И Всюду Тьма

Глава 98. Моя Тьма и мое разрушение

Трое в небольшой комнате смотрели друг на друга, не разрывая тишины. Тяжелые тучи за окном, что собирались и наливались злобой, громыхнули и вырвали из забытья. Кеннет, с недоумением глядя на Хельгу, сглотнул и попытался отшутиться, упрекнув Ану за то, что она беспокоит пожилую женщину в поздний час. Но Хельга повторила:

— Свет мой, пришло время. Ты нашел меня, хоть и с небольшим запозданием.

Из ее голоса исчезла ласковая старческая нотка, не стало привычной заботливой суеты. В нем сквозило что-то новое, иное.

— Прости меня, птенчик. — Виновато улыбнувшись, Хельга потрепала ее по голове.

Затем со вздохом опустилась в кресло. Каплей за каплей печальное небо пролилось слезами.

— Вечная жизнь не спасает от человеческой старости, — посетовала старушка.

Кап.

Кап.

Кап.

Ана догадалась. Нет, она знала с момента, как побежала к Хельге. Но Кеннет, кажется, не мог поверить. Он осторожно спросил:

— Ты говоришь, что богиня Тьмы — это ты?

— Сыграла я с вами злую шутку, да? — Брови Хельги стыдливо приподнялись. — Я думала, у вас будет еще немного времени, до того, как… — она указала на разбитую сферу.

— Ты все это время была рядом? — Кеннет подошел и опустился перед Хельгой на колени. — К тебе вернулась память?

— Она всегда у меня была.

Кеннет покачал головой, продолжая улыбаться. У Аны пересохло во рту.

— Ты же ее оставила, потому что иначе не вынесла бы пребывания среди людей.

— Я солгала, — сказала Хельга со смешинкой в глазах. — Как я могла доверить тебе мое решение — возвращаться ли обратно? Я любила тебя, но людей ненавидела сильнее.

— А что тогда это?.. — Кеннет указал на осколки.

— Моя Тьма, — спокойно ответила она, — что стала моим разрушением.

Граф что-то сказал, как молния осветила комнату, и гром заглушил его голос. Ана вздрогнула и сглотнула, как ей показалось, песок. Он наполнил горло, легкие, он засыпал ее изнутри. Хельга продолжила, погрозив пальцем:

— Ну-ну, не перебивай. Все расскажу. Я сошла в этот мир, как и ты, с врожденной силой, от которой сохранила лишь часть. С памятью, с умением помнить перерождения.

Лицо Кеннета выражало смесь облегчения, сомнений и трепетной радости. Ана нервно теребила вспотевшие пальцы, которые она еще чувствовала. Она смотрела на двух богов, обретших друг друга. И на себя, потерянную и рассыпающуюся. Она вложила все надежды в одного человека… бога. И что теперь?

— Ты была права во всем… — Он говорил с Хельгой с той же нежностью, которую обращал к Ане. — Но люди жестоки и подлы, я быстро понял свою ошибку. Я так долго хотел тебе в этом признаться!

— Тс-с, — Хельга приложила палец к губам. — Перерождения для меня стали циклом мучений. Тьма в теле младенца… ты можешь это представить? Она вырывалась мгновенно, и все начиналось заново.

— Это наши силы, это мы. Нам не нужно учиться управлять ими, если ты сохранила память, — возразил граф, беря ладони Хельги в свои.

Ана стояла посреди комнаты недвижимым изваянием. Замком из песка.

Ей бы очень хотелось удивиться, обрадоваться и восхититься. Она жила среди покровителей людей. Они открылись перед ней. Но каждое слово рвало душу на части. Бог Света говорил со своей богиней. А Ана рассыпалась, как образ, в котором больше нет нужды.

— Нет, мне Тьма подчинялась так же, как и остальным. Поэтому я умирала, рождалась, опять умирала. Думаю, добрую четверть разливов Тьмы устроила я. Прошло много времени, пока я смогла дожить до хоть мало-мальски осознанного возраста.

Я была несчастной и озлобленной, поэтому я приносила боль. — Хельга грустно вздохнула. — Пока не испытала доброту. Люди не так плохи, если не знать их мысли. Я познала радость, удовольствие, любовь. Не нашу, человеческую. Я никогда не думала, что чувствовать так прекрасно. Но моя жизнь все равно обрывалась рано до тех пор, пока я не нашла способ это изменить.

Хельга сделала паузу: долгий рассказ давался ей нелегко. И ее дыхание сдуло еще пару песчинок. Песчинка доверия. Песчинка искренней заботы. У Аны задрожал подбородок, она сморгнула слезы.

— Как я не замечал в тебе Тьму все это время?.. — коря самого себя, пробормотал граф.

— Вот потому и не заметил, — продолжила Хельга, — нет у меня больше Тьмы. Ты думал, я отказалась от памяти, а я отказалась от силы. Я заключила ее в сферу, так же как ты — Свет в предметы.

— Это вашу Тьму я поглотила? — сорвавшиеся слова рассыпали губы Аны.

— Да, птенчик. — Повернулась к ней старушка. — Будь с ней осторожна. Запечатать Тьму мне удалось, но не всю, часть, что вырвалась, пронеслась по людям. Я виновата в той трагедии, и я тоже не пережила ее. Но я переродилась, — на ее лице расцвела трогательная улыбка, — девочкой, которой можно было кричать во весь голос, чувствовать, не сдерживаясь, не боясь запустить цикл по новой. Мама назвала меня Хельгой. И я впервые дожила до старости.

Ана представила, какого это — с самого рождения ждать, что собственная сила тебя разрушит… Но ни жалость, ни сочувствие не тронули душу.

— Я давно полюбила людей со всеми их недостатками. И мне здесь нравится. И я хотела, чтобы ты, Свет мой, увидел человечество так, как вижу его я. Но я нашла тебя отрешенным, одиноким и ищущим способ вернуться. Ты не смотрел на людей, не пытался их услышать, не пытался открыться.

Ана перевела взгляд в окно, наблюдая за гнущимся деревом, с которого разбушевавшийся ветер срывал листья.

— А как иначе? Я не такой, как они. Им не понять.

Это говорил ее граф, который перед сном клал ей голову на грудь и рассказывал о прошедшем дне. Иногда с радостью, иногда с раздражением, иногда засыпая и едва ворочая языком. И сейчас тем же языком он проводил черту. Он был богом. С дерева сыпались и ветки.

Сможет Ана снова стать целой, если выйдет под дождь?

Хельга продолжила:

— Тебя подвела твоя божественная роль — отвечать на мольбы, помогать обделенным. Ты не видел обратную сторону, потому что ее видела я. Мне все еще хочется показать тебе всю глубину человеческой души. То, что разделено на тебя и меня, в них сошлось. Свет и Тьма. Добро и Зло. Радость и Печаль. Противоположности, каждое рождение смешивающиеся в неповторимое творение.

— Почему вы так поступили со мной? Неужели я недостойная, неужели меня можно использовать… — Ана думала, что закричит, но горло разодрал безвольный шепот.

Хельга с грустью посмотрела на нее.

— Ты человек, которого полюбил бог Света, поэтому недостойной тебя вряд ли можно назвать.

Какая красивая горка песка. Слеплю из нее свою мечту.

Ана запрокинула голову, уставилась в потолок. Казалось, он тоже покрылся трещинами.

— Он полюбил Тьму во мне.

— Это лишь моя маленькая уловка, — призналась Хельга. — когда я увидела, что между вами загорелась искра, когда я поняла, что ты крепко держишься за Тьму, то решила помочь Свету увидеть в тебе равную. Иначе он бы не снизошел, — она хмыкнула. — Это был единственный способ, чтобы он расслабился рядом с тобой, чтобы начал открывать сердце. Свет мой, разве это не прекрасное чувство?

Кеннет молчал. Впервые с прихода Хельги он поднял взгляд на Ану.

И этот взгляд вонзился в нее медленно и грубо ржавым зазубренным ножом. В груди разлилась боль, нарастая с каждой секундой, как пожар, пожирающий все теплое, нежное и ласковое, что было между ними: робкие слова, трепетные недомолвки, украденные минуты уединения, пылкие поцелуи. Песчинки плавились. Ана вернула Кеннету остекленевший взгляд.

Свет вспыхнул на груди, она вздрогнула, заледеневшей рукой сорвала с шеи опустошенного мотылька и, разжав пальцы, позволила ему упасть на пол.