Идальго

Глава 9

Два дня я с утра и до вечера разговаривал с Николаем наедине. А все оставшиеся до отплытия дни — в основном общался с различными «специалистами», которых на встречи приглашал сам Николай. Практически все эти специалисты носили погоны (точнее, эполеты), и никого из них не было в чине младше капитана. Но они встречались со мной лишь один день, редко два — и только один из «приглашенных товарищей» присутствовал на всех моих встречах. Очень важный товарищ, по имени Александр Христофорович Бенкендорф.

Бенкендорф — в отличие от остальных — вопросов никаких не задавал, а просто слушал то, что я говорил приглашенным Николаем офицерам. То есть один раз он вопрос задал, но к моему рассказу отношения не имеющий:

— Господин Алехандро Базилио, вот вы постоянно говорите, что раскрытие этой информации иностранцам нанесет России большой ущерб… зачем вы постоянно это подчеркиваете?

— Не зачем, а почему. Потому что это нанесет России большой ущерб, но с которым Россия справится. Но это же нанесет куда как больший ущерб Аргентине и Уругваю, и мои страны в силу малости своей могут с подобным ущербом уже не справиться — поэтому я крайне заинтересован и в том, чтобы и Россия ущерба не претерпела.

— Понятно, спасибо. Продолжайте…

Ну я и продолжал. Продолжал рассказывать о том, что потребуется для постройки железной дороги, что потребуется для строительства металлургического завода, еще многое другое рассказывал — по большому счету, ничего принципиально нового (в смысле, тут еще неизвестного) я, собственно, и не говорил — но нынешнее образование было столь избирательным, что многие слушатели даже не подозревали о существовании каких-то уже довольно известных технологий. И, что важнее, даже не догадывались о том, как эти технологии можно использовать…

Николай тоже больше слушал — но каждый вечер, когда приглашенные уже расходились, он меня еще где-то на полчасика задерживал — и тогда уже вопросами просто меня засыпал. А сидящий (всегда) рядом Александр Христофорович так и продолжал молчать. Что меня немного все же напрягало — но именно что немного: про нынешний дипломатический этикет я уже очень много узнал от викария. И практически не верил, что мне главжандарм даже хотя бы попытается сделать какую-либо неприятность.

Но все хорошее обязательно заканчивается, и третьего августа «Дева Мария» отправилась в очередное плавание, правда на борту, кроме меня, было уже двенадцать русских офицеров. Только двенадцать все же недолго было: двоих пришлось ссадить на берег уже в Копенгагене, поскольку их так укачало за пару дней при не особо сильном волнении, что даже мне стало ясно: переход через океан они просто не переживут…

Николай с любопытством посмотрел на сидевшего напротив него шефа жандармов:

— Что думаешь об этом идальго, Александр Христофорович?

— Думаю я, Николай Павлович, что человек он весьма странный. Но — искренний, тому что говорит, он верит. А насчет знаний невероятных… не знаю, по крайней мере в географии он точно не силен. С другой стороны, ему это, видеть и не нужно особо, он своей яхтой управляет вовсе не по географии.

— А я не об этом спрашиваю.

— Одно могу сказать: британцев он ненавидит искренне, и — если мы с ними столкнемся — помощь оказать не задержится. Опять же, предложения его по заводам всяким весьма интересны, и в делах заводских он точно смыслит. За новостями в делах технических следит внимательно, всякую новинку тут же придумывает как к пользе применить. Но тут-то как раз и самое странное для меня: к пользе он норовит все приспособить не своей, а государственной. Я тут с людьми его поговорил — не лично, конечно, люди мои их порасспрашивали — так все они твердо убеждены, что стоит ему захотеть — и все страны в Америке Южной с радостью его хоть президентом, хоть королем выберут. Потому как верят они, что ему дева Мария покровительствует. И многие голос ее, с идальго разговаривающей, слышали…

— Я ее сам слышал.

— Не знаю, кого ты там слышал, но что на корабле женщин нет — в это я, пожалуй, и сам поверить могу. Одлнако если в Вене когда еще сделали автомат, в шахматы играть способный, то почему бы нынче не сделать автомат, способный женским голосом говорить? Хотя… пятеро из семи его посольских поклясться готовы, что явление пресвятой Богородицы своими глазами видели… так я не об этом: он может все те страны своей вотчиной сделать — а старается не себе все забрать, а людям тамошним жизнь счастливой сделать. И то, что он нашим инженерам говорил — все предлагаемое больше простым людям на пользу пойдет. Но почему я ему верить склонен, так это потому, что он особо оговаривает, что все заводы, по его проектам выстраиваемые, должны быть исключительно казенными.

— Так разворуют же всё!

— А купцы наши — они что, сами все работы у себя делают? Управляющих нанимают — вот и казна может управляющих честных подыскать.

— Самому не смешно?

— Так он и способы приведения людей к честности предлагает… действенные, по моему мнению. А даже если и своруют, как и у купцов оно случается — то лишь толику малую, а доход весь в казну пойдет. И опять же: всё, что нынче мы обустраивать начнем, будет выстроено за деньги, что он на это дело выделил, так что России, даже если и не выйдет из его затей ничего, всяко прибыток будет. А вот числа, что сей господин по образованию мужиков приводил, все же изрядное сомнение у меня вызывают.

— Согласен, сказочные у него расчеты получаются… но даже если он не вдвое, а вчетверо проврался…

— И снова скажу: казна трат не понесет, а увидеть, насколько расчеты его на правду похожи будут, нам всяко полезно. Ведь есть в его словах резоны, я тут специально попросил людей знающих вызнать кое-что. Ответ я, конечно, не так уж и скоро получить рассчитываю, но уже узнал, что в Дептфорде англичане на работу берут лишь тех, кто сам прошение напишет, причем в присутствии чиновника — а прошение там не простое, на трех страницах составляется…

— То есть…

— То есть я думаю, что пусть в новом городке на Кальмиусе он все обустраивает как хочет, вреда России дела его точно не нанесут.

— А этот, тайный его городок…

— Снова я с людьми знающими поговорил, и думаю, что если его печь секретная силами двадцати мужиков по семьсот пудов стали за час выделывать будет, то городок сей и стеной втрое против стен Кремля московского обнести за расход излишний не сочту. Что же до прокатной его машины…

— Александровский завод ее выделать до Рождества сможет?

— С такой-то премией, что он назначить успел, и раньше сподобятся. Только вот думаю я… он же сам цену каменьям своим назначил в полмиллиона, и не напрасно ли ты, Николай Павлович, ему и выручку свыше суммы сей отдать решил? В России тоже денег не хватает.

— Не стыдно тебе, Александр Христофорович, говорить-то такое? Граф сей просил эсмеральды продать по наибольшей возможной цене, лишь бы в срок до оплаты работ его успеть. Продали дороже — и хорошо, но поскольку деньги сии он на благо России тратить задумал, то ему их полностью не отдать — это как у себя же воровать получается. Это даже если о чести нашей не вспоминать…

— Не стыдно, я все думаю, из каких средств в городках его церкви поднимать: викарий-то его на церкви православные денег давать никак не хочет…

До Копенгагена яхта добежала меньше чем за двое суток, а затем за четверо суток добралась до Виго ­– и там еще сутки простояла. Мне еще в Буэнос-Айресе тамошние торговцы говорили, что в Виго самые низкие цены на масло с августа и до ноября, так что — хотя оно и стоила раза в три дороже конопляного, залитого в баки в Петербурге — его я там закупил почти три тонны. То есть три тонны сверх полутора тонн, уже сожженных по дороге: рисковать выходом из строя мотора электрического генератора я не хотел, а его уже на оливковом масле я в работе проверил и остался доволен.

Из Виго за неделю яхта доплыла до Барбадоса, причем при работе всего одного мотора в экономичном режиме, затем — после двух суток хода без парусов (потому что «против ветра») «Дева Мария» добралась до Бразильского течения — и уже совсем не спеша (и только под парусами) за неделю пришла в Монтевидео. Все же правильный выбор попутных ветров и течений сильно помогает не тратить время зря…

И не тратить уже подошедшие к концу продукты. Я очень не зря, как оказалось, не выкинул коробки из-под сока: в них я напихал тушеного мяса, заморозил, а потом бруски мороженой тушенки завернул в вощеную бумагу — и таким манером запихнул в морозильник почти полтораста кил ценного (и не требующего долгого приготовления) продукта. Но в день каждый «яхтсмен» тушенки потреблял минимум по фунту, так что на последнюю неделю пути ее уже просто не осталось. Но в порту Монтевидео я надеялся запасец быстро восполнить.

И порт меня порадовал, хотя и удивил изрядно: в нем одновременно находилось уже десятка два разных кораблей. Половина была бразильскими «нау» — то есть все теми же каракками, хотя и сильно осовремененными (то есть вообще без каких бы то ни было украшений), а еще половина была судами вполне себе «европейскими»: сразу три шхуны стояли с болтающимися британскими флагами, пять разномастных довольно больших судов несли на флагштоках «матрасы», а еще три судна, причем три самых больших в порту, свою национальную принадлежность не демонстрировали.

Ну а меня радостно встретил Лоренцо Фернандес — младший попик из «аспиринового картеля» — который, как оказалось, в порту и болтался из-за того, что большинство кораблей именно за аспирином и пришли.

— Дон Алехандро, — первым делом восторженно прокричал он, перебравшись на яхту с лодки, — ты был абсолютно прав: эти пилюли британцы и американцы покупают все, что мы изготовить успеваем!

— Здравствуй, Лоренцо.

— Да, здравствуй, Алехандро, извини за невежливость, но я так обрадовался, увидев «Деву Марию»! Надеюсь, путешествие твое было благополучным?

— Вполне. Но почему тут все эти лоханки болтаются, неужели им не хочется поспешить и продать пилюли у себя?

— А мы не успеваем изготавливать их столько, сколько они хотят купить, вот и ждут, когда мы их сделаем. Тут, — он махнул рукой в сторону стоящих судов, — некоторые уже больше месяца ждут, и готовы и больше ждать, чтобы товар наш получить.

— А увеличить производство?

— Мы пробовали, но весна только наступила, а из того, что мы собирали зимой, препарата получается втрое меньше. И у нас уже просто не хватает рома. Бразильцы в основном как раз с грузом патоки к нам пришли, падре Ларраньяга предложил цену заметно выше, чем в Рио… но все равно рома у нас не хватает. Но скоро все в рост быстро пойдет, тогда уже и пилюль у нас будет больше.

— Это радует. А это — познакомься — наши гости из России, инженеры. Они нас кое-чему научат, мы им кое-что покажем… ты сильно занят? Мне хотелось бы обсудить некоторые вопросы с де Тагле… но сначала хотелось бы разместить этих достойных господ.

— Тогда тебе лучше отправиться в Буэнос-Айрес, у нас все гостиницы забиты торговцами иностранными: пилюли мы только в Монтевидео продаем, вот у нас суда все и стоят — а сами торговцы предпочитают не в трюмах спать, а в домах на суше. А еще мне поручено следить за постройкой университета и я не успеваю следить за тем, что еще в городе происходит, так что я просто не знаю, что этим господам можно достаточно достойного предложить. Ты извини, но так уж получается… Но если тебе нужна свежая еда или вино, то я распоряжусь, через два часа все нужное тебе доставят.

— Тогда распорядись доставить тушеное мясо с овощами, мы здесь пообедаем и отправимся, как ты советуешь, в Буэнос-Айрес. То есть еще двадцать квинталов очищенного масла, если оно есть уже на складах в порту. А падре Ларраньяга где? Было бы невежливым не посетить его…

— Он тоже в Аргентине, там обсуждают постройку нового завода. Очень дорогого… но больше я про это ничего тебе не скажу. И побегу: дел очень много. Обед вам привезут не позднее, чем через час. А масло… Дон Энрико хранит для тебя уже почти сто квинталов специально подготовленного для «Девы» масла, может, тебе оно лучше будет?

— Рико уже дон? — усмехнулся я.

— Ну да, он и дон Филиппе на земле, которую им выделил алькальд, посадили оливковые деревья. Три кабальерии оливковых деревьев, это же больше, чем у всех прочих помещиков! Вот алькальд и решил, что люди они достойные… их алькальд назначил управляющими городской плантацией.

— И когда они успели-то? За это время, да еще зимой, даже семена прорасти не успеют.

— Рико сказал, что в детстве он помогал отцу на оливковой плантации, и сажал не семена, а уже ветки… обещал, что больше половины деревьями станут. Не врал: уже сейчас много этих веток новые листья выпустили. Если тебе интересно… когда вернешься из Буэнос-Айреса, сам его расспроси: земля эта в трех лигах от города, а ты спешишь сейчас…

В Буэнос-Айресе местные власти приличное жилье для русских «инженеров» нашли почти сразу, а затем я с этими «властями» обсудил дальнейшую «увеселительную программу» гостей. Двоих отправили на заводик, где строился паровоз, а остальные на следующий день отправились в Кордову, где относительно неподалеку (всего в сотне километров от города) потихоньку начали копать железную руду и рядом с копями уже строился небольшой металлургический завод. Вообще-то им там делать было особо и нечего, я им поручил только ознакомиться с конструкцией возводимой там германской домны, уточнить, какие машины для ее работы нужны были (и кто такие машины изготавливает), а так же посмотреть, как тут руду добывают. Конечно, все это можно было и поближе увидеть, в той же Германии например — но у меня были совсем иные намерения относительно данной командировки.

Вообще-то все «командированные» были вообще не инженерами (в обычном понимании слова или «горными»), их Николай (а, скорее, все же Бенкендорф) выбрал по параметрам «преданности царю» и исходя из знаний языка. Четверо (а изначально шестеро, но двое Европу так и не покинули) довольно терпимо могли изъясняться по-испански, пятеро владели немецким и вообще все французский знали не хуже, чем русский. Что же касается именно «горных» знаний (в которые здесь и теперь включались и знания в металлургии и машиностроении), но трое были «пушкарями» — то есть даже успели поработать на производстве пушек, а остальные… Николай относительно них сказал, что «люди они упорные, научаться».

Ну, они и учились, по дороге в Монтевидео почти без перерывов учились. А по поводу того, что яхта сама по себе куда-то плывет, они уже на третий день беспокоиться перестали — сразу после того, как яхта «сама прошла» через Датские проливы. Правда, после этого они на меня стали посматривать… специфически — зато у них усердия в изучении наук изрядно добавилось. В особенности усердия в изучении науки физики: я им показал, как работает электромотор, рассказал, что парусами управляют такие же моторы, сообщил, что моторы бывают разные и чтобы самому такой сделать, как раз физика и нужна…

А так же нужны материалы соответствующие и много другое — после чего предложил им самим выбирать, чему они научиться хотят, но указал и на то, что для углубленного изучения любой инженерной науки им всяко потребуются основы знаний физики и математики — а того, что они в военном училище получили, им не хватит. Поэтому тяга к знаниям у них проклюнулась просто необыкновенная. То есть еще до того, как мы в Аргентину попали, проклюнулась — а вот потом…

Потом было потом, а я занялся делами рутинными и скучными. Потому что большинство дел в жизни именно такие: скучные и рутинные — но абсолютно необходимые.

На то, чтобы прицепить запасной генератор к паровой машине, у меня ушло три недели, в течение которых я вообще не разгибался, и со мною не разгибались сразу несколько человек: с десяток местных кузнецов, а так же два инженера — аргентинец дон Карлос Серрано и уругваец дон Пио Мора. Два дона изготовили редуктор, превращающие шестьсот оборотов в нужные генератору семьсот пятьдесят, еще дон Альваро, который уже начал делать резиновые клапана для бачка унитаза, изготовил мне полсотни метров медного кабеля в резиновой изоляции — и я, внутренне холодея от страха, отключил «штатный» генератор и подал на яхту ток от паровой времянки. Ну что, очень вовремя я это проделал: мотор, который проработал пятнадцать месяцев без перерыва, причем последние полгода вообще на постном масле, изрядно закоксовался внутри, так что чистка отказалась более чем своевременной.

На самом деле я больше всего опасался, что просто не успею переключиться на «резервный источник»: вообще-то бортовые аккумуляторы, через которые запитывались все системы яхты, «по паспорту» должны были продержаться несколько часов — но ведь много чего где написано, а как оно в реальной жизни будет, никто предсказать не мог. Но с другой стороны в порту электричество на управление парусами не тратилось… так что все успел. И замеры показали, что аккумуляторы разрядились процентов всего на десять.

Разбирать и собирать мотор мне тоже доны очень активно помогали — но от них я его секретить вообще не собирался: а вдруг они сами сумеют что-то подобное изготовить, а мне запасной мотор явно не помешает. Правда у них пока даже малейших шансов где-то разжиться парой центнеров алюминия не было — но ведь мотор можно и чугунный сделать. Если придумать, как на современной технологической базе изготовить топливные форсунки — но в любом случае это был «проект на будущее», так что у меня и надежд особых на это не было. А «почти новый» мотор уже был.

С моторами ходовыми все оказалось куда как лучше: они и проработали не очень много, и вообще их делали в расчете на то, что работать им придется на чем угодно, включая мазут — так что мы лишь один открыли, посмотрели на него и закрыли обратно. Но на все это у меня ушло почти три месяца — а когда я решил, что яхта еще пару раз до Питера и обратно прокатиться без особых проблем сможет, из Кордовы вернулись «командировочные». С некоторым опозданием против ранее намеченного графика вернулись, но я вообще по этому поводу не переживал, поскольку едва ППР закончил.

Еще неделя ушла на подготовку к поездке в Петербург: все доступные емкости были заполнены «биодизелем», огромный морозильник был загружен продуктами (главным образом — все той же тушенкой), риса было погружено несколько мешков — и основной проблемой стало решение вопроса «куда все это распихать». Потому что в рундуках кают стояли бачки с топливом, на кухне (крошечной) места вообще свободного не было — так что все закончилось тем, что четыре мешка с рисом были просто положены в «аварийную шлюпку». Правда, засеем она вообще было нужна, я уже не понимал: на ней едва могли разместиться пара человек, а в Петербург, кроме «командировочных», отправилось еще три человека: два дона инженера и выбранный «официальным постоянным послом» доном Мигелем Барейро. Причем этот дон хотел с собой еще и жену взять, но донья Габриела все же вняла голосу разума и решила добираться до Петербурга более «традиционными» путями.

Просто потому, что на большой американской шхуне она могла и слуг с собой взять, и не тесниться в чуланчике размером в два квадратных метра — а сезон штормов в «южных марях» уже закончился и по крайней мере до Портсмута добираться морем было не страшно. А вот дальше…

Для обратного пути железяка маршрут выбрала с моей точки зрения не самый хороший: она решила, что есть шанс проскочить до Виго практически по прямой. В целом это было не особо и плохо — вот только когда в южном полушарии было спокойное лето, в северном стояла довольно штормовая зима и последние два дня из десяти, потраченных на этот путь наглядно показали всем, почему моряки во все времена боялись зимой плавать в этих краях. То есть до Виго мы дошли еще достаточно спокойно — а вот потом, чтобы обойти настоящие шторма, пришлось уйти очень далеко от побережья — так что в том же Копенгагене все на берег просто сползли едва живые. И там в себя приходили два дня — а потом отправились дальше, в Ревель: все же «Дева Мария» ледоколом не была и шансов до конца апреля придти на ней в Петербург не имелось ни малейших.

Поскольку такой вариант был заранее обговорен, в Ревеле нас уже ждали — и все пассажиров быстро погрузили в кареты и повезли в столицу. А я — поскольку оставлять яхту без присмотра вообще не собирался — остался на ней и нанялся тем, чем собирался заняться уже почти полгода: подготовкой к использованию изобретения британца Ховарда. То есть само изобретение мне Ларраньяга воспроизвел в должных количествах — но любая вещь требует и инструментов, которые позволяют вещи себя проявить. Поэтому я достал заготовленные железяки и включил небольшой универсальный станочек. И простоял возле этого станка целых три месяца…

Простоял, конечно, с перерывами на еду и сон — но простоял не зря: когда гонцы сообщили, что водный путь к Кронштадту открылся, у меня было что показать… не царю, а все же Александру Христофоровичу. То есть царю я тоже эту замечательную штуку покажу — но потом. Когда мы вместе с Бенкендорфом решим, что же на самом деле можно с этой штукой наделать…