Ана недоуменно отстранилась, а потом перечитала. Ей не показалось — Кеннет — не тот, за кого себя выдает. И его вторая дата рождения… на пять лет раньше. Только что ей было неловко даже открывать дневник, а теперь она не знала, что и думать. И она решила не думать, перевернула страницу, ожидая, что записи все объяснят.
Два предложения наискосок перечеркнули всю страницу:
«Я устал. Надоело».
Без даты.
Ана вздохнула. Граф был утомлен уже в детстве. Она постоянно купалась в своих страданиях, омывала ими Кеннета, но через что прошел он? Ей тоже не принадлежала ее фамилия, она даже не знала точную дату рождения, только год. Может ли это значить, что Кеннет тоже осиротел? Или что бежит от чего-то?
Ана снова склонилась над записями. Вдруг без единого звука дверь распахнулась. От неожиданности Ана вздрогнула, уронив стеклянную сферу — к счастью, на диван — и повернулась к вошедшему. В лицо ударил ослепительно белый свет, обжигая и без того покрасневшие от чтения глаза.
— Ана?
Кеннет стоял в дверях. Распахнутый дневник лежал на диване. Ана осознавала неловкость ситуации.
— Граф. — Краска залила ее щеки.
Он подошел к ней, наклонился и закрыл свой дневник. Ана, пристыженная и немного испуганная, опустила глаза. Она не знала, как Кеннет отреагирует на то, что она рылась в его личных записях. А он, казалось, не заметил ее смущения: спокойно сел на диван, подвинув остальные книги, и с усталым видом провел рукой по волосам.
— Ты читала мой дневник.
Ана кивнула, не в силах оторвать взгляд от пола.
— Простите… Я не хотела… я не знала, что он здесь.
— Он не предназначен для чужих глаз, — Кеннет вздохнул.
— Я не должна была… — Ана почувствовала укол вины, но он вдруг сменился обидой. — Я просто… хотела узнать вас получше. Нет, не так. Я хотела узнать хоть что-то о вас.
— Я не корю тебя, лишь немного удивлен. Смотрю, ты навела свои порядки, — он начал складывать томики в стопку, — хочешь что-то спросить?
— Я почти ничего не успела прочитать, честно, — оправдывалась Ана, — только имя, и… сколько лет вам на самом деле, граф?
Он хмыкнул и спустился к ней на пол, продолжая собирать дневники по порядку.
— Думаешь, я скрываю от тебя возраст? Мне действительно тридцать три. Для властей пришлось немного приврать.
— А фамилия?
— Ты пропустила дневник, который ее объяснит, — мановением руки Кеннет снял с полки седьмой том.
Книга зависла в воздухе перед Аной и открылась на имени владельца. Его фамилия была Блэкфорд.
— Это ваш отец? — она взглянула на годы жизни.
— Нет. Посмотри, он умер в шестьдесят шестом.
— Все возможно…
— Я всего лишь знал о завещании, — Кеннет пролистал дневник до предпоследней записи, — покойный граф Блэкфорд был бездетен, но указал передать титул и владения тому, кто покажет перстень с печатью его герба и скажет кое-какие слова. Я выполнил условия и теперь считаюсь его бастардом и единственным наследником.
— Это его дом? — Ана обвела взглядом кабинет.
— Был.
— А на самом деле из какой вы семьи?
— Купцов, которые для статуса приобрели себе титул барона. Когда я стал графом, это обрадовало их больше меня, — Кеннет усмехнулся, — они живы, не переживай.
— Я не… — хотела было сказать Ана, но оборвала себя: она переживала. — А остальные дневники, что это?
— Жизни, которые меня многому научили. Всему, на самом деле, — граф ласково провел рукой по обложке одной из книг.
— Получается, это некая историческая хроника? — Ана прикусила щеку в задумчивости.
— Можно и так сказать, — уголки его губ дрогнули вверх.
— У вас была тяжелая жизнь? — решилась спросить она, — вы знаете так много обо мне, помогаете пережить прошлое, но я никогда не отвечала взаимностью.
— Не сказал бы. Я сталкивался с трагедиями, но давно, уже и не упомню деталей. — Кеннет прислонился к дивану и жестом предложил Ане сделать то же самое. — Но, чтобы они не повторились, я прикладываю много усилий. Кто бы мог подумать, что даже Святому окажется сложно дожить до седых волос?
— Вам что-то угрожает? — Ана обеспокоено повернулась к нему.
— Неожиданность и случайность. — Кеннет ласково взял ее за подбородок, и свет вокруг потускнел. — Если я буду невнимателен, если повернусь спиной, то могу не успеть…
Теплые огоньки отражались в его глазах, и Ана не могла отвести взгляда. Казалось, что размытый и туманный образ графа наконец приобретал контуры. Кеннет приблизился и, положив руку на ее щеку, нежно поцеловал в уголок губ. В ее груди затрепетали крылья бабочек, словно он целовал ее впервые.
— Порой я чувствую себя пустой оболочкой, внутри лишь усталость, поэтому мне сложно говорить о себе, просто-напросто ничего не приходит в голову, — признался граф, с трудом подбирая слова, — но сейчас мне будто легче, — он приложил руку Аны к своей груди, — я не искусен в понимании своих чувств… внутри тепло, щекотно и одновременно тоскливо, и совсем не хочется тебя отпускать. С тобой уйдут и эти чувства.
Его сердце билось яростно, словно хотело прыгнуть в руку Аны. И сердце Аны вторило ему:
— Ваши слова так непривычны, что кажется они принадлежат другому, тому кто еще не научился говорить, ведь ему никогда не давали право слова. Но я чувствую то же, когда я с вами, и я счастлива, что, наконец, и вы позволили себе открыться.
— Но разве ты не влюбилась в мою сдержанность, спокойствие? Кажется, с утра я подумаю, что вел себя недостойно, — Кеннет погладил Ану по волосам.
— И в сдержанность, и в усталость, и в обещание откровенности. — Она потянулась к нему и скользнула губами по его щеке. — Вы можете со мной говорить обо всем, — она прошептала ему на ухо и почувствовала его пальцы, рисующие линию вдоль позвоночника.
Дыхание сбилось, а Кеннет лег на пол, потянув ее за собой, позволяя устроиться на его груди.
— Это довольно удобно, — хихикнула Ана.
— Я старался. Как прошло твое свидание с младшим принцем?
— Вам надоели разговоры по душам, теперь захотелось поревновать? — Ана вернула вопрос.
— А есть к чему?
Кеннет прижал ее к себе, пробуждая чувства, которые она скрывала даже от себя.
— Как сказать…