Идальго

Глава 27

Честно признаюсь: после слов Николая я чуть штабель кирпича не отложил. Но оказалось, что все не так уж и плохо: пока британцы воевать с Россией не стали, в просто потребовали от Николая «прекратить отношения с южноамериканскими республиками и выдать им уругвайского графа де ла Рока, который, как нам известно, скрывается в России». Русские цари чаще всего на подобные требования отвечали вообще никак — впрочем, британцы, похоже, на позитивный результат своего требования особо и не рассчитывали. Просто решили понагнетать и попробовать прижать русскую морскую торговлю и Союзом. Именно русскую, а что касается Союзных судов, то они попытались напасть на возвращающиеся в Уругвай суда аргентинского флота — но им и в этом не особенно повезло: все же баркентины (а оснастка корабликов была именно такая) обладают заметным преимуществом в ходе под парусов и они просто от британский кораблей ушли.

Для меня проблемой стало то, что у России пока судов такого же класса не было, так что с торговлей действительно становилось несколько грустновато. Но все же ненадолго: на верфи в Усть-Луге уже вовсю шло строительство уже новых кораблей, причем принципиально новых: стальных пароходов. И очень даже больших пароходов: несколько русских инженеров-судостроителей получили от меня чертежи «Virgen María» и немного их промасштабировали. Примерно в четыре раза промасштабировали, и получилась забавная посудинка: при длине около девяноста метров кораблик получился с дедвейтом в пару тысяч тонн (при том, что топлива в него помещалось еще около шестисот тонн). И со всем этим добром кораблик мог идти под двигателями (а их было два, каждая паровая машина имела мощность слегка за пятьсот сил) со скоростью в районе десяти узлов. Но он мог и под парусами идти, на судне еще и четыре мачты стояли — и парусное вооружение тоже было как на баркентине. А особую прелесть этих кораблей давало то, что их строили из нержавейки, причем на обшивку шел лист толщиной в шестнадцать миллиметров (толщину листа обшивки они тоже «промасштабировали») — а такой борт современная корабельная британская пушка пробить уже не могла.

Что мне лично не понравилось в конструкции, так это то, что глубоко творческие изобретатели этого чуда решили «предусмотреть любые неприятности с пополнением топлива» и для каждого из паровиков было установлено по два котла. Но не потому, что один, скажем, нужного количества пара дать не мог, а потому, что по одному котлу было угольному, а вторые котлы предназначались для работы на мазуте. А вот что мне в конструкции наоборот понравилось — так это то, что при небольших извращениях можно было и машины, и котлы из корабля достать и поставить вместо старых агрегатов новые. То есть сейчас это было неважно, а вот на будущее… потому что сколько может прослужить корпус судна из нержавейки, я даже примерно представить не мог. Еще на судах были поставлены подъемные краны (точнее, нижние реи двух мачт могли использоваться в качестве подъемных кранов), так что и погрузка с разгрузкой в не очень хорошо оборудованном порту тоже вроде оказывалась несложной, однако и тут имелась засада: осадка у корабликов при полной загрузке была уже в районе четырех метров — и в Буэнос-Айрес или в Порту-Алегро на таком судне было уже не сунуться.

Первые два корабля готовились к спуску весной тридцать шестого года, только после разговора с Николаем Павловичем у меня аж засвербило в одном месте и я подумал, что их обязательно нужно сделать именно кораблями, а не судами. Хорошо еще, что «ненужное» оборудование их Александровского завода я успел перетащить в Подольск, а с ним изготовить для каждого судна по паре своих автоматических пушек я точно до весны успею.

Правда пушки были… немного не того: в отличие от, скажем, знаменитого «Бофорса» пушка могла стрелять до перегрева ствола очень недолго, очереди в два десятка снарядов ей уже хватало, чтобы вместо стрельбы в цель перейти к плевкам снарядами куда-то в сторону цели. Да и сами стволы — я стволы сделал из «лучшей доступной стали», но, боюсь, ресурс такого ствола не достигнет и пяти сотен выстрелов. Конечно, можно (и даже нужно!) и запасных стволов к каждой пушке понаделать, но и прекращать работы и исследования по повышению живучести стволов явно не стоило. По крайней мере было бы неплохо успеть отработать гальваническое хромирование этой трубы. Список того, что «нужно срочно сделать» по дороге из Петербурга в Подольск у меня вырос страниц до пятнадцати, а вот сколько для воплощения всего нужного в металл и прочие материальные предметы потребуется, я пока не представлял. И тем более не знал, а будет ли у меня (и у России) это время.

Но в любом случае нужно было работать — а время для работы неожиданно добавил Николай Павлович, попросту запретив экспорт пеньки вообще, а дерева конкретно в Британию. Ну пенькой было в целом понятно, из нее теперь бумагу делали, а по поводу дерева у него возник конфликт с отечественными внешнеторговцами. То есть у отечественных внешнеторговцев с императором конфликт возник — возник и почти сразу же закончился. Так как спрос на строевой лес внезапно и в России резко вырос. Сразу после того, как британским судам был запрещен заход в русские порты — а внезапно выяснилось, что подавляющая часть русского экспорта именно британскими судами и обеспечивалась. Не только британскими, еще были корабли французские, шведские, прочие другие — а русских кораблей оказалось очень мало, и те купцы, которые хотели и дальше экспортировать свои товары, были вынуждены и собственным флотом обеспокоиться.

И обеспокоились: в Николаеве возле старой верфи Николаевского адмиралтейства поднялась новая верфь уже «Южно-Русского торгового общества», на которой предполагалось строить простенькие шхуны «голландского образца» с дедвейтом тонн на триста. Правда образец к Голландии вообще отношения не имел: на все еще массово бороздящие Балтику флейты строящиеся там суда были совершенно непохожи, а в качестве «образца» был взял испанский корвет. И голландцем оказался лишь «старший корабельный мастер», которого это купеческое товарищество на работу наняло, да и то голландцем он был, скорее, номинальным, поскольку сам родился и учился именно в Испании. Но амбиции у него были под стать амбициям купеческим и на верфи сразу было выстроено десять стапелей для таких корабликов. А рядом с верфью уже по указу Николая быстро строился казенный завод по выпуску паровых судовых машин, и машины на заводе предполагалось делать «комплектными» — то есть с котлом и всеми механизмами, необходимыми для установки таких машин на суда, включая гребные колеса. Для моря затея с колесами для меня выглядела не особо кузяво, но для неглубоких причерноморских рек они все же были сейчас лучшим решением.

Еще начали расширяться верфи в Очакове и Ростове, а на Балтике в Риге появилась еще одна (и на этот раз полностью казенная) верфь — и всем этим верфям требовался лес. Ну и пенька тоже, а Егор Францевич строительство верфей и всех «смежных производств» щедро кредитовал, так что англичанам хватило длишь запрета на вход их кораблей в русские порты, так как в результате всё, для судостроения нужное, стало полностью. Потребляться уже русской промышленностью. Так что, я думаю, указ о запрете экспорта пеньки Николай скорее в качестве демонстрационного ответа на наглую выходку британцев выпустил…

И наглядный результат этого указа проявился уже летом тридцать шестого: по данным из информированных источников (коими были английские же газеты) почти десять процентов судов британского флота не могли выйти в море из-за того, что у них веревки закончились. С лесом англичанам было все же проще, они его теперь таскали из Америки — но это обходилось заметно дороже, поэтому и количество строящихся судов немного сократилось.

А вот что увеличилось, так это население России. Не везде, правда, но в новеньком Лепсарском уезде и в «стареньком» уезде Подольском население приросло более чем заметно. Особенно в Подольском (потому что сам уезд был действительно немаленьким): за год из восемнадцати тысяч родившихся там младенцев померло меньше тысячи. Вроде бы и дофига, но ведь всего два года назад из примерно пятнадцати тысяч через год в живых осталось меньше шести…

Я искренне считал, что такой результат был в значительной степени обусловлен тем, что зимой младенцы практически не простужались: почти во всех деревнях мужикам поголовно были выстроены теплые (землебитные в основном) дома, в которых ставились печки, приспособленные для отопления пеллетами — а в лесах всякого мелкого древесного мусора было завались и сбором «будущих дров» там занимались в основном детишки, то есть ранее «неиспользуемые трудовые ресурсы»). Управляющие этими деревнями были особо проинструктированы и пеллеты мужикам с заранее обустроенных складов выдавались по первому требованию бесплатно — а если мужик вовремя их не требовал, то его просто пороли нещадно. Впрочем, пороть их приходилось нечасто.

Вторым важным фактором снижения детской (да и не только детской) смертности стал рост производства некоторых лекарств. И в первую очередь йода (для выпуска которого был выстроен специальный завод в Котке) и ихтиоловой мази, так что любая царапина перестала быть причиной быстрого помирания. Ну и медицинский персонал понемногу готовился. Не врачи (ну не было еще возможностей врачей массово обучать), и даже не фельдшеры (хотя и в Петербурге, и в Подольске специальные фельдшерские училища уже заработали), а скорее грамотных медсестер, которые максимально обеспечивались «современными медикаментами». Среди которых и «отечественный» аспирин появился: откуда-то я помнил, что из осиновой коры салициловой кислоты получается даже больше, чем из ивовой, а осины в России было очень много. И становилось еще больше: по специальному распоряжению императора в Вологодской губернии были высажены довольно большие «осиновые плантации» (а в Вологде и аспириновый заводик потихоньку (то есть без лишней рекламы) заработал…

Еще на пользу для народного здоровья пошло массовое производство мыла (в основном из подсолнечного и конопляного масла «вторичной вытяжки», то есть полученное путем экстракции его из жмыха бензином), но это был уже «сопутствующий фактор», а главными были тепло, питание и медицина — и результат уже на самом деле вдохновлял.

А я заработал свой первый орден. Причем официально Николай мне его дал «за сбережение народа российского» — но народ этому, похоже, не очень сильно поверил. Потому что я получил «Анну» первой степени с мечами, а мечи вроде за «гражданские заслуги» не полагались. Однако Николай и тут проделал интересный рекламный трюк: в «Санкт-Петербугских ведомостях» указ был опубликован, а в комментарии к указу довольно подробно расписывалось, как удалось столь резко сократить смертность — вероятно в надежде на то, что и помещики озаботятся здоровьем своих крепостных. Именно помещики: управляющим казенными крестьянами Егор Францевич просто разослал инструкции, которым нужно было «беспрекословно следовать».

Но на самом деле орден мне Николай выдал после того, как я показал ему свою пушку. Для этого я в очередной раз вытащил яхту из дока (а парус, лопнувший по шву, к этому времени уже вручную зашили, используя даже нитки из «ремкомплекта»), на ней мы (я и Николай с Александром Христофоровичем) вышли в Финский залив, таща на буксире пустую барку-«тихвинку», и там, в отсутствие лишних свидетелей, я эту барку потопил тремя выстрелами с расстояния метров в шестьсот. То есть не потопил все же: барка-то была деревянной и получившиеся щепки остались плавать…

Николай меня спрашивать не стал, как это «пушка сама стреляет», а поинтересовался лишь тем, во что мне эта стрельба обошлась.

— Не очень дорого, один выстрел к пушке обходится примерно рублей в пять… будет обходиться, если массовую из выделку наладить.

— То есть всего за пятнадцать рублей можно английский корвет потопить?

— Нет, Николай Павлович, на корвет потребуется как раз пятерка: можно же не просто борта дырявить, а сразу в крюйт-камеру палить. Хотя да, вы правы, это только «Virgen María» может в море без промаха стрелять, а простому, но все же хорошо обученному канониру наверное только десятка выстрелов для корвета хватит. Или для линейного уже корабля: снаряду-то все равно, борт какого корабля в щепки превращать. Но в любом случае такая пушка будет экономичнее нынешних.

— Да уж, князь, эконом из тебя знатный… ты там британский флот так и топил?

— Примерно так, англичане же — народ хвастливый, чертежи их кораблей получить нетрудно было, так что «Virgen María» только по пороху и стреляла. Снаряды-то у меня здесь не в бесконечном количестве, их беречь следовало. Тем более, что и пять рублей — тоже деньги.

Николай тогда вытащил из кармана несколько монет:

— На, держи, бережливый ты наш. Домой пошли, остальное я тебе на берегу отдам… а сколько тебе денег нужно будет, чтобы завод по выделке снарядов таких выстроить? И во что пушка твоя казне встанет?

— Пушка? Пушка такая же окажется казне вовсе неподъемной, а вот попроще, где снаряды заряжать человек станет, обойдется рублей, я думаю, в пятьсот. Серебром.

— В миллион в ассигнациях постройку завода по выделке пушек уложить сможешь?

— Сейчас не скажу, но надеюсь, что завод выстроить получится все же много дешевле. Однако одними пушками тут не отделаться…

— Что еще будет нужно?

— Обучить солдат, причем хорошо обучить. И не только канониров: вы же не захотите чтобы наши пушки попали в руки врагов на суше, когда их пехотинцы не смогут прикрыть от вражеской атаки?

— Боже, во сколько же это все обойдется?

— Спасибо за комплимент, ваше величество, — не удержался я от того, чтобы не схохмить, — но деньги — это всего лишь деньги, которые Россия сумеет заработать.

— Ты, князь, все же редкостный нахал. Но сумму мне не назвал.

— Новый карабин по цене около десяти рублей потребуется на сотню тысяч солдат, патроны по копейке… по две, скорее всего, можно будет начать выпускать уже зимой. А карабины — пару тысяч я смогу обеспечить уже в этом году, а со следующего, надеюсь, мы их сможем выделывать по сотне тысяч в год. Сталь у нас есть…

— Давай все уже на берегу обсудим, здесь просто сосредоточиться не выходит, — Николай недовольно поморщился, когда ведомая железякой яхта резко сменила галс. — Князь, а ты можешь пресвятую деву попросить, чтобы она и другими нашими кораблями так же управляла?

— Нет, конечно же. Да и насчет этой яхты просил не я, а папа Лев, и я не знаю, как он это проделал.

— Ну и плевать, твоя яхта одна сможет всю Россия защитить… по крайней мере на Балтике.

— Боюсь, ваше величество, что и сие невозможно. По крайней мере в ближайшее время: сами видите, мы идем лишь под стакселями и одним парусом на задней мачте. Потому что судном управляю, конечно, не я, но строили его обычнее люди — и сейчас на нем многое просто поломалось. Нужен серьезный ремонт, но в Петербурге я его провести точно не смогу. Если получится яхту как-то перетащить поближе к Подольску, то там за год или даже два я скорее всего смогу ее привести в порядок…

— Жаль… я распоряжусь, чтобы яхту твою в Подольск доставили… как-нибудь…

Яхту — после того, как ее провели через Мариинскую систему в Волгу — я в Подольск тащить не стал. Вспомнил «детство золотое» — и загнал ее в затон возле казенной деревушки Липня. Где сразу два батальона саперов приступили к строительству эллинга для яхты и завода «по ремонту Девы Марии». О деньгах мне теперь особо заботиться не приходилось, так что строил я там все «на широкую ногу», заодно и приводя в порядок (так как я это слово понимал) всех окружающих деревень. Маша на меня немного обижалась из-за того, что примерно половину времени я проводил в Липне, но, слава богу, обижалась несильно, а когда я ей привозил оттуда свежих стерлядей или (правда вышло всего один раз) белугу, то все обиды сразу испарялись. А рыбку свежую привозить было несложно: от Мурома до Москвы (через Владимир) поезд шел теперь всего часов шесть и один час было ехать в Подольск, причем в Подольск из Москвы поезда теперь ходили каждый час.

За лето в Липне кроме саперных батальонов еще и простых пехотинцев побывало три полка, и примерно два батальона (сборных, я буквально по человеку в них отбирал) пехоты вместе с «усиленным офицерским составом» в поселке (то есть уже в практически городе) осталось. Мою идею о формировании «специальных частей нового строя» поддержали и Николай Павлович, и Александр Иванович Чернышёв, причем военный министр ее поддержал еще до императора, и именно он ее царю и изложил в весьма красочном стиле. Изложил сразу после того, как я ему показал (на полигоне возле Подольска) шоу «пехотное отделение в обороне». В роли шоуменов использовались два десятка специально обученных смышленых сапера, реквизитом служили две «упрощенных» пушки, к которым было изготовлено два десятка шрапнельных снарядов, а сами солдатики с огромным воодушевлением палили из карабинов с магазинами на дюжину патронов.

— Вы, Александр Васильевич, сразу бы сказали, что за оружие огнестрельное столь расхваливаете, противопоставляя его штыкам и саблям. А то я-то думал, что солдаты опять по выстрелу в минуту сделать сумеют, а с такими карабинами, вы правы, никакая конница, не говоря уже о пехоте линейной, не совладают. Один вопрос у меня остался: как скоро вы сможете подобное оружие в армию поставлять?

— Скоро, сейчас заводы по выделке и пушек, и карабинов уже строятся, осенью заработают. Однако сначала нужно хотя бы пару батальонов и орудию обучить, и его верному применению. И сразу предупрежу: не каждого солдата и даже офицера такому быстро обучить выйдет, но я, пожалуй, знаю, как годных выискать. Вы мне на стройку в Липню по одному полку на месяц летом присылайте, я там людей посмотрю, годный выберу…

— Считайте, что вы меня уже уговорили. А императора я уже сам уговорить смогу: теперь-то я уж знаю, что ему сказать.

В сентябре яхту на зиму поместили в новый эллинг: я разобрался наконец, как можно мачты с суденышка аккуратно снять. А в эллинге (в котором и козловой кран поставить успели) я аккуратно вытащил из яхты поломанный дизель и аккуратно его разобрал. А после этого так же аккуратно вытащил и второй дизель: после осмотра первого мне стало ясно, что тут сломалось. И стало неясно, почему до сих пор второй тоже не сломался до сих пор…

У меня особых сомнений в том, что отремонтировать моторы я сумею, не было: хитроумные китайцы (те самые, которые на шильдике поместили надпись «BW») особо не заморачивались с «умной электроникой»: судя по всему, они просто повторили датский мотор годов так шестидесятых (если не пятидесятых), и практически любую его деталь можно было на современной технологической базе воспроизвести. Имея, конечно, станки вроде моего «универсального» или даже его «нелицензионные копии» Тверского производства. И имея необходимые материалы. Например, алюминий…

Как делается алюминий, я прекрасно знал, впрочем, это почти каждый взрослый человек в России двадцать первого века знал: его делают из электричества. Электролизом получают из глинозема, а глинозем делают из боксита. Некоторые из хорошо учившихся в школе моих современников еще знают, что электролит в электролизной ванне изготавливают из криолита. Что такое криолит, я точно не знал — но оказалось, что современные химики уже знают такой камень. Так что осталось эти камни где-то найти (Карнеев мне подсказал, где конкретно) и начать делать алюминий. Тем более что я даже знал, где взять боксит: он в Бокситогорске водится…

Так что я, тяжело вздохнув, снова взял за хобот Авраама Ивановича Мельникова и очень вежливо попросил его выстроить мне в Подольске здание Академии электрических наук. А неподалеку — здание новой городской элеутростанции. И два десятка многоквартирных домов для будущих работников Академии, а так же общежитие для студентов электротехнического императорского института, еще кое-что по мелочи…

Маша откровенно смеялась, глядя на знаменитого архитектора когда я ему излагал все свои хотелки. А затем все же уточнила:

— Авраам Иванович, Саша просит не вас лично все это выстроить, а только общее руководство всеми архитекторами, кто этим заниматься будет, осуществлять. Чтобы все здания были в одном стиле, друг с другом гармонировали — и то в Москве или в Петербурге по улице пройдешь — так все дома друг на друга настолько непохожи, что становится и вовсе непонятно, ты в России находишься или в Германии какой, или даже, не приведи Господь, в Англии богомерзкой.

— Почему богомерзкой? — очень удивился Мельников.

— Так пресвятая дева Мария их называет, а она ведь не ошибается.

— Пресвятая дева… да, конечно. Александр Иванович, я с огромным удовольствием постараюсь просьбу вашу исполнить в самые кратчайшие из возможных сроки. И многих других очень хороших архитекторов на работу эту направить постараюсь, уверен, что ни один отказаться не посм… не пожелает. Думаю, что проекты всех зданий вам потребных я… мы уже зимой этой на ваше рассмотрение предоставим, а как снег сойдет, то и постройку начнем. И если запасы кирпича, цемента, прочего всего в наличии будут…

— Будут, будет и камень отделочный, какой вы пожелаете, и прочее все. Только вы уж всех архитекторов предупредите: здания сии — все до единого — должны иметь центральное водяное отопления с батареями чугунными, водопровод и канализацию. Я вам пришлю, где-то через неделю пришлю заместителя командира строительного батальона, который как раз такими коммуникациями и занимается на стройке в Липцах, он вам все пояснения должные даст, вы ему расскажете, как здания ваши до следующей осени выстроить. А о вознаграждении…

— Александр Васильевич, помилуй бог, о каком вознаграждении вы говорите? Помочь вам в строительстве — уже награда!

— Спасибо за комплимент, но я точно знаю, что даже самый хороший архитектор, если его не кормить, вскорости помрет. Так что все работы будут должным образом оплачены. А срок — срок я назвал. Всё, о чем я вам рассказал, должно быть выстроено до начала следующей осени, а лучше всего — уже к началу августа. И да, на качестве отделки и на материалах пусть никто не экономит: строить-то вы на века будете. Причем так строить, чтобы и правнукам вашим было чем гордиться, на здания эти глядя…