Иерусалим

Отче, как страшны были мои муки! Пот и кровь заливали мое тело, невыносимая боль не давала дышать и в сердце моем я молил о приходе мрака.

Но мрак не приходил и я продолжал видеть вокруг себя, чуть ниже, глупые лица зевак, издевательские ухмылки моих гонителей и равнодушных солдат.

Где ученики мои, которых я так любил, где народ, который так жаждал моего слова и хлеба? Если бы увидел я хоть одного преданного мне и сочувствующего: я бы выдержал. Но я понял тогда, в минуты невыносимого страдания, что они недостойны и что иначе с ними надо поступать.

— Отче, покарай гонителей моих и освободи меня! — воззвал я страшным голосом.

Гвозди вылезли из моего тела, раны затянулись и вот я стоял твердо тут же у креста. Я глядел на них теперь с гневом, видел изумление на их тупых рожах, бывших скорее звериными мордами, нежели человеческими лицами. Так вот какого чуда вам надо было!

— Отче, покарай моих преследователей и напусти на них мор!

Небеса разверзлись и свет озарил землю. Зеваки, мои судьи и палачи испуганно завопили, а потом пали на землю и вертелись и крутились визжа от боли. Некоторые молили:

— Господи, мы были слепы и глухи, прости нас.

Не обрекай нас на смерть!

Но сердце мое жаждало справедливости, и они испускали дух в муках и унижениях, так что гнев мой насытился местью.

Я обошел всю гору и вид опустошения ласкал взор очей моих. Темные тучи снова закрыли небо и пришла гроза. Дождь заливал мое разгоряченное тело, полное памяти о муках, а я думал о судьбе своего народа.

Дело избавления еще не завершилось. Счастье моего народа все еще тревожило мое сердце и ни о чем другом я думать не мог — невзирая на испытанное горькое разочарование. Я вселился в тело цезаря, властвующего в столице всемирной империи. Я не открыл сразу свою суть окружающим меня советникам, вождям, сановникам, чиновникам и слугам, хотя они и заметили странную перемену в поведении императора.

Я наблюдал, я читал письма правителей провинций, командующих легионами, сборщиков податей, доносчиков, шефов тайных служб. И наконец, в один из жарких дней, я объявил свою сущность.

Они были поражены и смущены, я видел, что они мне не верят, но небесный свет пронзил их души и они упали передо мной на колени и слезно молили, чтобы я руководил ими и приказывал им, я, истинный Сын Божий.

И сказал я им:

— Я прибыл, чтобы исполнилось Царство Божие на земле, чтобы все народы славили имя Всемогущего и в счастье и радости вкушали плоды Его милости.

Отбросьте тщеславие и ложную мудрость, отбросьте богатство и мелкие заботы; идите за мной и войдете в Царство Божие на земле. Отныне любовь и взаимная доброта станут законом и камнем строительным Царства. Нет отныне ни раба, ни господина, все равны перед величием Божьим, нет уже ни мудрого, ни глупого, нет ни богатого, ни бедного, ни сильных, ни слабых, ибо есть лишь те, кто верит в меня, остальные же обречены на гибель.

Многие не могли понять, что произошло, и шептали, что Цезарь сошел с ума и объявил себя богом. Стало так, что те, которые перед этим славились мудростью и рассудительностью, оказывались неразумными безумцами, а те, на которых лежала печать безумия, поражали всех мудростью и охотно принимали мое учение.

Первым был Корнелий, префект преторианцев. Лицо его было жестоко и уродливо, и я читал его мысли, ибо он пришелся мне по сердцу.

Он пришел ко мне и сказал:

— Господи, дозволь мне быть покорнейшим из слуг Твоих, приказывай и я буду орудием твоих божественных помыслов.

— Тешат меня твои слова, Корнелий, великая жатва предстоит мне и народу моему, и много трудов, чтобы с ней совладать. Потребны мне твои крепкие руки и твой быстрый взор, но не настала еще пора.

Я зазвал ученых мужей и священников Города, дабы просветить их своей наукой. В их головах были ложь и заблуждения, они кланялись мне низко и улыбались льстиво, их уста полны были гладких слов, но в душах они таили злобу и ненависть. Я истребил их всех до единого. Я вызвал их учеников и дал им вкусить своей науки. Они точно так же, как и те, отвергли меня, и я истребил их тоже. После я приказал вызвать учеников учеников и убедился, что у многих из них уши открылись для моих слов. Этих я пощадил, хотя много в них еще было языческой отравы. Я дал им свою науку в виде Писания, дабы несли его до краев земли.

Я собрал сенаторов и сказал:

— Отныне нет здесь ни господина, ни невольника, и то, что принадлежит господину, принадлежит также и невольнику. Господин, по милости моей, будет только управлять богатством, чтобы не было больше бедности и несправедливости.

Взбунтовались после этого сенаторы и начали устраивать против меня заговоры. Они пытались убить меня, но их стилеты обращались против них же и они погибли, ничего не добившись.

Заволновались также и невольники, когда дошла до них весть об Искуплении. Они убивали господ и грабили богатства, не понимая, что это мои богатства они уничтожают, обрекая себя на нужду.

Я вызвал Корнелия и сказал:

— Делай то, что надлежит делать.

Корнелий низко поклонился и выступил впереди своих солдат, неся смерть бунтовщикам. Тогда и сенаторы и другие сильные мира сего начали понимать мою науку. Те, которые уцелели, явились в мой дворец и кланялись мне и приносили дары и провозглашали себя моими покорными слугами.

До сих пор столичный люд чтил еще своих поганых идолов и поклонялся им в старых святынях, поклоняясь тем самым сатане и помощникам его. Я приказал уничтожить эти рассадники зла, а когда рушились их стены, безбожники проклинали меня и предрекали скорый конец света. Народ, подстрекаемый служителями сатаны, поднял бунт, и Корнелий снова должен бы применить силу и беспощадностью Еще не угас огонь пожаров, а я думал уже о провинциях империи, которые жаждут Благой Вести, и о тех неведомых просторах, на которых варварские племена жили во мраке греха.

Я не хотел злоупотреблять своей способностью творить чудеса, я желал, чтобы мой народ сам присоединился к делу избавления, чтобы стало оно его делом плоть от плоти, кровь от крови, чтобы вошло оно в самые глубины души его, и не было для этого лучшего средства, чем заставить его строить Царствие своими собственными руками.

Слуги мои словом и мечом распространяли Божью Науку. Многие язычники отвергли мое учение, многие народы восстали против моих наместников.

Во всем государстве царила смута, а варвары, пользуясь этим, перешли наши границы, жгли, грабили, убивали. На востоке Элий Северус, командующий сирийским легионом, поднял бунт.

Вскоре все восточные провинции присоединились к нему, провозгласив меня узурпатором, безумцем и врагом отечества. Северус собрал огромное войско и двинул его на запад, намереваясь нанести мне поражение и захватить власть. Я выслал против него свою армию.

Я мог бы поразить все войско Северуса внезапным мором, мог бы наслать гибель на самого Северуса.

Я мог явиться перед ними в огненном облаке, поразить их знаками своей божественности и тем принудить к повиновению.

Я так не сделал.

Я лишь читал направляемые мне донесения. Как я уже говорил, я не хотел злоупотреблять своей божественной силой. Чего стоила бы вера людей, ослепленных явными доводами моего чудесного могущества? Пусть лучше верят тому, чего не видели, в этом заключается испытание их верности. Блаженны те, которые не видели, а уверовали. Блаженны те, которые отдали жизнь за веру в меня. Кровь, пот и жажда должны лежать в основе моей науки, на них должно воздвигнуть мой храм, ибо нет в мире материала прочней.

Мои войска понесли множество поражений, отступали в тяжелых и изнурительных боях, но под конец чаша весов победы склонилась в мою сторону и я был вознагражден за свое терпение и сдержанность. Я отбросил их назад, а Северус, побежденный и покоренный, покончил с собой.

Народ, измученный войнами и голодом, управляемый железной рукой моих апостолов, был теперь более склонен сменить веру и отбросить ложные обычаи.

Повсюду возникали храмы новой веры, повсюду мои служители провозглашали Благую Весть и хвалу Единому. Когда мощь Писания стерла с лица земли все внешние проявления язычества, пришла пора более глубоких и важных перемен — в самой сердцевине души. Пока что новая вера была подобна верхней одежде, которую носили, дабы не выделяться, В кругу семьи и друзей продолжали следовать старым обычаям и предрассудкам, чтобы искоренить это зло, я создал Тайный Совет, который в свою очередь создал сеть доносчиков.

Тайный совет должен был следить за чистотой жизни граждан, за тем, чтобы они всем сердцем восприняли науку любви и братства.

Деятельность Совета не была ограничена никакими установлениями, ибо, имея своей высшей целью благо ближнего своего и всего общества, он не мог быть связан несовершенными человеческими законами. Огромное количество народа трудилось днем и ночью, ведя Царство Божие ко все большему совершенству. И в этом роль государственных информаторов была воистину неоценимой. Именно благодаря их усилиям удалось воплотить в жизнь законы равенства и справедливости. Как распорядитель земными благами Царства, так и подчиненный ему работник были одинаково подвластны неустанной заботе и неусыпному вниманию слуг отечества и благодаря одному только доносу они могли поменяться ролями. Никто не был ни в чем уверен ни в какой день, ни в какой час, и лишь искреннее усердие в службе и доверчивое препоручение всего себя на милость Всемогущего могли гарантировать определенную безопасность.

Огромная лавина доносов и рапортов завалила царскую администрацию, поэтому последняя начала непомерно разрастаться и приобретать все большее влияние. Я начала беспокоиться, как бы члены Тайного Совета не впали в грех гордыни, и создал несколько других подразделений, которые должны были друг друга взаимно контролировать и изучать состояние духа граждан.

А тут и другие великие задачи поглотили мое внимание. Действительно, в границах империи, велось бодрое строительство Царства Божьего, но многочисленные варварские народы в лесах Германии, на заснеженных просторах Севера, в песках Аравии, в Персии, на неисследованных пространствах Африки, Индии, в далеком Китае, а также в других неизвестных еще частях света ждали погрязнув в муках греха прихода Избавителя.

Имперская армия постоянно росла и крепла, но это поглощало массу денег и огромные подати придавили всех граждан государства. Надо к тому же добавить еще и налоги на поддержание растущей администрации, чтобы понять, почему целые провинции в конце концов начали вымирать от голода. Меня это не слишком бы волновало — ведь построение Царства Божьего стоило любых жертв и оно отвращало слабые людские души от низких материальных целей но под конец все это начало сказываться на сумме взымаемых податей.

Голодающие и измученные граждане работали все хуже и, невзирая на усилия Тайного Совета и нескольких смежных организаций, с гораздо меньшим энтузиазмом, вернее, с энтузиазмом, который они научились все лучше и лучше разыгрывать.

Снова, в который уже раз, мне нужно было противостоять слабости и малодушию моего народа.

Кроме того, души людские, которые я просветил и сформировал своей божественной сутью, были все еще несовершенными и ненадежными. Я не был даже в состоянии просматривать все доносы, приходящие из одной только столицы! Я вынужден был в большой мере полагаться на своих сотрудников. А они тоже не были совершенны и, хотя часто получали доказательства моей божественности — я должен был временами укреплять их слабый дух, но случалось, что они впадали в заблуждение и становились врагами Писания. Я примерно их наказывал, но если уж и в моем ближайшем окружении находились отступники, то что говорить о дальних краях империи? Не мог же я разорваться и находиться сразу во всех местах! А разорвавшись, не нанес бы тем самым ущерб достоинству Писания? Неужели мне нужно явиться в виде неопалимой купины каждому своему подданному? Или повиснуть дамокловым мечом над каждой головой?

В каком-то смысле я и был таким мечом — посредством своих слуг из разных тайных служб.

Однако каждый из них был лишь ненадежным человечком, а я жаждал совершенства и абсолютной полноты. Как можно было достичь этого выстраданного в мечтах совершенства в государстве, в котором вести с одного края до другого доходили месяцами, а солдаты вооружены были мечами, пращами и копьями?

Все это надо было изменить. Царство Божие требовало новых, могучих средств, чтобы уничтожать своих многочисленных врагов им лучше контролировать мысли граждан. Эти новые средства должна была дать наука, и именно она должна была стать заменителем моей божественной воли в действии. И я дал своему народу свет высшего знания. И вскоре начали возникать фабрики, на которые сгонялись толпы крестьян, а также новые города, дороги, машины и все преобразилось самым поразительным образом.

А в самом центре этого преобразования был я, новый Прометей, божественный Искупитель.

Наступило время странной мешанины, огромные массы людей перемещались с места на место, целые народы гибли от голода или в истребительных войнах, мои советники являлись ко мне одетые в парики, камзолы, кафтаны, полевые мундиры, фраки, длинные разноцветные плащи, кожаные куртки; моя гвардия была вооружена автоматами, мушкетами, саблями, алебардами, а весь белый свет превратился в головокружительный вихрь.

Мне казалось, что все люди раздвоились и у каждого теперь было два лица. Одно, набожное и серьезное, полное любви и чистой преданности, предназначалось для меня, о другом же, невидимом, мрачном и неразгаданном, я мог только догадываться, что оно существует в противоположность первому. И как я мог убедиться, что оно существует на самом деле? Как я мог пробиться сквозь маску, приросшую к настоящему лицу? Я спускался в подвалы, где допрашивали отщепенцев и еретиков, где мучениями из них добывали самые скрытые грехи и тайны, а потом предавали их очищению огнем. Но я не нашел того, чего искал. Меня охватили тревога и отчаянье и тогда я божественным огнем засверкал перед лицом каждого живущего на Земле и заглянул каждому в глаза и увидел, что все они противятся моему существованию и отрицают меня, и тогда я почувствовал себя самым одиноким из людей.

Отчаянье и гнев завладели моим сердцем и я стал великим пожаром, охватившим всю распадающуюся вселенную и теперь я был тем, чем был с самого начала — раскаленной, пылающей пустотой.