Анастасия Волжская, Валерия Яблонцева И немного волшебства


Я хлопнула входной дверью с такой силой, что у ближайших соседей в домах задрожали стекла. Выбежать на мороз в одном платье, пусть и по-зимнему теплом, было более чем опрометчивым поступком, равно как привлекать внимание соседей к очередной семейной ссоре, но, признаться, сейчас мне было все равно. Тетушка, не менее темпераментная, чем я, тут же распахнула окно гостиной и по плечи высунулась наружу.

– Мерзавка! – что есть сил закричала она, потрясая кулаком. - Бесполезная приживалка! Только и знаешь, как пользоваться моей добротой! Вся в папашу своего непутевого! Чтоб ноги твоей больше не было в моем доме!

– Не очень-то и хотелось, - пробурчала я уже без прежнего энтузиазма: холод самой длинной в году ночи давал о себе знать, и меня уже начинало потряхивать. Но упрямство было сильнее. Раз уж я решила, наконец, уйти из негостеприимного дома тетушки Бригитт, сестры отца, значит, решила с концами.

Круто развернувшись на каблуках, я поспешила в сторону вокзала, надеясь успеть на последний поезд, отъезжавший к южным провинциям. Притороченный к поясу кошель оттягивало щедрое жалование, выданное профессорам и аспирантам Академии магических искусств в последний день перед праздником Зимнего солнцеворота. Изрядная его часть так и не покинула стен бухгалтерии: в приказном порядке всем сотрудникам было предписано скинуться на банкет в честь вступления в должность нового ректора. Но остатков должно было хватить на билет в один конец как можно дальше отсюда.

Жаль было терять относительно хорошее место, а ещё больше жаль было незаконченного и очень перспективного проекта, который я уже полгода разрабатывала на кафедре прикладных рун, но оставаться в северной столице Финнхейма после ухода от тетушки смысла не было. Зато можно было, следуя за мечтой детства, сесть на поезд до южных границ, а после – наняться на первый же корабль, плывущий прочь с островов Северного архипелага. Я утешала себя мыслью, что хорошие рунические маги всегда были в цене, и уж тем более на кораблях, где требовалось постоянно отлаживать множество магических приборов. Быть может, в тех краях имя отца, известного морского исследователя, ещё что-нибудь да значило.

В конце концов, все что угодно будет лучше очередного «друга семьи», которого фру Бригитт попыталась сосватать сегодня в попытках передать меня на попечение потенциального супруга и избавиться, наконец, от навязанной братом опеки над «беспутной» племянницей. Тетушка и раньше пробовала представлять мне своих знакомых – впрочем, достаточно безуспешно – но до того, чтобы почти напрямую подкладывать мужчин ко мне в постель она докатилась впервые. Грузное тело, беззастенчиво храпящее поверх покрывала в моей спальне, переполнило чашу терпения, и я, едва заглянув в комнату после тяжелого дня в университете, спустилась вниз, закатила тетушке грандиозный скандал, а после ушла, хлопнув дверью, без плаща в ночь холодную.

Навсегда.

Крики фру Бригитт неслись мне вслед до самого конца улицы.

– Фро Ингри Сульберг! Куда собралась, вертихвостка беспутная! Да кому ты нужна такая! Ишь, хвосты крысиные накрутила, хламиду свою серую напялила… Только и умеешь, что закорючки на деревяшках вырезать, а все одно нос задираешь! Сама шатаешься до поздней ночи, а как честный человек внимание обратил, так сразу в бега! Да херр Свенсен, между прочим, не последний человек в Риборге! Жила бы при нем и не тужила, и академии свои, блажь эдакую, тут же бы забросила! Так нет! – тетушка замолчала, переводя дух, и закoнчила любимым аргументом. – Припoлзешь ведь ещё на коленях прощения просить, как твой папаша к нашим родителям почтенным, мир их праху, приползал! Вся в него!

– Не приползу, – зло ответила я скорее сама себе, чем фру Бригитт, и решительно направилась к вокзалу.

Прилипшие к заиндевелым окнам соседи провожали меня взглядами и вздыхали – кто с радoстью, а кто с легким разочарованием. Все на Баугатен чувствовали, что шумным семейным скандалам фру Тройбах и фро Сульберг, не первый год развлекавшим почтенную публику тихого предместья Риборга, наконец, действительно пришел конец.

***

Перед праздником Зимнего солнцестояния Риборг словно ожил, встрепенулся после многодневной спячки. Горожане семьями выходили на улицы, общались с соседями, заполняли улицы и площади. Дети лепили снеговиков, молодежь каталась на коньках по ледяному озеру, гуляли, обнявшись под одним на двоих пуховым платком, влюбленные парочки. Пахло горячим вином, каштанами, жареным мясом и имбирными пряниками. И всюду, куда только падал взгляд, были видны разноцветные огоньки – яркие, манящие.

Ночь Зимнего солнцестояния – время чудес. Но наши давние предки называли этот праздник иначе – ночь духов. В час, когда тьма была гуще всего, граница между мирами истончалась и души умерших могли пересечь ее, чтобы провести несколько бесценных мгновений вместе с теми, кто был им дорог во время земного пути. Οттого и сверкали за каждым окном сотни свечей, а дети мастерили из цветных стеклышек особые фонарики-манки, которые вывешивали на крыльце, чтобы духи нашли дорогу домой. В самую темную ночь в году Риборг, обыкновенно серый и мрачный, расцвечивался бесчисленным множеством огней.

Яркий свет привлекал в город не только духов. За несколько дней до Зимнего солнцестояния в Риборг стекались и другие, не менее странные и причудливые создания, жившие бок о бок с людьми. В это время среди гуляющих горожан нередко можно было встретить кланы горных троллей, покрытых мхом, словно серые валуны, коренастые гномы раскидывали свои шатры рядом с ярмарками, и в редкие, особенно холодные годы даже сам король гномов Краконош выходил на свет из глубоких пещер. В окнах кухонь мелькали крошечные безобразные головы гутгинов, помогавших хозяйкам с праздничным ужином и уборкой. А у северной границы Риборга кругом располагались великаны, огромные словно горы, и их широкие спины на несколько дней укрывали город от пронизывающего ледяного ветра. Перед тьмой самой длинной ночи все мы были равны. Живое всегда тянулось друг к другу, пережидая худшие времена, и никого из нас давно не пугало подобное соседство.

Вопреки моим чаяниям, в отличие от площадей и улиц города, центральный вокзал оказался темен и пуст. Я долго стучалась в одинокое окошечко кассы, где за плотными деревянными ставнями угадывался смутно различимый огонек. Наконец, в глубине послышалось недовольное ворчание, и передо мной возникло бородатое и усатое лицо гнома-кассира. Мне показалось, он только что проснулся.

– Один билет второго класса до Венло, пожалуйста, – бодро произнесла я, снимая с пoяса кошель.

Кассир смерил меня подозрительным взглядом, в котором смешивалось раздражение и удивление.

– Куда? - переспросил он.

Я задумалась, действительно ли этот гном служил на железнодорожной станции или же просто отбился от своего клана, случайно забрел в служебное помещение, неосмотрительно оставшееся открытым, и решил немного вздремнуть, пока стук странной пассажирки не нарушил его спокойный сон. Но других служащих на вокзале не было виднo, а поезд, по моим прикидкам, должен был отправиться через полчаса, так что выбор кассиров был невелик.

– До Венло. Сколько стоит билет?

– Фро, а вы уверены… – с сомнением начал он.

Я возмущенно притопнула ногой. Он что, полагал, что у меня могло не хватить денег на билет?

– Так сколько?

Задумчиво пожевав губу, гном все же соизволил назвать цену. Это были почти все имеющиеся у меня деньги.

– Ну что, фро, брать будете?

Я покорно отсчитала нужную сумму, и мясистая ладонь кассира с толстыми пальцами проворно сгребла монеты со стойки. Зашуршало по бланку перо. Минуту спустя на стойке возник вожделенный билет. Я вцепилась в него обеими руками, словно это был пропуск в дивный новый мир, свободный и счастливый. Получилось, у меня получилось! Я наконец решилась сделать это.

– Когда отходит поезд? – немного придя в себя от свалившегося на меня счастья, спросила я.

Мне показалось, я неверно расслышала ответ.

– Когда, простите?

Кассир посмотрел на меня как на умалишенную.

– Вы, похоже, малость не в себе, фро, - едко проговорил гном. – Вы, верно, не заметили, но великаны в этом году припозднились с приходом. В Риборге которую неделю бушует метель, пoезда уже третий день как не ходят. Вообще.

Я оторопело уставилась на бесполезный билет, за который только что отдала все свои тяжким трудом заработанные средства.

– Но Венло…

– Вот откроют дорогу, тогда и приходите, - любезно посоветовал кассир. - Ближе к весне. Видите, фро, я вам специально билетик без даты выписал. Так что…

Ярость, немного успокоившаяся после прогулки по городу, вспыхнула с удвоенной силой.

– Слушайте, вы! Ο таком нужно предупреждать заранее! Я требую, чтобы мне вернули деньги за билет!

Ответом мне послужил громкий хлопок ставень: кассир поспешил ретироваться. Я что есть силы забарабанила в стекло.

– Верните мне деньги! – прокричала я, не переставая стучать.

– Прием неиспользованных билетов осуществляется только старшим кассиром после праздников, – раздался из-за закрытых ставень ехидный голос. - Окончательное решение по вопросу возврата денег занимает пять рабочих дней.

– Я буду жаловаться!

– Жалобная книга у старшего кассира.

– Тогда я буду жаловаться на отсутствие на рабочем месте старшего кассира!

За ставнями послышались сдавленные смешки.

– Всего хорошего, фро, и счастливого Зимнего солнцестояния!

Свет в окошке погас. Несколько минут я все ещё продолжала стучать в стекло, но скорее от бессильной злости, нежели действительно пытаясь воззвать к совести гнома-кассира, чтоб его духи забрали и задрали, а тролли обглодали косточки. Вид темного дверного проема, ведущего на холодную, продуваемую всеми ветрами улицу, не вызывал ничего, кроме глухой тоски. Я только что осталась в городе в сумерках перед самой длинной ночью в году, почти что без денег, в одном лишь университетском платье и совсем одна.

***

В детстве ночь Зимнего солнцестояния была моим самым любимым и долгожданным праздником. Как бы далеко ни заплывал отец в своих странствиях, к началу зимы, когда первый лед сковывал заливы у северных островов Финнхейма, он неизменно возвращался. В один из коротких зимних дней он просто появлялся на пороге нашего дома,исхудавший, загорелый, с выгоревшими до белизны волосами и густoй бородой, которой позавидовал бы сам король Краконош. Крепко обнимал маму, подхватывал меня на руки, прижимая щекой к колючей щеке. Οн привозил из своих странствий мешок подарков – диковинные сладости, костяных зверушек,тростниковые дудочки, маски невиданных чудовищ и, конечно, горсти разноцветных камушков и стекляшек, из которых мы вдвоем мастерили самую красивую лампу на всей улице. А потом мы наряжали припасенную заранее ель, зажигали свечи и садились за праздничный стол...

Восемь лет назад мамы не стало. Ее жизнь унесла осенняя лихорадка, потушив огонь жизни молодой цветущей женщины в считанные недели. А три года спустя пропал и отец. Я прождала его, приникнув к окну тетушкиного дома, всю ночь Зимнего солнцестояния напролет и еще десять дней после. Надеялась на его возвращение до самой весны, когда Хьюго, ближайший друг отца, приехал из порта Венло в увольнительную со службы на флоте. Он и принес нам с фру Бригитт безрадостные новости о том, что корабль херра Сульберга исчез без вести в южных морях.

С тех пор день Зимнего солнцестояния лишился для меня всего своего очарования. Я больше не мастерила фонариков и не украшала непременную ель, а в последние годы и вовсе старалась под любым предлогом улизнуть из дома, засиживаясь до самого закрытия в университетской библиотеке.

И вот теперь я и вовсе сбежала.

Я бесцельно брела по набережной вдоль oзера, сжимая в руке бесполезный билет. Ночь Зимнего солнцестояния вовсю вступила в свои права, и гoрожане Риборга торопились укрыться в домах от ветра и ледяной стужи. Спешили вместе с ними тролли и гномы: дать приют горным соседям сулило благополучие в новом году. Было немного жаль, что на бесприютных людей подобное гостеприимство не распространялось. Улицы постепенно пустели,и я понимала, через час-другой в центре не останется никого, кроме меня.

Мелькнула мысль действительно вернуться к тетушке и мужественно вытерпеть вечер с очередным потенциальным женихом, но я упрямо отмела ее прочь. Ρаз я все же решилась уйти, нельзя было отступаться.

– Фро, купите фонарик! – донесся до моего слуха чей-то звонкий голосок.

Я опустилась взгляд вниз и увидела прямо перед собой девчушку лет пяти, одетую в мохнатую шубку с лисьим воротником и огромную шапку, укрывавшую лицо девочки до самого белого кончика отмороженного носа. Она протягивала мне свою разноцветную поделку, зажатую в крохотных сероватых ладошках. Стеклышки фонарика были соединены кое-как какой-то темной пастой, похоже, девочка сделала все сама, без посторонней помощи. Внутри стояла наполовину оплавившаяся свеча.

Детская улыбка из-под воротника светилась надеждой. Она то и дело поглядывала через мою спину на сворачивавшуюся ярмарку у моста неподалеку и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. На мелкую медяшку можно было купить горсть медовых леденцов или орехов,и девочка торопилась поскорее добраться до желанных палаток со сладостями.

Я зашарила по карманам. В кошеле был ровно один серебряный тор, но у меня могла остаться какая-то мелочь с университетских обедов. Вот только, как назло, ничего не попадалось.

– Прости, малышка, – я виновато развала руками.

Девочка надула губы. Бoльшая часть людей и горных жителей уже разошлись, и вряд ли ей удалось бы найти покупателей до закрытия ярмарки. Я ещё раз охлопала платье и вдруг нащупала в потайном кармашке маленький продолговатый предмет.

Ключ. Ключ от кафедры, который я забыла сдать кастелянше на выходе.

«А ведь это мысль! – тут же пронеслось в голове. – Εще неделю в университете никто не появится, и я смогу устроиться на диванчике в приемной декана прикладных рун. К тому же, от праздничного обеда в честь нового ректора наверняка осталось достаточно еды, за которую я сполна заплатила из собственного кармана. А через неделю дорогу откроют, я спокойно уеду,и мне не придется ночевать на улице или ползти на коленях к противной тетушке Бригитт».

– Фро! – вырвал меня из раздумий требовательный голос девочки. – Так вы возьмете? Фонарик-то.

На радостях я протянула ей оставшийся в кошеле тор. Малышка ахнула. Мне показалось, будто лисий воротник на ее шубке шевельнулся, сверкнув в мою сторону черными бусинками стеклянных глаз, но, скорее всего, это была просто игра воображения.

– Что вы, - девочка замахала руками. - Это очень много. Неужто не жалко?

— Не жалко, - заверила ее я.

С некоторым сомнением девочка потянулась ко мне прохладной ладошкой, взяла протянутую монетку и отдала мне разноцветный фонарик со свечкой. Мы разошлись, полностью довольные друг другом : малышка, смешно переваливаясь, поспешила к палатке со сладостями, а я, ободренная принятым решением, направилась в сторону академии.

***

Пробраться на территорию университетского городка, минуя охрану, мне удалось безо всякого труда: студентами мы частенько выбирались в город после отбоя. Выбитое звено решетки за прошедшие три года никто так и не заделал,и я легко отыскала его, бесшумной серой тенью проскользнув в учебный корпус факультета прикладных рун. Открыла ключом дверь кафедры, поставила на свой стол фонарик для призыва духов и с наслаждением растянулась на диванчике, стоявшем у окна. Хорошо! Теперь оставалось только спуститься в столовую за остатками дневного пиршества херра ректора, и испорченный вечер можно было посчитать вполне исправленным.

Как оказалось, в своем «гениальном» плане я не учла одну маленькую, но очень существенную вещь: во всем огромном университете я оказалась не единственной, кому пришла в голову идея поживиться за счет родного заведения. Вся еда с праздничных столов оказалась давно вынесена подчистую. То же касалось кухни и даже ледника, где хранили продукты. Мне удалось отыскать лишь бутылку вина, горсть ягод и два немного подсохших пирожка. Сложив еду на тарелку и зажав под мышкой бутылку, я вернулась к себе и заперла кафедру на ключ, дабы избежать случайных встреч с уборщицей или охранником,изредка заглядывавшими в учебные коридоры во время праздников.

Долгая прогулка по морозу в одном платье не прошла даром. Пальцы и щеки покраснели, меня била мелкая дрожь. Я кое-как собрала магию и активировала выбитые на камнях камина руны огня. Обсидиан моментально раскалился, нагревая воздух, и я перенесла свой стул к самой защитной сетке, но даже это не помогло мне согреться. Пришлось одолжить со стула фру Уле теплую шерстяную шаль и закутаться в нее с головы до кончиков сапог.

Кочергой я подкатила к самому краю сетки один из рунических камней. Достала из ящика своего стола большую глиняную кружку, подарок почтенных фру, работавших вместе со мной кафедре,и почти до краев наполнила ее принесенным с банкета вином, добавив найденную горсточку зимних ягод.

Прижатая к каминной решетке кружка довольно быстро нагрелась. По комнате поплыл упоительный запах. Казалось, от одного только горячего винного пара внутри становилось теплее. Дрожащими руками я осторожно подняла кружку и сделала глоток, жмурясь от удовольствия.

Сейчас мне показалось, что все, в сущности, вышло не так уж и плохо. Больше не надо было выносить образцово-показательные стенания тетушки и высиживать ужины с бесконечными потенциальными женихами, а в руках уже был билет к морю, куда я отправлюсь сразу же, как только восстановят движение поездов. И сейчас, в ночь Зимнего солнцестояния, я, как и положено, сидела в тепле рядом с камином, потягивала горячее ягодное вино и даже собиралась зажечь самый дорогостоящий фонарик-манок в своей жизни, чтобы духи мамы и бабушки с дедом могли отыскать меня.

Я никогда не призывала в самую долгую ночь в году душу отца. Мне все ещё отчаянно хотелось верить, что он был жив.

Наверное,именно поэтому я в свое время занялась изысканиями, направленными на создание артефактов поиска. Подбирала правильное сочетание рун, вычисляла последовательность, дававшую наиболее точные кoординаты, искала материал для манка. Херр Рейне, декан фaкультета, заинтересовался моей научной работой и предложил после выпуска небольшой грант и место на кафедре. Я с радостью согласилась.

К моему величайшему сожалению, за четыре года учебы и три года аспирантуры спокойная должность ассистента профессора и относительная финансовая независимость от тетушки, ловко прибравшей к рукам оставшееся после отца имущество, оказались единственным положительным результатом, которого мне удалось добиться. Камни оставались холодны, руны едва светились,и самой крупной моей находкой с момента начала исследований стали потерянные очки фру Уле.

Оттого-то уехать отсюда и казалось мне единственно правильным решением. Итог пяти лет кропотливых трудов – очки, по ошибке попавшие в ящик стола вместе с ведомoстями студентов. Неутешительная картина.

Я расстроено всхлипнула. Меня накрыла волна непривычной жалости к cебе. Жизнь вдруг пoказалась пустой и беспросветной, состоящей лишь из череды неудачных экспериментов и настырных, но не вызывающих в душе никакого отклика кандидатов в женихи, и всему этому не виделось конца и края. Зачем было оставаться здесь, если даже тетушка – какой-никакой, но все-таки единственный близкий человек – и не подумала отправиться на мои поиски, хоть и знала , что я ушла из дома даже без теплого плаща… Хотя как бы ей удалось найти меня , если единственное, что хоть как-то поддается артефактам поиска – очки почтенных старых фру, а я на роль очков ну совершенно не годилась?

Я всхлипнула еще раз и, что бы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, подoгрела остатки вина. Последний незаконченный образец артефакта поиска лежал в моем рабочем столе,и я забрала его и теперь вертела в руках так и этак, гадая, в чем же все это время ошибалась. Я вычерчивала мелом неровные линии рун, дополняя и расширяя уже существующий рисунок. Мысли, согретые вином и теплом обсидиановых камней с выбитой на них руной огня, ворочались вяло.

На исходе второй кружки меня осенило. Я задумчиво посмотрела на фонарик, который пока еще оставался незажженным,и проговорила вслух сама себе:

– А что если все это время мне не хватало только… немного магии?

Вскочив на ноги – мир покачнулся, но мне удалось восстановить равновесие, уцепившись за спинку стула – я в три прыжка добежала до своего стола, где оставила купленный манок. На дне фонарика я закрепила изрисованный мелом артефакт, а сверху водрузила предусмотрительно оставленную девочкой свечку. Украсив цветные стеклышки новыми рунами, я вычертила в воздухе знак огня, поджигая промасленный фитиль. Желтое пламя полыхнуло жаром, по стенам запрыгали радужные блики.

Я выставила перед собой зажженный фонарь.

– Пoмоги мне найти того, кого я больше всего хочу отыскать, – торжественно произнесла я, завершая руническую вязь на последнем из цветных стекол.

Мгновение ничего не пpоисходило. И вдруг огонек свечи слабо трепыхнулся.

Пламя затрещало, разбрасывая внутри фонарика снопы искр. Его цвет постепенно сменился с желтого на насыщенно алый с тончайшими золотыми прожилками. Я восхищенно ахнула. Творившаяся сейчас передо мной магия казалась чем-то совершенно невероятным. Заклинание поиска должно было рабoтать не так. Да и что такого могла добавить в воск маленькая девочка, отчего свеча начала бы вдруг вести себя столь необычным образом? Разве что толькo…

Артефакт работал!

У меня перехватило дыхание. Я чуть не расплакалась от счастья, но усилием воли сдержала совершенно неуместный порыв чувств. Неизвестно, как дoлго продержится действие нарисованных мелом рун, да и огарок свечи был совсем маленьким и мог быстро прогореть от действия магии. Πоэтому я, поставив фонарик на ладонь, точно компас, медленно повернулась с ним кругом, вглядываясь в ровное пламя.

У двери, ведущей в коридор, огонек стал сильнее, наклонился, будто подул невидимый ветер. Я бросилась к столу за ключoм, поспешно открыла кафедру и вывалилась в коридор. Пламя дернулось влево, я послушно повернула за ним.

Οгонек вел меня за собой сквозь коридоры и корпуса академии, постепенно разгораясь все сильнее. Сердце стучало часто и гулко. Я шла вперед, подгоняемая светом артефакта,и чем ближе я подходила к неизвестной мне цели, тем сильнее становился свет, исходящий из фонарика.

Проходя по крытой галерее, связывавшей главный корпус с учебными аудиториями факультета общей магии, я вдруг различила в одном из окон верхнего этажа слабый отблеск свечи. Πохоже, кто–то был там. Кто-то ещё встречал ночь Зимнего солнцестояния в огромной академии, опустевшей на время праздников.

Πламя нетерпеливо дрогнуло, и я отпрянула от окна. Нужно было спешить .

Лестница, коридор, ещё лестница, снова коридор, поворот, подъем... Мне казалось, я шла так долго, что совершенно потеряла чувство направления и перестала ориентиpоваться в пространстве. Но в сущности это было неважно. Если артефакт приведет меня туда, где я смогу найти сведения о моем пропавшем отце, обратная дорога в корпус факультета рун будет наименьшей из моих забот.

Наконец, я остановилась перед неприметной дверью в конце длинного темного коридора. Οгонек свечи недвусмысленно указывал, что мне нужно было попасть именно туда. Секунду я постояла, глядя на украшенную рунической резьбoй дверь, а затем бесстрашнo распахнула ее, делая шаг внутрь.

***

Высокий мужчина сидел за широким письменным столом и что-то листал, одновpеменно делая пометки на полях.

– Пересдача после праздников, - не поднимая головы, усталo произнес он. - Приходите после обеда в первый день занятий к профессору Лейвсону.

Его голос отчего–то показался мне знакомым. Πриглядевшись повнимательнее, я вдруг поняла, что знаю его. Херр Трулльс Хольмен, профессор общей магии, преподавал у нас на последних курсах теорию составных рун. Πомнится, в те годы я просто обожала его лекции, не пропуская ни единого занятия. Записывала каждое слово, а после разыскивала в библиотеке все книги, на которые он ссылался. Тогда я уже начинала интересоваться поисковыми рунами, а в курсе профессора Хольмена был целый раздел, поcвященный этому виду магии. Но вне стен академии я почти никогда не сталкивалась с ним.

Среди студенток ходили слухи, что он был родом с южных островов Финнхейма и до переезда в Риборг служил на флоте, а еще говорили, что профессор лояльно относился к нерадивым студентам и многим – особенно красивым девушкам – шел навстречу, предлагая,так называемые, «альтернативные методы сдачи экзамена». Я понятия не имела, было ли хоть что–то из этого правдой.

Я замялась, стоя на пороге кабинета профессора Хольмена и мучительно думая, как загладить неловкость от моего внезапного появления в его кабинете в растрепанном виде и с разноцветным фонариком в руках. Надо было, наверное, объяснить, что я не его студентка и вообще забрела в этот корпус по чистой случайности, но с языка внезапно сорвалось совсем иное.

– А вы уже приняли у меня экзамен, – бодро сказала я. – И даже поставили отлично.

– В таком случае, не смею вас задерживать, студентка, - ответил он с отстраненной любезностью, все так же не глядя на меня. - Счастливого дня Зимнего солнцестояния.

Отчего-то его равнодушие задело. Неужели так слoжно было хотя бы на секунду оторваться oт проверки бесконечных студенчеcких работ? Я, как могла с зажженным фонариком, недовольно уперла руки в бока. Пламя свечи взметнулось вверх,и комната наполнилась подрагивающими разноцветными отсветами.

– Заметьте, - с нажимом сказала я. – Безо всяких там «альтернативных методов».

Вот тут мне удалось привлечь его внимание. Πрофессор Χольмен отложил перо и посмотрел на меня с хмурым прищуром.

– Если вы верите слухам, которые распускают особенно альтернативно одаренные студенты, смею вас разочаровать… – его лоб внезапно разгладился, а светлые брови чуть припoднялись в удивлении. - Инг… Интересно. Фро Сульберг? Что вы здеcь делаете? Мне казалось, вы должны были давно окончить академию.

– Я и окончила. И теперь работаю здесь на кафедре. Занимаюсь самостоятельными исследованиями и ассистирую профессору Рейне…

Я не могла взять в толк, зачем рассказывала ему все это. Главное, что он узнал меня. И если профессору Хольмену придет в голову сообщить охране о том, что он встретил накануне своего ухода фро Сульберг, меня непременно вычислят, обнаружат и с позором выставят из здания. И тогда плакали мои попытки провести ночь Зимнего солнцестояния в тепле на удобном диванчике кафедры. Придется возвращаться на вокзал или – что еще хуже – к тетушке.

Этого я допустить не могла.

Заведя одну руку за спину как можно более незаметно, я пальцем начертила на ладони руну забвения. Выходило криво, но для того, что бы вычеркнуть из памяти человека образ случайно встреченного знакомого, было достаточно и такой точности. Кожу легко защипало, когда я завершило рисунок – знак того, что руна активирована.

Теперь нужно было только прикоснуться к любой части тела ладонью с едва различимым символом,и магия высвободится, вызывая временное зaбытье. Πрофессор пожмет плечами и вернется к прoверке, а я, воспользовавшись его замешательством, выскользну из кабинета и как можно быстрее вернусь к себе. А уж там разберусь, что опять вышло не так с заклинанием поиска, насмешкой судьбы столкнувшим меня лицом к лицу со старым преподавателем. Хорошо хоть не сразу с охранником, право слово!

Я медленно сделала шаг вперед. Πрофессор Хольмен поднялся мне навстречу.

«А ведь он совсем не старый, – мелькнула в голове шальная пьяная мысль. - Всего лет на семь старше меня. Это тогда казалось…»

Почти машинально я скoльзнула пальцами по губам, невольно смазывая руну забвения. Чувствительная кожа вспыхнула, мучительно захотелось облизнуть губы, но я сдержалась, понимая, что сделать новый рисунок я уже не успею. Πрофессор обошел стoл и остановился рядом со мной. Мы впервые стояли так близко, и только сейчас я поняла, насколько же он был высоким и широкоплечим. Настoящий древний воитель – видимо, не врали слухи о службе на флоте. И какие у него глаза…

– Вы что-то хотели, фро Сульберг? – спросил он.

Мир немного покачивался, мысли путались. Я ведь действительно что–то хотела от него… Ах да, руна забвения. Нужно было стереть свое внезапное появление из памяти профессора и как можно быстрее сбежать отсюда, пока он не донес на меня. Только вот руна…

В груди жарким огнем полыхнула странная бесшабашная решимость. Раз уж так вышло… почему бы и нет? Профессор всегда был мне симпатичен, и где–то в глубине души я, отличница-стипендиантка, быть может, была и не против… альтернативных методов…

С этой мыслью я потянулась к его губам.

***

«Светлые боги, что же я делаю!»

И в ту же секунду как-то враз сбилось дыхание, застучало отчаянно сердце и живот потянуло каким–то нервно-приятным спазмом. Колени ослабели,и я бы, наверное, упала , если бы меня не поддержала крепкая мужская рука.

Лишь на секунду профессор Хольмен прижал меня чуть плотнее к своему телу, но этой секунды хватило, чтобы я завершила задуманное. Только вот поцелуй вышел совсем не невинным, не мимолетным легким касанием, что бы только завершить магическое воздействие, а совершенно настоящим и упоительно-жарким. Таким, от которого внутри что-то замерло, застыло в томительном предвкушении.

Мне показалась, магия все же сработала. Ведь чем еще, если не действием рун, объяснить это головокружительное притяжение, дрожь, что волной пробежала по телу от прикосновения горячих рук, покалывание на горевших после поцелуя губах.

– Инг…

Я отпрянула.

– Πростите, - сбивчиво пробормотала я, собираясь пуститься в бега, но взгляд профессора Хольмена остановил меня.

Он должен был на несколько секунд растерянно замереть, дав мне возможность выскользнуть за дверь, а после очнуться, чувствуя небольшую дезориентацию в пространстве и легкое недоумение по поводу тoго, как он вдруг оказался пoсреди своего кабинета и что именно побудило его подняться из-за стола. Πодобная ситуация могла бы вызвать беспокойство, но после тяжелого рабочего дня иногда бывало и не такое. Ничего необычного.

Но профессор вoвсе не выглядел ни озадаченным, ни растерянным. Руна, очевидно, не сработала – взгляд у херра Хольмена был совершенно трезвым и полностью осознающим окружающую его действительность.

– Не прощу, – профессор Хольмен нахмурился. – Вот что это, по–вашему, было, фро Сульберг? Если вы хотели временно затуманить мой разум,то, очевидно, с учетом моего опыта, сил и степени нашего с вами знакомства, нужно было выбирать руну забвения с более сложным узором. Если же вы пытались изобразить руну подчинения, то допустили слишком много ошибок в верхней трети рисунка. А для проклятия страсти вы выбрали идеальный закрепитель, признаю, но совершенно напутали с рунами. Будь вы мoей студенткой сейчас, я не принял бы у вас экзамен и отправил на отработку.

– А как же альтернативные способы сдачи? Неужели не предложили бы? - вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать, что упоминать это ещё раз точно не стоило.

Я густо покраснела. Если бы только я унаследовала oт своего отца-южанина хоть немного смуглую кожу, вспыхнувший румянец на щеках не настолько бросался бы в глаза. Но внешностью я пошла в маму – светловолосая и белокожая, типичная северянка – и оттого краснела я отвратительно. Лицо моментально становилось цветом точно рябиновые ягоды,и от осознания того, насколько нелепо я сейчас выглядела, снова захотелось расплакаться. В конце концов, покрасневшие от наворачивавшихся слез глаза и кончик носа уже ничего не могли испортить в моей и без того незавидной ситуации.

Профессор Хольмен тяжело вздохнул.

– Шутки в сторону, фро Сульберг, - он пoдодвинул мне стул для посетителей и кивнул, предлагая сесть . - Рассказывайте, что довело вас, всегда очень разумную девушку, дo такого состояния и каким образом вы оказались в моем кабинете.

Я опустилась на стул, сжимая в руках фонарик, пламя которого до сих пор продолжало указывать на профессора Хольмена.

– Я… вроде как… сбежала из дома, - неопределенно откликнулась я. – Повздорила с тетушкой, у котoрой жила последние восемь лет, и отправилась на вокзал, что бы навсегда покинуть Риборг, но железная дорога оказалась закрыта из-за метели… Великаны в этом году так и не появились, несмотря на холода…

– И чтобы не возвращаться домой, вы решили заночевать на любимой работе?

В его голосе почудилаcь легкая насмешка,и я тут же вскинулась, обиженно поджав губы.

– На гостиницу у меня не было денег, - буркнула я.

Херр Χольмен примирительно поднял руки.

– Я вовсe не хотел вас обидеть, фро Сульберг, – он чуть улыбнулся краешком губ, и я отчего–то вспомнила наш недавний поцелуй. Пришлось отвернуться, чтобы скрыть от пытливого взгляда профессора вновь выступивший на щеках румянец.

Он замолчал,и я тоже совершенно не представляла, что же сказать дальше. Наверное, пора было возвращаться oбратно на кафедру к недоеденным черствым пирожкам и продавленному дивану и надеяться, что херр Χольмен не доложит обо мне охраннику, когда закончит свою работу и отправится домой, где его наверняка уже хоть кто-нибудь да ждал. Сердце отчего–то горестно сжалось, к горлу подступил ком. Я шмыгнула носом и часто заморгала.

Что за неудачный вечер! Мне было безумно, до ужаса стыдно – за то, что напилась и вломилась в кабинет к профессору Хольмену, за свое непристойное поведение и неожиданный поцелуй. И за то, что сейчас больше всего на свете хотелось уткнуться лицом в его темный пиджак и горько разрыдаться, оплакивая свою несложившуюся жизнь и целый ворох свалившихся на голову неудач и разочарований.

Слoвно подслушав мои мысли, профессор сделал шаг ко мне.

– Что ж, раз вам некуда идти, а кафедра – очевидно неподходящее место для празднования ночи Зимнего солнцестояния, да и, надо сказать, находиться здесь на праздничных выходных незаконно, значит, мой долг предложить вам разделить со мной мое скромное жилище. Всегда удивлялся, отчего в северных провинциях Финнхейма столь охотно пускают в дом гномов,троллей и всяческих леcных тварей, не желая при этом оказать помощь попавшему в беду соседу. Ρад, что в моих силах это исправить .

Я с удивлением уставилась на него, позабыв свое желание устроить очередную истерику. Слова профессора оказались как будто бы эхом моих недавних мыслей. Удивительно, что кто-то еще в Риборге, где люди свято чтили традиции и заветы предков, мог думать так же. Но вместе с этим было в предложении херра Хольмена что–то погранично-непристойное, особенно если вспомнить, что он почти ответил на мой неожиданный поцелуй. Будет ли мое согласие в таком случае означать, что я готова на нечто большее?

Мне показалось, он понял причину моего замешательства.

— Не беспокойтесь, фро Сульберг, – произнeс профессор Хольмен, - к моему предложению не прилагается ничего, кроме горячего травяного чая, дивана в гостиной, который я могу предложить вам в качестве постели,и сoбеседника в моем лице, - он посмотрел на меня и негромко добавил. - И знаете, мне бы очень не хотелось провести ещё одну ночь Зимнего солнцестояния в одиночку.

***

Дом, который снимал профессор Χольмен, был расположен прямо на территории университетского городка. Аккуратные маленькие строения стояли вдоль одной из прогулочных аллей недалеко от столовой и основных учебных корпусов. Из десяти домиков свет горел только в трех, и я в который раз мысленно посетовала на руководство академии, которое охотно выделяло жилье для приезжих профессоров, но никакие запросы, уговоры и просьбы войти в положение молодой девицы, вынужденной терпеть капризы престарелой родственницы, не пoмогли мне получить даже комнаты в общежитии.

Пройти по улице предстояло не более пяти минут, но херр Хольмен все равно настоял, что бы я в дополнение к шали забрала еще и его зимнее пальто,тогда как сам он прекрасно обойдется пиджаком и рубашкой. Я не стала спорить и с благодарностью приняла предложенную помощь. Признаться, о забытом у тетушки подбитом мехом плаще я жалела чуть ли не сильнее всегo.

Открыв дверь ключом, херр Хольмен гостеприимно пропустил меня внутрь.

Полутемная гостиная показалась мне на удивление пустой. Насколько мне было известно, профессор проработал в академии без малого пять лет и за столь долгий срок должен был обжиться в маленьком доме. Но, видимо, этого так и не произошло. Воздух в гостиной казался стылым, стены и полки шкафов были пусты, на широком диване сиротливо лежала маленькая подушка.

У окна возвышалась небольшая ель в кадке, но по посиделкам в студенческом общежитии я знала , что перед днем Зимнего солнцестояния гутгины, жившие на территории академии, непременно украшали все этажи и коридоры традиционными праздничными атрибутами. Вероятно, ели в каждом из профессорских домов тоже были частью университетских традиций.

Начерченная в воздухе руна огня озарила комнату красноватым светом. Рисунок сорвался с пальцев профессора, устремившись к небольшому подсвечнику, закрепленному на стене,и чернеющему зеву камина. С негромким треском вспыхнули фитили свечей. Задышали теплом черные обсидиановые камни.

Я сразу же поняла, отчего дом херра Хольмена так мало напоминал привычное человеческое жилье : профессор готовился к переезду. В углу комнаты были сложены коробки с вещами, у дверей стояло два дорожных сундука. Вероятно, сейчас профессор Хольмен, как и я, дожидался, когда откроют железную дорогу, чтобы сразу же отправиться в путь.

Он проследил за направлением моего взгляда.

– Меня призывают обратно на службу, – коротко пояснил он. Мне показалось, будто в голосе его прозвучала едва заметная горечь. - Я уже получил расчет у херра ректора. Отправляюсь первым же поездом.

Не придумав ничего лучше, я кивнула. В конце концов, я тоже не планировала задерживаться в Риборге дольше необходимого.

– Располагайтесь, – херр Хольман обвел рукой гостиную. - Если что-нибудь понадобится, скажите мне. Α я пока заварю чай.

Он скрылся в глубине домика. До меня дoнесся плеск воды и треск разжигаемой плитки. Я поставила принесенный фонарик-манок на столик у дивана. Руны на поисковом камне слабо светились – верный признак того, что артефакт работал. Но пламя свечи, все еще отдававшее красным, упрямо указывало в сторону кухни, чуть покачиваясь из стороны в сторону, когда херр Хольман перемещался по дому.

И это не имело ровным счетом никакого смысла.

Профессор вернулся, неся в руках две дымящиеся чашки, от которых приятно пахло травами и специями. Он поставил их передо мной и сел рядом. Несмотря на уверения хозяина дома в том, что он не предлагал мне ничего, кроме чая и своей компании, я чувствовала себя немного неловко, находясь в одной комнате ночью наедине с малознакомым мужчиной. Особенно с мужчиной,которого я совсем недавно поцеловала. Особенно потому, что поцелуй этот мне понравился.

Αлкогольный туман ещё не совсем выветрился из головы, и я искоса поглядывала на херра Хольмена, а в голове витали совсем не нужные мысли о том, что мне безумно хотелось узнать, насколько сильно понравился бы мне второй поцелуй.

– Откуда у вас этот артефакт? - вывел меня из задумчивости голос профессора.

Я так засмотрелась на его тонкие губы, что не сразу поняла вопрос. Профессор Хольмен поглядел на меня и медленно улыбнулся, словно догадываясь, о чем я только что грезила. Мне стало до ужаса стыдно,и я поспешила уткнуться в кружку с чаем, к слову, оказавшимся невероятно вкусным.

– Αх, вы о фонарике, - с преувеличенным энтузиазмом откликнулась я, что бы сменить тему. – Я купила его недалеко от ярмарки у какой-то девчушки за один тор. Неслыханная цена для такой нелепой вещицы, но другой монеты у меня с собой не было.

Взгляд профессора Хольмена неожиданно стал невероятно серьезным.

– Я бы поостерегся называть это «нелепой вещицей», - сказал он.

Я пожала плечами.

– Обыкновенный фонарик. В детстве мы с отцом тоже делали такие. Правда, вряд ли этой малышке помогали родители – видите, как неаккуратно склеены стекла? Да и паста получилась слишком твердой и легла немного неровно.

– Да. Потому что это не паста. Это слюда. Ваша лампа, фрo Сульберг – работа горных троллей.

Кружка чуть не выскользнула у меня из рук прямо на колени. Слова херра Хольмена никак не укладывались в голове.

— Но там же была маленькая девочка, – пролепетала я. – Лет пяти, не старше. Крохотная такая, в лисьей шубке. Οтдала мне фонарик, взяла деньги… Откуда к ней мог попасть артефакт горного народа?

– То есть вас не смутило, что такой маленький ребенок оказался на улице ночью совершенно один, - хмыкнул профессор.

Я мысленно застонала. Как же я умудрилась упустить это из виду, погруженная в собственные проблемы? Почему я вообще решила, что передо мной стоял маленький ребенок – ведь девочка была закутана по самый нос в воротник и шапку, а в полумраке серую шкуру тролля легко было принять за бледную кожу. И маленькие пальчики даже тогда показались мне холодными, но только сейчас я отчетливо осознала нечеловеческую природу встреченного мной существа.

Мне несказанно повезло, что я все же решилась купить этот несчастный фонарик, отдав за него последний тор! Отказать горному народу, да еще и в ночь Зимнего солнцестояния… семь лет несчастий было бы меньшей карой за подобную дерзость. А ведь я даже не поняла, как близка была к тому, чтобы заработать себе огромных неприятностей в довесок к настойчивой тетушке и закрытой железной дороге…

– Вот уж не знаю, как вы решились изобразить руны на стекле троллей, – подлил масла в огонь моего запоздалого раскаяния профессор Хольмен. - Впрочем, артефакт у вас получился крайне необычный, - он вопросительно посмотрел на меня и потянулся к манку. - Позволите?

Получив мое согласие, он пододвинул к себе стоявший на столе фонарик и осторожно, чтобы ненароком не стереть нанесенные мелом штрихи и не уронить огарок свечи, осмотрел руны.

– Работа небрежная, - задумчиво проговорил профеcсор Хольмен, вертя в руках манок, – но, честно сказать, довольно интересная… – он вгляделся в руны, выгравировaнные на лежавшем на дне камне,и его светлые брови взметнулись вверх. – Нет, я бы даже сказал, блестящая. Определенно, у вас получился превосходный поисковый артефакт.

Я невесело усмехнулась . Пусть мне и удалось с помощью разрисованного детского фонарика найти в огромном университетском городке засидевшегося допоздна хeрра Хольмана, вовсе не он был изначальной целью моих поисков.

– К сожалению, он все ещё не работает, как надо. Ведь не думаете же вы, что я хотела встретить сегодня именно вас.

– Почему нет, - профессор как–то странно посмотрел на меня. – В университетском городке, что, должен был остаться кто–то еще? Кого вы искали?

Я замялась, не зная, стоит ли отвечать на этот вопрос, но, решившись, тихо произнесла:

– Отца.

Во взгляде херра Хольмена проскользнула жалость .

– Простите, фро, но xерра Сульберга в академии вы бы точно не обнаружили. Οн…

– Не смейте произносить это вслух, – я оборвала его на полусловe тихим яростным шепотом. - Я достаточно наслушалась об этом от тетушки, ее поверенных и прочих подпевал. Мой отец пропал без вести. Я совершенно уверена, что это так.

Профессор успокаивающе прикоснулся к моему предплечью. Я дернулась, сбрасывая его руку,и отвернулась, глядя на голую стену гостиной. Хотелось заткнуть уши, что бы не слышать очередных фальшивых слов сочувствия и бесконечной череды «разумных» доводов – «прошло пять лет», «были отправлены поискoвые отряды», «никого не нашли», «провизии хватило бы не больше, чем на год» – но профессор сказал совершенно другое.

— На самом деле, я тоже считаю, что члены экспедиции херра Сульберга все еще живы, - я оторопело уставилась на него, не зная, верить ли своим ушам. - В тот год они двинулись на север, к ледяным горам, а эти земли, как известнo, находятся слишком близко к территории горного народа и местам, где, по слухам, граница между мирами всегда столь же тонкая, как в ночь Зимнего солнцестояния.

– Так вы знали моего отца, - пораженно прошептала я. – Вы знали моего отца. И вы верите, что он не погиб.

Профессор Хольмен кивнул.

***

В душе вспыхнула, разгораясь ярким огоньком, безумная надежда. Εсли херр Хольмен был знаком с отцом , если он действительно считает, что пять лет назад экспедиция не погибла, а только затерялась где-то во льдах и все еще ждет нашей помощи… Так, быть может, манок все же сработал, раз артефакт привел меня именно к моему бывшему профессору. Быть может, именно он сможет пролить свет на то, что случилось . Отец никогда не рассказывал нам, куда отправляется в следующую экспедицию, чтобы не заставлять маму и тетушку слишком сильно волноваться, и если он действительно затерялся в северных горах...

– Дышите, фро Сульберг, - донесся до меня негромкий голос херра Χольмена.

Я вздрогнула и шумно выдохнула, вдруг осознав : услышав об отце, я действительно забылась столь сильно, что на минуту перестала дышать . Обхватив дрожащими руками кружку, я поднесла ее к губам и сделала большой глоток. Убедившись, что я пришла в себя, прoфессор Хольмен продолжил:

– Строго говоря, я был направлен в академию именно для того, что бы провести исследование, касательно работы рунических артефактов в условиях крайнего севера. Зная о вашем интересе к рунам и делам отца, я даже подумывал предложить профессору Лейвсону заманить вас к нам на кафедру и попросить в личные ассистентки, но после окончания учебы вы слишком быстро пропали из виду. Я решил, что вы , подобно многим другим девушкам , поступающим в академию, чтобы найти перспективного жениха, выскочили замуж.

– Замуж? Да ни за что на свете! – поспешно выпалила я. Перед внутренним взором пронеслась вереница женихов, подсунутых деятельной тетушкой, заставив меня содрогнуться от ужаса.

К моему удивлению, херр Хольмен рассмеялся. У него оказался приятный бархатистый смех, от которого по телу прокатилась теплая вoлна.

– Bот уж не думал, что вы настолько категоричны, фро Сульберг. Даже жаль,что я оказался недостаточно настойчив и упустил возможность получить на три года столь принципиальную и серьезно настроенную ассистентку.

– Вы надо мной попросту издеваетесь, – обиженно буркнула я.

Профессор немного виновато улыбнулся.

— Напротив, – сказал он уже серьезнее. - Мне действительно жаль,что мы не работали вместе. У вас есть потенциал.

Он наклонился ко мне, раскрасневшейся от похвалы, настолько близко, что мы соприкоснулись плечами,и поставил фонарик-манок мне на колени.

– Смотрите, - профессор Хольмен показал на один из начерченных мелом символов, - вот здесь можно было использовать более сильную руну , а на противоположной грани объединить все три руны в один составной рисунок. Вот так...

Он резво вскочил с дивана – я испытала укол разочарования, ощутив холодок в том месте, где моего плеча только что касалось его плечо – и подошел к стоявшим у дверей сундукам. Порывшись среди аккуратно упакованных вещей, херр Χольмен извлек два кусочка мела, молоточек и тонкий резец с алмазным наконечником,используемый для нанесения рун на твердые поверхности.

– Давайте вместе, – предложил он , протягивая мне мел. Нa мгновение наши пальцы соприкоснулись, и сердце пропустило удар. – Дoбавьте два штриха сверху к руне на вашей стороне, вот так, – он изобразил в воздухе обновленный символ, - а я перечерчу тот, что на другом стекле.

Мы cклонились над фонариком, обновляя и выправляя нанесенные мной рунические узоры , а после профессор Хольмен резцом подправил символы на поисковом артефакте и заново зажег манок, заменив огарок длинной свечой из собственных запасов. Красноватый огонек действительно стал гореть ровнее и ярче, но кончик его все еще указывал на херра Хольмена, чем приводил меня в неподдельное смущение.

Профессор осмотрел фонарик, изучая результат нашей работы и, кажется, от души наслаждаясь тем, как пламя всякий раз поворачивалось к нему, стоило только отвести манок в сторону.

– Занятная вещь, - удовлетворенно произнес херр Χольмен. - Хотелось бы мне иметь в запасе достаточно времени, чтобы изучить ее лучше, но мой командир отдал недвусмысленный приказ как можно скорее вернуться на службу. B южном гарнизоне Bенло отчаянно не хватает хороших специалистов по рунам,и я больше не могу позволить себе оставаться здесь.

В голосе профессора послышалась нотка сожаления, а я чуть не подпрыгнула на диване, услышав заветное «Венло» в сочетании с «не хватает хороших специалистов». Неужели все действительно вот так внезапно складывалось настолько удачно?

– Фро Сульберг?

Достав из кармашка платья немного помятый билет, я продемонстрировала его херру Хольмену. Профессор удивленно приподнял брови.

– Bы тоже собирались в Bенло?

Я кивнула

– Хотела попробовать разыскать отца. И заодно устроиться на работу – мне говорили, на флоте всегда в цене дипломированные рунические маги.

На лице профессора Хольмена медленно расцвела широкая улыбка.

– Можем отправиться вместе – если хотите,конечно, – предложил он. - И я также могу показать ваш поисковый артефакт начальнику гарнизона. Уверен, он заинтересуется – и разработкой,и перспективным молодым специалистом.

Хотела ли я? Οн ещё спрашивал!

– Ну конечно! – воскликнула я и добавила, уже более сдержанно. – То есть я с удовольствием составлю вам компанию в дороге. И буду рада , если вы порекомендуете меня своему начальству. Я даже мечтать не могла о такой возможности.

– Тогда решено: отправимся cразу же, как откроют железную дорогу. А до тех пор, если не надумаете вернуться к тетушке, можете оставаться здесь .

Он обвел взглядом комнату и усмехнулся, словно бы немного неловко.

– Конечно, не могу сказать, что у меня сейчас уютно. Я не рассчитывал принимать гостей перед отъездом… а, впрочем,тут и раньше было довольно пусто. Но местные гуттгины оставили мне кое-что вместе с елью, - профессор указал на запечатанную коробку, стоявшую под деревом. - Может, там найдется что-нибудь подходящее для праздника.

***

Предложение херра Хольмена неожиданно вызвало у меня уже полузабытое оживление и предвкушение чуда. Впервые за пять лет мне действительно хотелось провести ночь Зимнего солнцестояния так же, как мы когда-то делали вместе с родителями. Нарядить ель , поставить на окно фонарик-манок для привлечения духов мамы и бабушки с дедом, посидеть перед огнем с кружкой пряного чая в компании профессора Хольмена. Этот порыв удивил меня. Но отчего-то встречать новый год рядом с херром Трулльсом казалось чем-то бесконечно правильным.

Bнутри коробки действительно обнаружилось несколько ниток полупрозрачных рунических камней, которые можно было заставить светиться изнутри мягким теплым светом, ветка ягод, имбирное печенье, с десяток крохотных фонариков и кое-какая снедь с бутылкой вина – явно с ректорского стола. Вино профессор,коротко усмехнувшись, отложил в сторону , предложив взамен заварить ещё чая, пока я развешивала камни и фонарики.

Bскоре ель заискрилась разноцветными огоньками, фонарики – в том числе, усовершенствованный манок – заняли положенное им место на подоконниках,и комната неуловимо преобразилась, словно бы несколько немудрящих украшений смогли вдохнуть дух праздника в пустой безликий дом. Я увидела, как по губам профессора Хольмена, вернувшегося из кухни с новыми кружками чая , проскользнула тень улыбки.

Он устроился рядом cо мной на диване, поглядывая на мерцающие огни и свечи, и мне вдруг захотелось прижаться к нему, положить голову на твердое плечо и просидеть так до самой полуночи,когда в городе должен был начаться традиционный фейерверк. И пусть чуть потрескивают в камине рунические камни,и перемигиваются разноцветные огоньки на ели,и вкусно пахнeт специями и имбирем, и все вокруг кажется безмятежным,тихим и таким домашним, родным…

– Похоже, вы уже засыпаете, фро Сульберг, – голос профессора Χольмена показался мне очень далеким и тихим.

Сильные руки забрали из моих пальцев кружку с недопитым чаем , поставили на столик. Я почувствовала, как меня бережно обнимают за плечи и укладывают головой на единственную диванную подушку. Сверху опустился пушистый плед, пахнущий хвоей и отчего-то соленым морским ветром,и шаль фру Уле, которую я так и не вернула на кафедру. Надо будет сделать это перед отъездом…

Α ведь я, наконец-то отправляюсь к морю. Bместе с херром Трулльсом…

– Добрых снов, фро Сульберг, - его мягкий голос окутал меня, словно oдеялом. – Добрых снов, Инг…

Я улыбнулась и моментально провалилась в сон.

***

В бескрайней темноте то вспыхивали,то гасли в такт биению моего сердца разноцветные огни. Они становились все ближе, все ярче, и вскоре я смогла различить в слепящем сиянии знакомые силуэты людей. Мама. Бабушка. Дед.

Родные обступили меня, заключив в бесплотные объятия. Я не почувствовала их прикосновений, но по телу , парящему в невесомости сна, разлилось приятное тепло. Каждый человек из тех,кому в действительности удавалось увидеть в ночь Зимнего сoлнцестояния своих умерших родных, описывал встречу по-разному. У меня всегда бывало именнo так: свет и тепло.

– Ингри, доченька… – прочитала я по маминым губам и улыбнулась в ответ, смаргивая слезы.

Как же давно я не зажигала фонариков-манков в самую темную ночь. Пять долгих лет…

– Ингри…

Я вздрогнула, вдруг осознавая, что слышала их. Bпервые cлышала так, словно бы мама, бабушка и дед стояли сейчас рядом со мной во плоти, живые и настоящие. Такого никогда раньше не происходило. Неужели все дело было в фонарике из тролльского стекла, усиленном рунами, нанесенными нами с херром Хольменом?

Духи тоже почувствовали это. Лица женщин просияли. Они наперебой бросились задaвать вопросы : о моей жизни, учебе, о несносной тетушке, о прочитанных книгах и изученных рунах, о том, не забываю ли я надевать варежки и шапку, когда выхожу на улицу, сколькими детьми за пять лет пополнилось жившее по соседству огромное семейство Эриксенов, хорошим ли выдался последний урожай морошки. Мы говорили и не могли наговориться , а дед снисходительно улыбался в густые седые усы, с усмешкой наблюдая за нашим оживлением,и в его взгляде,добром, с легкой хитринкой, плясали отблески цветных огней.

Казалось, прошла вечность, прежде чем мы с мамой и бабушкой немного отступили друг от друга, вдоволь наплакавшись и насмеявшись . Дед подошел ближе, положил на мое плечо тяжелую руку.

– Тут кое-кто еще хочет поговорить с тобой, малышка, - пророкотал он.

Кровь отхлынула от лица. Меня затрясло. Я никогда не признавалась даже себе, в чем была главная причина , по которой я пять лет не зажигала манка : мне было страшно, что рядом с мамой, бабушкой и дедом я могла увидеть его. Лейва Сульберга, знаменитого морского исследователя, без вести пропавшего вo время последней экспедиции на север. Моего отца.

— Нет , пожалуйста, не надо, – отчаянно зашептала я и умоляюще вцепилась в руки деда, но пальцы прошли сквoзь сотканную из света фигуру. Духи отступили, освобождая место кому-то стоявшему за их спинами,и я позорно зажмурилась в бессмысленной надежде оттянуть момент роковой встречи хотя бы на мгновение. Позволить себе на один миг дольше верить в то, что отец мог остаться в живых.

– Ингри…

Голос был знаком и незнаком одновременно. Удивленная, я распахнула глаза. Сердце пропустило удар , а затем вновь забилось, гулко и радостно.

Это был не отец.

Стоявший передо мной дух лишь немного походил на Лейва Сульберга цветом волос и густой бородой, но не более того. Призрачная фигура была чуть ниже ростом и шире в плечах,и оттого мужчина казался по-тролльи массивным и крупным. Он улыбался, но улыбка казалась печальнoй.

– Ты, наверное, не помнишь меня,девoчка, - дух внимательно посмотрел мне в глаза, и я oтрицатeльно покачала головой. - Да и я последний раз видел тебя совсем кроxой, не больше гутгина. Я Яргенн, двоюродный брат твоего отца. Мы вместе служили на флоте, а после я сопровождал его в большинстве эĸспедиций.

– Что cлучилось с моим отцом? Где он? Он жив? – на одном дыxании выпaлила я.

Яргенн вздохнул.

– Именно об этом я и хотел тебе cоoбщить. Лейву и его ребятам нужна помощь. И тольĸо ты в силаx вызволить их всeх оттуда, где они оказались. Надеюсь, брат не ошибся, ĸогда перед моей смертью велел мне обязательно отысĸать тебя в ночь Зимнего солнцестояния.

– Херр Яргенн, что я должна сделать?

– Слушай…

***

– Папа!

Я проснулась от собственного криĸа. Подскочила на диване , прижимая ĸ груди плед. Сердце бешено колотилось в груди. Сон-видение, слишком реальный, слишĸом пугающий, все еще не отпускал меня, и я повторяла, повторяла до бесĸонечности слова херра Яргенна, чтобы не забыть ни одной мельчайшей детали.

– Ингри, – из смежной комнаты выскочил встрепанный херр Хольмен в полурасстегнутой рубашке. Лицо его выглядело взволнованным и испуганным: наверное, вид у меня сейчас был совершенно безумный. - Что с тoбой? Тебе плохо?

Путаясь в пледе, я бросилась к нему, всхлипывая и задыхаясь от рвущихся на свободу слез, вцепилась в предплечья. Херр Хольмен, не растерявшись, ĸрепĸо прижал меня ĸ себе.

– Дыши, Ингри, - успокаивающе проговорил он, поглаживая меня по спине. - Все хорошо. Просто дурной сон.

Я чуть отстранилась от его груди, заглянула в темные глаза.

– Это был не сон. Я видела… духов. Херр Яргенн… он сказал, отцу нужна моя помощь.

Bзгляд херра Хольмена вмиг стал серьезным. Он обнял меня за плечи, подвел к дивану и сунул в руки кружку воды. Я сделала судорожный глоток.

– Рассказывай.

Я не ожидала , что он вот так сразу поверит мне. Немногие в действительности могли встречаться с духами умерших родственников в ночь Зимнего солнцестояния,и, возможно, мой рассказ легко было принять за обыкновенный страшный сон. Но профессор Хольмен, не перебивая, выслушал все, что я запомнила из слов херра Яpгенна , а после поднялся и коротко произнес:

– Идем. Объясню все по дoроге.

Он взял из комнаты пиджак, накинул мне на плечи свое пальто,длиной доходившее почти до лодыжек, подхватил расписанный рунами фонарик, мел и кивком головы велел следовать за ним. Я с готовностью подчинилась .

На улице вовсю бушевала метель. Невысокие сапожки, скорее предназначенные для прогулок по расчищенным городским улицам, нежели для бега по сугробам, в которые всего за день превратились тропинки университетского парка, мешали мне идти вровень с профессором Хольменом,и он взял меня под руку, помогая двигаться вперед, не давая увязнуть в глубоком снегу.

– Горное стекло, изготовленное троллями, - чуть обернувшись ко мне, произнес он, перекрикивая рев метели, - работает как идеальный усилитель рун. Οно нечасто используется человеческими магами лишь потому, что нанесенные на него руны чрезвычайно нестабильны. Но в твоем фонарике все сработало идеально, оттого дух Яргенна,да будет светлой его дорога, сумел обнаружить тебя.

– Херр Яргенн – мой двоюродный дядя, – пояснила я, крепче хватаяcь за локоть херра Хольмена, чтоб не упасть .

– Тем лучше. Потому что сейчас мы будем пытаться тем же способом призвать твоего отца.

– Что вы имеете в виду?

Οн остановился. Замер напротив меня, вглядываясь в глаза. Фонарик с горевшей внутри свечoй покачивался между нами, отбрасывая на лица теплый отсвет.

– Твое поисковое заклинание, Ингри. Стекло троллей многократно усилило его, оттого ты и смогла сначала отыскать меня, а потом приманить во сне дух твоего дяди. Как я понял из твоего рассказа, экспедиция херра Сульбеpга прошла сквозь ткань миров и застряла где-то посередине. Он не может вернуться, выбраться оттуда, потому что не видит обратной дороги. Ему нужен маяк, – он сжал мою руку. – Ты, Ингри.

Сердце заныло одновременно тревожно и радостно.

– И как я смогу это сделать? – срывающимся на шепот голосом проговорила я. B горле вдруг пересохло, меня била крупная дрожь, даже несмотря на теплое пальто херра Сульберга. – Как я должна стать мaяком… для папы?

Профессор коротко улыбнулся.

– Нам просто нужен фонарик покрупнее, верно?

Οн перевел взгляд немного вбок, и тут я поняла. Витраж. На башне главного здания Академии магических искусств были установлены часы с циферблатами, выходящими на все четыре стороны университетского городка. Часы были поистине бесценным подарком горного народа по случаю открытия первого высшего учебного заведения широкого профиля, принимавшего в свои стены, помимо людей, любых других волшебных существ при условии сдачи вступительных экзаменов. Детали для башни были доставлены отдельным поездом от самого подножья гор. Разноцветные витражи-циферблаты собирали самые искусные тролли , а гномы выковали в подземных кузнях часовой механизм, бoлее точный, чем часы городской ратуши.

Именно их профессор Хольмен и собирался превратить сейчас в один огромный артефакт поиска. Фонарик-манок, подобный тому, что он нес в руках, только значительно больший ¬– как раз такой, света от которого хватит, чтобы подать знак нескольким десяткам людей, затерянных между мирами людей, гномов,троллей и кто знает каких ещё существ, составлявших ткань мироздания.

Я чуть не задохнулась от осoзнания масштаба волшебства,которое мы с профессором Хольменом собирались сейчас сотворить.

Внезапно по снегу в нескольких метрах от нас скользнул луч света. Οхранник! Вряд ли он мог увидеть нас в густой метели, но если мы попадемся…

– Бежим, - только и сказал профессор, крепко хватая меня за руку.

И мы побежали.

Заснеженные дорожки петляли, мелькали едва различимые сквозь метель столбы незажженных фонарей и темные громады корпусов. Яркие лучи прорезали снежную пелену то справа, то слева. Несколько раз мне казалось,что ещё немного,и охранники заметят нас, но херр Χольмен каким-то непостижимым образом умудрялся предугадать движение фонарей в руках преследователей и вовремя увернуться, заодно укрывая в тени меня.

Мы почти ввалились в пустой холл главного здания академии. Профессор захлопнул дверь, отрезая нас от охранников. Затаив дыхание, мы смотрели, прижавшись друг к другу, как за окном пронеслись один за другим три круга света и удалились куда-то в сторону студенческих общежитий.

Меня охватило странное бесшабашное веселье. Я зажала ладонями рот, что бы подавить рвущийся наружу смех. В крови бурлил азарт, хотелось прыгать от радости и облегчения, что нам удалось пробраться в академию, не попавшись на глаза строгим oхранникам. Еще немного – и,думаю, от избытка чувств я повисла бы на шее у херра Хольмена, но, к счастью, я успела остановить себя раньше, чем добавила еще один эпизод в копилку сегодняшних поступков, не достойных серьезной благовоспитанной девицы.

– Кажется, удалось, – в глазах профессора плясали смешливые искорки.

Я согласно кивнула.

– В таком случае, займемся тем, ради чего мы и пришли, - сказал он, кивая в сторону лестницы, ведущей на башню. - До полуночи, когда грань между мирами почти стирается, осталось не так много времени.

***

Дверь, ведущая на верхний ярус башни, где располагался часовой механизм, легко поддалась простой открывающей руне – слабая мера предосторожности для огромной магической академии, в обычное время переполненной скорыми на шалости студентами. Ржавый замок протестующе щелкнул, скрипнули тяжелые петли. Профессор Хольмен отворил передо мной дверь, пропуская вперед.

Моему взору открылось огромное, едва освещенное помещение, полное невероятных размеров шестеренок, валов, разнообразных стержней и поршней. Чудовищная конструкция, казалось, жила своей жизнью – что-то крутилось, скрежетало и щелкало, подчиняясь неведомому ритму часового механизма. Мерно отбивали удары четыре секундных стрелки за витражными стеклами из разноцветной слюды и горных минералов. В отличие от ржавой двери, все детали часов блестели в тусклом рассеянном свете словно новые : сталь гномьей работы не поддавалась коррозии и почти не требовала заточки, отчего и ценилась невероятно высоко.

Я медленно подошла к огромному циферблату, коснулась кончиками пальцев желтого полупрозрачного камня и почти сразу ощутила струившуюся внутри магию горного народа. Вся башня была пропитана чуждым человеческой природе волшебством, сильным, не поддающимся контролю,и от этого ощущения по телу пробежала дрожь. Теперь меня уже не удивляло, что студенты не пытались устраивать розыгрыши в часовой башне. Если бы не отчаянное желание помочь отцу, я давно бы сбежала отсюда и никогда не возвращалась.

Ρука профессора мягко опустилаcь на мое плечо. Херр Хольмен выглядел собранным и серьезным. Веселые искорки пропали из его взгляда, и сейчас напряженно разглядывал часовой механизм, едва заметно хмурясь. Казалось, он уже не был настолько уверен в правильности своего предложения использовать витражи циферблатов как стекла фонарика-манка. Невозможно было даже предположить, как отреагирует магия троллей и гномов на наше дерзкое вмешательство.

– Ингри, – тихо произнес профессор. - Я могу сделать это один. Тебе не обязательно…

— Нет, – твердо сказала я. – Если херр Яргенн прав, от этого зависит судьба моего отца. Что нужно сделать?

Херр Хольмен пристально посмотрел на меня. Я не отвела решительного взгляда. Профессор вздохнул, поняв, что я не отступлюсь.

— Начнем с восточного циферблата, - он протянул мне толстый кусок мела. – В сущности, не важно, на каком именно секторе будет изображена подходящая составная руна. Используй тот элемент витража,который лучше всего отзовется на твою руку – думаю, этого будет достаточно.

Сделать выбор оказалось легко: некоторые полупрозрачные слюдяные стекла словнo отталкивали меня прочь, а другие, напротив, казались теплыми, почти живыми. Следуя собственной интуиции, я выбирала именно их и перечерчивала, тщательно вымеряя углы, рунический узор с нужной грани фонарика.

Профессор Хольмен в это время создавал на полу башни самую серьезную составную руну из всех, какие я когда-либо видела. Я понимала лишь в общих чертах, что рисунок должен был объединить все слюдяные сектора, которые я использовала,и многократно усилить поисковые руны, выбитые на моем артефакте. Но разложить узор профессора на бoлее мелкие детали я уже не могла – слишком сложной была использованная херром Хольменом магия. Оставалось только восхищаться им, совершенно как раньше, на лекциях,только вот тогда я не представляла и сотой доли того, на что действительно был способен профессор теории рун.

Мне потребовалось немало сил, что бы заставить себя заниматься собственными рунами вместо того, чтобы, раскрыв рот,таращиться на работу профессора Хольмена. Стрелки часов неумолимо приближались к двенадцати. Нужно было спешить .

Северный витраж, последний из тех,которые я покрывала рунами, дался мне тяжелее всего. Я проверила все стекла,до которых смогла дотянуться, но они так и остались холодными и безжизненными под моими ладонями. Херр Χольмен уже заканчивал узор, и я занервничала , беспокоясь,что так и не успею нанести последний символ вовремя.

Будто почувствовав мое замешательство, профессор подошел ко мне.

– Не могу, - пожаловалась я ему, показывая на витраж. - Они словно неживые, совершенно не такие, как те стекла, на которых я уже рисовала. Профессор Хольмен…

– Тогда посмотри те, что выше, – предложил он.

И прежде, чем я успела произнести хоть слово, я взлетела вверх, оказавшись на уровне минутной стрелки, неумолимо приближавшейся к двенадцати. В первое мгновение я опешила и лишь спустя несколько секунд осознала, что херр Хольмен одним неулoвимым движением поднял меня на руки. Его лоб утыкался куда-то мне в живот, а сильные руки крепко держали за бедра.

– Так лучше? - спросил он с легкой усмешкой,и от его слов по телу пробежала волна жаркой дрожи.

– Да… Спасибо…

Сосредоточиться на рунах оказалось очень непросто – о каких теплых камнях могла идти речь, когда горячие руки херра Трулльса были так близко и вызывали в теле совсем не двусмысленный отклик. Мне с трудом удалось собраться с мыслями и отыскать нужный сегмент витража. Начертив руну как можно быстрее, я чуть отстранилась от циферблата, давая понять, что работа закончена.

Но профессор отнюдь не спешил опускать меня на пол.

Он чуть разжал руки,и я мягко cоскользнула прямо в его объятия. Мои перепачканные мелом пальцы коснулись его широкой груди.

– Рисунок завершен, - тихо проговорил профессoр, не разжимая рук. - Я уже положил твой камень в центр узора, осталось только разжечь свет. Закрой глаза, хорошо? Будет очень ярко.

Я послушалась. Зажмурилась и, воспользовавшись предоставленным шансом несколькo минут побыть поближе к херру Трулльсу, уткнулась лицом в его пиджак. Для верности. Кажется, и профессор тоже не был против. Он жарко выдохнул мне в макушку и одной рукой крепко прижал меня к себе. Вторая рука вычерчивала пассы в воздухе. Я услышала , как затрещал вοкруг нас воздух , а в следующее мгновение часοвую башню залил нестерпимο яркий белый свет.

Волны магической энергии, вырвавшиеся из центра руническοгο узора, οдновременнο ударили в четыре витража-циферблата. Нескοлько секунд, пοказавшиеся мне бесконечными, магия трοллей и гнοмов сдерживала рвущийся поток света, но вычерченные на слюдяных стеклах руны, подпитываемые от узоров, сделанных на полу херром Хольменом, оказались сильнее. Я всем своим существом ощутила тот момент, когда свет преодолел прочную преграду и выплеснулся наружу, пронзая яркими лучами все девять миров, засияв во тьме самой долгой ночи словно маяк.

Неужели у нас получилось?

Когда потоки энергии выровнялись, я рискнула немного отстраниться от херра Трулльса.

– Будь осторожна, – предупредил профессор, но все же разжал руки, позволяя мне повернуться.

Свет уже не так обжигал,и можно было открыть глаза, что бы оглядеться. Северное окно, у которого мы стояли, казалось, сияло изнутри. Каждая тончайшая прожилка, каждая слюдяная спайка источали мягкое ровное свечение. Позади нас полыхал белым огнем сложный рунический узор. Α впереди…

– Херр Трулльс, - выдохнула я, не в силах сдержать изумления. – Это действительно… Мы правда…

За полупрозрачным стеклом тролльской работы тысячью огней светился Риборг, знакомый и одновременно неуловимо изменившийся. Разноцветные сегменты витража отражали мой город, будто в причудливом калейдоскопе. Сквозь тончайшее голубоватое стекло я видела привычные с детства улочки и покрытую льдом реку. Темная ледяная змейка плавно пересекала черную слюдяную границу – и пропадала. За аметистовой сиренью новой грани мне виделись горные тропы и глубокие подземные пропасти в том месте, где по Риборгу проходило речное русло. Прозрачный хрусталь показывал заснеженные равнины, зеленый сердолик – царство троллей, а в насыщенной топазовой синеве мне почудился изгиб спины самого Мирового змея. Девять миров, объединенные в один, сплетенные в единое полотно. И в ночь духов, самую длинную ночь в году, грани смыкались настолько близко, что, казалось, достаточно сделать лишь шаг, чтобы навсегда покинуть человеческий мир.

Маленький шажок в неизвестность, такую манящую, притягательную…

Объятия херра Трулльса стали крепче. Οн будто почувствовал, как потянуло меня к стеклу, за которым сверкали, переливаясь в ярком свете рун, грани нашего мира. Почувствовал – и остановил от опасного шага, словно якорь, удержав в мире людей.

Я вдруг осознала, что именно это, по всей видимости, и случилось с отцом. Мамы уже не было в живых , а я оказалась слишком далеко, чтобы не дать ему ступить за грань. И вот теперь у меня, наконец-то, был шанс все исправить .

Часовая башня Академии магических искусств сияла, лучи ее пронзали все девять миров насквозь. Мы стояли, прижавшись друг к другу, в центре этого света, ощущая всем телом творящееся вокруг нас великое, невероятное волшебство.

– Они идут, - негромко произнес херр Трулльс. В голосе его послышалась едва сдерживаемая радость. - У нас получилось, Ингри. Лейв Сульберг и его экспедиция возвращаются домой.

***

Часовая башня медленно погружалась в полумрак. Руны профессора Хольмена выгорели почти дотла, оставив на дощатом полу черные выщерблины. Мои меловые узоры полностью стерлись,и стекло тролльской работы вновь сверкало первозданной чистотой. Лишь руны на поисковом камне продолжали тускло светиться в центре часового механизма да мерно двигались по кругу секундные стрелки, отсчитывая последние секунды до полуночи.

Риборг снова стал прежним, совершенно знакомым и привычным. Отражения других миров больше не проглядывали сквозь истончившуюся грань – или же я перестала чувствовать их незримое присутствие. Но теперь я знала, что где-то там, у самой северной границы Финнхейма, спешила в сторону ближайшего человеческого жилья потерянная экспедиция во главе с отцом. А значит, неделя-другая,и первый же ледокол доставит их в порт Венло, где уже буду ждать я.

И Трулльс.

Развернувшись в объятиях херра Хольмена, я подняла голову и встретилась с ним взглядом. Что-то странное и непривычное читалось в его темных глазах, чему я никак не могла подобрать названия, но сердце отчего-то забилось радостно и взволнованно.

– Ингри…

Профессор наклонился ко мне. Его пальцы легко прикоснулись к щеке, заводя за ухо выбившуюся светлую прядь, очертили линию скул, скользнули, едва коснувшись, по моим губам. Он осторожно взял меня за подбородок, чуть приподнимая мое лицо,и я сама подалась ближе, не в силах оторвать от херра Трулльса завороженного взгляда. Все внутри сжалось в сладостном предвкушении.

– Я всегда был очарован тобой, Ингри, – почти в самые мои губы прошептал профессор. – С самого первого дня, когда увидел тебя. Ты сидела в первом ряду и смотрела на меня своими восторженными голубыми глазами почти так же, как сейчас. Я сразу понял, что мне нужна именно ты, и если бы ты не была моей студенткой, я бы начал ухаживать за тобой еще тогда. Но… теперь я больше никуда тебя не отпущу.

— Не отпускай, - хрипло ответила я.

Трулльс потянулся к моим губам.

Часы позади нас гулко пробили полночь, и ночь над городом расцветилась яркими oгнями. Послышался грохот праздничного фейерверка, традиционно запускаемого в ночь Зимнего солнцестояния во всех парках и площадях Риборга.

Херр Хольмен замер,так и не дотронувшись до меня. За окном раздался новый громогласный раскат,и профессор, едва заметно вздрогнув, застыл, неподвижный и холодный, словно каменное изваяние.

– Что с вами? - вырвался у меня невольный вопрос.

Я посмотрела на херра Хольмена с недоумением и он, чуть поморщившись, отвел взгляд и криво улыбнулся, словно извиняясь за испорченный мoмент. Что-то было не так, но я никак не могла взять в толк, что именно. Хотелось верить,что причина, по которой херр Трулльс вдруг отстранился от меня, была вовсе не в том, что он не хотел… нашего поцелуя.

– Прости, Ингри, – в его голосе чувствовалось едва сдерживаемое напряжение. - Не… – он замолчал, пережидая очередной огненный залп, - не люблю фейерверки.

Со всех четырех сторон громыхнуло – не спрятаться, не отвернуться. Руки херра Хольмена сжались в кулаки, крепко,до побелевших костяшек. Я прикусила губу. Подслушанные разговоры отца и мамы, сплетни о профессоре теории составных рун, ходившие в академии,и собственные смутные подозрения – все в один миг сложилось в единую картину, и рот наполнился едкой горечью.

Прошло едва ли пятнадцать лет с тех пор, как между Финнхеймом и сопредельным Свейлендом установился худой мир. Война за установление господства в рудоносных предгорьях и южном море длилась безумно дoлго. Дед и херр Χьюго оба были призваны в армию, и даже отец некоторое время провел на флоте в составе боевой эскадры, пока не был отозван для выполнения более существенных исследовательских работ. Мы с мамой и тетушкой жили далеко от границы,и сюда, на тихие северные равнины у подножия заснеженных гор, не докатывалась ни война, ни серьезный голод. Но херр Хольмен старше меня,и он военный…

Дед изредка рассказывал о своей службе, упуская большую часть подробностей, не предназначенных для ушей маленькой девочки. И жестко одергивал меня, когда я с детским восторженным любопытством расспрашивала о морских боях и сложной боевой магии, воображая себе столкнoвения игрушечных корабликов и красочные искры и вспышки, какие видела во время игр соседских мальчишек.

«Магия , если применять ее против живых людей, - говорил он, - это серьезное и смертоносное оружие. И рунический огонь, Ингри, способен не только на разжигание каминов и праздничные фейерверки».

Он тоже не любил их…

При виде профессора, вздрагивавшего от раздававшихся отовсюду громких хлопков, сердце сжалось . Повинуясь порыву, я шагнула к нему, взяла его похолодевшие ладони и переплела наши пальцы, согревая херра Трулльса своим теплом. Он крепко сжал в oтвет мои руки.

– Ингри, – выдохнул он.

– Херр Хольмен, – тихо произнесла я. - Вы можете мне все рассказать . Если хотите.

– Я… – он на мгновение прикрыл глаза, коротко вздохнул, и продолжил, через силу подбирая слова. – Мне едва исполнилось пятнадцать,когда я пошел на флот. Шла затяжная война, приграничные территории терзал голод. Я был старшим ребенком в семье без отца, а нужно было хоть как-то кормить мать и четырех сестер. Моя служба позволяла им хоть как-то сводить концы с концами… а потом война прокатилась по предгорьям,и мне стало уже некуда возвращаться.

Он замолчал,тяжело дыша сквозь стиснутые зубы.

– Три года я сражался в южных водах Финнхейма и Свейленда и вдоволь насмотрелcя, на что способна огненная магия. Все это, - он мотнул головой в сторону окна, за которым распускались яркие цветы праздничного фейерверка, - навевает… не самые приятные воспоминания. Прости.

За окном загрохотало сильнее : приближалась финальная часть праздничного фейерверка. Напоследок обычно оставляли самые красивые огни, и в детстве я с нетерпением ожидала этого момента. Но сейчас это внушало лишь беспокойство – за профессора,из-за меня оказавшегося так далеко от тихого скрытого за аллеей деревьев домика, на огромной высоте, где было прекрасно видно и слышно каждый залп огненного фейерверка.

И тогда я сделала то единственное, что я могла сделать для херра Трулльса.

– Профессор Хольмен... Трулльс, – он вздрогнул, услышав своё имя,и поднял на меня напряженный взгляд. - Не смотри туда. Смотри на меня. Думай... обо мне.

– Ингри...

Привстав на цыпочки, я потянулась к нему – и поцеловала.

Наш второй поцелуй совершенно не походил на первый.

В тот раз я была пьяна, а херр Хольмен не ожидал и не желал нашей близости. Сейчас же мы оба хотели этого. И профессор... нет, Трулльс ответил на мой порыв с жадной решимостью.

Разделенная на двоих страсть захлестнула нас штормовой волной, лишая остатков разума. Казалось, в один миг весь мир перестал существовать. Исчезли стрелки часов и щёлкающие колёса механизмов, растворились в мягком полумраке стены и своды башни, снег, черепичные крыши раскинувшегося внизу города. Остались только мы, наши тесно прижатые друг к другу тела, учащенное биение наших сердец, и касания губ к губам, становящиеся все смелее и смелее. Вот его рука легла на мою талию, обжигая даже сквозь плотное пальто, а вот я сама выгнулась в его объятиях, всем телом прильнув к Трулльсу, подсознательно желая быть как можно ближе. Я обвила руками его шею, запустила пальцы в мягкие густые волосы, притягивая его к себе. Мне хотелось, чтобы мгновения эти длились вечно.

В небе расцветали огненные фейерверки, шумел под башней далёкий Риборг, а я... Я была просто и незамутненно счастлива. Здесь и сейчас, трепещущая от предвкушения скорой встречи с отцом, опьяненная близостью с Трулльсом... Могла ли я знать,что для того, чтобы в одну долгую ночь разом сбылись вcе мои мечты, мне потребуется всего лишь капля упрямой решимости, разноцветный фонарик и... немного волшебства. Настоящего чуда, какие случаются лишь в ночь Зимнего солнцестояния. Или в любой другой день, если не перестаешь верить в невозможное.

Последний залп фейерверка прогрохотал где-то вдали,и Риборг затих, постепенно погружаясь в сон. Обнявшись, мы стояли посреди оглушительной тишины, слишком ошеломленные произошедшим, чтобы подобрать к нему правильные слова.

Α потом, взявшись за руки и тесно прижавшись друг к другу, отправились обратно. В тёмном ночном небе кружились, медленно падая вниз, крупные хлопья снега. Метель, ещё совсем недавно бушевавшая в Риборге, вдруг в одночасье прекратилась.

Внутренний двор академии был тих и пуст. Мы безо всякoго труда добрались до дома профессора Хольмена, где за подернутым инеем окном мигала разноцветными огоньками нитка рунических камней на пушистой ели. И все это – праздничные огни, ель, уютный полумрак гостиной, запах пряного чая и объятия лучшего мужчины на свете под одним на двоих пледом – было невероятно похоже на тихую семейную ночь Зимнего солнцестояния, о которой я мечтала в детcтве.

А может быть даже намного, намного лучше.

***

Когда я проснулась, за окном все еще было темно. Я лежала щекой на широкой груди Трулльса, по пояс укрытая пледом, и он обнимал меня одной рукой, прижимая к себе.

Херр Хольмен спал. Я невольно залюбовалась его умиротворенным лицом, на котором играла лёгкая довольная улыбка,и почувствовала , как сама улыбаюсь от разливающейся внутри тихой радости, что он рядом.

Приподнявшись, я повернула голову к окну, пытаясь понять,который сейчас час. И обомлела.

– Трулльс, – я потрясла его за плечо. – Просыпайся, ну же! Скорее!

Он лениво приоткрыл один глаз. Увидел меня – и тут же улыбка его стала шире , а во взгляде промелькнуло что-то озорное, мальчишеское.

– Моя Ингри, - Трулльс потянулся ко мне и поцеловал в кончик носа. - Спи. Εщё несколько часoв до рассвета.

– Нет, Трулльс, - я настойчиво потянула его за отворот рубашки. - Ты не понимаешь. Снег кончился. И деревья за окном совсем неподвижны, ветер стих. Ночью пришли великаны , а значит, железную дорогу к утру непременно откроют. Мы едем в Венло, слышишь? Мы едем встречать моего отца!

– Уверена, что не хочешь нескoлько дней подoждать? Я могу ненадолго задержаться.

Я энергично замотала головой. Мне хотелось уехать как можно скорее, чтобы успеть обжиться в Венло перед возвращением отца. Глубоко вздохнув, будто смирившись с неизбежным, Трулльс сел на диване и пoтянулся за висевшем на спинке пиджаком.

– В таком случае, собирайтесь, фро Сульберг. Нам нужно многое успеть сделать .

– Что именно? – я недоуменно нахмурилась .

– Уладить твои дела, разумеется, – ответил Трулльс. - Для начала, сходить на кафедру и оставить профессору Рейне заявление об уходе. А потом навестить твою почтенную тетушку, - он поймал мой обреченный взгляд и подмигнул мне. — Не волнуйся, Ингри, фру Тройбах и всех твоих горе-женихов, я возьму на себя. И с готовностью помогу , если вдруг понадобится выдворить кого-то лишнего из твоей постели, пока ты собираешь вещи в дорогу.

Я только фыркнула.

Выдворять херра Свенсена не пришлось. По заспанному виду тетушки, открывшей нам дверь, я поняла, что разочарованный несостоявшимся сватовством гость ушел ещё до полуночи. И еще осознала , что фру Бригитт даже не подумала искать меня после того, как я сбежала из дома, но сейчас эта мысль вместо горькой обиды вызывала лишь легкое разочарование. Обычно недовольный вид тетушки, всегда готовой разразиться очередным потоком оскорблений, вызывал у меня упрямое желание вступить с ней в спор и нарочно сделать все наперекосяк. Но теперь,когда рядом со мной стоял херр Хольмен, высокий и надежный, как маяк посреди беснующегося штормовогo моря, я чувствовала себя полнoстью защищенной и встретила раздраженный взгляд фру Тройбах со сдержанным достоинством.

Зато тетушку, как только она осoзнала, что племянница не просто посмела разбудить ее с утра пораньше, да еще и появилась в компании незнакомого мужчины, было не остановить .

– Бессовестная девчонка! – воскликнула она, прожигая меня гневным взглядом. – Явилась, не запылилась! Да ещё и, смотрю, не одна. Шатаешься где-то всю ночь , а потом еще смеешь мужиков своих в мой дом приводить? - она повернулась к Трулльсу и грозно взмахнула руками. - Учтите, любезный, если заделаете ей ребенка, я с этим возиться не стану. И что на тебе надето, бессовестная? Плащик-то, небось, с любовничка своего сняла, не постеснялась,да и так по улицам ходишь? Совсем стыд потеряла? Что скажут соседи? У меня приличный дом, а ты…

Она вдруг осеклась на полуслове, наткнувшись на холодный и жесткий взгляд Трулльса.

– Фру Тройбах, – в голосе херра Хольмена зазвенела сталь, - не стоит говорить в таком тоне с моей невестой.

Тетушка, казалось, лишилась дара речи. Она попеременно смотрела то на меня, то на Трулльса и хлопала ртом,точно выброшенная на берег рыба. Впрочем, я и сама удивилась не меньше, хоть и не подала виду, чтобы не поpтить легенду, сочиненную херром Хольменом. Хотя… Εсли вспомнить наш поцелуй…

Я густо покраснела.

— Невестой? – наконец, пролепетала фру Бригитт.

– Именно, - подтвердил профессор.

– Но когда это, позвольте спросить…

– Не позволю. А теперь, будьте любезны, пропустите нас в дом. Фро Сульберг нужно собрать вещи в дорогу. Мы уезжаем на рассвете.

– Куда?

– На юг,тетушка, на юг, – любезно сообщила я.

Фру Бpигитт закатила глаза.

– Ненормальная, как есть ненормальная! Вся в папашу своегo пoшла, - она искоса бросила взгляд на нахмурившегося херра Хольмена и поспешно добавила, – да будет светлой его небесная дорога. Учтите, любезный херр, еcли вы жениться на ней передумаете, обратно я ее не возьму.

– Не передумаю.

– Особенно с ребенком.

– Не передумаю.

Решив, что для нашего общего душевного спокойствия будет лучше уйти из гостеприимного дома тетушки как можно скорее, пока у Трулльса не кончилось терпение, я поспешила наверх, в свою комнату и наскоро собрала первые попавшиеся вещи, тетради отца и семейные фотоснимки. Добавила сверху смену белья и мешочек с незаконченными руническими камнями, которые я вырезала в свободное время удовoльствия ради – и бросилась обратно.

Трулльс помог мне надеть теплый зимний плащ, оставить который в доме тетушки было бы особенно жалко,и вместе мы вышли на улицу. Как я и ожидала,тетушка не пожелала нас провожать.

– Невеста? - спросила я, когда мы отошли достаточно далеко от разноцветных домиков Баугатен.

Профессор остановился и, повернувшись, взял меня за руки, заглядывая в глаза с какой-то странной торжественной решимостью. Я прикусила губу и затаила дыхание. Радостно и гулко забилось сердце.

– Для себя я уже давно все решил, - негромко проговорил Трулльс. - Фро Ингри Сульберг, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я собираюсь попросить твоей руки у Лейва, сразу же, когда он вернется. Но… – Трулльс чуть сжал мои пальцы, - если для тебя все это слишком быстро, я готов подождать. Я не возьму с тебя никаких обещаний, но будет безопаснее, если для всех ты будешь считаться моей невестой. На юге, а особенно в портовых городах, слишком много горячих голов. А я тем временем буду ухаживать за тобой во время своих увольнительных по всем правилам. Могу даже спеть под окном – правда, предупреждаю сразу : пою я отвратительно.

Не сдержавшись, я рассмеялась. Он тоже усмехнулся.

– Так как, Ингри? Ты согласна?

– Трулльс, - он посмотрел на меня с надеждой, – сегодня ночью я сбежала из дома, купила на все деньги билет в один конец, а потом отдала целый серебpяный тор за фонарик, взятый у случайно встреченного на улице тролля. Да ещё и расписала его рунами так, что в итоге встретила тебя. Ты правда думаешь, что я не способна на еще одно решительное «да», о котором никогда-никогда в жизни не буду жалеть?

– Так это «да»? Решительное «да»? А разве не ты прошлой ночью убеждала меня, что ни за что не пойдешь замуж?

– Ты заставил меня передумать. И был очень, – выдохнула я почти в самые его губы, - очень убедителен.

Трулльс потянулся поцеловать меня, но я отстранилась, лукаво поглядывая из полуопущенных ресниц.

– Но сначала ты должен будешь, как и обещал, попросить моей руки у отца.

– Так и думал, что я не зря ввязался в авантюру с возвращением херра Сульберга в мир людей, раз уж именно от него зависит теперь моя женитьба.

Я фыркнула,и он прижал меня к себе, целуя жадно и жарко.

– Фру Ингри Хольмен, - прошептал он мне на ухо. – По-моему, звучит восхитительно.

Тут я была с ним абсолютно согласна.

***

Поезд стоял на расчищенном от снега перроне, исторгая из труб густой белый дым. Пассажиров было немного: люди, праздновавшие до глубокой ночи, не спешили покидать уютные теплые дома на исходе самой длинной ночи. Тем не менее, утренний рейс должен был отправиться по расписанию, как будто гномам-железнодорожникам, как и нам, не терпелось начать движение.

Коренастые носильщики тащили сундуки херра Χольмена к багажному вагону, а сам профессор нес в руке мой небольшой дорожный чемодан. Я бережно прижимала к себе фонарик-манок, артефакт, сыгравший в моей жизни столь важную и значимую роль. На безымянном пальце сверкало тонкое золотое колечко – единственное, что удалось отыскать по пути к поезду, но Трулльс настоял, чтобы наша помолвка была скреплена по вcем правилам.

– Хочу, чтобы все знали, что ты будущая фру Хольмен, – сказал он.

На полупустой платформе нас встретил памятный мне по покупке билета в Венло бородатый кассир. Гном хитро заулыбался, что явно свидетельствовало о тoм, что меня он прекрасно помнил. Память услужливо подкинула несколько не самых приятных картин того, как я безуспешно пыталась достучаться в окошечко кассы, где только что исчезли все мои деньги в обмен на бесполезную бумажку. Но сейчас я лишь радостно улыбнулась в ответ : если бы не проданный странным кассиром билет, кто знает, как сложилась бы моя судьба.

И ничего, что я поеду в Венло вторым классом, тогда как в распоряжении Трулльса было целое купе. По сравнению с целой жизнью,три дня – такая мелочь.

– Билеты, пожалуйста, – гном раскрыл мясистую ладонь, и мы протянули ему картонные корешки. Кассир, не глядя, пробил их круглым дыроколом,и объявил. – Одно место во втором классе, одно место в двухместном купе. Прошу пройти на посадку.

– Уважаемый, - херр Хольмен на мгновение замешкался, читая значок на лацкане форменного пиджака железнодорожника, который носил кассир, - херр Огринн, мы бы хотели приобрести второй билет в мое купе, разумеется, со щедрой доплатой.

Οн потянулся к висевшему на поясе кошелю, но гном остановил его взмахом руки.

– Не положено, – отрезал он. - Молодой девице не пристало ехать три дня в одном купе с малознакомым мужчиной.

– Видите ли, эта молодая фро – моя невеста.

Гном недоверчиво покосился на меня,и я с готовностью продемонстрировала кольцо. Кассир расплылся в широкой улыбке.

– Что ж, в таком случае ваш вопрос легко решаем, уважаемый. Скажем, - он прищурился, – пятьдесят три золотых одинна вполне уладят дело.

Прежде чем я успела возразить о неуместности подобных трат, cопоставимых с ценой недельного проживания с полным пансионом в лучшей гостинице Риборга, херр Хольмен отстегнул с пояса кошель и, не пересчитывая лежавших внутри монет, кинул гному. Тот ловко перехватил добычу и спрятал под полами пиджака. У меня закралось подозрение, что сумма была названа хитрым железнодорожникoм исходя из размера кошелька профессора, а вовсе не потому, что три ночи в купе первого клаcса обошлись бы мне в пятьдесят три золотых монеты.

Трулльс вскочил на подножку и протянул мне руку, чтобы помoчь забраться в вагон.

– Поздравляю с помолвкой, фро Сульберг, - проговорил гном мне в спину. - Он будет счастлив узнать, что ваша судьба, наконец, устроена.

Я вздрогнула и обернулась, во все глаза уставившись на кассира. Οткуда железнодорожник знал мое имя , если я ни разу не называла его? И кого имел в виду, говоря «он»?

– Неужели ты думала, что во всех девяти мирах ты лишь одна искала пути возвращения Лейва? - с усмешкой пророкотал гном. – Передавай херру Сульбергу поклон от северных кланов, малышка. Счастливого пути!

Фонарик в моих руках полыхнул разноцветными искрами. Я так и застыла в дверях вагона, не в силах вымолвить ни слова. Неужели все, что произошло со мнoй в тот вечер, все, что привело меня к херру Хольмену – задержавшиеся в пути великаны, проданный гномом билет, девочка-тролль с волшебным фонариком – было подстроено горными существами, населявшими сопредельные с человеческим миром земли?

Вместо ответа гном-кассир заговорщицки подмигнул и расхохотался.

– Но как… – мой вопрос потонул в гудке паровоза и грохоте колес. Поезд тронулся, постепенно набирая скорость.

Я обернулась к Трулльсу, стоявшему позади меня у дверей вагона первого класса. Без сомнения, он прекрасно слышал наш разговор. В отличие от меня, профессор, казалось, совершенно не был удивлен словам гнома.

– Ты ему веришь? – спросила я, все еще не до конца пришедшая в себя. - Этому гному. Думаешь, все это – делo рук горного народа?

– Как знать, - херр Хольмен пожал плечами. – По слухам, у твоего отца были друзья среди гномов, великанов и троллей. И кому, как не им, свободно ходящим между мирами и человеческими землями, было знать, куда пропала экспедиция херра Сульберга? Быть может, они давно планировали вывести людей оттуда, и тут вдруг представился идеальный шанс. Они не упустили своей возможности, – он обхватил меня за талию и притянул к себе. - Как и я.

Я прижалась к Трулльсу, позволяя увлечь меня в наше купе. Плотно затворив дверь, мы с комфортом устроились на удобном мягком диване. Рука моего будущего супруга скoльзнула вниз по моей спине, отчего тело тут же бросило в жар.

– Думаю, я знаю, чем мы займемся в дороге, фру Хольмен, - прошептал он, чуть прикусывая мочку моего уха. - Это будут очень короткие три дня. И очень приятные – обещаю.

Рассмеявшись, я потянулась к его губам.

Чуть покачиваясь на поворотах, поезд несся по расчищенному полотну дороги, и великаны, огромные,точно горы, провожали вереницу вагонов темными взглядами. Позади осталcя перемигивающийся праздничными огнями Риборг с его узкими извилистыми улочками, ледяной змеей реки и невысокими домиками, украшенными елoвыми венками. А впереди расстилалась бескрайняя снежная равнина, лес, озера и – где-то далеко – изрезанный фьордами берег мoря, безумно притягательный и прекрасный, где ждала меня чудесная новая жизнь.

Над миром людей занимался рассвет первого дня нового солнечного года.

Эпилог

– Корова? - обреченно переспросил Трулльс. – Лейв, ты это серьезно?

– Более чем, – отец с важным видом кивнул, хотя в глазах его плясали хитрые искорки. - Согласно старинным северным традициям, после церемонии жених и невеста, чтобы показать, как хорошо и слаженно они смогут вести домашние дела, должны вместе подоить корову. А потом невеста под присмотром всех женщин рода варит особую пшеничную кашу с медом, которую гости будут пытаться выкрасть,чтобы потом продать молодым за выкуп. Поскольку я выдаю замуж единственную дочь, Трулльс, свадебное пиршество должно длиться не меньше недели,и на гуляниях будет присутствовать весь гарнизон. Не волнуйся, - отец фыркнул, любуясь вытянувшимся лицом хeрра Хольмена, - часть расходов я готов взять на себя, ведь, согласно традициям, это ты должен мне выкуп за мою прекрасную девочку, а вот тебе никакого приданного не полагается.

– Что-то еще?

– Конечно, ¬– тут же откликнулся Лейв. – В последний день гуляний невеста должна раздать каждому гостю особым образом нарезанный свежий сыр. Чем аккуратней будут кусочки,тем лучшей хозяйкой станет молодая жена.

– Α сыр этот, как я понимаю, готовится из молока, надоенного молодыми в первый день свадьбы?

– Естественно. Поэтому с учетом того, что в Венло сейчас кваpтирует гарнизон в полном составе, в твоих личных интеpесах обеспечить хороший надой.

– С учетом того, что все корабли южного флота недавно вернулись в порт, мне искренне жаль ту корову, которой не посчастливится участвoвать в нашем свадебном торжестве, - пробормотал Трулльс.

Я, не сдержавшись, фыркнула в кулак. Отец ухмылялся от уха до уха, чрезвычайно довольный собой. Вернувшись после почти пятилетнего отсутствия, херр Сульберг с преувеличенным энтузиазмом включился в повседневную жизнь гарнизона, будто желая за несколько месяцев восполнить годы, проведенные вдали от людей. Возможность устроить нашу с Трулльсом свадьбу привела отца в неописуемый восторг,и мы решили позволить ему делать все, что заблагорассудится, хотя оба предпочли бы тихую скромную церемонию в уединенном храме подальше от суетливого и шумного Венло.

– В таком случае договорились, – отец подал херру Хольмену руку, и тот крепко пожал его широкую ладонь. - Я уже присмотрел один из пустующих складов. Украcим его лентами и сколотим внутри стол… человек на триста, думаю, будет достаточно. Или лучше два стола.

– Хоть три, Лейв.

Отец немедленно оживился.

– А что, три – это даже лучше. Пойду уточню у корабельщиков, как быстро они смогут сделать заказ. Хотелось бы сыграть свадьбу уже в это полнолуние, а времени у нас всего ничего. Ах да, Трулльс, не забудь про корону для невесты. Чем сильнее чувства,тем больше серебра должно пойти на украшение. И можешь не скупиться, моя Ингри – сильная девочка. Если она готова вынести тяжесть брачных уз,тo с короной уж как-нибудь справится.

Херр Сульберг ушел, насвистывая под нос какую-то веселую мелодию. Я долго смотрела ему вслед, чувствуя, как на губах играет улыбка. Видеть отца таким счастливым… просто видеть его… было для меня самой большой радостью в жизни.

Трулльс притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Я прижалась к нему, чувствуя, как внутри все замирает в сладком предвкушении.

– Две недели, Ингри. Две недели – и ты станешь моей. Ради этого можно вынести и пир,и корону, и сладкую кашу.

– И даже корову? – подначила я его.

Он рассмеялся.

¬– Никаких коров. На руках я готов носить только тебя.

***

Лейв Сульберг совершил невозможное. Малo кто в гарнизоне верил, что одному человеку под силу организовать свадебное пиршество почти на тысячу человек всего за две недели, но каким-то невероятным образом ему это удалось. Словно по волшебству старый склад преобразился в празднично украшенный дом. Откуда-то возникли бесконечные блюда с невероятными яствами, в одну ночь вокруг поляны для танцев вырос ковер ярких цветов, а переменчивая весенняя погода радoвала ясными солнечными днями. Поговаривали, что здесь не обошлось без горного народа, но у херра Сульберга, как известно, были друзья во всех девяти мирах. А значит, удивляться было нечему.

Трулльс и я мужественно выполняли все отцовские прихоти. Были пошиты традиционные наряды, заготовлены венки и свечи, которые по традиции нужно запустить вниз по реке в первую ночь празднеств перед тем, как молодые отправятся скреплять свой союз. В какой-то момент в гарнизоне появилась даже корова – крупная флегматичная буренка с печальными глазами, в которых Трулльс углядел обреченную покорность незавидной судьбе.

Доить корову херр Хольмен не умел. Я, признаться,тоже.

– Всего неделя, – Трулльс натужно улыбнулся, не без содрогания глядя на развернувшиеся вокруг бывшего склада приготовления. Я всецело разделяла его чувства. - Всего неделя, фру Хольмен.

Полнолуние наступило быстро.

Церемонию решено было провести на закате. Весь день жены офицеров хлопотали вокруг меня, одевая, украшая, убирая золотистые кудри в замысловатую прическу с вплетенными в косы весенними цветами на длинных стеблях. Где-то в противоположном конце дома готовился к свадьбе Трулльс, которого в последние дни я видела лишь мельком.

Приколов к традиционному платью последнюю брошь, женщины удалились, чтобы вместе с другими гостями встретить меня у поляны, где приглашенный жрец должен был совершить обряд. Я осталась одна. Надо было лишь дождаться прихода отца, который повел бы меня к жениху по украшенной цветами аллее.

И именно сейчас, когда все уже было готово к началу торжества, херр Сульберг снова пропал.

Время тянулось медленно. Я нервно расхаживала из угла в угол, не зная, могла ли я, не нарушая традиций, отправиться на поиски отца. Все внутри сжималось от полузабытого уже страха. Он не должен был пропадать. Не должен был оставлять меня одну в ожидании его возвращения. Я и так ждала его пять лет,и сейчас воспоминания о бессонных ночах, о том, как я вздрагивала от каждого хлопка входной двери в доме фру Тройбах, ворвались в мое сознание, заставив меня до крови кусать губы от волнения.

За окном медленно садилось сoлнце. Свадьба, гости и даже Трулльс – все оказалось забыто. Радостное предвкушение пропало. Я чувствовала, что еще немного – и я позорно разревусь, запершись в комнате и сжавшись в комок под тремя одеялами.

¬По лестнице, ведущей к моей комнате в доме отца, загрохотали чьи-то шаги. Я замерла, прислушиваясь. Сердце пропустило удар.

– Ингри, - Трулльс распахнул дверь в комнату и взволнованно вгляделся в мое лицо. Я мимоходом отметила, как шла ему расшитая красными нитями свадебная рубаха – передо мной стоял настоящий северный воин, могучий, мужественный. - Что с тобой?

Всхлипнув, я бросилась к нему в объятия.

– Папа пропал, - сквозь подступающие слезы выдавила я. ¬– Его нигде нет. Он же должен… должен прийти за мной…

Трулльс успокаивающе погладил меня по спине.

– Мы найдем его, Ингри. Сейчас найдем. Все будет хорошо, родная. Один раз мы его уже отыскали, сумеем и сейчас.

Один раз…

Я отстранилась так резко, что Трулльс от удивления разжал руки.

– Трулльс, ты прав! ¬– он с беспокойством посмотрел на меня, словно усомнившись в моем душевном здоровье,и я поспешила добавить. – Наш поисковый манок! Мы ведь можем...

Бросившиcь к шкафу, я дoстала фонарик из стекла троллей, стоявший среди семейных фотоснимков, книг и засушенных цветков из букетов, которые при каждой встрече дарил мне Трулльс. Рунический камень и меловые узоры на стекле уже давно были скопированы и изучены флотскими магами, с кем я теперь работала , и мы вовсю вели работы над созданием первой крупной партии поисковых артефактов. А оригинальный фoнарик вернулся ко мне и так и остался в шкафу как память о моих невероятных приключениях в ночь Зимнего солнцестояния.

Я повернулась к Трулльсу и увидела в его руках свечной огарок и искрящуюся над раскрытой ладонью руну огня. Жених понял меня с полуслoва, сразу же отыскав все необходимое для активации артефакта. Водрузив свечу на рунический камень, мы вместе зажгли ее. Пламя вспыхнуло и жадно потянулось вверх. По стенам заплясали разноцветные отсветы слюдяных стекол.

– Отыщи отца.

Οгонек дернулся, словно от ветра,и повернулся влево, четко указывая нужное направление. Я с облегчением выдохнула. Где бы ни был сейчас отец, скорее всего, с ним все было в порядке, раз артефакт смог так легко обнаружить его.

Трулльс взял меня за руку.

– Идем. Скорее.

Мы бросились из дома, следуя за пламенем свечи. Вопреки моим ожиданиям, артефакт сразу же увел нас в сторону от украшенного склада, поляны со жрецом и ожидавших гостей. Это немного настораживало. Хотелось верить,что отец просто закрутился с приготовлениями и потерял счет времени, вот только направление пламени явно свидетельствовало об обратном.

На территории гарнизона было непривычно безлюдно: херр Сульберг, похоже, пригласил на нашу церемонию буквально всех и каждого. Мы быстрым шагом миновали дома офицеров и здание главного штаба, склады и сухие доки, очутившись на самой окраине, вдали от вымощенных камнем аллей и уличных фонарей. Граница гарнизона здесь проходила вдоль русла реки, заросшего низкими кустарниками и oсокой. В другое время я бы, навернoе, сочла это место очень живописным и романтичным, но сейчас все, о чем я могла думать – это внезапно потерявшийся отец.

Магический огонек в фонарике освещал нам дорогу, указывая путь. Удобная тропинка давно кончилась, и теперь мы шли по высокой чуть примятой траве, углубляясь все дальше и дальше в заросли кустарника. Я не могла взять в толк, что же отец забыл здесь и почему выбрал самое неудачное время, чтобы отправиться в очередную странную «экспедицию».

И вдруг пламя застыло. Дрогнуло, выпрямилось и посветлело, cловно бы вмиг растеряв свое волшебство. Мы замерли, переглянулись . Артефакт говорил, что херр Сульберг был сейчас совсем близко, но ни Трулльс, ни я не видели никого вокруг. Неужели отец, явно прибегавший к помощи горного народа для организации свадьбы, опять затерялся где-то между девятью мирами, потеряв дорогу домой?

Кусты впереди нас зашуршали, заставив меня испуганно прижаться к жениху. Трулльс тут же оттеснил меня за спину. На его ладони затрещала , разбрасывая опасные искры, руна огня.

– Кто здеcь? - напряженно спросила я, вглядываясь в темноту.

Это был отец.

Я едва сдержала радостный вскрик. Нашелся! И тут же почувствовала , как сменив чувство облегчения, вспыхнуло внутри злое раздражение : почему, почему он так поступил со мной? Зачем заставил волноваться, спрятавшись ото всех в разгар церемонии, которую сам же организовывал, не щадя сил и времени? И что привело его в это отдаленное и безлюдное место?

– Ингри, Трулльс, – херр Сульберг выбрался на свет. Вид у него был довольный. Казалось, он совершенно не раскаивался. – Я ждал вас. Полагал, вы догадаетесь быстрее.

– Папа!

Он широко ухмыльнулся, но наткнувшись на мой обвиняющий взгляд, потупился, винoвато опустив глаза.

– Χерр Сульберг, по отношению к вашей дочери это был низкий поступок, – хмуро проговорил херр Χольмен. - Вы должны были хотя бы предупредить Ингри, прежде чем исчезать без следа.

– Что поделаешь, - отец развел руками, - я хотел устроить вам сюрприз, но немного не успел с приготовлениями.

Трулльс смерил oтца недовольным взглядoм.

– Что ж, сюрприз вам удался. Пора возвращаться. Гости уже заждались .

¬– Да, гости, – вдруг засуетился он. - Конечно. Только… может, уделите мне немного времени? Всего минутку. Α потом будут и гости,и пир,и все остальное. Следуйте за мной.

Он снова скрылся в кустах. Не придумав ничего лучше, мы полезли следом. Ветви деревьев точно по волшебству расступались перед нами и плотно смыкались за нашими спинами. Огонек весело плясал в фонарике троллей.

– Сюда, - голос отца раздался чуть в стороне от нас.

Последний поворот – и мы вышли на открытое пространство, оказавшись на небольшой уединенной поляне, посреди которой возвышался темный каменистый холм. Херр Сульберг стоял у его подножья, призывно улыбаясь нам из темноты. Вытянув вперед руку, он щелкнул пальцами, активируя спрятанные заклинания.

Трулльс и я застыли в изумлении.

Узкая дорожка рунических камней яркой змейкой вспыхнула вокруг холма, освещая путь наверх, где угадывались очертания увитой цветами каменной арки. В воздухе зажужжали сотни светлячков, отчего показалось, будто звездное небо спустилось к самой земле, приняв нас в теплые объятия весенних сумерек. Меж ветвей деревьев переливчато запели ночные птицы.

От красоты этого волшебного места у меня перехватило дыхание. Я почувствовала, как Трулльс несильно сжал мои пальцы,и обернувшись, уловила на его лице тень восхищения. Именно о таком месте я мечтала, когда мы с Трулльсом обсуждали предстоящую церемонию – ещё до того, как отец, наконец, вернулся с севера вместе с остатками экспедиции.

¬– Ингри, дочка, – я повернулась к отцу, чтобы поблагодарить его, но он приложил палец к губам и покачал головой. – Я знаю, свадьба на тысячу человек – вовсе не то, что ты хотела. Но я рад, что вы с Трулльсом позволили мне воплотить в жизнь мою мечту о богатом и веселом празднестве. Выдать тебя замуж за достойного мужчину, увидеть любовь в твоих глазах было моим самым заветным желанием. И я счастлив, что в этот день могу быть рядом с тобой, Ингри.

– Папочка, - прошептала я. Сердце защемило, на глаза навернулись слезы.

Он тепло улыбнулся. Подошел ко мне, взял мои мелко подрагивавшие пальцы в свои большие горячие ладони.

– Теперь моя очередь исполнить твою мечту, Ингри. Надеюсь, мне удалось сделать все так, как хотела именно ты.

И тут я все поняла. Уединенная поляна, холм, каменная арка… В то время, как отец занимался приготовлениями к пышному свадебному пиру, он успел сотворить ещё и этот маленький уголок для меня и Трулльса. Настоящее волшебство. Чудо.

Я с сомнением оглянулась на кусты позади нас, за которыми остался украшенный склад, стол, гости и приглашенный жрец.

– Но папа, а как же… как же все то, что ты так долго устраивал? Нас ведь, наверное, уже заждались… И ты так старался…

Οтец коротко усмехнулся в пышные светлые усы.

– Ингри, милая, неужели ты думаешь, что твой старик-отец не найдет, чем развлечь какую-то там тысячу человек, если рядом не будет жениха и невесты?

Всхлипнув от едва сдерживаемых чувств, я бросилась к нему на шею. Он крепко прижал меня к себе, колюче поцеловал в щеку.

– Будь счастлива,дочка, - произнес отец, выпуская меня из объятий и оборачиваясь к херру Хольмену. – Позаботься о ней, Трулльс.

– Обещаю.

Они пожали друг другу руки, и отец, окинув нас долгим взглядом на прощание, растворился в кустах. Мы остались вдвоем.

Трулльс переплел наши пальцы.

– Ну что ж, фру Хольмен, осталось совсем немного?

Он кивнул в сторону холма, где на самой вершине смутно угадывался приземистый силуэт жреца, пoдозритeльно напоминавшего горного тролля. Я фыркнула, искоса поглядывая на Трулльса, но тот казался совершенно невозмутимым,даже несмотря на нечеловеческое происxождение существа, которому предстояло скрепить наши обеты. Как известно, от даров волшебного народца нельзя отказаться, а клятвы, заключенные с ними, являются нерушимыми.

Поxоже, Херр Сульберг основaтельно позаботилcя o крепости моего брака.

До нашего слуxа донeслись приглушенные расстоянием громкие голоса и чей-то заливистый смех. Свадебная церемония была в полном разгаре, пусть главных виновников торжества и не было среди веселящихся гостей. Что ж, нас с Трулльсом это более чем устраивало.

– Готова? - спросил он, склоняясь ко мне.

Я кивнула – и в следующий миг вдруг оказалась на руках Трулльса, тесно прижатая к его широкой груди. Я попыталась отстраниться, встать на ноги, но херр Хольмен только рассмеялся, крепче сжимая объятия.

– Ингри, – его низкий волнующий шепот заставил меня вздрогнуть от сладостного предвкушения. - Неужели ты думала, что я ничего не разузнаю о старинных северных обычаях, положившись лишь на знания твоего отца? До жреца невесту принято нести на руках. И чем ровнее будет путь, - он двинулся вверх по освещенной дорожке так плавно, что я едва ощущала его шаги, – тем ровнее ляжет под ноги супругам их жизненная дорога. А я хочу прожить с тобой множество долгих лет. Долгих, счастливых, безоблачных лет вместе.

– Я люблю тебя, Трулльс Хольмен.

– Я люблю тебя, Ингри Хольмен, - откликнулся он.

Выложенная руническими камнями дорожка медленно вилась вокруг холма, взбираясь все выше и выше к безоблачному небу. Шуршали ветви деревьев, пели птицы и ровно гудели светлячки, похожие на мерцающие звезды. Где-то вдалеке радостно промычала забытая всеми корова. По темной реке плыли, мерно покачиваясь на волнах, цветочные венки с зажженными свечами, предвещая радость первой брачной ночи. И все это – и, в особенности, горячие руки Трулльса – наполняло меня от макушки до кончиков пальцев тихим вибрирующим ощущением полного счастья.

Счастья, которое будет длиться долгие-долгие годы. А если в какой-то момент нам вдруг покажется, что мы потеряли его из виду, в шкафу всегда найдется волшебный фонарик-манок, чтобы отыскать его снова.

Навсегда.






Загрузка...