И корону свою забери!

8

Странное предчувствие заставило посмотреть в глаза, но из-за плеча Левачева, из зеркала, на меня смотрел Россовой, и все слова я пропустила мимо ушей, глядя на него как завороженная. Граф развернулся и, сообразив быстрее, метнулся к зеркалу. Но вместо Ивара там был мой горячо нелюбимый родственник, ухвативший мужчину за рукав. Вот тебе и зеркало, дверь между мирами…

Оцепенение удалось сбросить не сразу, но оттащить Олега от злосчастного стекла у меня получилось. Лихачевский в зеркале оскалился, рассматривая нас. Наконец, заговорил, старательно сцеживая яд:

— О, кузина! Как быстро ты утешилась, — мне страшно хотелось разбить ему лицо, но что-то подсказывало, что это зеркало у меня расколотить не выйдет — Так может и не нужен тебе Россовой? Я могу пустить его в расход? Жалко, конечно, прерывать столь древний род, но…

— Что ты хочешь? — вышло неожиданно сухо и зло, словно вся подступающая истерика и не существовала вовсе.

— Тебя.

В смысле? И без того пошаливающие расшатанные нервы сдали окончательно, кровь отлила от лица — я буквально чувствовала, что не то что белею — серею, и стремительно. Левачев только поймал мое оседающее тело, и живое человеческое тепло стало тем, что не дало мне провалиться в обморок. Встряхнувшись, проговорила, глядя прямо в глаза:

— Никогда.

— Что ж, — он сделал шаг назад, обзор в зеркале словно увеличился, и я увидела Ивара за его спиной, привязанного к грубому деревянному креслу, уже несколько потрепанному. — Знаешь, говорят, что главный инструмент мага — его руки. Интересно, на какой по счету присланной фаланге твоего, кхм, благоверного, ты сама прибежишь ко мне?

И исчез, оставив последнее слово за собой. Только когда меня чуть сильнее встряхнул Левачев, я очнулась и смогла понять, что именно он мне пытается сказать:

— Яра, он блефует. Лихачевский, хоть и не здоров на голову, но вот так по прихоти под нож его не пустит.

— Ты сам говоришь, что он с головой не дружит, как ты можешь быть уверен, что он этого не сделает?! — истерика шепотом, конечно, жуткое дело, но сил повышать голос у меня не было.

Я вырвалась из хватки Олега, выбегая из комнаты. Я не могу, я просто не могу вот так его там оставить! За спиной слышались шаги, но дом словно вёл меня, пока откуда-то сбоку не выскочил силуэт, а меня не скрутила, совершенно играючи.

— Пусти! Пусти меня! Я должна быть там!

Прозоровский только усилил хватку, обездвиживая меня, чтобы я не навредила самой себе. Тихий шёпот проникал в сознание, но слова сливались в монотонный гул. А потом меня обожгло волной боли изнутри, заглушившей даже мои мысли, только слово "связь", произнесенное рыжим, ввинчивалось в мозг. Метания менталиста ощущались кожей. С одной стороны, он не мог подставить меня под удар, отдать в руки моего безумного родственника. С другой — моя неспособность хоть как-то облегчить состояние Россового обрекала меня на постоянные мучения. Так работала нить между нами.

А потом все оборвалась также резко, как началось и я обмякла безвольной куклой. Дом встряхнуло.

— Взламывают, — Левачев прислушался и кивнул.

— Ты же понимаешь, что…

— Не переживай за это. Хорошая, достойная смерть…

Что? Смерть? Он же не…

Смотрю в глаза графа, но там только спокойствие принявшего свою судьбу. В два ломанных шага подхожу к нему, цепляясь за воротник. Короткие, но почти костедробящие объятия, вздох:

— У меня же есть последнее желание?

Киваю. Он одним рывком притягивает меня ещё ближе, плотнее, и — на контрасте — едва ощутимо косается губ.

— Мне не жалко умирать. Жалко лишь, что не увижу восход над империей.

Левачев дерганно мотнул головой и буквально втолкнул в руки Прозоровсконо, потяну вашего меня за собой по переходам дома. Повороты мелькали один за одним, тёплая пелена заклинания легла на плечи и мы выскочили на улицу. Каблук домашней обуви поспешил застрять в брусчатке. С шумом выдохнув, сбрасываю туфли и бегу за рыжим. Сзади раздаются голоса — он стряхивает за спину, почти не глядя, какое-то заклинание, но его то ли отбивают, то ли просто уворачиваться.

Оступаюсь, но он тут же вздергивает меня на ноги. Вталкивая в очередной переулок, куда из боковых ответвлений выскочил Койт. Вот только пролетевшая над нами сеть из сияющих нитей перегородила дорогу, заставляя затормозить, замереть.

— Кузина, что же ты не здороваешься? Разве так поступают с любящим родственниками?

— Разве любящим родственникам не оставляют право выбора?

— А кто сказал, что я тебя его лишаю? Ты можешь пойти со мной по-хорошему, а господа даже пойдут своим путем. А могу увести тебя силой, а твоих защитничков, — по голосу было слышно, что там должно быть совсем не это слово, — пустят в расход на алтаре. Они не слабые маги, защита дворца много получит от них.

И вот тут мне стало страшно. Одно дело, когда по своей глупости представляешься сама, и другое — подставляешь других. Левачев, скорее всего, уже мёртв, что с Иваром — я боюсь представить. А остальные… Я не могу так с ними поступить. Прозоровский прочитал эту мысль, ухватил меня за плечо, разворачивая к себе:

— Не смей этого делать, он не содержит своего слова.

Лихачевскому надоело ждать. Один жест и в нас полетели новые сети. Летящую на меня отбили Койт, но следующая спеленала их обоих, из-под следующей меня выдернул Костя, успевший ещё и бросить заклинание в ответ, но последняя упала на нас. Прозоровский закрыл меня, но по рукам попало частью нитей, на коже остались красные следы, словно кто-то ударил проводом. И боль была сравнима, даже на излете. В лицо сунули тряпку. Я начала падать…

Страшно хотелось кого-нибудь проклясть, но вот беда — ни одного проклятия я не знала. Что было еще обиднее — меня не боялись и даже ограничители на руки не надели. Комната, выполнявшая роль моей камеры, раздражала. А взвинченное состояние не давало уснуть. Да что там — сидеть спокойно тоже не давало. Я вздрагивала от каждого звука голоса за дверями, а тиканье часов и треск пламени в камине только выводили из себя. Платье на нем было уже не то, привычное. Проще, легче, а еще его было удобнее снимать. На краю сознания мелькнула мысль, заставившая скривиться: что если переодевали меня в присутствии этого… Фу, гадость какая!

Перестав мерять шагами спальню, решительно развернулась к двери. За угловой, маленькой, скрывалась ванная, это я уже узнала. А вот то, что поддалась основная — стало сюрпризом. Не могут же они быть так беззаботны? Выскальзываю наружу… м, все понятно. Это просто продолжение моей камеры. Вольера даже. И в гостиной кто-то сидит. Отражение в зеркале узнаю быстрее, чем даже успеваю осмыслить. Сидящий поднимает на меня глаза, напряженные плечи чуть опускаются. Левачев встает мне на встречу — но с явным трудом, я вижу, как тяжело ему удерживать собственное тело, да и рассеченное с одной стороны лицо настроения ему не добавляет, слишком уж ограничивает мимику — я в несколько шагов оказываюсь рядом.

— Жив, — хоть про кого-то я знаю точно!

Кажется, я снова реву — боги, почему я постоянно реву? Размазня какая-то! — а он только гладит меня по волосам и спине, и я словно впервые замечаю, что вообще-то, что Левачев, что Россовой, выше меня больше чем на голову, да и в плечах шире вдвое. Особенно остро ощущается это сейчас, когда я стою босиком, без каблуков, в платье, больше похожем на ночную рубашку.

Граф вздыхает чуть резче, меня отрезвляет — вспоминаю про наверняка болезненную рану. На диване устраиваюсь совсем рядом, буквально прижимаясь к плечу, и плевать на приличия. Голос у мужчины хриплый, но он медленно начинает рассказывать, аккуратно приобнимая меня одной рукой:

— Когда вы с Прозоровским убежали, дом дал мне доступ к своим силам. Я, конечно, слышал от Ивара, что Россовой-старший что-то наворотил с защитой, принеся всю прислугу в жертву, но такого не ожидал, хотя после востока меня удивить сложно. Но даже при этом меня сделали как стоячего…

В голосе слышалось столько боли, что все слова застряли еще не подходе к горлу. Все-таки как бы он не бодрился, а для боевого мага такое… бессилие? было хуже смерти. Для него это и была смерть, только медленная и мучительная. Вслепую прикасаюсь к теплой ладони, переплетая пальцы. Руку крепко сжали в ответ, и сейчас на миг отступило все, кроме этого ощущения: я просто сидела, опустив голову на плечо, ощущая через рубашку жар кожи, смотрела на отблески пламени в полумраке и даже почти пропустила голоса за дверью. Та слабо замерцала, пропуская конвой, втолкнувший знакомую фигуру.

Прозоровского узнала исключительно по волосам и глазам — лицо представляло собой почти сплошной синяк, вылечить который вот так с наскоку у меня не получилось — никак не могла сосредоточиться. Олег опустился за спиной, аккуратно сжимая запястья и направляя руки. Странное дело, лишенный собственной силы, он все равно мог помочь мне обуздать собственный дар. Словно одного понимания, как обычно движутся магические потоки, понимания этих процессов, ему хватало, чтобы вести меня.

Синева не сошла полностью, но лицо Кости приобрела нормальный, человеческий вид. Тот осторожно поднял руки, ощупывая его. Рукава рубашки при этом открыли вид на металлические полосы на запястьях. Над ухом раздраженно зашипел Левачев. Прозоровский только пожал плечами, устраиваясь на ковре, а я как-то совершенно естественно оказалась зажата между ними. Повисла тишина.

— Знать бы, кто нас сдал…

— Ты о чем? — слова рыжего стали неожиданностью.

— Чтобы вскрыть особняк, нужна какая-то личная вещь его владельца. Даже не так: нужна его часть. Волос, какое-то постоянно носимое украшение. А маги, особенно из старых семей, в этом плане параноики страшные.

В голове щелкнула какая-то смутная мысль. Даже две, но обе были настолько бредовыми, что я не могла решить, нужно ли их озвучивать. Впрочем, мужчины сами все поняли по моему лицу. Все-таки хоть в сознании дома я и была гостем с привилегиями, его защита, обладающая отдельным разумом, уже считала меня хозяйкой, поэтому я и чувствовала присутствующих в доме и могла видеть, чем они заняты.

— Ты что-то вспомнила?

— Да…

Краснея и запинаясь рассказала про Койт. Рыжий, беззастенчиво гладящий меня по ногам, на него и закинутым, только кивал каким-то своим мыслям. Левачев хмурился, но все-таки ответил:

— Верить в это не хочется, но они могли. В теории. Слишком уж себе на уме были всегда, — он тяжело вздохнул. — Но у тебя ведь есть еще какая-то версия?

— Она странная, но… в своем мире я бывшему подарила кулон с прядью. Сентиментально и пошло, но вот, — бессильно развожу руками. Я просто подумала, что его могло вместе со мной затянуть порталом. Кулон этот несчастный… А там уж…

— А смысл сейчас гадать? — Прозоровский вынырнул из размышлений. — Давайте решим этот вопрос утром. День был слишком долгим…

Я только тяжело кивнула. Держалась я исключительно на силе воле, так что с удовольствием, хоть и смазанным общей отвратностью ситуации, утянула их в сторону единственной спальни. Габариты кровати позволяли устроиться на ней и впятером, но сейчас я бы ни за какие сокровища мира не согласилась бы остаться одна. Приличия же в такой ситуации никого не волновали.

Я проснулась неожиданно для себя самой. Ночь еще не думала сходить на нет, а почти полная темнота, разбиваемая горящими за окном заклинаниями-фонарями, так не похожая на привычную городскую, склоняла к размышлениям. Прозоровский и Левачев, так похожие сейчас, одинаково одетые — откопали что-то мужское в одном из шкафов — не просыпаясь среагировали на мое движение, прижимая тяжелыми руками. Было слишком жарко, пусть и придвинулись ко мне они только сейчас, но температура тела у магов похоже была выше общечеловеческой градусов на пять, жаром от них дышало как от мощной батареи.

Тяжело вздыхаю, переворачиваясь на спину, мимоходом запуская пальцы в рыжую гриву. Менталист приоткрывает глаз, походя сейчас на большого кота. Поняв, что спать я и не собираюсь, он приподнимается на локте, вглядываясь в мое лицо. Я же блуждаю взглядом по потолку, пытаясь различить в темноте вьющиеся по нему узоры.

— Что тебя беспокоит?

— Ивар. Койт. Все. Ничего. Я не знаю… Я просто не понимаю, "как дальше жить эту жизнь". Что со всем этим делать?

— Пока мы можем только выжидать, увы, — он погладил меня по плечу. — Я в ограничителях, Левачев, при всем моем уважении, сейчас мало что может сделать. Да и Лихачевский не объявлялся. Он ведь с тобой еще не разговарил, я прав?

Я кивнула. Не скажу, что я хочу этого разговора, но неизвестность утомляет меня сильнее. Левачев за спиной завозился, переворачиваясь на другой бок. Я переползла ближе к Прозоровскому. Рыжий повернулся на спину, давая возможность устроиться удобнее, на плече. Несколько минут лежали в своих мыслях, пока я не поняла, что слишком уж увлечённо скольжу ладонью по поджарому телу. Собственно, отрезвило меня то, что рука уперлась в пояс. В темноте краснеть не тянуло совершенно.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да, — какая-то странная решимость толкала меня вперёд.

— А ты?

Вместо ответа он взял меня за запястье, прижимая руку плотнее к коже и ведя её вниз. Красноречивый ответ. Скосив глаза на Левачева, перекинул ногу через Костю, усаживаясь на нем. Присутствие третьего человека добавляло остроты ощущениям. Медленно, в каком-то полугипнозе, потянула завязки на ворот ночной рубашки. Он, задумчиво закусив губу, подцепить край подола, проводя обжигающими пальцами по ногам. Пальцы вырисовали что-то не очень разборчивое, но явно конкретное. Потом он с шумом выдохнул и взял меня за руку, повторяя рисунок моими пальцами. Короткий импульс магии отозвался дрожащий волной в животе.

— Тебе сейчас ни к чему беременность. Да и прочие… Процессы.

Вместо слов я вопросительно подняла бровь. Он что-то пробормотал про широкие познаниия и ответственность. Прерываю слова смазанным, неловким поцелуем. Прозоровский отвечает не сразу, сбитый с толку таким напором. Но потом только хватку на моих бёдрах усиливает. Вот вы пробовали одной рукой снимать штаны с лежащего под вами парня? Жутко неудобно. Благо, он справился с этим сам, хватило только намёка. А потом и вовсе подмял меня под себя. При этом умудрился провернуть это так, что кровать не дрогнула. Костя несколько мгновений посмотрел на меня, коротко лизнул в шею и плавно вошёл. Я прогнулась навстречу, сцепляя ноги за спиной. Рыжий то впивался в губы, то отвлекайся на шею и плечи. Интересно, менталистику ограничители не блокируют? Потому что нам хватило одного взгляда в глаза. Он вышел, гораздо более резко, и перевернул меня на живот. Крепко вжимающее сверху тело и достаточно крепкая хватка на горле заставили поплыть. Вот уж не ожидала от себя, что…

Такой Прозоровский стал неожиданностью. Словно мне показали тёмную сторону. Впившиеся — наверняка останутся синяки — в бедро пальцы, лёгкая нехватка воздуха и то и дело прикусывающие шею зубы заставляли елозить, подмахивать мимо ритма и кусать подушку, что бы не застонать. Хотя меня сейчас и присутствие толпы посторонних не отвлекло бы.

В груди жгло, магия не могла найти путь наружу, а полного резонанс не выходило. Я вцепилась одной рукой в металлическую полосу на запястье Кости. Тот только крепче меня зажал, до полной неподвижности. Ладонь с горла переместилась, зажимая рот. Я сжалась до предела — он ответил болючим может даже до крови, уеусом. Ускорил темп, заставляя выгнуться до предела, до хруста позвоночника… Откатиться с меня он не успел, только перенёс вес на руки, иногда вздрагивающие. Приятная тяжесть тела не мешала. Я даже перевернулась на спину, хоть и пришлось повозиться.

— Покажи жест очищающего?

Он усмехнулся, беря мою руку в свою.

Ложный финал

— Яра, Яра… Вот уж от кого, а от тебя не ожидал такого…

Проснулась я рывком, мгновенно распахивая глаза, чтобы обнаружить, что у входа стоит Лихачевский в компании… Стоп, это у меня в глазах двоится? Судя по задумчивом хмыку Левачева за спиной — не у меня одной.

— А ты здесь откуда? — под взглядом бывшего становилось неуютно, так что я уползла куда-то за плечо Прозоровского, вроде и расслабленного на первый взгляд, но вблизи-то я ощущала, насколько он взвинчен.

Что злило — в руках у него был тот самый медальон с прядью. Внимание привлекло другое: Ва стоял совсем рядом с вазой, где цвел и пах огромный свежий букет. И все это великолепие скрывало горшок с полынью — местная разновидность фонила магией, поглощая мелкие непроизвольные сглазы. Конечно, с таким справлялись и амулеты, и незатратные заклинания, но кому хочется переживать по этому поводу лишний раз?

Суть была в другом. В аллергии, жуткой, отвратительной аллергии. Видимо, телепатия ограничителями блокировалась не до конца, потому что Костя на миг повернул голову в тот угол, плечо под моей ладонью отчетливо дернулось как от смешка. Полынь реагировала на выплески магии выбросом пыльцы в воздух. Думать о том, что мы собираемся сделать не хотелось. На самом деле, все на миг приобрело какой-то оттенок дурного сна. Особенно нарастающий гул в ушах добавлял этому варианту правдоподобности.

— Ты все-таки просыпаешься? — рыжий обернулся ко мне, когда картинка застыла. — Отлично, потому что пять лет пролежать вот так — врагу не пожелаешь.

Кажется, я начинаю вспоминать…

Реальность встретила огромной слабостью и влившимся в тело мощным потоком магии. Голоса вокруг постепенно обретали четкость, заставляя прислушаться:

— Мелкий, ты как?

— Не думал, что подвести ее к воспоминаниям окажется так сложно. Почему она тебя раздвоила — вообще не понимаю, — он явно разминался, хрустя шеей.

— Яра, ты меня слышишь? — в поле зрения появилось встревоженное лицо… Ивара?

Как мне звать его здесь? В этой реальности. Как я вообще умудрилась проспать целую жизнь? В голове всплыла мутная картинка: какой-то праздник, шутки, Ивар — все-таки Ивар — подкрадывается со спины. А дальше как в дурацком кино: я вздрагиваю, опираюсь на перила балкона, где, как назло, истончилось защитное заклинание. Короткий полет вниз и вот я…

М-да. Бред какой. И мне не дали превозмочь антагонистов в моем сне! Зрение обретает предельную четкость, я даже сажусь рывком — все-таки магия сильно упрощает такие процессы, тело слушается так, словно ничего и не было.

— Ваша светлость, — Россовой напрягается, на всякий случай делая шаг в сторону, слишком уж по-змеиному я зашипела…

— Яра, случайно же вышло…

— Я не про это! Вы мне не дали организовать красивый финал! Бегите, оба!

Мужчины с хохотом, прихватив Левачева за собой, выскочили из комнаты, а я плавно поднялась на ноги, оглядывая то самое помещение, где мой сон прервался. Платья, которое должно было висеть здесь же, не было. В распахнутой двери виднелись эти великовозростные мальчишки, на плече у Кости мешком висел мой парадный наряд. Олег хмыкнул:

— Догоняй. У тебя сегодня парадный выход. И корону свою забери!