Иду на свет

Глава 17

— Нравится? — Данила спросил, как завороженный вместе с Сантой следя за тем, как она играет с их руками. Тонкие женские пальцы скользят по его зависшей в воздухе ладони. Едут вверх по фалангам пальцев, она прижимается своей ладонью к его, будто сравнивает размер, а потом поворачивает, позволяя Даниле сжать её кулак в своем.

Дальше снова разжимает, разворачивает, постукивает по его расслабленным пальцам, чуть крутит, разглядывая блики камня на кольце…

Услышав вопрос, отрывается от него, поднимает взгляд на Данилу, улыбается…

— Очень…

Её глаза и губы говорят в унисон.

Санта блестит взглядом, тянется к его рту, а потом снова устраивается на груди, вжимается плотнее в бок, чтобы продолжать свою игру с руками.

Они давно перебрались из коридора в спальню. Приняли душ и завалились на кровать. Немного играли — Санта показывала, где больно, Данила целовал.

Был доволен. Спокоен. Получил своё «можно».

Санта следом — кольцо.

Конечно же, его предложение не было спонтанным. Она это и сама прекрасно понимала.

Данила достал коробочку из другого комода. Сам надел. У Санты пальцы дрожали, но не от страха. Просто это так волнительно…

А кольцо — так красиво…

Санта снова им залюбовалась. Данила сжал металл пальцами, пошевелил. Отметил, что свободно скользит по фаланге…

— Не угадал с размером. Если хочешь, вдвоем сходим, другое выберем…

Предложил вроде как без сожаления, а в Санте разом протест. Она уводит руку чуть в сторону, а потом снова любуется.

— Наоборот. Со всем угадал. Давить и не должно. Не хочу другое выбирать.

Говорит искренне, ни секунды не кривя сердцем. А ещё с приятным удивлением для себя же отмечает, что за весь вечер ей в принципе ни разу кривить не пришлось.

Всё, что случилось сегодня, не вписывалось в её представления о том, как они должны бы выйти из кризиса. Тем не менее, этот путь не казался «не тем».

Ей не страшно замуж. Ей сейчас вообще вроде как ничего не страшно. Алкоголь волшебный, что ли?

Или всё же вечер?

— Это ты Алю надоумил меня в бар потащить?

Санта снова обратилась к Даниле, подкладывая руки под подбородок, устраиваясь на его груди, глядя вверх.

Туда, где Данила сначала по инерции смотрит на свою уже пустую зависшую в воздухе ладонь. Потом сжимает её, опускает на простыню…

Взгляд — на лицо Санты, усмехается.

— Нет. Она позвонила около десяти. Сказала, что вы в хлам и вас можно забрать. Если не хочу — вы закажете такси…

— Дурында…

Санте снова стало неловко, она на секунду вжалась в руки лбом. Порозовела. Когда вскинула взгляд обратно на Даню — улыбалась…

И он тоже.

— Но ты захотел…

Санта приподняла бровь, улыбка Данила стыла лукавой.

— Не то, чтобы захотел. Разозлился. Это же такая дешевая манипуляция. Как всегда… А потом подумал: ну нахер. Мне же это тоже надо. Приехал.

— Мы немного должники Али, получается…

Санта сказала, пожав плечами. Данила смотрел, поглаживая её по спине.

— Она немного отработала свои грехи, получается…

Ответил, вызывая у Санты желание закатить глаза. А ещё потянуться к его губам, когда Данила делает намек — чуть наклоняется.

Санта, конечно, не сопротивляется. Приподнимается, приближается. Прижимается губами к губам. Ловит полутона. Чувствует, что поцелуй становится серьезным. Таким же, как Данила.

Знает, чем закончится. Поэтому первой отрывается.

Хочет поймать момент. Позже не спросит, скорее всего. Лучше сейчас расставить все точки и успокоиться.

— Ты правда думал, что я тебя брошу?

Санта спрашивает, смотря в Данины глаза. Видит, как в них загорается удивление, его меняет непонимание, вслед за которым вспышкой недовольство, но Чернов его душит.

— Сант…

Немного морщится, как бы прося: «не надо», но Санте кажется, что всё же лучше ответить.

Она просит об этом глазами. Данила немного сопротивляется, потом вздыхает.

— Да. Ты хорошо пострадала из-за того, что твоя мать выбрала мужчину с детьми и сложным первым браком. Мне казалось вполне закономерным, что ты по тем же граблям топтаться не захочешь.

Данила произнес, пожав плечами. И пусть сейчас это звучало уже сухо и вроде как отстраненно, Санте всё равно стало обидно за него же.

— Я никогда не думала, что мама ошиблась в выборе, Дань…

Её ответ прозвучал тихо. Взгляд стал грустным. Данилу это не отпугнуло. Он спокойно молчал недолго. Потом кивнул, моргая.

— Это я понимаю. Но и втягивать тебя в бесконечные разборки с Ритой и отношения с ребенком, которого я ведь даже не знаю, а должен как-то полюбить, мне было бы противно. Это сложно было, Сант. Мне было сложно.

— Просто знай: я крепче, чем может казаться. И упрямей. Меня не смогла отвадить от тебя Примерова, неужели думаешь, что у какой-то Риты получилось бы?

Вопрос Санты был задан вроде бы в шутку, но как всегда — с долей истины в основе. Она улыбнулась, Данила в ответ…

Смотрел на неё, потом откинулся затылком на оббитое тканью изголовье кровати, отвел взгляд.

Он продолжал быть рядом, а всё равно будто чуть отдалился.

Чтобы избавиться от этого чувства, Санта подтянулась выше, сильней прижалась…

— Я никогда не пойму, как можно такую дичь творить. Три недели потратил на то, чтобы понять: вот как, блять, можно десять лет ребенка скрывать? Вот чем надо думать? Как надо лелеять свою обиду? И на что можно было так обидеться? Это же люди всё… Дети — это же люди, Сант…

Данила говорил, а Санте ни ответить было нечего, ни добавить. Только жаться ближе хотелось. Обнимать крепче.

Она не стала бы врать, что думала об этом же. Вовсе нет. Но понять логику Риты тоже в жизни не смогла бы.

— А ты с ним не виделся?

— Нет. Мне надо было убедиться сначала. Нельзя ребенку в лицо смотреть и пытаться разобраться — твой или нет. Мне так кажется…

Данила начал говорить убежденно. А окончание дало понять — он не был убежден ни в чем. В те чертовы три недели тонул в сомнениях, которые Санта не распознала. То тянула руку, то одергивала…

— Мне тоже так кажется.

Зато теперь может просто тянуть. Поводов одергивать нет.

Безымянный палец привыкает к ободку. Перекрутившийся камень вжимается в мизинец. Это ощутимо больно, но хочется не избавиться от дискомфорта, а усилить, чтобы ещё лучше чувствовать.

Санта осознает себя в новом статусе. Она теперь невеста. Причем мужчины своей мечты.

— Я бы хотела свою фамилию оставить…

Перевод темы, наверное, резковат. Для Данилы — определенно.

Он ещё где-то там — думает о Рите и не случившемся сыне, но когда слышит, хмурится, снова смотрит вниз…

По взгляду видно — разжевывать не надо, почему это для Санты важно — понимает. Но…

— Подумай о моей, пожалуйста.

Просит без нажима, но смысл ловит и Санта. Закрывает глаза, вздыхает. Правда думает…

— Я должна в понедельник написать заявление? — задает вопрос, который раньше элементарно боялась произносить, хотя стоило бы. Потому что за шаг до реальной потери Данилы её абсолютно не волновал Веритас. Значит, Данила для неё в миллион раз важней.

— Нет. Я готов подождать с росписью. Не пять лет, конечно. Но в пределах полугода-года решай сама, когда и что. Хочешь свадьбу — не вопрос. Не хочешь — ещё лучше…

Шутка Данилы растягивает в улыбке и его губы, и Сантины. А ещё она снова чуточку краснеет…

— Я пока не знаю…

Признается, на новую секунду вжимаясь лбом в его плечо. Жмурится, позволяет замелькать перед глазами картинкам, которые она действительно не оживляла никогда.

Всё это время не мечтала о предложении, а боялась его. А теперь оно случилось… И мир не рухнул. У неё в голове тут же жадные мысли о белом платье и красивых словах в цветочной арке. Да и Даня не перестал быть Даней.

Он жесткий во многом, но куда чаще — гибкий. И за это Санта благодарна ему бесконечно.

— Я подумаю и скажу…

Санта обещает, тянется к губам, целует.

Получает в ответ:

— Подумай и скажи. Из Веритас тебе нужно будет уйти хотя бы на время. Попробуешь что-то ещё. Захочешь потом — вернешься. Это будет уже другая история. В другую практику, если захочешь. Захочешь — ко мне. Поверь, мне и самому сложно тебя отпускать. Знаешь, как хочу медали себе вешать каждый раз, когда ты размажешь очередного мудака в суде?

Санта не знала, но услышав вопрос — затрепетала. Не ответила. Смотрела влюбленно. Благодарно.

— Но я лучше отпущу тебя к другому хорошему юристу в подмогу, чем к другому хорошему мужику в жены. Понимаешь?

Вместо слов Данила в ответ получил кивок. И поцелуй.

Сначала обычное прижатие губ к губам. Потом девичьи чуть раскрылись, он понял намек.

Кожу на спине Санты тут же щекочет холодный шелк простыни. Данила оказывается сверху.

Смотрит в лицо, поглаживая её волосы от висков и вверх пальцами…

Приближается. Целует щеки, губы, подбородок…

— С трудоустройством я помогу. Не бойся. Что согласилась, не пожалеешь…

Данила шепчет, чередую обещания с поцелуями. Его слова иглами входят в сердце Санты. Только если когда-то она восприняла бы их в штыки, может даже доказывать бросилась бы, что помогать ей не надо, теперь причина другая…

— Дань…

Она обращается, чувствуя трепет из-за того, как увлеченно и кропотливо он занят её кожей. Смотрит внимательно, выбирая, куда целовать дальше. Прижимается нежно-нежно. Щеки. Скулы. Шея. Ключицы.

А пальцы всё так же гладят волосы.

Ласковый такой.

— Дань…

Отвлекаться не хочет…

Делает это только когда Санта сжимает ладонями его щеки и тянет вверх.

Придерживает его лицо над своим так, чтобы глаза напротив глаз. Улыбается, но на Данилу это не действует. Он остается серьезным.

— Я и так не пожалею. Я выбор свой давно сделала. Забыл, что ли?

Санте до сих пор немного стыдно вспоминать о том, как однажды вывалила на него историю своей бесконечной и безнадежной любви длиной в много лет. Она пытается сгладить слова новой улыбкой.

Данила же по-прежнему не хочет смягчать.

Всё такой же — слишком сконцентрированный — тянется к губам. Целует их, приоткрытые. После чего снова по проторенной дорожке. Подбородок. Шея. Ключицы. Грудь…

Рука Санты сьезжает по шее на мужскую спину, едет дальше — по напряженным мышцам. Из-за ощущения твердости под пальцами и скольжения языка по ареоле груди своя спина непроизвольно прогибается. Внизу живота снова скручивает, начинает нетерпеливо пульсировать, женские колени сами раскрываются, ноги оплетают торс.

— Я свой тоже, — а дорожка из поцелуев ползет вниз.

— Сантуш, а покажи ещё раз кольцо…

Просьба застала Санту в дверном проеме. В её руках — сырная тарелка. И несколько секунд Санта смотрит на аккуратные треугольнички разной степени сливочности, потом же вздыхает, оглядывается…

— Ну мам…

Чтобы посмотреть уже на Лену. Условно укоризненно. Её взгляд должен говорить: «ну сколько можно?». Так, чтобы понятен был посыл, но в то же время мягко, потому что обижать самую родную — последнее дело.

Просто повышенный интерес к кольцу и в целом состоявшейся… Вроде как помолвке… Волновал и утомлял Санту сверх меры.

Конечно, мама была первой, кому Санта рассказала. Конечно, на работу таскать обручалку не собиралась. Но за сегодняшний день это уже чуть ли не двадцатая просьба, а кольцо ведь всё то же…

— Восемь часов, Сантуш… Восемь долгих часов мучительнейших страданий…

Елена заговорила, делая неподражаемо выразительные акценты на нужных словах… А Санте одновременно захотелось закатить глаза и рассмеяться…

— Твой отец в командировке был, а я одна… Представляешь? Восемь часов схваток…

Под конец Лене и самой стало смешно от собственного актерства. Её взгляд загорелся смешинками, у Санты в ответ растянулись губы.

Она снова вздохнула. Поставила тарелку на угол кухонного стола, вернулась к маме, протянула правую руку, чтобы растечься карамелькой вот сейчас…

От того, как мама жадно смотрит, цокает языком восхищенно…

И Санта прекрасно понимает, почему.

У неё шикарное кольцо. Если бы выбирала сама — наглости не хватило бы на такое. Но у Данилы на такое хватило щедрости. И зря он волновался относительно размера. Село идеально. Санта уже даже отфотографировала руку, как только можно. Только не скинула никому. Пока нельзя.

— Ну как это было, Сантуш? Расскажи…

Взгляд мамы отрывается от руки Санты, взлетает вверх. Елена всё так же возбужденно блестит глазами, а Санта тут же бордовеет.

Потому что… Потому.

— Да никак особенно, ма…

Пытается съехать, высвобождает ладонь, пожимает плечами, снова идет за тарелкой. С ней — из кухни по холлу в сторону гостиной.

Они там почти никогда не собираются после папиной смерти. Комната слишком большая. Слишком ярко ощущается пустота, если сидеть вдвоем, а шумных сборищ у них уже давно не было. Тоже ушли вместе с Петром.

Санта слышит, что схватившая другую тарелку мама идет следом. И ей приходится прикусывать язык, чтобы не ляпнуть лишнего. А из грудной клетки прёт необъятное счастье, которое не дает держать на лице безразличное выражение.

Наоборот смеяться хочется. А вечером поставить Даниле в укор, что он лишил её возможности рассказывать маме, будущим детям и внукам красивую историю о том, как позвал её замуж.

Они ведь вряд ли оценят рассказ о расшатанном комоде, саднящем ощущении между ног и пахнущем сексом вопросе.

Но мама продолжает ждать.

Они с Сантой вместе входят в гостиную. Окидывают стол одинаковым оценивающим взглядом. Ставят каждая свое блюдо на разные стороны более чем богатого застолья.

Лена заказала в своем любимом ресторане всё, что взбрело в голову. Втроем это в жизни не съесть. Но говорить об этом ей бессмысленно. Из неё вот так прёт счастье.

К ней в гости едет зять… Её дочку позвал замуж обожаемый Щетинскими «Данюша»…

Услышав, как по-новому мама называет Данилу, Санта воздухом подавилась…

Не сразу поняла, что у Лены — свой повод радоваться. У неё теперь «Данюша» и «Сантуша». Дети.

Такой яркой реакции на новость от мамы Санта откровенно не ожидала. Сначала даже не могла понять, почему. А потом дошло. Она спутала деликатность с незаинтересованностью. А ведь то, что Лена в жизни ей не намекала, не значило, что не хотела…

Стоило в этом разобраться, на душе стало ещё теплее. У них любовный треугольник. Только без ревности и необходимости выбирать. Лене тоже хочется полноценно ожить. Данила с Сантой могут в этом помочь. Она желает им счастья и находит свое в их влюбленных глазах.

— Ну как это «никак»? Ну Сант!

Попытка Санты избежать необходимости врать и придумывать что-то приличное провалилась. Лена всплеснула руками, обращаясь к дочке требовательно.

Та снова попыталась сбежать.

Уже обратно — из гостиной в кухню.

Чтобы взять разложенный на красивой тарелке салат, развернуться с ним в руках… Опять вздохнула…

Потому что Лена стоит в дверном проеме, сложив руки на груди.

Смотрит так, что понятно — она хочет подробностей. Много. Все.

И Санта из-за этого так смешно, что она не сдерживается…

Ставит тарелку на место, начинает заливаться, запрокидывает голову, чтобы слезы не пролились…

— Мам… Ну пожалуйста… — складывает руки в молящем жесте, бровки делает домиком… — Пусть тебе Данила рассказывает, хорошо? Ты его спроси, он отказать не сможет…

Поступок Санты — не самый смелый. Но если кому-то нужно врать, пусть этим занимается Чернов.

По взгляду Лены видно — она в сомнениях. В итоге же смиряется.

Освобождает проход, хватает тарелку вслед за Сантой… Они снова несут…

Когда видят свет приблизившихся к воротам фар, в четыре руки чуть двигают блюда, чтобы всё встало и выглядело красиво. Реагируя на короткий гудок, синхронно выпрямляются.

— Я ворота открою…

Елена берет в руки телефон, после чего слышен новый звук — ворота разъезжаются…

И пусть Санта прекрасно знает: у неё нет оснований тревожиться, волнение всё равно подступает.

Они с мамой встречают Данилу, как самого дорогого гостя.

Санте кажется, что она умудрилась соскучиться, хоть и расстались вчера — она поехала к маме, он остался в Киеве.

Его появление в холле заставляет сердечко трепетать…

На улице снова метет, поэтому Данила трясет головой и старается оставить слякоть на улице, топая ногами.

Оказавшись в доме, улыбается.

Елене — тепло. В Санту пожаром стреляет. Но быстро тушит, а у неё внутри уже горит. Он тоже соскучился. И сегодня они долго не уснут. Вместе в город поедут.

— Добрый вечер, Лен…

Первой он здоровается со старшей Щетинской. Спокойно реагирует на то, что Лена без лишних церемоний прижимается своей щекой к его — холодной.

Санте из-за этого становится ещё лучше. Она не сдерживает улыбку, когда ловит его лукавый взгляд. Почему-то уверена: он говорит что-то похожее «вот смотри, как меня теща принимает, а ты «знакомить» не хотела»…

— Это вам…

Протягивает высокий картонный пакет, из которого тут же извлекается бутылка…

Данила вешает пальто, а Лена цокает языком…

— Моет… Ты прямо угодил…

Оглядывается, хвалит, на что сам Данила реагирует сдержанным кивком, а Санта всё же закатывает глаза.

— Сложно не угодить Моетом, мамуль…

Иронизирует, чтобы получить в ответ от мамы грозящее движение пальчиком, а от Данилы — подмигивание.

— От кого-то и Моет не в радость…

Замечание Лены внезапно отдает легким сожалением. И для каждого в холла, наверное, отзывается воспоминанием о своих «не тех» людях. У Санты в голове первым делом почему-то братья.

Но очень радует, что Данила не дает им погрязнуть и погрузнуть.

— Сэкономлю в следующий раз. Артемовское как вам, Лен?

— Я тебя с пустыми руками рада видеть, Дань, ещё и с собой соберу. Ты главное заезжать не забывай…

Лена отвлекается от шампанского, говорит Даниле с улыбкой, но понятно, что без иронии. Тянется к его локтю, придерживает…

— Я в ванную провожу тебя…

Поясняет с улыбкой, получает в ответ благодарную.

Лена с Данилой идут в сторону гостевой уборной, проходя мимо Санты, Лена вручает бутылку ей.

Она же только и успевает, что улыбнуться Даниле, которого уже взяли в оборот.

Дальше же следит, как мама провожает его до одной из дальних дверей за лестницей…

Тормозит на полпути, Данила с ней.

Лена оглядывает, скользит по Санте, потом на Данилу смотрит…

— А вы с датой уже определились?

Спрашивает, продолжая смотреть на Даню. И Санта тоже на него, а у самой сердце подскакивает. Потому что не договаривались. И что делает мама — ей понятно. Переводит перспективу из неопределенной в неотвратимую.

Это страшно, но это правильно. Лена отлично знает свою Сантушу и очень желает ей добра.

— Нет ещё.

Данила произносит практически безразлично, пожимая плечами. А у Санты в голове водоворот мыслей.

— Сантуш… — когда мама обращается к ней, Санта замирает… — Твои предложения? Зима, весна? Лето?

— Лето, наверное… — Санта отвечает, смотря при этом на Данилу. Немного боится увидеть, что он не очень доволен. Но лето — это в пределах обозначенного для неё времени. Наверное, поэтому он спокоен. Усмехается, смотрит вниз, почти сразу поворачивает голову и уже на Санту, чуть жмурясь. Ему тоже ясно, что делает Лена. И он тоже не против.

— Шестнадцатое июля как тебе? — Данила спрашивает, сердечный ритм Санты сбивается. Ей… Страшно. Но об этом она молчит.

— Отлично…

Отвечает, чувствуя себя человеком, который как бы снова шагает в пропасть. На лице Лены расцветает улыбка. Она довольна собой и «детками».

— Мне тоже кажется, что отлично… — комментирует, ненавязчиво предлагая Даниле продолжить их путь в сторону ванной.

Санта же ещё несколько секунд стоит, не двигаясь, принимая тот факт, что у них уже даже дата, кажется, есть…

— Санта жадничает, но хотя бы ты мне расскажи, Дань… Ты как её замуж позвал? Она говорит, комод сломался, вы чинили… Только как комод сломать-то можно было? — До Санты продолжают доноситься мамины вопросы. — Ой… Я, кажется, поняла… Не надо рассказывать.

Данила смеется, его смех подхватывает Лена. Санта же сбегает в гостиную.

У неё горят щеки и уши.

А шестнадцатого июля она выходит замуж.