Иду на свет

Глава 16

— Санта Андреевна, Данила Петрович…

Аля обратилась к попутчикам. Данила просто хмыкнул, опуская голову и переводя её из стороны в сторону, а Санте захотелось по лбу себя долбануть. А лучше — Алю. У которой всю дорогу не закрывался рот. Они столько не выпили, как Примерова себя вела.

— Ой, перепутала. Пардоньте…

— Аль, ты не убейся там…

Данила попросил, оборачиваясь и следя за тем, как Альбина насилует ручку.

Издаваемые собутыльницей звуки скребли по нервам Санты. Но, благо, Примерова быстро справилась. Тоже умница.

Даже из машины вышла, предварительно махнув на собиравшегося оказать помощь Чернова:

— Я сильная, Чернов! Я — независимая!

— Ты пьяная, Аль…

Данила парировал, Альбина замерла на секунду, задумалась… Потом расплылась в улыбке, расправила плечи, выдохнула… И выскочила действительно грациозно.

Уже стоя на асфальте, развернулась, заглянула в салон, дала Даниле оценить, что её улыбка стала немного хищной…

— Скину номер карты из дому, оплатишь выгул своей пьянчужки, Чернов… Это же ты у нас — главный выгодополучатель… Санта Петровна, вы не бойтесь, потом поделим…

— Аля!!!

Санта снова не выдержала.

Повернулась в кресле, воскликнула возмущенно, но Примеровой — по барабану. Она показывает Санте язык, хлопает дверью, крутится на каблуках, обходит машину сзади, шлепает к подъезду…

У Санты по щекам — красные пятна, Данила пытается не улыбаться, и они вместе следят за условно ровным передвижением Али в сторону парадного. Потом за тем, как она открывает дверь, заходит…

— Мы не настолько пьяные…

Санта комментирует одновременно и чтобы Данила не волновался за Примерову, и чтобы себя в его глазах немного обелить. Потому что… Важно.

Он же отрывается от двери в подъезд, поворачивает голову к Санте.

Снова укутывает и ласкает. В нём нет злости или пренебрежения. И Санте из-за этого самой становится тепло. Она испытывает облегчение, хотя должна же злость…

— Я знаю.

Данила отвечает, а потом его взгляд сам собой съезжает вниз. Он улавливает новое движение девичьих коленок — плотнее друг к дружке. Так, что Санте даже немножечко больно.

Дальше он снова смотрит вверх — туда, где щеки краснеют сильнее…

И Санте снова стыдно, а ещё толком нечего сказать.

Поэтому она отворачивается к окну, дышит через нос, прикрыв глаза.

Слышит, что проходит пара секунд и Данила приводит машину в движение.

— Тебе не стыдно пользоваться Алей, когда это выгодно?

Свой вопрос Санта задает далеко не сразу. Знает прекрасно, что могла смолчать. Но в ответ — тишина.

Не выдержав — Санта оглядывается.

Выражение на лице Данилы — спокойное. Судя по всему, чего-то такого он ожидал.

— Я не просил её тебя спаивать, Сант, если ты на это намекаешь…

— Нет, я намекаю на то, что ты вроде бы вычеркнул её из жизни, а когда удобно — вернул. Завтра снова вычеркнешь?

Санте понятно было, что она сама же себя заводит. Но такой настрой ей казался более уместным. А может это всё злость на себя, Альбину и зачем-то выпитый алкоголь.

Она просто хотела поговорить с Данилой не так. По-взрослому. Достойно.

— Альбине, наверное, приятно было бы знать, что ты так за неё переживаешь…

Данила ответил вроде как нейтрально, а Санта фыркнула возмущенно, вызывая у него новую улыбку. Суть ответного подкола ясна. Данила не дурак, чтобы не понимать: Аля сейчас — просто повод стартануть.

— А ты только за себя переживаешь… Только за себя…

Санта произнесла тише, чем говорила до этого. И посмотрела злее. Поймала недолгий задумчивый Черновский взгляд, почувствовала новый укол стыда. То, что она сейчас говорит — это неправда. Но это отчасти обнажает суть её обиды.

— Я решал свои проблемы, Сант…

Ответ Данилы тот же, что во время их первого разговора. Но тогда Санта смолчала, а теперь не смогла.

— Ты решал свои проблемы… — повторила тихо, усмехнулась, снова повернулась всем телом к нему. — Ты решал свои проблемы, а я думала, что ты мне изменяешь! — обвинила громче, чем стоило бы, наверное.

Видела, что Данила кривится… Он не любит, когда она повышает голос.

— Я же сказал, Сант… Я же не раз сказал… — и напоминает о словах, которые действительно озвучивал не раз. Что он за честность. Что подлостью на искренность не ответит. Что сам от измены когда-то пострадал…

Вот только Санте снова хочется фыркнуть.

— Ну и что, что ты сказал, Дань? Вот что? Ты сам бы чему верил? Моим словам или своим глазам?

Отвечать на вопрос Санты не надо. Данила и не спешит.

Не считает её дурой, которой можно лапшать о том, что он бы поспешных выводов не делал бы. Делал, конечно. Все делают, какими бы разумными и хладнокровными ни были.

Страх потерять застилает самые мудрые глаза.

— Я надеялся, ты остыла…

Данила признается после паузы. Смотрит мельком, чуть улыбается. А в ответ летит гневная искра…

— Я тебе не чайник, чтобы остывать…

И недовольное бурчание, после которого Санта вновь отворачивается к окну. В машине — тихо. За окном мелькают огоньки.

Внутри у девушки всё сложно. Она очень по нему соскучилась. Находясь рядом, будто домой вернулась. Но не преувеличивала, когда боялась рано подходить. Ведь стоило им остаться наедине — тут же бросилась выяснять, а не мириться.

Наверное, это нехватка житейской мудрости. А может неготовность прогибаться там, где рискуешь потерять себя. Ведь он-то решил свою проблему, а она за это время чуть с ума не сошла…

— Я спросил тебя, Сант… Что, если вдруг…

Заново разговор завел Данила.

— Ты спросил «в теории», Данила! «В теории», блин! Что я должна была сказать тебе «в теории»? Что счастлива была бы? Но неужели ты правда думаешь…

Санта не договорила. Горло сжалось из-за волнения. Он зря ей напомнил то, что Санта и так не выбрасывала из головы. Его чертов вопрос в теории, её чертов теоретический ответ.

В его представлении она тогда уже его бросила. А Санта ведь не знала…

Санта ведь не подозревала…

Данила сам отказался от её поддержки в трудный момент. Сам вынес её за скобки. Он сам сделал из неё малолетнюю девчонку, которая махнет хвостом, если вдруг обнаружится, что у него в анамнезе не только блестящий карьерный взлет и чистый паспорт, но ещё и ребенок.

И пусть он отчасти прав — Санта знает, как может быть сложно поладить женщине со старшими детьми её мужчины, как иногда непросто знать, что рядом крутится человек, всегда готовый вмешаться в ваши с ним отношения и всё испортить… Но это всё нельзя обсуждать в теории. В теории нельзя из этого делать хоть какие-то выводы.

Иногда Санте казалось, что своим поведением на протяжении этих трех недель Данила над ней будто поглумился.

— Я думаю, Сант, что у меня тоже были причины волноваться.

Его ответ не звучит обвинительно, но как-то резко сбивает напор. Потому что в этом он тоже прав.

И вся гадость их ситуации в том, что Санта прекрасно понимает Данилу. Не снимает ответственность с себя. Ему правда было из-за чего волноваться.

Она так долго его морозила… Она может и дальше продолжала бы, не заметь в нём странные метаморфозы и не расцени их неправильно…

Ну и чего ещё стоило бы ждать от мужчины, который и так живет с ощущением, что ты нужна ему больше, чем он тебе, а сверху на него сваливается новость, которая с вероятностью девяносто девять и девять вас отдалит?

Будь Санта Данилой, она бы тоже таилась.

Только она не Данила. И свою обиду она не лелеет. Пытается задушить, только не душится…

— Прости…

Шепчет после паузы, вскидывает новый взгляд от коленей в капроне на его профиль…

Видит, что Данила напряжен. Понимает, что ему, наверное, и самому неприятно было озвучить то, что озвучил. Снова его понимает…

И внезапно безумно хочет прижаться. Наплевать на всё и обнять так, как никогда ещё…

— И ты меня…

Его ответный взгляд ещё резковат, как и тон. Но Данила пытается улыбнуться, Санта тоже.

Вздрагивает, когда мужские пальцы тянутся к ее ноге. Ложатся на подол бархатного короткого платья, едут по бедру, протискиваются между коленок, идеально накрывают и сжимают чашечку…

Кровь Санты снова начинает бурлить, она сглатывает, смотря вниз.

— К нам знакомиться подходили… А я смотрела на них и думала… Боже, если кто-то кроме тебя меня коснется — мне плохо же станет…

Санта произносит, продолжая смотреть на руку Данилы, которой у нее на бедре максимально удобно. Как влитая. Как друг для друга созданы.

Или это они? Или это во всем?

Данила гладит, снова едет чуть вверх… И чувствуя одновременно стыд, а ещё сходу довольно сильную пульсацию желания, Санта расслабляется, разжимает ноги, позволяя скользить свободно. По бедру. По самой нежной коже на внутренней стороне…

Просто по капрону, а будто по голым нервам…

— Кому-то точно плохо стало бы.

Комментарий Данилы — один из тех, на которые тоже можно фыркнуть. Но Санте не хочется.

Она откидывается на подголовник, чуть сьезжает на сиденье, закрывает глаза, сглатывает, чувствуя, как Данила скатывает юбку, ведет ладонью выше, а машина щелкает сигналом поворота.

Её квартира дальше, но сегодня Санта туда не попадёт.

— Дань, ты топчешь же…

— Похер, в химчистку сдам завтра…

Потоптанное пальто — не самый лучший повод для смеха, но с губ Санты слетает именно он.

Только звучит недолго.

Её руки — у Данилы на плечах. Его лоб прижимается к её лбу. В квартире темно, но Санта чувствует его взгляд. Приоткрывает губы, тут же переживает нападение.

Самое сладкое. Чуть-чуть держит хмельную оборону. И сдается. Их языки встречаются, мужские руки сжимают ягодицы и вдавливают женское тело в себя. Санта животом чувствует — он её хочет. Сама же изнемогает с той секунды, когда опустился на водительское место рядом с ней.

Данила целует глубоко, но недолго. Отрывается, крутит Санту, вжимается губами уже шею. Втягивает кожу до болезненности, а Санту пробивает дрожь.

Губы так и остались распахнутыми, с них срывается выдох вперемешку со стоном. А глаза закрыты. Санта поднимает руку, её пальцы скользят по шее Данилы, проезжаются по ёжику на затылке, тянут волосы, она поворачивает голову, приоткрывает губы и вместе с тем, как впускает мужской язык на второе за вечер свидание со своим, Данины руки вжимают её в грудь сильнее.

Они поднялись на этаж, друг друга не коснувшись. Данила даже дверь закрыл вроде бы спокойно.

Санта спокойно же стягивала с плеч пальто, пока он не дернул, пока не отфутболил ногой частично. А частично — встал сверху.

Теперь же гулял по платью, рискуя понаставить следов на коже.

А Санта чувствовала, как вскипает, пусть она и вроде как не чайник.

Данила подталкивает к комоду, Санта вжимается в него бедрами и упирается руками.

Дрожит, чувствуя новое приближение. А ещё новое прижатие — мужского паха к своим ягодицам.

Они займутся сексом здесь, ей понятно… И ей самой не терпится.

Между ног снова пульсирует так же, как в минуты, когда он трогал в машине. Даже соски ноют, хотя им-то ласки пока не досталось.

Молния на спине Санты разъезжается, Данила спускает рукава платья с женских плеч вместе с бретельками лифчика. Расслабляет крючки, оголяя полностью.

Впуская между требующей прикосновений кожей и тканью воздух.

Данила чуть горбится, прижимаясь губами к лопаткам. Целует много раз. Быстро и отрывисто. Санта высвобождает руки, а потом снова упирается ими в дерево, потому что в тот момент, когда платье соскальзывает на талию, Данила сжимает голую грудь.

Вид того, как жадно мужские пальцы вдавливаются в её кожу, вызывает отдельную реакцию. Невероятно приятно знать, что тебя вот так хотят.

Санта смотрит вниз, выдыхая стон через пошло приоткрытый рот. Данила мнет грудь, сжимает между пальцами соски, усиливает натиск, делая ощущения болезненными, толкается сзади, давая ощутить ещё раз — он очень её хочет.

— По барам не ходи, Сант. Без меня. Ревную…

Данила то ли просит, то ли приказывает, то ли признается, проезжаясь носом по ее шее, прихватывает зубами кожу на подбородке, целует там же…

А Санта дробно кивает.

Она об этом не думала. И она не назло. И ей не сложно вроде бы…

— Умница моя…

Она закрывает глаза и снова выдыхает стон, когда мужские руки оставляют в условном покое, а на самом деле в очень чувствительном раздражении грудь, едут вниз по животу…

— Ещё и в платье этом… Там пьяных много. Неизвестно, что в голову взбредет… По заднице тебя надо отодрать, — по той самой заднице действительно прилетает. Неожиданно, не больно, но остро.

Санта сначала вскрикивает из-за неожиданности. А потом глупо улыбается, пока Данила стягивает с неё платье вместе с колготами и бельем.

Она ещё и обута — на ногах ботинки. Но и с ними Данила справляется сам.

Опустившись босыми ногами на холодный пол, Санта вдруг чувствует себя меньше.

Комод выше. Мужчина сзади тоже.

Жмурится, закусывает губы, слыша, что сзади дребезжит пряжка ремня. Разъезжается молния, шуршит ткань…

При свете, возможно, не позволила бы себе такого, но в темного, после длинного для обоих воздержания и под градусом — крышу рвет. Санта прогибается, оглядывается. Загорается сильней, уловив ухмылку и пожар.

Не успевает выдохнуть стон просто из-за ощущения давления члена на вход, потому что сразу Данила толкается в неё. Замирает. Стонет. В унисон с Сантой. Она очень соскучилась.

Данила вжимает руку в живот, второй — снова сдавливает грудь.

Ладони Санты едут по дереву. Она будто пытается его собрать пальцами, ведет по лакированной поверхности ногтями…

Когда Данила толкается ещё раз — сильнее, выдыхает новый стон.

Жмурится, отдаваясь сексу полностью.

Сильнее выгибается, пускает его руку, когда та едет вниз…

Поворачивает голову ищет поцелуй…

Чтобы не потерять ни искринки ощущений, которые с ним можно получать, Санта пытается раскрыться сильней.

Пальцы Данилы съезжают по лобку, обводят клитор, Санта стонет громче — принимая его новый толчок — снова глубже.

Её отдача Даниле нравится. Он дышит глубже. Он будто более страстно целует…

Ласкает спереди, но недолго. Влажные пальцы почти сразу снова берутся бродить по телу.

Санта сильнее упирается в комод, разрывает поцелуй, поворачивает голову и смотрит вниз. Туда — где Данила мнет груди, заставляя ее тело содрогаться от усиливающихся и ускоряющихся движений в ней.

— Без тебя плохо так, ты не представляешь…

Данила шепчет куда-то в шею, проникая раз за разом, а Санта мотает головой, пусть это и вряд ли от нее требовалось.

Хочет сказать, что ей без него тоже, но стоит открыть рот — с губ срывается один за другим тихие вскрики, которые заводят Данилу сильнее.

Он обычно заботится о том, чтобы ей было комфортно, а тут — как планка упала.

Неудобно, то ли угол комода впивается в кожу, то ли кожа в него. Но Санте тоже без разницы. Даже если завтра по всему телу синяки, сегодня она хочет свой фейерверк.

Данила проникает каждый раз резче, каждый же раз даря новую остроту ощущений. Когда кончит он — Санта не знает, но для себя оргазм предчувствует на каждом движении. Как по краю ходит. Мечтает сорваться…

— Ты по мне скучала хоть? — Данила спрашивает, возвращая клонившуюся Санту в ровное положение и проникая под новым углом. Прижимается к покрытому испариной плечу…

А у Санты будто во рту пересохло. Вся влага выступила через поры и собралась внизу.

Тишину разрезают звуки секса, громкого дыхания…

Не хватает только её ответа, но Санта не в силах.

Кивает, закусывает губу, осознавая, что ей так хорошо, что даже больно. Она напряжена, близка к судороге…

Вместо стонов — уже хныки. И одно большое желание — разрядиться. Или взорваться.

Будто слыша его, Данила сжимает её бедро и тянет вверх. Следующее его движение глубже. Женские руки съезжают по комоду. Санту взрывает оргазм, который выходит стоном сквозь сжатые зубы…

Сердце вылетает из груди, она сама чувствует, как яростно сокращается, а ещё, что Данила не тормозит. Проникает в неё глубже. Толкается сильнее. До боли впивается в кожу. Ловит её спазмы, усиливая собственные ощущения… Замирает в ней, не стонет — ругается… Тихо-тихо. Потом опускается сверху. Снова целует. Снова нежно. Снова в шею…

А у Санты на губах внезапно улыбка… Она чувствует, как ему хорошо.

Данила не спешит выходить. Он в ней. Из всех неудобств Санту волнует только то, что к её спине прижимается ткань рубашки, а не горячая грудь.

Они постепенно выравнивают дыхание, Санта улыбается снова, чувствуя поцелуй на виске. Потом — на щеке…

И как она могла хотя бы подумать об измене? Вот как?

— Извини, я немного…

Данила не договаривает, отпускает бедро Санты, оставляет с чувством пустоты внутри и липкой влаги между ног. Только после того, как он немного отступил, Санта осознает, что действительно без синяков вряд ли обойдется. Но до этого нет никакого дела.

Ей-то сладко.

И чуть-чуть смешно. Потому что Аля завидовала не зря. Санта и сама себе вот сейчас…

Данила наклоняется. Санта следит за его действиями через плечо. Боится, что без точки опоры может не устоять. Правда и так руки трясутся, а по телу волной лучшая в мире апатия.

С пола Чернов поднимает почему-то пиджак. Стряхивает, а потом набрасывает на её плечи.

И вроде бы можно возразить, что ей не холодно, но Санта… Просто расслабляется. От него концентрированно пахнет туалетной водой. Она идеально сочетается с остаточным запахом их пряного секса.

Данила обнимает Санту вместе с пиджаком, ныряя ладонями под него. Ведет по голой коже.

Вжимается лицом в волосы. Вдыхает сначала, потом задерживает…

— С того раза хотел тебя голую в своем пиджаке.

И признается, заставляя Санту снова улыбнуться и снова же задрожать. В «тот раз» она об этом и не подозревала. Была глупой трусихой. И как же хорошо, что хватило смелости, ума, везения…

— Дань…

И вот сейчас потерять всё это — страшнее некуда. Поэтому Санта окликает, снова поворачивает голову, смотрит серьезно, продолжая чувствовать крепость его объятий.

— Я хочу, чтобы ты знал. Меня можно не только трахать. — Эти слова звучат горько. Данила на них напрягается… Но Санта не хочет начать новый скандал. Она хочет, чтобы они закрыли тему. — На меня можно положиться. Иначе зачем всё это? Понимаешь?

Услышать сейчас: «да, Санта», ничуть не менее важно, чем первое признание в любви. Во всяком случае, в моменте Санте кажется так. Но Данила не торопится.

В коридоре — звон тишины и бесконечные обрывы девичьего сердца.

Данила сглатывает, прижимается к её щеке губами, целует нежно, к уху ведет…

Санта же против воли жмурится. Ей кажется, он близок к тому, чтобы ответить что-то мудрое… Но ей неподходящее.

И в этом случае тишина не так уж страшна.

Но всё оказывается проще. А может наоборот сложнее.

— А замуж взять тебя можно, Санта?