Художественное освоение истории в творчестве Александры Кравченко

Любовь Овсянникова Художественное освоение истории в творчестве Александры Кравченко

Еще недавно мы были самой читающей нацией в мире: престиж книги и разносторонних знаний был неподдельно высок. Сегодня — увы! — все переменилось: завещанные отцами-дедами нравственные ценности подвергаются остракизму, в сознании людей превалируют материальные приоритеты, в умах и душах — пышно цветет цинизм и безверие. На фоне этого давно утрачены традиции семейного чтения, снизилась его культура. А значит, упала взыскательность к литературному творчеству: появилась мода на лубочные издания, малоценные по художественности и сомнительные по воздействию на читателей. Для многих книга стала не духовной потребностью, а лишь способом незатейливого развлечения. Наименьшее зло, которое приносит такое отношение к ней, это профанация знаний и пристрастие к жизни пустой и никчемной.

Людям же, которым книга нужна для пополнения представлений о мире, для постижения жизненной мудрости и для воспитания в себе Человека, становится все труднее встретиться с достойным доверия автором. Между тем такие авторы на Украине есть, об одной из них и пойдет речь.

Александра Петровна Кравченко, известная писательница из Днепропетровска, хорошо понимая, какой читатель пришел на смену «умникам и умницам», стремится все же донести как можно большему их числу свое понимание добра и счастья, высоких идеалов и методов борьбы за них. И это ей удается. Причем, в немалой степени потому, что она, идя к намеченной цели, выбирает тщательно продуманные дороги, начиная от самого порога — определяясь в жанре так, чтобы уже этим привлечь внимание к своим произведениям. Помня об известной условности такой классификации литературы, можно не упрекать ее за этот прагматизм, ведь жанр — всего лишь обстановка, в которую автор поселяет своих героев. И в конечном итоге совсем неважно, где проявляются ум, воля и качества характера, если речь идет об общечеловеческих ценностях, о чем только и стоит писать.

Какие же жанры она избирает? Сегодня Александра Кравченко — автор семи книг. Две из них можно отнести к социально-психологическим романам с элементами детектива («Муж во временное пользование» и «Завещаю вам вечную молодость»), а остальные — к любовно-приключенческим, развернутым на историческом фоне, или, для краткости, — исторических. Кстати, она была едва ли не первой современной писательницей, кто способствовал современной аранжировке исторического романа, его демократизации, адаптации к новым вкусам, сделав его одним из самых любимых как молодежью, так и многоопытными скептиками-пенсионерами. Ибо стояла у истоков зарождения у нас «женского романа», каким он вскоре стал широко известным и популярным. Немного опережая издательское чутье, Александра Кравченко тогда встретила непонимание и непринятие господ, от которых зависела встреча ее произведения с публикой. Книга «Тайна преображения» — повествующая о влиянии начинающегося итальянского Ренессанса на взаимоотношения мужчины и женщины, написанная еще в 1990 году, — была отвергнута издателями по соображениям безыдейности и из-за обилия в ней авантюрных коллизий. А сегодня она дважды переиздавалась. И это вовсе не означает, что если мы критикуем нынешний уровень литературы для широких масс, то «Тайна преображения» подверглась в более строгие времена гонениям обоснованно. Наоборот!

Александра Петровна говорит, что она училась искусству художественного письма у сестер Бронте, Джейн Остен, Маргарет Митчелл — известных и серьезных знатоков женских проблем. В построении сюжетов они, действительно, больше придерживались ситуаций реальных, жизненно правдоподобных, где не было обилия острых моментов, резких скачков и необходимости постоянно бороться с опасностями. Но взяла она от них не это, а разве что интерес к разработке темы взаимоотношений влюбленных, к проблематике достижения духовной гармонии двоих, и еще тон изложения, авторские настроения, нити, сплетающие приятный языковый узор.

В остальном же Александра Кравченко пошла дальше. К накалу любовных страстей, как внутреннему импульсу к раскрытию характеров, добавила искусно закрученные, необыкновенно сложные композиционные построения — внешний фактор достижения той же цели. В ее книгах есть хитросплетения событий, невероятные совпадения, экзотические путешествия, встречи с необыкновенными людьми, захватывающие кульбиты судеб и все это органично вплетается в ткань основного рассказа. Она вообще непревзойденный мастер сюжета, с этим не спорят даже ее оппоненты, которые, как тень от солнца, обязательно есть у талантливого человека.

Правда, в последние годы беллетристика, подхватив метод первопроходцев, достаточно отяготила себя изощренными структурами скелетов, и может показаться, что это не является достоинством писательской манеры Александры Кравченко. Но тут следует задаться вопросом, ответ на который и расставит все на свои места: а зачем строить сложный сюжет, зачем он нужен рассказчику?

Если приглядеться к создателям занимательного чтения типа Дарьи Донцовой, Полины Дашковой или — в особенности! — Татьяны Поляковой, то мы увидим, что для них сложный сюжет — всего лишь простенькая самоцель, направленная на то, чтобы читатель загорелся отслеживанием, «что же будет дальше» и читал взахлеб. Да еще и упиваясь тем, как ловко все придумано и изложено бойкими, «непотопляемыми» ни в каких переделках «авторками», зачастую отождествляемыми с главными героинями супервуменовских похождений, так как повествование у них всегда ведется от первого лица. Преследуемая при этом цель вырождается в одно: распалить в читателях интерес к внешней стороне чужой жизни, развлечь его, помочь убить время. А мы знаем, что время — это жизнь: сколько его нам отпущено, столько мы и живем. Значит, убить время — это отнять часть жизни. Впустую, ничего не дав взамен! Не преступление ли это? Классики, воспитанные на цивилизованном чувстве ответственности перед потомками, этого себе не позволяли, памятуя, что даже народная сказка, при всей ее занимательности, слагалась для выражения мысли, а не для того, чтобы служить пустой погремушкой. Добротный интересный сюжет служил им лишь поводом для разговора о своем времени. Главным же героем всегда оставалась Эпоха, в которую сюжет лишь ввинчивал внимание читателей. Вспомните Александра Дюма, Чарльза Диккенса, Оноре де Бальзака, Николая Васильевича Гоголя, наконец. По их произведениям можно изучать обычаи, костюмы, колорит конкретного исторического часа. Они увековечивали свой образ жизни, свои интеллектуальные озарения, свое понимание мира. Они распахивали душу со всем ее смятением и переплетениями с природой и оставляли в наследство потомкам: пользуйтесь, развивайтесь и не повторяйте наших ошибок.

Понимая, что время олицетворяется человеком, классики живописали его в д’Артаньяне, Евгении Онегине, Чичикове и Милом друге — создавали собирательные портреты его персонификаций. Конечно, для этого надо было помещать их в какой-то сюжет.

Такое же подчиненное значение сюжет имеет и для Александры Кравченко. Только, в отличие от других авторов «женского» исторического романа, он в большей степени нужен не для исследования особенностей выбранного исторического периода и не для обнаружения новых человеческих черт, порождаемых им, а для изучения внутренней динамики социума, для прослеживания диалектики духовного взаимопонимания людей, для обнаружения толчков, приводящих к смене общественных отношений и, как следствие, исторических эпох. И вот тут без сложного сюжета, подвергающего героев испытаниям на человеческую состоятельность, не обойтись.

Александра Кравченко в своей прозе исповедует принцип классической французской драмы, заключающийся в сохранении «единства места, времени и действия». Согласно ему, она намеренно сгущает события, вводит в жизнь действующих лиц так много перемен, трудностей и конфликтов, как в реальной жизни не бывает. Она подвергает своих героев запредельным испытаниям все с той же целью — дать им возможность довершить нравственное развитие на глазах у читателей.

Кроме искрометного сюжета, несколько искусственного, Александра Кравченко использует еще один прием, с лихвой возмещающий ущерб от этой искусственности, — разворачивает его на срезе эпох, во времена ломки, когда в обществе все порушено и ничего еще не создано. Как ваятель, она берет обломок отслуживших ценностей и, отбрасывая от него лишнее, преодолевая его примитивность, создает модель новых идеалов.

Не зря ее внимание привлекло высокое Возрождение. Место действия первого романа «Тайна преображения» — Италия. Время действия — ранний, только забрезживший Ренессанс, эпоха Данте и робкого еще рыцарства, вагантов и первых изобразительных шедевров. Там, в той мрачной дали, хрупкая Лавиния впервые научила сотканного из мышц Руджиеро уважать себя, любить свою душу, а не то, что так быстро от нас уходит, — внешность. Несмелые эти сполохи, появившиеся лишь кое-где, верится, быстро множились, приведя сначала к революции отношений полов, продолжились затем в резкой смене в обществе нравственных приоритетов и закончились зарождением духовности, апогеем которой и стал Ренессанс. Не ей ли, Лавинии, отважной воительнице, женщины современности обязаны счастьем царить над мужчинами?

Истинный исследователь, Александра Петровна Кравченко осмелилась задаться сугубо научным вопросом: а что, Возрождение было лишь в Европе? Она пишет ряд произведений — «Киевская невеста», «Суженый Марии», «Изумрудное сердце» и других, — в которых доказывает, что наша культура тоже развивалась и обогащалась взаимосвязями с зарубежьем. Отличие лишь в том, что для этого приходилось преодолевать тормоз Орды. Своим многострадальным телом мы закрыли от нее Европу, как раз и дав западу возможность возродиться чудесно и полно.

Что считать Ренессансом, каковы его безошибочные черты? Об этом до сих под спорят историки и искусствоведы. Но Александра Кравченко, оттолкнувшись от того, что Возрождение есть усиление светских начал в городской культуре против церковных, доказывает, что оно коснулось своим благотворным влиянием и нас, славян.

Все это Александра Кравченко берет на вооружение. В то время как в известных произведениях исторического жанра (романах, трагедиях, операх) «людей древней Руси» традиционно изображали консервативными, она выводит из палат и теремов наших праматерей, обученных грамоте, образованных в языках и других науках, ввергает их в водоворот исторически важных событий, подвергает нелегким испытаниям их волю и знания и венчает заслуженной победой в любви, той победой, с которой, как мы помним, начинался Ренессанс в Италии. Таким образом, ею ретроспективно создается древнерусский «рыцарский роман», призванный восполнить этот пробел в нашей литературе.

Истинно талантливые произведения всегда многоплановы, поэтому уместно сказать еще об одной сильной особенности книг Александры Кравченко — воспитательной наполненности. Вместе с ее Марией и Иваном из «Суженый Марии» или Любашей и Максимом из «Изумрудного сердца», выковывающим себя друг для друга, выверяются и утверждаются духовные ценности читателей.

Излишне подчеркивать, что в понятие «воспитание», кроме качественной составляющей, заключающейся в формировании нравственного идеала и путей его духовного освоения, о которых мы уже говорили, входит и количественная — информативность или популяризация знаний. В упомянутых произведениях это достигается методом насколько простым, настолько же и уникальным: возведением временнόго ландшафта, на котором разворачиваются события, в ранг самостоятельного героя. Ее величество История в романах Александры Кравченко занимает ничуть не меньше места, чем живущие в ее лоне люди. В отличие от Беатрис Смолл, Джудит Макнот и других, которые прибегают к прошлому только чтобы разнообразить повествовательную канву и поэтому не особенно заботятся об истинности дат и событий, Александра Петровна скрупулезно и добросовестно учитывает все официальные версии истории. Она, погружаясь в жизнь наших предков, старается не упустить ни единой малости из того, о чем можно поведать людям попутно с основной интригой.

В романе «Суженный Марии», например, активно действуют Изяслав Мстиславович (внук Мономаха) с множеством братьев и дядьев, Элеонора Аквитанская и Людовик VII, церковники Бернар Клервоский и Одо, известные трубадуры Джауфре Рюдель и Маркабрю. В ткань романа искусно вплетены основание Москвы в 1147 году, начало второго крестового похода, убийство князя Игоря Ольговича. Для Александры Петровны нет мелочей. Она прекрасно знает географию древнего Киева с его церковью Николая Мирликийского и киевского загорода с могилой Аскольда. Известен ей и Константинополь с заливом Золотого Рога, храмом святой Софии, акведуком Валента, колонией Галата. Она умеет удачно обыграть самый неожиданный факт. Например, узнав о том, что Ярополк, сын Мономаха, был перезахоронен из первоначальной усыпальницы, Александра Петровна «велит» своей прорицательнице Чанди, вклинившись в ход основных событий, предсказать пожар в церкви, где лежит Ярополк, и посоветовать его жене перезахоронить останки мужа в другое место. Казалось бы, можно без ущерба для сюжета обойтись без этого штришка, но именно такими деталями Александра Кравченко добивается ощущения прекрасной достоверности всего, о чем она пишет. И это непостижимым образом позволяет ей сделать древнюю историю своей страны живой и яркой, вызвать у читателя любовь к ней и желание изучить ее основательнее.

К упомянутым достоинствам произведений Александры Петровны Кравченко несомненно следует добавить бережное отношение к слову, умение писать просто и доверительно, говорить с читателями языком богатым и понятным. Это дорогого стоит, ибо известно, что в революционные эпохи происходит быстрая порча языка. В жизнь вторгается новая лексика. Под влиянием изменяющегося темпа жизни и за счет ее стихийной демократизации меняется и синтаксис. Так было в Петровскую эпоху, когда в русскую речь хлынули варваризмы, на усвоение которых ушел едва ли не весь ХVIII век, так было в Октябрьскую революцию, когда ускоряющийся темп жизни заменил полноценные слова аббревиатурами. Подобный этап мы переживаем и сейчас, когда сняты многие табу и блатное арго уравнено в правах с литературной речью.

Знакомясь с творчеством Александры Кравченко, невольно задаешься вопросом: а будут ли ее книги читать через двадцать или сто лет? И приходит уверенность, что будут. Более того, со временем, покрывшись благородной патиной, ее романы станут еще привлекательнее, ибо их тепло и свет ободряет, а вера в людей импонирует им, делает их сильнее и чище. Кто же откажется прикоснуться к столь целебным родникам?