— Другими словами, ты сделала доброе дело, убив нерождённого ребёнка? Дети священны, и это нельзя назвать добрым делом, — покачал головой Даниэль.
— Правда? — рассмеялась грустно и печально, набрав в лёгкие воздух. — А то, что мужчины за своих женщин не берут ответственность, подкладывая под других мужчин, — это как назвать? Широтой души? Желанием поделиться с ближним, которому не перепало такого счастья? Вы своими ритуалами женщин возвели в ранг скотины для продолжения вашего рода, а в остальном вообще не считаетесь с нашими желаниями, убивая каждым рождением ребёнка, отнимая жизнь. И что в этом самое интересное, всеми силами желаете, чтобы женщины перестали так редко рождаться и истинные были не одна на троих, а так, как раньше. Так скажите мне, мои дорогие, что вы для этого делаете? Что готовы сделать, чтобы это изменить? Готовы во всеуслышание рассказать, что заключили не урезанный брак, что взяли на себя все страхи и риски за мою жизнь, связав со своей?
Теодор на глазах потемнел, как и остальные, нервно выдохнув от моих слов. Да, я хотела занять нейтральную позицию, но я оказалась не права. Моя помощь нужна не скрытая, а полностью открытая, чтобы они могли, не прячась, попросить защиты. Ведь многих можно защитить и спасти, пройди они полный ритуал со своими истинными, а для этого надо работать, объяснять. И пусть немногие семьи на это пойдут, но вот те, что будут формироваться в ближайшем будущем, смогут выбрать для себя правильный путь. Женщины должны знать, на что они идут, чтобы быть женой, а не пребывать в неведении, как слепые котята, которых приносят на алтарь мужскому эго. Говорить это вслух я не стала, пока рано, сейчас важнее добиться от своих истинных, рискнуть и объявить, что у нас настоящий брак, а не его суррогат.
— Нет, — покачал он головой, — мы не можем так рисковать и не будем: слишком дорогой ценой ты нам досталась.
— Тео, не торопись, — возразил Даниэль, покачав головой, — Теона права: если мы сделали такой шаг, который не делали уже очень много лет мужчины, то надо быть до конца честными, а не прятаться за закрытыми глазами, делая вид, что ничего не происходит.
— Себастьян? Ты тоже так думаешь? — Теодор отлип от окна, у которого стоял, и подошёл к братьям, пытливо вглядываясь в их лица. Себастьян словно нехотя кивнул головой, натянутый как струна.
— Мне кажется, если начинать что-то менять, то самое время начать с себя и нашего брака. Мы приняли решение быть честными и справедливыми, и если наша жена готова рискнуть, то мы не имеем права её подвести в этом.
Спрятав лицо в ладонях, Теодор долго молчал, то ли успокаивался, то ли пытался найти выход из сложившейся ситуации, а потом, мотнув головой, спрятал руки в карманы своих брюк.
— Хорошо, — выдохнул он единственное слово, заставляя меня задохнуться воздухом, — отказать своей истинной я не могу, как и вам, братья, но все мы понимаем, как рискуем. Решение принято, и давайте больше не возвращаться к этому вопросу.
— Лучше прожить пять лет, но не прячась, отдавая всю себя, чем жить долгие годы, довольствуясь суррогатом, воруя у самих себя счастье, — тихо ответила ему, словно подвела черту. Братья переглянулись, и по их лицам я поняла, что они опять сделали какой-то свой вывод. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы я научилась понимать их без слов?
— Чай остыл, — поморщился Себастьян, посмотрев на свою чашку, как на противного слизня. Я покачала головой и протянув руку, нагрела напиток, от которого тут же начал идти пар и аромат. Себастьян поднял растерянный взгляд и, отпив немного, счастливо зажмурился.
— Так делала мама, — улыбнулся Даниэль и протянул свою чашку, толкнув в мою раскрытую ладонь. — Теперь я знаю, зачем нам жена.
— Греть твой чай, — усмехнулся Теодор.
— Нет, — радостно улыбаясь, возразил Даниэль и отпил горячий чай, жмурясь от счастья, — напоминать нам, что мы просто мужчины, которым нужна забота и любовь, а не наследники и будущие правители, от которых ждут невозможного.
— С этим трудно не согласиться, — улыбнулся Себастьян, а Теодор протянул свою чашку мне. Растерянно посмотрев на него, я улыбнулась в ответ и быстро её нагрела.
— Вот вам ещё один повод рассказать о нас правду, — произнесла горько, теряя улыбку. — Сколько таких, как и вы, детей, которым не хватило материнского тепла?
— Просто не будет. — Теодор посмотрел прямо и строго. — Не расслабляемся, теперь наша жизнь зависит друг от друга, и нам надо сплотиться, а главное — выжить.
— Вместе мы со всем справимся, — ответила ему, где-то глубоко внутри себя чувствуя, что только так мы и выстоим, что бы ни случилось.
— Что будем делать, если поползут слухи про этот неприятный инцидент с аршмой? — вдруг спросил Даниэль и поморщился.
— Не поползут, — выдохнув, ответила ему спокойно, — если она не совсем дура, то использует ситуацию себе на пользу.
— Почему ты так думаешь? — удивился Себастьян, который, видимо, мало сталкивался или не задумывался о коварстве женщин.
— Всё просто, — повела плечами я. — Для неё сейчас очень хорошее время, чтобы надавить на жалость своих мужей, сказав, что у неё случился выкидыш на фоне всей ситуации. Требуется уединение, ну а потом депрессия может затянуться, а это самая хорошая почва для того, чтобы долго играть на их чувстве вины. Они начнут мириться, желая «обрадовать» её новой беременностью, но поскольку я всё сделала, чтобы она больше не могла забеременеть, то это не поможет, она проживёт столько, сколько ей и осталось. И я очень надеюсь, что она сможет стать хоть немного счастливой.
Говорила искренне, нисколько не лукавя, желая этой женщине счастья.
— Вот как… — протянул Теодор и посмотрел на меня задумчиво, чуть скривив губы в подобии улыбки. — Нам уже можно боятся?
— Зачем? Не вы ли меня просили о честности? — ответила ему, чуть приподняв бровь. — Или мне пора готовить пути отступления?
— Теодор остановись, — Даниэль чуть повысил голос, одёргивая брата, — у нас совсем другая ситуация, не надо с больного перекладывать на здоровое.
Прикрыв глаза, выдохнул, кивнул и рассмеялся как-то горько и с надрывом.
— Тео? — Я осторожно прикоснулась к его руке, не понимая, что на него нашло. Он резко остановился и, посмотрев на меня немного отстранённо, вдруг резко встал, подхватил на руки и понёс на выход. Я лишь растерянно посмотрела на оставшихся мужчин и их улыбки, которыми они нас проводили.