Иду на свет

Глава 12

Санта не пошла в кафе к подружкам. И в офис тоже не вернулась. Скидывала звонки Альбины, направляясь на такси в квартиру, от которой у неё были ключи, но в которую она собиралась попасть в последний раз.

Пунктуальный Чернов набрал её даже раньше, чем обещал.

Справился быстрее. И первый его звонок Санта с удовольствием садиста сбила. А потом просто отключила телефон.

Когда поднималась в лифте на этаж, когда открывала его дверь, пыталась расстегнуть свое пальто, у неё дрожали пальцы и всё тело.

Понятно было, что это — нервное, потому что телу совсем не холодно.

Тут бы наоборот лишь бы не воспламениться.

Она не дура. Ей не свойственно набрасывать на свои же глаза пелену и заниматься самоубеждением.

Он ей соврал. Не раз и не два.

В его жизнь действительно вернулась та самая. И это не она.

Скинув пальто, оставив в коридоре ботинки и сумку, Санта сделала всего несколько шагов вглубь, а потом запнулась на ровном месте. Стала, как вкопанная посреди коридора, вжала руку в грудную клетку. Туда, где жгло…

Зажмурилась, старалась дышать глубоко, чтобы не дать выступить и пролиться слезам бессилия и злости.

Ведь она же просила… Она же ему говорила…

Ей никогда не понять, как мог человек, переживший предательство, точно так же поступить с другим…

Неужели большая любовь нивелирует своей ценностью такую низость?

В её представлении — нет.

Но изливать всю боль на него Санта не стала бы.

Она через преодоление заставила легкие наполняться воздухом до отказа, а глаза сохнуть.

Ей хватило минуты, чтобы взять себя в руки.

Вслед за темнотой под веками, взгляду досталась белизна потолка в коридоре.

Санта смотрела на него, моргала…

Сначала часто, но с каждым разом всё медленней.

И пусть говорить ей в ближайшее время не предстояло, она всё равно прокашлялась, пытаясь избавиться от сжавшего горло кома.

Дальше — путь в спальню.

Ей сложно смотреть на кровать, потому что грудь тут же начинает разрывать, а в голове роятся плохие мысли.

От унизительных: а сюда он её приводил? До злых: как благородно не трахать двух в одной постели…

За эти полгода у Данилы в квартире скопилось много её вещей. И, как назло, ни одной сумки или чемодана.

Поэтому приходится пользоваться гостеприимством, о котором Чернов узнает по факту.

Санта заходит в гардеробную и бросает на пол его пустой чемодан, в котором тут же комьями начинают оседать вещи.

Отсюда, из шкафа в спальне, из ванной.

Свои гели и шампуни, расчески, косметику и духи она просто выбрасывает. Освобождает место…

Осознает это, всхлипывает…

Чувствует себя ещё хуже, не хочет погрязать в соплях, поэтому тянется ко рту ладонью, закрывает и прикусывает кожу, чтобы отвлечься на телесную боль…

А в голове, как назло, всё наконец-то идеально строится.

Он в последнее время странный. Она всё никак не могла добиться ответа, что его гложет. Она всё думала, что дело в ней, что причина их проблем — её нерешительность.

Она слушала, разлопатив локаторы, как туповатая слониха, о его неземной любви. Про свет, про луч. Про погасшее солнце…

Она боялась, что после знакомства с мамой он тут же попрет её под венец, так сильно любит…

А оказывается, он просто сомневался. Всё это время сомневался, правильный ли выбор сделал.

Может быть немного сопротивлялся. Наверное, всё же да. Но какая уже разница? Это не облегчающее. Он сам поступил с ней так, как когда-то Рита поступила с ним.

Он её простил. И себя простил…

Вернувшись из ванной, Санта заглянула сначала в комод, потом — в прикроватные тумбы.

Она не нуждалась в этих вещах так сильно, как отчаянно их собирала. Просто не хотелось оставлять в его мире даже намек на своё присутствие. И его вещи у себя она тоже оставлять не оставит.

Выбросит всё к херам.

В Веритас уже не вернется. И вот сейчас даже как-то не жалко…

Если встретятся когда-то — руки не подаст.

Единственное, о чем жалеет, что успела представить его своим…

И именно на этой мысли из горла вырывается новый всхлип.

Присевшая на корточки у одной из тумб Санта закрывает лицо руками, чувствуя, что вот сейчас трясет сильнее. Дрожь исходит от грудины и тревожит плечи. Кажется, она всё же плачет…

Опускается на пол, вжимается лбом в колени, их же обнимает…

Ей перед мамой стыдно. Она не знает, что скажет, приехав…

Ей гадко от того, как она ошиблась или он опустился. Как просто у него получается врать. Как легко он разбрасывается словами, каждое из которых она хранила в душе, как высшую ценность. И ведь он же не признался бы…

Он же собирался продолжать…

Понимая, что даже слезы сейчас — недостаточно уважительная причина, чтобы рассиживаться, Санта постаралась взять себя в руки.

Встала с пола, отряхнула брюки от пыли, которой здесь нет. Данила — дотошно чистоплотный. Только, похоже, не во всем…

Без страха размазать тушь Санта провела по мокрым глазам, понимая, что там уже наверняка всё и так потекло, окинула спальню взглядом…

Потянулась к вырезу на блузке, поняла, что крестик не надевала. Значит, не оставит. Значит, тоже выбросит.

Теперь без разницы. Теперь все её «грехи» и мелкая ложь кажутся детским лепетом рядом с поступками человека, которого она сама назначила на должность своего идеала…

Застегнуть чемодан было сложно. Перескладывать — не вариант. Мелькала мысль просто так и оставить, уйти и забыть о шмотках. Пусть что хочет — то и делает, но злость придала сил.

Молния поддалась. Санта перевернула его на колеса, повезла к двери…

Что будет делать дальше — не знала. Наверное, об этом стоило бы подумать, потому что ему не очевидно…

Наверное, он захочет, чтобы она объяснилась.

Но даже если… Точно не сегодня. Ей нужно время.

Санта не пытается надеть пальто.

Обувшись, набрасывает его на руку. Сверху — палантин. Сумку на плечо.

Что делать с ключами — тоже не знает. Решает, что в лифте подумает. Сейчас ей хочется только уйти из квартиры. И заказать в свою новую кровать.

А может себе — новую голову. Такую, чтобы не убивала красочными картинками. И сердце, чтобы просто холодное. Как её лицо для посторонних.

Пальцы слушаются плохо, поэтому отщелкнуть замок изнутри долго не получается.

Это злит, Санта ругается сквозь зубы так, будто сиюминутный побег глобально что-то решит.

Дергает злосчастный замок, будто хочет сломать, а не открыть, чувствует, что на глазах снова выступают слезы…

А потом металл ускользает из-под пальцев, потому что дверь открывается.

Но с другой стороны.

Это, конечно, Данила.

Он смотрит неоднозначно.

Сначала будто зло. Потом — удивленно.

Стоит за порогом, держит дверь, переводит взгляд с Санты на чемодан, ручку которого она сильнее сжимает…

— Что случилось, Сант? Что с телефоном? Почему ты трубку не берешь? — он задает вопрос за вопросом, возвращаясь от чемодана к её лицу.

Смотрит цепко, щурится.

Что читает во взгляде — Санта не знает. Но сама просто горит внутри. Ненавидит его, себя, идиотскую Маргариту…

— Ты просила встретиться, потом пропала. Я возвращаюсь в офис — тебя нет. Телефон вне зоны. Это нормально по-твоему?

Данила спрашивает, будто она повела себя глупо, а Санта наконец-то вскипает.

— Это не твое дело. По-моему.

Даже гордится тем, как спокойно получилось произнести. Ей кажется, что в ответном взгляде Данилы мелькает сначала удивление, потом боль. И её это должно бы радовать, а только горше…

— Пусти.

Она опускает глаза, сильнее впивается в ручку чемодана, выставляет вперед руку, чтобы упереться в мужскую грудь и заставить дать дорогу.

— Что происходит, Сант? Алё…

Но очередной план проваливается.

Данила не дает ей выйти из квартиры.

Сам ступает внутрь, тем самым заставляя пятиться и сильнее злиться.

Закрывает дверь за своей спиной, тянется к чемодану.

Он сильней.

С ним нет смысла соревноваться.

Санта просто следит, как её чемодан уезжает. Разжимает пальцы, отпуская…

Снова переживает усилившуюся дрожь из-за возмущения, которое она привычно душит…

— Вот и отлично. Оставь себе…

Шепчет под нос, когда Данила «паркует» чемодан с вещами в нескольких шагах у неё за спиной.

Сама же делает шаг к двери.

Пальцы снова ложатся на замок.

Ей нужно дважды провернуть. Внешняя дверь открыта. Выйти, вызвать лифт. Спуститься на первый…

— Санта, — новый оклик звучит ещё требовательней.

На запястье ложатся мужские пальцы.

Он сжимает сильно. Так, что даже немного больно.

Дыхание начинает ускоряться. Санте страшно, что сейчас она снова расплачется, но уже при нём.

— Пусти…

Просит сдавлено, пытаясь вывернуть руку, не глядя… Но он не дает.

Только сильнее сдавливает. Тянет на себя.

Он хочет, чтобы она отлипла от замка и повернулась. А она хочет, чтобы провалился сквозь землю.

— Санта, что происходит? Я могу услышать?

Свои вопросы Данила задает медленно, делая паузы между словами. Так, будто она дебил, до которого туго доходит.

Но проблема в том, что это он хочет сделать из неё дебила. Хотел точнее…

— Да пошел ты нахер!

Санта не выдерживает, дергает руку, бросает зло и громко, резко обернувшись.

Вероятно, именно из-за того, что для него — неожиданно, Данила отпускает руку.

Стоит, смотрит…

А Санту будто прорывает. Она — не истеричка, но с ним всё не по-людски…

— Видеть тебя не хочу! И слышать не хочу! Ты мне врешь, а потом меня же обвиняешь! Я же тебя спрашивала, Данила! Я же… Тебя! Спрашивала!!! Почему нельзя было просто сказать, что ты в сомнениях? Почему так сложно было поговорить честно?! Я же тебя спрашивала, с кем ты встречался. Я тебя напрямую про эту Риту спрашивала… Я тебя на кладбище просила!!!

Собравшиеся на глазах злые слезы сформировались в капли. Чтобы не пролились, Санта резко мазнула по лицу.

— Сант…

Новое обращение Данилу прозвучало по-другому. Мягко. Он опять потянулся к ней, но Санта выставила вперед ладонь…

— Трогать меня не надо… Больше никогда меня не надо трогать… Занимайся своей жизнью. Я из неё ухожу. Не смей ничего рассказывать маме. Не смей больше…

— Сант, подожди…

— Не хочу ждать! Зачем ты явился? Справился по-быстрому? — попытка Данилы её перебить сделала только хуже. Она поэтому и не хотела с ним встречаться. Потому что он же будет врать!

— Давай поговорим, Сант. Пожалуйста…

Данила не отвечает. Выступает вроде как со встречным. Поднимает руки, смотрит с осторожностью…

Но Санта говорить не хочет.

Она несколько секунд сверлит взглядом дверь в его спальню, которую закрыла не до конца. Самой кажется, что чуть-чуть успокаивается.

Потом снова смотрит на него:

— Ты меня всегда трусихой считал. Влюбленной идиоткой, кажется. А мне не сложно за тебя решить…

На самом деле, сложно. На самом деле, сердце захлебывается кровью. Но тут ей делать нечего. Он сам всё сломал. Это не лего Данечки. Заново не соберешь.

— Санта, тихо…

Данила и сам знает, что она сейчас скажет. И зачем-то просит остановиться. Ему как больно. А ей как хорошо…

— Ты мне не нужен такой. Можешь через десять лет не приходить. Я измены не прощаю. Возвращайся в отель. Или сюда приводи… Только постель поменяй… Прояви уважение…

И хочется ударить сильнее, потому что он по ней потоптался.

Данила кривится, получая такие «лестные слова». А дальше Санте уже без разницы. Она поворачивается спиной и открывает наконец-то чертову дверь.

Чувствует порыв «свободного» воздуха. Но это её абсолютно не радует.

На душе гадко. И дальше будет только хуже.

Предательство сложно пережить. Но, как показывает опыт Чернова, нет ничего невозможного…

Её нога ступает на порожек, глаза снова влажные. В голове одна мысль: только бы при нём сильнее не расплакаться.

Но она вылетает из головы в момент, когда вокруг запястья снова оплетаются пальцы, Данила возвращает её в квартиру, громко захлопывая дверь перед носом.

В коридоре вдруг становится давяще тихо. Слышно, как двое рвано дышат. Взгляд Санты бессильно скатывается по двери вниз. Туда, где мужские пальцы с силой держат ручку.

По спине идет холодок.

— Пусти. Я уйти хочу. Ты не имеешь права меня держать.

Она шепчет вдруг будто отрезвев. Взывает к разуму. А в ответ получает:

— Да мне похуй, Сант. Так понятно? Ты никуда не пойдешь. Я тебя не пускаю.