единения с не просто бездушным мечом. Ты вложил в клинок часть своей души, так Лаис? Но ты вложил темную часть души, агрессию, жажду… В кусок металла?

А Лаер вложил часть в магию. Неужели они столь похожи меж собой? Лаер не смог сдержать торжества — откинул голову и победно захохотал. Незаметно обступившие ринулись в атаку. Они были обучены боевому искусству, но это не имело никакого значения. Ровно никакого.

Лаер отдавался воле меча со страстью истосковавшегося любовника. Не открывая глаз, безотчетно улыбаясь и выплетая смертоносный, завораживающий танец. А меч с ярым шипением рассекал заговоренные брони, перерубал с равной легкостью и древко алебард и копий, и булатную сталь лезвий, и пласты мышц, и кости, и сухожилия.

А Лаер слышал лишь темную радостную песнь меча, наконец ощутившего схожесть с хозяином. И слова этой песни легко снимали все блоки на магии Хранителя, поставленные Лаисом, братом, создавшим это самое грозное и непобедимое оружие. Которое подчинялось не только создателю.

Меч, содержавший в себе часть души Лаиса и имевший открытый доступ к магии Хранителя с заключенной в ней частью души Лаера, раскалился до красна, соединяя между собой родные и столь не похожие сущности. И обрел свою собственную, получив ярость и боевой дух, безжалостность и изящество, жестокость и неумолимость, хитрость и разумность. И двойное мастерство.

Слияние двух сущностей, даровавшее собственную жизнь мечу, горячо и неутомимо охраняющему обладателя, породило мощный слепящий изумрудный взрыв вокруг Хранителя.

Лаер опьяненный восторгом активировал ореол, и меч радостно взревел, жадно припав к магическому резерву Хранителя. Лаер услышал горячий шепот клинка.

"Мой Господин!.."

Неван. Имя меча Неван.

Лезвие заискрилось бледно-зеленой вязью, копировавшей защитные, запретные символы и руны с ореола Хранителя, страстно желая походить на своего нового хозяина. Лаер снова рассмеялся. И махнул мечом в сторону ослепленных оставшихся двух пока живых противников, закрывающих глаза через десять шагов от Хранителя. Неван, вобрав толику разрушительной магии Лаера, полыхнув рунами, отослал смертоносный распыляющий импульс в сторону противников. Их рассекло пополам. А стена, принявшая не остановившийся импульс, осыпалась каменной крошкой.

— Неван… — повторил Лаер, улыбаясь, неотрывно глядя на оружие.

"Мой Господин…"

Меч засветился нежно-зеленоватым холодящим пальцы огнем. Он признал его хозяином. Единоличным своим обладателем. Он не вернется к Лаису. Не станет ему служить. Потому что у него теперь есть душа. А возвратится к Лаису, значит разорвать ее. Отделить Лаера с его магической мощью, с такой похожей, и более близкой сутью.

Неван вспыхнул изумрудным пламенем. Лезвие стало деформироваться, руны перемешались, вязи слились, и, издав змеиное шипение, клинок обратился в стальную кобру. Лаер довольно улыбаясь, вытянул руку, расслабив пальцы на рукояти, и Неван изогнувшись, ласково коснулся холодным стальным языком тыльной стороны ладони, скользнул к предплечью и плотно обвил его, застывая невесомым, но невероятно прочным наручем. Часть лезвия и рукоять, обратившаяся в хвост, перетекли по плечам ко второй руке, застыв идеальной и столь же невесомой копией наруча и на втором предплечье. Лаер усмехнулся. И Неван стал сливаться с руками Хранителя. Лаер замер от неожиданности и странного тягучего наслаждения, наблюдая как переменчивый металл переливаясь изумрудными обликами впитывается в кожу, и чувствуя как внутри, в руках растворяется его новая, непобедимая сила…

Лаер задумчиво огладил предплечья, выглядевшие совсем как обычно. Хранитель чувствовал в себе сущность Невана, где-то внутри… Его темное и такое приятное тепло было везде…

"Лишь призови меня, мой Господин… Пожелай владеть смертью в своих руках…"

И Лаер пожелал, с немым восторгом глядя, как с легким серебристым сиянием руки до локтей обращаются в острейшие клинки, с переползающей аккуратной вязью с ореола.

Хранитель тихо и радостно рассмеялся, отзывая лезвия назад, и через мгновения разглядывая свои привычные руки.

Лаер сорвал с ближайшего мертвого караульного черный плащ, надел его сапоги. Рукава плаща завернул до локтей, поочередно обращая руки в клинки.

Неван радостно ворочался внутри хозяина и позволял делать со своими безграничными возможностями все, что Хранителю заблагорассудиться. Лезвия становились серповидными, строенными, похожими на кол, на молот, на штык…

Лаер почти не обращал внимания, куда при этом идет, очнулся лишь на самом верху деревянной лестницы, на выходе из подвала. Воровато выглянул в пустынный коридор. Впереди был лишь один поворот направо. Лаер, заметив согнутый локоть выглядывающий из-за угла, неслышно приблизился к повороту. Выждав несколько секунд и утвердившись, что коридор за поворотом тоже пуст, ухватился за локоть караульного, и резко дернув его на себя, прижал левой рукой к стене.

Караульный был из Воинов Алдора, о чем не двусмысленно свидетельствовала вышивка на плаще — овал с перекрещенными мечами в центре. Символ заточения Хаоса за Врата. Знак Алдора это круг с одним мечом в центре, а двойные мечи знаки Воинов Алдора.

С которыми у Лаера были личные счеты, поэтому он сжав горло караульного с усилием приподнял его в полулокте над землей (не без магии конечно, туша была еще та), и почти ласково глядя в непонимающие испуганные голубые глаза, обратил свою руку лезвие. Кровь из перерубленной шеи окатила лицо и обнаженную грудь Хранителя. Он усмехнулся, выпустив мертвое тело, сползающее по стене и с восторгом глядя на свою руку.

Сума сойти… Лаер, чувствующий всесилие, не скрываясь брел по синим ковровым дорожкам (других и не было) и прорубал, именно прорубал своим новообретением себе проход прочь. Чаще его принимали за Лаиса, изумленно вопрошали малопонятное: "Наследник?!" и сгибались в глубоком поклоне, подставляя беззащитные шеи. Лаер не снисходил до разъяснений, что он — Хранитель, их ужасный враг, а просто, без лишних слов сметал головы с плеч.

Он не искал выхода, он искал Уну. Но отчаивался все больше, не понимая, где он находится. Бесконечный лабиринт коридоров просто сводил сума. Лаер зло вытер рукавом окровавленное лицо, и остановился. Ему кажется, или он здесь уже проходил?

Ну, вот здесь за поворотом, должны валяться два трупа. Один с пронзенным сердцем, другой без головы… Ах Феса! Так и есть. Нужно вернуться в коридор, кажется, там дальше был другой поворот.

Лаер неторопливо пошел назад. Да, вроде бы, в четырех скачках от него в этом скудно освещаемом проходе имеется поворот.

— Папа! — радостно позвал звонкий детский голос, столь неуместный в этой мрачной обстановке что Лаер не раздумывая в удивлении обернулся.

К нему улыбаясь, бежал белокурый малыш лет трех. Лаер быстро проверил ореол. Человек. Ребенок. Тут? И бежит он, судя по всему именно к Лаеру. Хранитель безотчетно отступил на шаг назад. Ангельское детское личико нахмурилось.

— Папа, подожди! — попросил мальчик и побежал быстрее. Вдали, в скачках трех от него медленно шла тонкая женская фигура, облаченная в шелковое небесно-голубое платье. Молодая женщина мягко улыбнулась, поймав недоуменный взгляд окончательно растерявшегося Хранителя, и остановилась.

— Лови меня! — залился звонким смехом малыш, прыгнув к Лаеру. Тот обескуражено поймал маленькое тельце, крепко обнявшее его за шею, — пап, я так скучал, а ты все не шел и не шел!

Ребенок говорил огорченным голосом, изо всех своих маленьких сил обнимая Лаера. Хранитель начал кое-что понимать и, желая проверить свои догадки, мягко отстранил малыша, осматривая прелестное личико.

Большие зеленые глаза. На по-детски пухлом личике все же обозначены узнаваемые скулы, та же знакомая линия губ…

— Папа? — ребенок озадаченно уставился в лицо Хранителя.

Лаер с трудом вспомнив улыбку Лаиса, попытался ее скопировать. Малыш залился счастливым смехом и снова зарылся в плечо Лаера. Хранитель усмехнулся, поймав взгляд рыжеволосой женщины, и она обомлела. Прижала руки ко рту, а голубые глаза наполнились слезами.

— А ты мне что-нибудь привез? — пытливо поинтересовался ребенок, отстраняясь и заглядывая в глаза Лаеру.

Хранитель опустил малыша на землю, взглядом пригвоздив к месту тронувшуюся было к ним женщину. Лаер стянул золотую цепочку со знаком Алдора и медальоном рассеивающим магию и отдал ребенку. Малыш зачарованно разглядывал узоры медальона, не отходя от Лаера и придерживая его одной рукой за штанину.

Хранитель повернулся к женщине и тихо, настолько тихо, что ей приходилось читать по губам, произнес:

— Мне нужна девушка. — По изменившемуся взгляду женщины он понял, что она осознает ход его мыслей. — Хоть одно слово, один неверный взгляд и я заставлю мальчика страдать. Так сильно, что он сможет мечтать лишь о смерти. Мы поняли друг друга?

Женщина, утерев слезы, поспешно закивала, не отпуская взглядом сына.

— Веди.

Она повернулась и пошла по коридору. Лаер подхватил малыша, прижавшегося к нему всем телом, и заворожено вертящегося в пальцах переливающийся медальон, обделив знак Алдора вниманием (чем сразу покорил Лаера).

— А он волшебный, пап? — заинтригованно глядя на множественные вязи, спросил мальчик.

— Волшебный. — Кивнул Лаер, снова скопировав улыбку Лаиса.

Женщина, идущая рядом, вздрогнула, но не посмела повернуть к нему головы.

— Он охраняет от чудовищ?

— Чудовищ не бывает. — Лаер примерно предполагал, что Лаис говорит своему сыну.

— А Мирко говорит что бывает. — Возразил малыш. — Он говорит, что если его еще раз укусит Стрелка, то он превратит ее в чудовище.

— Стрелка это его собака, — тихо пояснила женщина.

— Папа знает! — с недоумением посмотрел на нее мальчик, и с непередаваемым обожанием в голосе добавил, — папа знает все на свете!

Лаер хмыкнул и прижал к себе малыша, вырвав у женщины панический вдох. Шли недолго. Пару раз блестяще пройдя неожиданную проверку — дежурный караул, почтительно склонившийся в поклоне. Женщина вела себя вполне пристойно, малыш взахлеб рассказывал о Стрелке, и на удивление Лаера, вслушивающегося в детский голосок с неожиданным для себя интересом — мальчик ему понравился невероятно.

Лаис долго отсутствовал и его сын не отпускал плечи Хранителя, в безотчетном страхе что "папа" снова куда-нибудь уйдет. Неприкрытое обожание, которое малыш питал к Лаису, и по ошибке дарил Лаеру, несколько обескуражило Хранителя. Так жадно, искренне и безоглядно способны любить только дети…

"Это сын Лаиса! Это лишь маленькая ступенька на лестнице, ведущей на свободу. Соберись!" — всякий раз напоминал себе Лаер, слишком увлекаясь малышом.

Женщина откровенно облегченно вздохнула, остановившись около неприметной двери, которую Лаер мог бы даже не заметить, если бы искал сам. Он неожиданно для себя неохотно опустил малыша на пол, от удивления прервавшегося на середине слова, и толкнул дверь.

— Уна!

Девушка сидела за столом заваленным книгами. Подняла взгляд и мгновенно признала в вошедшем Хранителя. Ореол нестерпимо ярко полыхнул. Встала так резко, что книги попадали на пол, а стол отъехал в сторону, и обежала его, кинулась к Лаеру. Хранитель подхватил ее на руки и закружил, чувствуя сладко-щемящую боль, жегшую его от яркости ореола Таланта. Но не ставил ни заслон, ни отстранял ее. Она в его руках. Никто ее не отнимет. Никто. Больше никто.

Слабость пробежала по телу. Она слишком мощная, слишком сильная… слишком искушающая. Лаер прижал девушку к стене, держа ее лицо в своих ладонях и глядя в мокрые от слез, лихорадочно блестящие серебряные глаза.

— Девочка моя… — Лаер жадно впился в дрожащие губы, чувствуя, как сгорает от полыхающей нестерпимым жаром и струящейся по его венам силы Таланта. — Моя… только моя… как ты? Все в порядке?

Уна, зажмурив глаза и сжав губы, закивала головой и, всхлипнув, прижалась к нему.

— Я так боялась… что… что ты… не придешь… — всхлипывая выдавила она, впиваясь пальцами в его плечи.

— Я же тебе обещал, — зарывшись лицом в волосы Уны, напомнил Лаер. — Я приду, где бы ты ни была…

— Папа? — малыш вывернулся из хватки матери, повернувшей его лицом к себе, и бесконечно удивленно взглянул на Лаера.

— Уходи. — Посмотрев в глаза женщине, приказал Лаер, и, переведя взгляд на мальчика, почти ласково добавил, — я скоро приду.

Женщина подхватила малыша и ринулась прочь. Мальчик заплакал и протягивал руки к Лаеру, у которого внезапно сорвалось дыхание. Он с трудом отвел взгляд, взял за руку Уну и бросился обратно по коридору.

Столько переходов… Лаер потерял им счет. Пару раз в прыжке прирезав караульных, и едва не напоролся на оповестительное заклятие. Уна случайно подвернув ногу, удержала его от роковой ошибки. Лаер склонился, чтобы поднять упавшую девушку, и его взгляд зацепил едва заметную вязь у самого пола.

Значит он у цели. Только у выходов ставят оповещение. Лаер быстро осмотрел вывихнутую лодыжку, поднял Уну на руки и пошел вверх по коридору.

Наконец-то. Запах свежести и шум дождя. Лаер взлетел по ступеням, и шагнул в святящийся тусклым серым светом проем.

И на мгновение обомлел. Это не Иксилона.

Это Мия. Островная Мия. Где зимой дождь вместо снега. Он стоял на выходе из Главного Храма Алдора — грандиозного многоуровнего и прекраснейшего дворца из всех земель. И вокруг простирались живописные зеленые пейзажи, с редкими вкраплениями Охрамов. Остров Алдора. Один из мийского архипелага, полностью отданный во власть Храмов. Лаер ненавидел этот остров всей душой — оплот Высшего Совета Храмов, столица религиозных фанатиков, из-за ограниченности доступа на свою территорию, кажущаяся простым смертным едва ли не земным вариантом небесных божьих чертог.

Лаера начинало тошнить от отвращения. И он здесь?! Какая нелепица. Какая мерзость!.. Надо будет хорошо отмыться, как только он вернется домой.

— Ну и зашвырнуло тебя… — не скрывая омерзения, Лаер осмотрелся вокруг.

Вниз пять десятков ступеней и огромная круглая, радиусом в два скачка мраморная площадка с высеченным в замысловатом изображении заточения Фесы Алдором, кругом Сетаролла, а затем еще столько же ступеней, заканчивающихся широкой площадкой на земле.

— Где мы? — Уна в восхищении оглядывала изукрашенный дворец, насколько это позволяло положение подле входных дверей. Острые шпили множественных башен протыкали грозовые облака.

— В обители мирового зла. — Скривился Хранитель. — Резиденции коррупции, центра охлократии и плутократии, в чреве рождающем самых лицемерных, наглых и жадных ублюдков… О боже, меня сейчас вырвет…

Лаер поставил девушку на ноги, и передернулся от отвращения, оглядывая дворец и прикидывая пути отступления. До дома десятки тысяч скачков. Нужно осмотреть круг Сетаролла. Если что, кое-где подправить, подогнав под один из тех, что разбросаны по его домам. Круг большой, расстояние должен покрыть. К тому же их как-то ведь доставили в эту… в это место.

— Пойдем.

Их уже ждали. Там на площадке, стоя под проливным дождем, застыли две фигуры. И одну из них Лаер узнал сразу.

— Послушай меня, Уна. Ты должна стоять внизу лестницы, не двигаясь с места, чтобы не случилось. Поняла меня? — тихо информировал Лаер идущую рядом с ним девушку, накладывая на нижнюю ступень десятки охранительных вязей.

Лаис видел, что делает Лаер, но не вмешивался.

— Поняла. — Кивнула девушка, крепко взяв его за руку и сурово сдвинув брови, глядя на две фигуры в середине мраморной площадке.

Лаер оставил девушку, скользнув губами по ее щеке, и решительно направился к ожидающим. Он узнал второго и скривился от омерзения. Рейнес Енский. Главный Настоятель. Великий старейшина Высшего Совета. Невероятно скользкий тип, неоднократно выбивавший у Лаера почву из-под ног. Мирей прислушивался почти так же, как и к Лаеру. Прислушивался к этому мерзавцу, обладавшему неоднозначной силой массового и индивидуального гипноза. И Хранителя это невероятно раздражало, но противопоставить хитрющей храмовой сволочи было нечего. Лаис, да как ты польстился на просчитанные и лживые речи о несбыточной утопии из уст этого гада?

— Ты за это ответишь. — Предупредил Лаер Райнеса, кивнув на Лаиса и останавливаясь в шаге от них.

Рейнес недоуменно поднял куцую черную бровь, однако на дне темных глаз блеснула злорадная искра.

— Лаер, — с сожалением потянул Лаис, вынимая один клинок из двойных ножен на спине, и тем же тоном на староиксилонском быстро добавил, — дурья башка, я же меч дал, ты должен был бежать.

— Лаис, — склонившись в издевательском поклоне, в тон ему произнес Лаер и на том же языке скороговоркой спросил, — и как теперь будешь выкручиваться?

— Я лишь исполняю волю нашего Небесного Отца. — Высокопарно изрек Лаис, возвращаясь к современному иксилонскому, почувствовав напряжение Настоятеля, искусно скрывавшего непонимание под маской просветленного познания.

— Иксилонский Хранитель магии, — Рейнес приветственно склонил голову. — Наконец вы явили свое истинное лицо, и увидеть вас с этой новой нелицеприятной стороны вашему мудрому правителю будет весьма печально…

Лаер досадно поморщился, не обратив должного внимания на реальную угрозу и мысленно выстраивая диалог с братом. Но Рейнес не огорчился такому пренебрежительному отношению к своей речи, и с упоением продолжил высказывать то, что так согревало его сердце:

— Да и не только правителю, всем людям, чьи затуманенные лживыми речами умы…

"Ты недоумок! Мог бы сразу все свое храмовое стадо привести, пускай любуются, как мы тут расшаркиваться будем друг перед другом!" — Лаер чуть заметно повел бровью.

" Сам недоумок! Когда тебе дают оружие и показывают выход, надо бежать, а не наживать приключения на то, чем ты всегда думаешь!" — Лаис недовольно блеснул глазами.

— … грандиозный скандал! Вы, господин Хранитель, даже не в силах представить всего масштаба катастрофы…

"Если бы ты не тронул мою девчонку, проблемы бы не было!" — Лаер сощурился, едва кивнув в сторону Уны.

"Если бы ты не вел себя как последняя мразь, тебя вообще бы никто не трогал!" — Уголок губ Лаиса неприязненно опустился.

— …Рийскому! Как будет поражен достопочтенный господин Мирей обнаружив факт вашего…

"Ты понимаешь, что сейчас наиболее оптимальный выход — прирезать твоего храмового соловья, и идти со мной?"

"Наиболее оптимальный — прирезать тебя и избавить мир от угрозы, а меня от проблем!"

— Ну, давай, прирежь! — зло прервал Лаер Рейнеса на середине вдохновленной тирады.

Он обратил обе руки в клинки до локтя и уставился на брата. Тот закатил глаза и недовольно проворчал, мельком окинув руки Лаера взглядом:

— Этот меч… Это оружие не поднимется против создателя.

— Он признал меня хозяином. — Едко оповестил брата Лаер, глядя на ошеломленного Настоятеля, отступившего за спину Лаиса.

— Однако у него все равно больше понятий о чести, чем у тебя.

Лаис приглашающее раскинул руки, из-за зажатых в них мечах это выглядело впечатляюще. Лаер незамедлительно атаковал. В плечо. Потом рассчитывал ногой подбить его под колени и, надрезав пару болевых точек утащить этого слепого упрямца в Иксилону. И там вправить мозги. Он не оставит брата этим тварям. Которые еще жестоко поплатятся за то, что посмели дохнуть на него… Однако Неван испоганил все планы. Руки сковало болью, холодом и недвижностью в пяди от плеча так и не шелохнувшегося Лаиса.

Лаер охнул от неожиданности и, отняв руку, замахнулся и попытался повторно атаковать. Только в замахе руку обожгло, вторая отнялась до плеча и меч, отторгнув плоть хозяина, упал в четырех шагах от Лаера, странно глубоко, до середины лезвия вгрызшись в мрамор.

— Ну что, убедился? — сквозь зубы поинтересовался Лаис, подавая брату один из своих мечей.

— Трус, — злобно бросил Лаер Невану, стыдливо замерцавшему, но так и не откликнувшемуся на призывно протянутую руку. — Жалкий трус.

— Весь в хозяина.

— Да, в прежнего. Ничего, я из него вытравлю эту гадкую черту.

Снова скрестить клинки, Лаис не учел того что Лаер без печатей на силу восстановился полностью, и для него это стало неприятным открытием.

Рейнес отошел на край площадки с торжественно миной наблюдающего священную битву.

Лаис улучив момент, когда клинки сцепились перекрестьями гард, правой рукой незаметно рванул Хранителя на себя, и едва шевеля губами, произнес:

— Видишь Плэр Санкрис? Возле центральной вязи?

Лаер отпрянул, проводя серию кратких атак, незаметно кивнул. Он тут же понял, что самостоятельно активировать круг не сможет. Она закреплена на десяток человек активирующих его только им известным способом.

Близкий контактный бой, не позволяющий даже профессионалу со стороны разглядеть и расслышать слова. Произнесенные шепотом.

— Подрежь мне правую руку и тесни на руну…

Закреплен на кровь. Круг активируется кровью посвященных в тайну Плэр Санкрис.

— Дальше активируй круг, но на место какого-нибудь крупного Храма… — Лаис увернулся от подсечки под колени и косого рубящего удара снизу.

Лаер бросил краткий взгляд в сторону бледной Уны.

— Все с ней будет в порядке. — Лаис почти ударил по плечу Хранителя острием клинка, но заметив, что Лаер не успевает поставить блок, развернул лезвие плашмя. Лаер с трудом успел отскочить когда меч Лаиса опустился на его плечо. Со стороны — неудачная попытка Лаиса снести Хранителю голову, на деле — попытка отрубить руку поспешно переведенная в лекгоотражаемый удар, чтобы не поранить не поставившего блок Лаера.

Ну, разумеется. С Уной все будет в порядке. А с Лаисом нет. Рейнес не оставит ему шанса, учитывая наличие такого шикарного рычага как ребенок и жена. Лаер отрицательно мотнул головой, отражая серию шикарных нападений.

— Мелкий, не глупи и порежь мне руку!

Лаер скрипнул зубами, демонстративно завел "звездочку" игнорируя подставленную правую сторону Лаиса. Он тут не оставит брата. А Лаис не собирается оставлять его, ведя спектакль, чтобы дать возможность уйти. Рейнес выставил бы армию, или дал возможность использовать этот круг, что изрубило бы Лаера и Уну на кусочки, вместо этого этот старый храмовый негодяй решил для полноты списка, в котором уже значилась схватка Хранителей, стравить братьев. Только его ждал маленький сюрприз: отступничество Лаиса и его воссоединение с братом. И тут возникла новая проблема: Лаис не может бросить в логове семью, а Лаер не может оставить Лаиса. Да и не только его… В том чудесном малыше текла кровь рода Шае-Райное, он был так похож на Лаиса… и вместе с тем на Лаера.

Позволить храмовым клинкам испробовать кровь Шае-Райное — самая большая и досадная ошибка, которую Лаер только может допустить. Он скорее сам снова попытается убить Лаиса, нежели позволит Храму коснуться его. Хотя… Лаис уже был в их сетях. Но это очередной повод к беспощадной мести. Посметь тронуть его…

Лаер даже сейчас не мог точно сказать, что же его задевает в том, что Лаис был правой рукой храмовиков. Однозначно не нелюбовь Хранителя к божьим слугам…

Где-то там внутри возродилась… надежда?.. память?.. Он знал лишь одно — есть брат. Его родной, единокровный брат. Который если не простил, то понял все. Брат, которого он никому не отдаст.

Лаис уловил момент, когда Хранитель отвлекся на движение Рейнеса к лестнице и, полоснув себя по ладони, резким взмахом руки окропил тут же выступившими каплями Плэр Санкрис, что была в полутора шагах от них. Лаер выронив клинок, и с ужасом глядя на разозленное лицо брата, не успел отскочить от него достаточно далеко.

Лаис хлестнул четырьмя или пятью странными магическими волнами, не причинившими ровно никакого вреда Хранителю, чья охранная вязь разбила атаку, но неуловимая родовая магия Лаиса, пользуясь отвлеченным вниманием Лаера, обвила тело Хранителя на манер тисков.

Рейнес, идущий к Уне, недоуменно оглянулся. Лаис, уже взявший за шиворот брата, собирался бросить его на загорающуюся руну, когда Лаер разорвал путы высвобождением собственной магии, но Лаис не выпустил его из рук, несмотря на чудовищную боль от враждебно настроенной магии Хранителя.

Лаер зло зарычал и даже перестал сопротивляться видя как Рейнес ускорив шаг, достиг лестницы и, вытянув из-под просторной мантии саблю, замахнулся на поворачивающуюся к нему Уну. Лаис обернулся, выпустив брата, рванувшего к девушке. Рейнес замахнулся, но он бы не за что не ударил, понимающе скользнув взглядом по сложным святящимся охранным рунам под ногами девушки. Он бы не ударил ее, потому что сила заклятий убила бы его самого, но Уна испуганно обернувшись, сама сошла со ступени, стремясь отойти от человека с оружием как можно дальше. И Рейнес столкнул ее.

Столкнул с площадки.

Лаер бежавший к лестнице, в прыжке распластался в воздухе и, рухнув на самый край площадки, успел схватить вскинутые руки Уны. Она онемела от страха, лишь в бессилии смотрела в лицо Лаера.

— Прикончи его! — истошно взвыл Рейнес.

Чтобы Лаис ударил в спину в поединке? Как же плохо его нужно знать. Или как же долго Лаису пришлось играть…

— Давай, подтянись немного, — Лаер чуть приподнял девушку, уцепившуюся правый рукой за его локоть. — Вот, так… моя умница… еще немного…

— Убей! Убей его! — продолжал бушевать Настоятель. — Ах, ты тварь бесхребетная!..

Судя по торопливым шлепкам в сторону Хранителя, Настоятель решил не упускать шанса. Лаер даже расхохотался, вполне представляя, что будет дальше.

— Уйди от него. — Лаис скрестил меч с саблей Рейнеса.

— Я знал, что ты не сможешь, — проронил Настоятель с каким-то неясным торжеством, разом оборвавшим смех Лаера.

Шипение, крик стали, и резкий разрывающий слух звук пронзаемой плоти. Полустон-полувскрик Лаиса, и Лаер обезумел.

Уна едва успела уцепиться за кисти обмякших рук.

— Лаер!..

Она впервые видела столь бездумные глаза. Пустые. Мертвые.

— Лаер, пожалуйста!..

В страшных глазах мелькнул проблеск разума, Лаер по-звериному повел головой, и злобно зашипела змея, сбившая в длинном прыжке тело Настоятеля. Звон упавшего меча. Лаер напрягся и, перехватив девушку за локти, медленно с усилием втащил на край. Он снова чуть ее не выпустил, когда багровая дождевая струйка с площадки мазнула его по щеке.

Уна застыла видя как Лаер ломанными, каким-то неестественными движениями подползает к брату с багровым ореолом вокруг распластанного на мокром мраморе тела.

Лаер неуверенно взвыл, в ужасе глядя на лицо с открытыми безразличными глазами. Заскулил, словно смертельно раненный зверь, остановившись в локте от мертвого тела. Протянул руки, как годовалые дети тянутся к взрослому человеку. Ладони дрожали, а Лаер рвано дышал, широко раскрытыми глазами глядя на брата. Он так и не посмел коснуться его, опустил взгляд, и, заметив, как вода становится алой вокруг них и заходясь в непередаваемом ужасе задрожал, в безумии и с невыразимой мольбой глядя на Лаиса.

— Нет… Нет… Пожалуйста, нет!.. Ну, пожалуйста, не надо!.. — задыхаясь, изломлено умолял Лаер, просительно протянув руки к телу.

Коснулся его. Коснулся. Там, где сабля пронзила сердце.

Это Лаер переродил клинок… Это Лаер извратил душу Лаиса, лишив его шанса на возвращение… Это Лаер убил брата…

Что-то надломилось внутри и осело сухим хрупким пеплом, запорошив весь мир который он знал. Он больше не чувствовал ничего, не видел, и не верил не во что. Лишь одно имело значение: его брат мертв. И тяжесть этого знания клонила замерзшего в темном отчаянии Хранителя к земле. К кровавому мрамору.

Кровь. Мрамор. Утрата…

Это Фесово видение, предупреждающее о…

Где то на границе сознания исступленно билась истерика, но все его мысли обратились в прах.

Лаер взревел, откинув голову. Крик боли, ненависти, неверия. Звериный вой, холодящий душу, иссушающий разум и останавливающий сердце. Так не может кричать человек. Но он был в том вопле. Умирал. Это был крик души бьющейся в агонии.

Вой перешел в леденящий торжествующий хохот. В надрывное поскуливание. В тихую молитву. В проклятье. В шепот, снова в смех. И в рваные вдохи.

Хранитель прикрыл дрожащими пальцами уже невидящие глаза Лаиса, проведя ладонью вниз опустил веки, и тихо прошептал:

— Вот так, брат. Спи. Спи вдали этого мира. Вдали от горя, горечи, лживых ролей. Спи, позабыв вкус ненависти, разочарования и боли. Где бы ты ни был, там лучше. Помни меня таким, каким знал прежде. Я скоро приду и разбужу тебя. Я вернусь за тобой. А пока спи…

Лаер поднялся. Змея скользнула прочь.

— Ты… Ты! Ты еще пожалеешь… — невыразительно шептал Рейнес, глядя в восковое лицо с пугающими вертикалями зрачков на полыхающих изумрудах глаз.

Лаер поманил Невана, с готовностью возникшего над отползающим Настоятелем. Меч начал скручиваться, уплотняться, терять форму и приобретать иную — тонкой металлической кобры.

Лаер мягко прокручивал кистью, заставляя угрожающе расправившего капюшон Невана проворачиваться в воздухе над замершим Настоятелем, и показывать себя во всей красе. Лаер изогнул ладонь и Неван повторил его движение, прогнувшись шеей и головой назад.

Хранитель неестественно, не по-человечески жутко ухмыльнулся, и резко опустил ладонь вниз. Неван издав металлический скрежет, в котором странно чувствовалось торжество, повторил движение руки хозяина. Тоже нырнул вниз. Пробив живот Рейнейса, проникая в организм. Повторяя плавные движения ладони Хранителя. А тот внимательно слушал крики отчаянной боли, и наслаждение расправляло застывшие черты.

Лаер начал резкие движения, с блаженством вслушиваясь в хруст ломающихся костей. Неван ломал твари позвоночник. Ребра. Таз. Разрывал кишки, печень, желудок и диафрагму, но не трогал легкие, позволяя жертве кричать, а хозяину упиваться этим криком.

— Лаер, пожалуйста!.. — отчаянная мольба в вопле Уны разбила мир Лаера сжигаемый в ненависти и наслаждении.

Он оглянулся, она все еще сидела на краю, прижимая ладони к груди и задыхаясь от слез.

И тут его взгляд натолкнулся на тело брата, которое бережно обвила родовая магия Лаера, и не давала расползающимся кровяным разводам от Настоятеля, смешаться с кровью Лаиса. И это снова ввергло его в пучину безумия.

— Ты думаешь что вот так легко подохнешь? — свистящим полушепотом спросил он у обезумевшего от боли Настоятеля. — Не-е-ет…Волей Пламенного духа, Берегини росы, Души ветра, Земляного Провидения павших в мою власть и силой дарованной мне, первородной матерью призываю душу сию! Отныне и до скончания дыхания пусть вверяет мне власть и волю свою. Преклонится и да пребудет со мной, покуда не позволю покинуть себя. Служит мне неустанно и верно, ибо я истинный повелитель ее!.. Именем Ияирелла, Кеиоиулы, Пзартроясса, Эосельмы заклинаю душу сею преклониться предо мной, прозвать себя рабом моим, и назвать имя истинное!..

Его голос множился, приобретал эхо, повторяемое покоренными демонами, опьяненными от ненависти повелителя их, и тихо певших в его крови. Голос лился отовсюду, и с каждым произнесенным запретным именем сущностей, заключенных в сигилы, срывались нити, хранящие жизнь Рейнейса. Ведь он был не вправе слышать их. Они не подчинялись ему, и поэтому убивали его, стремясь усладить своего ненасытного хозяина.

Лаер сорвал с шеи брата медальон Алдора, кинув в исходящего кровавой пеной Настоятеля. Ослепительно полыхнула вспышка, иррациональной дугой изогнулось измученное тело отпускающее душу и пало тряпичной куклой в лужу крови. Серебристое бесформенное облако проронило скрежетчущим, невыносимым для уха простого смертного:

— Преклоняюсь пред тобой, прозываю себя рабом твоим, имя мое Каеилеос!

Плененная душа убийцы его брата покорилась новому обиталищу — медальону. Ну что за ирония судьбы — Настоятель оказался в ловушке символа своей веры.

Однако Хранитель не улыбнулся, он с ненавистью посмотрел в небо. Небесный Отец, Создатель, Властитель и как там тебя еще называют, сегодня ты обрек множество людей на смерть, взяв то что не положено… То на, что ты права не имел. Ты отнял брата. Но Лаер вернет его, заставив твоих слуг захлебнутся в крови и перед смертью ощутить вкус собственной требухи.

Хранитель поманил пальцем Невана, и тот не меняя формы скользнул по руке Лаера оставляя багровый шлейф красиво окаймляющий руку и ведущий к шее, где согревая теплом убиенного Настоятеля остановился Неван.

"Мой господин!.. Мы убьем их всех, слышите?.. Они все поплатятся…"

Голос Невана пропитанный столь же сильной ненавистью и яростью как у Лаера звенел в голове Хранителя. Лаер перехватил медальон, слабо пульсирующий теплом, и брезгливо спихнул развороченное тело Настоятеля в пропасть.

Неван снова слился с Лаером, согревая его оледеневшее сердце памятью сладкого моментами убийства Рейнейса.

Хранитель обернулся. Лаис. Брат.

— Я верну тебя… Слышишь? — тихо шептал Лаер, опускаясь на колени подле него.

Родовая магия зашипела в отчаянии и горе, скользнула к Хранителю. Лаер бережно поднял мертвое тело на руки.

Он только что потерял истинную любовь семьи — которая была готова принимать его как убийцу, и вора, и последнюю мразь. Эту слепую, безоговорочную любовь и веру.

Семья — маленькая вселенная, которая не должна быть на ряду с чем — то привычным и обыденным. Люди связанные такой любовью — сверхлюди. Они на ступеньку любого явления и человека в природе. Потому что их любовь не продается и не покупается, она священна. Никто и никогда не будет любить столь яро, абсолютно, безусловно, как семья. И ставить на одну линию с ней даже любимого человека или что-то еще — святотатство.

Семья бережно отмоет наши руки от чужой крови, спрячет украденное нами, навеки похоронит наши самые грязные и порочные тайны, изопьет чашу нашей боли с легкой улыбкой, коя более уместна при пробе хорошо выдержанного вина, и все с той же улыбкой разобьют на черепки кувшин наполняющий чашу болью.

Семья всегда будет ждать нас, даже оттуда, откуда никто не возвращался; даже тогда когда больше никто не ждет.

Никто из богов, которые жестоко карают за грехи, никто из ангелов от которых мы отрекаемся, и они уходят, не сможет любить нас сильнее.

Семья выше богов, благороднее ангелов.

А когда ее не станет — падет пеплом тот маленький мир в котором можно было спрятаться от страха и жестокости, от боли и ненависти; маленький мир, способный оберегать нас.

Купить можно всех — у каждого своя цена и валюта. Поэтому не стоит марать образ семьи обо что-то земное и материальное.

Его маленькая, новообретенная семья, ценность которой он осознал совсем недавно, мертва.

Сколько боли. Столько же и крови. Везде должен быть баланс. Лаер умер вместе с братом, с возрождающейся надеждой… Они оплатят кровью. Все. До единого.

Уна…

— Лаер…

Круг Сетаролла вспыхнул при словах активации.

Храм. Аккурат ночная молитва — храмовики склонили головы сидя на скамьях.

Лаер усмехнулся.

И это было последнее что увидело большинство вскинувших голову.

— Лаер, пожалуйста. Хватит. Уходим. — Спокойный, очень спокойный голос, и Уна настойчиво тянет его за рукав, стараясь не отводить от него взгляда, чтобы не видеть окровавленные стены.

Лаер сидел в своем кабинете в неофициальной резиденции на севере Видэллы и неотрывно смотрел на магический вакуум. Небольшая ловушка хитросплетений трех типов вязи, позволяющая сбросить власть течения времени для всего, что находиться в ее границах. Для всего неживого. И то, что она сейчас оберегала, было неживым.

Но и не мертвым, поскольку магия предотвращала тление и разложение тела.

— Лаис…

Лаер произносил это имя в миллиардный раз, и вопреки всему оно не теряло смысла. Он поднес бокал с насыщенно — красной жидкостью к губам. Вкус вина на губах и вины в душе.

Брат словно бы заснул. Лежал на дивно сработанном каменном столе и казался спящим.

Вот уже три дня. И три вечности для Лаера. Хранитель почти не помнил, чем занимается утром и днем, он приходит в сознание лишь вечером, когда возвращается к брату, и сидит в кресле, не отрывая взгляда от его тела до самого утра.

Лаер знал, что отдает приказы Ордену к истреблению глав Храмов, знал, что в стране паника, знал, что Мирей рвет и мечет, пытаясь его отыскать, знал, что его ищет Рийский, но все это не имело никакого смысла.

И никакого значения.

Орден доставлял Лаеру старейшин. И Хранитель до этих моментов не подозревал, до чего может развиться его изощренность и заснуть брезгливость.

Но их смерти не насыщали ту затягивающую ледяную пустоту.

А еще у Лаера начала постоянно болеть голова. Подошел срок. Сила Ноктура оказалась напрасной. Лаер ее и не чувствовал в себе.

Четыре, максимум пять дней на то, чтобы убить храмовиков найти способ не подохнуть, и вернуть Лаиса.

— Лаис…

Нужно встретиться с Ирте. Для начала. Он поможет.

Нет. Нельзя. Нельзя никому говорить о Лаисе, пока он не найдет абсолютный способ обезопасить тело.

"Мой господин…"

Неван просил свободы. Он всегда просил свободы рядом с телом Лаиса.

Лаер вытянул руку позволяя мечу выскользнуть и опуститься на пол в виде металлической змеи. Кобра подползла к вакууму и тревожно подняла голову, неотрывно глядя на своего создателя.

— Ты не знаешь, как разорвать наши души? — в сотый раз спросил Лаер.

"Нет, мой господин" — В сотый раз с невыразимой болью ответил Неван.

Лаер пробовал все, вплоть до того что переделал Связующий обряд, едва не сломив собственную вязь на ореоле и не умерев. Неван стойко терпел терзание своей души, но никакие попытки не увенчались успехом. И Лаер боялся поверить, что брата нельзя вернуть. Неван — самостоятельная сущность, пусть и зависящая от Лаера. Но он самостоятелен. Автономен. Переродившийся. Живой.

"Он во мне. Он все еще во мне. Я жив, он тоже. Я хочу отделиться, но не понимаю… Простите меня мой господин. Я хочу вернуть его, но не понимаю как…"

Это лишь успокаивало Лаера. Неван еще держит Лаиса.

Есть вещи которые нельзя изменить…Нельзя изменить, никак нельзя изменить…

Они должны иметь место в жизни. И как бы мы не хотели, мы не можем повлиять на ход уже случившегося. Лаер ненавидел выражение "не было выбора". Он построил свою жизнь так, что это выражения было не уместно. И он осознал ничтожность того, что прежде считал своим величием. Ощутил там. В дождь посреди зимы. С мертвым телом брата у своих ног.

Есть вещи, которые нельзя изменить. Есть вещи, которые нельзя прощать.

Он погряз во всех этих вещах. И какова же цена…

Если все вернуть назад… Он изменил бы лишь одно — попытался объяснить брату. Унижался бы, умолял, ползал за ним на коленях, пытался оправдаться… Но не допустил появления той восьмилетней пропасти за зря потраченного времени. Треть жизни Фесе под хвост. Когда нужна была только поддержка, только разделение бремени. То, что он искал в остальных…

Лаис бы поверил — сейчас Лаер это знал. Брат бы понял, принял, не оттолкнул… Но Лаер же гордый! Лаеру надо было показать, что он непоколебим! Что плевать он хотел на все и вся… Какой же он глупец…

Лаер снова наполнил бокал. Он совсем не чувствовал этого тонкого вкуса. Как не чувствовал вкуса искрицы, в первый день в Видэлле принесенной кем-то из Теней.

Кажется, в тот вечер Лаер переборщил. Сердце остановилось. Но магия снова заставила его биться. Он не помнил почти ничего. Только краткий момент, когда смежились веки и свою наивную надежду пасть в забытье… В котором был лишь пепел. Ему теперь мерещился пепел. Все запахи, вкусы, чувства — только пепел. Серый хрупкий пепел.

Лаер поднес бокал к губам, когда тонкая ладошка накрыла его, удерживая Лаера от глотка. Уна требовательно сжала хрусталь, отодвинув его от лица Хранителя. Лаер удержал бокал, опасно накренив его и приблизив к лицу, коснулся губами тыльной стороны бледной ладони.

Поцеловал и потерся носом, втянув нежный аромат яблока. Тут же отдавший сухостью пепла. От Уны всегда пахнет яблоком. Это единственное, что он точно знал, и что пока пробивалось сквозь блокады серых остатков сожженных надежд…

Лаер определил Уну в Видэлльский магический скит почти сразу по возвращении, приставил лучших наставников, которые занимались с ней едва не по десять часов в день, отдал приказ Тени, (к слову сказать, это была единственная Тень — женщина в Ордене) охраняющей ее, втереться в доверие к девушке. Уна считала Эндер своей подругой уже спустя три часа, не догадываясь об истинной задаче этой смуглой улыбчивой везильвийки, обучавшейся вместе с ней, живущей в соседней комнате в скиту. Разумеется, Эндер не обучалась в скиту, а сопровождала Уну двадцать четыре часа в сутки, ежечасно делая отчеты Хранителю.

Уну так изматывало обучение, что за три дня в резиденции она была всего один раз, хотя и рвалась к Лаеру, каждую свободную минуту. Хранитель грелся в ее тепле и отметал все попытки невозвращения в скит. Держаться при ней он мог совсем недолго, к тому же Тени доставили двух старейшин, и кровь Лаера кипела от предвкушения.

Девушка убрала бокал и, перегнувшись через спинку кресла, обвила его шею руками, ткнувшись губами ему в висок.

— Это не выход, Лаер…

Лаер расцепил ее руки, требовательно потянул на себя, вынуждая ее обойти кресло и сесть к нему на колени. Не выход. Она права. Только у него больше нет вариантов. Осталось меньше пяти дней, ни сегодня завтра начнется магическое истощение — агония угасающих способностей. И он боится себе представить, что с ним начнет происходить. Есть один шанс избежать этого и получить гораздо больше времени на обдумывание вариантов возвращения Лаиса. И сейчас этот самый шанс сидит у него на коленях, сжимает его ладони и с разрывающей душу нежностью смотрит в глаза. Единственный на свете человек, который знает обо всех темных сторонах и не боится, принимает его без всяких условий, таким, какой он есть. Единственный человек, оставшийся в живых…

— То как ты мстишь… — Тихо начала она. — Я знаю, у тебя достойная причина. Но ты убиваешь себя, а не их, Лаер.

— Даже идеальная месть не вернет тех ради кого она совершается. В ней нет смысла. Но она несравненно прекрасна тем, что не дает кануть в пучину хаоса и забытья в еще более бесполезной боли. Она безвозмездно дарует призрачный стимул, который является причиной жить в первые моменты после потери. Вот в чем ее истинное предназначение. И я упиваюсь этой местью, Уна, пожираю этот стимул, потому что если я не буду этого делать, тебе совсем не захочется видеть того, кто во мне проснется.

— Я не боюсь. Ты должен остановиться. — Ладонь скользнула по его щеке. — Понимаешь? Должен.

Лаер мотнул головой, стряхивая такое нежное, такое нужное прикосновение.

— Я не могу, Уна. Я обрел и тут же потерял, даже не успев сказать "прости"…

— Когда я очнулась, впервые увидела Лаиса… Я сразу поняла что это не ты. Он похож. Очень похож. Он говорит как ты, двигается, даже смотрит иногда так же. Но его глаза другие. Мы с ним говорили много, очень много. Он рассказывал кто ты, и чего хочешь.

Лаер сглотнул и закрыл глаза.

— Ты… поверила?

— Да. — Помедлив, с грустной улыбкой признала она. — Я знаю о том, что я Талант, и что Хранителям нужно от таких как я. Лаис говорил о тебе с такой злобой, ненавистью… Но я видела в его глазах боль и тоску. Он говорил, что убьет тебя, но еще не знал… Не осознавал… В то утро он убеждал не меня, а себя. Я уже видела, что он не сможет. Губы могут лгать, но глаза никогда. И сейчас, Лаер, он не хотел бы, чтобы ты так много… убивал.

— Лаис рассказал тебе все?..

— Я знаю, зачем ты меня забрал. Знаю, зачем мы шли сюда. И знаю, почему ты медлишь.

— И последствия ты тоже знаешь? — Лаер очень боялся услышать ответ.

— Знаю. — Почему у нее такой спокойный голос? В то время как Лаера рвет на части.

— Я не смогу… — срывающимся шепотом признал он.

Серебряные глаза полыхнули каким-то незнакомым познанием.

— Мы с тобой найдем иной путь.

Лаер смотрел в эти участливые глаза, делящие его боль, и не мог себя заставить принять самый очевидный, самый рациональный шаг. Самый правильный, самый нужный выход — забрать ее силу. Два, или два с половиной года, вместо оставшихся пяти дней, на то чтобы вытянуть Лаиса… Ее смерть на возможную жизнь брата. А если нет?.. Если он потеряет и ее? Да и как потом жить? Лаис не упрекнет, не позволит себе ни одного осуждающего взгляда.

Но как быть с собственными мыслями? Он довольно длительное время сможет обманывать самого себя. Но не бесконечность. Он не сможет заставлять себя верить, что у него не было выхода, и мучится осознание того, что поступил правильно. Не сможет смотреть в зеркало. А со временем и в глаза брату, хотя знает, что в них никогда не отразиться ни тени сомнения.

Он не имеет права лгать себе. Но и не имеет права отступать. Не имеет права отторгать правду. Но и не может принять решение.

Лаер совсем невесело рассмеялся. Что делать? Что ему теперь делать? Он достиг всего, чего хотел, но вместо торжества испытал разочарование. Заложник чувств. И это видели все, кроме него самого. Он держит в руках ключ, но не может открыть дверь. Его отделяет всего один шаг. Но он не в силах его сделать. Феса… Лаис, ведь ты знал? Ты ведь все понял… Если бы ты только не пошел вслед за этими сволочами. Если бы только поверил…

Ничего. Он найдет способ вернуть брата. И свергнуть проклятый Храм. Мало времени, но этого достаточно. Наверное.

Лаер притянул ее к себе и, зарывшись лицом в шелк волос, горячо зашептал:

— Я что-нибудь придумаю… Вот увидишь. Я обязательно найду выход… Всегда находил…

— Я верю, — прижалась Уна. — Я знаю.

Ее что-то гложило. Она отводила взгляд, прятала лицо на его плече, пока Лаер мягко отстранив ее не спросил что случилось. Уна неумело попыталась солгать. Лаер настойчиво посмотрел ей в глаза.

— Я… Вообщем Ирте узнает, где мы.

Лаер окаменел.

— Лаер, пожалуйста… Тебе кто-то должен помочь!

Хранитель сдержал резкий, грубый ответ. Почти не изменился в лице, взглядом вперившись в фигуру брата. Так он успокаивался…

— Лаер!

— Оставь меня.

— Пожалуйста, послушай…

— Уна. Оставь. Меня. Одного.

Оставила. Не сказав больше ни слова. И правильно, Лаер едва сдерживал гнев.

Рийский прибыл через три часа. Когда успокоившийся Лаер перебирал шелковые пряди Уны прикорнувшей с книжкой на диване в гостиной.

Рийский стряхивая снег с плаща, возник в дверном проеме, поймав взгляд Лаера, кивнул в сторону.

Хранитель, нашептав несколько усыпляющих заклятий и скользнув губами по виску спящей девушки, неохотно направился прочь из комнаты. Рийский сидел в кухне, достав из кладовки перцовку.

Выглядел он не намного лучше Лаера — утомленный, такой же бледный, с набухшими от недосыпа синяками под глазами. Зрачки почти во всю радужку. Сколько он не слезал с искрицы? Дня два, как минимум. И первое что сделал Ирте, когда Лаер сел напротив, с размаху зарядил Хранителю кулаком в челюсть.

Лаер мотнул головой от силы удара, сплюнул кровь из прокусанного языка и, пододвинув к себе кружку, щедро плеснул горячительной жидкости и одним махом проглотил.

— Дурак. — Устало бросил Ирте, отбирая у Хранителя кружку. — Достичь едва ли не господства над этим падшим миром и остановиться из-за слюнявого идиотизма.

Лаер хохотнул, исподлобья посмотрев на Рийского, и выложил ему все. С каким-то извращенным удовольствием испытывая боль от произошедшего повторно, пусть в ослабленной форме.

За окном занялся рассвет, вселяя в крупные хлопья падающего снега странное серовато-оранжевое сияние. Сочащийся сквозь огромное окно холодный свет багрового солнца с завидным усердием пронзающего нахмуренные тучи, медленно оттеснял темноту в большой отделанной мрамором и резным деревом кухне Лаера. Хранитель здесь ни разу не ел. Он вообще не жил ни в одной своих резиденций, постоянно перемещаясь с места на место… Лаер задумчиво следил за красивым утренним снегопадом сквозь огромное окно кухни и чувствовал, что пустота внутри него самого стала больше. Ему двадцать четыре, он достиг наивысшего положения при дворе правителя, и через неделю его уже не будет на этом свете. Что останется? Ни семьи, ни дома, ни памяти. Лишь сухое упоминание имени на уроках магии в скитах. Ни этого он хотел… Ни к этому стремился. На самом деле нужно было совсем иное. А он похоронил себя в погоне за властью. Себя и брата.

Глупец и слепец.

Уна говорила ему что-то, перед тем как они вошли в Видэллу. Задолго до того, как он разговаривал с ней в резиденции Рийского. Она единственная, кто увидел в нем то, что было ему нужно на самом деле. Единственная, кто увидел то, что было скрыто от него самого. Кто прочел и Лаиса.

Она видит его гораздо лучше него самого…

Ирте сидел напротив, сжав голову руками, а Лаер скользнув по нему взглядом, задался вопросом: почему этот человек так близко принимает к сердцу, его, Лаера проблемы?

— Я скован, лежу на мокром мраморе и вижу ее испуганные глаза, а позади умирает брат… Я… ничего больнее… никогда… нутро все будто шилом… — бессвязно шептали онемевшие губы Хранителя.

— Ла…

— Это хреново, Рийский. Потому что я… я не знал, кого выбрать. — Итак, он это сказал.

А на душе стало совсем черно, вместо ожидаемого облегчения. Теперь на пороге сознания рождалось презрение, которое все никак не могло найти свою позицию на защиту Уне или Лаису, но точно утвердившись в антипатии к Хранителю.

— Ты в любом случае не успел бы… — Ирте отстраненно смотрел в окно, вертя в длинных пальцах красивый тонкий метательный нож.

— А что если нет? — вот он, страх, который медленно убивает его изнутри. — Если бы я успел?

— Тогда погибла бы Уна. — Безжалостно отрезал Ирте, посмотрев Хранителю в глаза. — Ты выбрал ее. Лаис мертв.

— Я не… Я не хочу… не хотел… — Лаера забили эти слова Ирте, он сжал кулаки не понимая что хочет сказать, что правильнее думать.

— Давай, Райное, признайся себе, что ты просто предпочел девицу родному брату. — Тихим шелестом, разорвавшим тишину. И его сердце.

— Я… не знаю… Он… Не могу…

— Да твою же мать! Все просто: брат или она. Она жива. Он нет. Все очевидно. Она значит для тебя больше. Настолько больше, что она сейчас дышит, а Лаис нет. Она живет, а Лаис нет. Она рядом, а Лаис нет. А у твоего брата сын. Сколько, ты говорил ему? Три-четыре года? Мальчишка без отца. Знаешь, каково это, без отца расти? Я вот знаю. Держу пари, что Уне это неизвестно.

— Ты паскуда… — Сквозь зубы выцедил Лаер, стискивая пальцами края стола, и откидываясь на спинку стула.

— Это ты паскуда.

— Хочешь, чтобы я винил ее.

— Хочу. Я даже помолился. — С легкостью признал Ирте, с усмешкой встречая презрительный взгляд Лаера.

— За что ты так ненавидишь ее?

— Мне на нее с высоты моего полета, знаешь что… — Равнодушно передернул плечом Рийский. — Я не хочу, чтобы ты умирал.

— А ты спросил, чего хочу я? Или на это тоже с высоты?

— Истери, можешь даже побить меня, разрешаю. Можешь кричать о высокой морали, любви, долге и муках совести. Можешь прямо сейчас схватить ее и уйти, и клянусь, что не стану искать тебя. Можешь делать все, что заблагорассудиться. Но только посмей еще раз выдавить что-то по поводу того, что мне плевать, и я пойду и убью ее, Райное, потом скручу тебя и заставлю испить ее силу. А потом ты мне спасибо скажешь.

— Только дернись.

— Да знаю я. — Поморщился Ирте. — Сижу. Зенками-то не сверкай. Давай оставим эти розовые сантименты, и поговорим о насущном. Ты, разумеется, хоронить его не собираешься?

— Даже не смей заикаться об этом, находясь рядом со мной, ясно? — холодно обрубил Хранитель.

— Тогда давай идеи, гений. — Фыркнул ИртеЈ с тоской глядя на пустой кувшин перцовки. — Ты Хранитель, тебе должны быть подвластны высшие материи, высшие ступени…

Озарение пришло неожиданно. Лаер застыл, забыв дышать. Что может быть сильнее магии Хранителей? Только ее источник. То, что пробуждает силу в Хранителе. Лаер помнил, как Содэус и Ноктур чуть приоткрыли щелку на алтаре Хранителей, чтобы выпустить краткую струйку совсем невзрачного дыма, возродившего в Лаере многовековую наследственную силу, которой сейчас нет аналогов по мощи.

Они тогда лишь чуть приоткрыли заслонку… Почему-то Лаеру никогда не приходило в голову, что может произойти, если распахнуть источник…

Лаер помнил посвящение Атера в Хранители, помнил, как тяжело было удерживать алтарь от беснующейся силы с той стороны, если бы не Ноктур, добросовестно поддерживающий рассыпающиеся запирающие вязи, Лаер едва ли бы сдержал мощные удары рвущейся к свободе силы…

Если и существует магия способная разбить такое уникальное существо как Неван на две составляющие, то это однозначно сила Истока — этой самой магии, пробуждающей мощь Хранителей.

Она разделит Невана, и пробудит магию Лаиса. А значит и его сознание.

Лаер боясь поверить в то, что он нашел ту ниточку, которая вытянет Лаиса в мир живых, начал осторожно, высказывать мысли вслух. Постепенно внутри рождалась уверенность. Он, наконец, знал что делать, а главное как делать. Слова становились четче, в голосе сквозили знакомые властные интонации, и даже узнавались отголоски привычного высокомерия разложенного на тоны, словно рельефный бархат. Мысли неслись вперед неумолимым потоком, вырисовывая тщательные продуманные ходы.

— Исток нужно будет открыть полностью. Потому что если эта магия будет просто частичной, то она скорее мутирует способности, нежели пробуждает их. Я не хочу, чтобы Неван стал чем-то иным. Его нужно только разбить.

— Если открыть Исток… По окраинам Видэллы восемь природных источников магии, на которой построен этот город, за счет которой он держится. Если Исток так извращает скрытые способности у людей, то что произойдет с внешней магией, которой пропитан каждый волосок расстояния в городе? Видэллу просто разнесет по крупицам, Лаер. — Вздохнул Ирте.

— Да плевать я хотел.

— Это безрассудно…

— Даже если разнесет всю Иксилону, я верну брата, ясно?

— И навсегда останешься самым последним мерзавцем за всю историю. Нельзя спешить, нам нужно все обдумать.

— То есть ты со мной? — после секундной паузы ровным голосом уточнил Лаер.

— До конца. — Так же помедлив с ответом, произнес Ирте, вновь не отрывая взора от окна.

Ирте прав, погибнет несметное число людей. Да пусть хоть весь мир, лишь бы Лаис вернулся. Но нужно заботиться о репутации, Феса бы ее побрала… Хотя бы о репутации брата.

Решение пришло быстро.

Все элементарно. Все просто до безобразия. Кто сказал, что прервав чужую игру нужно непременно затевать свою? Нет, это не так. Нужно сделать ее своей, используя те же достижения и все условия уже созданные предыдущими игроками. Выйдет намного быстрее, проще и удачней.

Они хотели сделать Лаиса Избавителем из легенды. Наследником Алдора. Земным богом. Идеальным инструментом управления людской воли. Они хотели, а Лаер сделает.

…И разгневанный Отец сокроет дланью душу свою, ниспослав проклятье, затворит Врата в свои чертоги…

Предзнаменование уже было. Они подсчитали по звездам наверняка. Зря Лаер фыркал на эту науку. Но в тот момент он совершенно забыл, что по звездам читают не только человеческие судьбы…

…Внемлет он молитвам истязаемой вами матери-земли, и разверзнет бездну. Да изойдет оттуда Феса со тьмами демонов своих, дабы покарать людской род…

Демоны есть. Те самые искусственно-созданные твари. Нужно раструбить, что это и есть порождения Фесы ждущие матерь свою и готовящие для нее землю людскую.

— Предсказание пророка из Храмовой книги. Я хочу обставить возрождение Лаиса как приход Избавителя.

— Это невозможно. — Усмехнувшись, покачал головой Рийский.

— Трудно, энергоемко, времязатратно, но возможно. К тому же это не я начал войну. Я просто ее закончу. Хотя такую роскошь как безрассудная потеря времени мы не можем допустить. Слушай дальше: непобедимые твари в окрестностях сел и деревень. Это была идея Храма, как знамение того, что Врата Хаоса распахнуты и твари вышли на охоту. Вроде как скоро придет Феса и все мы пожалеем, что не достаточно усердно протирали штаны в Храмах, отпуская щедрую мзду растолстевшим настоятелям, дабы те, поедая икру и запивая везильвийским вином в своих роскошных опочивальнях в окружении распутниц, возвели глазки к потолку и взмолись о прощении грешных душ населения. Дальше по задумке храмовиков наш обидчивый божок закрыл глаза, уши и двери, предоставив любимой женушке буйствовать на просторах человеческих. Однако, на земле людской рожден был сын бога, весь такой благородной и правильный, аж на зубах скрипит. Ну, весь в папочку. Так вот он, наследник Алдора в смысле, исходя из малоаргументированной любви к странному человеческому роду, встанет на защиту жалких людишек. Но храмовики не успели поделиться этой новостью с населением. Исправишь эту досадную оплошность в самые сжатые сроки? Впрочем, внуши для начала мысль о приходе Фесы. Лаис станет для них слабой надеждой. Пусть пока думают, что это невозможно. Пусть думают, что настал истинный Час Расплаты. Сила Истока должна сорвать всю магию в нечисти, которая соберется на силу открытых источников магии. И лишь тогда эта самая слабая надежда обернется спасением, Лаис будет обезопасен со всех сторон — непогрешимый, рожденный в огне, и пали в его возрождении твари тьмы. Истинный сын бога. Да. Именно так. Значит, для начала просто посей страх.

— Сутки. От силы полтора.

— Долго.

— Ну, извините, господин Хранитель, я не почтальон и в этих делах мало что понимаю!

— Зато ты имеешь богатый опыт весьма успешной торговли запрещенным товаром и информацией. Не надо делать такие удивленные глаза. Только у тебя хватит храбрости граничащей с самоубийством, чтобы продавать Обьединенным Долинам порочащие сведения друг о друге, разжигая этим междоусобную войну и тем самым поддерживая оборот своего же оружия. Так что не приседай мне на уши, как мало ты понимаешь в распространении слухов и домыслов.

— Сравнил!.. — коротко хохотнул Ирте. — Там все заинтересованы в компромате друг на друга и поэтому никаких проблем не возникает. Здесь совершенно иная ситуация. Мне нужно сеять панику, а в кошмары людям верить не хочется!

— Но тем не мене они неизменно это делают.

— Сутки, Лаер. Иксилона большая, а у меня людей мало осталось.

— Возьми Орден.

Ирте нахмурившись, потер переносицу, что-то быстро прикидывая в уме.

— Давай-ка на этом закончим. Завтра вечером подведем итоги. Вот что меня интересует, что произойдет с тобой во время высвобождения силы Истока?

— А что со мной может произойти?

— Да тысячи вариантов развития событий. Но это твоя душа, и тебе знать, какие возможности наиболее вероятны.

— Подохнуть падалью. — Лаер тщательно загнал мысли о том, что именно станет единственно логичной причиной возможной гибели. Какое унижение, какой позор, после того кем был, стать обычным… Фу, и слово-то это применительно к себе употребить не получается. Одно хорошо — он этой гадостью побудет совсем недолго, прежде чем организм не сообразит, что…

О, нет, он не станет об этом думать.

— Что значит…

— То и значит. Все, отстань от меня Рийский, у меня голова другим забита.

Как Лаер и ожидал, Ирте лукавил относительно того, что ему понадобятся сутки на заражение населения ужасом. Прошло пятнадцать часов, а улицы уже дышали страхом.

Рийский занялся открытием восьми источников Видэллы. И как хищников в лису притягивает запах крови, так к Видэлле потянулась нечисть. Внешняя магия сплотилась и соблазнительно тяжелела. Значит, дела у Ирте шли успешно.

Ворота города были закрыты, выставлен усиленный караул, призвана Гильдия Духоловов — специализированный отряд боевых магов.

Видэлла — сказочно красивый город магов и магии был больше населен теми, кто владел высшей материей, и способен был дать отпор, но разлитая магия — слишком сильный соблазн для тварей ночи, чтобы просто остановиться перед стенами города.

Мирей уже выехал в Иксилону. Дольше скрываться не имело смысла. Лаер почтил своим присутствием Видэлльский скит. Наставники скита в ужасе и надежде смотрели на нехорошо молчавшего Лаера. Они ждали от него спасения, когда он продумывал как бы попроще умертвить их.

Город в спешке покидали жители. Те, кому удавалось. Ибо твари у стен едва ли не блокаду возвели.

Военный гарнизон и Гильдия духоловов смиренно ждала приказа Хранителя. Он молчал, ожидая, когда Рийский подаст сигнал, что источники под контролем и можно приступать к поиску доверенных лиц. Впрочем, лица уже были найдены, пока просто не предупреждены. Лаер обвел задумчивым взглядом наставников Видэлльского скита яро спорящих в совещательной зале скита по поводу дальнейших действий и причинах наплыва нечисти. Двенадцать ученых мужей. Десять из них когда-то обучали Лаера, и были покорены сообразительностью и способностями юного Хранителя. Видэлльский скит дышал Лаером, что всегда крайне раздражало Атера, и доводило до молчаливого бешенства Ноктура.

Градоправитель разводил бурную деятельность по спасению себя и своей семьи. Поскольку маги не смели шелохнуться без приказа Хранителя, то городская стража Видэллы значительно оскудела стремясь прорвать цепь тварей ночи осадивших город, чтобы дать шанс градоправителю покинуть Видэллу.

Лаер с легкой усмешкой слушал каждые получасовые рапорты дозорных о неудачных попытках градоправителя. Дал приказ перевести город в военное положение, максимально ограничив передвижение населения. Однако улицы все равно оставались полнокровными. Люди не понимали, что происходит и требовали ответов. Пока у обезглавленного Храма.

Городской сенат быстро состряпал никому ненужный военный суд, и военное командование. Лаер просмотрев список лиц, поморщился и ввел в командование наставников скита, поскольку знал, что Ноктур тихой сапой еще три года назад подчинил всех управленцев, вселив им неприязнь к Лаеру.

Измененный состав командования мгновенно оформил этапы стратегического развертывания и реорганизации сил Гильдии магов и военного гарнизона, в соответствии с требованиями и консультациями Лаера. Буквально за пару часов отряды были приведены в высшую степень боевой готовности.

Городской сенат как-то незаметно уступил роль управляющих паникующим населением Лаеру и его командованию.

Хранитель тщательно проинструктировав доверенных лиц относительно того что: "все взято под контроль, и в город не проникнет ни одна из пребывающих тварей", отдал приказ организовать патрули: "дабы люди узрели, что город готов к достойному отпору, который разумеется не понадобиться, потому что управление города держит ситуацию под абсолютным контролем" отправил усмирить немного ошалевших от страха людей.

Разумеется, ложь, от первого до последнего слова. Лаер знал, что как только природные источники будут полностью подготовлены, ворота отворят. И твари войдут в город. И даже эта реорганизованная военная система не справится с напором магически устойчивых тварей, обуянных дикой жаждой из — за все плотнее насыщающей воздух магии.

Лаер этого и ждал.

Потому что управление любым магическим потоком требует жертвоприношения. А поскольку сила Истока невероятна, Лаеру потребуется очень много смертей, чтобы хотя бы частично парализовать волю бездумной, сметающей силы.

Рийский наконец подал сигнал, что источники готовы. Командование единодушно согласилось провести "обряд, разгоняющий всю нечисть" безоговорочно поверив Хранителю.

Лаер забрал Уну из скита, отправившись с ней в резиденцию.

Дурацкая идея идти пешком.

Потому что много людей. И все они были пропитаны страхом и лживой надеждой, что исторгалась из уст Глашатая на помосте. Взгляд Лаера натолкнулся на чисто, но бедно одетого малыша лет пяти, крепко держащего бледную руку молодой заплаканной женщины.

Уна коснулась локтя Хранителя, поймав чистый и такой не по-детски серьезный взгляд ребенка. Дитя, понимающее гораздо больше всех взрослых… В глазах мальчика отражалось осознание того, что завтра не придет никогда, несмотря на то, что вещает тот высокий, уверенный мужчина на помосте.

Лаер задохнулся от тяжести чего-то обжигающего, стиснувшего сердце в груди. Прошел быстро сквозь толпу, отчаянно желая глотнуть воздуха, не зараженного ужасом.

Уна плакала. Беззвучно. Тихо. Незаметно.

Она действительно знала Хранителя лучше даже него самого.

И она знала, что Лаер спасается сейчас мыслями о брате. Когда он смотрит на Лаиса, то он вот так же стареет на несколько лет. И снова этот омут боли… Почему она ему в глаза не сказала, тогда, перед въездом в Элиар, что для него ценнее чувства? Почему умолчала? Ведь она уже тогда видела, что не власть ему нужна… Почему не сказала?

Лаер приобнял ее за плечи, чувствуя незримое сопровождение Теней.

В большой каминной зале был сервирован стол. Из ниши тихо доносились звуки струнной музыки. Лаер сидел напротив задумчивой, молчаливой Уны, стараясь впитать в память каждую черточку лица, освященного неровным светом пламени мраморного камина.

— Я никуда не уйду. — Ее голос звучал глухо, откинувшись на спинку кресла, она задумчиво накренила бокал с вином.

Лаер внимательно посмотрев в серьезные серебряные глаза.

Уна вздохнула, отвела взгляд, тонкие пальцы стиснули изящную ножку бокала.

— "Прощаться мы будем по-другому" — сорвавшимся шепотом напомнила она. — В городе слишком много вооруженных людей. Ты не собираешься уходить. Но ты прощаешься. Значит, уйти предстоит мне. Только все это Фесов бред. Я остаюсь. С тобой.

— Уна… — голос Лаера стал очень низким. — Я уже потерял брата… Не хочу потерять еще и тебя.

— Никто не говорит о потере. — Передернула плечами она, а глаза стали выдавать знакомые гневные молнии. — Я разделю с тобой все. Все, Лаер. Печаль. Боль. Смерть.

Лаер невесело хохотнул. Исток не пощадит никого. Из людей. Но неизвестно как сила Истока отразиться на его магии.

— Последнее я заберу себе. — Встал, отодвинул стол и опустился подле ее кресла, положив на колени голову.

Ее холодные пальцы подняли его лицо за подбородок. Уна читала бездну боли в изумрудных глазах.

— Никогда. — Ее рука застыла. Лицо тоже. Напряжено.

— Что ты понимаешь? — ее гнев родил отклик в душе Лаера. — Ты даже не знаешь…

— Я знаю все что нужно. Я знаю, что люблю тебя. — Шепотом, разбившим тишину.

И его сердце. Боже, как больно…

— Уна… Ты много не знаешь… — Лаер не мог объяснить, почему для него так важно, чтобы Уна поняла его.

— Я знаю Лаер. Ты забываешь, что я знаю, почему ты хочешь умереть.

— И? — Голос надломлен. Изумруды в глазах блистают надеждой, переходящей в отчаянье.

— И я люблю тебя. Все что нужно тебе это… попросить.

— Попросить… Умереть за меня? — уточнил Лаер внимательно глядя в ее глаза.

— Ну… если быть дотошным, то скорее подарить жизнь. Впрочем, не важно как это называется…

— Ты права. — Лаер отстранившись встал. Подошел к окну, глядя на укрытый снежным покрывалом, обреченный город. — Важно то, что я не стану этого делать.

— Других вариантов нет. Я остаюсь с тобой. — Звук столкновения хрусталя с деревянным полом, хлесткий звук разбрызгиваемого вина.

— Ты уходишь, Уна. — Непререкаемым тоном, породившим в ней ураган противостояния.

— Не смей решать за меня…

— Потому что ты взрослая, самостоятельная и состоявшаяся? — Сквозь зубы, холодно и отстраненно.

— Потому что я имею право выбирать. И я выбираю тебя.

— Это значит смерть.

— Да.

Это ни к чему не приведет. Лаер утомленно покачал головой, прижавшись разгоряченным лбом к холодному стеклу. Жизнь — одна из граней смерти. Он почти сорвался с этой тонкой, как лезвие меча грани, но не собирается утягивать за собой еще и ее.

— Не против, если я нарушу ваш маленький семейный покой? — дико усталый, просто до неузнаваемости голос Рийского. — О, еда. А выпить есть?

Лаер не сдержал ухмылки, слыша, как грузно падает Ирте в его кресло и роется на столе.

— Кстати, Уна дело говорит. Я тоже не собираюсь уходить.

— И сколько ты стоял за дверью?

— Достаточно чтобы начать завидовать.

— Слушай, там будет совершенно иная магия. Она чистейшая, первородная. Ее дуновения хватило, чтобы извратить мои способности до совершенно иного уровня. Но это было тщательно измеренное дуновение. Дозу подбирали полгода, еще три месяца ушло на мою подготовку. Ноктур и Содеус раскрыли источник на полногтя, и струйка магии была тоньше волоса ни длиннее твоего меча, но меня корежило и ломало так, как будто в кипяток сунули, предварительно сломав все кости в теле. Исток был едва открыт, его держали самые сильные маги современности, а я едва не подыхал от мощности всего лишь дуновения этой магии. Сейчас и я и Лаис защищены охранной вязью. Я в свое время изменил ритуал, он тоже. Наша магия отличается от привычной, мы замкнули ее на душу. И рассеять и извратить ее нельзя. А вот ты, с целой душой, с древней родовой магией лакомый кусочек для Истока. И я не могу сказать, что с тобой произойдет, когда я открою Исток.

— И как ты его собираешься удержать?

— Кто сказал, что я собираюсь его удерживать? Исток разобьет Невана, часть души Лаиса войдет в ореол, потому что опечатана охранной вязью, в точности такой же, как на ореоле.

— Если все так просто, зачем ты из города меня гонишь? — спокойный, невыразительный голос Уны.

— Потому что он не хочет, чтобы ты погибла вместе с остальными, — ответил Ирте, наливая в бокал Лаера вина.

— Сколько?

— Погибнет? — Ирте задумчиво прищурился. — Сложно подсчитать. Те кто не погибнет, останется с жуткими уродствами.

— Зачем?.. — Уна почти со страхом смотрела в неестественно прямую спину Хранителя, все так же неотрывно глядящего в окно.

— Потому что мой брат балансирует на грани жизни и смерти. — Лаер произнес это тем особым тоном, после которого у собеседника, как правило, пропадало желание не то что продолжать разговор, но и просто посмотреть на Хранителя.

Однако Ирте устал играть в чуткость и сочувствие, разозленный добровольной сдачей всех позиций Лаером.

— Давай, мы лучше спросим у этого старого и умудренного жизнью мудреца, прожившего аж целых двадцать четыре года, — с насмешкой, в которой прорезалась сталь начал Рийский, — что станет с его душой, после того как Исток разобьет меч сочетающий душу Лаиса и нашего многоуважаемого, невероятно умного господина Хранителя. А? Ведь насколько я понял, Лаис был поумнее тебя и нанес на свою часть души охранную вязь. Ее не разобьет Исток, если опираться на твою теорию. Ну а на твоей части? А, Лаер? Что станет с твоей душой, без оттиска спасительной охранной вязи?

Лаер молчал.

— А я тебе отвечу, Уна. Его магию, что содержит его душу, Исток изменит настолько, что Лаер никогда не сможет своей магией управлять. Он станет человеком, Уна. Обычным, самым простым человеком.

— Ну и что? — подозревая подвох, с сомнением посмотрела она на мрачного Рийского, не принимая во внимание исказившееся выражение лица Лаера при сочетании "обычный человек".

— А то, что без своей магии, а соответственно без души, он развалится на части. Причем в буквальном смысле. Помнишь, в Орне в него нож метнули? Скажи, нормальный человек выживет после такой раны? А у Лаера на моей памяти сотня другая подобных смертельных травм наскребется…

— Ну что ты там выдумываешь? — рявкнул похолодевший Лаер, рывком оборачиваясь к столу.

Уна с невероятной надеждой воззрилась на Хранителя, подавлявшего в себе страх и тщательно побуждающего гнев.

— Скажешь, я не прав? Скажешь, что не это ты имел в виду произнеся: "подохнуть падалью"? А падаль для тебя кто? Правильно, простые люди и храмовики. Касательно вторых версии выходили смехотворными, а вот с первыми у меня почти сразу выстроилась достаточно четкая картинка. Четкая-то она четкая, но какая-то безрадостная. Даже не издевательская, что обычно в твоем стиле.

— Рийский, ты мне действуешь на нервы.

— Да? А я надеялся, что на мозги. Стимулирующее.

— Да что тебе от меня надо? — Лаер подошел, и облакотившись о стол заглянул в черные глаза Рийского.

— Почему ты всегда все рушишь, добиваясь своей цели? — Ирте подался вперед.

— По-иному не выходит.

— По-иному ты не пробовал.

— К чему этот пустой разговор?

— Ты знаешь, что я хочу предложить.

— Мы это обсуждали. — Обрубил Лаер, садясь на подлокотник кресла Уны, и приобнимая ее за плечи.

— Спроси ее.

— Что? — Лаер с трудом оторвал взгляд от шелкового водопада волос девушки.

— Спроси, согласна ли она обменять свою жизнь на твою. Знаешь, что она ответит? Что ты ответишь? — пытливый черный взгляд в сторону Уны не отпускающей обеспокоенным взглядом Лаера.

— Ответит то же что и я на ее месте. — Холодно оборвал готовую разразиться речью Уну. — Но я ответил первым.

— Первым, вторым, пятьдесят пятым… На кону твоя жизнь, безумец! — Голос Ирте набирал холодной твердости, готовой перейти в звериный рык.

— На кону жизнь моего брата. — Лаер поднял ледяной взгляд на Рийского.

— Лаиса ты не видел, и знать не хотел восемь лет. И тут неожиданно пробудились глубокие родственные чувства!

Ирте едва увернулся от магического хлыста разбившего кресло в мелкую деревянную щепу с обгорающими лоскутками обивки.

— Не смей. Даже произносить его имя не смей. — Змеиное шипение пробивалось сквозь плотно сомкнутые зубы.

— Ладно, не бушуй, истеричка. Перегнул палку, признаю. — Ирте просительно поднял руки.

У Лаера появилось какое-то неприятное засасывающее чувство под ложечкой. Он уткнулся в волосы Уны и буркнул:

— Пакуй штанишки, Рийский. Отправляетесь через полтора часа.

— Я никуда не еду! — тут же подскочила Уна, больно ударив Хранителя в нос.

— Да-да. Я учел. Ты остаешься со мной. — Усаживая Уну на место, и украдкой проверяя нос, правдиво солгал Хранитель, взглядом все сообщив Ирте.

Через час Лаер проверял начертанный Салфитский круг.

Виделла располагалась прямо под серповидно-расположенной горной грядой, отгораживающей ее надежным каменным пологом от сильных ветров и ураганов с севера, запада и юга. С запада Виделла свободно выходила к спокойному морю. Абсолютно недоступная для завоеваний — слишком узкий проход среди гор, слишком большая выгода атаки с суши. Это был самый надежный город на земле.

Виделла не принадлежала ни одному из государств, она принадлежала магии. Полностью. Содержала самый элитный магический скит, сочетая в своем образе лучшие элементы культур, архитектуры, искусства из древнего наследия Иксилоны, Везильвии и Мии. Это невероятное совмещение выверенной красоты навсегда покоряло того, кто впервые вступил на землю Видэллы, которая сумела похитить и сердце Лаера. Но годами вращавшись с изнаночной стороны этого лоска и шика, скрывающего смердящие оковы интриг, политических игр на мировой арене, живя среди кукловодов, держащих за узду послушных марионеток, приближенных к престолам, Лаер давно охладел к совершенной Видэлле, чье безобразное лико было скрыто под яркой, расшитой вуалью.

И сейчас, стоя на промозглом ветру, так и норовящем стряхнуть Хранителя с каменного выступа в пяти скачках от дороги в ущелье и сотне скачков от раскинувшейся в долине Видэллы, Лаер смотрел на темный обруч нечисти плотно осевшей подле высоких каменных стен города.

Круг Сетаролла, начертанный тут же, на обледеневшем выступе, полыхнул темно-синим медленно собирая воедино силуэты семи Теней, и трех Вестников.

Лаер оглядел свое маленькое непобедимое войско застывшее ровной шеренгой в пронизывающих лучах алого заката и гадал, выполнят ли они приказ подчиняться Лаису. Слишком много сил, слишком много подсознательного гипноза, направленного на беспрекословное подчинение хозяину вложено в этих людей. А хозяин у них был один. И это тоже было вбито в подсознание.

— Приказ ясен? — Лаер скользнул взглядом по старшей Тени.

Иксилонец невозмутимо кивнул.

Приказ прост — не допустить Мирея к Видэлле, заставить смотреть, но не допустить.

Если правитель увидит "пришествие Избавителя", Лаису будет намного проще строить новое будущее на пепелище, которое оставил Лаер. Хранитель обеспечит Лаису непогрешимость и всеобщее поклонение, безупречное и безопасное будущее.

Вопрос будет ли у него свое. Стимул есть, а будущего нет. Лаер мотнул головой и кивнув Теням перенесся в резиденцию.

Столько всего достичь и рухнуть в пропасть. Ирте прав. Он тысячу раз прав. Лаер должен жить. Но. Есть большое "НО".

У Лаиса больше прав. И он умер из-за Хранителя. Долги надо возвращать.

В каминной зале резиденции, прямо на деревянном полу Лаер подновлял зеркальное отражение круга Сетаролла, что был начертан на каменном выступе перед спуском в долину. В доме осталось четыре Тени. Среди них осунувшийся, беспокойный Ювелир. Кому-то нужно будет открыть ворота города и впустить тварей, когда Лаер освободит силу Истока.

Ирте сидел в резном кресле, неотрывно наблюдая за мертвенно-бледным лицом Лаера, прижимающего к себе Уну и наблюдающего как остальные члены Ордена медленно исчезают во вспыхивающем телепортационном круге.

— Ты точно все решил? И относительно ее? — негромко по-мийски осведомился Ирте, задумчиво осматривая четырех Теней, недвижно застывших подле окна.

— Разумеется. — У Лаера был легкий акцент на мийском. Он подобно всем иксилонцам всегда слишком вытягивал гласные.

Уна обеспокоенно подняла голову. При ней говорили на другом языке, не трудно догадаться, кто является предметом разговора. Лаер успокоил ее поцелуем. Коснулся пальцами виска, аккуратно пуская по ее опечатанному ореолу крохотный импульс, заставивший ее безболезненно лишиться сознания. Подхватил на руки обмякшее тело и бережно передал Рийскому.

Ирте был отстранен и мрачен. Он ни разу не взглянул в лицо Хранителя, даже когда круг Сетаролла полыхнул, перенося последних людей, сдерживающих Хранителя на границу безопасности.

Лаер глубоко вздохнул, и присев подле круга, обратил палец в стальную иглу и нарушил целостность одного из ведущих элементов вязи.

Краткое мгновение отрезвляющей боли сжавшей сердце в замораживающие тиски. Итак, пути назад больше нет.

— Ну что ж, господа, — Лаер холодно улыбнулся и медленно поднялся, встречая внимательные взгляды Теней, в готовности обернувшихся к Хранителю, — пора творить новую историю.

Город был пуст. Пока.

Лаер в сопровождении бывших наставников неслышно шагал по ночным улицам. Забавно, но алтарь Хранителей находился… в Главном Храме, расположенном ровно посередине города.

Однако Видэлла была прежде всего городом магов.

Лаер толкнул двери, изукрашенные резным изображением Алдора заточавшего Фесу. Храмовики жались к статуе Алдора уходящей под витражный потолок, словно горстка цыплят, принимавшая старую меховую шапку за любимую наседку.

— Жалкое зрелище.

Краткий взмах левой руки. Неван жадно полыхнул, взаимодействуя со вспыхнувшим ореолом, и исторгнувшаяся из тела Лаера стальная кобра обезглавила за несколько мгновений продажных слуг света.

— Лаер… — потерянно обратился к Хранителю Исан, наставник по боевой магии.

— Нужно встать по кругу от алтаря Алдора. С равными промежутками. Начертать тетрады Элфе, Плэр Ишеому, Гла, Итей. Концентрирующие вязи на свое усмотрение. Как только Исток начнет разрывать края бреши, придется принести небольшую жертву — ладонь порезать себе, ногу, руку, да хоть горло. — Лаер деловито переступая трупы, направился к алтарю, находящемуся тут же перед статуей. Стряхнул огарки свечей, вглядываясь в путанный побег орнамента, окаймляющий мраморный стол, полскачка, на треть скачка размером. — Нужно чтобы вы, сдерживающие полог, отдали малую жертву. Большая у нас уже есть. Разнесите эти тела в промежутки расстояния между собой. Силу Истока не пытаться загнать, подчинить, или обратить, а только удерживать. До тех пор пока я не скажу.

— Лаис…

— Исан, ты думал что для того чтобы изгнать столько нечисти, достаточно прийти помахать ручками прошептать страшные слова и спокойно удалиться? Выполняйте.

Лаер поманил окровавленного Невана с готовностью скользнувшего на холодный мрамор.

— Ты его чувствуешь? — спросил едва слышно.

"Да. Я сделаю все возможное, чтобы передать ему свою память."

— Если только получится…

"Не стоит сомневаться, мой господин. Мы защищены. Мы возродим моего создателя."

Лаис огладил холодную сталь, принявшую диковинную форму меча Лаиса, затем отошел в самый дальний угол Храма, сдвинул скамьи, прочерчивая на полу круг Сетаролла, припоминая тот, что еще вчера начертил подле вакуума Лаиса. Перенесся. Снял заклятия. Поднял брата на руки. Шаг в еще мерцающий силой круг. Снова Храм.

Хранитель ложит брата на алтарь поверх Невана. Лаер чувствует, как ненависть опаляет нутро, при виде вновь начавшей сочится крови из раны. Достает из кармана медальон с душой Рейнейса, сжимает в пальцах и кладет обратно. Пока не время.

Наставники готовы. Хранитель тоже. Смысла тянуть дальше нет.

Лаер проговаривал слова призыва Истока, вгрызшихся в память навеки. Орнамент по краю алтаря загорался режущим, пока еще слабым светом. Но Лаер, положивший ладони по обе стороны от головы брата, на накаляющийся мрамор, уже начинал чувствовать тяжесть, рождающую странную пустоту внутри. Алтарь накалялся по краям, в середине оставаясь холодным.

Слова изливались неукротимым потоком, слившимся в неразборчивый речетатив, отдающийся тяжелым эхом под сводом Храма.

Наставники вскинули руки, посылая магические барьеры, создавшие единый полог над Хранителем и Лаисом.

Лаер видел, как насыщаются силой орнаменты, чувствовал запах горелого мяса от своих ладоней расположенных как раз на ровной цепи рунических знаков напитывающихся силой Ореола.

Свечение исторгающееся из алтаря становилось сильнее, насыщеннее, упиралось в невидимый магический купол, удерживаемый двенадцатью магами. Лаер остановился, переводя дыхание и всматриваясь в спокойное лицо брата. Исток приближался с той стороны. Лаер чувствовал его. Сейчас пойдут невероятной силы удары, которые он однажды пытался сдержать. Орнамент вязи на алтаре ярко полыхнул, сливаясь в одну ослепляющую и обжигающую линию. Кровь Хранителя обагрила орнамент сверху, приглушив ее яркость и предупреждая первый мощнейший удар Истока. Который все же последовал незамедлительно. Лаер сквозь зубы выдохнул, сдерживая вскрик боли.

А вот и она — частица Истока, просочившаяся с той стороны. Три локтя длиной, похожая на волосок. Первородная магия. Именно она пробуждает Хранителей. Частица пробно обвила голову Лаера, но охранная вязь, вспыхнувшая в ответ на прикосновение чужой магии, оттолкнула частицу. Та заметалась по пологу, в поисках бреши.

Лаеру очень не понравилось то, что частица Истока проигноривала не только Лаиса, но и Невана.

— Кровь… — хрипло выдохнул он.

И тут же тихие охи, звук вспарываемой кожи и звуки капели мгновенно усладили начинающее загораться паникой сознание.

Второй требовательный удар Истока.

Лаер сдержал его, выпустив семь, или восемь частиц, так же оставшихся равнодушными к Лаису. Охранный полог наставников начал трещать и распыляться сероватой пылью, под воздействием первородной магии. Лаер вдохнув запыленный воздух слишком глубоко, не удержавшись чихнул, сбившись на произнесении заклятия, и успел почувствовать, как Исток приближается с той стороны. Лаер инстинктивно отпрянул, стремясь отойти от прорывающейся наружу смерти. Орнамент вспыхнул белой стеной, скрывая Лаиса под пеленой режущего глаза сияния.

Хранитель ринулся к Истоку, пытаясь сдержать его мощный удар, но не успел. Его отшвырнуло силовой волной в кого-то из наставников.

Проход открылся. Столб белоснежного пламени взвился на два скачка к потолку, рассыпав в мелкую крошку статую Алдора.

Но Истока не было.

Лаер неверяще приподнялся на локтях, всматриваясь в полыхающий прямоугольник на Алтаре. Сплошь частицы.

Все равно, что черепки вместо цельного кувшина.

— Лаер… — Кто-то из наставников попытался придержать за локоть раздраженно рванувшего рукав на себя Хранителя. — Лаер, не ходи туда… Не надо…

Он медленно подошел к алтарю, исходящего странным опаляющим холодом. В стене белого огня угадывался контур тела Лаиса взмывшего над поверхностью алтаря на три локтя. А под ним Неван. Переливающийся серебром и изумрудами, оплетенный нитями частиц Истока, но все такой же невредимый

— Что за… — Хранитель раздраженно смотрел на алтарь. Где эта бушующая, неукротимая сила, которую он чувствовал?

Внутри.

Лаер с удивлением разглядел стальные блики бьющиеся в поверхностной прозрачности алтаря, но не прорывающее последнею преграду.

И Лаер протянул свою руку к Истоку, зная, что охранная вязь, стремясь уберечь от увечья хозяина, нарушит целостность препятствия для Истока. Она и нарушила.

Только Исток снова не вырвался.

Лаер грязно выругался и ведомый наитием, призвал Исток, подобно любой магии, или низшей материи…

Каково же было его удивление, когда Исток уцепился за силу его сознания, и рывком вырвался из алтаря. Это было более чем странно, но Лаер мгновенно потерял мысль о причине, узрев силу Истока.

Это не было похоже на привычный всплеск энергии, когда он опустошал ореол Талантов. Это был сокрушающий неукротимый поток, своенравный, словно полноводная горная река. Но при этом совершенно бесшумный.

Ослепляющая волна боли пронзила тело Хранителя, вязь вспыхнула, уберегая Лаера от мгновенной смерти. Поток устремился к небесам единым столбом белоснежного пламени обратившего крышу в пыль. Беззвучно. Моргнешь — и вокруг лишь пыль.

Громовой раскат от столкновения чистейшей магии с закутанным в пасмурные тучи небом, единственное доказательство того, что Хранитель не оглох.

И тут поток ярко вспыхнул, и словно от камня, брошенного в воду, от него стали отделяться беспокойные круги.

Которые проходили на сотни скачков от осыпавшихся пылью стен Храма, испепеляя на своем пути все. Они не знали пощады, с равной легкостью обращая в прах и камень, и тела. Все так же ужасающе беззвучно.

Воцарилась бездумная, бушующая смерть, жадно пившая магию с восьми открытых магических источников расположенных на разных концах города. Смертоносные миллиарды нитей магии, пульсируя силой, простерлись к потоку от источников.

Почему у Лаера была твердая уверенность, что нити именно из источников? Потому что он видел это своими глазами. На местах застроенных высотными домами, изукрашенными резьбой и лепниной, отныне была пустота. На развороченных просторах остались полускачковые сугробы черного праха, ловящего белесые отсветы бесчисленных светящихся нитей магии. Бескрайние темные и пустынные степи. В воздухе красиво кружили горячие хлопья пепла, укрывая пострадавшую землю рваным грязным одеялом. И это несравненная в своей красоте Видэлла? Отныне это долина смерти.

Мутация? Многие погибнут?

Нет мутации. Погибли все. Все обратилось в прах. Железо, камень, дерево. Даже воздух мертвый. Широкие просторы, усыпанные черной пылью.

Хранитель с трудом оторвал взгляд от пустошей, некогда плотно застроенных и густо заселенных. Лаера огибали странные магические нити, а ореол зловеще нагревался и пульсировал болью, удерживая оборону.

Лаис был объят белым пламенем, воспарив на полскачка над землей, а Неван зависший уже почему-то над ним в локте расстояния… медленно деформировался…

Правая половина меча искрилась и таяла, слабой зеленой дымкой окутывая проступавший ореол Лаиса…

Лаер боясь поверить своей удачи, огляделся в поисках магов.

Их не было.

Сила потока была неумолима. Лаер почувствовал тяжкие путы отчаяния вскользь затронувшие его. С сомнением посмотрел на бурный серебреный поток, грозным шпилем пронзившим ночные, хмурые небеса.

У потока нет разума. Он похож на внешнюю магию. Его наверняка можно подчинить…

Это первородная сила враз испепелившая город… Тысячи ореолов за несколько мгновений…

Хранитель посмотрел на брата. На правую половину меча, испарившуюся почти на две трети.

И призвал поток, рухнув на колени и глухо простонав от прожигающей боли, когда неоформленная чужая, хаотичная ярость, вскружила над ним жадным коршуном.

Т-т-ты… ж-ж-жалкая ч-человеч-чес-с-с-ская падаль… Как пос-с-с-смел прикос-с-с-снутьс-ся…

Это был не голос. Шелест. Иссушающий шипящий шелест как оказалось вполне разумной магии… Всесильной магии. Непобедимой. Неукротимой. Первородной. Изначальной. Но если у потока был разум, то по всем канонам он должен пасть во власть освободителя. Ненадолго. Эта сила освобождена и она разумна, а значит, у нее есть хозяин. Так было всегда. Все сущности пробужденные магами всегда впадали в зависимость от хозяев, поскольку именно сила разума могла вытащить чужое сознание из небытия. Вот почему Исток томился в алтаре. Нужен был кто-то, кто призовет его. И Лаер призвал, не обратив внимания, что магия откликнулась именно на разум, а не силу…А от такой связи нельзя просто так избавиться. Как бы ни была сильна сущность, она имела повелителя. На первое время, когда какое-либо обязательство будет выполнено перед ним, и это своеобразно уравновесит сделку.

Лаер никогда не заключал сделок с подчиненными бесами, призывая их именно потому, что можно было использовать темную перерожденную энергию, практически без последствий. Что делать с разумной магией он просто не знал.

Сигна вспыхнула зеленым леденящим пламенем, пробуждая четырех духов стихий, вскруживших над убиваемым хозяином. В страхе прижавшихся к полыхающему ореолу Хранителя.

И Лаер чувствовал тяжесть связи. Теперь понимал, что беспокоило его, и что он так неразумно отодвинул на задворки сознания. Он не просто освободил магию, он вытащил сущность из заточения…

— Подчинись мне… — Лаер, несмотря на несоизмеримую силу, клонящую его к земле, разогнул спину, распрямив колени.

Сотня ослепительных лучей прошила его тело.

Это не боль. Это мрак, потонув в котором, забываешь даже как дышать.

С-с-с-ме-е-еш-ш-шь указ-з-зывать мне-е-е?

— Приказываю. Подчинись.

Ореол сдержал новую атаку. Лаер выпустил родовую магию разметавшую хвостом духов стихий. Поток изменил цвет на огненный. Нет. Не цвет…

Это и был огонь. Ревущее злобное пламя. И нити магии тоже стали порождениями пламени…

Змея яростно зашипела, устремившись в самый центр медленно придвигающегося потока, и окружающего его ровным кругом диаметром в полскачка. Змея ударила хвостом, стремясь расширить границы окружающей полыхающей стены.

Но как можно поразить то, что не имеет ни начала, ни конца? Что не имеет ни тела, ни души? Что имеет лишь ненависть и силу. И вкус времени… Лаер больше никак не мог обозначить странную сосущую пустоту в груди, привкус вековой пыли во рту и необоснованное желание преклониться. В голове засело какое-то… благоговение? Перед этой разрушающей силой?

Он может испытывать страх перед ней, может ненавидеть или презирать, но никак не желать поклониться. Однако первородное знание, тревожащее ровный ход мыслей и побуждающее непонятное желание, наконец, обрело четкие, ощутимые очертания…

Лаер почувствовал нечто вроде извращенного родства с этим потоком изначальной, нетронутой магии…

И вдруг понял все.

— Так ты Феса…

У меня много имен…

Лаер пытался подчинить богиню…

Он расхохотался, превозмогая боль. Откинув голову и раскинув руки, победно смеялся.

Она пыталась бросить его на землю. Раздавить. Но не могла.

Хранитель смотрел на кружащее вокруг него пламя и хохотал, едва держась на ногах. Нити все били по его защищенному ореолу, в страхе отстраняясь от полыхающей изумрудами сигны, не смея трогать подчиненных духов витающих над головой Хранителя, и обвившую ноги хозяина родовую магию. Эта магия не была знакома ей. Она не была ее частью. Этот измененный, неведомый вариант магии вне ее власти…

Это то, что создал Лаер, то, что не имело ничего общего с магией потока…

Брос-с-сае-ш-шь мне выз-з-зов?

— Я освободил тебя… Подчинись мне, словно жалкий демон, ибо я освободил, но и могу заточить…

Лаер опьяненный осознанием своей власти, смеясь, огляделся вокруг, в поисках чего-то, что могло заменить лицо в стене пламени.

Воздух стал обжигающе сухим, нутро Лаера пронзила боль от дикой опустошающей ненависти древнейшей магии. Он властвует над богиней…

Лаер снова захохотал.

Она не может убить его.

Но он может заточить ее.

И тут его взгляд упал на Лаиса. И Невана. Деформация лезвия остановилась. Связь уже разъединенной души и ореола была столь прочна, что огненные частицы потока, кружащие и облепившие бледно-зеленую нить, тянущуюся от ореола до клинка, не могли разорвать связь. Но могли приостановить ее совершенствование. Лаер недобро прищурился.

Что ж-ж-желаеш-шь, с-смертный?

— Для начала обрети лицо, бессмертная. Я хочу разговаривать с кем-то, а не с чем-то.

Лаер с жадностью смотрел, как перестраивается поток, рождая в своих огненных недрах слишком большую для человеческого тела фигуру женщины…

Он первый из живущих посмевший узреть то, что люди называют богами…

Феса была исполинского роста. Три — четыре средних человеческих… Медленно проявляющаяся и кутающаяся в яркие языки пламени…

Весьма необычное лицо. На грани уродства и неземной красоты. Очень четкие, даже резкие черты лица, глаза черного цвета, казались провалами на фоне пламени кожи, которая чудится вот-вот порвется на острых высоких скулах. Неожиданно мягкая, нежная, на фоне резких контрастов лица линия губ. Лоб высокий чистый и гладкий, нет намека на подвижность мимики. Вся она казалась выточенной из камня. Такая же холодная и безжизненная, но прозрачная кожа наполнена полыхающим огнем, словно сосуд бурлящий водой.

И на нее больно было смотреть… Глаза слезились, Лаер смаргивал выступающие слезы с ресниц и не в силах скрыть холодного торжества смотрел в огромные черные провалы глаз с клубящимся Хаосом. Испивал словно дорогое вино каждое мгновение…

Ж-желание, с-с-смертный. — Губы ее недвижны, сухой шелест порождала огненная стена вокруг них.

— Верни моего брата.

Феса откинула голову, и сознание Лаера затопил невыносимый скрежетчущий смех.

Я могу дать тебе влас-с-сть над этим миром! Могу подарить бес-с-смертие! С-с-силу, с-с-с коей не с-с-сравнитьс-ся ничто…

— У меня все это есть. Верни моего брата, если не хочешь снова пасть в заточение.

Глупец… Над тобою печать с-с-смерти… А ты требуеш-ш-шь ж-жизнь для другого…

Лаер усмехнулся и быстро прочел первую часть отрекающегося от призванной силы заклятия. Ослабив связь своего разума и разума этой магии. Заметавшийся поток опалил его лицо, поджег одежду. Лаер сбил жадные языки пламени. С усмешкой поглядев в расширенные глаза Хаоса…

— Верни.

Он больше не улыбался. Чувствовал, как связь между ними истончилась… Но он начал понимать, что загнать ее обратно будет совсем не просто.

Хорошо, что она пока не дошла до мысли, что если Лаер отречется от нее, она вовсе не падет снова в заточение. Но она этого не осознала, и Лаер мог пользоваться рычагом давления.

Ос-с-свободи меня…

— Выполни условие.

Где гарантии, ч-ч-что ты не з-загониш-ш-шь меня наз-зад?

— Ты не в том положении чтобы требовать гарантий. Я подарил тебе свободу, верни мне должок.

Время почти ис-стончило твою нить… Пус-с-стая ж-ж-жиз-знь, холодное с-с-сердце, мертвая душ-ша… Я верну твоего брата, и ч-что? З-зачем? Ты уж-же не увидиш-ш-шь его…

— Я прошу ему жизнь не для себя… Тебе не понять. Ты лишь хаос. Ярость, ненависть и жажда — вот и все что тебе знакомо…

А тебе раз-з-зве нет? — она неожиданно стала меньше, подвижнее. Шагнула к Лаеру из стены пламени, такая же обжигающая и светящаяся, но в остальном походившая на человека. — Я виж-ж-жу тьму в твоих глаз-зах, с-слыш-шу зас-стывший крик на лж-живых ус-стах, и чую кровь покрывающую твою гряз-зную душ-шу…

— Ты хочешь, чтобы я закончил заклятие? — Лаер оценивающе скользил взглядом по телу богини.

Не з-законч-чишь… Я твоя пос-следняя надеж-ж-жда… Я верну его… Если ты ос-с-станешь-шьс-с-я с-с-о мной…

Лаер издевательски расхохотался.

— Помниться, один муженек уже упрятал тебя под землю. А я жесток и коварен…

Мы похож-жи… — она неожиданно исчезла, и Лаер почувствовал ее руки на своих плечах, ее обжигающее дыхание на своей шее. — Ты не посмееш-шь из-згнать меня, слиш-шком алчен, слиш-шком падок до с-силы… Но с-скллько в тебе уникальнос-с-сти…

Лаер чувствовал, как одурманивает сознание этот странный, отдающийся эхом в голове сухой голос. Он бы потерялся в ее интонациях и силе, если бы не следил сквозь полуприкрытые глаза, как снова начавший распадаться Неван почти полностью не растворился в темно-зеленой дымке. Лаис возвращался.

С-сколько тьмы и з-злобы… Как притягателен твой вкус и аромат… — Ее прикосновение не обжигало, оно было теплым и Лаер чувствовал как она прильнула к нему всем телом, касаясь правой рукой лба и требовательно притягивая его голову к своему плечу, сладостно шептала в самое ухо, — ты, поз-знавш-ш-ший вс-сю глубину боли и ненавис-с-сти…Сломанный любовью… Питающийся ненавис-стью…Более ч-челочен чем ч-человек, более темный чем тьма… О, твоя уникальнос-сть, она лиш-шает меня раз-зума… Тебе нет месс-с-ста ни в этой ж-жизни, ни в этой с-смерти. Идем ж-же с-со мной, и я покаж-жу тебе ис-стину, с-силу…

Ее голос рушил сознание, кутал мысли в темный кокон соблазна, Лаер чувствовал, как теплый поток магии медленно скользит по его телу. Сквозь закрытые веки пробивались оранжевые всполохи огненной стены.

Лиш-ш-шь с-со мной ты вкус-сишь этот мир и вс-се его непос-стижимое богатс-ство… Лиш-шь я проведу тебя дальше с-смерти, дальш-ше жизни… Твоя магия… Ты с-сотворил ее иной… Творец подобный мне… Вмес-сте мы с-создадим новый мир… Где нет ни з-зла, ни добра… Ес-сть магия без лица…

— Прекрати… — блаженство тяжестью разлилось по венам. Ее дыхание, касающееся уха, обжигало мысли волной соблазна.

Перед внутренним взором на мгновение мелькнул яркий каштановый водопад, серебряные глаза с какой-то озорной мудростью, смотрящие в самую суть. Пробудившие в нем человека…

Лаер мысленно удерживая образ Уны, искоса смотрел, как брат медленно приходит в себя.

Неван стал лишь половиной Лаера. Его магией. Его душой.

Лаис приподнял голову, сориентировался мгновенно ставя изящный магический блок и скрывая любые колебания от всевидящей Фесы…

Любовь?.. — она уловила то, что сбрасывало ее сети с мыслей Лаера. — И какое будущ-щее? Любовь кончаетс-ся. Два года, или два дес-сятелетия… да хоть пять дес-сятков, она кончаетс-ся. Что ос-станется? Ни уваж-жения, ни хотя бы ж-жалости. Ос-стается, гнетущ-щая пус-с-стота и чувс-ство обиды. Ты умнее ее, с-сильнее, прис-способленее. Ты соз-здан для этого мира, ты с-создан править им.

Ощутив странную отчужденность Лаера, она незаметно очутилась прямо перед ним. Обвила его руками, положив подбородок на плечо и едва не касаясь губами шеи.

Что мож-жет она? Ничего. Что она дас-ст тебе, помимо нежнос-сти, коей вс-скоре ты пресс-сытиш-шьс-ся? Ничего. Ты ей вз-замен мир под ноги. Раз-зве это с-справедливо? Раз-зве это равноценный обмен? Почему ты можеш-шь дать ей вс-се, а она ничего? Зачем это делать? Почему ты обязан рвать с-себе жилы, а в ответ пус-стота?

— Хватит. — Голос Лаера окреп, отражая трезвость мыслей, скрытых под образами, которыми окутывал Лаер свое торжество от приближения брата.

О-о-о… проявляешь волю и характер. Противиш-шься мне… Но признай, что это трудно. Трудно с-слышать правду. Я предлагаю тебе с-спасение. Не любовь, не с-сотрудничество… С-спасение.

Лаис очень знакомым жестом, которым Лаер прежде высвобождал Невана, восстановил свой меч. Из руки. Аккуратно приближаясь к богине, обвившей руками разомлевшего в сладком шепоте Лаера.

Никто из ныне живущих не примет тебя полнос-стью… Твою темную с-сторону… По которой я с-схожу с-сума… Доверьс-ся мне. Ведь мы так похож-жи…

Лаис занес меч, на лезвии ярко вспыхнула вязь с его ореола.

Лаер отвел взгляд, посмотрев прямо в глаза с клубящимся Хаосом.

— Вот в этом проблема. Я знаю себя. И поэтому… — Лаер усмехнувшись, прочел последнюю часть заклинания.

Она взвилась яростным столбом пламени. Ее крик был ужасающ. Но как только поток взмыл к небесам в попытке удрать от пут заклятия, ее располосовало лезвие с нанесенной вязью. И рана не смогла затянуться. Мгновенно утративший силы яростный поток не смог сбросить оковы заклятия перерубающего нити источников. Ослабевая. Загоняя внутрь алтаря. Бушующая сила все исторгающаяся к небесам и перерезаемая заговоренным лезвием сдала все лидирующие позиции. Жидкий магический огонь с криками ярости, ненависти и отчаяния втягивался в зияющую дыру ловушки.

Лаер с хрипом уцепившись за лезвие клинка прошившее поток насквозь и пробившее ему грудину, рывком выдернул конец меча, упал на выжженную землю, прижимая ладони к кровоточащей груди и чувствуя мелкие осколки кости на пальцах.

— Пробил меня, урод! — зло выдохнул Лаер, снизу вверх глядя на ухмыляющегося брата.

— Не плачь, мелкий. — Ухмыльнулся Лаис, подавая Хранителю руку. — Чтобы тебя как следует ранить, нужно задействовать с десяток катапульт. Да и то не факт… Где мы?

— Не видишь? За вратами Хаоса. — Лаер с тревогой смотрел на раскалившийся до красна алтарь.

Неужели все так просто? Неужели чтобы заточить, ее нужно было лишь разорвать связь?

— О, так та милая госпожа, облизывающая тебе уши — Феса? То-то я смотрю, на всякую гадость ее тянет. Так уж природой заложено, видно.

— Она и есть природа. — Лаер сжимал рану, но чувствовал, что легкие все равно усыхают. Мерзкое ощущение. — Она создала первого мага. Угадай, кого?

— Алдор? Так и знал, что он не так безгрешен. А тебе что, предлагала вторым мужем стать? Да, не везет бабе с мужиками…

— Я ее честно предупреждал… — Лаер коротко хохотнул, ощущая, как вспыхивает вязь ореола, запоздало латая рану.

— Опять на публику работаешь? — хмыкнул Лаис, прикладывая ладонь козырьком к глазам, и вглядываясь во тьму гор, с редкими бусинами огня факелов.

— На твою репутацию. Теперь ты вроде как Избавитель. — Отозвался Лаер, искоса бросая усталый взгляд на бледного Лаиса. — Лаис, я…

Окончить он так и не смог. Судорожный вдох, прикусив губу и отстраненный взгляд в сторону.

— И ты прости, — глухо отозвался Лаис, сумевший понять то, что вслух не произнес брат.

Хранитель, подошедший к остывающему алтарю, поднял из пепелища подле него оставшуюся часть Невана. Душа Лаера мгновенно растворилась в его руках бледно-зеленым облаком и впиталась в ореол, даруя ощущение тяжелого блаженства. Его магия не изменилась под воздействием первородной. Но что-то все же было в ней непривычно, неправильно.

Лаер бросил настороженный взгляд на брата, хотел что-то сказать, но рухнул на выжженную землю, сжимая голову руками.

Связь была восстановлена.

Связь между разумом Лаера и сознанием заточенного Хаоса. Который мгновением позже уцепившись за тонкую нить, вырвался из алтаря белоснежным, неоформленным столбом полыхающей силы. Феса связала себя с его магией, с душой Лаера, прежде чем он отрекся от нее. И когда Лаер вобрал свою душу, он возродил право Фесы на присутствие в этом мире.

Белый поток магии Хаоса сорвался с алтаря и ревущей непроглядной стеной оградил Лаера и Лаиса от внешнего мира. Яростный животный вопль, исторгшийся из потока оглушил обоих братьев.

Лаис рывком поднял брата с колен, прижался к нему спиной и высвободил родовую магию.

Лаер, подавивший боль и панику, коснулся руки Лаиса, высвобождая свою и сливая ее в единый изумрудный шипящий столб, ударивший в своеобразный купол первородной магии и разбивший его.

Яростный вопль боли и злости изошедший со всех сторон округлой стены породил дрожь в земле и вибрацию во вдыхаемом запыленном воздухе. Лаис растворил меч в объединенной с Лаером родовой магии принявшей форму двуглавой змеи. Многочисленные металлические вязи оплетшие морду змеи Лаиса, делали ее атаки весьма болезненными для потока, и отрезали возможность Лаеру следить за своей змеей, потому что охранная вязь Лаиса была так же опасна и для Хранителя.

Лаер проговаривал заклятие заточения и отречения, но всякий раз останавливался. Граненые лучи белоснежного пламени, выстреливающие из окружающей стены пытались пробить плотное бледно-зеленое поле собственной магии братьев, надежно охранявшее их. Родовая магия отметала любые посягательства со стороны Фесы на своих хозяев.

Лаер чувствовал через восстановленную связь с Хаосом, что Феса осознала прелести заклятия отречения, и теперь тщательно провоцировала Лаера на то, чтобы он произнес заветные слова. Которые даруют ей полную свободу. Лаер понимал, что пока ее держит связь, она не сможет удалиться от него. Но она слишком сильна и разумна чтобы подчиниться ему. Однако заточить ее можно. Используя эту связь. Уйти за Врата. И она уйдет вместе с ним.

— Ты знаешь, что выход один. — Лаер говорил спокойно, отстраненно, пользуясь тем, что здесь, в поле, созданном родовой магией, Лаис услышит даже произнесенное шепотом.

— Я не позволю тебе уйти с этой тварью всемирных и исторических масштабов! — зло откликнулся вскинувший голову Лаис, неотрывно следящий за головой своей кобры и направляющий ее атаки.

— Я призвал ее, освободил. Но она утянулась за моей душой, понимая, что я загоню ее обратно. Поэтому она не тронула часть Невана, приходящуюся на меня, Лаис. Подстраховалась, сволочь расчетливая… Она крепиться на моем сознании, а значит, будет в относительном подчинении, соответственно изгнать ее можно только вместе со мной.

— Заткни пасть, малой. Я сказал тебе нет.

— Лаис…

— Я сказал нет!

Змея хлестнула хвостом, пробивая стену сбоку от них. Лаис резко повернувшись, схватил за шиворот Лаера, и потащил по пеплу сквозь открывшуюся брешь прочь от алтаря. Отозвал свой меч, от головы змеи резанув по слабой белой пелене почти затянувшей открытый проход в стене.

— Она убьет… — Лаер попытался подладиться под спешный шаг брата, чтобы встать на ноги.

— Ты же город с лица земли стер, чтобы меня вытащить. Думаешь, я готов на меньшее? Почему ты всегда недооцениваешь меня, мелкий? — Лаис зло тряхнул рукой, заставив почти вставшего на ноги Лаера, снова рухнуть на прожженную землю.

Потому что кто-то должен остановить смерть.

Лаер выхватил меч Лаиса, отсек разрушающий столп пламени, рванувший из стены, от которой они удалились почти на полтора скачка. Затем рубанул по руке Лаиса, заставляя выпустить себя, и ринулся в самую гущу потока, невзирая на злобное рычание брата. Хранитель отозвал родовую магию отшвырнувшую змею Лаиса и его самого еще на полскачка в сторону.

— Давай, паскуда, я весь твой! — проорал Лаер, почти достигнув стены. — Давай!

Она поддалась на провокацию, воздух сгустился до плотности воды. Феса концентрировалась для последнего удара. Правильно, не будет хозяина — не будет дурацкой связи. Но это она так думает. Не станет Лаера, ни станет ее воли и свободы. Ни станет ее разума.

Сила родовой магии Лаиса, со странным сочетанием перерожденной собственной, с выжженной вязью с ореола, прорубила в стене пламени огромную брешь прямо над головой приблизившегося к ней Лаера. Но на этом магия Лаиса не остановилась, она обвила купол тонкой бледно-зеленой пеленой с испещренной светящейся и множественно повторяющейся охранной вязью. Феса взревела.

— Нет! — Лаер разозлено ударил кулаком в белоснежное пламя, в котором охранная вязь с его ореола мгновенно проломила щель. — Призываю тебя, чертова тварь! Приди ко мне! Лаис иди прочь!

— Тупица, не оставлю я тебя! Если надо, вытащу с той стороны и прибью повторно, но собственными руками! — сила Лаиса слабела с каждым мгновением, и падали парализующие путы с бушующего в неописуемой ярости потока магии.

Стена отодвинулась на два скачка назад под напором искрящейся охранной вязью магии Лаиса. И Феса открыла алтарь.

Лаис вынырнул откуда-то сбоку, выбил из руки Лаера свой меч и, прокричав формулу призыва вонзил меч в самый центр алтаря.

— Читай отречение!

Лаер бросил гневный взгляд на брата и, поймав момент, когда Феса почти освободилась, обвил ее собственной магией, вгоняя в алтарь. Вязь на мече прожигала поток, проходивший сквозь клинок.

— Отречение! — Лаис практически повис на рукояти меча, не давая острию вырваться из выталкивающих бушующих вод беснующейся магии.

— Рано! — Лаер осознавал, что полностью затолкать сопротивляющуюся магию он не сможет.

Тогда Лаис выпустил собственную родовую, прижимающуюся вязью к огненному столбу.

— Отрекайся от нее, придурок!

— Она вырвется!

— Зато тебя не затянет!

Лаер дождался, когда от высокой стены, сжатой магией братьев со всех сторон в белый, бесформенный поток, почти затолканный в алтарь останется не более скачка. Он чувствовал, как его затягивает в пропасть внутри алтаря, вместе с яростно кричащей сознательной магией потока.

— Лаер!

Хранителя подтащило к алтарю.

Думаешь, я отпущу тебя?!

— И не надеюсь, — утомленно усмехнулся Лаер, начиная читать слова отречения от призванной силы.

Лаис налег на меч, проворачивая лезвие в густой, почти твердой поверхности алтаря, и сковывая Фесу болью от жгущего прикосновения вязи на клинке.

Заклятие, исторгающееся из уст Хранителя, ослабляло связь сознания с потоком разумной магии, и даровало последнему свою волю. Феса вырывалась из заточения, несмотря на меч Лаиса и объединенную родовую магию прижимающую ее сверху.

Лаер прервался на середине слова, осознав, что как только он порвет связь между своим сознанием и ее, Феса окончательно вырвется на свободу.

— Заталкивай ее! — крикнул Лаер брату.

— Заканчивай заклинание! — Вскинул голову Лаис.

Лаер хотел возразить, но тут разумная магия, уцепившись за ослабленную, но не разорванную связь с Хранителем, рывком притянула его к себе. Лаера по плечи затащило в алтарь.

За врата Хаоса. Впившегося в голову мириадами черных изголодавшихся иголочек, несущих в себе жажду крови и убийства. Лаер видел перед собой разводы огня в черно-сером разномастном мраке. И миллиарды сгорающих лиц, искаженных ненавистью до откровенного уродства. Ненавистью к нему. Еще живому. Они все пылали в том огне, но сильнее боли была только ненависть.

И Феса пользуясь скованностью Лаера от ужаса, торопливо обвила его голову покрывалом ненавидящего пламени и влилась в разрозненные паникой мысли.

Но прежде чем она успела затопить разум Лаера до полного подавления его воли, Хранителя вышвырнуло из мира огня, боли и ненависти.

Феса взвыла в ярости в его голове, застилая глаза багровой пеленой.

Сквозь ее искажающие вопли пробивался крик Лаиса, зовущего Хранителя по имени. Беда в том, что Лаер больше не был один в своем теле, и новоявленная сущность стремилась захватить как можно больше территории, отрезая его от внешнего мира…

Лаис беспомощно тряс за плечи бьющегося в судорогах и нечеловечески рычащего Хранителя, и боялся предположить, что случилось в то мгновение, когда брата затянуло на ту сторону. И когда Хранитель внезапно утих, закрыв закатившиеся глаза, Лаис онемел, глядя на дрожащие ресницы…

И выпустил из рук тело, когда Лаер распахнул глаза.

— Отпусти его. — Спокойно, крайне спокойно приказал Лаис, глядя в непроглядно черный Хаос, клубящийся в глазах брата.

Тот захохотал. Скрежетчуще, хрипло, победно. И голос его множился на тысячу разбивающих разум эхо:

— Зас-ставь меня.

Лаис встал с колен, подошел к алтарю и загнал свой меч по рукоять в поверхность, активируя охранную вязь на стали.

Лицо брата исказилось от боли. Лаис догадывался, что в мелкого вселилась не вся сущность, вероятно даже, что очень малая ее часть, остальная осталась за Вратами, когда Лаис выдернул брата и, выхватив из его кармана амулет с заключенной душой (наверняка Рейнеса, — мелкий чрезвычайно мстителен) закончил его отречение принесением в жертву заключенной души. Но эта сущность несравненно сильнее, она приняла жертву, и все равно попыталась выскочить. Через сознание Лаера. Даже незначительная часть этой первородной магии сильнее самого тренированного сознания в мире.

Лаиса отшвырнуло от алтаря на три скачка. Возникший из воздуха Лаер, рассерженно шипя и рыча, взялся за рукоять тут же опалившую бледные с черными проступающими венами руки.

Лаис приподнялся на локтях, подавляя боль, с насмешкой смотрел на это нечто, захватившее тело брата.

— Отпусти его, дрянь. — Лаис снова призвал вязь проступить на лезвии. — Иначе я порежу тебя с той стороны на мериады маленьких злобных потаскух.

Из-под ворота рубашки Лаера тянулся темный ветвящийся узор, он оплел практически всю шею, почти не касаясь нижней челюсти, неестественно белой кожи лица. Черные, абсолютно черные глаза сузились.

— Ты ж-жалкий с-смертный плевок…

Лаис приказал мечу изменить форму. Он знал, что лезвие сейчас обращается в стальную, подвижную кобру с ярко светящейся изумрудной вязью вдоль спины. И змея кусала и рвала плотный мрак с вкраплениями ненавидящего все и вся огня. Лаис чувствовал отвратительный привкус смердящей ненависти и затхлого страха у себя на языке. Так вот каков вкус Хаоса…

Тело Лаера противоестественно выгнулось, с губ сорвался полупридушенный стон, и Хранитель рухнул в грязный сугроб пепла.

Лаис рванул к брату, поднял его голову, глядя в знакомые, зеленые полуприкрытые глаза, ловя неосмысленный взгляд, и крепко держа заходящееся в судорогах тело.

— Давай малой, запри ее… Ты сильнее, я знаю… — Срывающимся от ужаса голосом умолял Лаис, стискивая подбородок брата и со страхом глядя в глаза, наливающееся темнотой.

— Убей… меня…

Лаис яростно отрицательно покачал головой, стискивая пальцами шею и подбородок мелкого.

— Убей… или это… сделает… она…

Лаер хрипел. Из уголка рта полилась тонкая струйка крови. Зрачок стал вертикальным, на светящемся изумрудном фоне. Тьма растворялась в несмелом зеленоватом сиянии. Лаис воспрял надеждой. Но заметив, как расплывается зрачок черными разводами с отражением Хаоса, отчаянно взвыл. Затем снова ярко-зеленые глаза, и опять тьма. И так несколько раз. А Лаис находился рядом, держа ледяное трясущееся тело брата, и не мог ничем помочь. Лаер закрыл глаза, затих.

Лаис сжав брата, и покачиваясь из стороны в сторону, читал молитвы. Сколько времени прошло? Он не знал. Он не заметил, как на востоке порыжело небо, как с неба слезами лил очистительный дождь, превращая грязный пепел и выжженную землю в ледяную стекловидную жижу. Не заметил, как его с братом ровным кольцом, диаметром в пару десятков скачков окружили люди.

Лаер, наконец, судорожно вздохнул и распахнул глаза. Черные.

С ярко-зеленой вертикалью зрачка. Лаис сглотнул и достал из-за голенища нож. Он не даст этой сущности…

— Полегче, братец. Я еще живой. — В утомленном сухом шелесте голоса слышались нотки знакомого высокомерия.

Тьма медленно растворялась в привычных бледно-зеленых глазах.

— Лаер? — Лаис с окрепшей надеждой всматривался в лицо брата, и исчезающие ветвящиеся узоры на его коже.

— В основном да. Но эта тварь во мне. — Лаер не поворачивая головы, скосил глаза, заинтересованно обегая взглядом плотную стену силуэтов вдали от них. — И, похоже, навсегда…

— Скажи мне, что можешь знать только ты.

— Что за пошлости, брат? — Лаер сдул дождевую каплю со своего носа. — Ну… в тринадцать лет, ты решил что влюбился в нашу гувернантку. Такая скромная, помнишь, еще и краснела при слове…

— Хватит, я понял. — Лаис устало хохотнул и выпустил Хранителя в мутную грязную жижу.

Лаер фыркнув, поднялся, брезгливо отряхиваясь и заметив волнение в рядах, повернулся к Лаису.

— Наложи иллюзию себе на глаза.

— Зачем? — Лаис настороженно смотрел, как приближаются темные фигуры, сопровождаемые благоговейным полушепотом.

— Потому что ты Избавитель, только что заточивший Фесу. Не будем уточнять куда. История требует бледности кожи и золота глаз. Бледность есть в наличии, а золото придется наколдовать.

Лаер испытывал невыразимую тяжесть во всем теле, ощущая ее присутствие, загнанной и закрытой в ореоле с охранной и парализующей ее вязью. Отныне он мог пользоваться только ее силой, ее магией, не поддающейся под современные каноны и заклятия. У Лаера не было своей магии. Даже родовой не было. Эта тварь изничтожила все, в попытке подавить Лаера. И испепелила странный круг с истощающейся магией в течение определенного периода времени и как следствие нужду в Талантах. Лаер был рад этому. Но он не знал, как управлять заточенным Хаосом и его силой. Научится. Времени отныне у него полно.

— Кто я теперь, Лаис? Полубог? Полухаос? — задумчиво спросил Лаер у Лаиса, недвижно застывшего рядом. Плечом к плечу. Встречая рассвет нового дня и новой ступени в истории мира.

— Ты брат, малой. — Негромко ответил он Лаеру, разглядевшему в толпе тонкую фигуру, с серебряным обеспокоенным взглядом и не отпускавшему ее взглядом. — Ты, прежде всего, мой брат.

Ноябрь 2010 — март 2011.