Идеальная жена. Постчеловеческая история

Глава 1. Полено для папы Карло

Я подтянулся на перилах и запрыгнул на лоджию. Мы жили тогда на первом этаже. Огляделся по сторонам, как вор. Вечерело, дети играли в песочнице, мужики в беседке резались в домино, старушки сплетничали на лавочке. На меня никто не обратил внимания. В этом доме я прожил пять с лишним лет, в лицо меня все знали. Заподозрить в криминале хозяина квартиры соседям и в голову бы не пришло. Парень, видать, забыл ключи от квартиры. С кем не бывает.

Я заранее поставил на кухне табурет под окно и отвёрткой ослабил шурупы на форточных защёлках. Нажал ладонью на край форточки, и она, пружиня, с ударом о вторую створку, распахнулась внутрь.

Неделю назад жена готовилась к отъезду, решила на время развода отвезти сына к матери. Поздним вечером я занёс деньги им на дорогу. Казначейские билеты всегда улучшали ей настроение. И на этот раз она смилостивилась и разрешила поиграть с сыном, а когда он заснул, даже предложила чаю. Малыш заплакал, она вышла в спальню. В это время я и приготовился к взлому.

Откуда взялся на подоконнике цветок? Я же специально расчищал место для приземления! Глиняный горшок с грохотом свалился на пол. Рассыпанную землю я заметал впотьмах. Жена могла прийти с минуты на минуту. Благо горшок остался цел, лишь слегка треснул, но я поставил его трещиной к окну, чтобы она не бросалась в глаза. Потом накрепко прикрутил шурупы на защёлках и плотно закрыл форточки.

В ящике кухонного шкафа отыскал нож с большим лезвием. Прошёл в гостиную и спрятался за шторой.

Расчёт мой был прост. Утром жена вернулась в город одна, без сына. Я сверялся, звонил ей на работу. Недельная разлука для любовников – солидный срок. Сердечный друг должен обязательно нарисоваться сегодня. Замок в двери она поменяла, ключ мне не дала. Значит, спокойна, что ревнивый муж, изгнанный из собственной квартиры, не ворвётся среди ночи.

А когда они улягутся в койку, и она будет стонать под ним, я войду в спальню и убью их обоих.

Жена пришла примерно через полчаса. Одна. Включила свет в прихожей и сразу побежала в туалет. Я уже начал сомневаться в обоснованности своих подозрений, но в дверь позвонили. Хозяйка спустила воду и, не помыв рук, побежала открывать. Это был он. Студент из соседнего подъезда. Мне было хорошо его видно через тюль.

Как-то осенним вечером, уставший после работы и обвешанный сетками с продуктами, я подходил к дому. И мой взгляд совершенно случайно задержался на одном окне. Обнаженные мужчина и женщина курили в форточку. У меня хорошее зрение. Родное белое тело жены трудно спутать с другой женщиной. Он первым увидел меня во дворе и указал рукой в мою сторону. Характерным, присущим только ей жестом великосветской дамы, она отмахнулась от проблемы как от назойливой мухи и увлекла его в темноту квартиры. Дескать, какие мелочи, дорогой, давай лучше займёмся делом.

Моя ладонь вспотела, сжимая рукоятку ножа. Сердце клокотало от ненависти, но я сдерживался, твёрдо решив дождаться постельной сцены.

Он протянул ей красную розу, в другой руке держал бутылку «Медвежьей крови». Они замерли в поцелуе.

Я бы на его месте сразу увлёк её в спальню, но студент оказался более воспитанным. И они пошли на кухню.

– Земля! Он был здесь! – раздался испуганный крик жены.

– Кто?

– Муж.

– Но как он сюда мог попасть? Я же сам менял замок. Ты ведь не давала ему ключи?

– Нет. Не давала. Но эта скотина всё может.

Они проверили вначале спальню, потом зашли в гостиную.

Я не позволил им включить электричество. Рывком отдёрнул штору и вышел в просвет.

– Молитесь, сволочи!

Они застыли как вкопанные. Их лица побелели от страха. Наверное, я был ужасен в этот миг. Из мрака в отблеске коридорного освещения сверкали мои, полные ненависти, глаза и лезвие ножа.

– Ты же сам первый ушёл… – пролепетала жена.

Из-под штанины студента появилась лужица. Он схватился руками за грудь и стал оседать на пол.

– Врача! Надо срочно вызвать врача. У него же больное сердце!

К такому повороту событий я не готовился. Моя ярость к нему остыла, но не к ней.

Жена села рядом с лежащим любовником. Я подошёл вплотную, схватил её за волосы и вытащил в прихожую. Потом прижал к зеркалу и поднёс к горлу нож.

– Это он вызовет труповозку. Для тебя. Если очухается.

Она дёрнулась, но я плотнее прижал лезвие к её шее.

Зрачки! Вы знаете, какие у неё были зрачки? В глазницах было одна чернота. И тогда я понял, что никогда не смогу её убить. Я отхватил ножом прядь волос. Воткнул орудие несостоявшегося преступления в дерматиновую обивку и изо всех сил захлопнул дверь за собой.

– Вот эти волосы, доктор. Три года, как её похоронили. Спилась. Сын уже разводится. Неужели из этой пряди можно воскресить её молодой и красивой?

– Современная наука вообще может многое. Только учёные не в состоянии до конца просчитать последствия своих открытий. Карибский кризис заставил многих стать сдержаннее в дерзновении поиска. Шутка ли – поставить мир на грань катастрофы. Взбешённый наглостью русских, разместивших свои ракеты на Кубе, президент Кеннеди кричал в трубку: «Мы вас можем уничтожить пятьдесят один раз!» И получил от Хрущёва удар под дых: «Мы вас можем уничтожить семнадцать раз. Но я думаю, что и одного хватит!» Наверное, тогда впервые человечество осознало до конца собственную мощь и ужаснулось. Оно само сотворит апокалипсис! Овечку Долли клонировали почти два десятилетия назад. Думаете, за это время учёные не научились клонировать людей? Не смешите мои тапочки. Подумаешь, церковь против опытов над геномом человека. Пусть законодательно клонирование человека запрещено во всех странах. Поэтому мы и работаем в нейтральных водах мирового океана. Для создания клона достаточно одной молекулы ДНК, мистер Адам, – эскулап самодовольно улыбнулся, обнажив белоснежные крепкие зубы. – А здесь у вас очень много молекул. Были бы только деньги.

– Относительно затрат и вашего гонорара можете не беспокоиться. Я заплачу столько, сколько скажете. Мне важен исключительно результат.

Доктор удовлетворённо потер руки.

– Это наш стандартный договор на изготовление клона. Можете ознакомиться, – он протянул мне папку из белой кожи. – Только ещё раз обращаю ваше внимание на полнейшую конфиденциальность этой сделки.

Я мельком пробежал глазами текст.

– Но мой случай особый. Мне нужно не просто тело, а настоящая жена. Не современная кукла, у которой в голове одни ток-шоу, бутики да ночные клубы. А женщина из прошлого века. В заданных материальных формах, но совсем с другим характером.

– Понимаю, понимаю, – создатель клонов сочувственно покачал головой. – Вы же не настолько кровожадны, чтобы заново умертвить вашу покойную супругу.

– Бывшую супругу, – поправил я неудачно пошутившего собеседника. – После того инцидента я развёлся с ней, и больше никаких контактов. Только денежные переводы на содержание сына, пока он не достиг совершеннолетия.

Доктор извинился.

– Произвести мясо, даже человеческое, много ума не надо. Открытие ускоренного развития клеток позволяет нам выращивать сложные организмы в сотни раз быстрее их естественного биологического созревания. А вот что будет в голове у вашей Галатеи – дело сугубо индивидуальное, ювелирное и творческое. Я не столько генетик, сколько психиатр и чуточку нейрохирург. В моей компетенции – внутренний мир продукта. Ни много ни мало – сама человеческая душа.

– Ну, уж вы и впрямь возомнили себя Господом! – не выдержал я такого бахвальства. – Пусть клонирование и творит чудеса, но даже современной медицине не под силу сотворить характер и душевный склад человека.

Я налил воды в стакан и поинтересовался именем моего визави.

– Зовите меня просто Моисеем, – представился психиатр. – А вы ведь тоже еврей, мистер Адам?

– Мой дед, старый марксист, так отвечал на этот вопрос: «Все мы от Адама». А я вообще Адам.

– А я Моисей. Вот и познакомились, – рассмеялся доктор, но чувствовалось, что ответ его разочаровал.

– Мой бизнес тоже связан с созданием искусственного интеллекта. Компьютер по образу человеческого мозга – уже не фантастика. Можно заставить машину принимать решения и распознавать речь, даже запахи, но научить её любить невозможно!

– Вы абсолютно правы, коллега, – Моисей демонстративно похлопал в ладоши. – Только мы работаем не с искусственным мозгом, а с живым. Наша специализация – не киборги в человеческом обличье, а настоящие люди, которые кому-то зачем-то нужны.

– Но как вы решите проблему памяти? Конструируете психологический портрет, а потом скидываете его на какой-нибудь флэш-накопитель и вживляете клону в мозг?

– Да, боже, упаси! – Моисей чуть было не перекрестился. – Вы точно зациклились на своей информатике! Никаких микрочипов, файлов памяти, флэшек, жёстких дисков мы нашим детям в мозг не запихиваем.

– А как вы зададите моей будущей жене качества характера, которые я хотел бы в ней видеть?

– Внушением, дорогой вы мой, исключительно внушением и ничем более.

– И ваши психиатрические штучки пересилят генетическую программу? Никогда не поверю!

Похоже, я достал даже психиатра.

Моисей встал, давая понять, что разговор окончен.

– Для первого раза довольно. Аванс вы уже перевели. Поэтому я отдаю эти волосы в производство. Будем считать, что полено уже у папы Карло. А каким получится Буратино, зависит от нас с вами, насколько мы поймём друг друга. Стюард проведёт вас до каюты, мистер Адам. А завтра мы продолжим беседу.

Полено? Цинично, но точно отражает назначение этого набора молекул. Но почему я выбрал в качестве заготовки для идеальной жены именно её, мать моего сына? Ведь у меня было столько женщин: и красивых, и умных, и добрые даже попадались! Если у Моисея что-то пойдёт не так и он не сможет облагородить исходный материал, то я огребусь по полной программе. Развод был для меня спасением. Еще пара лет совместной жизни, и здравствуй, психбольница. Это была эвакуация из зоны бедствия. Неужели я и впрямь в глубине души такой мазохист, что подсознательно желаю заново испытать весь этот кошмар?

Река, впадая в океан, отдаёт свои воды безбрежной и взбалмошной стихии. Самец богомола позволяет самке съесть себя при спаривании. Самоубийство, предопределённое природой. Нечто подобное довелось испытать и тебе. Единственное всепоглощающее настоящее чувство к женщине. Однажды войдя в неё, ты словно провалился в бездну, потерял самоидентификацию, растворился в ней, испытав при этом полное и абсолютное блаженство.

Ты даже порвал отношения с матерью, категорически не принявшей твою невесту. Бедная матушка не смогла пережить такого предательства. Инсульт хватил её сразу после свадьбы, от которого она так и не оправилась. Ты был готов на всё ради этой женщины. И на подвиг, и на убийство. Посмотри на выцветшие свадебные фотографии. Ты же невменяем, загипнотизирован ею как кролик удавом. Какими собачьими глазами ты смотришь на неё! А она просто играет очередную роль. Она вешает тебе лапшу на уши, а ты их и развесил. Про отца, большого босса, про мать, видную профсоюзную деятельницу, про актёрскую школу, где она учится экстерном, про интернат при балетной студии, куда её отдали малюткой бесчувственные родители. Ложь, сплошная ложь от начала до конца. Она не просто врёт. Она выдумывает миры и живёт в них.

Тому, кто покусится на эти сокровенные фантазии и попытается вернуть её к реальности, не будет пощады! Ты взбунтовался и вырвался из летаргического сна, но убил иллюзию. Из первого воздыхателя ты превратился во врага номер один. И как предатель подлежал уничтожению или, по крайней мере, забвению. А твоё место по праву должен занять другой самоотверженный герой.

Твой океан страсти почему-то оказался неправильным. И сейчас, став солидным и богатым дядей, ты возомнил себя равным Богу, что в твоей воле исправить и облагородить его промысел. Остановись, пока не поздно! Может быть, пережитые тобой эмоции имели как раз такую цену? Или ты недоплатил судьбе и сейчас стремишься вернуть долг?

А. Доктор, а можно внести некоторые физические усовершенствования в объект?

М. Сколько угодно за ваши деньги! Каждое изменение в структуре ДНК имеет свою цену. Вот прайс. Ознакомьтесь.

А. Нельзя ли ей чуточку увеличить лоб? А то низкий лоб – признак упрямства и сварливости. Лоб портил её. А ещё я бы хотел уменьшить ей щиколотки. Видите ли, я люблю у женщин узкие и стройные щиколотки, как у породистых лошадей. А у моей жены были не такие. И, вообще, её ноги с возрастом имели склонность к отёку.

М. Не переживайте. Все природные дефекты мы исправим. Вы принесли её фото?

А. Да, конечно.

М. Фигуристая девушка. Одобряю.

А. Мне б ещё хотелось чуточку уменьшить её формы. Килограммов на пять. Каноны красоты и мои предпочтения изменились за четверть века. И ещё, доктор. Не забывайте: у неё плохая наследственность. Отец умер от алкоголизма. Она, впрочем, тоже.

М. Не переживайте. Это исправимо. А относительно старения объекта могу вас успокоить. Благодаря нашим методикам клон интенсивно развивается только в первые два месяца, достигая приблизительно двадцатилетнего человеческого возраста, а потом консервируется в расцвете сил на эти же двадцать лет. Поэтому ваша жена и в сорок будет выглядеть на двадцать, а в пятьдесят пять у неё только появятся первые морщины. В общем, на ваш век, Адам, она останется молодой и красивой.

А. Это просто замечательно, Моисей. А то после родов жена сильно изменилась, располнела, кожа её одрябла. Есть такой тип женской красоты. Их еще называют скороспелками. Быстро распускаются, цветут недолго, но очень сладко и так же быстро увядают.

М. О! Я понимаю, о ком вы говорите. Если бы я мог сохранить свою жену двадцатилетней девушкой, то был бы счастливейшим из смертных. Я уже начинаю вам понемногу завидовать, Адам. Один только вопрос, чтобы уточнить вашу мотивацию. Вы тратите миллионы на то, что можно получить бесплатно, по любви. Неужели во всём мире не можете найти женщину, близкую к вашему идеалу?

А. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. За любовь, как правило, приходится платить особенно дорого. Современные женщины освоили такие технологии обольщения, компьютеры не додумаются.

М. Ужель все поголовно дочери Евы столь коварны и развращены потребительским веком?

А. Белые женщины – в подавляющем большинстве. Негритянок и азиаток я как-то в качестве спутницы жизни не рассматривал. Хотя, думаю, там статистика немногим лучше.

Не забывайте и о моём статусе. Сантехнику Джонни проще найти свою официантку Тилли. Но так сложилась жизнь. Я – совладелец крупной компании. В моём кругу нет счастливых семей. И там бесполезно искать.

Ровесницы переживают менопаузу. Несмотря на чудеса косметологии и пластической хирургии, у них в лучшем случае остался лишь внешний глянец. Меня возбуждают более молодые женщины. До сорока. А им Сеть и телевидение настолько промыли мозги, что ни о каких чувствах и речи быть не может. Один голимый секс без души. И деньги, много денег. Противно.

М. Каждый зарабатывает как может.

А. Да, я всё понимаю. Мне просто повезло, что я разбогател, особо не поступившись своими принципами. Но это получилось как-то само собой. Я никогда не зацикливался на деньгах. Они у меня всегда были.

М. Ну так возьмите себе девушку из какой-нибудь религиозной семьи и воспитайте из неё свою Галатею!

А. Да пробовал уже, даже дважды. Ни к чему хорошему это не привело. Теперь уже поздно думать о чём-то новом. Сколько бы я ни занимался спортом, как бы правильно ни питался, мне уже шестой десяток. У меня, как и у сверстниц, осталась только память о чувствах. Мой мужской климакс уже позади. Нет, как мужчина я ещё на что-то гожусь, и даже сперматозоиды активны. Но я не могу полюбить женщину. Лимит душевных переживаний, что Господь отпустил мне, исчерпан. Поэтому я здесь. Помогите оживить прошлое, собрать воедино разорванные чувства. Их было немного в моей жизни. Всего-то четыре. Про одно я уже рассказал.

М. Значит, вы хотите получить сразу четырёх разных жён. Прямо как правоверный мусульманин. Коран это разрешает.

А. Мне нужна одна, но лучше любого гарема.

М. Женщина, вобравшая в себя все достоинства четырёх, но лишённая их недостатков.

А. Прямо читаете мои мысли.

М. Это обойдётся вам на двадцать процентов дороже. Ещё придётся напрячь память и вспомнить кризисные моменты ваших отношений с этими дамами. Мне также понадобятся их личные вещи, фото, видео, подарки…

У каждого из нас в голове свой микрокосмос. Десять миллиардов нейронов. Они взаимодействуют между собой, образуя причудливые цепи и сочетания. Чем больше сообществ нейронов, тем человек интеллектуально развитее. От количества клеток головного мозга ум не зависит, только от их взаимодействия.

Мозг делится на правое и левое полушария. Утрированно говоря, справа живет художник, слева – бухгалтер. Если они сотрудничают, человек успешен. А на нет, как говорится, и суда нет. Тогда каждый сам за себя.

Деление на верхнюю и нижнюю части нам важнее. Сверху – серое вещество, рациональное, повседневное сознание. По-научному – бета-уровень. Это лишь верхушка айсберга. Под ним заповедная зона, или подсознание.

Альфа-ритмы головного мозга активно используются всеми религиями. Молитвы, медитации, трансы, сны, творческие порывы – это всё альфа, первый уровень внушаемости. На него выйти достаточно просто. Надо просто верить, расслабиться или правильно настроиться.

Под ним тета-уровень. Волны мозга здесь движутся втрое медленнее, чем в повседневном сознании. Сюда проникают лишь избранные. Талантливые гипнотизёры, шаманы, психиатры, жрецы. На этом уровне эффективна гипнотерапия.

И, наконец, уровень дельта. Марианская впадина, глубина из глубин, начало всех начал, первозданная чистота, абсолютная пустота, колыбель человеческого я. Это уровень пророков. Волны мозга – в десятки раз медленнее. Здесь можно вспомнить и внушить всё что угодно: прошлые и даже не существовавшие никогда жизни. Какое-либо сопротивление отсутствует начисто. Современные технологии «промывки мозгов» направлены на достижение этого уровня. Нам удалось продвинуться дальше других.

Глава 2. Венский вальс

– Не оставляй свой волос! – причитала по-немецки цыганка.

Длинный тулуп до пят из светлой овчины, цветастый платок, болтающиеся в ушах золотые серьги невероятных размеров, испещрённое оспинками лицо. Ее облик диссонировал с имперской чопорностью министерских зданий, добротной одеждой безразличных прохожих и с теплотой яркого мартовского солнышка.

Старая ведьма выпрыгнула из‑за газетного киоска и, хвать – вырвала у меня из шевелюры волос.

– Не уходи, несчастье тебе будет, молодой и красивый. А позолотишь мне ручку, отведу твою беду. А какую любовь приворожу, век не забудешь!

Я стоял в растерянности, не зная, что делать. Разум настоятельно рекомендовал плюнуть на эту мошенницу и отправиться дальше по своим делам. Но какое-то шестое чувство удерживало.

– Шиллинга хватит? – робко поинтересовался я.

Она выхватила купюру из моих пальцев и завернула в неё волос.

– Ой, мало, господин. Волос ладонь жжёт. Не жалей, ещё давай. Судьба твоя сейчас решается!

Хитрая бестия выцыганила у меня все деньги – сто пятьдесят шиллингов, всё, что я отложил на лечение.

Ещё секунду назад купюры были в её руках, вдруг она резко всплеснула рукавами тулупа, и мои денежки растворились в утренней городской дымке.

– Где мои деньги?! Я вызову сейчас полицию!

– Они сгорели, – усталым голосом произнесла цыганка. – Иди своей дорогой. Будет тебе счастье.

И я, как послушный телок, поплёлся на трамвайную остановку.

На курорт я всё-таки поехал. Деньги мне одолжил один артист из Ленинграда. Он был старше меня, но в отцы не годился. Так, старший, умудрённый опытом товарищ. На родине он успел сняться в нескольких нашумевших фильмах, приобрёл популярность, особенно у женщин. Его отъезду на землю обетованную советские власти вначале препятствовали, но началась шумиха в западной прессе, и его отпустили. Горбачёв уже примерял лавры реформатора, а досадные мелочи могли навредить его новому имиджу.

Вырвавшись из‑за железного занавеса в свободный мир, восходящая звезда экрана отказался ехать на историческую родину. В Израиле киноиндустрия не сильно развита. Мечта любого актёра – Голливуд, мировая фабрика грёз. Как у меня, выпускника физтеха, – знаменитая Кремниевая долина. Тогда многие искатели лучшей жизни использовали свои еврейские корни, иногда очень сомнительные, как повод для отъезда из Союза. С Александром, так звали моего друга, нас связывали липовое еврейство и мечты о Калифорнии. Но Америка не настолько нуждалась в нас, как мы в ней. Миграционные службы изматывали бесконечными проверками, и мы почти полгода кантовались «на венской пересылке» (по меткому Сашиному выражению).

Развод и выезд из СССР отняли у меня много здоровья, а венское вынужденное безделье окончательно его подкосило. В одно хмурое зимнее утро я не смог встать с постели, чем сильно испугал соседа по комнате.

Саша вызвал врача. Меня отвезли в госпиталь с острой почечной недостаточностью. Долго там держать не стали, бесплатно людей без гражданства в Австрии не больно-то лечат. Обкололи антибиотиками и отправили восвояси. Один сердобольный доктор настоятельно рекомендовал мне лечение на водах.

– Поедем в Баден, как истинные аристократы, – предложил Александр.

– Но там почки не лечат. Мне нужно в… – я назвал небольшой курорт в двух часах езды от Вены на автобусе.

– Но это же деревня, – сморщил нос мой товарищ. – Никакой культурной жизни. Одно старичьё чалится. Или тебе нравятся дамы пенсионного возраста?

– Мне нужно лечиться. А ты можешь остаться в номере один. Пригласишь какую-нибудь фрейлейн. Тебе ж не надо промывать почки.

– Нет уж, дудки. Деревня так деревня. Всяко лучше, чем здесь. У меня эта Вена уже в печёнках сидит. В одиночестве я помру здесь от скуки.

И действительно, стоило нам выехать из столицы, как хандра мигом улетучилась. Каменные городские колодцы ещё хранили остатки зимних холодов, а на природе властвовала весна. Поля ярко зеленели молодыми посевами, маленькие фермерские тракторы деловито ползали по пашне, виноградные лозы пустили лист, а в рощах гомонились стаи птиц. Сверкающий на небе диск так слепил глаза, что пришлось надеть солнцезащитные очки.

Автобус привёз нас в сказку. Иначе трудно назвать этот городок. Всё солнечно, нарядно, красочно и настолько аккуратно, геометрически выверено, как в каком-то игрушечном королевстве. Среди отутюженных полей для гольфа ладные бюргерские домики соседствовали с крытыми жёлтой соломой мадьярскими хатами. Из кофейни под открытым небом возле городской ратуши доносились потрясающие запахи молотого кофе и звуки неувядающего венского вальса. Сквозь кроны вековых дубов старинного парка с солнечными полянами и тенистыми аллеями проглядывали вдали контуры средневекового рыцарского замка. И главное – радостные, открытые, ничем не озабоченные лица просто гуляющих людей. Мы с Александром со своими эмигрантскими комплексами выглядели чужеродными телами на этом спокойном и размеренном празднестве жизни.

Комнату мы сняли в частном пансионе одной пожилой фрау. Стоимость нас приятно удивила. По сравнению с аппетитами столичных домовладельцев аренда здесь была даже нам по карману. В стоимость пансиона входило ещё питание и консультации проживавшего по соседству доктора. Поэтому вместо запланированных двух недель мы решили остаться здесь на все три.

Всё было б хорошо, если бы из меня не посыпался песок. Здешняя минеральная вода растворяла, оказывается, даже камни в почках. Седенький доктор по-детски радовался эффективности предписанного им лечения. Зато самому наблюдаемому приходилось совсем несладко. Дикие боли в пояснице, о других вещах я лучше просто умолчу – над унитазом выл, как подстреленный пёс.

Александр не находил себе места, он-то приехал отдохнуть и развлечься, а напарник для приключений выбыл из строя. Бедолага уже изучил всю подноготную курортного досуга и не мог дождаться, когда я смогу составить ему компанию.

– Главная тусовка – в ночном клубе отеля. Там собирается интересующий нас контингент. Я только одним глазком заглянул вчера в танцевальный зал, там столько фрау и фрейлейн – глаза разбегаются! Кстати, много иностранок. Я и английскую, и французскую речь слышал. Вот бы с американкой замутить шуры-муры. Ради американского гражданства я пожертвую даже своей свободой. Адам, но, может быть, сегодня сходим? – он посмотрел на меня собачьими глазами.

Я с отсутствующим видом тасовал карточную колоду.

– Саш, иди лучше один. Если меня прихватит, то я весь вечер испорчу.

– Но доктор же сказал, что тебе уже лучше. Целую неделю сидим в комнате на фешенебельном курорте и рубимся в покер, как два идиота. У меня эти карты – уже вот где!

Он в сердцах скинул свою раздачу на стол и демонстративно схватился за горло. Настрой его был серьёзен, просто так не отвяжется.

– Ладно. Чёрт с тобой. Пойдём! Только учти, если меня прихватит, я тут же по-английски, не прощаясь, сваливаю домой.

Друга моего как подменили. Он тут же засуетился, полез в шкаф и стал примерять выходной наряд.

– Ты только для компании посиди за столиком. Можешь даже не танцевать. Выпей вина или своей любимой минералки. Мне просто одному неудобно там высиживать. Прям как чирей на лбу.

Александр не обманулся в своих ожиданиях. Народу в ночном клубе было много, и, к его великому счастью, женщин больше, чем мужчин. Заведение это представляло разительный контраст с остальной курортной жизнью. Классику венского вальса здесь вытеснил рок-н-ролл. Неоновый свет, волосатые музыканты, майки и джинсы. Я в своём костюме от фабрики «Большевичка» выглядел нелепо. Хорошо, что галстук не надел. А ведь хотел. Александр, осведомлённый о здешнем дресс-коде, ничем из толпы не выделялся – водолазка и джинсы.

– Обрати внимание вон на ту парочку, – Саша указал глазами в конец зала. – Блондинка и брюнетка. Они в платьях. Значит, иностранки. Мы тоже нездешние. У нас много общего.

– Только у них наряд от Версаче, а мы – из «совка». Не по Сеньке шапка.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Как только начнётся медленный танец, сразу подкатываем к ним. Я приглашаю блондинку, а ты – брюнетку.

Они оказались француженками. Я позавидовал Саше, учившему этот язык в школе. У меня же всюду был немецкий: и в школе, и в университете. А сейчас ради покорения Америки мы усиленно штудировали английский.

Рука моего товарища уже освоилась на талии блондинки, и они весело щебетали о чём-то, порой прыская от смеха. Я же со своей партнёршей чопорно и безмолвно переминался с ноги на ногу. Вначале она показалась мне совсем неказистой. Невысокого росточка, худенькая и щуплая, она больше походила на девочку-подростка. Но кольца на узкой руке, изящные серьги, наверное, с настоящими бриллиантами и чёрное шёлковое платье, подчеркивающее прозрачную белизну кожи и фарфоровую хрупкость плеч, выдавали в ней женщину, причём непростую. В танце она предугадывала мои движения, на долю секунды раньше склоняясь в нужную сторону, но держалась чуточку отстранённо, создавая непроницаемый невидимый барьер.

– Я замужем, – неожиданно произнесла она по-русски с лёгким акцентом.

Ошарашенный, я взглянул сверху вниз в её глубокие карие глаза.

– Вы же русский? Или я ошиблась?

– Нет. Но как вы догадались?

– Поверьте, это несложно, – она улыбнулась.

– Но вы? Вы же из Франции. Откуда вы знаете русский?

Она замолчала совсем на чуть-чуть.

– Моя бабушка родом из России, – подумав, добавила: – Из старой России.

– А я вот эмигрант из новой. Из Советского Союза.

Она посмотрела на меня с интересом и спросила:

– И что вам не жилось на родине? Русские очень тяжело приживаются на чужбине. Я по бабушке сужу.

Я сразу не нашёл, что сказать, а потом кончился танец и я проводил партнёршу к её столику.

– Меня зовут Адам. А вас?

Она ещё раз улыбнулась.

– Как первого мужчину на земле. Хотелось бы представиться Евой, но увы. Я Анна.

Мы вызвались проводить новых знакомых до дома. Но обломились. Они жили в этом же отеле.

– А я бы прогулялась перед сном, – пришла на помощь Анна и обратилась по-французски к своей подруге.

Та была совсем не против.

Девушки не заставили себя долго ждать, пара выкуренных нами сигарет не в счёт. Они выпорхнули из парадного входа в разноцветных норковых шубках, как две белочки: Анна – в коричневой, а Натали, так звали её подругу, – в светлой. Хотя на улице было совсем не холодно. И уже сами разобрали нас, позволив взять себя под руку. Пары, естественно, разделились по языковому признаку: франко– и русскоязычную.

Мы гуляли по вечернему парку, освещённому массивными фонарями, ровесниками электричества. Саша вдохновенно читал на французском и русском декадентские стихи. Вечный спор физиков и лириков в нашем конкретном случае был стопроцентно выигран им. Кстати, именно он привил мне интерес к поэзии. Я довольствовался ролью скромного спутника восходящей звезды экрана. Но всё равно был счастлив безмерно. Ещё совсем недавно я и мечтать не мог, что буду вот так гулять под руку с настоящей француженкой на европейском курорте!

– Но вы так и не ответили на мой вопрос, Адам: почему вы решились на эмиграцию? – спросила меня Анна, пока Александр переводил дух.

– Подспудно мечтал о встрече с вами.

Она смутилась. На её бледных щеках появился румянец.

– А серьёзно?

– Хочу интересной работы и достойного вознаграждения за неё.

– А вы кто по профессии?

– Физик. Специалист по электронно-вычислительным машинам. А вы?

– О! У меня всё не так интересно и по-женски банально. Училась на врача. Вышла замуж, родила ребенка. Развелась, снова вышла замуж.

– Я тоже уже успел побывать в браке и произвести сына на свет.

– Так вы, оказывается, большой ловелас, Адам! А выглядите таким тихоней!

– Как всякому нормальному мужчине мне нравятся женщины, особенно такие интересные, как вы.

Она одёрнула руку и прошла на несколько шагов вперёд. Затем резко обернулась и спросила:

– А почему вы развелись с женой?

– А вы с мужем?

– Влюбилась в другого! – неожиданно откровенно призналась Анна.

– А я эвакуировался, чтобы сохранить свою идентичность. И из страны, и от жены.

– И как? Успешно? – её глаза дерзко сверкнули в отблесках фонаря.

Я не мог понять причину перемены её настроения.

– А вы злюка.

Она отломила ветку от дерева и вертела её в руках. Саша с Натали далеко отстали.

– Извините меня, Адам. Это нервное. Не обращайте внимания. У вас очень перспективная профессия. В Америке наверняка вы добьётесь успеха, – Анна так же внезапно, как и начала, перевела щекотливый разговор на нейтральную тему.

– А чем занимается ваш муж?

– Он моряк. Помощник капитана большого танкера. И первый тоже был моряком. Простым моряком.

– Муж старше вас?

Она засмеялась:

– Не угадали. Моложе. На сколько лет я выгляжу? Только честно.

– Не напрашивайтесь на комплимент, Анна. Я к вам не пристаю только потому, что боюсь: меня привлекут к уголовной ответственности за совращение несовершеннолетних.

– Какой вы, однако, пугливый, – она поцокала языком. – Мне двадцать шесть.

– Не может быть! – непроизвольно вырвалось. – Вы на год старше меня?

Она подошла ко мне вплотную и чмокнула меня в щёку накрашенными губами, а потом достала платок и стала стирать помаду:

– Малыш, это ещё вопрос, кто кого совращает.

Прогулки по парку под луной вошли в традицию. Своего рода обязательный вечерний моцион. Терренкур. Анна продолжала играть со мной как кошка с мышкой. Явно провоцировала на действия, но, когда я на них решался, тут же отталкивала. Я уже привык к её переменчивому настроению и старался не поддаваться на провокации. А когда узнал, что Натали приходится двоюродной сестрой её мужу, вообще оставил какие-либо мечты о близости. Раз приехал на курорт лечиться, то и лечись, успокаивал я своё мужское естество, а на прогулки с Анной настраивался как на обязательную психосоматическую процедуру, прописанную врачом. В прошлом веке среди аристократов случались ведь и платонические курортные романы.

Но мой друг был совсем иного мнения по этому поводу. Его отношения с Натали протекали совершенно в другой плоскости. Пока мы с Анной гуляли, они уединялись в гостиничном номере. В наш пансион фрау посторонних женщин не пускала.

Однажды Александр специально для Анны прочитал по-русски одно стихотворение.

Анна смутилась. Её лицо пошло пятнами. Глаза загорелись. Она хотела сказать что-то как всегда дерзкое, но передумала, развернулась и зашагала прочь. Я окрикнул её, но она не обернулась.

– Зачем ты так? – пристыдил я Александра. – Она обиделась на бальзаковский возраст.

– Она обиделась на собственную дурь! – отрезал актёр.

А Натали смотрела на нас, моргая щедро смазанными тушью ресницами, и ничего не понимала. Её любовник прочел такой красивый стих, а взбалмошная золовка обиделась и убежала. Ничего не смыслит в настоящем искусстве!

– Привет!

Анна поджидала меня возле бювета, виновато скрестив руки.

– Ты извини меня за вчерашнее.

– О чём речь! Это я должен просить у тебя прощения за своего невоспитанного друга.

– У меня к тебе просьба. Ты не мог бы показать мне Вену.

Я замешкался, просчитывая в уме, во что мне обойдётся эта поездка. Своих денег у меня не было вовсе. А просить взаймы у Александра, тем более когда и так ему должен, было неприлично.

Анна угадала причину моих сомнений.

– Затраты беру на себя. Я же тебя приглашаю.

– Но у нас не принято, чтобы платила женщина.

Она по-хозяйски ухватилась за мою руку и тесно прижалась ко мне.

– Как же мне повезло встретить старомодного мужчину! Только в России, наверное, сохранился этот вымирающий вид. Ты даже не представляешь, какие французы скряги!

Утренний автобус до Вены уже ушёл, а следующий по расписанию отправлялся только после обеда. Но нам повезло. На автобусной станции мы встретили пожилую немецкую пару, видимо, мужа и жену, выспрашивавших дорогу до летней резиденции Габсбургов – дворца Шёнбрунн. Я приблизительно знал, как туда добраться, а у них была своя машина. И за полтора часа мы с ветерком докатили до места назначения. Я спросил, сколько мы должны за проезд, но хозяева авто отрицательно замахали руками: нисколько, услуга за услугу. Мы поблагодарили путешествующих бюргеров и отправились осматривать дворец.

Анна хорошо разбиралась в архитектуре и живописи, потому стала гидом далёкого от изящных искусств физика.

– Гармоничный ансамбль природы и архитектуры. Величественный дворец в роскошном парке. Чувствуется имперский размах. Но наш Версаль изящнее.

– Не знаю. Я во Франции не был. По мне, Петергоф рангом повыше будет.

Моя спутница рассмеялась:

– Бабушкина любимая поговорка: всяк кулик своё болото хвалит. Представители двух империй не могут объективно оценить величие третьей. А мне всё равно здесь нравится. Курорт надоел.

В Вену мы приехали уже под вечер.

– Каковы наши дальнейшие планы? – ненароком поинтересовался я у своей спутницы.

– Во-первых, надо поужинать. С самого утра ничего не ели.

– Здесь есть неподалеку «Макдоналдс».

– Фи! – Анна скривила свой очаровательный носик. – Вот уедешь в свою Америку и там будешь есть фастфуд. А пока мы в Европе, давай питаться по-человечески. Я хочу отведать настоящей австрийской кухни, паровыми курортными котлетками сыта по горло. Где здесь приличный ресторан?

– Пожалуй, на Марияхильферштрассе.

– Вот туда-то нам и нужно! – в её голосе появился азарт, а глаза заблестели, как у охотника, взявшего след зверя. – Это же главная торговая улица столицы! Я читала о ней в путеводителе. Целых два километра магазинов!

В ресторане Анна заказала свиные колбаски, а к ним триста граммов коньяка. За ужин она расплатилась кредиткой, умудрившись не ущемить моего мужского достоинства, на чай официанту шиллинг дал я.

Сытые и довольные, мы отправились по магазинам.

Уже совсем стемнело. Последний автобус на курорт ушёл, но Анну это совсем не смущало. Она неистово отдавалась шопингу. Мне была отведена роль консультанта и носильщика. Хотя она обладала таким обострённым чутьём на вещи, что во мнении кого-то другого по большому счёту не нуждалась. Что бы она ни примеряла на себя – платье, кофту, блузку или джинсы – ей всё было удивительно к лицу. Примерка в итоге превратилась в демонстрацию мод в исполнении одной модели. Анна вошла в роль. Она то высокомерно, то кокетливо, то жеманно в зависимости от воплощаемого образа прохаживалась по магазину, как по подиуму. Дамы, видя, как на ней сидит та или иная вещь, покупали не раздумывая.

Магазин сделал добрую половину дневной выручки за час до закрытия благодаря Анне.

С ворохом одежды я послушно следовал за ней к кассе.

– Тебе как оптовой покупательнице должны сделать скидку, а ещё и приплатить за рекламу.

– Ты прямо слово в слово повторяешь моего мужа. До чего же все мужики одинаковы!

Но, выйдя из магазина, Анна похвалила меня за стойкость и выдержку.

– Поль бы давно меня бросил и пошёл пить пиво.

Да это мне нужно было её благодарить! За какой-то час она произвела внутри меня революцию. Там, в магазине, наблюдая за её дефиле, я дал себе слово, что обязательно, чего бы мне это ни стоило, заработаю столько денег, что моя женщина всегда будет одеваться в самых дорогих магазинах мира.

– Нам обязательно нужно обмыть покупки. Надо купить бутылку коньяка и какой-нибудь закуски. У тебя ж дома наверняка холодильник пустой.

– У нас вообще нет в комнате холодильника, – виновато произнёс я и нервно сглотнул слюну.

Такой Вены я ещё не знал. Прежде я не любил ходить по Марияхильферштрассе. Зачем травить душу, когда у тебя в кармане пусто. Но сейчас вся прежняя враждебность сверкающего неоновыми огнями, недоступного мне прежде мира роскоши куда-то улетучилась. Магазины закрывались на ночь. А мы шли в чудесном настроении по мокрому тротуару, размахивая бумажными и пластиковыми пакетами, и, заглядывая в угасающие витрины, строили планы на завтра: какой универмаг или бутик надо ещё посетить.

Я боялся, что убогость нашего обиталища шокирует привыкшую к комфорту гостью, но она приняла спартанский быт стоически.

– А туалет у вас есть?

– Санузел у нас один на три комнаты. Правда, одна пустовала ещё до нашего отъезда на курорт. А в другой комнате жили арабы, но они должны были съехать.

Анна повеселела:

– Да вы настоящие буржуа. Живёте в столице практически в трёхкомнатной квартире.

Она ушла в туалет, а я открыл окно, чтобы проветрить комнату, и стал накрывать на стол. Порезал хлеб, сыр и лимон. Протёр салфеткой бокалы и разлил коньяк.

Её не было минут двадцать. Я уже начал волноваться, не случилось ли чего. Но дверь распахнулась, и в комнату вошла Анна в шёлковом халате и в чалме из полотенца.

– Закрой окно! Ты меня совсем решил застудить!

Я уже ничему не удивлялся, но шпингалет долго не попадал в паз, руки тряслись.

– Налей мне полный бокал коньяка!

Себя я тоже не обидел.

– За удачу! – Анна подняла бокал и, не чокаясь, маленькими глотками осушила его почти до дна.

– Какая гадость этот французский коньяк. Лучше бы купили водки.

Она прожевала ломтик лимона.

– Вечер французской моды не окончен, мой дорогой. Ты ещё не видел главного – моё новое бельё. Его я купила специально для тебя, Адам…

Идеальный шторм! Космический полет! Череда реинкарнаций: растворение, воскрешение, вознесение. И так каждый раз.

– Ах, бабушка, старая развратница! Как же ты была права! Лучшие любовники в мире – русские. А что ты такой скромный, mon ami? В постели дозволено всё. Это же такая малость – дарить друг другу радость! И такой кайф! У тебя это впервые! Правда? Неужели в СССР секса нет? Откуда тогда у вас берутся дети?

Меня разбудил назойливый луч солнца. Он пробивался в щель между шторами как раз на уровне моих глаз. Анна лежала на краю кровати, свернувшись калачиком. Она казалась такой маленькой и беззащитной, как только что вылупившийся из яйца цыплёнок. Хрупкие плечи, острые девчоночьи лопатки. Ничто уже не выдавало в ней страстную и ненасытную любовницу. Я потянулся. У меня ничего не болело. Наоборот, каждая клетка моего тела источала гармонию. Словно меня подменили прошлой ночью. Вначале разобрали на молекулы, да что там – атомы, а потом по новым улучшенным чертежам и лекалам воссоздали заново.

Я тихо встал с постели. Быстро оделся. Достал из шкафа старые зимние ботинки. Ножом отковырял каблук одного из них и достал из тайника золотой червонец. Мамино наследство от бабушки. «На чёрный день», – думал я, делая эту заначку. Как же я ошибался! Этот червонец я потрачу в самый светлый день своей жизни.

Со скупщиком в ломбарде я не торговался. Предложи он мне сумму вдвое-втрое меньше, всё равно бы согласился. В опере сегодня давали «Дон-Жуана». Все билеты в партер давно были раскуплены туристскими фирмами, остались только места в ложах. Я выкупил самую дорогую. На обратной дороге зашел в цветочный магазин и купил охапку белых роз.

Я распахнул шторы, и комната наполнилась ярким светом. Анна зажмурилась, а открыв глаза, увидела розы.

– Я – в раю, – промурлыкала она. – Спасибо, Адам. Дай я тебя поцелую.

Вожделение нахлынуло на нас с новой силой, и я снова оказался в постели.

– Который сейчас час? – поинтересовалась Анна, истратив всю накопившуюся за время сна энергию.

– У нас ещё уйма времени. Опера начинается в семь вечера.

– Ты купил билеты в Венскую оперу? Это же моя детская мечта! Откуда ты узнал о ней? Постой, а где ты взял деньги? Эти цветы, билеты? Ты что, ограбил банк?

– Какая разница? Я же тебя приглашаю!

– Но в чём я пойду? У меня же нет вечернего платья. Адам, я его не купила вчера. Так что мы тут разлеглись? Быстренько встали и пошли покупать Анечке платьице!

Она выбрала тёмно-синее платье с глубоким вырезом на спине. Уже потянулась к сумочке за кредиткой, но я остановил её.

– Позволь мне сделать тебе подарок, дорогая.

Она смерила меня удивлённым взглядом, но сумочку закрыла.

– Ты точно ограбил банк. Или получил наследство?

– Что-то типа того.

– Спасибо. Я догадываюсь, на какие жертвы ты идёшь, балуя меня. Поэтому твой подарок особенно ценен.

Восторг сменила растерянность.

– У меня же нет никакой бижутерии к этому платью!

– Пойдём в ювелирный магазин и купим, что тебе понравится.

– Какой же ты наивный, малыш! – её очаровательная головка слегка качнулась. – Что мне понравится, будет стоить столько, что ни твоего наследства, ни лимита моей кредитной карточки на это не хватит. Даже для моего мужа ювелирные салоны – табу. Он однажды обмишурился в похожей ситуации, теперь предпочитает покупать мне драгоценности сам.

Она ещё минутку морщила лобик и вдруг радостно прокричала:

– Я знаю, как нам выкрутиться! Ты в карты играешь?

– И довольно неплохо. Я всё-таки физик.

– А когда-нибудь блефовал по-крупному?

– Иногда очень хотелось, но толщина бумажника не позволяла.

– Значит, ты меня поймёшь, – проворковала Анна и потащила меня в обычную галантерейную лавку.

Она быстро нашла ожерелье из самого крупного искусственного жемчуга, а может быть, простой пластмассы, окрашенной в перламутровый цвет, потому что стоило оно смехотворно мало.

Портье звали Гансом. Старику уже было далеко за семьдесят, но на свой возраст он не выглядел, молодился и даже заигрывал с юными горничными. Русский язык он выучил в плену. Восемь лет провёл на сибирском лесоповале, искупая службу в гитлеровских войсках. Ко мне Ганс относился по-отечески тепло, а когда увидел вдвоём с Анной, растёкся в самой благожелательной улыбке.

– И где же, господин Адам, вам посчастливилось подхватить такую цыпочку? – спросил старый ловелас, когда я вызывал такси.

– На курорте, господин Ганс.

– О! Эти милые курортные романы! Как я завидую вам, молодым! А она кто? Молдаванка?

– Не угадали. Она француженка.

– Но говорили-то вы с ней по-русски? Или мне, старику, это почудилось?

– Всё правильно. У неё русские корни.

– Очаровательная женщина! Истинная аристократка! Вам очень повезло, Адам.

– Спасибо, господин Ганс. Я это знаю.

Старик не поленился и сам поднялся на третий этаж.

– Такси прибыло, – постучав в дверь, известил он.

А когда мы спустились вниз, Ганс уже поджидал нас, придерживая входную дверь с любезностью самого вышколенного швейцара.

Анна благодарственно улыбнулась пожилому слуге, а меня дёрнула за рукав:

– Дай ему на чай!

Мне ничего не оставалось, как протянуть старому знакомому шиллинг.

Ганс принял чаевые почтительно, а когда я захлопнул за дамой дверь, он выкинул вперёд правую руку с задранным вверх большим пальцем. Высший класс!

Только в гардеробе, когда Анна скинула мне на руки свою шубку, я оценил всю искусность её блефа. На ней были изумительной красоты золотые серьги с крупными натуральными жемчужинами. Так вот почему она подняла ворот у шубки, словно её знобило! Они сияли и переливались таинственными, причудливыми оттенками в ярком электрическом освещении холла оперы. А на её точеной, будто из слоновой кости, шее сверкало такое же ожерелье. С величием королевы Анна протянула мне руку, и по устланной ковровой дорожкой лестнице мы взошли на второй этаж.

Нас провожали десятки, а может быть, и сотни глаз. Мужчины завидовали мне, что отхватил такую принцессу, а женщины – ей, что постигла все тонкости обольщения мужчин.

– Кажется, на нас смотрят, – тихо произнесла Анна, не поворачивая головы.

– Не то слово! Испепеляют взглядами!

Она улыбнулась. Цель была достигнута.

Позолоченная ложа с мягкими креслами. Роскошная дама в жемчугах щурится в театральный бинокль с длинной ручкой. И это – моя женщина. А на сцене – ДонЖуан и донна Анна.

– Как! Ты не умеешь танцевать вальс? – вскрикнула Анна от удивления, словно это такое же естественное действие для человека, как ходить, есть, заниматься любовью. – Воспитанные люди должны танцевать вальс. Хотя мой Поль тоже не умеет. Но он марсельский жлоб, а ты же русский интеллигент.

– Советский интеллигент, – поправил я. – Это обстоятельство сильно смягчает мою вину.

– Но только не здесь. За границей ты – русский, поэтому будь добр учись, пока я добрая, чтобы не позорить свой народ.

Она взяла меня за руки и прямо посреди тротуара стала учить танцу.

– Венский вальс – самый простой. Его ещё называют медленным вальсом. Но в нём есть особенности. Я иду назад, а ты выполняешь первый шаг первого такта не мимо моих ног, а между. Тогда поворот выглядит особенно эффектным!

– Между – это хорошо. Мне там нравится.

– Не пошли! Тебе не идёт. Лучше учись. Весь шарм венского вальса в разнице между движениями партнёра и партнёрши в один такт. Когда ты совершаешь движения первого такта, я танцую уже второй. И наоборот. Всё понял? Тогда танцуй! Ногу мне не отдави, медведь! Теперь – лучше. Молодец! Танцуем дальше!

Мы кружились посреди безлюдной в поздний час средневековой улочки в вихре венского вальса. С той поры я танцую исключительно венский вальс.

– Я не вернусь больше на курорт. Ты отвезёшь меня в аэропорт?

– Сейчас? Но на дворе ночь.

– Скоро рассвет. На Париж есть ранний рейс.

– А что ты будешь там делать?

– Возьму билет до Ниццы и полечу к маме и сыну. В Марселе я сейчас не смогу. Надо собраться с чувствами, перевести дух. Только представлю глаза Поля, так всю душу выворачивает наизнанку. Всё-таки какая я свинья! Съездила на курорт, полечилась. Наставила мужу ветвистые рога. Никогда не верь женщинам! Все мы стервы.

Ещё минуту назад она стонала в моих объятиях, а теперь рядом лежала чужая женщина.

– А как же твои вещи на курорте?

– Попросишь Натали собрать их. У меня компактный чемодан, он её сильно не обременит. Твой друг же проводит её до аэропорта?

– Чем объяснить ей твой внезапный отъезд?

– Скажешь, что мать телеграмму прислала. Ребёнок плохо учиться стал. Не хочу спекулировать чужим здоровьем. Особенно мамы и сына. А ты просто провожал меня на самолёт. Я же могла улететь еще позавчера.

Дикторша уже объявила посадку на рейс Вена – Париж, а я всё не отпускал её руки. Она смотрела в сторону.

– Я не хочу тебя терять.

– Захочешь – найдёшь. Я же оставила тебе номер телефона.

– Мне кажется, что я влюбился в тебя.

– Не трави душу, Адам! Я сама запуталась. Но нужно время. Понимаешь, время. Моё бегство – это лучшее, что я могу сделать сейчас для всех нас: для тебя, для меня, для Поля. Всё. Мне надо идти!

Её губы едва коснулись моей небритой щеки, и она быстрыми шагами пошла на пограничный контроль. Я смотрел ей вслед, и вы не поверите, док, слёзы катились из моих глаз.

Саша подарил Натали журнал со своей фотографией на обложке. Мы провожали её вдвоём. Я – как носильщик чемодана Анны, он – как любовник. Перед рейсом распили большую бутылку виски в буфете аэропорта. Натали не слазила с Сашиных колен. А летом вышла замуж за антиквара.

Саша получил вид на жительство в США и уехал в Калифорнию. Он снялся в двух голливудских фильмах в эпизодических ролях, но зритель его не заметил. Режиссёры о нём быстро забыли, и вскоре он умер, не сумев выйти из запоя.

Мне вначале отказали во въезде в Штаты. Зато приняла Канада. Я устроился в компьютерную фирму в Монреале и скоро встал на ноги. Завёл счёт в банке, купил дом, машину.

Через год я позвонил Анне. Она очень обрадовалась моему звонку. Я предложил ей встретиться в Баден-Бадене. Она согласилась. Каково же было моё изумление, когда она нарисовалась там вместе со своим мужем.

Поль оказался классным парнем. За год проживания во франкоязычной провинции я неплохо освоил его язык, поэтому проблем с общением не было. Вот только ощущение некой натужности не пропадало в нашем общении. Его мы старались заглушить алкоголем. За три дня, проведённые им на курорте, мы выпили бутылок десять водки. Судовладелец вызвал его на капитанские курсы, и все вздохнули с облегчением. Честолюбивый Поль поехал учиться, чтобы сделать карьеру. Ему не пришлось вызывать меня на дуэль, бить мне морду. Всё решилось само собой. После его отъезда Анна ещё денёк морально истязала себя, а потом нас снова закрутило в вихре венского вальса.

Я даже приезжал к ней в гости, когда Поль был в рейсе. Анна познакомила меня со своей мамой княгиней С. и сыном. Провезла на машине по всему Лазурному берегу от Антиба до Монако. Я окончательно влюбился в неё, а она в меня. Бедный Поль уже морально готовился к разводу.

Но тут на горизонте появился тренер по аэробике – молодой араб, спутавший все наши планы. Он вскружил Анне голову, как некогда Поль, а потом я. Все мои попытки образумить рабыню страсти успеха не имели. Я пригласил её в Канаду. Мы провели неделю на Ниагарском водопаде. Кошмарную неделю. Анна изводила всех. Она звонила на судно Полю по несколько раз на дню, потом своему восемнадцатилетнему арапчонку в Ниццу, ну а мне, находившемуся ближе всех, доставалось по первое число. Шум и мощь водопада не шли ни в какое сравнение с бурей её эмоций. И когда она улетала в Европу, я испытывал только чувство облегчения, и ничего более.

Наша последняя встреча произошла в Москве семь лет спустя. Мой второй брак дал основательную трещину, и я позвонил Анне. Она соскучилась. Извинялась за свой дурной характер. Тренер оказался полнейшим ничтожеством, о нём она уже давно забыла, а Поль снова в рейсе.

Я тогда поставлял компьютеры и оргтехнику в Россию. Часто летал в командировки в Москву. Вот и позвал её на историческую родину. Театры, музеи, рестораны. Она была просто паинькой. Настоящий ренессанс венского вальса. Но прошла неделя, и опять начались самобичевания, сравнения меня с Полем, не в мою пользу конечно. Полуночные звонки в Тихий океан.

В одно хмурое утро я не выдержал, поехал в авиакассу и купил ей билет до Ниццы. Я настолько был обрадован её отъезду, что даже забыл снять с неё свой плащ на пограничном контроле.

Мы иногда созваниваемся, переписываемся по электронной почте. Они продали свою марсельскую квартиру и окончательно перебрались в Ниццу. Полю сделали какую-то операцию, и врачи категорически запретили ему употреблять алкоголь. Анна, блюдя его здоровье, ходит с ним в плавание. Уже раз пять обошли вместе вокруг света. Настоящая капитанская жена. Недавно она прислала по Интернету своё фото вместе с Полем. Она сильно постарела, но сохранила аристократический шарм. Поль отрастил шкиперскую бороду, выглядит свежим и довольным жизнью. Он смотрит на Анну преданными собачьими глазами, как когда-то я смотрел на свою первую жену.

Представляете, док, он всю жизнь любил только эту женщину. Жил, работал ради неё, содержал её сына и мать. Несмотря на все её завихрения. Она даже не родила ему ребёнка. А он всё равно продолжал любить её. Она откровенно наставляла ему рога, сочиняя сказки о платонических отношениях с мужчинами, а он делал вид, что верит, и продолжал любить её.

Зато сейчас они счастливы. Может быть, это и есть цена счастья, которую я по своей гордыне и глупости отказался платить, а мудрый Поль не поскупился?

Вот это псевдожемчужное ожерелье из венской галантерейной лавки. Она оставила мне его на память. Перламутр местами стёрся с бусинок. Грошовая вещица. Но сколько воспоминаний!

Глава 3. Шоу трансвеститов

Добро пожаловать на «Альказар» – шоу – самое грандиозное и невероятное зрелище в Юго-Восточной Азии! Индустрия наслаждений – одна из ведущих отраслей экономики Таиланда. Погоня за новыми впечатлениями привлекает сюда туристов со всего мира сильнее лазурного моря, прекрасных пляжей и культурно-исторических достопримечательностей.

Проституция здесь не считается предосудительным и аморальным занятием в отличие от христианских и особенно исламских стран. Тут другие ценности. Чувственная любовь никакой не грех, она естественна, это слияние с космосом. К тому же буддизм признаёт учение о переселении душ. В своём предыдущем воплощении человек мог быть особой противоположного пола и не успел перестроиться, поэтому нетрадиционная сексуальная ориентация в тайской среде особо не порицается.

Но и экономические причины нельзя сбрасывать со счетов. Таиланд – бедная страна. В шестидесятых годах прошлого столетия, когда Соединённые Штаты воевали с Вьетнамом, американские военно-воздушные базы располагались на территории королевства. Лётчикам в свободное от бомбёжек время требовался отдых, и у миниатюрных послушных таек появилась возможность заработать и помочь своим бедным семьям. Светлая кожа здесь считается признаком аристократии. Ребёнку, рождённому от белого мужчины, проще получить образование, сделать карьеру. Тайки отдавались американским солдатам с особой страстью, а те щедро расплачивались с ними за качественные услуги. Некоторые даже возвращались в Штаты с тайскими жёнами. Реклама местных красоток перешла на мировой уровень. Война давно закончилась, но мужчины со всего мира едут в Таиланд.

Спрос рождает предложение. Когда в семье тайского крестьянина рождалась девочка, все соседи поздравляли счастливых родителей. У них появился шанс на обеспеченную старость. Вот дочка вырастет, поедет в большой город, будет работать проституткой и содержать всю семью. А с мальчиками такой перспективы не вырисовывалось. Но, как говорится, голь на выдумки хитра. Некоторые особо предприимчивые тайцы стали воспитывать мальчиков как девочек. Одевали в платья, покупали им кукол, а не солдатиков. К подростковому возрасту психика ребёнка полностью ломалась. Оставались только первичные половые признаки. Но здесь пришла на помощь медицина. Операция по перемене пола в Таиланде по сравнению с другими странами стоит недорого. Опять же из‑за высокого спроса. Вся родня складывалась на эту операцию. И вот, пожалуйста, вместо юноши получалась очаровательная девушка. Пусть присутствующие дамы не обижаются на мои слова, но трансвеститы заслужили быть женщинами. Они пережили много боли и страданий, сделали свой выбор осознанно, а не довольствовались дарами матушки-природы.

Единственное, что выдаёт трансвестита, – это кадык. Говорят, что местные пластические хирурги научились исправлять и этот дефект, но такие операции – редкость и ещё очень дороги, многим не по карману.

Живут трансвеститы недолго, сорок – сорок пять лет. Вмешательство в человеческую природу не проходит бесследно. Говорят, их сжигает страсть.

За многие годы нашего супружества это моё второе письмо тебе. Первое было из оккупированного иракцами Кувейта, где я застрял с партией оргтехники накануне нашей свадьбы. Рядом с отелем шёл бой, грохотали взрывы, все стёкла были выбиты, и по номеру гулял знойный ветер пустыни. Песок забивался в клавиатуру, она заедала. Я не знал тогда, выберусь ли живым из этой мясорубки. Стремление заработать на безбедную семейную жизнь превысило инстинкт самосохранения. Но даже в минуты смертельной опасности, когда гвардейцы Саддама держали меня в заложниках, твой светлый образ помогал мне выжить. И я вернулся. Правда, без денег, весь товар был уничтожен. Но ты не бросила меня, сказала: ещё заработаем. И мы поженились.

Признаюсь: не страсть побудила меня к браку. К тому времени я уже основательно устал от бурных чувств, и мне хотелось чего-то спокойного и надёжного. Ведь мужчины женятся от усталости, а женщины выходят замуж из любопытства. Так, кажется, писал Оскар Уайльд? Наш союз подходил под этот идеал. Тридцатилетний программист, бизнесмен, эмигрант с повышенной мотивацией для самоутверждения в новой стране. И молодая честолюбивая блюстительница закона. Казалось, никакая сила не может помешать двум разумным, ответственным людям создать надёжный тыл для совместного покорения мира! Взаимное уважение, сотрудничество, дружба, наконец, – разве не достойная замена такому эфемерному и непостоянному чувству, как любовь?

– А что это такое? – ответила ты вопросом на вопрос, когда я попробовал заговорить с тобой на эту щекотливую тему.

Её никогда не называли Викторией. Ни у кого из взрослых и детей язык не поворачивался окликнуть этого чертёнка с мальчишеской стрижкой, вечно выпачканного в машинном масле, летающего на мотоцикле круче любого байкера, столь высокопарным именем. Вики. Просто Вики.

Она играла в бейсбол и хоккей наравне с мальчишками. Однажды на тренировке ей выбили шайбой передний верхний зуб. Вики долго ходила щербатой. Но не чувствовала ни малейшего стеснения. Наоборот, благодаря этому изъяну ей удавалось плевать дальше всех. Зато её маму дочерняя беззубость сильно смущала. И однажды она силком отвела дочь к стоматологу. Вики сделали протез.

– Вики, покажи зуб! – не отставали пацаны.

Девчушка вначале делала серьёзную мину, потом начинала мило улыбаться, а когда улыбка становилась шире, из её челюсти внезапно, со щелчком выпрыгивал протез. Зрители испуганно отшатывались. Вики угорала со смеху, толпа – тоже.

Белая ворона – слабая метафора для такой, как Вики. Она в шутку называла себя Белым Гиппопотамом.

– Почему – гиппопотам? Он большой и толстый, а ты маленькая и худенькая? – недоумевал я, познакомившись с ней.

– А ты знаешь, что бегемот – одно из самых опасных животных в Африке? Это только на вид он такой толстый добряк, а на самом деле – коварный и кровожадный зверь. У него реакция как у змеи. Внешность бывает обманчивой, дорогой.

Белый Гиппопотам вырос в семье лютеранского пастора в маленьком калифорнийском городке. Её мать преподавала немецкий язык в местной школе, а старшая сестра окончила курсы и работала бухгалтером.

Вики было четырнадцать, когда её родители развелись. Мама собрала вещи свои и Вики, и они переехали на восточное побережье. Вскоре мать вышла замуж за отставного полковника морской пехоты, избравшегося в конгресс от Республиканской партии. Но брак с конгрессменом получился странным. После свадьбы она уехала в Европу, где и жила по сей день. А Вики осталась с отчимом.

Фрэнк был всего на пару лет старше меня, но имел спортивное телосложение и колючие глаза. У него была квартира в Вашингтоне и большой дом в живописном предместье. К падчерице он относился заботливо, но требовательно. Как командир к солдату-любимчику. С нравоучениями не лез. Во время учёбы в полицейской академии материально её поддерживал. Но когда подопечная допускала небрежность, он сразу урезал ей денежное довольствие. Вики в глубине души была влюблена в своего отчима и даже стремилась в чём-то копировать его. Немногословность, сдержанность, дисциплинированность она явно переняла у Фрэнка. Да и саму профессию выбрала под его влиянием. Фото викинга с коротким ёжиком седеющих волос в форме морского пехотинца она хранила в лакированной шкатулке из красного дерева, которую всегда запирала на ключ. Полицейская форма ей тоже была к лицу. Она по-прежнему носила короткую причёску, но ещё овладела навыками рукопашного боя и научилась классно стрелять из своего тяжёлого пистолета.

– Водитель чёрного «Мерседеса», немедленно прижмитесь к обочине!

Полицейская машина переливалась разноцветными огнями в заднем стекле моего авто. Я изрядно перебрал в баре. Конечно, не стоило в таком виде садиться за руль. Но это понимаешь задним умом. Суд, огромный штраф, лишение водительских прав, возможно, тюремное заключение. Здесь не Россия, полицейские взяток не берут.

– Полиция штата. Предъявите ваши права, сэр.

Девчушка с короткой стрижкой отобрала у меня портмоне.

– Вы пьяны, сэр…

Она хотела сказать ещё о моих конституционных правах, как это водится в голливудских детективах, но на другой стороне улицы раздался выстрел. Женщина-полицейский приказала оставаться мне на месте, а сама, выхватив из кобуры пистолет, бросилась через дорогу.

Из банка, менявшего валюту, выскочил парень в капюшоне. Но ему далеко уйти не удалось. Блюстительница порядка быстро нагнала его и в мгновение ока уложила лицом на асфальт. Ещё секунда, и стальные наручники защёлкнулись у него за спиной.

Второй полицейский, выставив вперёд пистолет, тихо поднимался по лестнице. Он заглянул в распахнутую дверь, но после двух вспышек откинулся назад. Даже я расслышал глухой удар его затылка о каменное крыльцо.

Чёрная тень метнулась из банка, и вот уже грабитель держит девушку-полицейского на мушке короткого ружья.

– Брось пушку, красотка, и расстегни моему другу наручники. Не то останешься без головы.

Это был чернокожий лысый мужик лет сорока с белыми зубами. Он весь трясся, видимо, накачался наркотиками. Женщина медленно положила на тротуар пистолет, а затем выбросила вперёд ключи.

– Нет. Сама расстёгивай. Я видел, как ты его вырубила.

Она потянулась вперёд за ключами. И в этот момент я со всей силы обрушил на лысую голову огнетушитель. С ударом, похоже, переборщил. Громила рухнул на асфальт, с лысины потекла кровь.

– Спасибо, – произнесла девушка и протянула мне портмоне. – Сейчас приедут следователи. Прошу вас дать показания и выступить свидетелем в суде.

– Я же выпивший.

– Это мелочь.

Она совсем не походила на моих предыдущих женщин. Ни тени кокетства, жеманства, капризности. В ней удивительным образом сочетались одухотворённость и решительность. Из всей косметики Вики признавала только гигиеническую помаду для губ.

Мы ходили с ней в кино и всегда попадали на классные фильмы. Кроме своей работы Вики любила лошадей. У её отчима была своя конеферма. И мы в выходные дни уезжали к нему в поместье и подолгу катались вдвоём на лошадях по окрестным лесам. Сам хозяин редко навещал свою загородную резиденцию. Никто не стеснял нашего уединения. А с Фрэнком я познакомился только накануне свадьбы.

Мы выпили немного виски в его библиотеке. Он одобрительно отозвался о моём бизнесе.

– Очень скоро компьютеры из пишущих машинок и графических дизайнеров превратятся в мощное средство коммуникации.

– Я знаком с норвежскими разработками по созданию компьютерной сети.

– Но какой грянет бум, когда к этому проекту подключится Пентагон! Всемирная компьютерная паутина станет реальностью. Кстати, я могу содействовать вашему участию в реализации этого чуда.

– Буду вам весьма признателен, господин конгрессмен.

– К чему такие церемонии? Зовите меня просто Фрэнком. Мы же почти родственники.

Странная у нас была свадьба. Никого из близких невесты на торжестве не было. Отец, мать, сестра ограничились поздравительными телеграммами. Но Вики это ничуть не смутило, она была только рада скромному формату. Свадебное платье она взяла напрокат. Фрэнк заказал столик в дорогом ресторане. Тонкости церемонии её не волновали.

– Свадьба – не похороны. Почести отдавать некому.

Но вот мой атеизм её сильно задел.

– Ты разве некрещёный? – недоумевала дочь пастора.

– Я же родом из СССР.

– Но в Бога ведь веришь?

– Экзамен по научному атеизму в университете не смог сдать на пятёрку. Значит, не безнадёжный безбожник.

Её лицо исказила гримаса не то удивления, не то презрения.

– Тогда тебе срочно надо окреститься.

– А зачем? Главное, чтобы Бог был в сердце, а остальное – формальности.

– В другом случае я согласилась бы с тобой. Но только не в вопросах брака. Видишь ли, я собираюсь завести с тобой детей и хочу быть уверена, что у них будет настоящий отец. А религия хоть какая-то тому гарантия. Я лютеранка. Ты ничего не имеешь против этой веры?

– Это же тоже христианство?

– Да, но своеобразное. У нас вступление в брак никакое не таинство, как у католиков и ортодоксов.

– У кого, у кого?

– У твоих братьев – православных, невежа. А просто старинный красивый обряд. В наших церквях нет икон. Нет монастырей. Библия тоньше, без Ветхого Завета. И поп не будет лезть к тебе в душу с исповедями. У нас нет посредников между Богом и людьми. Каждый сам себе священник. Перед Богом все равны.

– А как же твой отец? Он же пастор?

– Он церковный староста и никого не исповедует.

– Ну, если без исповеди и с укороченной Библией, тогда, пожалуй, соглашусь стать твоим единоверцем. Чего не сделаешь ради нашего счастливого будущего!

– Твоё легкомыслие меня поражает! Но ладно. Каждый приходит к Богу своим путём. Прошу тебя об одном: перед крещением почитай хотя бы в энциклопедии о лютеранстве…

Мы поженились в скромной лютеранской церкви. Молодой пастор прочёл молитву и объявил нас мужем и женой перед Богом и людьми. Вики неловко натянула обручальное кольцо мне на палец, я – ей. Дежурный поцелуй. Вымученные улыбки свидетелей – мужчины и женщины, подходящих нам с Вики в друзья по возрасту, которых Фрэнк отыскал в своём штате. Армейская выправка так и пёрла из этой парочки.

Вики даже не стала брать на службе отгул. Она вернулась с ночного дежурства, приняла душ, выпила три чашки крепкого кофе и на скорую руку облачилась в свадебный наряд.

На ужине свидетелей уже не было. Видимо, формат этого мероприятия им был не положен по штату. Зато пришли комиссар полиции, адмирал из Пентагона, помощник генерального прокурора, два конгрессмена, один сенатор, Фрэнк, естественно. Я пригласил своего партнёра по бизнесу из Кувейта. Вики была единственной женщиной за свадебным столом. И то вскоре, сославшись на усталость, уехала домой. Высокие гости обсуждали свои дела. Мы с арабским другом почувствовали себя чужими на этом празднике и поехали в ночной клуб отмечать мою женитьбу.

Вики отказывала мне в близости только в критические дни. Но интимная жизнь у нас была пресной и однообразной. Я старался убедить себя, что она молода и неопытна. После родов станет настоящей женщиной. И потом пониженное либидо гораздо лучше, чем жить с нимфоманкой и ходить с большими рогами. Миллионы людей так живут, и ничего. Она реализовывала себя на службе, ей досрочно присвоили звание лейтенанта. Но мне от этого было не легче. Я снова пристрастился к алкоголю и стал изменять Вики. Вначале с проститутками, оправдывая себя, что никакая это не измена, я лишь покупаю за деньги то, что мне необходимо. Потом завёл один роман, другой… Но как только мои отношения с женщинами приобретали серьёзный характер, я тут же резко обрывал их. Семья для меня была тогда святыней. А интрижки с женщинами – так, средство для выживания.

У Вики родились двойняшки. Две очаровательные дочери. Мария и Магдалина. На этих именах настояла жена. С первым я согласился сразу, по второму возникли вопросы.

– Одна – святая, другая – грешная. Две стороны одной медали. И перестань изображать из себя ханжу. Тебе это не идёт. Ведь сам Христос жил с блудницей. Пусть бросит в меня камень тот, кто сам без греха.

Как только девочкам исполнилось полгода, мы наняли няню, а Вики вышла на службу. Фрэнк продолжал обнадёживать меня правительственными заказами, но всякий раз, когда дело доходило до конкретики, какая-нибудь мелочь мешала заключению контракта. Я решил, что он ревнует Вики ко мне, и перестал рассчитывать на его помощь. Мне нужно было кормить семью, а после кувейтского провала в банках оставались необеспеченные кредиты, которые надо было как-то возвращать. И я начал торговлю со своей бывшей родиной. Советский Союз к тому времени уже почил всуе. Да – коррупция, да – организованная преступность, да – галопирующая инфляция, но двести процентов годовой прибыли как ещё сделаешь без риска? Торговать наркотиками? Или ползать на коленях перед Фрэнком? Неизвестно, что он ещё попросит взамен своего благодетельства?

Мне пришлось снять офис и квартиру в Москве и месяцами находиться там.

– Ты не спишь? – разбудил меня среди ночи взволнованный голос Вики в телефонной трубке.

– Что случилось?

– Ты можешь завтра прилететь в Штаты?

– Но что произошло? Объясни же наконец!

– Я убила человека…

– Это была самооборона? Ты находилась при исполнении…

– Нет. Это была безоружная проститутка. Толстая мерзкая содержательница притона! Я забила её до смерти ногами. Не знаю, что на меня нашло.

– И есть свидетели?

– Многие видели, как мы с Габи входили в этот притон, но что там происходило конкретно, не видел никто. А потом понаехали другие экипажи, и нас застукали рядом с трупом.

– А Габи – это кто?

– Габриэлла. Детектив с нашего участка. Она вела разработку этого притона. Кстати, там много было и русских девушек, проданных в рабство вашей мафией.

– Мафия интернациональна. Она такая же моя, как и твоя. Но сейчас не об этом. Что тебе грозит?

– Тюрьма – надолго, о службе в полиции можно забыть навсегда. Так ты прилетишь? Мне девочек оставить не с кем. Няня не может ночевать с ними. У неё семья.

А сестре я звонить не хочу. Завтра судья выпишет ордер на мой арест.

– Вылетаю первым рейсом!

Жена встретила меня в аэропорту чрезвычайно смущённая. Она переминалась с ноги на ногу, как нашкодивший ребёнок, не зная, как признаться.

– Адам…

Я напрягся донельзя. Вики редко называла меня по имени. Обычно она заговаривала со мной без всякого обращения, словно с существом неодушевлённым. Даже животные в нашем доме – кошки, собака, морская свинка – все имели свои имена, клички. Все, кроме меня.

– Габи всю вину взяла на себя. У меня же семья, карьера, а она одна. У неё только мама в Мексике. Мы же сможем помочь ей, пока Габи будет в заключении?

– Да, безусловно. И найми для неё самого лучшего адвоката. Мой счёт в твоём распоряжении.

– Спасибо, Адам. Я знала, что на тебя можно положиться. Представляешь, она просидит за меня в тюрьме пять лет, а может быть, и больше. Какое благородство! Какое самопожертвование! Её уже взяли под стражу.

Вики с таким восторгом и восхищением говорила об этой мексиканке, что мне самому захотелось сесть за неё в тюрьму.

– Ты можешь лететь обратно в свою Москву. Никто больше не отнимет мать у твоих дочерей.

– Замечательно. Но можно мне хоть с ними повидаться? Я не видел девочек полгода. Они наверняка сильно выросли. Да и не мешало бы принять душ с дороги. Перелёт с другого полушария – занятие не из лёгких.

Наученный кувейтским горьким опытом, я интуитивно почувствовал приближение кризиса и стал постепенно сворачивать свою деятельность в России. Но всё равно дефолт родины застал меня врасплох. Половина моего капитала испарилась из‑за девальвации рубля. Терять деньги всегда неприятно, а когда понимаешь, что компенсировать потери сможешь нескоро, тем более.

Привыкший к деловой суматохе и постоянному риску, я не находил места в нашем огромном доме. Вики целыми днями пропадала на службе. Утром я отвозил девочек в школу, а забирал их только после полудня. Мария посещала дополнительные занятия по хореографии, а Магдалина – кружок живописи.

Я пробовал заняться садоводством, но, кроме ухода за газоном, меня ничего не зацепило. Видимо, тяга к земле просыпается с возрастом, которого я ещё не достиг. Лишь запах скошенной травы притуплял чувство подавленности и самоедства, захватывающее меня с каждым днем всё больше.

И вот однажды днём, когда я болтался по дому без дела, в дверь позвонили.

На пороге стояла высокая долговязая женщина с острыми чертами лица и смуглой кожей. Ее жёсткие чёрные волосы были перетянуты резинкой в тугой пучок почти у самой макушки, что делало её похожей на ворону. Одета она была в потёртую джинсовую куртку и такие же джинсы. На ногах – помятые кроссовки, а на плече – большая спортивная сумка. Словно женщина собралась на тренировку, но только несколько лет назад, судя по одежде, уже вышедшей из моды.

– Здравствуйте! – она крепко сдавила мои пальцы сильной и шершавой ладонью. – Я Габриэлла. А вы, должно быть, Адам? Давно хотела с вами познакомиться. Вики мне много рассказывала о вас.

Я растерялся. Уж слишком неожиданной была эта встреча. Я пригласил её в дом – дождаться Вики, попить чаю. Но она отказалась.

– Я просто хотела посмотреть на вас, Адам, – она быстро сбежала с крыльца.

Посреди лужайки она обернулась, махнула на прощание рукой и крикнула:

– Передайте Вики, что я вернулась.

Жену я увидел только на третий день. Тени под глазами, осунувшееся, но счастливое лицо.

– Проболтали две ночи кряду. Бедная Габи! Она столько пережила из‑за меня! – сказала Вики, смотря в окно.

Неожиданно позвонил Фрэнк. Я уже забыл его голос, так долго мы не общались.

– Вики сказала, что ты маешься от безделья. А мы тут с друзьями собрались провести уикэнд на Аляске. Охота, рыбалка, костёр. Как настоящие бойскауты. Не составишь компанию? Заодно поговорим о твоих делах.

Предложение выглядело заманчивым. Карьера Фрэнка продвигалась стремительно. Он уже стал сенатором и возглавлял какую-то комиссию в верхней палате. Такой человек мог обеспечить меня работой на десятилетия вперёд, даже не заметив этого.

– Но охота – не моё хобби. Из оружия у меня только старенький винчестер. Им только грабителей отпугивать, а рыболовных снастей вообще нет.

– Всем необходимым я тебя обеспечу. Мы вылетаем в пятницу утром с военного аэродрома.

Он назвал время и место сбора.

Прежде я не бывал на Аляске. Моё воображение даже не могло представить себе такой суровой и первозданной красоты. Заснеженные вулканы, прозрачные горные реки, девственные леса. Я словно попал в другой мир. А всего-то – перелёт на частном самолете до Анкориджа, ещё пара часов в воздухе на вертолёте, и мы – в раю, на краю света. Власть и деньги могут всё. Невероятное вчера становится возможным сегодня.

Быстроходный катер по бурлящей реке доставил нас на берег большого таёжного озера.

Фрэнк первым спрыгнул на землю и, потянувшись, вскинул руки к небу.

– Красота! На триста миль – ни единой человеческой души! Мы – единственные люди на этой дикой планете, господа!

Он дал указания капитану катера, и матросы быстро выгрузили на берег всю поклажу, развели костер, поставили палатки, собрали стол и сервировали его, насколько позволяли походные условия, а затем, доложив сенатору об исполнении, завели мотор и ретировались. Туристы в это время любовались природой и попивали виски из блестящих фляжек.

Наша компания насчитывала восемь человек. Род занятий и общественное положение искателей приключений определить было трудно, все были одеты в одинаковые непромокаемые камуфляжные костюмы. Трое были весьма молоды, не старше двадцати пяти, видимо, адъютанты или секретари, решил я. Причём все юноши были на редкость красивы. Ещё двое членов нашей команды приблизительно нашего с Фрэнком возраста, около сорока. И один пожилой седовласый джентльмен.

Солнце садилось за сопку, оставляя на зеркальной озёрной глади багрово-красную дорожку. Общество легко согласилось отложить рыбную ловлю и охоту на завтра, а нынешний вечер посвятить отдыху.

Виски лилось рекой. Как только очередная бутылка опорожнялась, её бросали под стол и водружали новую. Я думал, что только русские мужики так напиваются на рыбалке. Оказывается, американцы нам в этом не уступают. Куда девалась их хвалёная расчётливость?! Двойной виски – это всего шестьдесят граммов. В этот вечер каждым из присутствующих было выпито в десять раз больше.

Я совсем опьянел. Понемногу наши ряды за столом стали редеть. Вначале отвалила молодёжь, а следом за ними их боссы. В итоге мы остались с Фрэнком на этом пиршестве одни.

– А ты молодец, Адам. Никогда не подумал бы, что сможешь столько выпить и удержаться на ногах.

– Российская закалка, сенатор.

– А как насчёт купания? Предупреждаю, вода жутко холодная.

– Легко.

Фрэнк разоблачился по-военному очень быстро и стоял на берегу в чём мать родила, демонстрируя мне и комарам своё мускулистое, без единой унции жира тело.

Я с трудом вылез из комбинезона и встал рядом с ним.

– А ты распустился, зятёк, – критически оглядел меня сенатор. – Тебе же ещё и сорока нет, а живот отрастил. Надо всерьёз взяться за твоё перевоспитание…

Фрэнк не договорил, разбежался и, выставив вперёд руки, смело нырнул с обрыва в темноту. Раздался всплеск. Затем знакомый голос позвал меня снизу:

– Ну где ты там? Или струсил?

Я прыжками в воду не занимался, потому прыгнул вниз солдатиком. Ледяная вода обожгла меня с ног до головы. Дыхание в груди перехватило. Хмель как ветром сдуло.

– Ну что? Поплыли? Или ты на берег?

Неожиданно во мне проснулся состязательный дух.

«Пусть ты и хвалёный морской котик, но русского мужика просто так не возьмёшь!» – решил я и молча поплыл в кромешную тьму.

Руки и ноги сводило судорогой, нечем было дышать, пальцы онемели, но я упрямо продолжал грести.

– Адам, остановись! Надо возвращаться! Десять минут пребывания в такой воде смертельны!

«Плевать я хотел на твои предостережения! Меньше задирать меня надо было».

Вдруг что-то тяжёлое упало на мою голову, и я отключился.

Очнулся возле костра. Фрэнк растирал спиртом моё онемевшее тело.

– Ты уж извини, дружище, что пришлось к твоей голове приложиться. Иначе мы оба утонули бы.

Он налил полный стакан виски и велел мне выпить. Я снова поплыл в беспамятство.

Среди ночи меня разбудил возбужденный шёпот под самым ухом.

– Ну же, мой сладкий, мой безрассудный толстячок, как ты отблагодаришь своего спасителя!

Я спьяну не сразу и понял, что к чему. И только потом до меня дошло, что я лежу голым в спальном мешке, а ко мне сзади пристраивается Фрэнк со своей дубиной. Меня словно током ударило. Что там холод озера! Сейчас напряжение было круче. Пятьсот, тысяча вольт! Как на электрическом стуле!

Я вывернулся и резко ударил коленом ему в пах. Фрэнк взвыл от боли.

– Ах, ты, неблагодарная сволочь. Я привёз тебя в этот чудо-уголок, напоил, накормил, из озера вытащил, а ты не можешь доставить мне маленькую радость!

Я уже был в термобелье и натягивал на ноги комбинезон. Меня трясло.

– Ты ошибся, Фрэнк. Обратился не по адресу. Я не оказываю таких услуг.

Боль, похоже, его отпустила, и он сел на спальник.

– Всё когда-нибудь бывает впервые, Адам. Ты же хочешь стать очень богатым и влиятельным?

Я промолчал.

– Но, чтобы вступить в наше братство, тебе придётся поступиться некоторыми принципами. Я знаю, что ты гетеросексуален. Но твоя независимость, твоя дурацкая спесь мешают тебе жить, сделать карьеру, сколотить состояние. Потому что ты один, волк-одиночка. Ты отбился от своей стаи, Адам. А к другой так и не пристал. В этом мире всё повязано, дружище. Никто никому не станет помогать просто так. А интимная близость мужчин – самая надёжная страховка от предательства. Тебя унизили, и ты всегда будешь это помнить. И сам будешь унижать других. Меня тянет тот, кто уверен во мне до конца. Я тяну того, в ком уверен сам. Так создаются самые могущественные организации в мире. Тайные ордена, масонские ложи построены именно по этому принципу. Я предлагаю тебе вступить в наше братство. Это своего рода обряд крещения. Понравится – продолжим, а нет – да спи ты со своими девками, сколько влезет. Ты же всегда мечтал работать в моей команде? Потому и женился на этой несчастной Вики? Признайся, Адам. И ложись рядом. Я постараюсь не делать тебе больно.

– Да пошёл ты…

Не одеваясь, Фрэнк потянулся к выходу из палатки.

– Если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Думаешь, моей подготовки не хватит, чтобы справиться с таким дохляком, как ты. Самонадеянный, наивный идиот. Я тебя ещё и друзьям подарю, пускай покуражатся со зрелым мужчиной, а то мальчишки им, поди, надоели.

Мне повезло. Фрэнк даже не подумал убрать мой винчестер. Он стоял там же, где я его оставил с вечера, возле палаточной стойки.

– Не подходи! Я выстрелю! – предупредил я голого извращенца и передёрнул затвор.

– Ой, как страшно! Ой, напугал! Убери оружие и снимай штаны, пока я окончательно не разозлился.

Он и не думал останавливаться и неотвратимо надвигался на меня, злорадно улыбаясь.

Стрелять предупредительно вверх не имело смысла. Я просто не успел бы передёрнуть затвор, бывший морской котик находился уже в паре метров. И я нажал на курок. Он взвыл от боли. Заряд дроби превратил его левое плечо в кровавое месиво. Струи крови стекали по его атлетическому телу. Он ещё простоял удивлённый какое-то время, а потом рухнул на росистую траву.

Из палаток выскакивали его товарищи, а я, не чуя под собой ног, ломился сквозь лесную чащу, только б успеть убраться от них подальше до рассвета.

Я взобрался на гору, с которой было хорошо видно, что творится в лагере. Где-то через час пришёл катер. Матросы так же дружно и оперативно свернули палатки, как их и поставили. Фрэнка занесли на борт на носилках. Он пришёл в сознание, старался встать и яростно жестикулировал здоровой рукой. Катер отчалил и стал подниматься вверх по впадающей в озеро реке. Когда он скрылся за поворотом, я вышел из своего убежища.

Небо затянулось тучами. Накрапывал дождь. На вершине дул сильный ветер, срывая с головы капюшон. В винчестере оставалось ещё пять зарядов. А до ближайшего жилья, как сказал Фрэнк, было триста миль.

– С трансвеститами и я бы покувыркался. Они симпатичнее местных проституток, – во всеуслышание заявил пузатый дядька в гавайке и цветастых шортах.

За что тут же получил оплеуху от своей не менее тучной спутницы.

– Я тебе покувыркаюсь, кобель паршивый. Подожди, вернёмся в отель, я тебе устрою и садо, и мазо. О всяких трансвеститах сразу забудешь.

Гид улыбнулся, довольный реакцией туристов на свой рассказ.

– Билеты на шоу получаем при выходе из автобуса.

Один вид расфуфыренных рекламных зазывал неизвестного пола вызвал во мне приступ тошноты. Комок встал в горле, и перехватило дыхание, как тогда на Аляске.

– Извини меня, Вики. Но я не пойду на этот шабаш. Противно смотреть на этих педерастов.

Она ничего не ответила. Встала с сиденья и, не взяв билета, вышла из автобуса.

Погружённая в раздумья, она брела по тротуару.

– Вики! Постой! Я чем-то тебя обидел?

Я нагнал её и схватил за локоть. Она вырвала свою руку и обернулась. Её лицо было алым не от солнца, а от злости. Из глаз катились крупные слёзы.

– Ну почему, почему ты меряешь всех по себе? Чем эти люди провинились перед тобой? Только тем, что они не такие, как ты?

Я испугался. Никогда прежде я не видел свою жену в таком состоянии. За все годы брака мы с ней ни разу не ссорились. Она никогда даже не повысила голоса на меня, не то чтоб орала.

– Может, я был излишне резок и моё мнение расходится с современной либеральной толерантностью к сексуальным меньшинствам. Но я имею на это моральное право, потому что сам пострадал от одного из видных представителей этого прогрессивного и модного движения.

Мои слова были полны сарказма. Я не мог себя остановить.

– Если бы охотники не нашли меня в тайге, умирающего от холода и голода, ты сейчас была бы вдовой, а наши дочери сиротами.

– Не изображай из себя жертву. Ты покушался на жизнь сенатора. И если бы не я, Фрэнк засадил бы тебя за решётку пожизненно.

Она поймала такси, и мы поехали в отель, не проронив больше не слова.

Вики раздвинула кровати, поставив между ними тумбочки. Десять ночей мы проспали раздельно. На отдыхе в экзотической стране, где властвуют свободные нравы. Солнце, море, фрукты, загорелые женские тела в бикини на пляже и около бассейна сильно возбуждали меня, но в интимной близости жена мне отказывала. Я считал часы, когда же наконец кончится этот проклятый отпуск!

По возвращении домой Вики исчезла. Я вначале не придал её отсутствию особого значения. Работа у комиссара полиции ненормированная. Когда случался аврал, она оставалась ночевать в отеле недалеко от полицейского управления. К тому же во мне накопилось столько нереализованной сексуальной энергии, что я не успевал посетить всех своих действующих и законсервированных любовниц. Благо каникулы у дочерей ещё не кончились, и они продолжали гостить у бабушки в Европе.

Но через неделю я начал волноваться и позвонил ей на мобильный телефон. Абонент был недоступен. Тогда я набрал её рабочий номер.

Ответила секретарша:

– Миссис Виктория подала прошение об отставке. Вчера губернатор его подписал. Ваша жена больше не комиссар полиции, мистер Адам.

Я засыпал её мобильный телефон смс-сообщениями, электронную почту – письмами, звонил её матери в Европу, но она ничего не знала о дочери, поинтересовалась только, когда я заберу девочек.

Обращаться в полицию относительно поиска бывшего комиссара полиции было глупо. Никаких координат Габриэллы я не знал. Только один человек мог бы просветить меня о причинах исчезновения Вики. Фрэнк. Но ему мне звонить совсем не хотелось.

Она сама позвонила на следующий день.

– Я подала на развод. Надеюсь, ты не станешь сильно противодействовать этому.

– Но почему, Вики? Мы так долго вместе. У нас прекрасные дочери. Замечательная, дружная семья. А ссоры? С кем они не случаются?

– Не стоило выходить замуж без любви. Прости, – тихим голосом произнесла она и отключила телефон.

Я нашёл дом, где снимала квартиру Габриэлла. Помогла одна судья – моя бывшая подруга. Припарковал машину прямо напротив нужного мне подъезда и стал ждать. Они появились поздно, ближе к полуночи. Шли в обнимку как настоящие влюблённые. У каждой в свободной руке было по большому бумажному пакету. Видимо, выпивка и закуска. Они о чём-то оживлённо разговаривали и смеялись. Я никогда прежде не видел свою жену такой счастливой.

– Вики! – окрикнул я её из машины. – Можно тебя на минутку?

Женщины смутились, как воришки, застуканные на месте преступления. Вики первой взяла себя в руки и, передав подруге свой пакет, отправила её домой. Та без охоты двинулась в подъезд, постоянно оглядываясь.

– Зачем ты здесь?

– Хотел убедиться в обоснованности своих подозрений.

– Убедился?

– Вполне. Но я не считаю это поводом для развода. Тобой движет благодарность к этой женщине. Не более. Это пройдёт.

– Да какая разница: женщина или мужчина? Я просто не люблю тебя. Вот и всё. И никогда не любила. Мне всегда нравился другой мужчина.

– Фрэнк?

– Да. Но ты знаешь, он равнодушен к женщинам. Как бы много я отдала, чтобы оказаться тогда на Аляске вместо тебя!

Я был в шоке.

– Я хочу сменить пол.

Она произнесла это таким обыденным тоном, словно собиралась поменять линолеум на паркет.

– Ты в своем уме? Ты же мать двух дочерей! Что скажут твои родители? Мать? Отец?

– Не надо, Адам. Не мучай меня, пожалуйста. Наши девочки для меня святое. У меня сердце разрывается при одной только мысли, что не смогу видеться с ними. Но так будет лучше. Для всех лучше. Ты хороший и заботливый отец. Ты сможешь воспитать их настоящими людьми, нормальными женщинами. А на мнение родителей мне плевать. У них свой скелет в шкафу. Кстати, если ты считаешь, что девочкам обязательно нужна мать, то женись на моей сестре. По крайней мере, она им не чужой человек. Лучше жены ты не найдёшь. Хорошая, рачительная хозяйка. Классический вариант. В Калифорнии – замечательный климат. Ты же всегда мечтал работать в Кремниевой долине. Вот тебе и представляется случай. А отсюда тебе всё равно лучше уехать и девочек увезти. Я, конечно, приложу все усилия, чтобы сохранить конфиденциальность. Но ты сам понимаешь, что возможна утечка информации. Пойдут ненужные разговоры. С моим отцом ты обязательно подружишься. Вы очень похожи. Относительно денег на операцию не переживай, у меня есть свои сбережения. Если не хватит, поможет Фрэнк. И вообще всё наше имущество остаётся тебе. Я ни на что не претендую, просто исчезну из вашей жизни.

– И ты готова на такие жертвы? – я не верил своим ушам. – Чтобы стать мужчиной?

– Да. Готова. Я не могу так больше жить. Ошибку природы надо исправлять.

– Для кого? Ради Фрэнка? Ради Габи?

– Ради самой себя!

Руль заскрипел у меня в руках.

– Я хочу утрясти все формальности до операции. Ты дашь мне развод?

– Ты получишь его! – стиснув зубы, произнёс я. – На прощанье ответь, пожалуйста, честно на один вопрос: все эти годы я прожил с мужиком?

Вики рассмеялась.

– Что ты так напрягся? Представляю, каково сейчас тебе, ярому поборнику традиционности! Испугался, что скажу «да». Но успокойся: ты был женат на женщине. Своеобразной, но женщине. А после развода будет совсем другая жизнь.

В суде я держался стойко. Не только согласился с разводом, но даже настоял на нём. За что удостоился уважительного взгляда Вики. А потом, когда уже всё случилось, меня понесло. Весь ужас произошедшего дошёл до моего сознания. Я стал названивать Вики. Она не отвечала. Тогда я написал ей письмо и отправил по электронной почте. Какую я нёс пургу! О том, что согласен стать свингером, предлагал попробовать жить втроём – Вики, Габи и я (без Фрэнка, разумеется), расписывал свои сексуальные фантазии.

На что получил от Вики короткий ответ: «Я подумаю».

Алкоголь – плохой помощник в трудной ситуации. Ну а в моей, когда в единую кучу смешались женщины, мужчины, отцы, матери, он вообще послужил детонатором для взрыва мозга.

Неделя беспробудного пьянства привела меня в психиатрическую лечебницу. Придя в себя, я первым делом затащил в кровать свою докторшу, чуть не женился на ней. Но быстро одумался.

Выписавшись, я набрался мужества и позвонил Фрэнку. Он без колебаний сказал, в какой клинике лежит Вики. Я купил букет белых роз и поехал навестить её.

В регистратуре мне сказали, что пациенток с именем Виктория у них нет. Я попросил позвать главврача. И только когда он узнал, что я от Фрэнка, понял, кто меня интересует.

– Так вам нужен Виктор! Сразу бы сказали, что вас прислал мистер Фрэнк. Наденьте халат и бахилы. Следуйте за мной.

Мы долго петляли по длинному коридору, то поднимались по лестнице на этаж вверх, то спускались вниз. Наконец пришли в отдалённый больничный блок и встали перед массивной, как в банковском сейфе, автоматической дверью. Доктор набрал секретный код на панели, и дверь открылась.

Дежурная сестра поднялась из‑за стола.

– Мы к Виктору, – сказал доктор, и она провела нас в палату.

На кровати возле окна лежал забинтованный с ног до головы человек. На уровне пояса у него болтался мочеприёмник, соединённый прозрачной трубкой с замотанным бинтами членом.

Потрясённый увиденным, я положил букет на стол. Мумия поднялась с постели. Она открыла рот, хотела сказать что-то, но передумала и просто подмигнула мне до боли знакомым серым глазом.

Я продал дом, машины, остатки бизнеса. Последнюю ночь на восточном побережье мы переночевали в отеле. Чтобы побаловать дочек, я забронировал президентский люкс, чем привёл их в полный восторг.

Услужливый швейцар в ливрее распахнул перед нами двери и помог носильщику уложить в багажник такси чемоданы.

Я отдал ему чаевые и, усаживая дочек на заднее сиденье, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Оглядевшись по сторонам, я увидел невысокого морского офицера, стоявшего у сетки теннисного корта. Его фуражка была сильно надвинута на глаза. Но на лице можно было разглядеть шрамы и слёзы, стекающие по нежным щекам.

М. Бедная женщина! Мне жаль и её, и вас. Вам столько пришлось пережить, мистер Адам! Но позвольте спросить: наделяя свой идеал чертами Виктории, пусть даже положительными, милыми вашему сердцу, не боитесь ли вы вновь столкнуться с похожими проблемами? Гомосексуализм – очень глубокая предрасположенность.

А. Но вы же сами уверяли меня недавно, что на дельта-уровне головного мозга возможно любое внушение? Или ваша методика не столь эффективна?

М. Что вы! Я не отказываюсь от своих слов. Просто мы ещё никогда не имели дело с такой проблемой. Мне сложно заранее гарантировать результат.

А. Послушайте, Моисей. Я бросил все свои дела, прилетел к вам, заплатил кучу денег, уже который день торчу на этом корабле, изливая вам свою душу. Хотя ни разу в жизни не исповедовался. Ведь я лютеранин. Мои помощники даже отыскали её грязную футболку тридцатилетней давности. С белым бегемотом, кстати. Слава богу, Вики не любила стирать. А вы тут включаете заднюю скорость! Если не можете, скажите прямо. Расторгнем контракт, и вы вернёте мне мои деньги.

М. Но вам никто в мире не сможет помочь, кроме нас!

А. То-то и оно. Знаете моё больное место. Тогда ответьте мне на конкретный вопрос: вы можете наделить мою будущую жену спокойным и уравновешенным характером, какой был у Вики, исключив её гомосексуальные наклонности?

М. И взрывы безудержной жестокости, как в случае с проституткой? Она постоянно сдерживала свои эмоции. Внешнее повседневное спокойствие ей доставалось дорогой ценой. Возможно, с вами она была спокойной, потому что вы были ей безразличны?

А. Короче, док, кокетство, жеманство, капризность моих предыдущих женщин надо чем-то разбавить. Я хочу, чтобы Вики отдавалась мне со страстностью Анны, а в жизни Анна была без своих завихрений. С Вики я прожил десять лет, а с Анной не выдерживал и пары недель.

М. Будь по-вашему, мистер Адам. Кажется, я начинаю понимать, что вам нужно. Но хотелось бы услышать последнюю историю. Для полноты картины.

Глава 4. Дух капитализма

– Человек свободен в том, что ниже его, и не свободен в том, что выше его, – произнёс Мартин, вытирая полотенцем пот со лба, затем с размаха воткнул топор в бревно и присел на фундамент будущей кирхи.

Я последний раз стругнул рубанком зажатую в тисках доску и присоединился к нему.

Солнце приближалось к зениту и палило нещадно. С меня стекло семь ручьёв, и футболка промокла насквозь. Но усталости не чувствовалось, то ли запах свежей стружки так бодрил, то ли ощущение причастности к богоугодному делу.

Мне нравились перекуры. Хотя в нашей добровольной плотницкой артели никто не курил, но лучшего определения для минут отдыха в перерывах между тяжёлым монотонным трудом я просто не знаю. Эти святые моменты, когда уставшие мышцы расслабляются после интенсивной физической нагрузки, а мозг, истосковавшийся по общению, особенно восприимчив, пастор использовал для бесед о смысле бытия.

Постепенно к нам подтянулись и другие строители. Молодые парни, солидные мужчины и пожилые старцы, собравшиеся со всего округа по призыву пастора Мартина на строительство новой лютеранской церкви. В основном это были немцы, не считая двух датчан – отца и сына – и меня. Кто-то жадно пил воду из кувшина, кто-то снял пропотевшую рубаху и обливал себя из ведра, а кто-то просто прилёг на брёвнах под солнышком, закрыв глаза.

– А в чём конкретно ограничена свобода человека? – спросил пастора молодой датчанин.

Толстый Мартин сразу подтянул живот, расправил плечи и даже сделался выше ростом.

– Вот мы с вами строим церковь. Какой она будет, зависит от нас. Но снизойдёт ли на молящихся в ней прихожан святой дух, на это мы повлиять не можем.

– На то божья воля, – заметил худой старик с морщинистым лицом.

Я прекрасно понял пастора, но мое атеистическое прошлое решило поспорить.

– Мартин, а зачем мы покупаем лес в других штатах и везём его в Калифорнию? Не дешевле ли построить церковь из современных материалов, древесно-стружечных плит, скажем?

– Конечно, можно, Адам. И если бы община решила, мы бы так и сделали. Но ведь большинство прихожан проголосовало за живое дерево. Зато мы экономим, не нанимая чужих людей, многое делаем сами. В доме Господа нашего будет частица души каждого из нас. Окропляя потом эти брёвна, мы согреваем будущую церковь теплотой наших сердец!

– Но если я вкладываю в кирху свою душу, значит, тем самым создаю предпосылку для снисхождения в неё в будущем святого духа?

– Не богохульствуй, Адам. Ты сам знаешь, что не прав. Мирская логика применима к бизнесу, к карьере, к тому, что нас кормит, но не к божественному промыслу. Любовь, рождение, смерть – выше логики. Человеку в своей гордыне свойственно преувеличивать собственные силы. Отсюда глубокие разочарования и даже трагедии. Во всём, что касается продолжения рода, мы свободны только в мелочах. Эту часть нашего жизненного сценария пишет Господь, а мы – всего лишь актёры.

Сказанное Мартином разделило вольных плотников на два лагеря по принципу «Если бы молодость знала, если бы старость могла». Пожилые сосредоточенно молчали, вспоминая пережитое, и находили в своих судьбах подтверждения словам пастора. В глазах людей молодых, несмотря на уважение к авторитету проповедника, читались скепсис и недоверие. «Пусть у вас не получилось стать хозяевами своих судеб, но мы-то сможем», – в глубине души думали те, чей возраст не перевалил за тридцать. В силу своего богатого личного опыта я уже понимал Мартина и невольно находился в лагере стариков.

Она почти не походила на свою сестру. Разве что ростом. Одна была плотной, крепко сбитой, с развитой для женщины мускулатурой, другая никогда не увлекалась никаким видом спорта, и если бы не природная худоба и аскетичный образ жизни, вероятно, ей грозили бы рыхлость тела и лишний вес. У Вики были густые прямые волосы, у Эльзы – редкие кудряшки, которые она накручивала перед сном на бигуди. Старшая сестра пользовалась косметикой, носила платья и деловые костюмы с юбками (Вики признавала только джинсы и брюки), раз в неделю делала прическу в парикмахерской и эпиляцию ног в косметическом салоне.

Младшая была зациклена на карьере, старшая – на деньгах. Эльза владела небольшой аудиторской фирмой. Её клиентами являлись в основном венчурные компании, всевозможные партнёрства будущих компьютерных гениев, некоторые из них выстреливали, богатели, но бухучет по-прежнему доверяли только Эльзе. Несмотря на загруженность в бизнесе, ей удавалось самой поддерживать нежилую чистоту в своей просторной квартире. Каждую субботу она устраивала генеральную уборку. Стирала, гладила, чистила, мыла. Воскресным утром посещала церковь, а потом весь день страдала от одиночества, считая минуты до начала новой рабочей недели.

По молодости Эльза успела побывать замужем, но её муж, прихватив все семейные накопления, сбежал к актрисе в Сан-Франциско. Молодая женщина погоревала и нашла утешение в бизнесе, мужикам больше не верила, но в глубине души очень хотела иметь семью и детей.

Муж и дочери её непутевой сестры, свалившиеся как снег на голову, были восприняты Эльзой как божий дар. После стольких бессонных ночей, зарёванных подушек и десятилетий ожидания.

Я познакомился с ней в доме Мартина. Узнав о шокирующем поступке Вики, она не раздумывая предложила мне с детьми переехать к ней.

– Нечего вам мыкаться в отеле. У меня места хватит всем. Я заменю девочкам мать. А тебе, Адам, если хочешь, могу стать надёжной спутницей жизни.

Ещё ни одна женщина не предлагала мне взять её в жены.

– Но мы так мало знакомы… – я посмотрел на пастора.

– Иногда Бог всё решает за нас. Да и Вики не оставила нам выбора. Теперь мы – твоя семья, Адам. И если у вас с Эльзой что-то получится, я буду только рад. Раньше говорили: стерпится – слюбится. Мне бы очень хотелось, чтобы мои внучки выросли в полноценной семье.

– Тебе все будут завидовать! – уверенно пообещала сестра моей бывшей жены.

Эльза держала слово и старалась изо всех сил. Никакая другая женщина никогда обо мне так не заботилась. Все мои вещи были выстираны, выглажены и аккуратно разложены по полкам в шкафу. Каждое утро меня ожидала свежая отутюженная сорочка и полноценный горячий завтрак.

С девчонок она буквально пылинки сдувала. Но чем больше Эльза проявляла заботы о племянницах, тем капризнее они становились.

Дочерям исчезновение матери я объяснил так:

– Вы смотрели фильмы о Джеймсе Бонде? Ваша мама тоже выполняет секретное, очень важное государственное задание. Она живёт под чужим именем в другой стране.

– Круто! А когда она вернётся? – спросила Мария.

– Нескоро. Очень нескоро. Может быть, когда вы уже станете взрослыми.

– Так долго? А это задание опасное? – поинтересовалась Магдалина.

– Не стану вам врать. Возможно.

– А почему вы развелись?

– И мы переехали в эту дыру?

Дочери засыпали меня вопросами в один голос.

– Так решила ваша мама. Больше я вам ничего не могу сказать, потому что это государственная тайна. И вы тоже должны хранить её. Если вдруг кто-нибудь из вас или в школе, или на улице проболтается кому-нибудь из подружек, что ваша мама – спецагент, тогда эта информация может дойти до врагов, и маму могут раскрыть. Если когда-нибудь кто-то спросит у вас, где ваша мама, отвечайте: папа с мамой развелись, а где она теперь, вы не знаете. Одно лишнее слово, и мамина жизнь будет висеть на волоске. Вы меня поняли?

– Да, папочка. А какой у нашей мамы секретный номер? У Джеймса Бонда – 007, а у мамы – 008?

– Даже я этого не знаю. Там строжайшая секретность. Я и так выдал вам тайну, чтобы вы знали: ваша мама жива, здорова, у неё новая интересная работа и новая жизнь. Но она вас по-прежнему любит и всегда помнит о вас. Больше на эту тему ни слова. Если будут от мамы вести, я вам обязательно скажу. Договорились?

– Да, папочка. Но только зачем ты женился на этой селёдке?

Я щёлкнул Магдалину по носу.

– Никогда больше не называй так тётю Эльзу! Она во всем старается вам угодить. Имейте хотя бы элементарное чувство благодарности. И не суйте, пожалуйста, свой нос, юная леди, во взрослые дела!

– Хорошо, папочка. Мы постараемся.

Но, когда я закрывал дверь в их спальню, услышал шёпот.

– Не понимаю, как можно было променять Джеймса Бонда на эту селёдку? Какие странные эти мужчины!

Загруженный семейными проблемами по самую макушку, я и не заметил, что сама собой сбылась мечта моей юности. Городок, в котором жили родственники Вики, был пригородом Сан-Хосе – негласной столицы Кремниевой долины. Здесь располагались штаб-квартиры ведущих IT-корпораций, лучшие программисты планеты ежедневно выдавали сотни инновационных разработок, а непризнанные гении налаживали в гаражах опытные производства. Здесь поселилось творчество. Оно бурлило, фонтанировало, переливалось разноцветными красками и проливало золотой дождь на смельчаков, покорявших неизведанное. Инвесторы выстраивались в очередь к изобретателям. Когда такое было? Для перспективных разработок предлагались немыслимые капиталы. Информационная революция окупала любые затраты и сулила немереные барыши. Телевидение и газеты трубили о невиданном прорыве человеческого разума.

Майкл вырос в глухой провинции в семье мелких фермеров. На десять лет родители подарили ему игровую приставку и потеряли сына. Мир виртуальных игр оказался ему ближе и роднее реальной жизни. Школа, друзья, обязанности по дому отошли на второй план, а с появлением в семье компьютера – ещё дальше. Он переселился в Сеть и выходил из неё только в случае крайней нужды.

В семнадцать он сбежал из дома и приехал в Сан-Хосе с сотней долларов в кармане. В интернет-баре познакомился с такими же одержимыми компьютерными играми сверстниками. Зарегистрировали компанию. Сняли лачугу с Интернетом. Между попойками написали первую игру. Её купила крупная корпорация и заказала ещё. Первый успех вскружил гениям головы, они сразу же поселились на роскошной вилле с бассейном. Девочки в нём плескались круглосуточно.

– Как желторотым юнцам можно доверять такие деньжищи! – возмущалась Эльза. – Они же всё спустят! Вчера даже сняли со счёта аванс заказчика. Точно пропьют. Жалко ребят. Головы у них светлые, а организующего начала никакого. Ты бы встретился с этим Майклом. Присмотрелся к нему. У парня большое будущее. Если, конечно, полиция не остановит. Да и тебе помощники в новом деле нужны.

Исключительно из уважения к своему бухгалтеру Майкл любезно согласился встретиться со мной в баре. Встречу он назначил на полдень, но опоздал минут на сорок. Я уже собрался уходить, как в дверях нарисовался волосатый юноша, похожий на Дастина Хоффмана в молодости, в грязной футболке с изображением Че Гевары.

– Ты что ли Адам? – небрежно бросил он мне и подозрительно покосился на мои залысины.

– А ты, должно быть, Майкл? Эльза мне тебя точно описала.

– Короче, папаша, перейдём к делу. Мне нужен на месяц лимон баксов.

– На каких условиях?

– У тебя как у бойфренда тёти Эльзы я возьму эти деньги под десять процентов годовых.

– Не пойдёт. Слишком много.

– Ну ты даёшь, папаша! Так дай нам эти деньги бесплатно. Не дрейфь. Мы тебя не кинем. Перекроемся ненадолго и отдадим всё до цента.

– Хорошо. Пиши расписку.

Ни через месяц, ни через полтора деньги он мне не вернул. Следующая наша встреча произошла в офисе у Эльзы. Майкл пришёл в сопровождении своего адвоката, такого же разбитного малого, как он сам.

– У нас форс-мажорные обстоятельства. Дизайнер заболел. А без него мы не можем сдать заказчику уже почти готовые игры. Нам нужен ещё месяц, чтобы рассчитаться с вами.

– А что случилось с вашим дизайнером?

– С Бобом, что ли? Так у него от несчастной любви крышу сорвало. Уже месяц бухает по-чёрному.

– Да уж, проблема, – согласился я, а потом резко схватил Майкла за грудки и произнёс страшным тоном, усвоенным в Москве в начале девяностых. – Послушай, малыш, при такой организации бизнеса проблемы у тебя никогда не кончатся. Ты хочешь разбогатеть или угодить в тюрьму?

– Разбогатеть… – промямлил Майкл.

– Тогда оставь этот миллион в деле, мне хватит и половины твоего бизнеса. Ты будешь писать свои игрушки и ещё массу других программ, а организацию производства, отношения с кредиторами и заказчиками я возьму на себя. По рукам, будущий Билл Гейтс?

Майкл пережёвывал моё предложение.

– Я, в принципе, не возражаю. Но как быть с Бобом?

– С дизайнером? Пусть проспится, а потом перепишет свою долю в компании на меня. Он её уже пропил.

Так началось наше сотрудничество с Майклом. Союз молодости и опыта оказался на редкость прочным и эффективным. Через пару недель финансы компании были приведены в порядок. Заказчики получили свои игры и заключили с нами новые договоры. Но мне этого было мало. Я соскучился по настоящей работе и хотел её больше и больше. Перспективные программисты липли к Майклу как мухи на мёд, мне же оставалось в нужное русло направлять их мозги. Всевозможные приложения для поисковиков, социальных сетей, персональные и корпоративные сайты. Мы не гнушались никакой работой. Но нашей фишкой стали биржевые торговые платформы. Я интуитивно ощущал, что общество переоценивает влияние информационных технологий на своё дальнейшее развитие. Хай-тек – это прекрасно, замечательно, за ним будущее, но человечеству для жизни кроме Интернета нужно ещё многое: еда, одежда, машины, жилище…

Зато в биржевой торговле Интернет произведёт настоящую революцию. Благодаря новым технологиям спекуляции акциями, валютами, фьючерсами будут доступны каждому, кто в состоянии купить себе компьютер и что-то скопил на чёрный день. Любой лох может почувствовать себя великим финансистом. Рано или поздно он всё равно проиграется, зато до конца жизни будет вспоминать свою причастность к мировым финансам, самой захватывающей игре сильных мира сего.

Биржи и брокеры разных стран быстро озолотили нас с Майклом. Наша фирма превратилась в публичную корпорацию, её акции стали торговаться на Уолл-стрит. Свои доходы мы вкладывали в бумаги других высокотехнологических компаний и успели продать их накануне биржевого краха.

Не знаю, откуда всё взялось. Мне крупно повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте. И всё делал вовремя, как будто внутри меня поселился очень опытный и мудрый советчик, знающий наперёд, как будут развиваться события.

– Это моя любовь помогает тебе. Я же предупреждала: тебе все будут завидовать, – Эльза повторила свою пророческую фразу и спросила: – А ты знаешь, как переводится с древнееврейского слово «грех»?

Я пожал плечами.

– Свернуть с пути.

А я и не грешил, живя с ней. В постели она была гораздо отзывчивее Вики, но до Анны ей было далеко. Поэтому иногда хотелось большего, но я себя сдерживал и вскоре забыл, что такое интрижки на стороне. Работа, дом, посещение воскресной проповеди всей семьёй, воспитание дочерей, теологические беседы с Мартином занимали весь мой новый мир, ограждая его невидимой стеной от враждебных сил.

Отношения с Эльзой я официально так и не оформил, хотя она неоднократно намекала, что пора бы. Вначале от нового брака меня удерживали дочери, их категорическое неприятие тётки в качестве матери. Но со временем противоречия как-то сгладились. Мария и Магдалина подросли, у них появились свои подростковые проблемы. Эльза смирилась, что племянницы никогда не назовут её мамой. Ведь девочкам порой приходили письма от родной матери из различных горячих точек планеты. Вики-Виктор был предельно лаконичен: люблю, целую, слушайтесь папу, дедушку и тётю Эльзу.

А потом мы поехали в Египет. Мартин с радостью согласился присмотреть за внучками. И мы впервые оказались с Эльзой вдвоём на отдыхе. Только она и я. Без бизнеса, без домашних проблем, без детей, без отца. И оказалось, что нам нечего делать одним.

Леса здесь не было, и вообще эта поэтическая идиллия была не про нас. Мои эмоции больше передавала строка «быть с чужою вдвоём нелегко».

Эльза так долго готовилась к этой поездке, мечтала, что на отдыхе я наконец-то решусь и сделаю ей предложение. Но я абсолютно не оправдал её надежд. Сразу повёл себя как настоящая скотина. Не знаю, какая муха меня укусила.

Наверное, не стоило после тяжёлого перелёта пытаться изобразить из себя мачо. У меня ничего не получилось. И я не нашёл лучшего оправдания, как обвинить Эльзу во фригидности. Она расплакалась и убежала в ванную.

На ужин я пошёл один. Потом долго гулял по пляжу, слушал шум прибоя и почти успокоился. А когда вернулся в номер, то обнаружил раздвинутые кровати.

И тут меня переклинило окончательно. Таиланд, трансвеститы, превращение Вики в Виктора…

Мы отдыхали по системе «всё включено», в том числе и спиртные напитки. Но моя вредность была настолько сильна, что даже алкоголя не хотелось. Лучше бы я тогда напился, проспался, а потом, съедаемый комплексом вины, покаялся и попросил прощения. Эльза подулась бы для приличия, и мы продолжили отдых, как подобает супругам.

Но я этого не сделал. Наоборот, вёл здоровый образ жизни, вставал с первыми лучами солнца, делал зарядку и отправлялся в гордом одиночестве на завтрак, а потом – на пляж. До обеда плавал среди роскошных рифов и разноцветных рыб. Затем садился в такси и уезжал в Старый город, где слонялся по сувенирным лавкам или просиживал в кофейнях до вечера. После ужина гулял по пляжу, наслаждаясь закатами и морским воздухом. Чем занималась Эльза, мне было неведомо, ведь мы с ней не разговаривали.

Исключение составили лишь экскурсии в Каир и Луксор. На людях мы вынужденно поддерживали видимость общения.

По ночам, мучаясь от бессонницы, я пытался проанализировать причины конфликта.

Вспомнился рассказ одной парикмахерши, с которой я крутил шуры-муры еще на восточном побережье.

– На Мальдивы надо лететь с мужчиной, с которым только что познакомилась, – как-то во время стрижки она излила мне душу. – Я сделала великую глупость, поехав туда со своим старым бойфрендом. Одинокое бунгало на берегу голубой лагуны. Пальмы, кокосы. Райский остров. Баунти. Через день мы с моим кавалером поссорились, ещё через день перестали разговаривать, а ещё через день готовы были разорвать друг дружку в клочья. Чтобы удержаться от кровопролития, я решилась на побег. А там каждый отель – на отдельном острове.

Туристов привозят из столицы на гидропланах. Я выбрала момент, когда мой любовник уплыл подальше, собрала свои вещички и помчалась на причал. Как на беду, у меня не оказалось с собой наличных, только кредитная карточка. А гидропланы старые, платёжными терминалами не оборудованы. Только бутылка виски, которую я прихватила с собой из мини-бара, разжалобила лётчика, и он пустил меня в кабину. Ночь, незнакомые звёзды и большая круглая луна освещают полёт хрупкого самолета, а под нами серебрится Индийский океан. Бывший военный американский лётчик, седой и загорелый, сделав глоток виски, передаёт бутылку мне. Шум мотора заглушает слова. Обалдеть!

А потом мне вспомнился Боб, наш ведущий веб-дизайнер, тот самый, что лишился акций из‑за несчастной любви. Его избранница весила больше центнера. Первая стадия ожирения. Расплывшийся студень, а не женщина. Как такую можно любить? Но Боб сходил по ней с ума. А потом она похудела, конечно, не до размеров фотомодели, но до приемлемых габаритов и стала наставлять Бобу рога с каждым встречным мужиком, которому не противны были её прелести. А Бобу плела сказки о платонической любви. Когда другие мужики только трогают её за руку, у неё сразу мурашки пробегают по коже, а на его ласки – нет. Малость похудевшая толстуха изображала из себя сердцеедку, женщину-вамп. С раннего детства болезненно полная девочка подвергалась жестоким унижениям со стороны сверстников, теперь выплёскивает накопившиеся обиды на бедного мужа.

А чем ты отличаешься от неё, Адам? Это же Вики изводила тебя в Таиланде, почему ты вымещаешь свою старую злость на её сестре в Египте? Она же ничего плохого тебе не сделала. Только – хорошее. Она по-настоящему любит тебя. А ты?

Есть женщины для отдыха, а есть – для жизни. Эльза принадлежала ко вторым. Стоило нам вернуться домой и окунуться в повседневные хлопоты, как отпускные обиды сами собой постепенно забылись, и жизнь вернулась в наезженную колею.

Кризис доткомов не давал расслабиться. Многие высокотехнологические компании разорились. Мы сами едва удерживались на плаву, пришлось урезать расходы и сократить персонал.

– Не понимаю, зачем? – недоумевал Майкл. – У нас на счету лежат миллиарды, а мы экономим каждый цент!

– Время разбрасывать камни, время собирать камни. Но есть ещё и третье – просто ждать. Когда на рынок придёт оживление, мы будем первыми, кто его подхватит. Кто умеет ждать, тот владеет миром, говорили древние мудрецы.

– Но от этого безделья можно сойти с ума! Я хочу новый «Феррари». Скажешь, не имею права?

– Почему же, имеешь. Тебе принадлежит половина компании. Но я бы пока повременил с дорогими покупками. Сейчас многим плохо, ты только вызовешь у них чёрную зависть. Отправляйся лучше в кругосветное путешествие или займись образованием. Ты когда-нибудь окончишь университет?

Майклу сильно не нравилось, когда старшие учили его жизни, а разговоры про учёбу вообще приводили в бешенство. Меня в глубине души он побаивался, потому не вспылил.

– Хорошо, компаньон, уговорил. Отправляюсь в круиз вокруг шарика и целых три месяца не буду тебе надоедать.

Но Эльза думала по-другому:

– А не много ли Майкл тратит на себя? Вначале вилла на Багамах, теперь вот кругосветный круиз!

– Пока молодой, пусть потешится.

– А нам деньги не нужны?!

– Что ты взъелась на парня? Хочешь сама отдохнуть? Поезжай, куда душа пожелает. Вон НАСА туристов в космос отправляет.

– Спасибо. Уже отдохнула. У меня и здесь дел полно.

Эльза открыто говорила о себе:

– Да, я жадная. Но если тратить деньги, как вы, направо и налево, то скоро без штанов останемся.

Я как-то не выдержал и пожаловался Мартину на её прижимистость. Пастор только развёл руками:

– Она истинная лютеранка, Адам. Мирская аскеза – это традиция нашей веры. Не будь протестантской этики, не было бы современного капитализма.

И он рассказал мне, откуда растут корни этой скупости.

– Вам же довелось побывать в бизнесе посредником? Механизм извлечения прибыли знаете? Что-то отстегнул от производителя, что-то – от потребителя. Похожая практика встречается и в делах духовных. Кто такой священник в католичестве и в православии? Тот же посредник. Но только не между продавцом и покупателем, а между Богом и человеком. Вы, кстати, знаете, почему в христианстве вообще появился протестантизм?

В общих чертах я, конечно, знал историю его возникновения, всё-таки столько лет прожил с дочерями проповедника, но ужасно хотелось услышать интерпретацию самого Мартина. Обладая энциклопедическими знаниями и пытливым неординарным умом, он привык во всём докапываться до сути.

– В Средние века в католической церкви бурно процветала торговля индульгенциями – специальными грамотами, подтверждающими отпущение грешникам грехов. Не важно, насколько праведно прошёл христианин свой земной путь – будь он хоть разбойником, хоть вором, хоть убийцей, но если у него было достаточно денег купить частицу святости у церкви, то ему отпускались все грехи, и он мог рассчитывать попасть в Царство Небесное. Безусловно, истинных христиан коробила такая несправедливая и циничная торговля. Какой святостью может обладать продажный священник? Поэтому в протестантизме все верующие равны перед Богом, каждый сам себе исповедник. Свои поступки и мысли мы сверяем только с Библией. Спасение – это божья благодать, от человека не зависящая. А проповедь может прочитать любой из прихожан, который ощущает в себе силу и право. Кстати, Адам, я уже давно хочу предложить вам попробовать себя в роли проповедника. Мне кажется, у вас уже получится.

– Спасибо за предложение. Я подумаю. Но мы отвлеклись от первопричины разговора. Причём здесь скупость?

– Аскеза, Адам, не путайте. К богатству, накопленному трудами праведными, протестанты относятся чрезвычайно бережно и рачительно. Отсюда первоначальное накопление капитала для промышленного производства. Не случайно капитализм развился в первую очередь в протестантских странах, и кризисы мы переживаем гораздо легче, чем остальные христиане.

Когда человек непосредственно сверяет свои деяния со Священным Писанием, когда он сам строго спрашивает с себя за малейшие проступки, а не надеется на доброго священника, который отпустит ему грехи, тогда он становится истинно свободным и Бог помогает ему в делах. Вот в чём секрет ускоренного промышленного развития Запада, а не в законе стоимости Маркса, как вас, наверняка, учили.

Кстати, о вашей родине, Адам. Как вы думаете: кому принадлежало три четверти торгово-промышленного капитала Российской империи до 1917 года?

– Может быть, дворянам или царским придворным?

– Староверам, друг мой, староверам!

– Не может быть!

– Тем не менее это правда. Консервативный протест русских раскольников привёл практически к такому же результату, что инновационный протест западных христиан. Когда между человеком и Богом нет посредников, высвобождается колоссальная созидательная энергия!

Эльза ворвалась в мой кабинет, как фурия, громко захлопнув за собой дверь.

– Что это такое, Адам? – кричала она, сотрясая у меня под носом платёжным поручением. – Кому ты купил квартиру в Санкт-Петербурге?

– Сыну.

– Ну, знаешь ли, если мы будем обеспечивать всех нуждающихся родственников, то никаких денег не хватит!

Я смотрел на её багровое взволнованное лицо и не понимал протестантской аскезы.

Эльза решила родить. Нет, не тайком. Она заранее предупредила меня о своих планах. Я не возражал, надеясь, что материнство сделает её добрее, терпимее к другим людям. Даже сходил на приём к андрологу, противопоказаний к деторождению он у меня не выявил. Три месяца перед зачатием ни она, ни я не употребляли спиртного. Курить – мы вообще не курили. Но у Эльзы случился выкидыш.

И тогда я понял, док, что в книге судеб нет такой страницы. И я ушел от Эльзы. Дочери уже учились в университете и жили в другом городе. Нас больше ничего не связывало.

На счёт компании поступила крупная сумма за программное обеспечение, разработанное для одной корпорации. Над этим заказом программисты работали больше года. Деньги только засветились в банке и тут же исчезли. Оказалось, что Эльза самовольно перевела их на свой личный счёт.

Я позвонил ей.

– Это твоя неустойка, Адам, за нашу несостоявшуюся семью, за остатки моей молодости, потраченные на тебя. И давай не будем считать, кто сколько заработал за это время.

Я не стал выносить сор из избы, списал эти деньги на убытки и поблагодарил Бога за всё, что Эльза сделала для меня, для моих дочерей, и за то, что я так и не женился на ней.

Глава 5. Рёбра Адама

М. Слава богу, вы спасли меня! Я уже хотел вернуть вам деньги и отказаться от проекта. Как создать идеальную женщину из того, что вы свалили на меня! Психопатка-алкоголичка – раз. Нимфоманка – два. И, наконец, для полного счастья – лесбиянка. Хорошенький набор для идеала! Вы долго собирали такую прекрасную коллекцию? Извините, пожалуйста, за фривольность. От полноты чувств, знаете ли, вырвалось! Я вам так благодарен, так благодарен, мистер Адам, если бы вы только знали. Ваша Эльза – просто чудо! Она сохранит мне репутацию. Правда, придётся поменять всю конструкцию замысла, но это такая мелочь! А вы можете уговорить её сдать кровь? Мне хотя бы капельку её крови…

А. Не знаю. Мы уже давно не виделись. Общаемся по телефону, да и то редко. Поздравляю её с Рождеством и с днём рождения. Обиды понемногу забылись, но расстались-то мы плохо.

М. Скажите ей, что хотите узнать причину, почему она потеряла ребёнка. Зародите в её душе надежду, что не всё ещё потеряно.

А. Док, но ей уже под пятьдесят. Какие роды?

М. Милый вы мой, одно ваше слово, и она родит у меня и в семьдесят. Кстати, на мой взгляд, для вас это лучший вариант.

А. Уважаемый, я прошу вас не лезть ко мне со своими советами. Расскажите лучше, что вы задумали?

М. Мы не будем клонировать вашу первую жену и наделять её новой собирательной душой. В самих прототипах слишком много риска. Все достоинства ваших избранниц есть продолжение их недостатков. Не мне говорить вам про их изъяны. Мы сделаем иначе – из всего генного многообразия четырёх женщин мы возьмём только лучшее, что нам нужно.

А. Ген красоты, ген темперамента, ген уравновешенности и ген любви. Вы меня разыгрываете? Это невозможно!

М. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Мне самому жутко интересно попробовать осуществить эту затею. Если что-то не получится и вам не понравится результат, мы даже готовы компенсировать вам часть затрат. Только, пожалуйста, позвоните Эльзе. Из ваших дам, даже несмотря на свою скупость, она ближе других к нормальной женщине. Всего одна капелька её крови, и вы очень скоро получите свою Галатею в лучшем виде!

Эльза удивилась моей просьбе, но кровь сдала. Потом даже перезвонила, поинтересовалась о результатах.

– К сожалению, ничего утешительного, – соврал я.

Она бросила трубку.

Моисей целыми днями пропадал в своей лаборатории и заскакивал в кают-компанию вечером ненадолго, чтобы записать в дневник очередные наработки и составить короткий план на завтра. Увлечённый работой, он даже не замечал моего присутствия. Пространные беседы остались в прошлом, в лучшем случае он осчастливливал меня короткими репликами.

– Замечательно. Всё идет по плану. Скоро будет готово.

– А мне что прикажете делать? Я изнываю от безделья на вашем корабле!

– Займитесь делами. Вы же бизнесмен!

– Я отошёл от дел. Все полномочия теперь у компаньона.

Моисей оторвался от своего дневника и удивлённо, как на незнакомца, посмотрел на меня.

– А вы вообще собираетесь соответствовать вашему идеалу? Немедленно заняться спортом! Комплекс упражнений вам подберут. Строжайшая диета. Никаких жиров. Белки и витамины. Питание только по составленному рациону. Пройдите комплексное медицинское обследование, и мы вылечим все ваши болячки. Через считаные недели вы встретитесь со своей мечтой, извольте быть в форме, мистер Адам, и не ударьте лицом в грязь.

Моисей пригласил меня на роды, я надеюсь, моей будущей жены.

Родильный блок располагался на нижней палубе, куда посторонним вход был строго запрещён. В пропускнике меня заставили раздеться догола, санитары в белых скафандрах долго обрабатывали из длинных трубок едким дезинфицирующим паром моё тело, потом облачили в такой же, как у них, космический наряд. На голову водрузили круглый шлем из прозрачного пластика, а затем усадили на кушетку и велели подождать.

Массивные герметичные двери, как на космическом корабле, бесшумно разъехались, и я узрел явление Моисея. Ему очень шёл костюм астронавта. На фоне яркого белого света медицинских ламп, прорывавшегося из операционной, шлем главного производителя клонов походил на нимб, окружавший его лысину.

Невольно подумалось: может быть, когда-то, миллионы лет назад, такой же космический пришелец, названный впоследствии Богом, и создал жизнь на Земле?

Но некогда было отвлекаться на философские темы, Моисей жестами позвал меня в свою святыню.

Абсолютная белизна и ярчайший дневной свет. Никаких операционных столов, хирургических инструментов. Совершенно пустая зала идеально круглой формы.

– Вы удивлены? – в наушниках раздался глас Моисея. – Наш мир создан из пустоты. Она – начало всех начал.

Яркая вспышка заставила меня зажмуриться. Из стены выехал ящик, как в старой библиотечной картотеке или в банковском хранилище, только округлой формы.

– А вот и наша колыбелька! – ласково промурлыкал творец.

Он коснулся сенсорной панели, и глухая крышка «хлебницы» отъехала вверх. В прозрачной капсуле, наполненной какой-то жидкостью, свернувшись калачиком, лежало красное тельце будущего человека, вместо пуповины опутанное гибкой трубкой.

Я присутствовал на трудных родах двойни. И даже тогда не потерял самообладания. Но сейчас я был близок к обмороку. Одно дело – наблюдать естественное появление человека на свет через муки матери из огромной чёрной дыры женской промежности. И совсем другое – быть свидетелем того, что происходит непосредственно в материнском чреве. Эта тайна не должна быть доступной простым смертным.

– Коллега, вы совсем побледнели! Успокойтесь. Ни стонов, ни криков, ни крови не будет. Сейчас мои ассистенты спустят жидкость и аккуратно вынут трубку из животика, чтобы не испортить пупок вашей красавице. Потом девочку поместят в специальную кислородную камеру и начнут искусственное вскармливание.

Пучок волос, пластмассовые бусы, грязная футболка и капля крови – вот они, рёбра Адама, из которых Моисей создал Еву.

– И как же мы назовём нашу Галатею?

Доктор вернулся в своё привычное состояние философствующего сибарита.

– Кого мы имели изначально? Анна, Виктория, Эльза. Получается – AVE, что по-латински означает «славься». Ну, помните, конечно, «аве Мария». Кстати, а вы так и не сказали, как звали вашу первую жену. Уж не Марией ли?

– Нет, док. Ей очень подходило её имя. Соня. Она была жуткой бездельницей и очень любила поспать. Иногда не одна.

– Соня, Соня… Это София, что ли? В переводе с греческого означает «святая».

Моисей ещё что-то шептал себе под нос и записывал в блокноте какие-то столбики.

– Эврика! Нашёл! Судьба сама дала ей имя. Если мы поменяем очерёдность ваших любовей и расставим имена избранниц не в хронологической последовательности, а, наоборот, с конца. Ведь мы имеем на это полное право. Под номером один в нашем эксперименте значится Эльза. Элизабет, Елизавета. Далее – Виктория. Потом – Анна. Елизавета, Виктория, Анна. Какая у нас получилась аббревиатура? ЕВА!

Моисей вскочил с кресла и стал нервно расхаживать по каюте.

– Это же было так очевидно! И почему я зациклился на Пигмалионе и Галатее? Из ребра Адама можно было создать только Еву! Адам и Ева! Первые люди новой эпохи! Как это символично!

– А куда мы денем Соню? Отбросим за ненадобностью?

– Ни в коем случае, Адам! Ни в коем случае! У вас будет особенная Ева. Ева – София. Санта-Ева. Святая Ева! Ведь двое из её праматерей были дочерями священника.

– Пастора, – поправил я Моисея.

– Какая разница! – отмахнулся док. – Главное, судьба нам даёт подсказку, как подстраховаться, чтобы нейтрализовать развитие потенциальных нежелательных черт в её характере. Надо воспитать её в строгой религиозной традиции.

Моисей опять ушел в себя, а потом огорошил меня вопросом:

– Как вы планируете социализировать Еву?

– У меня остались в России кое-какие связи. Есть люди, которые за деньги могут сделать ей весь пакет настоящих документов. Свидетельство о рождении, паспорт, аттестат, диплом, водительские права.

– Неплохое начало легенды. Значит, она будет русской. Сирота. Её родители погибли в автомобильной катастрофе. Она тоже находилась в машине. Но ей удалось выжить. Сколько лет она провела в коме?

– Пять?

– Нормально. Хороший срок, чтобы выпасть из прежнего круга знакомств. Кто она по образованию?

– Может быть, филолог?

– Нет, Адам. Тепло, но не горячо. Пусть она лучше будет культурологом, увлекающейся изучением религий. А кто были её родители? Может быть, её отец был настоятелем православного храма? У вас есть связи в Русской православной церкви? Жаль. Тогда он был просто набожным бизнесменом, его убийство могли заказать алчные конкуренты. А вы – лучший друг её отца. Все эти годы, пока она находилась в коме, вы оплачивали её лечение, были рядом.

Моисей продолжал разговаривать сам с собой.

– Но в Россию везти её нельзя. Вдруг начнёт наводить справки о своей семье, и вся наша легенда рассыплется. Дорога в Северную Америку, Европу и даже Израиль вам тоже закрыта. Серьёзный иммиграционный контроль, ненужные проверки. Где же вас поселить-то с молодой женой, Адам?

– Может быть, на каком-нибудь острове? У меня есть давнишняя мечта – сбежать от цивилизации и пожить как Робинзон Крузо.

– Остров – это хорошо. Еве нужны свежие фрукты. Гигантское количество витаминов и особенно кальция! Пару-тройку лет её кости будут очень хрупкими. Ведь они выращены интенсивным методом в очень сжатые сроки. Поэтому никаких физических перегрузок. С сексом не перестарайтесь. Ей нельзя забеременеть в первый год. Без цивилизации и медицинского присмотра вам никак не обойтись. Остров, медицина, фрукты, бегство от цивилизации, религии.

Моисей снова ушёл в себя, повторяя, как мантру, исходные требования к месту нашего будущего обитания.

– Я, кажется, знаю одно такое место. Правда, могут возникнуть сложности с медициной, но, если что, позвоните мне. Этот остров называется Цейлон. Соперничество двух древних религий – индуизма и буддизма. Там очень красивые брачные церемонии. И главное – никому до вас с Евой не будет дела. Многие уставшие от суеты белые люди находят там покой и пристанище. Знаменитый писатель-фантаст Артур Кларк, получив Нобелевскую премию, поселился именно на Цейлоне.

– А как там оказалась русская Ева?

Мой вопрос заставил доктора задуматься лишь на секунды.

– Версию с автокатастрофой отметаем. Кораблекрушение. Вот что нам нужно! Она путешествовала с родителями на яхте по Индийскому океану. Внезапно налетел шторм. Яхта затонула. Родители погибли. А её без сознания чудом вынесло на берег. От удара головой о мачту она потеряла память. Пять лет комы оставляем. Вы случайно услышали о гибели семьи вашего друга, стали наводить справки и узнали, что на берегу нашли неопознанную девушку. Дальше просто. Прилетаете на Цейлон. Узнаёте в пострадавшей дочь своего друга. Помещаете её в лучшую клинику, организуете хороший уход, платите за лечение и привозите ей из России новые документы.

– Гладко получается. Ни к чему не придерёшься. Вам бы книжки писать с такой-то фантазией.

Моя похвала пришлась Моисею по душе. Он даже потёр ладони от азарта и удовольствия.

– Напишем. Ещё не то напишем, коллега!

Но тут же посерьёзнел.

– У вас есть ещё замечания или дополнения к Евиной легенде?

– Она будет знать только русский язык?

– Английскому я её, само собой, обучу. Да, ещё немецкий! Совсем забыл! У неё же две праматери – немки.

– И одна – француженка.

– Понял. Это всё?

Я замялся.

– А она точно будет адекватной? Уметь чистить зубы, пользоваться женскими гигиеническими средствами? Или мне всему придётся её учить?

– Обижаете, коллега. Я разве вам обещал маугли или йети? Конечно, от вас потребуется некоторая деликатность, особенно в начале её адаптации. Мне разве учить вас, как ухаживать за женщинами?

– Но… понравлюсь ли я ей?

– Об этом даже не беспокойтесь. Ева будет вас боготворить.

– Ну, если так…

– Тогда я приступаю к сеансам гипноза.

Он посмотрел на географическую карту, потом на календарь.

– Наше судно сейчас дрейфует возле южной оконечности Африки. Если вы определились с местом высадки, то я сейчас же прикажу капитану взять курс на Коломбо. К прибытию в её очаровательной головке всё будет разложено по полочкам.