Игра в ошибки

Глава 1

В этот раз Лиана собиралась долго и основательно. Начался сезон дождей, который она так долго ждала, портативная машинка скучала в углу уже месяц, Лиана бросила на нее мимолетный взгляд – ничего, не долго тебе осталось бездельничать, и повернулась к большой, почти собранной сумке, стоящей на кровати, раздумывая, все ли она взяла, чтобы потом из-за какого-нибудь пустяка не пришлось тащиться обратно в город. Холодильник на даче она набила продуктами заранее, правда, изрядно помотавшись туда-сюда, зато теперь была уверена, что с голода не умрет, недели на три, а то и на месяц, этого должно было хватить. Лиана застегнула сумку, приподняла, прикидывая вес. «Да, тяжеловато, – подумала она. – А еще машинка… Ладно, допру как-нибудь, благо от станции идти не так далеко…»

Она в последний раз оглядела свою комнату: «Выключила, выключила, не забыла», перекинула сумку через плечо, подняла машинку и шагнула к двери.

Может, из-за дождя, а может, потому что уже наступил вечер, людей на вокзале было не много. Лиана несколько минут размышляла, стоит ли брать билет, потом махнула рукой – а, обойдусь – и спустилась в тоннель. Она вышла на перрон и поставила сумку на мокрый асфальт. Дождь чуть накрапывал, словно набираясь сил перед тем, как обрушиться на землю сплошной холодной стеной. Точно по расписанию подошла электричка, Лиана забралась в вагон и удобно устроилась у окна.

«Вот и кончилось лето...», – подумала она, разглядывая через мокрое стекло фасад вокзала. Как всегда во время дождя город был сер и угрюм. Это впечатление усиливали сгустившиеся сумерки, и даже яркие пятна свитеров на людях казались поблекшими. «Следующая остановка, – провещал голос из динамика. – Станция…». Двери закрылись, вагон дернулся и тронулся с места. «Поехали…» – подумала Лиана.

Ей было двадцать лет, она работала репортером в молодежном журнале и писала странные рассказы, которые, впрочем, в их провинциальном городке никто издавать не собирался. Но Лиану это не останавливало. «Лиха беда – начало, – шутила она по этому поводу. – Был бы талант, а все остальное приложится…» Начался сезон дождей, она тут же взяла давно обещанный ей отпуск, собрала вещи и теперь ехала на дачу, чтобы в тишине и покое написать книгу. Она еще не знала, что это будет – серия коротких рассказов или большая повесть, но обрывки фраз уже полгода носились в ее голове, и пришло, наконец, время выплеснуть их на бумагу, чтобы потом спокойно жить до следующего выплеска. Дача была любезно предоставлена ей двоюродным дядей – небольшой двухэтажный домик с камином, ванной, гаражом и телефоном, дядя когда-то работал начальником строительства и, естественно, постарался. Летом, конечно, претендовать на покой и тишину не приходилось – огромное дядино семейство, состоящее из жены и троих детей – Лианиных троюродных братьев, оккупировало дачу, начиная с мая месяца. Зато сейчас, в промозглую осеннюю погоду, – это было идеальным местом, где Лиану никто не должен был потревожить.

За окном мелькали зелено-желтые леса, скошенные луга, плоские, блестящие блюдца озер. Лиана смотрела на серое свинцовое небо – дождь припустил сильнее, и она поежилась, представляя дорогу до дачи под его холодными каплями, достала из кармана джинсов сигареты и вышла в тамбур. Электричка была почти пуста, Лиана задумчиво курила, глядя в окно и покачиваясь в такт движению вагона.

К даче она подошла насквозь промокшая и уставшая: раскисшая дорога вцеплялась в обувь, чавкала под ногами и отпускала ботинки очень неохотно, оставляя на них комья черной липкой грязи. Лиана долго счищала ее о крыльцо, потом открыла дверь, вошла и включила свет. Устало опустила на пол сумку и машинку и вытерла мокрое лицо такой же мокрой рукой.

— Мяу, – пронзительно прозвучало рядом, и ей навстречу выбежал маленький черный котенок.

— Привет, Томас, – улыбнулась Лиана и погладила его по спине. – Подожди, я сейчас разденусь, и покормлю тебя. А потом поговорим, хорошо?

— Мяу, – согласно ответил Томас, пытаясь потереться об ее ноги, и тут же отскочил, недовольно фыркая.

Она прошла в комнату, на ходу стягивая свитер, котенок бежал рядом и пронзительно мяукал.

— Знаю, соскучился со вчерашнего дня, – сказала Лиана и, выйдя на кухню, достала из холодильника сухой корм для кошек. – Иди, поешь, я пока переоденусь.

Она высыпала корм в блюдце, котенок заурчал и принялся за еду, громко хрустя. Она снова прошлась по комнате, взяла из сумки шорты и майку и открыла дверь в ванную.

— Я быстро, не скучай, – крикнула она и включила воду.

Через час, поджав ноги, она сидела на диване с книжкой в руке, на коленях блаженно урчал свернувшийся в клубок котенок, горел неярким желтым светом торшер, в чашке на журнальном столике дымился только что сваренный кофе. Машинка стояла в комнате на втором этаже, которую Лиана, с ходу окрестила кабинетом, и ждала своего часа.

— Хорошо, – потянулась Лиана, допила кофе и встала, прижимая к себе кота. – Пойдем спать? Выспимся, и завтра – работать.

Она поднялась по лестнице наверх и открыла дверь в спальню. Разделась, забралась в кровать, устроившись поудобнее, протянула руку и щелкнула выключателем. «Как тут тихо…» – в который раз поразилась она и тут же провалилась в сон.

«…Алиса проснулась поздно, как просыпалась обычно, зная, что ее никто не ждет, а посему – некуда и торопиться. Во рту было сухо от вчерашней водки, она протянула руку, залпом выпила стакан воды и закурила. Немного тошнило, но, в целом, состояние было ничего. Она выпустила дым, глядя в потолок, и улыбнулась. Что там вчера сказала Лизка? Займись им? Да, это становится интересным. Где ж его только теперь искать…

Сколько она помнила Лизку, у той всегда были проблемы с мужчинами: она была из тех женщин, которых бросают первыми, и которые потом долго не могут с этим смириться – достают и себя и окружающих, а более всего тех, кто их бросил. Вчера на кухне они пили водку, и Лизка плакалась ей в жилетку о разрыве с очередным своим кавалером. Ей было действительно плохо – такие люди убеждены, что на этом их жизнь и кончается, а переубедить их нет никакой возможности. Алиса и не пыталась этого сделать. Просто слушала, изредка вставляя нужные слова утешения. Она была молода, красива, имела мужа и собственную квартиру, и потому от бед Лизки была довольно далека. Сочувствовала, конечно, но про себя знала, что сама в такую историю не попадет – слишком была уверена в себе. Лизка, в свою очередь, была в курсе, что мужа Алиса не любит, но уходить никуда не собирается – так, погуливает втихую на стороне, чтобы все было шито-крыто, никто ничего бы не знал, и получалось, что и овцы целы и волки сыты. Цинизма в ней было хоть отбавляй, видно поэтому, после третьей рюмки Лизка ей и заявила: а займись Михайловым, все равно тебе делать нечего. На что она резонно возразила, что для того, чтобы заняться человеком, нужно с ним где-то видеться, не искать же его по всему городу, не бегать же… Она видела Михайлова пару раз, была даже с ним шапочно знакома: привет, привет, не больше. Поэтому Лизкино предложение вызвало у нее улыбку, она даже не спросила Лизку, зачем ей это нужно. Михайлов, в кругу друзей Михалыч, был вольным музыкантом, нигде не работал и, как она была наслышана от той же Лизки, собирал новую группу взамен только что рассыпавшейся, уведя с собой своего лучшего друга-гитариста.

Алиса потушила окурок и, сладко потянувшись, поднялась с кровати. Лизка с утра ускакала в институт, сегодня ночевать не придет, следовательно, нужно будет напрячься и найти кого-нибудь себе в компанию. Алиса далека была в тот момент от всяких криминальных мыслей, просто квартира была новой, и она банально боялась оставаться в ней ночью одна. Она вообще не любила квартиры новых планировок, они казались ей совсем мертвыми в отличие от старых, где, по ее мнению, всегда присутствовала душа.

В пять часов вечера сгустились сумерки. И даже снег, лежавший сплошным ковром, не мог удерживать больше свет. Алиса вышла из подъезда, решая на ходу, куда можно поехать и кого к себе пригласить. В метро спускаться не хотелось. Подошел автобус, на котором она никогда в жизни не ездила, но надо же когда-нибудь начинать, – усмехнулась она про себя и зашла в салон. У окна было тепло, в городе уже горели фонари, почти не разгоняя серые тяжелые сумерки конца зимы. Алиса вышла на остановке в центре, огляделась и улыбнулась: прямо перед ней в черной куртке и коричневой меховой шапке стоял Михалыч. «Судьба, – подумала она. – Если он сейчас сядет в первый же подошедший автобус, тогда точно судьба». Она стояла и ждала. Он был не один, видимо, с другом-гитаристом, о котором она уже слышала от Лизки. Они не видели ее: час пик, забитая людьми остановка. Подошел автобус, она не торопилась, увидев, что они двинулись к дверям, еще раз улыбнулась: судьба, и вошла в ту же дверь. Подошла и поздоровалась первой. Михалыч улыбнулся светло, как будто встретил давнего друга.

— Ну, как дела? – спросила она.

— Помаленьку, – откликнулся он. – Вот с базы поперли, собираем аппаратуру, будем новую искать.

— Обидно, – посочувствовала она.

— Ничего, – отмахнулся он. – Не в первый раз.

Его друг молчал, возвышаясь над ней плечистой громадой, и Алисе показалось, что он не одобряет ни единого сказанного ими слова. Она поежилась, потом одернула себя, в конце концов, не с ним же она разговаривает, и сказала Михалычу:

— Надо бы как-нибудь собраться, пивка попить…

— Надо, – отозвался он. – Может, соберемся как-нибудь…

«Ну, это не ответ, – подумала Алиса. – Как-нибудь означает никогда».

— Давай сегодня, – взяла она быка за рога. – Ты не занят? А то у меня муж уехал, скучно…

— Давай, – легко согласился он и снова улыбнулся.

Алиса, которая все это время решала, что же нашла в нем Лизка, наконец, поняла: улыбка… Он улыбался удивительно светло и обаятельно.

— Я буду дома после девяти, – сказала она. – Запиши телефон и адрес, позвонишь в девять, потом подъедешь.

Он записал все это на какой-то обрывок и кивнул:

— Договорились.

— Только обязательно позвони, – улыбнувшись, погрозила она.

— Конечно, – снова кивнул он и поднялся. – Мы выходим, до вечера.

— Пока, – махнула она рукой, глядя им вслед и все так же ощущая недовольство, сквозящее даже от спины его друга. «Вот вампир, – подумала она. – Что я ему плохого сделала?» Подумала и забыла. Автобус тронулся.

Михалыч бегал по ДК, в подвале которого они репетировали, в поисках канистры. Его лучший друг Ким, присутствовавший в автобусе во время только что произошедшей встречи, ходил за ним тенью и упрямо повторял:

— На черта тебе это надо? У нее же муж, сам слышал. Вляпаешься опять куда-нибудь, вытаскивай тебя потом. И вообще, пить надо бросать, сколько можно уже, с самого Нового года, не прекращая… Не езди, поехали лучше вместе домой, сейчас заберем инструменты и домой. Поиграем, порепетируем. На черта ты потащишься на другой конец города, холодно же…

— Имею полный моральный облик, – отшучивался Михалыч, привыкший к такого рода наставлениям.

Они с Кимом знали друг друга давно, очень давно стали вместе играть и являли собой две половинки одного яблока, когда все, чего не хватает у одного, в избытке имеется у второго, и наоборот. Михалыч был человек ветреный, в чем-то легкомысленный, писал хорошие песни, больше чем нужно пил, чем, впрочем, отличается большинство музыкантов, брал взаймы деньги и отдавал их крайне редко, но никогда ничего не жалел и мог снять с себя последнюю рубаху, что часто и делал. Ким же всегда был человеком обстоятельным, который десять раз подумает, потом сделает, у него все всегда лежало на своих местах, он постоянно вытаскивал Михалыча, спасая его от совсем уж крутых запоев, был замечательным гитаристом и в музыке понимал друга с полуслова. Сейчас он был далеко не в восторге от того, куда Михалыч собирается, потому, стоило им войти в очередную комнату, он с порога заявил Толику, не дав Михалычу и рта раскрыть:

— Канистру ему не давай!

— Да ты что?! – опешил Михалыч. – Я что, маленький ребенок? – и повернулся к Толику. – Не слушай его. У него сегодня не все дома. Дай канистру.

— Возьми, – пожал плечами Толик, не выпуская из рук гитару. – Вон она, под столом.

— Спасибо, – обрадовался Михалыч и вытащил из-под стола канистру. Хлопнул Кима по плечу. – Не гасись, все будет хорошо! А домой вместе завтра поедем. Завтра и поиграем. Я в стекляшку за пивом. Пойдешь?

— Нужен ты мне, – буркнул Ким, не понимая, почему он так отчаянно не хочет, чтобы Михалыч ехал к этой девчонке. Он и видел-то ее в первый раз. – Тебе надо, ты и иди.

— Лицо попроще сделай, – улыбнулся Михалыч и скрылся за дверью.

Алиса прогулялась по парку, посидела в небольшой кафешке, вышла на улицу и поняла, что не рассчитала время и к девяти домой никак не успевает. «Обидно», – подумала она про себя, мысленно подгоняя автобус, который явно не торопился, чтобы быстрее добраться до метро.

Она почти вбежала в подъезд, поднялась по лестнице на четвертый этаж и увидела, что возле дверей никого нет. Бросила взгляд на часы: десять минут десятого, вздохнула и открыла дверь. Зашла, разделась, включила в комнате свет и с тоской огляделась по сторонам. «Ну, и черт с ним», – решила про себя, включила печатную машинку и села перепечатывать свои последние тексты.. Через десять минут зазвонил телефон.

— Привет, – сказала трубка голосом Михалыча.

Алиса улыбнулась:

-Ты извини, я опоздала.

— Ничего, – утешил он. – Я у друга, всего лишь в двух остановках от тебя, с целой канистрой пива.

— Ну, так подъезжай, – еще раз улыбнулась Алиса и объяснила, как лучше дойти.

— Сейчас буду, – сказал Михалыч, и в трубке побежали короткие гудки.

Алиса огляделась по сторонам: вроде все чисто, прилично, и с нетерпением стала ждать.

Он появился минут через пятнадцать, разделся, огляделся:

— Хорошая квартирка.

— Ага, – кивнула Алиса. – Пойдем на кухню. Я больше кухни люблю. Там уютнее.

— Я тоже, – отозвался Михалыч и пошел за ней.

Он уселся на табуретку, достал из сумки канистру. Алиса поставила стаканы, чувствуя себя неловко, как это бывает, когда остаешься вдвоем с малознакомым человеком и мучительно ищешь тему для разговора.

— Может, в банку перелить? – спросил Михалыч.– А то из канистры в стаканы – весь стол зальем.

— Давай, – согласилась она и вытащила из шкафа хрустальный кувшин. Они перелили часть пива и разлили по стаканам.

— Ну, за знакомство, – улыбнулся Михалыч и выпил.

Пива было много, пиво не кончалось, от первой неловкости не осталось и следа. Каждый из них рассказывал что-то о себе, вспоминая самые интересные моменты своей жизни. Михалыч сел на пол, возле ее ног, взял в руки гитару, сообщив: «Мне так удобно, я так люблю».

Он играл свои песни, Алиса внимательно слушала. Ей было интересно и ново. Человек был явно талантлив, кроме того, она сразу заметила, что очень ему нравится, и было вдвойне приятней. Потом она читала свои стихи, на этот раз слушал Михалыч и очень хвалил. За окном уже давно царила ночь, но было так здорово сидеть вдвоем, пить пиво, курить и болтать. Алисе давно не было так хорошо, она про себя благодарила Лизку за подкинутую идею, одновременно с этим решая проблему, как бы потактичнее сказать ему, что спать он будет не с ней, а в соседней комнате. Так ничего и не придумав, она, в конце концов, махнула рукой, как получится, так и будет, и попросила Михалыча спеть еще, что он с удовольствием и выполнил.

Позднее утро застало их все еще сидящими на кухне. Они так и не успели наговориться…»

Глава 2

Лиана отодвинула машинку, потянулась и протерла уставшие глаза. Закурила сигарету и, медленно затягиваясь, просмотрела написанные страницы. Котенок лежал на столе и, не отрываясь, глядел на нее большими желтыми глазами.

— Хорошо, – сама себе сказала она и отложила листы в сторону. – На сегодня все.

Она встала из-за стола и подошла к окну. На улице по-прежнему моросил дождь, в небе не было видно ни одного просвета.

— Я пойду прогуляюсь, – сказала она коту. – А ты остаешься за хозяина, так что веди себя прилично.

Она надела джинсы и свитер, спустилась вниз по лестнице, сняла с вешалки в коридоре огромный черный прозрачный плащ и, накинув его на плечи, вышла за дверь.

Недалеко от дачи текла река, именно к ней она и отправилась. Лиана долго стояла на берегу, всматриваясь в зеленоватую воду, словно пытаясь в ней что-то разглядеть. Ветер трепал полы ее плаща, забавляясь как назойливый ребенок, кидал ей в лицо пригоршни холодных дождевых капель, она смеялась и отмахивалась, стирая капли с лица, улыбалась – не выгонишь, не выгонишь, потом подошла к самой воде и коснулась ее руками. Вода показалась ей на удивление теплой. «Странно», – подумала она и вдруг заметила плывущего прямо на нее человека.

Человек выбрался из воды и направился к ней. Лиана растерянно огляделась и только тут заметила лежащую на берегу одежду. Человек принялся быстро одеваться, Лиана, глядя на него, поежилась и спросила:

— Холодно?

— Да нет, я привык, – быстро отозвался он, словно ожидал вопроса.

— Вы всегда купаетесь в такую погоду? – снова спросила Лиана.

Человек натянул свитер, пригладил мокрые волосы и повернулся к ней:

— Нет, только сегодня. Очень уж захотелось с вами познакомиться.

«Что?» – не поняла Лиана, но решила благоразумно промолчать.

— Разрешите представиться, – сказал он и подошел почти вплотную. – Ивар.

Лиана увидела очень красивые, словно выточенные черты лица, огромные зеленые глаза смотрели на нее внимательно и нежно, ожидая ответа.

— Лиана, – против воли сказала она, досадуя на себя, потому что никаких знакомств заводить не собиралась, чтобы не помешать так хорошо начавшейся работе. – Извините, но мне, пожалуй, пора.

— Я помешал вам? – спросил Ивар. – Вы же не собирались уходить?

Лиана поразилась его наблюдательности:

— Откуда вы знаете?

— Вы стояли как человек, который никуда не торопится, и, могу поклясться, шептали ветру: «Не выгонишь, не выгонишь».

Лиана вздрогнула:

— Откуда вы?.. Вы не могли этого слышать…

— Нет, конечно, – улыбнулся Ивар. – Я просто догадался. Я прав? Не нужно из-за меня менять свои планы. Я побуду чуть-чуть с вами, не стану мешать.

Он опустился и сел на мокрые камни.

— Садитесь рядом, – предложил он. – Вы в плаще, вам ничего не страшно.

Лиана пожала плечами и села рядом.

Некоторое время они молчали, глядя на реку.

— Я – ваш новый сосед, – прервал молчание Ивар.

— Здесь хорошо летом, – сказала Лиана, чтобы не показаться невежливой и не обидеть его своим молчанием. – В сезон дождей здесь почти никого не бывает.

— Сезон дождей? – переспросил он. – Хорошее название для этой погоды и будущей книги. Вы поэтому и удрали сюда?

— Откуда вы знаете про книгу? – снова вздрогнула Лиана. – Кто вы?

— На самом деле я знаю несравненно больше, – улыбнулся Ивар. – Вы даже не представляете себе, как наблюдательны могут быть люди.

— А, – облегченно выдохнула Лиана. – Вы видели меня вчера с сумкой и машинкой.

— Я даже ехал с вами в одном вагоне, – рассмеялся Ивар. – Но вы не соизволили меня заметить. И пока я размышлял, как бы поделикатнее предложить вам свою помощь в качестве носильщика, вы уже успели достаточно далеко убежать. Мне не оставалось ничего другого, как предположить, что рано или поздно вы выйдете из-за письменного стола и пойдете прогуляться на речку. Я стоял на берегу, потом, как это только что сделали вы, потрогал рукой воду, она показалась мне достаточно теплой или недостаточно холодной, и я решил проверить это на деле. А потом появились вы и в своем черном плаще были похожи на молоденькую очаровательную рыжую ведьму, которая вышла на прогулку, собираясь заморозить реку. Я испугался, что вы это проделаете прямо сейчас, и тогда мне придется остаться в толще льда до следующего лета.

Лиана рассмеялась:

— Да вы – поэт!

— Не только, – серьезно возразил Ивар. – Я художник и музыкант. Послушайте, у меня к вам предложение. Предлагаю перейти на ты, а потом, если вы не против, пойти ко мне в гости выпить чашечку кофе, чтобы согреться. Я, пожалуй, все-таки немного замерз, а вы ведь все равно не собираетесь сегодня больше работать. Посмотрите мои картины, и, знаете, мне почему-то очень хочется подарить вам какую-нибудь из них.

Лиана несколько минут размышляла, потом подумала, а почему бы и нет: Ивар был ей интересен, а в городе не так уж много интересных людей, чтобы с ним можно было просто так расстаться.

— Хорошо, – поднялась она. – Переходим на ты и идем пить кофе.

Ивар улыбнулся, словно и не ожидал другого ответа, и поднялся тоже.

— Далеко идти? – спросила Лиана, когда они медленно выбрались с берега и зашагали по раскисшей дороге.

— Не очень, – отозвался Ивар. – Мы с вами почти соседи.

— С тобой, – улыбнувшись, поправила Лиана. – Мы же решили на ты.

— С тобой, – улыбнулся Ивар. – Мы с тобой почти соседи.

Дождь пошел сильнее, и они невольно ускорили шаг, чтобы быстрей оказаться в спасительном тепле и спрятаться от сырости. Лиана поскользнулась и чуть не упала, Ивар бережно поддержал ее и не убрал руку.

— Мне так неудобно, – сказала Лиана. – Давай лучше я.

И взяла его под руку.

Дом Ивара стоял через три участка от дома Лианы.

— Да у тебя тут целый особняк! – воскликнула Лиана, разглядывая двухэтажную громаду со стеклянной мансардой вместо третьего этажа.

— Знакомый пожить разрешил, – просто отозвался Ивар. – Он все равно большую часть времени по заграницам мотается. Буду жить здесь все время, пока не выгонит.

— Все время? – переспросила Лиана. – Зимой тебе не будет здесь одиноко? Отсюда даже бездомные собаки на зиму исчезают куда-то, а уж про дачников и говорить нечего.

— Поживем – увидим, – пожал плечами Ивар и открыл дверь. – Прошу.

Лиана повесила плащ, глянула на себя в большое зеркало, откинула с лица волосы и шагнула вслед за Иваром в комнату.

— Садись, – предложил Ивар, указывая на кресла, стоящие перед камином. Лиана увидела сухие полешки, аккуратно сложенные в углу. – Я сейчас разожгу камин и сварю кофе. Садись, грейся.

Лиана огляделась по сторонам. Комната была похожа на аквариум, или, скорее, напоминала дно реки. Выдержанная в зелено-голубых тонах; стены и потолок задрапированы мягкой блестящей зеленоватой тканью с разводами зеленых полос разного оттенка, то свисавшей мягкими складками до самого пола, то прижимавшейся к стене, напоминая легкую рябь на спокойной воде; кое-где разными по величине кусками висели плетеные сети, в них сверкали маленькие блестящие зеленые шарики и такие же маленькие рыбки; крупновязанные шторы на окнах напоминали рыбью чешую, и свет, проходящий сквозь них, падал причудливой мозаикой на желто-коричневый ковер, покрывающий пол, усиливая впечатление речного дна. Ивар включил светильник, и по стенам поплыли, чуть колеблясь, маленькие и большие тени рыб. Зеленая ткань искрилась и переливалась при малейшем попадании света.

— Здорово... – протянула Лиана и закурила. – Все это уже было здесь?

Ивар поставил на журнальный столик две чашечки дымящегося кофе и опустился в кресло перед горящим камином.

— Хозяин этой дачи – большой оригинал. Из тех, кому деньги девать некуда, – сказал он и достал сигарету. – Кстати, эту комнату он делал по моим эскизам.

— По твоим? – удивилась Лиана. – Ну, тогда я снимаю шляпу.

Она подняла руку, сняла с головы несуществующую шляпу и церемонно поклонилась.

— Ваше восхищение принято, сударыня, – расхохотался Ивар. – Иди кофе пить.

— Иду, – сказала Лиана и опустилась во второе кресло, вытянула ноги к камину. – Хорошо…

— Слушай, – сказал Ивар. – Я не знаю, будет ли это удобно, но не хочешь ли ты составить мне компанию и выпить за новоселье? Я со вчерашнего дня собираюсь, но одному как-то… сама понимаешь…

— Смотря что выпить, – отозвалась Лиана.

— Вина, – поднялся Ивар. – Конечно же, вина. Какое ты любишь? Есть белое и красное, сухое и крепленое.

— Красное сухое, – не задумываясь, ответила Лиана и поднялась тоже. – Тебе помочь?

— Вообще-то я, как радушный хозяин, обычно делаю все сам, но чтобы не оставлять тебя в одиночестве, так и быть, пойдем, изменю на этот раз своим правилам и загружу тебя работой, позволив тебе порезать сыр. Надеюсь, ты умеешь?

— Меня учили этому в лучших ресторанах Парижа, – поддержала его Лиана. – О, это очень тонкая работа, не каждому дано научиться, людей выгоняли после трех месяцев обучения, потому что за это время они так и не научились правильно держать нож, что, согласись, является самым главным в науке разрезания сыра.

Она быстро порезала сыр, Ивар достал из холодильника шоколад и две бутылки вина – красного и белого.

— Я, в отличие от тебя, предпочитаю белое, – ответил он на вопросительный взгляд Лианы.

В камине трещали дрова, по зеленым стенам танцевали красно-желтые отблески и тени, в высоких бокалах искрилось вино. «Сказка какая-то», – подумала Лиана и подняла бокал.

— За наше новоселье, – сказал Ивар со странной интонацией в голосе: не то грусти, не то тоски. Зазвенело, встретившись, стекло, Лиана улыбнулась и глотнула холодного вина.

— Знаешь, – сказала она. – У меня почему-то такое ощущение, что я знаю тебя давно.

— Конечно, – неожиданно отозвался Ивар. – Так оно и есть. Ты даже не представляешь, насколько давно.

— Что? – не поняла Лиана.

— Все люди знают друг друга очень давно, – сказал Ивар, но она была уверена, что это вовсе не то, что он мог бы сказать, если бы захотел. – Мы – это мир. Земля так давно знает дождь, что каждый новый кажется ей старым и хорошо знакомым; деревья знают траву, растущую под ними, каждую весну она новая, но такая же знакомая, как и та, что была прошлым летом и умерла этой зимой. Снег знает эту землю и эти деревья, несмотря на то, что некоторые родились в то время, когда его не было. Но они ему знакомы, потому что подобны тем, кого он укутывал, спасая от мороза и ветра… С людьми происходит то же самое. Все слишком банально, и столько раз повторялось, чтобы быть новым.

— Покажи мне свои картины, – попросила Лиана.

— Пойдем, – поднялся Ивар. – Здесь, правда, жалкая их часть, остальное безвозвратно утеряно, раздарено, продано, висит на кухнях каких-нибудь жлобов с золотыми цепочками толщиной в палец. Ничего не поделаешь, есть-то что-то надо.

Они поднялись по лестнице в мансарду. Там, в отличие от комнаты, царил страшный беспорядок.

— Муки творчества, – улыбнулся Ивар и обвел рукой вокруг. – Смотри.

Лиана переходила от одной картины к другой, их было действительно не так уж много, все они выполнены были в одной манере, и Лиана поняла, что художник, по большому счету, использует только две краски: белила и синюю. Со всех картин сочилась грустная и нежная тоска, тоской были пропитаны глаза людей, тусклый свет голубой падающей лампы, крылья причудливых взлетающих птиц. В самом углу висела единственная картина, выполненная зеленым. Лиана подошла поближе и замерла. Это был портрет девушки с огромными, серьезно смотрящими глазами, без улыбки, с длинными прямыми волосами, чуть угадывался бледный, едва намеченный рот, что придавало лицу выражение безграничной тоски. А вокруг лица была трава. Трава и только что распустившиеся листья.

Лиана резко повернулась к Ивару:

— Эта девушка очень похожа на меня…

Ивар долго, пристально смотрел на нее, потом негромко произнес:

— Я назвал ее Алисой.

И Лиана вздрогнула, потому что еще до того, как он его произнес, она уже знала это имя.

«…почему он решил ее с ним познакомить. Алиса очень волновалась, Михалыч слишком много рассказывал ей об этом человеке, говорил о том, как он им дорожит, и поскольку уже неделю не появлялся на репетициях, а тут еще рука, пока не подживут порезы – нечего и думать взять в руки гитару, волновался тоже. Алиса снова проверила холодильник, потом прошла в комнату и села рядом с Михалычем у телевизора.

— Они точно придут? – в который раз спросила она.

— Обещали – значит, должны быть, – убежденно ответил Михалыч.

— Я боюсь, – сказала она. – Сам подумай, ну кто я тебе такая? У меня – муж, в общем, положеньице, надо сказать, то еще.

— Я тебя люблю, – просто сказал он и положил свою ладонь на ее руку. – Ничего не бойся. Ким поймет.

— Да, – с сомнением произнесла она. – А про руку что ты ему говорить будешь?

— С рукой уже хуже, – согласился Михалыч. – Ладно, выкручусь как-нибудь, не в первый раз. Давай перевяжем, опять повязка сползла.

Алиса осторожно размотала бинт на его левой руке. В некоторых местах он прилип, и пришлось мочить и отдирать. Михалыч морщился, но молчал. Показалась рука, исполосованная куском зеркала. «АЛИСА» – кричали красные кровавые буквы.

— Дурак, – в который раз сказала она.

— Дурак, – согласился Михалыч. – Пить надо меньше.

Алиса забинтовала руку, стараясь прижимать бинт не слишком плотно.

— Все, – произнесла она.

Михалыч наклонился и поцеловал ее ладонь:

— Выходи за меня замуж.

Алиса грустно улыбнулась и покачала головой:

— Мы же договорились…

Раздался звонок. Алиса вздрогнула, и что-то внутри нее словно оборвалось. Она отчаянно трусила. Михалыч открыл дверь, и вошел Ким со своей девушкой. На его лице была написана мрачная решимость.

— Привет, Кимыч, – сказал Михалыч и повернулся к Алисе. – Знакомьтесь, это – мой лучший друг и самый замечательный во всем городе гитарист, он немного диковат, но это пройдет, пугаться не стоит.

— Иди ты, – смущенно отозвался Ким. – Дай спокойно раздеться.

— Это – Нина, – между тем продолжал Михалыч, потом приобнял Алису. – А это – моя любимая девушка Алиса.

— Вешайте в шкаф, – сказала Алиса, выбираясь из-под его руки, и открыла дверцу. – Сюда.

Гости разделись и прошли в комнату.

— Что у тебя с рукой? – мрачно спросил Ким, заметив торчащий из-под рубахи бинт.

— Да так, – отмахнулся Михалыч. – Шальная пуля.

— Дурак, – констатировал Ким и еще больше помрачнел.

— Я ему говорила об этом, – сказала Алиса.

— Да брось ты, Кимыч, все нормально, – примирительно произнес Михалыч, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Пошли на кухню.

Ким молча направился за ним следом, Алиса ощущала сильный внутренний дискомфорт, потому что являлась прямой причиной порезов на руке Михалыча, и, следовательно, мрачного состояния его друга.

В кухне все уселись за стол, Алиса достала нехитрую закуску, вытащила из холодильника бутылку водки.

— Мы принесли, – остановила ее Нина и достала из сумки еще одну.

— Водки много не бывает, – улыбнулся Михалыч и бросил тревожный взгляд на Кима, который мрачно курил, сидя в углу. «Он занял мое место», – невпопад подумала Алиса, доставая рюмки. В кухне повисло напряженное молчание.

— Ну, что, выпьем? – неестественно весело предложил Михалыч, справедливо полагая, что водка в таких случаях – лучшее лекарство.

— Я с тобой вообще разговаривать не хочу, – сказал Ким.

— Да перестань ты, ну сколько можно бычить, – снова отмахнулся Михалыч. – Все же в порядке. Ну, перебрал я немного, с кем не бывает!

— А если бы… – начал было Ким, но махнул рукой. – Да что с тобой говорить!

— Хватит вам уже, – вмешалась Нина. – Потом будете отношения выяснять.

— Точно, – подхватил Михалыч. – Берите рюмки.

После третьего тоста Ким расслабился и перестал мрачнеть. За столом сразу стало легче дышать, внутри Алисы ослабло напряжение, в котором она пребывала весь сегодняшний день, и она смогла спокойно рассмотреть пару, находящуюся у нее в гостях.

Ким был так же высок, как и Михалыч, но более плотен и крепок. Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции.

Нина была ростом с Алису («Стандартный женский рост, рост Венеры», – любила шутить та). Обесцвеченные волосы, невыразительное лицо, поражающее в первую очередь неправильностью черт. Слишком маленькие, глубоко посаженные глаза, большой, немного искривленный нос, тонкие губы и достаточно волевой подбородок. «Да, не красавица…» – сочувствующе подумала Алиса, отметив про себя, что фигура, в отличие от лица, у Нины безупречна.

Разговор за столом стал более непринужденным, сказывалось количество выпитой водки, потом Михалыч взял в руки гитару. Ким и Нина подпевали, они знали слова всех песен, как люди, которые давно и хорошо знакомы, Алиса слушала и смотрела, ей было немного завидно: это был свой мир, в который она только что попала, и который ей ужасно нравился.

Открыли вторую бутылку. Гитару взял Ким. Всю компанию охватило безудержное веселье, Михалыч подстукивал на столе, потом взялся за вилки, Алиса с Ниной смеялись, от первого напряжения не осталось и следа. Когда Ким улыбался, глаза его становились светлее, и бесстрастная маска на несколько секунд исчезала, прячась где-то в уголках губ. В нем угадывалась сила, и Алиса, которую всегда притягивали сильные люди, продолжала исподволь наблюдать за ним. Она слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы не суметь объяснить себе несколько долгих пристальных взглядов, брошенных на нее Кимом, в те мгновения, когда ему казалось, что на него никто не смотрит. «Зацепила», – подумала она, и все выпили еще по одной.

Михалыч слишком давно и хорошо знал своего друга, чтобы тоже все понять. Он усмехнулся про себя и закурил. Часа в четыре ночи в стенку застучали соседи; компания расхохоталась, но чуть приглушила голоса, правда, на очень короткое время.

Часам к шести, наконец, решили, что не худо бы и поспать, и, пожелав друг другу всяческих благ, разошлись по разным комнатам. Михалыч поставил пластинку, обнял Алису, и все одновременно провалились в сон.

Утром проводили гостей, Михалыч клятвенно обещал появиться сегодня на репетиции и водку больше не пить.

— Буду меньше, – покаянно пошутил он, и Ким поднял огромный кулак – я тебе покажу меньше!

Алиса дала Нине свой телефон – звони, когда захочешь – и закрыла дверь.

Они смотрели телевизор, но мысли Алисы были очень далеко. «А почему бы и нет, в конце концов?» – подумала она и повернулась к Михалычу:

— Возьми меня на репетицию. Очень хочется.

— Поехали, – легко согласился Михалыч.

Алиса зашла в подвал, увидела Кима, и внутри нее что-то оборвалось. Какая-то волна накатила снизу и заставила все тело затрястись мелкой дрожью. Она разделась, опустилась на стул, так, чтобы ей было видно всех, закурила сигарету и стала молча смотреть. Михалыч сыграл новую песню, и они принялись разбирать ее, но репетиция не получалась, Ким нервничал и срывал зло на Михалыче, изредка бросая взгляды на сидящую в углу Алису, явно не понимая, что же с ним такое происходит. Михалыч взрывался и матерился, так же моментально остывал и пробовал снова по-хорошему, но ничего не получалось, слишком напряженной была атмосфера в подвале. Басист ничего не понимал, в паузах беззвучно касался струн и улыбался, Алиса много курила и не собиралась никуда уходить.

— Все, надоело! – поставил, наконец, точку Михалыч, издерганный и злой, как черт. – Завтра к шести. Все свободны.

Он молча оделся, помог одеться Алисе и, не прощаясь, вышел за дверь.

По улице несколько минут они шли молча, потом Михалыч сказал:

— На репетициях ты больше не появишься. Я хочу, чтобы человек работал, а не херней маялся.

Алиса в душе очень возмутилась: ей никогда никто ничего не запрещал, тем более таким приказным тоном.

— Я-то здесь при чем? – спросила она возмущенно, только для того, чтобы услышать подтверждение тому, что знала и сама.

— Слушай, не считай меня за идиота! Думаешь, я не видел, как вы друг на друга смотрели?! – взорвался Михалыч.

— Я на всех смотрела, – пожала плечами Алиса – Интересно же…

— Ладно. Не вешай мне лапшу на уши, – отмахнулся Михалыч и замолчал.

До дома они ехали молча. Молча поднялись по лестнице и вошли в квартиру.

— Знаешь, – сказала Алиса, которой быстро надоело это молчание: веселое приключение, которое она себе устроила, становилось скучным и нудным. – Мне твой Ким никуда не упирается, понял? Мы, по-моему, говорили с тобой на эту тему. Я – не твоя собственность и никогда ей не буду. Можешь катиться со своим Кимом на все четыре стороны.

— Прости, – неожиданно услышала она. Михалыч подошел сзади и обнял ее за плечи. – Я сегодня понял, как сильно люблю тебя. Но для тебя это – веселая игра, которая рано или поздно закончится, а я буду все больше и больше привязываться к тебе, привыкать, и когда ты уйдешь, мне будет очень плохо… Поэтому, прости, я завтра уйду, и очень тебя прошу, не появляйся пока, не звони, мне надо как-то продержаться хотя бы первые дни…

«Жаль», – подумала Алиса, понимая, что он говорит правду и принял единственно верное решение, но ей, почему-то, было жаль, что все как-то очень быстро закончилось.

В эту ночь они почти не спали, любили друг друга и разговаривали, много курили, и наутро в комнате висело облако сизого дыма. Он поцеловал ее на прощанье и кубарем скатился с лестницы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться и не вернуться. Алиса закрыла дверь и ощутила внутри себя огромную ноющую пустоту. «Вот и все, – повторила она про себя. – Вот и все… А впрочем, как знать…»

Ее хватило ровно на три дня. На четвертый она собралась и поехала к Михалычу домой. За дверью слышались возбужденные голоса, Алиса осторожно позвонила. Дверь открыл он сам. Рассеянно глянул на нее:

— А, привет, проходи.

В его комнате царил страшный бардак, он отшвырнул ногой какие-тряпки, валяющиеся на полу, и закрыл дверь.

— Из дома ухожу. Видишь, вещи собираю.

— Куда? – спросила она, вглядываясь в его лицо, по которому, как это ни странно, жутко соскучилась. Он немного осунулся и побледнел.

— Пока в подвале на базе поживу, а там видно будет, достало дома. Невозможно тут находиться. Зачем ты пришла? Я же просил…

— Поехали ко мне, – предложила Алиса и тихо добавила. – Я не выдержала больше… Мужа все равно до сих пор нет…

— Не могу, – мотнул головой Михалыч. – Сегодня у басиста день рождения, мне к нему к пяти.

— Возьми меня с собой, – попросила она.

— Нет, – твердо сказал он.

— Почему? – удивилась Алиса.

— Потому, – мрачно ответил он, явно не желая ей ничего объяснять, и рассказывать, как день назад напился и устроил скандал Киму, обвинив его во всех смертных грехах. Тот сначала опешил – да ты что, из-за бабы, причем замужней, мы с тобой еще не ругались – потом понял, что это серьезно, и хватило ума оправдаться и воззвать к многолетней дружбе – ты что, первый год меня знаешь, сколько мы с тобой дерьма вместе съели, чтобы сейчас из-за этого ругаться. Сошлись на том, что все бабы – стервы, за что и распили бутылку портвейна.

— И все-таки? – настаивала Алиса.

— Ты не понимаешь? – он посмотрел ей в глаза. – Там будет Ким.

Она выдержала взгляд:

— Ну и что?

— Этот человек мне очень дорог, – сказал Михалыч. – Мы с ним вместе почти десять лет. Не лезь туда.

— А с чего ты взял, что я собираюсь? – спокойно возразила она. – Я просто хочу побыть с тобой. С тобой, понимаешь?

Он снова посмотрел на нее, увидел ясные серые глаза, и что-то внутри у него дрогнуло:

— Малыш…

Алиса прижалась к его плечу…

— Я сейчас поеду на базу, отвезу вещи, – через некоторое время сказал он. – Там на репетиции все и собираются. Да, мы нашли нового барабанщика.

— Здорово, – сказала она. – Я тогда домой. Переоденусь и подъеду.

— Только… – он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел в глаза. – Следи за собой. Если я что-нибудь замечу…

— Не заметишь, – уверенно ответила она и быстро поцеловала его в губы. – Нечего будет замечать.

От базы ехали большой шумной компанией, шутили и балагурили, но от Алисы не укрылся напряженный взгляд Кима, тут же перехваченный Михалычем. «Вот влипла», – подумала она, решив вести себя как можно благоразумнее.

За столом было много сказано, выпито и съедено, потом перебрались в другую комнату и устроили танцы, там было полутемно, играл магнитофон, Алиса, несмотря на выпитое, чувствовала себя не в своей тарелке: Михалыч постоянно наблюдал за ней, она это видела и старалась держаться естественно, что, конечно, не получается, когда стараешься и когда знаешь, что за тобой наблюдают. Примерно то же самое происходило с Кимом, насколько она могла это заметить, только ему приходилось еще хуже, потому что рядом была Нина, которая тоже достаточно хорошо знала его. Алиса уловила пару его взглядов, не больше, но ей этого хватило, чтобы понять, что все это она не придумала себе, все это есть на самом деле. Михалычу этого тоже хватило, и поскольку он был уже изрядно пьян, он вытащил Кима в коридор поговорить. Алиса знала, о чем будет этот разговор, усмехнулась про себя и прошла в комнату к танцующим.

Нина сидела на диване, спокойно наблюдая за движущимися парами, Алиса опустилась рядом и несколько минут они болтали ни о чем. Потом Нина спросила:

— А где Михалыч с Кимом?

— В коридоре разбираются, – ответила Алиса.

— Ну, Михалыч как всегда в своем репертуаре, – сказала Нина.

И тут Алису вдруг понесло. Она так и не поняла потом, какой черт дернул ее за язык.

— Понимаешь, – доверительно сообщила она. – Я заметила, что понравилась Киму. И Михалыч это тоже заметил. Вот они и разбираются. Но ты не бойся, я у подруг мужчин не отбиваю.

У Нины хватило ума ничего не сказать, ничем не выдавая того состояния, в которое ее повергли эти слова, сказанные просто так, походя. Она знала Кима уже давно и собиралась в ближайшем будущем за него замуж, и настолько была уверена в нем, что слова Алисы словно сбросили ее с очень большой высоты. Она натянуто улыбнулась, что-то пробормотала в ответ и вышла из комнаты. Алиса была слишком занята собой, чтобы хоть что-то заметить.

Вернулись из коридора взъерошенный Михалыч и не менее взъерошенный Ким. Алиса, бросив на них быстрый взгляд, поняла, что оба на взводе, еще немного водки, и непонятно, чем все это может закончиться. Но за окном уже стемнело, пары засобирались домой, стали одеваться и Ким с Ниной. Михалыч обнимал Алису, стоя в дверном проеме, хозяева провожали гостей, когда дверь за уходящими закрылась, оставшиеся вернулись к столу, чтобы, никуда не торопясь, доесть то, что еще было в тарелках и салатницах, допить то, что в бутылках, и заночевать здесь.

Утром Алиса собралась домой, Михалыч проводил ее до двери, грустно улыбнулся:

— Будет плохо – звони. Я всегда помогу.

— Хорошо, – сказала Алиса и поцеловала его на прощанье. – Пока.

— Пока, – махнул он рукой и отвернулся.

Она сидела дома и печатала на машинке, когда раздался телефонный звонок.

— Михалыч! – обрадовалась она, подняв трубку. – Я сегодня тебя искала…

— Забудь о моем существовании! – крикнул он, и она поразилась, каким неприятным и твердым может быть его голос. – Ты поняла меня? Не ищи меня, не звони, не приходи! Я умер! Поняла?

— Но подожди, – растерянно залепетала она, совсем ничего не понимая: они же так прекрасно расстались.

— Я умер для тебя, меня нет, и не было никогда! – твердо продолжал он, не желая ничего объяснять. – И ничего не было! Ничего!

— Послушай… – снова попыталась она, но в трубке уже бежали короткие гудки.

Алиса осторожно положила трубку на рычаг и поняла, что у нее трясутся руки. «В чем дело?» – ломала себе голову она, прокручивая разные варианты, но, даже близко не предполагая, что Нина по дороге домой устроила Киму жуткую сцену, всю ночь они выясняли отношения, а утром он понесся к Михалычу, обещая набить Алисе морду, если она ему попадется; с Михалычем они долго ругались, потом пришли к выводу, что этой женщины в их жизни быть не должно. Ничего этого Алиса не знала. Она постояла у окна, закурила, унимая дрожащие руки, потом усмехнулась: «Вот и кончился мой очередной отрыв, – вздохнула и включила печатную машинку. – Будем жить дальше, жаль, что все так…»

Глава 3

Лиана задумчиво курила, лежа в кровати и глядя на портрет, подаренный ей Иваром. Было во всем этом: в появлении Ивара, в удивительном сходстве ее с портретом, в том, что она откуда-то заранее знала имя, что-то странное и необъяснимое. Лиана смотрела на портрет и возражала сама себе.

«Ну, почему странное? Приехал человек в поселок, в электричке заметил меня, высчитал, пошел к реке… Не сегодня, так завтра все равно встретились бы… Поселок маленький, людей почти нет, встретились бы обязательно. Портрет?.. Мало ли бывает похожих людей, может, художник что-то не точно передал, и потом, я не спросила, когда он написал его. А если уже здесь?.. Тогда вообще все понятно. Хотя нет, если бы здесь – краски еще не высохли бы, масло же… Значит, не здесь… Ну и что?.. Не может быть двух похожих девушек? Очень даже может. А то, что имена совпали, так сама сейчас про Алису пишу, вот и пришло на ум, постоянно же в подсознании висит… Вроде все и объяснила, один черт, все равно что-то не так», – поняла Лиана и решила больше не ломать себе голову: с Иваром было интересно, от работы он не отрывал, не навязывался, поэтому какая разница, что тут не так, и не так ли на самом деле. Да, Ивар же дал послушать ей кассету со своими песнями!

Лиана поднялась с кровати, потушила сигарету, сняла со стула халат и, перекинув его через плечо, спустилась вниз. Прошла в ванную, включила горячую воду и встала под душ. Подставила лицо теплым мягким струям и на несколько мгновений забыла обо всем.

Завязывая на ходу халат, Лиана взяла с журнального столика кассету, сняла с подоконника магнитофон и направилась в кухню. Поставила магнитофон на стол, включила в сеть, вставила кассету и, щелкнув кнопкой «PLAY», полезла в шкафчик за кофе. Первые же аккорды ей очень понравились, мелодия была грустная и тоскливая, как, видимо, все, что делал Ивар, но стоило ей услышать первые слова, как Лиана медленно опустилась на табуретку, напрочь забыв о кофе.

Помнишь, кошка Лиана,

Все города и страны?

Наверное, это было,

Чтобы после срубиться в ванной…

Помнишь… помнишь?..

Помнишь, как не проходит

Запах дыма в квартире?

Я слишком любил твой голос,

Чтобы быть с тобой в этом мире.

Потом я тебя покинул,

Как парус пределы зренья,

Потом я нашел Алису, такие дела.

А такие дела…

Потому что ты умерла…

Я никогда не буду,

И ты не придешь назад,

Ведь если всю ночь смотреть в глаза,

То к утру в них увидишь ад.

Мы кончимся, как по Грину –

Нас сделали, нас сломают,

Спроси об этом Алису, знаешь,

Алиса все это знает.

Я дал ей такое имя, я часто ее целую,

Живу с ней в железном доме, такие дела.

А такие дела…

Потому что ты умерла…

На плите зашипел убегающий кофе, Лиана подскочила, вынырнув из оцепенения, выключила газ и схватила джезву за ручку. Обожглась, вскрикнула и бросила ее в раковину.

«Это уже что-то из разряда мистики», – отстраненно думала она, намыливая обожженные пальцы. Томас сидел на подоконнике и, не отрываясь, смотрел куда-то в окно. Лиана подошла и встала рядом. За окном по-прежнему шел дождь – безудержный шумящий ливень. В дверь позвонили. Лиана вздрогнула, выключила магнитофон и пошла к двери.

— Кто там? – настороженно спросила она.

— Извините, – раздался незнакомый мужской голос. – Моя машина застряла рядом с вашим домом. На улице такой дождь, что я не знаю, удастся ли мне вытащить ее без чьей-либо помощи.

— Вряд ли я смогу вам чем-нибудь помочь… – начала Лиана, открывая дверь, и осеклась: перед ней стоял молодой человек с длинными светлыми волосами, голубыми глазами, немного тяжелым носом и слегка толстоватой нижней губой, что придавало его лицу выражение какого-то недовольства.

— Можно войти хоть на минуту? А то такой дождь… – попросил молодой человек, и Лиана растерянно провела рукой по лицу: да, да, конечно, что это я…

Она отошла в сторону, пропуская человека в дом.

— Спасибо, – серьезно сказал он и вошел.

— Боже мой, да вы весь мокрый! – всплеснула руками Лиана, уже почти совсем оправившись от первого шока. – Вам нужно немедленно переодеться и выпить чего-нибудь горячего!

— У меня есть термос в машине, – мрачно сказал молодой человек.

— Да бросьте вы, – отмахнулась Лиана. – Пойдемте!

Она взяла его за руку и почти насильно потащила в сторону ванной. Открыла дверь, включила свет.

— Вот здесь чистое полотенце, я сейчас найду вам что-нибудь переодеться, а ваши вещи мы повесим над камином сушиться. Залезайте под душ, да сделайте воду погорячее, а я тем временем сварю кофе.

— Зачем вы?.. – неловко отбивался молодой человек. – Столько хлопот…

— Я все равно еще не завтракала, – улыбнулась Лиана. – Так что ничего страшного. Давайте ваш свитер. По-моему, его просто можно выжимать.

Он снял свитер, явно чувствуя себя не в своей тарелке, отдал его Лиане и смущенно проговорил:

— Джинсы не такие уж мокрые. Да и рубаха тоже. Если пустите к камину – просохнут и на мне.

— Как хотите, – улыбнулась Лиана и вышла из ванной, неся на вытянутых руках насквозь промокший свитер.

— Бред какой-то, – твердила она, пристраивая свитер над камином. – Этого не может быть!

Пока он мылся, Лиана проворно собрала на стол, пытаясь себя успокоить. «Мало ли что бывает, простое совпадение, сколько людей с такой внешностью, Ивар же сказал, что все мы знаем друг друга очень давно… интересно, что он имел в виду… а если именно это, но тогда это полный бред, прекрати забивать себе голову всякими глупостями, ты прекрасно понимаешь, что этого просто не может быть! Хотя, собственно, почему?..» – возразила она себе и поняла, что окончательно запуталась.

— Идите сюда, – махнула она рукой, заметив, что дверь из ванной открылась. – Идите, идите, будем завтракать!

Молодой человек вошел в кухню, опустился на предложенную табуретку.

— Меня зовут Лиана, – сказала Лиана и придвинула к нему кофе.

Он вскинул на нее глаза и повторил, словно не веря:

— Лиана?

— Да, – кивнула она. – А что, что-то не так?

— Нет, – покачал он головой. – Все в порядке. Спасибо вам, Лиана.

Лиана напряглась, понимая, что сейчас он назовет свое имя, и страшно этого боясь.

— Янис, – представился он.

— Очень приятно, – выдохнула Лиана и намазала бутерброд маслом. – Вы ешьте, не стесняйтесь.

— Спасибо, – сказал Янис и неожиданно улыбнулся.

Глаза его на несколько мгновений посветлели, и недовольное выражение с лица исчезло, спрятавшись где-то в уголках губ. Рука Лианы, подносившая чашку ко рту, дрогнула, и кофе пролился на халат.

— Вот растяпа! – досадливо произнесла она и спросила, вытирая подол полотенцем. – Куда вы ехали, если не секрет? На дачах сейчас почти никого не осталось…

— Решил отдохнуть, – пояснил Янис. – Собрал вещи, закинул в машину и поехал куда глаза глядят. И черт меня дернул свернуть на эту дорогу! Я думал, так короче будет…

— И застряли в грязи, – констатировала Лиана. – В общем так, у меня есть гараж, я, правда, туда еще не заходила, поэтому абсолютно не знаю, что там. Подсохнете – пойдем, посмотрим, может, что-нибудь пригодится для того, чтобы вытащить вашу машину. Из меня, конечно, помощник никакой, но здесь рядышком живет мой знакомый, я думаю, что вдвоем вы справитесь.

— Спасибо, – серьезно кивнул Янис.

Лиана несколько мгновений пристально смотрела на него, потом сказала:

— Знаете что, мне кажется, вам не мешало бы сейчас чуть-чуть выпить.

Янис подумал и кивнул снова:

— Если только чуть-чуть, я же за рулем…

Лиана вытащила из холодильника бутылку водки:

— А то заработаете себе какой-нибудь грипп…

Достала стопочки и выложила на тарелку соленые грибы.

Янис открыл бутылку и разлил водку. Лиана подняла рюмку, думая, как замечательно она сообразила выпить, потому что голова ее уже напрочь отказывалась что-либо понимать.

— Давайте выпьем и будем говорить друг другу ты, – предложила она. – Я очень не люблю это церемонное ВЫ.

— Я тоже, – улыбнулся Янис, и Лиана снова отметила, как улыбка меняет его лицо.

Он поднял свою рюмку, они чокнулись и выпили.

— Что ты делаешь здесь в такое время? – спросил Янис, закурив. – Осень. Во время дождей сидеть на даче, так далеко от города… Не страшно одной?

— Нет, – мотнула головой Лиана. – Я книгу пишу.

— Книгу? – удивился Янис.

— Ага, – кивнула она и добавила, внимательно глядя на него. – Про Алису.

Лицо Яниса осталось бесстрастным, но рука с сигаретой дрогнула, и на ковер упал столбик пепла.

— Я пойду позвоню Ивару. Это мой сосед, – пояснила она. – Надо же что-то делать с твоей машиной.

Она подошла к телефону, набрала номер и негромко сказала несколько слов. Потом повесила трубку, поднялась по лестнице наверх, крикнув Янису: «Я сейчас!», вошла в спальню, сняла халат и натянула футболку, джинсы и свитер.

Когда она спустилась вниз, Янис по-прежнему сидел на кухне, но в руках его была гитара.

— Я снял ее со стены. Можно? – извиняясь, спросил он.

— Пожалуйста, – сказала Лиана.

— Ты играешь? – поинтересовался он.

— Нет, это родня развлекается.

— Хороший инструмент, – любовно сказал Янис и заиграл.

Лиана оторопела. Он играл мелодию той песни, которую она перед его появлением слушала на кассете Ивара.

— Что это? – непослушными губами спросила она.

— Не знаю, – пожал он плечами. – Так, гармония…

— Ты музыкант? – снова спросила она.

Янис кивнул:

— Гитарист.

Лиана побелела и вцепилась пальцами в край стола. «Не может быть! – в отчаянии подумала она. – Так не бывает!»

— Что с тобой? – испуганно воскликнул Янис.

— Ничего, – вяло улыбнулась она, справляясь с собой. – Ничего уже…

В дверь позвонили.

Лиана открыла и впустила Ивара. Он стряхнул большой черный зонт, пристроил его в угол и спросил:

— Ну, выкладывай, что у тебя стряслось?

— Это не у меня, – ответила Лиана. – Понимаешь, тут у человека машина застряла, одному ему никак, из меня помощник тот еще, вот я тебе и позвонила.

— А я иду, смотрю, чья это тачка стоит! – улыбнулся Ивар. – Без проблем, сейчас вытащим! Где этот твой человек?

— На кухне, – сказала Лиана. – Он совсем промок, пока ее вытаскивал, мы с ним водку пьем.

— Ага, – кивнул Ивар. – Ну, он-то понятно, чтобы согреться, а ты-то, радость моя, с утра пораньше спиртное – нехорошо…

Он снял плащ и повесил его на вешалку:

— Меня угостите?

— Конечно, – улыбнулась Лиана, начиная понемногу успокаиваться от присутствия Ивара. – Пошли.

Они вошли в кухню, Янис привстал, Лиане показалось, что напряженная тишина, повисшая в кухне, звенела огромное количество минут, часов, дней, веков... Лица всех троих застыли, как на моментальной фотографии, это продолжалось бесконечно долго, о ноги Лианы потерся Томас, нарушая статичность, она вздрогнула, открыла рот, собираясь хоть что-нибудь сказать, в ту же секунду все вокруг пришло в движение, словно кто-то сказал «Отомри», Ивар пожал Янису руку и произнес:

— Ивар.

— Янис, – ответил тот.

— Ну что? – повернулся Ивар к Лиане. – Водки-то мне нальешь?

Лиана достала еще одну рюмку, Янис перебирал струны гитары, Ивар уселся на табуретку, потом поднял бутылку и разлил.

— За знакомство, – сказал Ивар.

— Я за рулем, – развел руками Янис.

— Ну, как знаешь, – Ивар посмотрел на Лиану.

Они чокнулись и выпили, и Лиане показалось, что вся предыдущая сцена ей просто померещилась: двое незнакомых людей, неловкая пауза, с кем не бывает… или знакомых?..

— Давай сразу на ты, без всяких церемоний, – предложил Ивар.

— Давай, – согласился Янис и отставил гитару. – Ну что, пойдем в гараж?

— Сначала, наверное, к машине? – деловито предложил Ивар. – Посмотрим, как глубоко сидит.

— Пошли, – согласился Янис.

В коридоре Лиана протянула Янису свой плащ:

— Возьми, накинь, а то опять промокнешь.

— Спасибо, – кивнул тот, а Лиана заметила странный взгляд Ивара, брошенный на них обоих.

— Можно я с вами? – спросила она.

— Охота тебе мокнуть? – поинтересовался Ивар.

— У меня куртка есть! – сказала она. – И, в конце концов, я хозяйка или кому?

— Или где? – улыбнулся Ивар. – Хозяйка, хозяйка. Ну, хочешь – пойдем.

Они вышли на улицу в дождь. Томас, сидя на подоконнике в комнате, наблюдал, как двигаются у машины три черные фигуры.

Минут через десять все вернулись в дом, уже изрядно промокшие: дождь продолжал лить.

— Вход в гараж где? – спросил Ивар.

— Из кухни, – сказала Лиана. – Пойдемте, я открою.

— Мы же натопчем, – возразил Янис, оглядывая мокрые кроссовки.

— Да вытру я, – отмахнулась Лиана. – Вы, главное, на коврик не наступайте, сейчас я его закатаю.

Она загнула край ковра, прижала его табуреткой.

— Путь открыт!

— Просто, как все гениальное, – констатировал Ивар.

Лиана достала из ящика ключи и открыла дверь в гараж.

— Прошу. Свет сразу налево.

— Угу, – хмыкнул Ивар и прежде, чем нырнуть в темноту, чуть тормознул в дверях. – Здесь ступенек нет?

— Есть, – виновато кивнула Лиана. – Я там сто лет не была, совсем забыла…

— А если бы я себе шею свернул? – улыбнулся Ивар.

Лиана развела руками.

— Ладно, прощаю, – снова улыбнулся Ивар и исчез в дверях.

— Я пока пол подотру, – крикнула Лиана. – Все равно выходить будете через ворота.

В гараже зажегся свет.

— Янис, иди! – позвал Ивар, и Янис скрылся за дверью.

Лиана принесла из ванной тряпку и стала протирать пол. Она вовсе не хотела подслушивать, с детства не имела такой привычки, но акустика в гараже была хорошая, дверь неплотно прикрыта, и так получилось, что она слышала почти каждое слово.

Несколько мгновений в гараже царила тишина, потом Янис с затаенной болью в голосе произнес:

— Ты опять опередил меня…

— Неужели ты еще не привык к этому? – грустно спросил Ивар. – Так было все время… Я правда, слабо надеялся, что хоть на этот раз тебя не принесет… Как ты здесь очутился?

— Выгнали в административный отпуск, отец дал машину – съезди, проветрись, отдохни, сел и поехал по первой попавшейся дороге, – Янис вздохнул.

— Опять пешки… Как всегда пешки… Что тебе дома-то не сиделось?

— А тебе? – возразил Янис. – Ну и сидел бы в городе!

— Да я удрал сюда! – крикнул Ивар. – Удрал, понимаешь?! Не мог больше! Думал, отсижусь, песен новых напишу по старой тоске, картинки порисую… А оказывается, все снова, все по кругу… Господи, как я устал…

— В который раз? – спросил Янис.

— Да какая разница, по большому счету! Я уже сбился! Одного не могу понять, сколько можно… Это же форменное издевательство… Ты помнишь, с чего все началось? Не сегодня, а тогда, помнишь?..

— Помню, – серьезно ответил Янис. – Еще бы не помнить…

«…поздно вечером раздался телефонный звонок.

— Это я, – сказал Михалыч и замолчал.

— Привет, – ошеломленно выдохнула Алиса, которая никак этого звонка не ждала.

— Ты можешь сейчас приехать? – спросил он.

Алиса мельком глянула на часы: половина одиннадцатого.

— Поздно уже, – сказала она. – Давай завтра.

— Приезжай. Мне нужно поговорить с тобой, прямо сейчас. Я не хочу ждать до завтра. Не могу, – произнес он, и Алиса поняла, что он слегка пьян.

— Я не уверена, что у меня это получится, – ответила она, внезапно пожалев его и отчаянно желая его увидеть и поговорить.

— Я знаю, если ты захочешь – ты приедешь, – возразил Михалыч. – Пожалуйста, приезжай.

— Хорошо, – Алиса перестала колебаться. – Хорошо, я приеду.

Муж поднял на нее удивленные глаза, но Алисе ничего не стоило убедить его, что она именно сейчас позарез необходима одной из своей подруг, потому что у той буквально полчаса назад случилась личная трагедия.

До Михалыча она добралась быстро. Поднялась по лестнице и постучала в дверь, рассудив, что звонить, пожалуй, уже поздно.

Он открыл ей, помог снять шубу и провел в комнату. На столе стояла початая бутылка водки. Алиса села в кресло, чувствуя себя неловко, и, как всегда в таких случаях, закурила.

— Давай выпьем, – сказал Михалыч, не отводя от нее внимательного взгляда. – Давай выпьем, я соскучился по тебе.

Михалыч разлил водку, и они выпили.

— Малыш… – с тоской произнес он. – Малыш, зачем ты это сделала?..

— Что? – не поняла Алиса.

Она уже совсем перестала ломать себе голову, что же все-таки послужило причиной того звонка Михалыча, просто приняла это как должное, как совершившийся факт и попыталась забыть.

— Зачем ты так с Кимом?.. – пояснил Михалыч.

— Ты про день рождения? – догадалась Алиса. – Но, по-моему, я вела себя там вполне пристойно, и тебе не в чем меня обвинять.

— Ты же Нине сказала…

— Ах, вот в чем дело! – криво улыбнулась Алиса, наконец-то все поняв. – У нее хватило глупости устроить сцену? Я думала, она умнее, честное слово.

— Ну, зачем ты так? – снова грустно спросил Михалыч и налил еще. – Ким наутро пришел ко мне сам не свой. На нем лица не было.

— Я сказала ей правду, – твердо произнесла Алиса и выпила. Сощурила глаза. – На правду грех обижаться. Или ты хочешь сказать, что я соврала?

— Да нет, дело не в этом, – отмахнулся Михалыч. – Ну, увидела ты что-то в человеке, он же прятал это глубоко, и ни словом, ни жестом не дал понять… Зачем было вытаскивать это наружу?

— Я люблю честную игру, – сказала Алиса. – Что же он не нашел в себе сил признаться, что я права, и это действительно так?

— Так нельзя обращаться с людьми. Ты сделала им обоим очень больно, – тоскливо, но твердо произнес Михалыч. – Мы с Кимом скоро десять лет, как вместе, и ни разу так серьезно не ругались. Он зол на меня теперь, как сто тысяч чертей, и кто его знает, когда успокоится…

— А при чем здесь ты? Или ты предлагаешь мне пойти к нему, извиниться и сказать, что я была не права, и все, что я заметила, это не более, как моя выдумка, чтобы потешить собственное тщеславие, так что ли? – насмешливо спросила Алиса. – Только за этим ты меня и позвал?

— Нет, – сказал Михалыч и легко коснулся ее волос. – Просто мне кажется, что у тебя в жизни было что-то такое… Горе какое-то или разочарование, кто-то тебя очень сильно обидел, и теперь ты такая… Женщина не может быть настолько циничной и жестокой…

— Может! – вскинула голову Алиса и вдруг поняла, что этот человек, вместо того, чтобы ненавидеть ее за то, что она рассорила его с лучшим другом и сознательно причинила тому боль, просто взял и пожалел ее. Она налила себе водки, и быстро выпила, чтобы стало не так плохо и не так хотелось плакать.

— Я люблю тебя, – сказал Михалыч. – Но если бы Ким сейчас увидел тебя здесь, думаю, мы с ним не помирились бы никогда…

При упоминании о Киме Алису неприятно резануло, она почувствовала скрытый смысл в этой фразе Михалыча, его подсознательное желание удержать их обоих, и в ней всколыхнулась непонятная ревность.

…Она касалась губами его глаз и думала о том, как человек смог все понять, так немного времени зная ее, потом поняла, что он действительно любит, а потом перестала думать вообще…

Утром проснулись поздно.

— Мне пора домой, – сказала Алиса, стоя перед зеркалом.

Михалыч грустно глянул на нее:

— Не уходи.

— Мне правда нужно, – произнесла Алиса. – Извини.

В дверь позвонили. Михалыч побледнел:

— Это Ким. Ну, теперь держись.

— Подумаешь, – бросила Алиса, вся внутренне замерев.

Михалыч кинулся к двери, через пару минут они вошли в комнату. Ким увидел Алису, и лицо его стало тяжелым.

— На улице снег? – спросила она, лишь бы хоть что-то сказать, лишь бы прервать затянувшееся молчание.

— Ким, послушай, – начал Михалыч. – Я тебе все сейчас объясню…

— Все и так понятно, – отрывисто бросил Ким и выскочил за дверь. Михалыч кинулся следом. У Алисы тряслись руки, она только что заметила, что до сих пор сжимает в руках расческу.

Хлопнула дверь, и в комнату вошел потерянный Михалыч. Лица на нем не было.

— Не уходи, – хрипло сказал он, и Алиса заметила в его глазах слезы. – Если и ты сейчас уйдешь, мне останется только повеситься… Не уходи, пойдем погуляем…

И Алиса поняла, что не может уйти. Она подошла к нему и коснулась его губ.

— Хорошо, пойдем погуляем…

Они шли по замерзшим весенним улицам, и Алисе было хорошо, как никогда не было или, быть может, было так давно, что она уже этого и не помнила. Михалыч купил ей букет гвоздик, они шагали по обледеневшим рельсам, он что-то говорил, она отвечала, и казалось, не было ничего, кроме этих бесконечных железнодорожных путей, по которым идти и идти непонятно куда, пока идут ноги…

Наутро следующего дня Алиса собрала вещи и, не оставив мужу даже записки, переехала к Михалычу…»

Глава 4

Лиане все происходящее казалось странным сном. Машина Яниса сломалась, что выяснилось после достаточно тщательного осмотра, ее, толкая руками и ногами, загнали в гараж, где и оставили стоять до «лучших времен», как невесело констатировал Ивар, разумно заявив, что у нас не Америка, и бригаду по ремонту автомобилей вызовешь не так скоро, если вообще кто-то согласится тащиться к черту на кулички за какой-то там тачкой, тем более, хозяин ее – не миллионер и не шишка, и за душой, кроме гитары и смены белья практически ничего не имеет. «Душа, конечно, в счет не идет», – развел он руками и гостеприимно предложил Янису пожить у него до тех пор, пока не найдется какой-нибудь выход. Случайно услышанный разговор не давал Лиане покоя, толком она ничего не поняла, кроме того, что Ивар и Янис были знакомы раньше, хотя почему-то предпочитают это не афишировать, и что она каким-то боком тоже в этом замешана, но в чем и почему – оставалось для нее тайной, к которой ко всему прочему, примешивалось то, что она пишет, и девушка по имени Алиса, удивительно похожая на нее. Странным образом и тот и другой были полной копией ее персонажей, и голова Лианы просто разламывалась от бесконечного количества предположений и догадок. Ивар с появлением Яниса запил и почти не выходил из мастерской, Лиана пару раз зашла к ним в гости, но, наткнувшись на полный отчаянья взгляд Ивара и невразумительное бормотанье Яниса, у которого при ее появлении начали трястись руки, поспешно ретировалась, решив про себя, что таких странных знакомых у нее никогда не было, и, пожалуй, не надо. Она вернулась к себе, немного прогулявшись под дождем, успокаивая себя тем, что одиночество ее вполне устраивает и кроме пишущей машинки ей больше вообще ничего не нужно.

Ивар пришел вечером, когда сгустились сумерки, превращая моросящий на улице дождь в невидимые нити.

— Соскучилась? – спросил он, снимая ботинки и плащ. – Винца выпьем? Твое любимое – красное, сухое.

— Соскучилась, – кивнула Лиана. – Вас уже неделю не видно. Даже поговорить не с кем, кроме кота.

— Нас? – как-то нехорошо улыбнулся Ивар, и Лиана поняла, что он уже слегка пьян. – Меня одного тебе уже мало?

— Глупости говоришь, – пожала плечами Лиана. – То, что у вас там творится – это ваши проблемы, я в них ничего не понимаю. Да и не за чем.

— Ты уверена? – прищурился Ивар и прошел на кухню. Поставил на стол бутылку вина. – Так выпьем?

Лиана достала из шкафчика два фужера:

— Почему бы и нет. Только… ты уверен, что тебе… может, тебе уже хватит?

— Уверен, что не хватит, – невесело улыбнувшись, отозвался Ивар и открыл бутылку. Он разлил вино, поднял свой фужер:

— Предлагаю тост за вечный треугольник! – и, не дожидаясь ее, выпил все залпом.

— Послушай, – сказала Лиана и осторожно тронула его руку. – Я действительно ничего не понимаю. Может, ты объяснишь мне хотя бы приблизительно, что именно происходит?

Ивар очень нежно накрыл ее руку своей, потом нагнулся и коснулся губами ее пальцев:

— Прости меня, девочка. Прости. Пока ты действительно не при чем. Просто все уже началось. И теперь ничего не изменишь.

— О чем ты? – Лиана коснулась второй рукой его влажных волос. – Я не понимаю…

— А пока и не за чем, – снова невесело усмехнулся Ивар. – Всему свое время.

Он снова налил себе вина.

— Ты не выпила? Присядь, выпей со мной…

Лиана опустилась рядом с ним на табуретку, взяла фужер:

— За что на этот раз?

Ивар поднял на нее глаза, и она вздрогнула; столько в них было тоски, боли и света. Света любви.

— Я разве не сказал? – удивился он. – Конечно, за любовь. Только за это – до дна.

Лиана поднесла к губам фужер, сделала глоток и услышала тихий голос Ивара:

— Я люблю тебя…

И она поняла, что знает об этом с самого начала, с того момента, когда увидела его у реки, и с самого начала ждала, когда он это скажет, чтобы улыбнуться в ответ и коснуться губами его губ, чего она так давно и отчаянно желала.

…Он был нежным и умелым, и ей казалось, что он знает ее давно, давно ждет и любит, потому угадывает все ее желания, даже те, в которых она сама боялась себе признаться. Руки его осторожно скользили по ее телу, как по чему-то давно желанному и знакомому, ей было бесконечно хорошо, и всем своим существом она чувствовала, что так же бесконечно хорошо ему, и было в этой бесконечности любви что-то сладостное и одновременно пугающее, что-то большее, чем просто соединение двух тел, что-то вечное…

— Останься сегодня у меня, – попросила она, принимая из его рук только что прикуренную сигарету.

— Хорошо, – улыбнулся он. – Я только позвоню.

— Зачем? – спросила она, неприятно удивленная тем, что внутри нее всколыхнулось какое-то чувство, похожее на ревность. – Он что, маленький ребенок или ты ему чем-то обязан?

Ивар поднялся с постели и молча направился к двери. Задержался на пороге, оглянулся и грустно произнес:

— Вот все и началось. Обязан. Тобой, – и скрылся в дверном проеме.

Лиана курила, глядя в потолок и снова ничего не понимая.

Она докурила сигарету, накинула халат и спустилась вниз. Ивар сидел на кухне, завернутый в полотенце и потягивал вино.

— Присоединяйся, – предложил он, и Лиана увидела на столе вторую бутылку.

— Ты что сюда ящик притащил? – улыбнулась она и опустилась к нему на колени.

— Почти, – улыбнулся он в ответ. – Как старый и опытный соблазнитель.

Лиана дернула его за прядь волос и взяла из руки фужер с вином:

— Позвонил?

— Угу, – кивнул Ивар. – Все в порядке.

— А теперь объясни, почему ты обязан ему мной, – сказала Лиана, освобождаясь от его объятий. – Я слушаю очень внимательно. В свою очередь хочу заявить, что вижу этого человека первый раз в своей жизни.

— Ты в этом уверена? – тихо спросил Ивар. – Подумай…

Лиана глотнула вина и кивнула:

— Уверена.

— Господи, какая ты сейчас счастливая… – вдруг невпопад заметил Ивар. – Как бы я хотел все так и оставить…

— Что? – спросила Лиана. – Послушай, ты все время говоришь загадками, словно я должна что-то знать, но я тебе уже говорила, я действительно ничего не понимаю. Ничегошеньки. Поверь.

— Отчасти ты уже знаешь, просто боишься себе в этом признаться, – грустно произнес Ивар. – Поверить в это действительно очень трудно.

Он поднял на нее глаза, несколько секунд с бесконечной любовью разглядывал ее лицо, словно решая про себя, говорить или нет, потом негромко процитировал:

— «…Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции…»

Ивар остановился, глядя на остолбеневшую Лиану:

— Хватит, или еще? …А говоришь, что видишь этого человека в первый раз…

Рука Лианы задрожала, и фужер упал на ковер, вино растеклось причудливым пятном, в очертаниях которого угадывалось только что описанное лицо.

— Ты не мог видеть мои записи, – хрипло сказала Лиана.

— Я их и не видел, – пожал плечами Ивар. – Неужели ты еще не поняла, что именно происходит? Все идет по кругу, девочка моя любимая, по спирали, и с каждым витком становится все хуже и хуже.

— Ты бредишь, – Лиана наклонилась и подняла с ковра фужер. – Ты просто пьян и бредишь.

— Как бы я хотел, чтобы так оно и было, – с болью выдохнул Ивар. – Ты не представляешь себе, как бы я этого хотел…

«…потому просыпались всегда поздно. Было так здорово всю ночь напролет сидеть за письменным столом, писать вместе песни, придумывать грустные и веселые истории, слушать музыку; однажды ночью, когда Михалыч сидел в стареньком вертящемся кресле, записывая на листок только родившуюся песню, Алиса подошла сзади, коснулась его волос и поняла, что все это было уже когда-то, только вместо стола – горели дрова в большом камине в огромном каменном зале, по стенам плясали желтые тени, Михалыч был одет в белую кружевную рубаху, и, лениво прищурясь, помешивал кочергой поленья в камине, а она, в чем-то длинном и невообразимо красивом, так же тихо подошла сзади и точно таким же движением коснулась его волос. Алиса увидела эту сцену так ясно, что вздрогнула, прижалась щекой к его плечу и тихо произнесла:

— А знаешь, все это уже было когда-то раньше. Не здесь и не сейчас. Я знала тебя когда-то давно, когда еще не была собой…

— Я сидел перед камином, – Михалыч обернулся и коснулся ее щеки губами. – Горели дрова, я помешивал их кочергой, думая о завтрашней охоте, и так замечтался, что не заметил, как ты подошла сзади и осторожно коснулась моих волос… Впрочем, ты всегда ходила бесшумно, как и полагается любой порядочной кошке.

— Значит, мы знали друг друга и раньше? – спросила Алиса. – Когда-то давно там…

— Знали и любили, – улыбнулся Михалыч, повернулся к окну. – Смотри, светает…

За окном действительно светлело, торчали голые ветки деревьев в весеннем инее и, снова становясь видимым, поблескивал снег.

— По зоне номер … объявляется подъем! – гулко разнеслось по окрестностям, Алиса с Михалычем переглянулись и рассмеялись: квартира, в которой они жили выходила окнами на зону, и уже которую ночь эта команда служила им сигналом ко сну.

— Шесть часов утра, пора ложиться спать, – Михалыч поднялся с кресла, сладко потянулся и вытащил из пачки сигарету. – Курим на двоих, стели пока.

Алиса в ответ кивнула и пошла к дивану.

Они проснулись от неожиданно раннего звонка и почти сразу же последовавшего за ним стука в дверь их комнаты.

— Это к тебе, – раздался за стеной голос матери. Михалыч соскочил, спросонья путаясь, натянул джинсы и рубаху и вышел за дверь. Через несколько секунд голова его засунулась обратно в комнату.

— Ким пришел, – сказал он. – Поднимайся.

Пока Алиса, еще до конца не проснувшись и ругаясь про себя на чем свет стоит, рылась в шкафу в поисках, чего бы можно поскорее натянуть, голос Михалыча в коридоре произнес:

— Сейчас Алиска оденется.

Алиса, наконец, нашла нужную вещь и накинула на себя длинную рубаху, которую при определенном желании можно было принять за короткое платье.

— Я – все! – крикнула она, лихорадочно собирая простыню и одеяло и запихивая в диван подушки. Дверь открылась, и в комнату вошли Михалыч с Кимом.

— Привет, – серьезно сказал Ким.

— С добрым утром, – съехидничала Алиса и скользнула мимо них в ванную – умыться и привести себя в порядок. Включила воду и поняла, что у нее трясутся руки.

Когда она вернулась в комнату, Ким сидел в любимом вертящемся кресле Михалыча, а тот, приоткрыв балкон, курил, стараясь, по возможности, пускать в комнату как можно меньше дыма.

— Опять куришь на голодный желудок, – упрекнула его Алиса и забралась с ногами на диван.

— Привычка, – отмахнулся Михалыч и повернулся к Киму. – Ну что новенького?

— Все в порядке, – ответил Ким. – Я зашел узнать насчет репетиции. Во сколько сегодня?

— Мы же вчера обо всем договорились, – нехорошо удивился Михалыч. – Ты, вроде, не выходил никуда.

— Я думал, может, что-нибудь изменилось, – сказал Ким, как всегда внешне невозмутимый, но в глазах его мелькнуло что-то похожее на досаду, то ли на Михалыча, то ли на самого себя, за такое нелепое объяснение своего появления.

— Давайте я чай поставлю? – предложила Алиса, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

— Давай, – ответил Михалыч и, бросив с балкона окурок, с силой захлопнул балконную дверь.

— Спасибо, не надо, – одновременно с ним произнес Ким. – Я уже завтракал.

— А мы, как ты понял, еще нет, – сказал Михалыч, и Алиса, встав с дивана, отправилась на кухню. Поставила чайник, снова отметила, как сильно трясутся руки, и вернулась обратно.

В комнате царила напряженная тишина, Ким явно чувствовал себя не в своей тарелке, Михалыч, не делая ни малейших попыток помочь, молча смотрел на него.

— Я вчера книгу прочитал, – начал Ким, прервав затянувшееся молчание. – Не все до конца понял, но глава об энергетике поразительна. Оказывается, каждый человек, в принципе, ею обладает, и если дать этой способности развиться, если заниматься этим – вещи могут происходить просто фантастические. Можно научиться влиять на людей и даже на происходящие события.

— Ну, это не ново, – отмахнулся Михалыч. – Я тебе об этом еще полгода назад говорил. А что, хочешь поэкспериментировать?

— Я считаю, что туда вообще лучше не соваться, – не удержалась и влезла в разговор Алиса. – Еще не известно, в какую сторону тебя утянет.

— Ну почему же? – возразил Ким. – Я же даю себе отчет в том, что делаю, и что в этот момент со мной происходит.

— Ты просто не до конца понимаешь, о чем говоришь, – загорячилась Алиса. Тема разговора была ей очень интересна, тем более, что последние несколько ночей она чувствовала на себе чье-то отчаянное энергетическое давление, и даже достаточно ясно понимала, чье именно. – В такие моменты ты перестаешь удерживать контроль над ситуацией, включается твое подсознание, откуда ты можешь знать, что происходит с тобой и что ты можешь натворить, если тебя самого в тот момент практически не существует? Глубины подсознания страшны и порой даже тебе самому не известны, можно таких дров наломать…

— Да нет, я все понимаю, но, думаю, сильному человеку это не страшно.

— Ты так уверен в своем контроле над собой? Сильному как раз и хуже, – убежденно сказала Алиса. – За него борьба круче. Можно же эту энергию двояко использовать, а соблазнов – до черта.

— Я, кстати, могу принести вам почитать, – произнес Ким, оборачиваясь к Михалычу, потом бросил быстрый взгляд на Алису и, словно пойманный на месте преступления, тут же отвел глаза. – Я хочу перечитать еще раз и через недельку закину.

— Давай, – согласилась Алиса. – Было бы интересно.

От быстрого взгляда Кима по телу пробежала легкая дрожь, и что-то дрогнуло и перевернулось где-то внутри живота. Она подняла глаза не Михалыча и тут же пожалела, что столь опрометчиво вмешалась в их разговор: он был мрачнее тучи.

— Там, наверное, чайник закипел, – быстро проговорила она и поспешно выскочила на кухню.

Когда она внесла в комнату чашки с чаем, Ким уже поднялся, собираясь уходить, Михалыч снова курил в балконную дверь, а Ким топтался на месте, бросая ничего не значащие фразы и явно не понимая, что и зачем его здесь держит.

— Ладно, до вечера, – Ким, наконец, двинулся к дверям. – Значит, в шесть?

— В шесть, в шесть, – подтвердил Михалыч и пошел вслед за ним.

Алиса вымученно улыбнулась на прощанье:

— Пока.

— Счастливо, – обернулся на пороге Ким и застыл на несколько минут, чтобы рассказать новый анекдот.

Потом они о чем-то говорили в коридоре, пока Ким обувался, потом хлопнула входная дверь, и Михалыч вернулся обратно в комнату.

— Ты что? – спросила Алиса, глядя на его лицо.

— А что, непонятно? – огрызнулся Михалыч. – Я вчера пять раз сказал во сколько репетиция! Он же из-за тебя приперся, дураку ясно! Что, давно не виделись, поговорить захотелось?!

— Знаешь, – взорвалась Алиса. – Я его, по-моему, сюда не звала! Ты запретил мне ходить на репетиции – я не хожу! Когда он приходит, мне что, испаряться что ли?! Или под диван прятаться?! Ты же видел, человек сам не понимает, что его сюда привело! Его же разрывает на части! Я-то здесь при чем?! Ну скажи ему, чтоб не приходил, тебе тогда спокойнее будет?!

— А тебя не разрывает на части? – прищурился Михалыч. – Очень уж увлеченно ты с ним беседовала!

— В следующий раз буду молчать в тряпочку! – зло пообещала Алиса. – Я же по-человечески хотела, сколько можно, я хочу нормально общаться с этим человеком. Нормально, понимаешь? Не сбегать при его приходе, не прятаться в кухне, не интересоваться каждый раз: «А Ким там будет? Ну, тогда я не пойду…»! Это же бред какой-то!

— Ты уверена, что хочешь именно этого? Только этого? – глядя ей прямо в глаза, спросил Михалыч.

— Уверена, – твердо ответила Алиса, не отводя взгляда и понимая, что о полной уверенности не может быть и речи. – Уверена.

— Тогда приходи сегодня на базу, – приняв какое-то решение, произнес Михалыч. – Посидишь, послушаешь. Обратно пойдем – прогуляемся по парку.

— Правда можно? – обрадовалась Алиса.

Ей очень нравилось сидеть на репетициях где-нибудь в уголке, слушать и рисовать что-нибудь в это время на первых попавшихся под руку клочках бумаги, смотреть, как люди работают, и изредка ловить на себе быстрые, почти неуловимые взгляды Кима. Все происходящее в какой-то степени казалось ей игрой, она убеждала себя, что ей просто хочется вытащить из человека то, что он прячет глубоко в себе, вытащить и заставить в этом признаться. Она понимала всю жестокость этой игры, но не могла себе отказать, не осознавая, что игра уже втянула ее в себя, стала частью ее самой.

— Я заеду к подруге, – сказала она. – Мы еще неделю назад договаривались, я тебе говорила, помнишь? И к шести подъеду.

— Договорились, – кивнул Михалыч и хлебнул давно остывший чай.

Репетиция не получалась. Михалыч с самого начала сказал, что должна подъехать Алиса, и теперь исподтишка наблюдал за Кимом, у которого после этого сообщения стало все валиться из рук. Он брал не те аккорды, замирал в ненужных местах, поглядывал на часы и за окно. Когда пробило девять, а Алиса все еще не появилась, Ким в третий раз за истекший вечер спросил:

— Она точно придет? Уже девять часов…

Михалыч, злой, как собака, сорвался на крик:

— Соскучился?! С утра много времени прошло, увидеть захотелось, поговорить, или как?! – он сам отчаянно нервничал – на улице уже стемнело, а ее все не было. – Что, нравится девушка, а Кимыч?! Что молчишь-то?! Сказать нечего?!

— Дурак ты, – вспыхнул Ким. – При чем тут это…

— Ну да, как же это я не понял, ты же просто волнуешься – вон темно уже, как же она одна сюда доберется, – съехидничал Михалыч. – Какая трогательная забота о жене друга!

Перепалку прервал раздавшийся стук в окно. На крыльцо выскочили одновременно – Михалыч и Ким.

— Привет, – улыбнулась Алиса, и оба они оторопели: она была в доску пьяна.

— Мы с Ленкой выпили немного, – заплетающимся языком произнесла она и снова улыбнулась.

— Все, хватит! – окончательно рассвирепел Михалыч и схватил ее за шиворот. – Пошли домой! Надо же было так нажраться!

— Отпусти, – вяло отбивалась Алиса. – Пусти, я сама пойду!

— Ким, заберешь мою гитару! – отрывисто бросил Михалыч.

— Может, помочь? – заикнулся было Ким, но тут же осекся под гневно блеснувшим взглядом друга.

— Спасибо, я как-нибудь сам, – огрызнулся Михалыч и потащил Алису к остановке.

Домой ехали на такси, Алиса что-то говорила, оправдываясь, Михалыч мрачно молчал. Поднял ее на четвертый этаж, завел в комнату, раздел, и через несколько секунд она сладко спала, свернувшись калачиком, а он сидел в своем кресле и все так же мрачно курил, глядя на нее и размышляя о том, что…»

Глава 5

Лиану прервал звонок в дверь. Она отодвинула печатную машинку, встала из-за стола и спустилась вниз. На пороге стоял Янис.

— Привет, – серьезно сказал он. – Ивар не у тебя?

— Нет, – мотнула головой Лиана. – Его сегодня не было.

И поняла, что очень рада видеть Яниса, но к этой радости примешивается какое-то странное чувство – то ли вины, то ли некоего внутреннего запрета. «Что это я?» – она тряхнула головой и, назло этому чувству, отошла в сторону:

— Проходи, я рада тебя видеть.

Янис улыбнулся и вошел.

— Я не помешал? – спросил он, разуваясь.

— Теперь это не имеет никакого значения, – Лиана развела руками. – Я все равно больше не смогу работать.

— Извини, – сказал Янис. – Я не думал…

— Да прекрати ты извиняться. Отдыхать – так отдыхать. А то заработалась совсем. Кофе будешь?

— Буду, – с готовностью согласился Янис и прошел за ней на кухню.

Пока Лиана варила кофе, он, не отрываясь, смотрел на нее, но стоило ей только повернуться – Янис отводил взгляд, как нашкодивший школьник, совершающий что-то запретное и прекрасно об этом знающий. Лиана разлила кофе по чашечкам, достала из шкафа печенье.

— Угощайся, – и уселась напротив.

— Спасибо, – поблагодарил Янис и осторожно поднял чашку. Маленькая кофейная чашечка казалась совсем игрушечной в его больших и сильных руках.

— Как кукольная, – подумала Лиана вслух.

— Что? – не понял Янис.

— Чашка в твоих руках – словно из подарочного набора кукольной посудки, – пояснила Лиана, улыбаясь.

Янис смущенно засмеялся:

— Руки еще ничего, а вот что с ногами делать… На мою лапу трудно что-либо подобрать, все время маюсь.

— Сочувствую, – Лиана снова улыбнулась. – Я с такими проблемами в своей жизни не сталкивалась. Увы… А Ивар, наверное, просто пошел прогуляться. Он любит под дождем…

— Я знаю, – отрешенно заметил Янис, думая о чем-то совсем другом.

— Давно? – спросила Лиана.

— Что? – вернулся из отстраненности Янис.

— Знаешь давно?

Янис почему-то смутился:

— Ну, как сказать…

— Так и скажи, как есть, – продолжала наседать Лиана.

— Видишь ли, все совсем не так просто… – начал Янис.

— А почему бы тебе просто не сказать, что тебе захотелось меня увидеть? – спросила Лиана, наблюдая за его реакцией на свои слова. – Увидеть и поговорить? Объяснить, например, почему Ивар запил, а ты шарахаешься от меня как от прокаженной. Что я вам сделала обоим? Это же не я – вы здесь появились, влезли в мою жизнь. Ничего не желаете объяснять, словно я сама должна знать что-то, известное вам. Ты же наверняка знал, что Ивара здесь нет, потому и пришел. Так?

Янис покраснел.

— Я ничего не понимаю, – Лиана затрясла головой. – Вы же знаете друг друга давно, это и ослу понятно, но зачем-то делаете вид, что практически незнакомы. Сломанная машина – это тоже часть сценария?

— Ты не понимаешь, – сказал Янис.

— Не понимаю, – согласно кивнула Лиана.

— Это не наш сценарий.

— Не ваш? – Лиана рассмеялась. – А чей? Ну, чей?

Янис поднял голову и в первый раз взглянул ей прямо в глаза. Лиана вздрогнула и отвела взгляд.

— Это твой сценарий, – хрипло ответил он и полез в карман за пачкой сигарет. Лиана ошеломленно молчала. – Я недавно понял одну вещь, – сказал Янис, закурив. – Лучше пожалеть о том, что сделано, чем потом, все оставшееся время, жалеть о том, что не сделано и никогда уже сделано не будет. Но существует порог, через который я переступить не могу, потому что я никогда не был первым, ни тогда, ни сейчас, ни когда-нибудь после…

Лиана подняла глаза и поняла, как ей отчаянно хочется, чтобы он ее поцеловал. В его глазам мелькнуло что-то похожее в ответ, но пара секунд – и на нее снова взирала бесстрастная маска.

— От себя не спрячешься, – почти шепотом произнесла Лиана. – От себя не сбежишь…

— Себя можно заставить не делать того, что делать не нужно, – возразил Янис.

— Ты сам себе противоречишь. Чтобы потом все оставшееся время жалеть о том, что не сделано?

— Мне не нужно было приходить, – сказал Янис, и Лиана поняла, что ее физически тянет к этому человеку, как ни к кому никогда не тянуло. Что все ее тело, каждая клеточка просто умоляет об этом, напрочь отметая все доводы рассудка.

— Что со мной? – выдохнула она. – Это бред какой-то…

Она видела, как сдерживается и Янис, чтобы не подскочить и не прижать ее к себе, не впиться жадным поцелуем в ее губы.

— Янис, что происходит?..

— Я не знаю, – устало сказал он, и тело его расслабилось. – Это сумасшествие, наваждение какое-то… Только мы никак не можем понять, за что…

Пронзительно звякнул звонок, Лиана вздрогнула, заметила, как сразу напрягся Янис, и пошла открывать дверь.

— Привет, – улыбнулся Ивар, бросил быстрый взгляд на ее лицо, и улыбка моментально слетела с его губ. – Он здесь?

Лиана не смогла уловить интонацию, с которой он это спросил, она чувствовала себя, как человек, пойманный на месте преступления, и вместо ответа молча кивнула. Ивар отодвинул ее в сторону и вошел в кухню.

— Кофе пьем? – ехидно полюбопытствовал он. – А наверх уже поднимались? Или сначала кофе для разогрева? А то и что покрепче?

— Ты с ума сошел, – прошептала Лиана, поняв, что и у Яниса вид пойманного преступника. – Мы просто разговаривали…

— Послушай, – попытался оправдаться Янис. – Все так и было. Она еще ничего не знает.

— Не считай меня полным идиотом, – отмахнулся Ивар. – Ты бы видел ваши лица со стороны – уморительная картина! Состав преступления на лицо! Вернее, на лицах! И какое трогательное выгораживание друг друга! Тварь! – повернулся он к Лиане. – Всегда была и так и осталась тварью! Так и будешь ей после! Господи, как я все это ненавижу!!! За что?! Ну, за что же?!!

— Объясните мне, что происходит! – всхлипнула Лиана, размазывая по щекам слезы. – Я уже много раз говорила, что я ничего не понимаю! Что происходит?!

— Бог подаст! – огрызнулся Ивар и бросил в сторону Яниса гневный взгляд. – Оставляю вас двоих, сударь и сударыня, радуйтесь обретению друг друга и живите долго и счастливо! Простите, если помешал вашему семейному кофепитию! Пока!

Ивар стремительно выскочил из кухни, хлопнула дверь. Лиана плакала, сжимая руками дрожащие плечи. Пунцовый Янис поднялся с табуретки, неловко опрокинул на стол кофейную чашку и двинулся к двери:

— Я догоню его.

Снова хлопнула дверь, и Лиана осталась одна. Она забралась на подоконник, плача и уже не вытирая слез, наблюдая сквозь двойную пелену слез и дождя две бегущие по грязи фигуры. «Что происходит?» – думала она, понимая, что отгадка всего происходящего где-то уже очень близко, где-то почти на поверхности сознания, от этого стало еще страшнее, и Лиана разрыдалась в голос. Томас прыгнул на колени хозяйки, тут же начав безмятежно урчать. И впервые за все это время ей захотелось, чтобы выглянуло солнце.

«… не могла спать. Это был какой-то кошмар. Алиса и сама непрерывно думала о нем, но днем от навязчивых мыслей отвлекали повседневные дела и Михалыч, который постоянно наблюдал за ней, заставляя сосредоточенно и упорно прятать свои желания, запихивать их в себя далеко-далеко, так, чтобы даже лучший в мире психолог не смог догадаться, что же с ней происходит на самом деле. Но вечерами, обычно после одиннадцати, начинался ужас. Огромная каменная рука стискивала сердце, что-то могильной плитой ложилось на грудь, Алиса чувствовала, что это Ким думает о ней, любит и ненавидит, и то ли ждет чего-то, то ли желает, чтобы она исчезла из их жизни навсегда. Скорее всего, все это было одновременно – подсознательные желания человека всегда страшны, он был очень силен энергетически, и ее долбило по всем правилам или без всяких правил, где-то до часу, до того момента, как человек, измучившись и измучив ее, проваливался в спасительное забытье. Когда это случилось в первый раз, Алиса настолько растерялась, ощутив на себе властную, неведомую до сих пор силу, что на испытующий взгляд Михалыча и вопрос, что с ней, не смогла соврать.

— Мне плохо, – сказала она. – Это он.

— Ты что-то чувствуешь? – спросил Михалыч, побелев. – Что?

— Я не знаю, – сказала она, и это было правдой.

— А все же? – настаивал Михалыч.

— Он хочет, чтобы я исчезла… – с трудом пытаясь сформулировать свои ощущения, произнесла Алиса. – …Или пришла… или… я, правда, не знаю… Просто очень тяжело. Здесь, – она приложила руку к сердцу.

— Если он действует на тебя, значит, ты – открыта, – сказал Михалыч. – Значит, ждешь этого, думаешь о нем.

— Нет, – Алиса отчаянно замотала головой, отлично понимая, что он прав.

Связь ее с Кимом была настолько яркой и ощутимой, что она, ни разу не побывав в его доме, отчетливо видела, где он находится и что делает в то время, когда думает о ней.

— Ты сама всю эту кашу заварила, – мрачно сказал Михалыч, раздираемый изнутри противоречиями: все-таки друг, сколько лет, думал ли он, что все будет так болезненно нелепо. – Вот и получаешь теперь. Нечего ему было глазки строить.

Алиса болталась по комнате, не находя себе места, испытывая непреодолимое желание – схватить с вешалки шубу и побежать к Киму, увидеть его, поговорить. Она уже не могла определить, навязанное это или ее личное, все так странно и страшно перепуталось, она не понимала, что ей нужно от этого человека, что ему нужно от нее, но при редких случайных встречах (Михалыч постарался) оба прятали глаза, и эта волнующая, ни с чем не сравнимая полуобморочная дрожь, волнами, откуда-то снизу, и противно дрожащие колени… Ее разрывало на части: одной половине не нужен был никто, кроме Михалыча, с ним было легко и светло, эти песни, это чудо общения, творчества и единства, она понимала, что любит его и хочет быть с ним, но другая часть безудержно тянулась и рвалась к Киму, невзирая на доводы рассудка, который был полностью бессилен не то чтобы вмешаться, а даже просто что-то объяснить. Порой Алиса ловила себя на мысли, что этим двум людям нужно было родиться одним человеком, и, видимо, тогда она бы обрела с ним покой и счастье.

— Может, поговорить с ним? – заикнулась было Алиса.

Но Михалыч сурово глянул на нее из-под насупленных бровей:

— А может, прийти к нему и просто сказать: Ким, я тебя люблю?

— Зачем ты так… – выдохнула Алиса.

— Я устал, – сказал он и сжал руками голову. – Я устал.

Алиса проснулась под утро и увидела черный силуэт на фоне светлеющего неба за окном. Михалыч сидел в кресле и курил.

— Ты что? – испуганно спросила она.

— Я не могу спать, – сказал Михалыч, помолчал и пояснил. – У Кима, видимо, сегодня бессонница… На дежурстве заснуть не может.

— Каком дежурстве? – поинтересовалась Алиса, сразу поняв, что Михалычу «прилетело».

— Он в садик устроился, сторожем, – пояснил Михалыч. – Теперь, раз в три дня, похоже, спать не будем совсем. Ему там делать нечего, вот он сидит всю ночь и бычит. Замыкает.

— А я ничего, – прислушалась к себе Алиса.

— Сегодня моя очередь, – Михалыч невесело усмехнулся. – Если так будет продолжаться, – придется разговаривать с человеком. А так не хочется…

— Может, все пройдет? – осторожно предположила Алиса. – Ну, позамыкает немного и успокоится?..

— Я его почти десять лет знаю, – отмахнулся Михалыч. – Он упертый по жизни. Так что на то, что так быстро все пройдет, и не надейся.

Михалыч оказался прав – долбежка не прекращалась. Алиса помаялась неделю, потом поняла, что терпеть больше невозможно: нереализованные желания, навязчивые и навязанные мысли, злость и желание покоя сплелись в громадный ком, который подкатил к горлу, и выплеснуть который было просто необходимо – чтобы хоть как-то дальше жить… Она забралась на диван, сосредоточилась, расслабилась и… полетела.

Она летела и чувствовала себя всемогущей. Ощущение своей безграничной силы было настолько потрясающим, что Алиса на несколько мгновений оторопела, потом взвизгнула от восторга и понеслась над заснеженными улицами, понимая, что вся ее сила – во зло и только во зло, и потому безгранична. Ей хотелось бить, кричать, уродовать, давить, ломать… Она ясно увидела Кима, сидящего за столом в детсадовском коридоре с гитарой в руках, и, злорадно улыбаясь, вывалила на него весь этот ком злости и боли, мыслей и желаний, с дикими криками и воплями, похожими на стон, с яростью, способной сломать бетонную стену. Ким вздрогнул, задрожала, порвавшись, струна, Алиса открыла глаза и обвела взглядом привычное пространство комнаты. Впервые за много дней ей было спокойно и легко.

«Я – ведьма, – подумала она, понимая, что совершила какое-то большое зло, и человеку сегодня будет очень плохо. – Ну и пусть. Сам виноват…»

Вечером пришел с репетиции расстроенный Михалыч, поцеловал ее привычно:

— Ну, как дела, малыш?

— Нормально, – она улыбнулась. – Как ты? Как репетиция?

— С Кимом сегодня что-то странное творилось, – Михалыч потер виски. – Плохо ему было, места себе не находил, потом еще этот автобус…

— Что-что? – заинтересовалась Алиса.

— Да чуть под автобус не угодил, прямо на моих глазах. Словно выключило его на секунду. Еле успел отдернуть.

Алиса почувствовала панический страх и безудержный злорадный восторг одновременно. Ее словно захлестнуло огромной горячечной волной.

Вечер был хорош, как никогда. Они написали новую песню, много смеялись, Михалыч отошел, отдохнул и рассказал кучу забавных историй, которые произошли с ним во время службы в армии. Алиса ахала и улыбалась, глаза ее светились любовью. Сейчас она была сама собой, не разрываясь и не раздваиваясь, она понимала, что это не надолго, но пока человек был выключен, и ей было хорошо. Она только не знала, как надолго…

В двенадцать ночи ее затрясло. Было ощущение, что на нее обрушился ураган, шквал, смерч, все стихийные бедствия вместе взятые. Алиса всхлипнула посередине какой-то фразы и сложилась пополам.

— Малыш, ты что? – подскочил к ней испуганный Михалыч.

— Мне плохо, – прохрипела она.

Все ее существо разрывалось от боли, она скрипела зубами, чуть постанывая, и кидалась куда-то в угол, ей почему-то казалось, что в углу ее не достанут, хотя все происходило чисто инстинктивно, потому что соображать она совсем не могла. Внутренности выворачивало наизнанку, и каким-то звериным чутьем она узнавала в этом коме боли свою удесятеренную, усотенную злость, свою увеличенную в десятки, сотни раз, ярость. Это было сильнее ее, она сползла по стене, а Михалыч, внезапно все поняв, крикнул:

— Это ты его сегодня?

Алиса кивнула.

— Что же ты делаешь, дура?! – заорал Михалыч. – Куда ты лезешь?! Это же твое зло через него – к тебе обратно! Усиленное, увеличенное им!

Он усадил ее рядом с собой, заставил глотнуть холодной воды и обнял вздрагивающие плечи.

— Ну все, все хорошо, я с тобой… Завтра с утра встанем и пойдем в церковь. У меня там знакомый священник работает – Стас, поговорим с ним. Посоветуемся. Святой воды возьмем – комнату окропить… Успокойся, все будет хорошо…

Алиса тряслась и всхлипывала, не понимая ни единого слова. Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Алиса подняла заплаканные глаза и одними губами еле слышно спросила:

— Сколько времени?

Михалыч наклонился к ней:

— Тебе лучше?

— Все кончилось, – так же тихо сказала она, все еще не веря и ожидая новой волны боли. – Сколько времени?

— Четыре часа.

Алиса, оцепенев, смотрела куда-то в сторону невидящими глазами: ей казалось, что прошла вечность.

Утром Михалыч поднялся рано, разбудил Алису и улыбнулся:

— Подъем. Поехали.

— Куда? – спросила она, ничего не соображая спросонья.

— В церковь, – серьезно отозвался Михалыч. – Я же тебе вчера обещал.

Алиса медленно одевалась, понимая, что ехать никуда не хочет, что все ее существо противится этому.

— Может, не надо? – вяло поинтересовалась она. – Все уже прошло…

— Еще хочешь так же корчиться? – осведомился Михалыч. – Одевайся давай.

Пока они ехали, Алису преследовало жуткое желание выскочить из вагона метро, и если бы не Михалыч, который, словно чувствуя это, крепко держал ее за руку, она непременно бы так и сделала. На пол дороге к храму ей стало совсем плохо, Михалыч почти тащил ее за собой.

— Может, я за оградой подожду? – взмолилась Алиса, не понимая, что с ней происходит. – Воздухом подышу, а ты пока поговоришь…

— Нет уж, – твердо сказал Михалыч. – Пойдем вместе.

Они переступили порог церкви, Михалыч перекрестился, Алиса стояла, как истукан, неподвижным каменным изваяньем. День был обычный, позднее утро, в церкви почти никого не было, горели свечи, и пахло расплавленным стеарином. Больше всего на свете Алисе хотелось убраться отсюда и никогда здесь не быть или, по возможности, быть где-нибудь подальше.

— Послушайте, – остановил Михалыч пробегавшего мимо служку в черной рясе и черном головном уборе. – Извините, пожалуйста, вы не подскажете, тут у вас работает отец Станислав, как его можно найти?

— Отец Станислав? – служка поднял редкие брови. Лицо его с маленькими бегающими глазками и каким-то лисьим выражением, красотой не блистало и доверия не внушало.

— А его нет, – сказал служка. – Он здесь не работает. Он перевелся в другой приход. Где-то в Подмосковье.

— Давно? – расстроено спросил Михалыч, который не хотел делиться своими проблемами с незнакомым священником.

— Да с полгода уж будет, – ответил служка и убежал куда-то по своим делам.

— Пошли отсюда? – с затаенной радостью спросила Алиса, слышавшая весь разговор.

— Пошли, – Михалыч вздохнул, еще раз перекрестился, и они вышли из церкви.

Как только ноги Алисы оказались за оградой храма, она почувствовала дикое облегчение и радость, тело ее стало легким, как пушинка, ей казалось, еще немного, и она сможет взлететь.

— Жаль… – задумчиво произнес Михалыч. – С чего бы это Стас перевестись надумал?.. Или перевели его?..

— Кто его знает, – легкомысленно отозвалась Алиса, радуясь, что все так безболезненно закончилось. – Все может быть…

Через неделю, совершенно случайно, на улице, Михалыч лицом к лицу столкнулся со Стасом, и на вопрос, зачем тот перевелся куда-то в Подмосковье, получил удивленный ответ:

— Я? С чего ты взял? Я как служил в этой церкви, так и служу до сих пор.

— Подожди, – заволновался Михалыч. – А как же… Мне же сказали… Я искал тебя, спросил у служки, он мне ответил, что ты уже полгода как здесь не работаешь.

— У какого служки?

Михалыч, которому в наблюдательности было не отказать, подробно описал маленькие бегающие глазки, лисье выражение лица и редкие белесые брови. Стас не думал ни минуты:

— Нет у нас в храме такого.

— Как? – опешил Михалыч. – Он и одет был во все черное, ну ряса там, шапка…

— Я всех служек знаю, – уверенно проговорил Стас. – Такого в нашем храме нет…»

Глава 6

«Алиса – это я… Или часть меня… – думала Лиана, стоя перед портретом и пристально глядя в грустные зеленые глаза. – … И это действительно мой сценарий…»

Проснувшись сегодня утром, едва открыв глаза, она поняла, что это так. Ночью, во время сна подсознательное желание объяснить происходящее, наконец, вылилось в полную уверенность, в знание, и теперь, несмотря на явную нереальность, все стояло на своих местах. Лиана коснулась кончиками пальцев тонкого изгиба губ на портрете. «Бежать… – подумала она. – Бежать немедленно… Бросить все, вещи заберу потом, на электричку и домой, подальше от этого кошмара…»

Лиана лихорадочно заметалась по комнате в поисках сумки.

«Самое необходимое…» – в ее голове крутились обрывки фраз, написанное путалось с произошедшим, она торопливо вываливала из шкафа вещи, запихивала в сумку, тут же вытаскивала и отбрасывала в сторону, беспорядочно кружа по комнате, в тщетных попытках успокоиться и сосредоточиться.

«Черт с ним, со всем», – она махнула рукой, поняв, наконец, что сейчас просто не в состоянии контролировать свои действия, потому что внутри нее не было ничего, кроме панического страха и отчаянного желания бежать.

Она бросила полупустую сумку на кровать, глянула в сторону письменного стола. «Надо бы сжечь все это… – подумала и поняла, что не сможет. Жаль было так хорошо начавшейся работы. – Ладно, потом, может быть вернусь…»

Лиана переоделась в черные джинсы, натянула свитер и скатилась по лестнице. Шнурки в ботинках никак не хотели завязываться, путались в ее руках, переплетаясь и извиваясь.

Лиана чертыхнулась, лихорадочно скручивая их дрожащими пальцами. Наконец, со шнурками было покончено, она быстро накинула плащ, спрятала голову в капюшон и, застегиваясь на ходу, выскочила на улицу в дождь.

Воздух был прозрачен и, казалось, звенел, булькали под ногами лужи, чавкала грязь. Ветер дохнул на Лиану влажной свежестью и немного остудил ее разгоряченное лицо. Она упрямо шагала по грязи, не обращая внимания на лужи, в голове стучали молоточки – бежать, бежать, больше ни о чем она думать не могла.

Показалась платформа станции, Лиана вздохнула и зашагала быстрее. Взобравшись на платформу по узкой скользкой лестнице, она увидела несколько человек в оранжевых жилетах, колдующих над чем-то на железнодорожных путях. Лиана спряталась в угол остановки, крыша которой, как это обычно бывает, протекала как решето, скинула с головы капюшон и застыла в напряженном ожидании.

«…Что же это творится?.. Неужели я – это Алиса?.. Другое место, другое время… Тот же сюжет… Поэтому и пишу, что знаю… Как тогда, в старом родовом замке у Михалыча… или Ивара… Там его все равно звали по-другому… И меня… Ты помнишь?… Это же ты помнишь?…»

Лиана закрыла глаза и ясно увидела залитый осенним солнцем луг и трех всадников на прекрасных конях, каждый из которых стоил целое состояние.

— Послушай, – увещевала высокого зеленоглазого молодого человека, полную копию Ивара, черноволосая девушка, удивительно похожая на нее. – Я не сделала ничего плохого. Барон настаивал, чтобы я приняла его лошадь в качестве подарка, он был так расстроен, когда я попыталась отказаться, что у меня не нашлось сил противиться ему дальше. И потом, я подумала – вы такие старые друзья, что это не будет выглядеть предосудительно…

— Мы потом поговорим на эту тему, – отрывисто бросил ее спутник. – Дома и без свидетелей, – он перешел почти на шепот, потому что третий всадник был уже рядом. – Ты ведешь себя в высшей степени легкомысленно, и если тебе это не понятно, то…

Он не успел закончить, третий всадник поравнялся с ними и, улыбнувшись, приподнял над головой шляпу:

— Доброе утро!

— Доброе утро, барон, – улыбнулся в ответ зеленоглазый молодой человек.

Девушка изящно чуть склонила голову, бросив быстрый взгляд на как всегда бесстрастное лицо с голубыми глазами, крупным носом и достаточно толстой нижней губой, придававшей этому лицу выражение вечного недовольства…

Лиана открыла глаза и тряхнула головой: «Бред… А Янис и Ивар знают… Интересно, как давно?.. Сколько уже это продолжается?.. Как тогда сказал Ивар, все идет по кругу, по спирали, и с каждым витком становится все хуже и хуже… Сколько уже было этих витков?.. Тех, которых я не помню?.. Сколько их еще будет?.. Что это?.. Проклятье?.. За что?.. Я не желаю играть в эту игру… Но ты же сама все это начала… Вспомни… И тогда… И сейчас… Помнишь?… Не помню… Ну и что? – возразила сама себе Лиана. – Янис говорил, что лучше пожалеть о том, что сделано, чем потом всю жизнь жалеть о том, что не сделано… Сяду сейчас в электричку, приеду домой и буду жалеть, сколько влезет, о том, что сбежала, как последняя трусиха…»

Лиана выглянула из-под крыши, люди в оранжевых жилетах все еще копошились на рельсах, и она вдруг поняла, что стоит тут уже очень давно и страшно замерзла. В ботинках хлюпала вода, и плащ насквозь промок. Дождевые капли стекали по ее лицу. Лиана вынула из кармана руку – она была белой, прозрачной и ледяной.

— Послушайте, – сказала Лиана, пройдя по платформе и приблизившись к людям в оранжевых жилетах. – Извините, вы не подскажете, электричка скоро будет?

Один из рабочих повернул к ней лицо: давно небритая щетина и мокрая папироса в зубах, и развел руками:

— Электричка?.. И-и-и, чего захотела, девонька, закрыта эта линия на ремонт, электрички теперь в обход идут, по другой ветке.

— Какой ремонт? – не поняла Лиана. – Дождь же…

— А потом снег пойдет, еще хуже будет, а летом людям на дачи надо или нет? – поучительно произнес рабочий и выплюнул мокрый окурок. – Ты-то здесь откуда взялась?

— Я – на даче… – растерянно сказала Лиана. – А ремонт этот… Надолго?

— А шут его знает. По срокам – две недели должон быть. Но кто у нас когда в сроки укладывался… Тут дело такое…

— А другая ветка? – со слабой надеждой в голосе спросила Лиана. – Далеко?

— Километров десять, пожалуй, будет.

Лиана растерянно молчала, переваривая услышанное. Наверное, вид у нее был настолько жалкий, что рабочий, потоптавшись немного, спросил:

— Тебе что, срочно в город надо?

— Ага.

— И как тебя занесло в такую погоду на дачу? – удивленно произнес он. – По радио же несколько раз предупреждали, что эту ветку закроют…

— Я не слышала… – жалобно сказала Лиана.

— Ладно, за нами вечером дрезина придет. В восемь часов. Если очень в город надо – подходи, до следующей ветки добросим. Но учти, мы сегодня здесь заканчиваем, завтра будем работать на другом участке. Не придешь – будешь тут сидеть, пока электричку не пустят. Или пешком десять километров… Осилишь?

— Спасибо, – обрадовалась Лиана. – Спасибо большое, я обязательно приду!

— Только не опаздывай! – предупредил рабочий. – Ждать тебя никто не будет.

— Я понимаю, – кивнула Лиана. – Спасибо.

Она повернулась и медленно пошла вдоль по платформе, так же медленно спустилась по мокрой лестнице, ее знобило, и зубы начали выстукивать какую-то бредовую мелодию.

— Сбежать хотела? – раздался над ее ухом негромкий голос.

Лиана вздрогнула и повернула голову. Рядом стоял Ивар.

— Не твое дело, – сказала она и прибавила шаг.

— Подожди, – Ивар придержал ее за рукав. – Ты, правда, ничего не знала?

— Я поняла все сегодня утром, – ответила Лиана. – Пусти, я уезжаю, мне нужно собраться.

— Прости меня, – грустно сказал Ивар. – Прости, я не хотел… Я думал…

— Не надо. Я знаю, что ты думал. Пусти, – она резко выдернула руку и непременно упала бы в грязь, если бы не Ивар.

— Осторожнее, – он прижал ее к себе. – Боже мой, ты вся дрожишь… Ты замерзла… Сколько ты стояла под дождем? Сумасшедшая девчонка, ты что делаешь?!

Лиана увидела в его глазах искренний страх и заплакала.

— Ну, что ты… – утешал ее Ивар, все крепче прижимая к себе и ведя в сторону дач. – Мало тебе дождика, и так кругом одна сырость… Сейчас придем в тепло, высушишься, выпьешь что-нибудь горячее. Я приготовлю… В горячую ванну залезешь… Знаешь, если во время дождя плакать – на щеках вырастает плесень. Ну, хороша ты будешь с плесенью на щеках?

— Не вырастет, – всхлипывая, улыбнулась Лиана.

Ивар подвел ее к даче, вытащил из ее кармана ключ и быстро открыл дверь.

— Сначала в ванную, – скомандовал он, снимая с нее насквозь промокший плащ и влажный свитер.

— Ботинки, – невнятно шепнула Лиана.

Ивар наклонился и моментально развязал шнурки.

— Господи, да это же не ноги! – воскликнул он. – Это же лягушачьи лапы какие-то! Ты что, давно не болела? Марш в ванну! Я пока кофе сварю!

Лиана скрылась за дверью ванной, медленно разделась и залезла в горячую воду. Согрелись руки и ноги, но озноб не проходил, ее трясло мелкой дрожью, и зубы выстукивали все ту же сумасшедшую мелодию.

«Это не от холода, – поняла Лиана. – Это – от страха…»

И ей показалось, что она падает в какую-то немыслимую бездну, падает медленно и долго, а вокруг ничего, и не за что зацепиться, не за что удержаться, и только воздух, холодный воздух, бьет откуда-то снизу, разрезая ее тело, раздирая на кусочки, и это падение бесконечно, потому что у бездны нет дна, нет конца, как не было начала…

— Ивар! – отчаянно закричала Лиана, заходясь в истерике. – Ивар!

Он влетел в ванную в ту же минуту, вытащил ее из воды и, накинув на плечи полотенце, прижал к себе.

— Тсс, тише… – шептал он еле слышно. – Это ничего, это пройдет… Со мной творилось что-то похожее, когда я стал понимать… Тише… Успокойся, девочка, все будет хорошо… Тсс…

Он баюкал ее как ребенка, сидя на краю ванны.

— Тебе сейчас нужно в постель… – он поднялся и вскинул ее на руки. – Я отнесу…

— Тяжело же… – всхлипывая, запротестовала Лиана.

Ивар коснулся ее лба губами:

— Я люблю тебя, малыш…

— Не уходи, – попросила Лиана, и тело ее содрогнулось от вновь накатившего страха.

— Тише, – прижал ее Ивар. – Тише… Конечно, я не уйду… Конечно…

Он внес ее в комнату и осторожно положил на кровать. Кинул в угол одеяло с валяющимися на нем вещами и заботливо укрыл ее одеялом.

— Давай сюда полотенце, – сказал он.

Лиана повозилась под одеялом, разматываясь, и протянула ему мокрое полотенце.

— Сейчас я принесу кофе, – улыбнулся Ивар. – Правда, он, наверное, уже остыл…

Лиана осторожно коснулась его пальцев.

— Не уходи, – сказала она, глядя в его тоскливые огромные глаза. – Иди ко мне…

…И был пир во время чумы, и не осталось страха, она улетала куда-то далеко-далеко, и в ее руке была его рука, она чувствовала его тепло, качалась на его волнах, ныряла в них, растекаясь и становясь им, она плакала и шептала что-то бессвязное, касаясь губами его губ, его рук, его тела, он целовал ее глаза, полные слез, и не было страха, не было, не было…

Ее все еще качало на сказочных волнах, когда рука Ивара легла ей на лоб, и сквозь блаженное полузабытье Лиана услышала его голос:

— Да ты вся горишь! У тебя есть градусник?

«Зачем? – хотела спросить Лиана. – Мне так хорошо…»

Губы ее приоткрылись, и в тот же миг она провалилась в бесформенную темноту, судорожно сжимая руку Ивара.

«… ночевать к ее родителям. Михалыч несколько раз тревожно, словно предчувствуя что-то, заглянул ей в глаза:

— Все будет хорошо?

— Конечно, – Алиса улыбнулась, смутно представляя, что именно он имеет в виду.

— Я утром позвоню, – сказал Михалыч.

— Хорошо, – еще раз улыбнулась Алиса. – Ну, я поехала. Пока.

— Пока, малыш, – Михалыч легко коснулся губами ее щеки. – До завтра.

В одиннадцать часов вечера снова началось. Алиса пыталась отвлечься, тупо уставившись в телевизор и не понимая ни одного сказанного слова. Она шла на кухню и делала там что-то машинально, но глаза ее все время останавливались на телефоне. Это было какое-то безумие, ее трясло все сильнее, и она снова не могла разобрать, ее это или навязанное. Телефон, скромно стоящий в коридоре, упорно бросался в глаза изо всех углов квартиры, она отчаянно боролась с собой, но какой-то дьявол внутри нее требовательно и настойчиво шептал: позвони, позвони, позвони… В двенадцать она сдалась, подошла к телефону и дрожащими пальцами набрала номер. Ее трясло так сильно, что дважды она ошибалась цифрой и, ругнувшись про себя, нажимала на рычаг. «Отойди от телефона. Это знак», – пробилась к ней какая-то ее часть. Алиса сделала шаг в сторону, но трубка, казалось, приклеилась к руке, а диск с цифрами искривился, усмехнулся, всем своим видом давая понять, что недоволен ее слабостью: ну, что же ты, звони, звони, ну!

Когда в трубке раздался голос Кима, ноги Алисы подкосились, и она осторожно опустилась на пол рядом с телефонной полкой.

— Да? Алло? Вас не слышно, – сказал Ким. – Алло?

Алиса молчала, сжимая рукой трубку. «Как влюбленная школьница…» – пронеслось у нее в голове.

— Алло? Будете молчать? – спросил Ким, и Алиса поняла, что он прекрасно знает, кто это звонит и почему молчит.

— Ну, молчите, – сказал Ким. – А я пока…

Алиса услышала, как трубку положили на стол, потом раздался перебор гитарных струн. Алиса сжимала трубку и чуть не плакала, Ким играл на гитаре для нее, и только для нее, она ловила эти звуки, вбирала в себя, и больше не о чем не думала и ничего не понимала.

— Алло? Вам еще не надоело? Еще поиграть? – осведомился Ким.

Алиса молча кивнула: да, словно он мог ее видеть.

Он снова заиграл и на этот раз играл долго, очень долго, у Алисы затекли ноги от неудобного положения, но она боялась пошевелиться, боялась сдвинуться с места, что-то пропустить… «Спасибо…» – шепнула она про себя и осторожно положила трубку на рычаг. Ей было хорошо и покойно…

Утром зазвонил телефон, она знала, что это Михалыч, и кляла себя за вчерашнюю слабость, обещая, что никогда больше, никогда, никогда…

— Да, – сняла трубку Алиса.

— Забирай свои вещи, и как можно быстрее, – сказал Михалыч. – Я не хочу тебя больше видеть.

— Что случилось? – мгновенно все поняв, спросила Алиса.

— Ах, ты не знаешь, что случилось? – издевательским тоном спросил Михалыч. – Хватит комедию ломать, увы, зрительный зал пуст, ты только зря потратишь силы в напрасном ожидании аплодисментов. Я сижу у Кима на работе. Он мне рассказал про твой вчерашний звонок. Что, не удержалась? Я знал, что не удержишься, знал еще позавчера вечером, когда ты уезжала.

— Я не звонила, – сказала Алиса, проклиная все на свете. – Послушай…

— Да что ты говоришь?! – взорвался Михалыч. – Наверное, это я звонил, и это мне полночи играли на гитаре! Я просто забыл, простите, с памятью проблемы в последнее время! В общем, ты поняла, сегодня и завтра вечером я дома, забирай вещи, и чтобы я тебя больше никогда не видел.

Алиса плакала, в голове звучали невесть откуда всплывшие строчки из песни Михалыча:

«…Но ничего не исправишь, ведь руки – вата,

Так, так, так держать,

После поймешь и узнаешь, что руки – вата,

Так…

Быть – это можно, но вольно, ведь руки – вата,

Так, так, так держать,

А бритвой не сделаешь больно рукам…»

Дрожащими пальцами она набрала номер в надежде что-то объяснить, но трубку снял Ким, и все то, что накопилось внутри нее за последнее время, вся ее боль, ее метанья, безысходность ситуации вылились в дикий истерический крик:

— Я ненавижу тебя! Слышишь?!! Ненавижу!!!

Алиса бросила трубку и зашлась в рыданиях.

«Может, так и лучше, – уговаривала она себя по дороге к Михалычу за вещами. – Дальше так продолжаться все равно не могло… Чем раньше все закончится – тем лучше… Им друг на друге надо было жениться, – внезапно со злобой подумала она. – Прекрасная вышла бы парочка… А все же жаль…» – она вспомнила ночные сиденья с Михалычем и снова чуть не расплакалась.

Михалыч открыл ей дверь, насмешливо прищурившись, глянул на ее бледное лицо.

— Привет.

— Привет, – непослушными губами отозвалась Алиса, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Она складывала вещи, Михалыч курил, сидя в своем любимом кресле и поглядывал на нее с видом победителя.

— Я сегодня все не увезу, – сказала Алиса. – То, что осталось, заберу завтра.

— Ради бога, – великодушно согласился Михалыч. – Что ты теперь собираешься делать?

— Тебе это интересно? – удивилась Алиса. – Какая разница…

— Ну, все же? – настаивал Михалыч.

— Это уже мои проблемы, – ответила она и вышла из комнаты, волоча за собой сумки.

Пока она одевалась, Михалыч стоял в дверях и смотрел на нее.

— Я приеду завтра, часов в восемь вечера, – сказала Алиса, проглотив тугой комок, стоящий в горле. – Ты будешь дома?

— Да, – серьезно ответил Михалыч. – Как раз репетиция кончится…

«Зачем?!» – хотела крикнуть Алиса, но сдержалась и бросила пустое и ничего не значащее:

— Пока.

— Пока, – Михалыч закрыл за ней дверь.

В эту ночь она пила у подруги водку и плакала. Наливала себе рюмку за рюмкой, не замечая и не обжигаясь, опрокидывала в себя и плакала снова. То ненавидела, то жалела, то просила прощенья, то прощалась, пила и плакала, плакала и пила…

На следующий вечер она была у Михалыча, выплакавшаяся, собранная и неестественно спокойная.

— Как репетиция? – безразлично спросила она, укладывая в сумку оставшиеся вещи.

— Нормально, – Михалыч помолчал и спросил. – Зачем ты это сделала?

— Какая теперь разница, – устало отмахнулась Алиса. – Ты даже слушать ничего не захотел, зачем теперь что-то объяснять… Кому это нужно… Наверное, все должно было так кончиться. Он же все время стоял между нами, ты не на минуту не давал мне о нем забыть… Он тебе и друг, и музыка, и жена… При чем здесь я?..

— Я просто понял, зачем ты это сделала, – сказал Михалыч.

Алиса подняла на него глаза: издевается? Но Михалыч был грустен и серьезен.

— Тогда и вовсе незачем ничего объяснять, – произнесла она. – Мне пора, уже поздно. Всего хорошего тебе.

— Подожди, – остановил ее Михалыч. – Я все понял. Не уходи. Я люблю тебя.

— Слишком поздно, – Алиса покачала головой. – Ты не оставил мне выбора. Я решила вернуться к мужу. Прости.

Михалыча затрясло:

— Я люблю тебя, ты не можешь уйти!

— Слишком поздно, – повторила Алиса, чуть не плача.

В глазах Михалыча появились слезы:

— Малыш, не уходи… Все не может кончиться так.

— Может, – всхлипнула Алиса.

Михалыч подошел к ней и прижал ее к себе.

— Я никуда тебя не пущу, – Алиса увидела, что он плачет. – Я люблю тебя, слышишь, я не смогу без тебя… Я все понял, теперь все будет не так, прости меня и… останься…

Алиса гладила его волосы и плакала вместе с ним.

— Я не могу, не могу, слишком поздно, я уже обещала…

— Малыш, не делай этого! Ты будешь об этом жалеть всю жизнь! Мы будем об этом жалеть… – поправился Михалыч. – Поверь мне, все будет не так, все будет совсем по-другому… Я правда, очень тебя люблю…

Алиса вырвалась, отвернулась, плечи ее вздрагивали, Михалыч осторожно повернул ее к себе, приподнял лицо, убрал с него волосы и взглянул в большие заплаканные глаза:

— Ты останешься?.. Ты не уйдешь?..

Вместо ответа Алиса прижалась к нему, изо всех сил сжимая руками его спину.

— Малыш… – обрадовано выдохнул Михалыч и покрыл ее лицо поцелуями. – Я люблю тебя…

Утром проснулись поздно.

— Сегодня репетиция, – сказал Михалыч. – Пойдешь?

— Да, пожалуй, нет, – подумав, ответила Алиса. – Перед Кимом неудобно. Я же ему в трубку крикнула, что ненавижу…

— Я знаю, – кивнул Михалыч. – Но я обещал тебе, что теперь все будет не так. И если у человека проблемы – то это его проблемы, а не наши с тобой. Так что выкинь из головы, и пойдем. Ничего не бойся, я буду рядом.

— Ну, хорошо, – согласилась Алиса, все еще сомневаясь, стоит ли ей идти туда.

На репетиции Ким, увидев ее, оторопел, Михалыч усмехнулся, Алиса чувствовала себя очень неловко, ей хотелось подойти и извиниться, но Ким старательно не смотрел в ее сторону, Алиса пожала плечами, ну и черт с тобой, и уселась в уголке. Когда начали играть, у Кима вновь все валилось из рук, Михалыч ехидно улыбался, глядя, как человек с трудом справляется с собой, потом, после пары едких замечаний Кима в свой адрес, Михалыч сорвался и разозлился, начал говорить гадости, Алиса подняла на них обоих глаза и, встретив быстрый, будто бы скользнувший мимо взгляд Кима и раздраженно недовольный взгляд Михалыча, обреченно поняла, что ничего не кончилось, все продолжается, это просто новый виток бесконечной спирали, чьей-то игры, в которую они трое втянуты далеко не по собственной воле…»

Глава 7

Когда Лиана открыла глаза – было темно. В комнате царил полумрак, горела настольная лампа, заботливо прикрытая сверху какой-то тканью, чтобы свет не падал ей в лицо. За окном по-прежнему шумел дождь, Ивар лежал на кровати рядом с ней, одетый, нежно обнимая ее одной рукой. Лиана осторожно повернула голову и увидела, что он спит. Лицо его казалось измученным и бледным, и, даже во сне, лишенным покоя. Лиана долго разглядывала его, пытаясь понять, так ли это на самом деле, или его бледность и измученность лишь последствия игры световых пятен и царившего в комнате полумрака. Под ее пристальным изучающим взглядом Ивар зашевелился и открыл глаза.

— Ну, слава Богу, – сказал он, и сон моментально улетучился с его лица. – Как ты себя чувствуешь?

— Ничего, – ответила Лиана, ощущая вместо своего тела одну огромную слабость. – Сколько времени?

— Часа четыре ночи, – произнес Ивар. – Как ты меня напугала…

«Дрезина уже ушла, – отстраненно подумала Лиана. – Никуда отсюда я теперь не уеду… А чтобы уйти, нечего и мечтать, – поняла она, чувствуя, что едва ли в силах подняться даже с кровати. – Весело, ничего не скажешь…

— Есть хочешь? – спросил Ивар, заботливо глядя на нее.

— Нет. Пить.

— Я сейчас принесу тебе бульон, – Ивар поднялся с кровати и легко поцеловал ее в лоб. – Попьешь, а заодно и поешь.

Он быстро вышел из комнаты, и Лиана услышала, как затихают его шаги на ступенях лестницы. Она повернула голову и уставилась в потолок.

«Паутина, – думала она. – Мы как мухи в паутине… И чем больше ты будешь дергаться, тем сильнее завязнешь… Паутина, сплетенная по правилам, нам, увы, непонятным… Кто-то должен выпасть из этого треугольника, или я, или Ивар, или Янис… Но я попыталась и не получилось… Значит, выпасть не так, выпасть насовсем… Но где гарантия, что после все не начнется снова?.. Может, это проделал кто-то из нас когда-то там, давно?.. А в результате все равно все по кругу, по спирали, проклятой спирали… И количество витков бесконечно… А может, я до этого не додумалась раньше?… Может, это единственный выход? В том, чтобы выпасть насовсем? Тогда все очень просто… только… только я не хочу… Я не хочу и страшно боюсь… А того, что происходит, не боишься? И этого боюсь… И черт его знает, чего боюсь сильнее… Эй, хозяин паутины, беги сюда, тебя ждет роскошный обед из трех блюд: горячее, закуска и десерт, ты под нас хоть рюмку водки выпьешь, прежде чем сожрать? Или тебе и без того хорошо?… Господи, до чего же все мерзко, не просыпалась бы никогда…»

Скрипнула дверь, и в комнату вошел Ивар, неся в вытянутой руке кружку с дымящимся бульоном.

— Я не знаю, что это – поздний ужин или ранний завтрак, но он прибыл.

Ивар поставил кружку на стол, шагнул к Лиане и помог ей сесть, заботливо подложив под спину еще одну подушку.

— Спасибо, – она вяло улыбнулась и взяла протянутую кружку.

— Да не за что, – Ивар коснулся ладонью ее лба. – Температуры нет, теперь тебе нужно есть побольше, и через пару дней встанешь на ноги.

— Я долго уже валяюсь? – спросила Лиана, медленно глотая горячую жидкость.

— Два дня, – ответил Ивар.

— Я последний раз болела очень давно, – задумчиво сказал Лиана больше себе, чем ему. – Так, чтобы серьезно свалиться. Года три, наверное, назад… Зимой грипп ходил тяжелый, от кого-то набралась. Тоже лежала с дикой температурой, и глаз не могла открыть… Чуть в больницу не загремела… – она сделала глоток и посмотрела на Ивара. – Что мы теперь будем делать?

Ивар тяжело опустился рядом с ней на кровать.

— Не знаю, – помолчав, признался он.

— Ведь должен быть какой-то выход, – сказала Лиана. – Ну, один я знаю: если устранить одну из вершин – треугольник автоматически перестает быть треугольником. Но это крайний случай. Может быть, есть еще какие-нибудь варианты?

— Об этом даже не заикайся, – сердито произнес Ивар. – Самоубийство – не выход. Где гарантия, что после все не начнется снова? Я больше чем уверен, что ты уже проделывала это когда-то тогда. И ничего не изменилось.

— Я? – переспросила Лиана. – Ты уверен, что именно я?

— Да. Я не могу объяснить, почему, но я это знаю.

— Можешь, – уверенно возразила Лиана. – Просто боишься меня обидеть. Это была я, потому что основная причина происходящего – во мне. Только я этого не помню.

— Я тоже помню не все, – сказал Ивар. – Иногда всплывает целыми кусками, иногда какими-то короткими моментами, эпизодами… Жизней пять я уже насчитал, но мне кажется, их было гораздо больше…

— Или будет, – добавила Лиана.

— Или будет, – согласился Ивар. – Кто знает, где здесь конец и где начало… И будут ли они вообще…

— Но ведь твердой уверенности у тебя нет? В том, что я это сделала и ничего не изменилось? – уточнила Лиана. – Ты этого не видел? Не всплывало?

— Я тебе еще раз говорю, не смей об этом даже думать! – повысил голос Ивар. – Это не выход!

— У каждой головоломки должно быть решение, – сказала Лиана. – Хотя бы одно верное решение. Неужели мы его ни разу не находили? За столько времени, ни разу?

— Ты упускаешь из виду то, что мы не знали, что именно с нами происходит. Я сомневаюсь в том, что мы знаем об этом и сейчас, хотя, насколько я могу судить по воспоминаниям, в такой ситуации, когда все трое что-то помнят, мы оказались впервые. И потом, ты забыла, что головоломка с верным решением – это выдумка человеческого разума, и мы рассуждаем как люди, со своей колокольни, о таких вещах, где человеческая логика бессильна что-либо объяснить. Представь себе на минуту сломанную головоломку или заведомо сделанную так, что она просто в принципе не имеет никакого решения. Я много думал об этом, и чем дальше, тем больше мне кажется, что это замкнутый круг, из которого нет выхода.

— Тебе не кажется, что мы напоминаем подопытных кроликов? – спросила Лиана. – Бедные, облезлые, неразумные идиоты…

— Пожалуй, это слишком, – Ивар улыбнулся невесело и забрал у нее пустую кружку. – Ты приехала сюда, чтобы написать книгу?

— Да. Ты же знаешь…

— О чем она?

Лиана разгладила руками одеяло и перевела взгляд на стоящую на столе машинку.

— О нас, – наконец сказала она.

— Я думаю, что ты должна ее закончить, – сказал Ивар. – Может быть, я ошибаюсь, но чем-то все это должно кончиться, там, у тебя. Может, это и будет то самое верное решение? Если, конечно, оно вообще существует… Ты же сама сказала, что основная причина – в тебе. Тебе и решать.

— Подожди, – заволновалась Лиана. – Когда я пишу – это пишу не я. Нет, не так, я сейчас попробую объяснить. Понимаешь, на меня словно находит что-то, я не могу ничего делать, такое чувство, что голова сейчас вот-вот разорвется от невесть откуда взявшегося безумного количества слов, фраз, идей, я узнаю это состояние за сутки до наступления пика, все это варится во мне, крутится, вращается, а потом наступает момент, когда я понимаю, что если сейчас не сяду за машинку, то просто сойду с ума. Когда я сажусь писать, у меня нет ни определенного сюжета, ни выдуманных героев, я вставляю в машинку лист и не знаю, о чем сейчас пойдет речь. Словно кто-то другой, через меня, водит моими пальцами по клавишам или по бумаге, в общем, по тому, что в тот момент окажется под рукой, и даже когда я уже написала начало, середину, я могу не знать, абсолютно не знать, до самого последнего момента, чем же все это закончится.

— Я понял, – задумчиво произнес Ивар. – Тогда тебе, тем более, нужно ее закончить. Если это пишешь не ты, то, в таком случае, тот, кто движет тобой, возможно и подскажет нам единственно верное решение.

— А если это будет ловушка? – спросила Лиана. – Западня? Если действительно нет верного решения или будет дано заведомо ложное? Что тогда? И потом, ты забываешь о нас. Мы же живые люди, и следовать невесть кем подсунутой инструкции просто унизительно.

— У тебя есть какие-то другие варианты? – осведомился Ивар. – Я не предлагаю досконально один в один исполнить то, что ты напишешь. Я говорю о том, что, может быть, это поможет нам каким-то образом разомкнуть круг. Может, подскажет выход…

— Я поняла, – сказала Лиана и подняла на Ивара осунувшееся за время болезни лицо. – И я могу тебе признаться, что я жутко и отчаянно боюсь.

«…снова трясло. Так продолжалось из вечера в вечер, Алиса уже стала панически бояться вечеров, обреченно понимая, что ничего изменить нельзя, потому что часть причины в ней самой, потому что, вопреки всем доводам рассудка, она хочет, чтобы Ким думал о ней, и поэтому открыта. В последнее время она то и дело ловила странные взгляды Михалыча, потому, когда начинался «сеанс связи», как она невесело шутила про себя, старалась делать вид, что с ней ничего не происходит. Но обмануть Михалыча было практически невозможно, он очень любил ее и, как все впечатлительные люди, чувствовал ее, как самого себя, даже по выражению лица умея понять, что с ней что-то не так. Когда Михалыча в такие моменты не было дома, было легче. Она забиралась с ногами на диван, закрывала глаза и покорно отдавалась этой тяжести, перестав сопротивляться. Разум выключался, в голове проносились картинки, виденья, то ли придуманные, то ли переданные, действующими лицами которых были она и Ким.

Она сидела на диване, отдавшись во власть очередной картинки, и не сразу поняла, как постепенно усиливается тяжесть, изображение становится резче и ярче, словно источник передачи медленно и верно приближается к приемнику, цвета картинки буквально ослепляли, потом изображение вспыхнуло и исчезло, остались лишь красные расходящиеся круги под закрытыми веками. Алиса вздрогнула и открыла глаза. «Ким где-то рядом, – поняла она. – Похоже, он идет сюда».

В ту же секунду раздался звонок в дверь.

— Привет, – сказал Ким. – Михалыч дома?

— Нет, – Алиса пыталась унять мелкую дрожь во всем теле. – Он не приходил еще.

Они стояли в дверях, и Алиса лихорадочно соображала. Ей очень хотелось пригласить его войти, посидеть, попить чаю, поговорить, но она прекрасно понимала, как потом отреагирует на это чаепитие Михалыч, и ее буквально разрывало на части, которые по силе были равны друг другу. Ким, словно поняв, что с ней творится, достал из кармана сигареты:

— Покурим?

— Конечно, – обрадовалась Алиса. – Я сегодня весь день без сигарет. С деньгами как всегда напряг. Я сейчас только тапочки надену.

Она быстро обулась и вышла на лестничную площадку. Они курили и разговаривали ни о чем, и каждый думал совсем не то, о чем говорил, главным были быстрые, осторожные взгляды, дрожание пальцев, сжимающих сигарету, несмелые, робкие улыбки, падающий в протянутую ладонь столбик пепла, приглушенный смешок, и улыбка все шире, взгляды длиннее и пристальней, обморочная дрожь волнами, откуда-то снизу, заговорщический шепот и ощущение собственной легкости, окурок об подошву и желание, чтобы это не кончалось никогда.

На лестнице зазвучали шаги, с лица Алисы моментально слетела улыбка, она даже как-то съежилась, бросила быстрый взгляд на Кима и увидела, что он подтянулся и подобрался.

— Привет, – неестественно весело сказала она, свесившись через перила. – Тебя тут ждут.

— Кто? – Михалыч сделал еще несколько шагов по ступеням лестницы и увидел Кима. – А, привет, – спокойно сказал он, но глаза его потемнели.

— Привет, – серьезно ответил Ким. – Я по делу.

— У тебя сигареты есть? – спросил Михалыч. – Давай покурим.

Ким достал из кармана пачку.

— Я не буду, спасибо, – Алиса улыбнулась, как ей самой показалось, слегка натянуто. – Я только что курила, – объяснила она Михалычу и поежилась. – Что-то холодно здесь стоять. Я пойду? – и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.

Михалыч вошел минут через десять напряженный и неестественно спокойный.

— Давно он тут? – подозрительно глядя на Алису, спросил он.

— Да нет, – сказала она, понимая, что любое произнесенное ей слово будет расцениваться как оправдание и почти ненавидя Михалыча за то, что ей приходится оправдываться. – Мы только по сигарете выкурили.

— О чем беседовали? – осведомился Михалыч все так же подозрительно.

— Так, болтали ни о чем, – ответила Алиса, осознав, что не может вспомнить ни одного сказанного ими слова.

Оставшееся ощущение легкости медленно таяло под пристальным, подозрительным взглядом Михалыча.

— И все-таки, – настаивал Михалыч.

— Да о пустяках каких-то, – отмахнулась Алиса, начиная злиться. – Что я, на допросе, в самом деле? Человек пришел к тебе, тебя нет, ну постояла с ним на площадке, покурила, весь день же без сигарет, это что – криминал? Ты опять с ума сходишь?

— Я сегодня снова полночи не спал, – мрачно произнес Михалыч. – Мне надоело. Я хочу спать спокойно, чтобы меня никто не долбил и не доставал. Я попытался с ним поговорить, но он молчит, или отнекивается, отделываясь длинными, бесконечными фразами.

— Ибо, ибо? – улыбнулась Алиса, уже давно заметившая привычку Кима, в те моменты, когда он попадал в затруднительные ситуации, говорить долго и прозрачно, углубляясь в такие дебри, что к тому времени, когда он, наконец, заканчивал очередную витиеватую фразу, его собеседник уже начисто не помнил ее начало. – Когда это ты успел?

— Вчера. Его легче убить, чем заставить хоть в чем-то признаться. Прямо партизан на допросе. Поесть что-нибудь найдется? – сменил тему Михалыч. – Я голоден, как собака.

— Как собак, – Алиса снова улыбнулась и пошла на кухню.

На следующий вечер ее снова затрясло, Михалыч понаблюдал за ней минут тридцать, потом резко поднялся с кресла, сломав карандаш о лежащий на столе лист бумаги.

— Все, мне надоело. Собирайся! – приказал он.

— Ты что? – испугалась Алиса. – Куда?

— Езжай к Киму, – сказал Михалыч. – Я пытался с ним говорить – у меня ничего не вышло. Кто-то из вас врет. Или он, или ты, или вы оба. Съезди, может, вы вместе до чего-нибудь договоритесь. Я так не могу больше. Я устал.

— Я никуда не поеду, – возразила Алиса.

— Поедешь, – твердо сказал Михалыч. – Или я сейчас поеду сам и привезу его сюда. Собирайся.

— Но послушай… – начала было Алиса.

— Мне все это надоело. На-до-е-ло! Понимаешь? – сорвался на крик Михалыч. – Я устал, я хочу жить спокойно, спокойно спать ночами, зная, что у меня есть друг и любимая женщина! Это дерьмо – все, что сейчас происходит! Это ваше дерьмо и копайтесь в нем сами! Ты поедешь или мне привезти его сюда?

— Успокойся, – сказала Алиса. – Я поеду. Скажи мне адрес.

Михалыч продиктовал адрес и объяснил, как лучше дойти.

— Желаю договориться до чего-нибудь хорошего, – саркастически заметил он на прощанье.

— Ну, зачем ты?.. – Алиса растерялась, уловив подтекст только что сказанной фразы. – Я так никуда не поеду.

— Поедешь, – твердо возразил Михалыч. – Или поеду я.

— Я скоро, – Алиса повернулась в дверях. – Поговорю с человеком и обратно.

— Счастливого пути! – бросил Михалыч раздраженно и с силой захлопнул за ней дверь.

Алиса ехала и ее вновь разрывало на части, она боялась этого разговора, боялась Кима, боялась Михалыча, боялась себя, все это было слишком для нее, ей одновременно хотелось признаться Киму в любви и попросить его навсегда убраться из их жизни, она не знала с чего начать, о чем говорить, в голове крутились какие-то обрывки фраз, эпизоды прошлого, куски картинок, которые она ловила иногда, Алиса никак не могла собрать все это вместе, облачить все это хоть в какую-то удобоваримую форму, пусть даже далекую от законченности.

К двери Кима она подошла с полным хаосом в голове, несколько секунд постояла, собираясь с духом, потом махнула рукой, будь что будет, и, словно бросаясь в омут, отчаянно и быстро нажала кнопку звонка.

Ким, увидев ее, на несколько секунд просто замерз.

— Привет, – сказала она, чувствуя, как трясутся все поджилки. – Мне нужно поговорить с тобой.

Увидев его так близко, в футболке, спортивных штанах и домашних тапочках, она забыла обо всем на свете, понимая лишь то, что стоит ему сказать только слово, одно лишь слово, и дальше все будет совсем не так.

— Я сейчас, – произнес Ким, накинул на плечи куртку и вышел на площадку.

— Меня Михалыч послал, – начала она. – Понимаешь… Я не знаю, как это лучше сказать… но ему кажется, что ты испытываешь ко мне… ну, скажем, нечто большее, чем просто хорошее отношение… точно так же, как и… я к тебе…

Выдавливая из себя эти фразы, Алиса пристально смотрела Киму в лицо, стараясь уловить хоть какие-то эмоции – реакцию на свои слова. Но лицо Кима было бесстрастным, как гипсовая маска.

— Михалыч как всегда в своем репертуаре, – спокойно произнес он. – Он меня уже достал своими подозрениями и попытками поговорить по душам. Видишь ли… – и Ким пустился в пространные объяснения характера и поведения Михалыча, присовокупляя туда ибо, ибо, кучу отстраненных сравнений, тибетскую философию и поверхностные знания, в общем-то, неплохого психолога.

Алиса слушала его, совершенно запутавшись во всех этих построениях, понимая лишь одно: либо человек так хорошо умеет прятать от себя самые сокровенные свои желания, что сам начинает верить, что их действительно нет, либо он говорит правду, и тогда выходит, что они себе все придумали и накрутили, и все эти вечерние энергетические всплески только их выдумка, их фантазия – не больше. Ким что-то продолжал говорить, она кивала, засасываемая понемногу потоком его слов, начиная верить той убежденности, с которой он произносил их; он вылепил картину, напрочь отличную от той, что все это время крутилась у нее в голове, в результате чего виной всему была излишняя эмоциональность Михалыча, жертвой которой являются они оба; вылепил и заставил Алису в нее поверить. Она даже поддакнула ему пару раз, уже всем своим существом веря, что все так и есть на самом деле. Алиса поверила, и ей стало легче: все это недоразумение, не больше, а раз так, значит, все образуется, Ким уверен в этом, жаль, Михалыч его сейчас не слышит. При воспоминании о Михалыче, Алиса вздрогнула и подняла глаза на Кима:

— Сколько времени?

— Сейчас посмотрю, – Ким поднялся со ступенек лестницы, на которых они сидели, заглянул в квартиру и через секунду вернулся обратно. – Половина второго.

— Что? – затряслась Алиса. – Все, это конец! Он же там уже обезумел! Что же делать?!

— Может, все не так страшно? – попытался успокоить ее Ким.

— Да ты что, Михалыча не знаешь?! – воскликнула Алиса и заплакала. – Послушай, поехали со мной! Я одна ему сейчас ничего не объясню! Он даже слушать не станет! Поехали, поговорите с ним, пусть все это кончится раз и навсегда!

Ким застыл в раздумье.

— Может, у меня переночуешь? – помолчав, спросил он. – А завтра пойдем и все объясним.

— Ты с ума сошел! – опешила Алиса. – Я сейчас-то не знаю, как оправдываться буду! Он же ревнует, как бешеный, а ты – переночуешь… Завтра утром мне останется только вещи собрать и валить на все четыре стороны! Поехали, а?

— Метро-то уже не ходит… – протянул Ким.

— Тачку поймаем, тут же недалеко, – уговаривала Алиса, не переставая плакать.

— Ладно, я сейчас оденусь, – сдался Ким и скрылся за дверью.

Алиса плакала, представляя, какая начнется сцена, когда они с Кимом вернутся домой.

Ким вышел, натягивая на ходу перчатки, Алиса молча шла за ним по лестнице, кляня про себя все на свете последними словами. Хлопнула за ними дверь подъезда, и тут же раздался звенящий от боли, пьяный голос:

— Ну что, договорились, голубки?! Совет да любовь?! Сволочи!!! – Михалыч, шатаясь, подошел и плюнул в сторону Алисы. – Тварь! Как была, так и осталась тварью! Ненавижу!!! Сволочи!!!

— Честно говоря, я его давно ждал, – негромко произнес Ким.

Алиса оцепенела: ждал и ничего не сказал, значит, знал, что все так и будет?.. Голова ее напрочь отказывалась что бы то ни было понимать. Михалыч, тем временем, развернулся и побежал куда-то в сторону.

— Что же ты стоишь?! – закричала Алиса, глядя в спокойное как всегда лицо Кима. – Догони его, объясни!!! Ну, что же ты стоишь?!!!

Ким, казалось, несколько мгновений раздумывал, потом медленно двинулся в сторону Михалыча.

— Да беги же! – крикнула Алиса. – Его нужно догнать, все объяснить! Меня он не будет слушать в таком состоянии! Ну, Ким, прошу тебя!!!

И только тогда Ким побежал.

После безобразной «очной» ставки в подъезде, издевательских вопросов Михалыча, рассудительных и пространных оправданий Кима, утверждающего, что в своей жизни он любит только одну женщину – Нину, и никогда ей не изменит, после бесконечной игры в вопросы без ответа, в ответы не на вопросы, и нескончаемых слез Алисы, они сидели на кухне у Кима и пили горячий чай. Алиса все еще тихонько всхлипывала, Михалыч понемногу трезвел, Ким был спокоен и сдержан, как всегда, говоря, что от всей души желает им только счастья, и даже великодушно предложил остаться ночевать у него: пять часов утра, куда вы пойдете.

— Нет, – сказал Михалыч. – Мы у Вальтера переночуем, пошли.

Алиса поднялась вслед за ним, чувствуя бесконечную усталость, во всем происходящем была какая-то фальшь, она не понимала чья, на тот момент она уже полностью утратила способность вообще что-либо понимать. Ким обнял их обоих на прощанье и закрыл за ними дверь с пожеланием всяческих благ. Алиса несмело подняла глаза на Михалыча:

— Куда мы пойдем?

— В соседний подъезд, – отрывисто бросил Михалыч, явно не желающий с ней разговаривать.

Они долго стучали в дверь, заспанная жена Вальтера – Ленка, наконец, открыла, на вопрос Михалыча: «Леныч, мы переночуем?», лишь покачала головой:

— Ну, Михайлов, ты как всегда!

— Извините, – робко сказала Алиса.

— Да ладно, – Ленка принесла подушки и одеяло. – Ложитесь, завтра поговорим.

Они быстро улеглись, Алиса осторожно тронула Михалыча за плечо.

— Ну что ты? – тихо спросила она. – Все же кончилось…

Михалыч долго пристально смотрел на нее, потом произнес:

— Я понял только одно: кто-то из вас врет. Или врете вы оба. Давай спать, я устал.

Алиса искренне верила в то, что все кончилось, до того момента, пока совершенно случайно не столкнулась на улице с Кимом. Он поднял на нее глаза, опять этот быстрый взгляд, скользнувший в сторону, и вид пойманных на месте преступников, и снова эта обморочная дрожь…

«Михалыч был прав, – поняла Алиса. – Каждый защищается, как может… И врали мы оба…»»

Глава 8

Лиана медленно поднялась из-за стола, отложила, не читая и не просматривая, написанные листы в сторону, потянулась, расправив уставшие плечи. Котенок, лежа на столе, среди бумаг, смотрел на нее круглыми желтыми глазами.

— Пошли вниз? – спросила Лиана и взяла его на руки.

Она бесцельно побродила по комнатам, заглянула на кухню, собираясь сварить кофе, но в последний момент передумала, поняв, что ни есть, ни пить ей абсолютно не хочется. В доме было тихо, и эта тишина раздражала ее, давила, заражая неспокойствием и тревогой.

«Я хочу сбежать отсюда, – подумала Лиана, усевшись на подоконник и глядя в окно, где дождь медленно, но верно превращал землю в грязное месиво. – Сбежать и все забыть… Хотя забыть вряд ли получится. И потом, как бы ни было страшно, согласись, тебе все-таки хочется узнать, чем все это кончится?.. Извечное женское любопытство… У каждой истории обязательно должен быть конец. Ну, пусть не всей истории, пусть хотя бы первой части… Ты уже влезла достаточно глубоко… Из таких глубин не выплывают. Только тонут… Я еще посижу тут немного одна и сойду с ума. К этому все идет. Кстати, это тоже вариант выхода. Кто будет любить сумасшедшую?.. Только такие идиоты, как Ивар и Янис…»

При воспоминании о Янисе Лиана ясно увидела прямо перед собой его лицо, и в тот же миг поняла, что очень соскучилась.

«Ну и что, – она упрямо поджала губы. – Лучшее действие – это бездействие. Я, по-моему, уже достаточно напортачила, если судить по тому, что пишется. Не пойду никуда, на-ка, выкуси!» – она показала непонятно кому две сложенные фигушки, и снова уставилась в окно.

Тишина обволакивала ее, заматывая в кокон, сквозь который трудно становилось дышать, все окружающие ее предметы стали медленно таять, теряя присущие им очертания, растворяясь в тягучести тишины, воздух стал тяжелым и сползал с потолка беловатой плесенью, исчезая в щелях пола, забираясь под ковер, с каждой минутой становясь все плотнее и плотнее. Лиана сидела прямо, не отрываясь глядя в окно, чувствуя спиной все, что происходит позади нее в доме, в паническом страхе понимая, что если повернется – вокруг нее будет пустота, бездна, в которую ее тут же унесет, и она снова будет лететь в этом бесконечном падении, холодный воздух, бьющий откуда-то снизу, разрежет тело, раздерет на кусочки, она будет лететь и кричать, не слыша собственного крика, потому что у бездны нет дна, нет конца, как не было начала… Серый кокон тишины стал еще плотнее, остатки воздуха расползлись по щелям, Лиане стало нечем дышать, она схватилась за горло, закрыла глаза и, соскочив с подоконника, на ощупь, опрометью бросилась к двери.

Она бежала по улице, расплескивая лужи босыми ногами, потому что тапочки слетели с нее сразу же, как только коснулись земли, завязнув в жидкой черной грязи. Она бежала по улице, и в широко раскрытые глаза ее стучался дождь, который она не могла впустить, потому что не замечала. Она так отчаянно тарабанила в дверь, мокрая и грязная, что, даже, увидев лицо Яниса, не разу смогла остановиться.

— Что случилось? – испуганно спросил Янис.

Лиана подняла на него глаза, взгляды их встретились, и… все кончилось.

Янис перевел взгляд на ее ноги, и бесстрастное лицо его дрогнуло.

— Что случилось? – хрипло повторил он.

— Можно я войду? – спросила Лиана, понемногу приходя в себя и, понимая, что ничего толком объяснить не сможет, потому что это прозвучало бы слишком даже для сложившейся ситуации.

— Конечно, – отошел в сторону Янис, пропуская ее.

Лиана вошла и застыла на пороге.

— Извини, ты мне тряпку какую-нибудь дай, – попросила Лиана. – Я ноги оботру, чтобы не натоптать.

Янис молча шагнул к ней, и, не успела Лиана ничего сообразить, осторожно поднял ее на руки, и двинулся в сторону ванной. Лиану бросило в жар, она неловко обхватила руками его шею и почувствовала, как колотится его сердце. Янис все так же молча поставил ее прямо в ванну, включил свет, и Лиана увидела его порозовевшее лицо.

— Полотенце на вешалке справа, – сказал Янис и быстро закрыл за собой дверь.

Лиана медленно закатала заляпанные грязью джинсы, потом потянулась к крану. Руки ее дрожали, и сердце, словно мячик, прыгало в груди. Она подставляла ноги под струю горячей воды и понимала, что ей безумно хочется прижаться к нему, снова почувствовать на своей спине его сильные руки, уткнуться головой в его плечи и расплакаться, как маленькой, обиженной девочке. Лиана тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, выключила воду и, вытерев ноги, вышла из ванной.

Янис сидел в кресле перед камином, на столике дымились две чашки.

— Будем пить чай, – сказал он, словно ничего не случилось.

Лиана устало опустилась во второе кресло.

— Может, все же расскажешь, что произошло? – спросил Янис, придвигая к ней чашку.

— Я сама не знаю, – призналась Лиана. – Наваждение какое-то. Что-то померещилось, я даже объяснить толком не смогу. А где Ивар?

— Он наверху, в мастерской, – ответил Янис. – Заперся там со вчерашнего вечера, то ли что-то рисует, то ли песню сочиняет. Я его сегодня не видел. Ты же только что после болезни. Нельзя в таком состоянии по улице босиком бегать.

— Нельзя, – согласилась Лиана и глотнула чай. Немного подумала и предложила. – Давай выпьем? Для согрева?

Янис пожал плечами:

— Давай, – и поднялся с кресла.

— Я помогу, – тоже встала Лиана и пошла вслед за ним на кухню.

Янис поставил на столик бутылку вина и двинулся к лестнице.

— Ты куда? – остановила его Лиана.

— Ивара позову, – обернулся Янис.

— Не надо, – тихо попросила она. – Человек занят, зачем его отвлекать… Спустится – присоединится.

Янис несколько мгновений постоял в раздумье, потом медленно шагнул обратно к камину. Пока Янис открывал вино, Лиана пошарилась в кассетах, выбрала одну и включила магнитофон. На удивленный взгляд Яниса пояснила:

— Это старая-старая группа, я ее очень люблю. Там есть одна потрясающая песня… Мне кажется иногда, что я слышала ее когда-то давно… С ней словно что-то связано…

Янис разлил вино по бокалам, Лиана подняла свой.

— Давай выпьем за стопроцентное попадание, – сказала она. – Сколько можно стрелять мимо цели…

— Боюсь, от наших желаний здесь мало что зависит, – задумчиво произнес Янис и поднял свой бокал. – Иногда случается так, что выстрел попадает в цель именно тогда, когда ты этого не хочешь, когда боишься этого…

— Я и сейчас боюсь, – призналась Лиана. – Но это все же лучше, чем ничего. Вернее, чем то, в чем мы, похоже, торчим уже черт знает сколько времени. Давай.

Зазвенело, встретившись, стекло, Лиана залпом выпила содержимое своего бокала и потянулась за сигаретой.

— У меня такое ощущение, что мы с тобой совершаем что-то противозаконное, – невесело сказала она, выпуская дым. – Все время хочется оглянуться, чтобы проверить, не торчит ли кто-нибудь у нас за спиной.

— Наверное, так оно и есть, – подумав, ответил Янис. – Слишком много людей было замешано в этом с самого начала. Замешано нами самими. С тех пор они пристально наблюдают за нами, ты чувствуешь это, и тебе не по себе.

— Чем дальше, тем больше мне кажется, что это тоже подставка. Игра на уровне инстинкта, задета струна приличия – боже мой, что скажут люди? Что они подумают, что будут говорить?.. А по большому счету, какая разница, это наша проблема, и нам ее решать, и плевать на людей. Мы слишком долго обращали на них внимание, и вот, что из всего этого получилось, – Лиана разлила вино и отпила из бокала, не дожидаясь Яниса.

— Я думаю, это достаточно сложно – суметь исключить всех окружающих, особенно когда все так лихо завязано. Ведь в конечном итоге – они не виноваты…

— И никто не виноват, – процитировала Лиана. – А за кефир огромное спасибо всем. – Она снова глотнула вина и жадно затянулась. – Я плохо понимаю, что происходит. Но, насколько я могу судить, я так долго и отчаянно бежала от правды, так тщательно прятала ее в себе, давила, убивала, что порой начинала верить в собственную ложь. Тогда, на какое-то короткое время, становилось легче, но эта временная передышка быстро заканчивалась, и все возвращалось снова, усиленное, удесятеренное, накатывало волной, и я начинала давиться, захлебываться, делать глупости… Я помню, как пришла к тебе однажды ночью, когда-то давно, помню твое лицо, глаза Нины, свою истерику… Я вернулась домой и три дня пила водку, пила и плакала. Напивалась в дым, потом выключалась, потом просыпалась и снова начинала пить и плакать, и так без конца…

— Видишь ли… – начал Янис, и Лиана поняла, что сейчас последует длинная, логически выстроенная фраза, ибо, ибо, которая, как всегда, ничего не объяснит.

— Не надо, – взмолилась Лиана и грустно посмотрела ему в глаза. – Все это уже было однажды… Неужели ты не понимаешь?.. Все это уже было и было неправильно. Я думаю, мне стоит сделать одну простую вещь. Сказать то, о чем я не говорила никогда раньше, хотя бесконечное количество раз представляла себе этот разговор.

Лиана немного помолчала, собираясь с духом, потом негромко выдохнула:

— Я люблю тебя. И, похоже, любила всегда. Может, теперь хоть что-то изменится…

— Прости, – услышала Лиана его голос, прозвучавший откуда-то очень издалека. – Прости, но я женат…

И в этот момент зазвучала песня, которую она слышала когда-то давно:

…Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет.

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

— Значит, все останется, как есть… – глухо сказала Лиана. – Ты боишься себя, так же, как боялся всегда… Это тоже – одна из причин… Мы слишком долго боялись правды, иначе не оказались бы здесь сейчас. Я сумела перешагнуть через страх… А ты до сих пор боишься… Чего?

— Я делаю то, что считаю правильным, – произнес Янис. – Чувство долга…

— Чувство долга? – перебила Лиана. – В каком дерьме мы торчим бесконечное количество жизней из-за проклятого чувства долга?! Кому от этого стало лучше? Мне? Тебе? Может быть, Ивару? Или твоей жене? Она так же, как и Нина, ни о чем не догадывается? Или что-то все же подозревает? Ты же любишь меня, я знаю это, иначе не сидел бы здесь, не имея ни малейшей возможности уехать! Мы должны что-то изменить, мы все время играли неправильно, находили неверные решения, стреляли мимо цели! Неужели ты хочешь, чтобы все вернулось снова в следующей жизни, потом еще в одной, еще?..

— Я не могу по-другому, – сказал Янис. – Мы не в силах что-либо изменить. Обстоятельства порой бывают сильнее нас. В нашем случае они сильнее всегда.

— Так не может быть! – замотала головой Лиана. – Это тупик! Вечный тупик! И мы обречены двигаться по этой проклятой спирали без конца, только витки становятся все длиннее и страшнее! Отключи разум, отпусти на свободу сердце, прислушайся к нему! Оно не обманет… Мы слишком долго думали, что с ним можно справиться, что его можно победить… Это не так, неужели ты этого до сих пор не понял?.. – Лиана встала из кресла, обошла столик и присела на подлокотник кресла Яниса. – Я люблю тебя, – тихо сказала она и, медленно наклонившись, осторожно коснулась губами его губ.

Янис прижал ее к себе, закружилась голова, и неведомое никогда ранее чувство покоя и счастья захлестнуло ее сердце.

На лестнице раздался грохот, они оторвались друг от друга, одновременно повернули головы и увидели быстро скрывшегося в мансарде Ивара.

— Ивар, – выдохнула Лиана.

— Мы сделали глупость, – поднялся Янис и кинулся к лестнице.

Лиана бежала за ним, вздрагивая от несущихся из мансарды оглушительных звуков. Они влетели в мансарду и застыли на пороге. Ивар, держа в руке молоток, носился по мастерской, круша все, что попадалось под руку. Больше всего досталось портрету Лианы, видимо написанному этой ночью: на их глазах Ивар превратил его в жалкие ошметки холста.

— Ивар, не надо! – крикнула Лиана, всем своим существом ощущая его отчаянную боль. – Ивар, пожалуйста!!!

Но Ивар, казалось, ее не слышал. Звенело, разлетаясь осколками, стекло, трещали сломанные рамы, падали искалеченные холсты.

— Что же ты стоишь?! – повернулась Лиана к Янису. – Останови его!

Янис сделал шаг вперед, загородив собой гитару, на которую уже нацелился молоток Ивара.

— Убирайтесь отсюда! – крикнул Ивар. – Убирайтесь оба!

— Подожди, – остановил его Янис. – Нам нужно поговорить, – он повернулся к Лиане и скользнул по ней ничего не говорящим взглядом. – Нам нужно поговорить.

Ивар поднял на нее покрасневшие от бессонницы глаза, и Лиану словно ударило током его безграничной боли. Упал молоток из разжатых пальцев, и в мансарде воцарилась напряженная тишина. Ивар перевел взгляд на Яниса, усмехнулся криво:

— Ну, что ж, давай поговорим…

Лиана осторожно сделала шаг назад, не в силах больше выносить все увеличивающееся напряжение, казалось, что воздух вот-вот вспыхнет ярким синим пламенем, медленно спустилась вниз по лестнице и, открыв дверь, зашагала босиком по лужам и грязи, не замечая этого, сводящей с ума ненавистью ненавидя этот нескончаемый безумный дождь.

«…Ленка с Вальтером предложили пожить у них какое-то время, и Алиса с Михалычем с радостью согласились: все-таки сами себе хозяева, не то, что у мамы под боком. Жили весело, приходили какие-то новые люди, приносили пиво, весело играли на гитарах, дурачились, носили в пивной ларек консервы (когда кончались деньги) в обмен на пиво. Продавец пива уже знал всю веселую компанию в лицо, улыбался, производя «натуральный обмен», шутил и предлагал заходить еще, что с радостью и выполнялось. Только Ким в их общем доме не появлялся. Они встречались с Михалычем на репетициях, вместе ехали домой и расходились по соседним подъездам. Алису такое близкое присутствие Кима сводило с ума. Садик, в котором он дежурил, находился во дворе дома, она знала расписание его дежурств, и каждый вечер, если за ней не наблюдал Михалыч, стояла у окна в жадном ожидании. Ким выходил из подъезда, Алиса вздрагивала, знакомая волна вновь захлестывала ее, и, унимая дрожащие руки, она провожала взглядом его удаляющуюся фигуру.

Михалыч вернулся домой после очередной репетиции, разделся и, зайдя в комнату, сладко потянулся:

— Все, уходим в заслуженный отпуск.

— Что случилось? – спросила Алиса.

— Ким с Ниной завтра уезжают в Алма-Ату, – пояснил Михалыч. – А я пока отдыхаю и новые песни пишу.

— Надолго? – спросила Алиса, теребя ворот футболки.

— Недели на три. А что? – Михалыч вскинул глаза. – Это имеет какое-то значение для тебя?

— Да нет, я просто спросила… – растерялась Алиса. – Вам же работать надо. А то и с этой базы выпрут.

— С базой все в порядке, – сказал Михалыч. – И с Кимом все в порядке. А вот с тобой…

— Со мной тоже все в порядке, – заверила его Алиса, чувствуя, что внутри у нее все переворачивается от только что услышанного известия и пристального, изучающего взгляда Михалыча.

— Ну-ну, – хмыкнул Михалыч и отвел глаза.

Осознав, что Кима нет в соседнем подъезде, нет в этом городе, что его нельзя случайно встретить где-нибудь на улице, Алиса почувствовала, что ей стало легче дышать, у нее словно выросли крылья, постоянные назойливые мысли куда-то испарились, свалился камень с груди, она влилась в Михалыча легко и радостно, стала частью его, стала самой собой, не раздираемая больше противоречиями и потому счастливая. Они писали песни Михалычу, они писали песни Вальтеру, Алису прорвало, из нее рекой текли стихи и рассказы, Михалыч с Вальтером дурили и творили черт знает что.

Однажды, вернувшись вечером домой, Алиса с Ленкой застыли у подъезда, заметив еще издали отсутствие света в квартире.

— Странно, – сказала Алиса. – Где они могут быть? Тебе Вальтер ничего не говорил?

— Нет, – ответила Ленка. – Он должен быть дома.

Они поднялись по лестнице и осторожно открыли дверь в квартиру. Ленка вошла первой и включила в коридоре свет. Царила абсолютная тишина, им обеим почему-то стало страшно.

— Вальтер! Михалыч! – негромко позвала Алиса.

Ленка толкнула ее в бок:

— Смотри!

Полоса света, падающая из коридора в комнату, освещала лежащего ничком на полу человека, одетого в вальтеровскую куртку и шапку и сжимающего в руке нож. Человек лежал неподвижно и не подавал никаких признаков жизни.

— Смотри, – снова толкнула Алису Ленка.

В кухне на табуретке, лицом к окну и спиной к стоящим в коридоре, сидел еще один человек, закинув ногу на ногу, в телогрейке и рваной шапке-ушанке с горящей папиросой в руке. Черные длинные волосы свисали скомканными патлами поверх воротника. Держась за руки, Алиса и Ленка шагнули в кухню и осторожно заглянули в лицо сидящего. На них смотрела иссиня-зеленая отвратительная рожа. Сзади раздался дикий вопль, они невольно вскрикнули, и в ту же секунду хохочущие Михалыч и Вальтер включили свет.

— Вы спятили! – смеясь, отбивалась Алиса, глядя на искусно вылепленное из пластилина лицо. – Так же и заиками недолго остаться!

Ленка, хохоча, отмахивалась от сияющего Вальтера.

— Здорово мы вас, правда?! – умирал от смеха Вальтер. – Такие классные дядьки получились!

— Ну, чья это идея, пояснять не надо! – хохотала Ленка. – Знали бы вы, как мы напугались!

Вальтер увлек Ленку в коридор, на ходу снимая с нее верхнюю одежду. Зажурчала вода в ванной, раздался жуткий Ленкин визг, потом смех и отчаянный вопль:

— Алиска! Спаси меня! На помощь!

Алиса кинулась в ванную и зашлась от смеха, согнувшись пополам, увидев, с каким довольным лицом Вальтер поливает из душа одетую Ленку, стоящую вместе с ним в ванне. Пока она смеялась, подкравшийся сзади Михалыч в два счета приподнял ее и сунул в ванну третьей. Вальтер тут же повернул душ в ее сторону, Алиса, визжа, вцепилась в рубаху Михалыча, и тому ничего не оставалось, как присоединиться к уже купающимся. Хохот стоял невообразимый. Четверо счастливых людей в одежде стояли в ванне и были насквозь мокры.

— Объявляю этот день – Днем всеобщего купания! – торжественно провозгласил Вальтер. – Отныне, каждый месяц… Какое сегодня число? – повернулся он к Михалычу.

— Девятнадцатое, – ответила за Михалыча Алиса.

— Отныне каждый месяц девятнадцатого числа будет торжественно отмечаться День всеобщего купания! – торжественно произнес Вальтер, подражая голосу известного политического деятеля. – В этот день каждый уважающий себя человек просто обязан залезть в ванну в одежде и почтить память этого незабываемого события! Отказавшихся – к позорному столбу! Возражения имеются? Ну, я думаю, прения здесь неуместны! – возражений не имелось, и Вальтер с гордостью произнес. – Хорошее начало, товарищи! Принято единогласно!

Эти три недели были самыми счастливыми в жизни Алисы. Жаль, все хорошее так быстро кончается…

Михалыч пришел домой поздно, поставил в угол гитару и вытащил из сумки пластинку.

— Что это? – спросила Алиса.

— Ким приехал, – ответил он. – Вот привез мне подарок на день рождения. Новый альбом «Наутилуса».

Алиса вздрогнула, почувствовав, как снова тяжело становится на сердце. Противно задрожали руки, и она поспешила спрятать их, скрестив на груди.

— Ну и как он? – чуть изменившимся голосом спросила она.

— Нормально. Гитару оттуда себе приличную привез, кучу приветов от старых друзей. Сегодня вместо репетиции весь вечер проговорили. Да, альбом совершенно потрясающий. Я сейчас поставлю.

Михалыч включил проигрыватель и поставил пластинку.

Алиса слушала внимательно, изредка что-то отвечая на комментарии Михалыча: то, что она слышала, ей нравилось до тех пор, пока не зазвучала последняя песня. От первых аккордов Алису буквально перевернуло, она съежилась и замерла.

Джульетта лежит на зеленом лугу

Среди муравьев и среди стрекоз

По бронзовой коже, по нежной траве

Бежит серебро ее светлых волос,

Тонкие пальцы вцепились в цветы,

И цветы поменяли свой цвет

Расколот, как сердце, на камне горит

Джульетты пластмассовый красный браслет.

Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет,

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

— Что, о Киме своем задумалась? Соскучилась? Давно не виделись?

— Ты что? – непослушными губами спросила Алиса.

— Ой, ну только не надо мне врать, – нехорошо усмехнулся Михалыч. – Я же тебя насквозь вижу. Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь.

— Интересно, о чем?

— Да брось ты, сама все прекрасно знаешь. Врать еще не надоело?

— Перестань, пожалуйста, – тихо попросила Алиса.

Песня кончилась, игла с шипеньем скользила по пластинке.

— Что, правда глаза колет? – осведомился Михалыч. – Ну, вот он, приехал, твой дорогой и горячо любимый, что же ты стоишь? Почему не бежишь, на шею не кидаешься? Ждет же, наверное, а?

— Прекрати! – повысила голос Алиса.

— Не ори на меня! – взорвался Михалыч. – Ты же в лице переменилась, когда я сказал, что он приехал, я же не слепой и не идиот! Ты меня совсем за дурака считаешь? Он же тоже сразу о тебе спросил, бык упертый! Как дела? Как Алиса? – передразнил Михалыч. – Как ты можешь так, а? Что, боишься одна остаться? Боишься, что на хрен пошлет тебя любовь твоя забыченная? А так, пусть худо-бедно, но хоть кто-то рядом?! Я тебе как временное утешение нужен, а?

— Перестань, – снова повторила Алиса. – Все не так. Я же не виновата, что он обо мне спросил… Все не так. Если бы все было так просто…

— Не виновата? А кто виноват?! Может, я?! Никто не виноват, а ты спишь и видишь его рядом с собой! Зачем я-то тебе сдался?! Для галочки в тетрадке: еще один идиот, павший на поле любви?! Ты же песню слушала и к нему обращалась: если не с тобой, то пускай так, пусть он с этим проклятьем уйдет, не так что ли?!

— Перестань, я не могу больше, – попросила Алиса, сжимая виски руками. – Вы измучили меня, я не могу больше…

— Зато я могу! – огрызнулся Михалыч. – Да пошла ты…

Он бросился к проигрывателю, сдернул с него пластинку и, схватив первый попавшийся под руку острый предмет, несколько раз с силой провел по диску.

— На! – он кинул в сторону Алисы исковерканную пластинку. – Заслушайся теперь!

Алиса отклонилась в сторону, пластинка ударилась о подоконник и отлетела к батарее. Полными слез глазами, пытаясь сдержать рвущийся крик, она наблюдала, как Михалыч мечется по квартире в поисках одежды.

— Пошла ты!.. – напоследок выкрикнул он и яростно хлопнул дверью.

Алиса сползла по стене, захлебываясь в слезах, которые не могла и не хотела остановить. Она сидела на полу, обняв колени руками, словно хотела съежиться до невидимых размеров и исчезнуть, и не быть никогда. Голова ее бессильно моталась из стороны в сторону, а губы шептали как-то сами по себе, независимо от ее сознания:

— Я не могу больше… Я больше не могу…

Все еще продолжая шептать, она поднялась с пола и, шатаясь, точно пьяная, пошла в ванную. Она плохо понимала, что делает, настолько сильна была боль внутри нее. Она пустила воду, заткнула пробку и начала медленно раздеваться. «Джульетта лежит на зеленом лугу…» – крутилось в голове, а губы, не останавливаясь, шептали:

— Я не могу так больше… я так больше не могу…

Алиса закрыла дверь на щеколду и медленно опустилась в воду. Не глядя, нащупала на полочке бритву, несколько мгновений оцепенело смотрела на нее, потом изо всех сил полоснула бритвой по вене, вложив в это движение все свое отчаянье, свою боль, свою усталость. Пальцы разжались, бритва медленно опустилась на дно ванны, Алиса завороженно наблюдала, как вода постепенно становится бурой, и с каждой каплей крови, исчезающей в этой воде, боль уменьшается, растворяясь в чем-то большем, чем она сама, в чем-то великолепно бесконечном…

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

А потом не стало боли совсем… Потом ничего не стало…»

Глава 9

Лиана плакала, сидя в горячей ванне, и никак не могла успокоиться и согреться.

«Какой черт принес меня на эту дачу?! Сидела бы себе в городе и в ус не дула! К черту всю эту писанину, разбудила монстра – воюй с ним теперь… Знать бы еще, чем воевать и как… Что же это происходит? Как так можно?.. Что творится с нами?.. Что мы творим сами с собой?.. Я ничего не понимаю больше, кроме одного: все это нужно закончить, все это должно закончиться, и как можно быстрее… Я не могу так больше… Я так больше не могу…»

Лиана поняла, что последнюю фразу она произнесла вслух, вздрогнула и вдруг отчетливо увидела, как падает из разжатых пальцев бритва, медленно опускаясь на дно ванны, как вода окрашивается в грязно-бурый цвет, как струятся по воде волосы, извиваясь змейками, слишком черными, по сравнению с бледностью измученного лица… Но это же… это… это же ее лицо! Лиана вскрикнула и резко поднялась, на мгновение закружилась голова, вода в ванне была светлой и чистой, мирно светила лампочка под потолком.

— Что это было? – вслух спросила Лиана и поднесла руку к лицу. – Что это?

Она наклонилась и резко выдернула пробку. Вода с шумом ринулась в образовавшуюся дыру, Лиана вылезла из ванны и трясущимися руками накинула на себя полотенце.

«…Алиса…или…я?.. – испуганно думала она, одеваясь. – Я видела прошлое или будущее?.. Боже, как страшно…»

Лиана попыталась сосредоточиться и вспомнить какие-нибудь подробности видения: цвет стен или обстановку ванной, но снова ясно всплыло бледное, измученное лицо и, словно живые, струящиеся по грязно-бурой воде, черные волосы, разжатые пальцы и медленно опускающаяся на дно ванны бритва…

Лиана вылетела из ванной, споткнулась о сидящего у двери кота и упала. Кот жалобно заорал, жалуясь, она несколько мгновений оцепенев, молча смотрела на него, потом резко вскочила и кинулась по лестнице наверх.

— Все к черту! – она лихорадочно собирала со стола исписанные листки. – Все сжечь! Сжечь к чертям собачьим! Нет ничего, нет и не было никогда!!! Ни Алисы, ни Михалыча, ни Кима! Все это бред! Бред воспаленного воображения! К черту! Никакой больше писанины! Досижу, досуществую до того, как ветку откроют, и на первой же электричке прочь, прочь отсюда! Забуду, как страшный сон! Сожгу все это дерьмо и напьюсь! Буду жечь и пить, чтобы ни листочка, ни капли не осталось! Пусть все сгорит! К черту! К черту!

С ворохом бумаги она спустилась в кухню, выволокла из-под ванны огромный таз, бросила в него бумажную кучу, достала из холодильника бутылку водки, торопливо открыла, налила себе полстакана и залпом выпила. Закашлялась, запила водой и огляделась в поисках спичек.

Лиана лихорадочно шарила по полкам, сметая все, что попадалось ей под руку и отчаянно ругаясь:

— Ну почему, ну почему, когда надо, ничего не найдешь?! Куда запропастились спички, где зажигалка, где хоть что-нибудь, чем можно поджечь все это дерьмо?! Говорят, рукописи не горят, сейчас мы это проверим! Пусть только попробует не сгореть эта куча дерьмовой бумаги! Черт, ну где же спички?!

Лиана выпила еще полстакана и полезла в шкафчик. Бумажные листы лежали в тазу, и ей почему-то казалось, что они шевелятся и шуршат, издеваясь над ней и шепча:

— Не найдешь, не найдешь… Все равно не найдешь…

— Врете, найду! – ожесточенно проговорила Лиана, выбрасывая из шкафчика на пол все содержимое. – Найду!

В дверь позвонили.

— Идите все к черту! – крикнула Лиана, не прекращая поисков. – Все к черту!

Звонок повторился.

— В задницу! – бормотала Лиана, не обращая внимания на уже не прекращающиеся звонки в дверь. – Все в задницу! Сигареты же в спальне! – внезапно осенило ее. – Значит, и зажигалка там!

Лиана поднялась с колен и побежала к лестнице. В дверь уже не звонили, а тарабанили изо всех сил. Лиана влетела в спальню, схватила с тумбочки, стоящей у кровати сигареты и зажигалку и кинулась обратно. Стук в дверь прекратился. «Убрались», – торжествующе подумала Лиана и вбежала в кухню. Щелкнула зажигалкой и, злобно улыбаясь, шагнула к тазу с бумагой.

— Приготовились? – воскликнула она. – Раз, два, три!

— Что ты делаешь? – услышала Лиана, резко повернулась и увидела Яниса, стоящего на пороге двери, ведущей в гараж. – Что ты делаешь?

Руки Лианы дрогнули, сигареты и зажигалка упали на пол, она стремительно шагнула к нему и вцепилась в его мокрую куртку.

Больные серые глаза впились в голубые, она гладила его мокрые волосы, его лицо, губы, бессвязно шепча:

— Я не могу так больше, милый мой, родной, я так больше не могу, я люблю тебя, люблю, никому не отдам, я сошла с ума, я все время жду тебя, я знаю, все неправильно, но я не могу по-другому, у меня больше нет сил, меня самой больше нет… Помоги мне, пожалуйста, я никого никогда ни о чем не просила, но ты мне нужен, я не могу так больше…

Лиана покрыла поцелуями его лицо, Янис прижал ее к себе, пытаясь успокоить, – тише, тише, – погладил по волосам, оба они дрожали, словно в лихорадке. Лиана прижалась к нему сильнее, словно стараясь слиться с ним, впечататься в него, стать его неотъемлемой частью, ее желание, ее любовь были настолько сильны, что отключился разум, и Янис, сжав ее изо всех сил, впился жадным поцелуем в ее ждущие и зовущие губы.

…Лиана плакала и молилась, Лиана любила каждый кусочек его тела, такого знакомого и незнакомого; то, что происходило с ними, напоминало встречу двух ураганов, каждый из которых пытается уничтожить то ли себя, то противника, чтобы стать единым целым, чтобы обрести себя в другом и позволить другому обрести себя в тебе; когда так долго и глубоко спрятанное выплескивается наружу, выливается, вырывается, и сметает все на своем пути, снимая запреты и разбивая оковы, превращаясь во что–то поистине великое и прекрасное, Лиана бессвязно кричала что-то, перестав ощущать себя отдельной болью, став частью бесконечного и настоящего, которое наконец-то победило их разум, потому что они слишком хотели этого, и теперь оно будет существовать вечно, сколько существует на земле любовь…

Лиана протянула руку, вытащила из пачки две сигареты, прикурила и подала одну Янису.

— Что теперь будет? – спросила она.

— Не знаю, – помолчав, выдохнул он. – Я шел, чтобы проститься с тобой. Я собирался уехать.

— Пешком десять километров? Под дождем? – спросила Лиана.

— Да, – кивнул Янис. – Это единственный выход… Был… А теперь… Не знаю…

Лиана уловила что-то в его голосе, повернула голову и посмотрела ему в глаза:

— Ты жалеешь?

— Да, – сказал Янис, и равновесие, и без того зыбкое и непрочное, которое она только что обрела, качнулось и разлетелось на куски.

— Почему? – непослушными губами спросила она, сознавая, что глаза ее против воли наполняются слезами.

— Мы не должны были этого делать, – произнес Янис. – Ивар…

— Я понимаю, – перебила Лиана. – Я же не бесчувственное бревно! Но он должен понять, никто не виноват в том, что все так получилось.

— Он любит тебя, – сказал Янис.

— А ты? – спросила Лиана почти шепотом, и повторила. – А ты?..

Янис долго молчал, прежде чем ответить.

— А ты? – неожиданно выдохнул он. – Кого на самом деле любишь ты?

Лиана ошеломленно задумалась.

Может быть, все, что происходит с ней сейчас это лишь подсознательное влияние недописанного ею романа? Желание проникнуть в ситуацию изнутри, почувствовать себя на время Алисой?.. Может быть, она так глубоко залезла в собственные фантазии, что стала принимать их за действительность? И не только влезла сама, но еще и втянула в свой бред двоих ни в чем не повинных людей? И даже сейчас продолжает проецировать написанное на действительность, представляя, что бы сказала или сделала в этой ситуации Алиса? Продолжает проецировать даже не отдавая себе в этом отчета?..

— Хорошо, что я уже простился с Иваром, – сказал Янис. – И мне сейчас не придется смотреть ему в глаза.

— Уходи, – хрипло сказала Лиана и поразилась своему голосу: она никогда не говорила так... – Надеюсь, в этот раз ты все делаешь правильно…

Хлопнула дверь, и Лиана осталась одна.

Она поднялась с ковра, подошла к столу и медленно налила себе водки. Выпила залпом, закашлялась и закурила сигарету. Если ее предположения верны, то ее героиня оказалась сильнее. Алиса медленно, но верно подчиняет себе Лиану. Она заставляет ее совершать поступки, которых сама Лиана никогда бы ни сделала… Она заставляет ее говорить какие-то слова, она заставляет ее сталкивать лбами Ивара и Яниса, она моделирует ситуацию по известному ей сценарию… Ушел Янис, и в душе Лианы осталось неудовлетворение: Алиса не хотела бы, чтобы он уходил, продолжение должно следовать…Лиана курила, размышляя, глядя куда-то в никуда. Когда от сигареты остался жалкий окурок, Лиана медленно разжала пальцы, и он упал в таз с исписанными листами. Бумага задымилась, затлела, листы съеживались и буквы разбегались как маленькие испуганные насекомые. Лиана налила себе водки и снова выпила. Посидела несколько мгновений, глядя на бумажный костер, и заплакала в голос, раскачиваясь из стороны в сторону и не делая ни малейших попыток вытереть текущие слезы…

«…и как всегда, когда срочно нужно было позвонить, все телефоны в округе были сломаны. Алиса вернулась в дом замерзшая и усталая, долго топталась на пороге, снимая плащ осторожно, чтобы не задеть перебинтованное запястье.

— Дозвонилась? – выглянул из комнаты Михалыч.

— Нет. На весь квартал – ни одного рабочего телефона. Такое ощущение, что кто-то испытывает невообразимый кайф, отрывая телефонные трубки.

Михалыч немного помолчал, размышляя, потом произнес:

— Сегодня Ким дежурит. Сходи к нему, надеюсь, в садике отрывать телефонные трубки некому.

— Ты серьезно? – подняла на него глаза Алиса. – Может… пойдем вместе?..

— Зачем? Я думаю, ты и одна справишься.

Алиса потопталась в нерешительности, потом робко произнесла:

— Ты, правда, ничего не имеешь против?

— А что здесь такого? Не съест же он тебя. Или ты его…

— Хорошо. Я быстро.

— Давай, давай, – Михалыч скрылся в комнате.

Алиса снова натянула плащ, поморщилась, задев зашитую руку, и вышла на улицу.

Дорогу к садику она знала наизусть, могла пройти по ней в любое время суток, с завязанными глазами и вперед спиной. Она шла как сомнамбула, ничего не видя и не замечая, в состоянии какой-то отрешенной прострации, в которой она находилась с тех пор, как пришла в себя на кушетке в операционной от резкой и рвущей боли в руке. Вальтер вернулся домой чуть раньше, и взломал дверь ванной. Потом примчался Михалыч, потом ее куда-то везли, сознание включилось, когда над ней склонился врач и, глядя в только что открывшиеся глаза, спросил:

— Жива, самоубийца? Встать можешь?

И Алиса кивнула ему, сразу все поняв и заплакав.

Алиса долго топталась перед дверью садика, не решаясь постучать, потом решила, что ведет себя, как полная дура, позвонить нужно было обязательно, и она осторожно постучала. Прислушалась и постучала погромче.

За дверью раздались неторопливые шаги.

— Кто там? – спросил Ким.

Алиса вздрогнула.

— Это я, – голос ее сорвался, она закашлялась и повторила. – Это я, мне очень нужно позвонить.

Ким загремел замками и распахнул дверь.

— Привет, – сказал он, и Алиса поняла, что он удивлен ее появлением здесь в столь поздний час.

— Мне… позвонить, – негромко повторила она.

— Я понял, – кивнул Ким, отступил в сторону. – Проходи.

Алиса вошла. Она ни разу не была здесь, но точно знала, куда нужно идти, потому что столько раз видела это место на мелькавших в ее голове картинках. Все было так, как она себе представляла: небольшой письменный стол, три стула, на одном из которых лежала гитара, и телефон на столе.

Она вращала телефонный диск, стараясь унять бьющую ее дрожь, отчего руки ее тряслись почему-то еще сильнее. Ким опустился на стул и молча смотрел на нее. В трубке побежали короткие гудки. «Черт, ну почему, почему так?..» – ей хотелось быстрее дозвониться и убраться отсюда, чтобы не ощущать этого повисшего в воздухе напряжения, чтобы не видеть Кима, не видеть и забыть, что он вообще существует. Она положила трубку на рычаг и неестественно громко сказала:

— Занято… Я подожду чуть-чуть…

— Конечно, – Ким потянулся за лежащими на столе сигаретами.

— Можно? – спросила Алиса, осторожно опускаясь на стул.

Ким кивнул и протянул ей спички. Алиса закурила и снова подняла трубку. В трубке вновь бежали короткие гудки, Алиса держала ее долго, хватаясь за эти звуки, как за спасительную соломинку, пытаясь таким образом избавиться от напряженного молчанья, висящего в воздухе, и лихорадочно придумывая, чтобы такое сказать и не сорваться, и не броситься к нему на шею. Она положила трубку и жадно затянулась.

— Как тихо тут у тебя… Не страшно одному? – наконец, произнесла она.

— Да нет. Я уже привык. А с гитарой как-то вообще тишины не замечаешь.

— Ну да, конечно, – Алиса усмехнулась несмело. – Конечно… Какая с гитарой тишина…

Она вспомнила, как прижимала к уху телефонную трубку, в которой звучала его мелодия, и снова схватилась за спасительный телефонный диск.

— Господи, да что же это такое! – она с силой опустила трубку на рычаг. – Сколько можно трепаться!

— Ты извини, – сказал Ким. – Но тебе лучше не приходить сюда вечером одной. Дом напротив, мало ли…

— Да, да, конечно, – торопливо произнесла Алиса. – Я не подумала, конечно…

— А где Михалыч?

— Дома. Я звала его с собой, но он не пошел…

Проклиная все на свете, Алиса снова сняла трубку. «Он боится, он отчаянно боится… пожалуй, не меньше, чем я…» – подумала она и облегченно вздохнула: в трубке раздались долгожданные длинные гудки. Она разговаривала по телефону, Ким молча курил, стараясь не смотреть на нее.

— Все, – облегченно выдохнула Алиса, повесив трубку. – Спасибо большое, я пошла.

— Да не за что, – Ким с видимым облегчением поднялся.

Алиса почти бежала к двери, торопясь поскорее убраться отсюда, задела о косяк больной рукой и на мгновение застыла, не удержав негромкий стон.

— Что случилось? – встревоженно спросил Ким.

Алиса подняла руку, рассматривая повязку, не выступила ли кровь, потом повернулась в сторону Кима. У дверей, где они стояли, было полутемно, и она не видела его глаз, наверно, поэтому с губ ее сорвалось:

— Что случилось?.. – она протянула к нему руку и выдохнула. – Ты…

— Что? – опешил Ким.

— Это все ты, – повторила Алиса и поняла, что если сию же секунду не уберется отсюда, то просто бросится к нему на шею и разревется в голос.

— Ну, открывай! – почти крикнула она.

Ким шагнул к двери, загремели замки, Алиса скользнула мимо него, изо всех сил стараясь сдержаться, бросила отрывисто:

— Пока, – и скрылась за дверью.

Она бежала к дому и то ли смеялась, то ли плакала, понимая, что проторчала там достаточно долго, и Михалыч наверняка сходит с ума, и сейчас ей снова придется оправдываться за то, чего не было… или было?.. Она постояла несколько мгновений в подъезде, пытаясь успокоиться и собраться, потом медленно пошла по лестнице, позвонила в дверь.

Открыв Михалыч, подозрительно глянул ей в глаза:

— Дозвонилась?

— Да, – кивнула Алиса. – Долго занято было.

И поняла, что все, что бы она сейчас ни сказала, прозвучит как оправдание, потому что Михалыч ждет этого оправдания, потому что он ей не верит…

Алиса прошла на кухню и поставила чайник.

— Что он там поделывает? – скрывая свой интерес под смешком, словно походя, осведомился Михалыч.

— Сидит с гитарой. Да мы с ним почти и не разговаривали, я все время пыталась дозвониться, а он… он попросил меня не появляться больше так поздно одной…

— Боже мой, какой трус, – Михалыч поморщился, помрачнев. – Если бы мне понравилась жена моего друга, я бы просто пришел к нему и сказал: «Да, мне нравится твоя женщина, и я буду за ней ухаживать, попытаюсь тоже понравиться, и если она выберет меня, не обессудь, я тебя заранее предупредил», но тут же детсад какой-то! Человек отрицает самые очевидные вещи, или отпирается или молчит, и черта с два заставишь его играть честно. Да и у тебя в голове непонятно что происходит. Хотел бы я хоть что-то в этой игре знать наверняка, чтобы не выглядеть полным идиотом…

— А ты уверен, что хоть кто-нибудь из нас знает хоть что-нибудь наверняка? – осторожно спросила Алиса. – Мне иногда кажется, что я настолько ничего не понимаю, что просто страшно… Может быть, то же самое происходит с ним? И с тобой?

— Чертовщина какая-то! – Михалыч налил себе чаю и подвинул второй стакан Алисе. – Я думаю иногда, что нас, всех троих, засунули в какую-то головоломку, дергают за ниточки, а мы идем, как бараны, не то, что даже выхода не зная, а вообще не понимая, что же такое с нами происходит…

— Ну, я же нашла выход, – тихо сказала Алиса. – Зачем было…

— Ты даже думать об этом не смей! – повысил голос Михалыч. – Как бы я потом жил с этим? Ты об этом подумала? Представь, что я завтра от всей этой кутерьмы повешусь, как ты себя тогда чувствовать будешь?

— Никак, – сказала Алиса. – Меня не будет.

— Прекрати, – поморщился Михалыч. – Я неудачный пример привел. Просто смерть – это не выход.

Алиса долго молчала, помешивая чай в стакане, потом подняла на него грустные глаза:

— А ты уверен, что он вообще есть, этот мифический выход? Уверен?.. Прости, но я далеко нет…»

Глава 10

Лиана открыла глаза и несколько мгновений не могла понять, где же она находится. Во рту было сухо и мерзко, кружилась голова, и ломило виски. «Я же уснула вчера в кресле… – поняла она. – После того, как сожгла всю писанину и напилась до чертиков…»

Лиана медленно поднялась с кресла, потянулась, расправляя уставшие мышцы, и, слегка пошатываясь, побрела в сторону кухни. Бросила мимолетный взгляд на таз со сгоревшей бумагой, открыла кран, налила себе воды и залпом выпила. «Сейчас – первым делом в ванну, привести себя в порядок», – подумала она, зная наверняка, что после прохладного душа станет легче.

Лиана медленно поднялась по лестнице в спальню за халатом, открыла дверь, ступила на порог и замерла: на письменном столе, рядом с пишущей машинкой, аккуратной стопочкой лежали исписанные листы. Лиана оторопело стояла на пороге комнаты, боясь пошевелиться и сделать хотя бы шаг в сторону стола. «Этого не может быть, – пронеслось у нее в голове. – Я же сожгла, все вчера сожгла… Я же видела собственными глазами таз с пеплом… Только что… Если бы мне все это почудилось по пьяни, он не стоял бы сейчас в кухне… Или я уже совсем спятила и вижу то, что не существует?.. Или… рукописи действительно не горят?… Ну что же, я так и буду здесь стоять до скончания веков?..»

Лиана сделала пару осторожных шагов и, зажмурившись, коснулась кончиками пальцев лежащих на столе листов. Бумага была обычной – шероховатой и немного теплой. Лиана открыла глаза и скользнула быстрым взглядом по последним строчкам.

«… Алиса долго молчала, помешивая чай в стакане, потом подняла на него грустные глаза:

— А ты уверен, что он вообще есть, этот мифический выход? Уверен? Прости, но я далеко нет…»

«Я не писала этого, – поняла Лиана и, взяв в руки несколько последних страниц, быстро пробежала взглядом. – Все – мое, до последней запятой… Но это писала не я…»

Она осторожно положила листы обратно в стопку и, забыв про халат, медленно спустилась по лестнице. Так же медленно, словно во сне, натянула на себя плащ и ботинки и открыла дверь. В лицо ударил холодный дождь, чуть моросящий и такой же медленный, как она сама.

Лиана долго стучала, прежде чем Ивар открыл ей дверь, взглянула в его измученные глаза и сделала шаг вперед.

Ивар увидел ее, и на похудевшем его лице заиграла улыбка:

— Ты пришла… – в глазах его появились слезы, он прижал ее к себе, гладил ее плечи, осторожно и очень нежно целовал мокрые волосы, все время повторяя, что теперь все будет хорошо, теперь они вдвоем раз и навсегда, ей осталось только дописать конец, и все будет хорошо, теперь все будет хорошо…

Лиана долго стояла, уткнувшись в его плечо, потом, находясь все в том же заторможенном состоянии, спросила:

— Можно, я сниму плащ?

— Господи, какой я дурак! – воскликнул Ивар. – Конечно, конечно, о чем речь!

Он помог Лиане снять плащ, бросил его куда-то на пол и вновь притянул к ее себе.

— Я так соскучился, – шептал он, покрывая мелкими поцелуями ее глаза, губы, волосы. – Я так давно не видел тебя… Теперь все, все будет хорошо…

Ивар прижимал ее к себе все сильнее, потом опустился на ковер и потянул Лиану за собой.

— Подожди, – встрепенулась она, все еще находясь в состоянии оцепенения. Ей казалось, что в голове у нее медленно перекатываются, почти не задевая друг друга, огромные, обросшие мхом валуны, и ей бесконечно трудно заставлять их двигаться, но если они остановятся – наступит конец. – Подожди, – повторила Лиана. – Ты не заходил ко мне в эти последние дни? Не поднимался наверх? Не читал то, что я написала?

— Нет, а что? – поинтересовался Ивар, притягивая ее к себе.

— Ничего, – шепотом ответила Лиана, подчиняясь его настойчивости и опускаясь рядом с ним на ковер. – Ничего…

«Я сошла с ума, – поняла она, отстраненно, словно откуда-то сверху, наблюдая, как Ивар снимает с нее одежду. – Я ничего не хочу… Я ничего не понимаю…Я уже даже не боюсь… Оказывается, сойти с ума не так уж страшно… Или, если понимаешь, что ты сошел с ума, ты уже не сумасшедший?.. В смысле, не настоящий сумасшедший, а так, серединка на половинку?… Может, это и есть выход?.. Такого бреда ни один сумасшедший себе не наворотит… Но я же наворотила… А может, не я?.. Впрочем, какая разница… Придется дописывать то, что начато, иначе это не кончится никогда… Это сумасшествие не кончится никогда… Никогда…»

— Малыш, все хорошо? – спросил Ивар и протянул ей зажженную сигарету.

— Все хорошо? – переспросила Лиана, взяла сигарету, затянулась и негромко выдохнула. – Конечно, как же иначе… Все хорошо…

Она молча курила, глядя в потолок, Ивар нес что-то бесконечно счастливое, Лиана иногда поддакивала, не имея ни малейшего представления, о чем он говорит, потом потушила сигарету и поднялась.

— Я, пожалуй, пойду. Мне нужно кое-что закончить.

— Конечно, – кивнул Ивар. – Закончишь – приходи, я буду тебя ждать. Зачем теперь торчать по разным домам? А пойдут электрички – съездим в город и поженимся… У меня есть знакомый, устроит все в тот же день без всякого предварительного срока на проверку чувств… Я люблю тебя, малыш…

— Да, – кивнула Лиана, снова не слыша ни слова из того, что он сказал. – Мне нужно закончить…

Она подошла к двери, взялась за ручку.

— Ты что? – остановил ее крик Ивара. – Ты же забыла одеться…

Лиана оглядела себя, до ее сознания, наконец, дошло, что она действительно чуть не ушла голой, она подняла глаза на улыбающегося Ивара, поняла, что именно здесь только что произошло, и расхохоталась диким истерическим смехом.

Она захлебывалась и давилась, слезы текли из ее глаз, испуганный Ивар бросился на кухню за водой, заставил ее выпить полстакана и прижал к себе.

— Ну, все, все, успокойся… Я знаю, ты очень устала, мы все очень устали… Но теперь, правда… теперь все будет хорошо… Тебе осталось совсем немного… Последняя сцена… Правда?.. И все, все, все это кончится… ну, успокойся, перестань, не плачь… Ты же знаешь, я никогда не мог видеть, как ты плачешь… Ну хочешь, можно не торопиться, вовсе не обязательно дописывать все это сегодня, останешься у меня, отдохнешь, поешь, а завтра или послезавтра все допишешь… Хорошо?

Лиана подняла на него заплаканные глаза:

— Нет, сегодня. Только сегодня. Я больше не выдержу. Я и так уже почти сошла с ума…

— Сегодня, так сегодня, – согласился Ивар. – Только успокойся, только не плачь больше… Ну вот, так уже лучше… На, еще водички попей…

Лиана глотнула из стакана и осторожно высвободилась из его рук.

— Я пойду умоюсь, – она скрылась в ванной, прихватив по дороге всю свою одежду.

Через десять минут, заплаканная, но спокойная, она стояла на пороге и застегивала плащ.

— В общем, вечером я тебя жду, – в который раз повторил Ивар. – Как только закончишь – сразу же приходи.

— Хорошо, – в который раз сказала Лиана. – Ну, пока.

— Пока, – Ивар легко коснулся ее губ. Лиана взглянула в его сияющие глаза и поняла, что закончит этот безумный роман сегодня. Чего бы это ей не стоило.

До дома она почти бежала, плащ полетел в угол, ботинки отправились за ним, она взлетела по лестнице на второй этаж и, даже не отдышавшись, шлепнулась на стул, и вставила в машинку чистый лист.

Бешено застучали клавиши…

«…снова которую ночь не спал. Алиса открыла глаза и с беспокойством наблюдала, как Михалыч болтается из угла в угол комнаты, лихорадочно затягиваясь сигаретой и матерясь.

— Сколько времени? – шепотом спросила она.

— Пять часов утра, – отрывисто бросил Михалыч. – Я не могу так больше! Он что, не понимает, что он делает?! Так же убить человека можно! С двенадцати часов, не прекращая ни на минуту! Господи, как он мне надоел!

Алиса молчала, видя, что Михалыч находится на грани срыва, и любое сказанное ею слово может сыграть роль детонатора.

Михалыч обжег сигаретой пальцы, негромко выругался и, швырнув окурок в пепельницу, двинулся в кухню, где на холодильнике стоял два дня назад поставленный телефон.

— Подожди, – остановила его Алиса, сразу все поняв. – Может, он здесь ни при чем? Может, ты сам на себя нагоняешь?

— Я же не полный идиот! – огрызнулся Михалыч. – Я его чувствую, как самого себя! Я даже вижу, где он сейчас сидит и о чем думает!

— Может, человек спит давно, – все еще пытаясь урезонить Михалыча, сказала Алиса. – А ты сейчас со своими претензиями, как снег на голову…

— Вот сейчас и проверим, – Михалыч перенес телефон на стол, уселся на табуретку и поднял телефонную трубку. – Сейчас и узнаем, как хорошо человеку спится!

Он набирал номер, Алиса со страхом смотрела на него, понимая, что сейчас случится что-то непоправимое, и, не имея ни малейшей возможности это остановить.

Ким снял трубку сразу, и Алиса поняла, что Михалыч был прав, как впрочем, и всегда.

— Слушай, ты, – злобно сказал Михалыч без всяких предисловий. – У тебя зеркало есть в твоем гребаном детсадике? Тогда возьми его и посмотри на свою тупую рожу! Смотри и бычь сам на себя, сколько твоей душе будет угодно, урод чертов!

Дальше пошла уже сплошная нецензурщина, Алиса съежилась под одеялом, Михалыч оборвал следующую фразу на полуслове и бросил трубку на рычаг.

— Сука! Трубку бросил! – и снова схватился за телефон.

— Прекрати, – попыталась остановить его Алиса. – Хватит, ты же все уже сказал…

— Он с первым гудком трубку снял! – ожесточенно произнес Михалыч, яростно накручивая телефонный диск. – Сидел, сука, у телефона, бычил и ждал!!! Ну, я ему сейчас позвоню!!!

Ким снова снял трубку, Михалыч успел выкрикнуть еще пару матов и вновь взялся за диск.

— Не надо, – снова попыталась остановить его Алиса. – Перестань…

Но Михалыч настойчиво и напрасно набирал номер снова и снова: Ким трубку больше не поднимал.

Алиса встала с кровати, вышла на кухню и закурила.

— Зачем ты так? – спросила она, понимая, что Киму сейчас очень плохо и больно. -– Можно же было по-хорошему…

— Я уже, по-моему, пробовал и не раз, – снова огрызнулся Михалыч и наконец-то опустил трубку. – Сама видишь, какая херня получилась из этого «по-хорошему»… Больше не сунется, сука! Попался бы он мне сейчас, с каким бы удовольствием я бы ему морду набил!

Михалыч с облегчением потянулся и поднялся:

— Пошли спать. Я сегодня всю ночь по милости этого урода из угла в угол проходил.

— Иди, – кивнула Алиса. – Я сейчас, только докурю…

Она сидела на кухне, курила и смотрела в окно, на улице не было ни души; раннее-раннее утро, Алиса перевела взгляд на часы: почти шесть, и снова уставилась в окно. Было грустно и тоскливо, и долгожданного облегчения не было и в помине. Вдалеке показалась быстро движущаяся фигура, Алиса сразу узнала Кима, он прошел почти под окном, и то, что она увидела на его всегда бесстрастном лице, было не описать словами…

«Веселая ночь, доброе утро…» – тоскливо подумала Алиса и изо всей силы вмяла бычок в пепельницу.

— Малыш, ты скоро? – окликнул ее из комнаты Михалыч.

— Иду, – поднялась Алиса. – Уже иду…

Через два дня, в течение которых Ким безуспешно пытался встретиться с Михалычем и поговорить, Алиса и Михалыч перебрались в отдельную однокомнатную квартиру, со скрипом, предоставленную им родственниками. Михалыч был весел, напевал, и собирался искать нового гитариста. А Алиса… Алиса выдержала ровно неделю. После этого исчезла, не оставив Михалычу даже записки…»

Глава 11

Лиана поставила точку и автоматически потянулась за сигаретой. Роман закончен, но в ее жизни все будет не так. У нее было достаточно времени, чтобы все понять, оценить и сделать свой выбор. В памяти возникло сияющее лицо Ивара. Она – Лиана, а не Алиса. И больше никогда не пойдет на поводу у придуманного героя. Творить свою судьбу нужно в жизни, а не на бумажных страницах. Этот вариант хорош для поэтических метафор, не больше…

Лиана поднялась из-за стола, засунула исписанные листы в папку, достала из-под кровати большую сумку и бросила папку на дно. Потушила сигарету и принялась медленно, методично укладывать в сумку вещи. Потом, с той же медлительностью и методичностью, она прошлась по всему дому, расставляя все по местам, убирая в холодильник оставшиеся продукты и проверяя, везде ли выключен свет.

— Возвращаемся домой, – серьезно сказала она коту, следующему за ней по пятам.

Лиана еще раз огляделась по сторонам: дом, с закрытыми наглухо шторами стал угрюмым и нежилым, Лиана торопливо нагнулась, зашнуровывая ботинки, накинула плащ, засунула за пазуху кота и подняла сумку с привязанной к ней машинкой.

Лиана медленно побрела по грязи, прижимая к себе кота, сумка с машинкой при каждом шаге бились о ее ногу, идти было очень неудобно и тяжело, но Лиана мужественно шагала дальше, дождь, ливший все это время, почти прекратился, лишь сыпало сверху какими-то остатками, словно кто-то решил отжать выжатое уже белье, было холодно и при дыхании лицо ее окутывал пар, Лиана поставила сумку и постучала в дверь.

Ивар открыл сразу же, словно все это время просидел под дверью в ожидании ее прихода. Он улыбнулся, и Лиана поняла, как он похудел и осунулся за последнее время.

— Я закончила повесть. Алиса сделала свой выбор. Я сделала свой. Возьми, – Лиана протянула Ивару папку с рукописью. – Я хочу, чтобы ты это сжег. У меня не получилось, а может быть, я просто плохо хотела… Давай сделаем это вместе… И забудем эту историю раз и навсегда… У нас впереди еще целая жизнь… Нужно только не повторять старых ошибок…

Ивар улыбнулся, протянул ей руку, и тогда пошел снег. Первый, белый, по-настоящему зимний снег…