Глава 10

Некоторое время я стою на месте, пытаясь осознать, что заперта в холодильной камере на неопределенное время. Бегло осматриваюсь и понимаю, что внутри нет никаких датчиков и тумблеров. То есть я не могу ни отключить питание этой камеры, ни увеличить температуру.

Будь здесь хотя бы градусов шестнадцать, я была бы спокойна. Продержаться несколько часов до прихода других сотрудников можно. Светлана говорила, что к одиннадцати утра, обычно, доставляют продукты для кухни. Значит, мне нужно продержаться около пяти часов. Зашибись.

Мне уже холодно. Пальцы на руках покрасневшие. Я решаю всё же немного пошуметь. Вдруг кто-то ещё находится в здании. Они услышат шум, спасут меня.

На протяжении получаса я бью ногами в дверь, кричу, что есть сил, но толку это не приносит. Меня никто не слышит, потому что в здании, кажется, никого нет. А разве охранник не должен проводить обход всех помещений? Нужно сказать об этом Бурому, пусть проверит работу своих подчинённых.

Постоянные движения помогают согреться, но ненадолго. Спустя десять минут спокойствия я снова начинаю замерзать.

Что я только не делаю, чтобы согреться… Массажирую мышцы рук и ног, просто растираю их ладонями, прыгаю, бегаю кругами по камере, снова прыгаю.

Вскоре запас энергии кончается.

Я на ногах с десяти вечера. Присесть некогда было. Силы на исходе.

Я всё чаще зеваю, желание сесть на пол растёт с каждой минутой. Голова немного кружится от переутомления. Губы холодные, наверное, уже синего оттенка. Ногти приобретают фиолетовый цвет. Пальцы на ногах не чувствую, на руках они еле двигаются. Замечательно…

Хочу сесть, опереться на полку и закрыть глаза. Спать хочу ещё сильнее. Понимаю, что периодически слишком медленно моргаю.

Нахожу в углу камеры деревянный ящик. Переворачиваю его и сажусь сверху. На пол садиться нельзя. Мне ещё рожать детей.

Сидеть не очень удобно, но организму всё равно. Он почувствовал опору, начал отключаться.

Интересно, сколько часов я тут торчу и когда меня найдут?

Будто сквозь вату слышу крик. Вздрагиваю и с трудом открываю глаза.

— Алёна! Алёна! Найду тебя, по заднице получишь! — рычит Бурый.

Я удивлённо распахиваю глаза. Почему я так хорошо его слышу? Он рядом с холодильной камерой? Почему ищет меня? И тут я вспоминаю, что мои личные вещи в раздевалке остались.

Пытаюсь встать, но не могу. Я как будто ледышка. Руки и ноги окоченели. Пальцы практически не разгибаются. Ужас какой! Сколько я спала?

Рычу от боли, но всё же распрямляю руку, дотягиваюсь до банки сгущёнки. Отлично! Размахиваюсь и швыряю её в дверь. Молюсь, чтобы долетела.

Бах! Банка с жутким грохотом влетает в дверь. Бах! Падает на пол. Надеюсь, Бурый это услышит.

Щёлк.

Дверь камеры открывается, и я вижу на пороге разъярённого медведя. Иначе Бурого не назовёшь. Он тяжело дышит, кулаки сжаты, мне кажется, я даже слышу скрежет зубов. Глаза его снова тёмно-серого цвета.

Но мне сейчас совсем не страшно. Я рада его видеть безумно. Я хочу броситься к нему на шею и поплакаться, но не могу. Попросту не способна даже встать с этого долбанного ящика.

— Ёбаный в рот, — выдыхает Бурый, бегло осматривая меня. — Ты какого хуя тут заперлась?

— М-мен-н-ня з-з-ап-п-ерли, — выдавливаю я, охрипшим дрожащим голосом.

— Кто? — орёт Бурый, подлетая ко мне.

— М-ма-ш-шенька?

— Какая Машенька?

— С-с-с-ука т-т-вой-я.

— Тварина, — рычит он. — Разберусь позже.

Он снимает с себя пиджак и накидывает на меня. От окутавшего меня тепла, мурашки по коже разбегаются. Бурый легко поднимает меня на руки, выносит из холодильной камеры и захлопывает дверь ногой.

Стремительным шагом он направляется в сторону своего кабинета. От его тела такой жар исходит, что меня в сон начинает клонить снова. Я будто у печки прилегла отдохнуть. И пахнет ещё приятно. Хвоей…

— Не спи! — трясёт меня Бурый.

Я открываю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. Отключиться успела, видимо. Осматриваюсь. Я сижу на диване в кабинете Бурого. Он стоит у скрытого в стене бара и наливает мне какой-то напиток янтарного цвета. Виски или коньяк. Ничего из этого я не пью. Запах не переношу.

Моё мнение Ярого, естественно, не волнует. Он подходит ко мне, подносит бокал к губам. Я мотаю головой. Не буду пить эту гадость.

— Тебе нужно прогреть горло. Пей! — настаивает он и почти насильно вливает в меня половину бокала.

Горло обжигает. Кашляю. Дыхание перехватило от крепости напитка. Вдох сделать не могу. Бурый тут же пихает мне в рот дольку лимона в сахаре. Жую. Становится легче. Вздрагиваю от пронёсшегося по телу жара. Чувствую, как щёки моментально краснеют.

— Пошла реакция. Раздевайся теперь.

— Что? — возмущаюсь, плотнее кутаясь в его пиджак.

Сам Бурый идёт к шкафу, достаёт из него плед и кидает на диван. Тянусь к нему, но получаю шлепок по руке.

— Раздевайся! Тебе правила, что ли, напомнить?

— Зачем раздеваться? — интересуюсь я и громко икаю.

Глаза расширяются, когда Бурый начинает расстёгивать пуговицы на рубашке. Несколько мгновений, и мужчина стоит передо мной с оголённым торсом. Завороженно наблюдаю, как перекатываются мышцы под загорелой кожей, когда он снимает штаны.

Божечки… Фигура у него лучше, чем у любой фотомодели. Широкие плечи, чётко выраженные плиты грудных мышц, плоский живот с кубиками пресса, узкая талия, крепкие ноги. Глаза застревают на огромной такой выпуклости в боксёрах. Понимаю, что слишком долго пялюсь и смущённо отвожу взгляд.

— Смотри-смотри, — подаёт голос Бурый. — Тебе с ним скоро предстоит близкое знакомство.

— В ваших фантазиях! — дерзко заявляю я.

— Кукла, ты уж определись. Или «ты», или «вы».

Он держит меня за подбородок двумя пальцами и смотрит прямо в глаза. Снова гипнотизирует. Нервно облизываю губы. Он сам словно завороженный следит за моим языком. Склоняется ниже ко мне.

— Раздевайся, — шепчет он в самые губы.

— З-зачем? — начинаю снова заикаться.

— Трахать тебя буду, чтобы согрелась быстрее.

— Но в-вы же об-бещали п-под-дождать?

— Я такого не обещал, — скалится он.

— Гов-ворили, что в-восстан-новлюсь и н-начнём.

— А я передумал…

Загрузка...