Игрушка Ворона

1.

Нервно покуривая в безлюдном переулке, я быстро пересчитывала деньги. Тонкие длинные пальцы умело перелистывали купюры, пока мозг фиксировал новые цифры. Нажива была небольшой, но на еду и мыльные принадлежности определенно хватит. Сигарета, зажатая между зубами, мирно тлела, а прохладный осенний ветер беззвучно срывал пепел, разнося его вокруг меня, будто маленькие снежинки.

Запрятав деньги поглубже во внутренний карман тонкой мужской куртки, я быстро докурила и потушила бычок о ближайшую кирпичную стену. Накинув на голову капюшон, я сунула руки в карманы брюк и пошагала к перекрёстку. Уже заметно похолодало и надо бы задуматься над зимними шмотками. А где же денег на них взять? Хотелось надеяться, что Петя что-нибудь принесет или Леська продаст очередную свою картину, но это вряд ли. Не особо люди сейчас хотят приобщаться к искусству.

Загорелся зеленый, я прошла перекрёсток, обернулась несколько раз на случай, если меня всё же обнаружили. Но нет, к счастью, та жирная баба, у которой я свистнула сумку, нигде не маячит. Ничего, от нее не убудет. Стильная шубка, кожаные сапожки, айфон последней модели и дорогие цацки. Пара украденных «косарей» для нее не станут проблемой вселенского масштаба, а вот нам жизнь еще на денёк продлят.

Снова подул холодный ветер. Я поежилась и втянула голову в плечи, чтобы хоть как-то согреться. Ненавижу осень, зиму. Вообще не выношу холодов. В это время года труднее всего выживать, летом всё же как-то попроще. Пройдя еще один перекрёсток, останавливаюсь в стороне, чтобы завязать шнурки на своих старых кроссовках, которые ни черта не греют.

Из-за угла выруливает черный внедорожник, а за ним тянется целая колонна черных легковых машин марки «Мерседес». Автомобили простых смертных тут же останавливаются, пропуская вперед кортеж. Наверное, даже самый ленивый знает, кто едет в этих наполированных до блеска дорогих тачках. Местная мафия. В городе воров и бандитов у нас предостаточно, но, так или иначе, они подчиняются мафии, которую возглавляет некий Воронов. Никогда его не видела и вообще понятия не имею, как он выглядит. Но одно знаю точно — этот тип опасен, жутко, запредельно опасен. От его банды, которая насчитывает десятки сотни людей невозможно скрыться. Если перешел дорогу Воронову — лучше сразу застрелись. Из-под земли достанут и прикончат без суда и следствия. Во всяком случае, именно такие слухи доносились до меня.

Я с Петькой и Лесей были некими аутсайдерами и сами кое-как обеспечивали свою жизнь. Когда мы сбежали из детдома, я сразу сказала, что ни в какие банды лезть не собираюсь, это чревато последствиями, потом из этой помойной ямы не выберешься.

Мы занимались мелким воровством, иногда подрабатывали, раздавая всякие листовки. Милостыню никогда не просили, Петя однажды предлагал, так я ему таких подзатрещин надавала, что это глупая идея вовек из его головы вылетела. На это было всего две простые причины: первая — попрошайки работают в бандах, которые принадлежат мафии. Весь город поделен между этими якобы мамочками, чьи дети больны раком, безрукими и безногими. Захочешь поработать на их «точке» тут же либо отлупят, либо притащат к своим «крышам», и прощай свобода. Вторая — чувство некоторого самоуважения. Пусть его было и немного, но всё же достаточно, чтобы не играть роль убогих. Да и при том давить на чувство сострадания прохожих, совесть не позволяла. Люди, конечно, те еще уроды, но уподобляться им не хотелось. Поэтому преимущественно мы обкрадывали примажоренных тетенек и дяденек.

Иногда делали всё настолько тихо, что тупоголовые крали, даже ничего не замечали. Рот свой надутый силиконом откроют, ворон в округе считают, на маникюр свой блядский пялятся, а я раз-два и кошелечек из модненькой сумочки вместе с телефончиком и потянула. Конечно, бывало и такое, когда бежать приходилось. Ловили, били, но всё равно убегала.

Да вообще всякое случалось за те три года, что мы считай, под открытым небом жили. Но главное, что никакая шайка нас не зацапала и от всего этого дерьма с мафией и бандитами мы были на безопасном расстоянии.

Кортеж проехал вдоль центральной дороги и скрылся за поворотом. Я глянула на машину, которая замыкала общую колонну и ощутила, как мурашки прошлись по спине. От этих бандюг за версту несло опасностью и силой. Ну не зря же в их руках сосредоточена вся власть города, слабаки на такое не способны.

Пройдя еще несколько кварталов, я вышла на небольшую узкую аллею, где обычно местные художники продают свои картины. Порой мне нравилось здесь бывать. В этом месте существует словно бы совсем другой мир, не испачканный в людских пороках и всей той грязи, что цветет и процветает.

Леся сидела в самом конце ряда, который тянулся бесконечной змейкой по левую от меня сторону. Подруга замерзла, я сразу просекла это, увидев ее трясущиеся коленки. Леся сидела на низкой деревянной табуретке, притянув ноги как можно ближе к себе. Тонкие длинные пальцы, которые мне всегда как-то по-особенному нравились, были скрыты за дырявой тканью перчаток. Вязаная шапка, которую я стырила из одного магазина, немного съехала набок, но это ничуть не портило Лесю. Ее светлые и от природы вьющиеся волосы, выглядывали из-под шапки, напоминая мне чем-то воздушное облако. Вообще Леся красивая девушка, высокая и стройная, если бы наша жизнь сложилась иначе, уверена, она бы работала моделью и поражала своей неотразимой внешностью многих людей. Но, увы, ей приходилось часами сидеть на холоде, чтобы продать хотя бы одну картину, а затем идти со мной и с Петей еще на несколько подработок или воровать.

Вообще для меня, что Петька, что Леська были чем-то вроде детей. Разница у нас в возрасте всего-то плюс-минус год, но я всё равно ощущала за них особую ответственность. Изначально я сама хотела смыться из детдома. Осточертело мне там всё, да и срок уже подходил, меня вот-вот собирались выдворить. Никто с совершеннолетней девчонкой там нянчиться не хотел. Пораскинув мозгами, я решила, что не собираюсь ждать того дня, когда меня как кошку вшивую выбросят за порог. Надо было раньше драпать, да я мелкая была, боялась. Может, если бы так и сделала, хоть части побоев избежала.

2.

Вадим

Болела голова. Эта боль вроде была незначительной, но ужасно меня нервировала. Какие таблетки ни пей, всё равно не помогает, только пара грамм белого порошка приводят в тонус. Но я в последнее время запрещаю себе эту пагубную привычку. Лучше перейти бы на сигары, впрочем, что то, что это всё равно рано или поздно тебя прикончит. Поэтому, сидя в одном из ресторанов, что находится под моим покровительством, я по маленькому глотку пил свежевыжатый апельсиновый сок.

Его кисловатый вкус был мне приятен, но головную боль это никак не убирало и не делало слабей. Стараясь, лишний раз не вертеть ею в разные стороны, я сосредоточенно смотрел себе под ноги, изучая взглядом наполированный до блеска пол кабинета. Перед глазами неожиданным образом всплыл обрывок сегодняшнего ночного сна.

Я вообще плохо сплю, иногда мучает бессонница. Издержка работы, эдакое клеймо, что остается с тобой, пока ты не умрешь. Но даже когда удается поспать, мучают кошмары или какие-то психоделические картинки. Такое со мной не происходит, даже если я под коксом нахожусь, а тут… Справедливости ради, сегодняшний сон оказался спокойным, насколько это, конечно, возможно. Мне снилась девушка. Я ее не знаю. Симпатичная такая и отчего-то злая. Черт ее лица я не запомнил, разве что глаза. Большие, красивые и разного цвета. Один карего цвета, а другой — льдисто-голубого. Взгляд этой девчонки так крепко осел в моей памяти, словно это было нечто очень важное для меня, ведь всякую чепуху я стараюсь тут же забыть.

В дверь кабинета постучали, на пороге возник Данил — моя правая рука, и я тут же спрятал свои воспоминания о сне как можно глубже в памяти. Почему-то не хотелось этим вроде бы пустяком с кем-то делиться.

— Где наш дружок? — спросил я и поморщился от звука собственного голоса, он словно раскалёнными гвоздями впивался мне в мозг.

— Уже подвезли, — Данил ухмыльнулся лишь уголками губ. — Трясется весь. Боится.

— Раньше бояться надо было, когда втайне от нас своим задом подмахивал конкурентам. Тащи его сюда, — я поставил стакан на маленький кофейный столик и пока Даня вышел из кабинета, я достал из плечевой кобуры, скрытой под пиджаком, пистолет.

— А вот и наш птенчик, — помощник втащил за шиворот ублюдка и бросил его к моим ногам.

Я носком одной туфли провел по окровавленному лицу Коли — моего бывшего начальника охраны, а затем заехал ему по носу. Кровь обильно хлынула из ноздрей, орошая собой узор на полированном полу.

— Что, дорогой? — я, не шевеля головой, подался вперед и нагнулся, намеренно поигрывая перед заплывшими глазами Коли пистолетом. — Боишься меня?

— Я… Я, — этот говнюк закашлялся и попытался встать, но поскользнулся на собственной крови и вновь упал рядом с моими ногами. Хотелось этого червя придавить подошвой своей обуви, раздавить его череп и с наслаждением наблюдать, как из него будут вытекать мозги.

— Что ты? М-м-м? Мало платил? Решил соскочить? Наверное, ты забыл, что тот, кто однажды вошел в круги нашего клана может их покинуть лишь, отправившись к своим предкам.

Коля ничего не отвечал, физически не мог. Даня хорошо постарался, чтобы этот кусок дерьма больше ничего не смог сказать.

— Ты ведь знал, что я тебя из-под земли достану. Знал же! — я подошел к письменному столу, вынул из ящика глушитель и закрепил его на пистолете.

Когда Коля увидел глушитель, он как-то по-особенному разволновался, в его глазах, что практически не были видны из-за отека, проскользнул страх. Животный, неподдельный. Мне стало смешно, и головная боль резко ослабла. Я не наслаждался процессом убийства, это действие уже давно перестало меня тревожить. Еще одна издержка работы, еще одно клеймо.

Я сел обратно на свое место и приставил дуло глушителя ко лбу Коли. Предатель затрепыхался на полу, взвыл, что-то бессвязно забормотал. Но мне уже было совершенно всё равно. Лимит моего доверия исчерпался. Я вогнал пулю в голову, Коля рухнул без чувств, выпустив последний хриплый вздох.

— Можете забирать, — скучающе заявил я.

Даня вызвал двух дюжих охранников, новых в нашей компании. Они тихо и быстро забрали труп.

— Помыть бы пол надо, — всё еще скучающе рассуждал я вслух, отсоединяя глушитель.

— Организуем, но есть еще кое-что, что ты должен знать, — взгляд Дани вдруг забегал.

— Что?

— Какой-то оборванец у меня из машины борсетку спёр.

— Дурак ты, раз тачку не запер. А вообще, это крайне важная информация, — с сарказмом заявил я.

— Нет, дело не в этом. Самодельную бомбу обнаружили. Она была прикреплена между задними колесами. Я полагаю, что тот, кто спёр борсетку и бомбу подкинул. А в этой машине должен был ехать ты, сечешь?

— Найдите и ко мне этого смельчака. На этом всё? — я спрятал пистолет обратно в кобуру.

— Да.

***

Алиса

Я стояла в маленькой душевой комнате нашего хостела. Здесь было страшно душно и воняло плохо стиранными вещами соседей. Где-то по закуткам бегали тараканы, но я их не боялась. Я вообще не боялась всей этой ползущей дряни. Детдом быстро отучил визжать, как кисейная барышня всякий раз, когда где-то появлялся таракан или клоп. Конечно, было неприятно наблюдать эту мерзость, но страх отсутствовал.

Уперев руки в края крошечного умывальника, я смотрела в треснутое и давно немытое зеркало. Перед собой я видела девушку, самую обычную и ничем не примечательную девушку, лишь с одним исключением — разноцветными глазами и той затаившейся усталостью, что так отчетливо читалась во взгляде.

Многие почему-то боятся смотреть мне прямо в глаза, будто опасаются, что я их прокляну. Помню, у нас в детдоме была одна тупая училка, которая свято верила в бога, да и вообще была помешена на религии. Ее звали Стелла Георгиевна, имя этой суки я никогда в жизни не забуду. Тощая, практически высохшая мумия с большими на выкате глазами и тонкими бледными губами. Голос у нее еще был такой шипящий, неприятный. Как у змеи.

3.

Нас провели через какой-то узкий длинный коридор, отделанный в черном цвете, и потащили к лестнице. Черные блестящие и невероятно скользкие ступеньки стали для меня настоящим испытанием. Я несколько раз хорошенько так упала на них, ударившись коленом, а затем подбородком. Крови не было, разве что только во рту, но боль оказалась сильной, слепящей. Нафига надо делать такую дебильную лестницу? Сглотнув слюну с примесью крови, я открыла и закрыла рот, вроде не сломала ничего.

Руки за спиной начали быстро затекать, и я практически перестала ощущать свои пальцы. Во мне вскипали злость и чувство полного бессилия, что дико нервировало. Мужик продолжал меня куда-то тащить, и даже когда я путалась в собственных ногах и падала, он всё равно волок мое тело вверх по ступенькам, будто какую-то куклу.

Нет, если бы это была охрана, посланная той курицей Оксаной, нас бы скорей всего просто вышвырнули на улицу. А раз мы направляемся вглубь ресторана, то дела наши плохи. Ну не убьют же нас за то, что мы просто хотели пожрать? Ведь так? Или нет? Чёрт!

Колено и подбородок пульсировали болью и всё, о чем я могла думать, согнутая пополам, об этой боли и о том, куда нас сейчас притащат. Петька пытался вывернуться, но, кажется, его ударили. Хриплый всхлип свидетельствовал о том, что ему дали в живот. Леся вела себя тихо и это, наверное, лучшее, что можно сейчас сделать. Нечего этих бритоголовых из себя выводить. Мы не в том положении.

Когда нас приволокли на второй этаж, послышались чьи-то быстрые шаги. Я не могла увидеть, кто к нам приближался, поэтому продолжала пялиться в черный и наполированный до такой степени пол, что в нем даже можно было распознать собственное отражение.

— Вот, — кратко произнес лысый козел, который крепко держал меня.

— Трое? — задумчиво спросил мужчина, подошедший к нам.

— Да.

— Ведите к нему, он уже ждет.

К кому «к нему»? И кто нас вообще мог ждать? Я не то, чтобы запаниковала, скорей, была сбита с толку. Вся эта хрень с рестораном, с лысыми вышибалами напоминала какой-то жуткий сон. Всё вроде бы начиналось неплохо, а потом превратилось в кошмар.

Урод, который держал меня, еще сильней сжал мне руки за спиной, и я уже начала побаиваться, что он просто нахрен переломает все кости. А руками я дорожила, они меня кормили. Пара ловких движений и кошелек очередной зеваки уже у меня в кармане. Поэтому с руками я была еще не готова расстаться, но вот загвоздка в том, что лысому козлу всё равно.

Он потащил меня вперед, на секунду мы остановились, я краем глаза увидела открывающуюся дверь, а в следующий момент, мои руки отпустили и толкнули в спину. Не удержавшись на ногах, которые будто наполнились желе, я шлепнулась на колени, и, взвыв от боли, клюнула носом в чьи-то блестящие туфли.

Медленно подняв голову, я увидела перед собой высокого мужчину лет сорока-сорока пяти. Его черные немного седоватые на висках волосы, спадали на высокий лоб, а большие голубые глаза, напоминая льдинки, как-то странно рассматривали меня. На левой щеке виднелся глубокий шрам, доходивший до квадратного подбородка с ямочкой и скрывающийся где-то у виска. Жуткое, уродливое зрелище. Такой мордой можно детей по ночам пугать. Но судя по черному костюму и начищенным до невозможности туфлям и печатки, сверкающей на среднем пальце левой руки, этот тип очередной богатый козёл. А вообще, я заметила, что те лысые вышибалы, что этот одеты в один и тот же костюм, только размеры разные. Секта что ли какая-то?

— Добегались, сопляки вшивые? — склонив голову набок, мужик криво улыбнулся, отчего шрам на его щеке немного сморщился, уродуя еще больше.

— Мы не вшивые, — глотая кровь, которая всё наполняла и наполняла рот, заявила я, с трудом вставая с пола.

— Оставьте нас, — стальным тоном приказал мужик, игнорируя меня.

Бритоголовые козлы тут же вышли из кабинета.

Я глянула на Лесю и Петьку, они тоже медленно встали и подошли ближе друг к дружке. Они боялись, сильно… Я же… Тоже боялась, где-то глубоко в душе, но показывать свой страх не собиралась.

— Ты, — этот мужик со шрамом, видимо, здесь был главным кренделем. — Иди сюда, — он обратился к Пете.

Друг медленно и неуверенно подошел ближе. Он побледнел от страха, я видела, что его пальцы мелко задрожали, впрочем, как и всё тело. Мужик внимательно осмотрел моего друга, чуть сузив глаза.

— Доставай то, что ты прячешь под курткой, — сухим тоном приказал он.

Петя быстро глянул на меня и полез за борсеткой, которую он по привычке сунул под верхнюю одежду. Эта привычка у нас всех выработалась еще в детдоме. Когда, например, стащишь пару кусочков черствого хлеба, тут же за пазуху себе кидаешь, а потом на тихом часу или уже ночью, жуешь под одеялом. Всегда боишься, что кто-то увидит наворованное вот и держишь максимально близко к себе.

Вытащив борсетку, друг протянул ее вперед. Мужик схватил ее и бросил в сторону письменного стола, стоявшего в конце комнаты. Сумка эта несчастная, не долетев до пункта назначения, с грохотом шлепнулась на пол. Козел даже глазом не моргнул, продолжил изучать Петю колючим взглядом.

Медленно, но до меня всё же начало доходить, что друг-то стырил «бабки» у этого недоноска, ну или у кого-то из его окружения. Но неужели именно из-за денег нас сюда приволокли? У этих типов бабла должно быть немерено и как-то уж глупо из-за этого нас прессовать. Тип со шрамом не похож на мелкую сошку, которая каждую копейку считает.

— На кого работаешь? — спросил мужик, продолжая рассматривать Петю с высоты своего роста.

— Ни на кого, — тихо ответил друг.

— Врешь, — урод замахнулся и ударил Петю по лицу, тот не удержался на ногах и упал, из носа пошла кровь.

— Эй, вам чего надо от нас? — спросила я, присаживаясь рядом с другом.

— На кого работаете? — всё таким же холодным тоном повторил свой вопрос мужик.

— Да ни на кого, — я утерла нос Пети рукавом своей куртки. — Мы просто пожрать пришли и всё.

4.

Оправившись после очередного близкого «знакомства» своего лица с полом, я всё же кое-как смогла принять сидячие положение. Это оказалось задачей трудной, учитывая, в каком состоянии я находилась, но выполнимой. Усевшись на пятую точку, я осмотрелась по сторонам: небольшая комната с маленьким квадратным окошком, до которого не достать без помощи табуретки. Какая-то непонятная мебель была накрыта черной клеенкой, и это зрелище отчего-то меня напугало. Ни штор, ни обоев, здесь не было ничего, кроме голых стен и расставленной по разным углам мебели в клеенке, щедро посыпанной пылью. Даже в нашем детдоме и то как-то уютней всё выглядело. Под потолком горела одна лампочка и этому желтому свету я была ужас как рада. Хоть в темноте меня не оставили, тогда я бы точно от инфаркта склеила ласты и не узнала, за что нас вообще схватили.

Всё тело болело и ныло, а еще сильно хотелось в туалет. И сколько же нас здесь собираются держать? Хотелось надеяться, что недолго, но еще больше хотелось надеяться, что с Лесей и Петей всё в норме. Нас, видимо, разделили, а затем будут по одному допрашивать? Дебильная идея, учитывая, что мы не стали бы между собой сговариваться, ведь делать это нам незачем.

Завалившись на бок, я заскулила от боли, что прострелила мне ребра. Тот бритоголовый ублюдок походу крепко так приложился, когда ударил меня. Несколько секунд я вообще не могла шевелиться и дышать, боль прошила весь правый бок и часть поясницы. Когда приступ прошел, я с трудом поджала ноги и, пыхтя, просунула руки вперед. Металлические браслеты стерли кожу на запястьях, она вспухла и кровоточила. Возможности снять наручники у меня не было. Это только в фильмах можно с помощью шпильки открыть все замки мира, а на деле этот фокус не работает. Тут помимо шпильки еще кучу всего надо, а лучше — просто откопать где-нибудь ключ.

Немного размяв затекшие плечи, я встала на ноги. Судя по этой комнате, дача служит местечком, куда мужик со шрамом привозит неугодных ему людей. Не хочется думать о том, что здесь с ними делают, но боюсь, что ответ очевиден.

Мне срочно нужно было решать вопрос, как отсюда выбраться и как вытащить Лесю с Петей. Но походив из угла в угол, я поняла, что эта проблема без вариантов и возможности убежать. Хотели бы убить, наверное, давно убили, а раз так, то есть шанс спасти свой зад. Если начну нарываться на проблемы, то тогда скорей всего отправлюсь на тот свет. После дичайшего стресса в багажнике, моя голова будто начала работать лучше.

Нужно подождать. Крепким терпением я никогда не отличалась, но сейчас иначе никак нельзя. Стараясь не думать о том, что хочу в туалет, а еще больше — пожрать, я ходила туда-сюда и наблюдала, как пыль под моими ногами поднималась и опускалась обратно на деревянный пол. Я была как настоящая заключенная и это злило.

Что же такого «по-плохому» нам сделает мужик со шрамом? Что вообще нам, детям из детдома, можно сделать плохого? Это даже смешно звучит. Не дать еды? Воды? Заставить спать в мороз на остановке? Всё это было, всё это давно прошли. Разве что пуля в лоб. Но это уже будет не угроза.

Время шло, но никто так и не появлялся. Мой мочевой пузырь уже был готов просто разорваться, а пустой желудок — скукожиться в сморщенную трубочку. Теперь вкус дешевой овсянки не казался мне таким уж мерзким, тарелку каши сейчас бы точно съела. Когда терпеть уже было просто невозможно, я принялась стаскивать с мебели клеёнку в поисках хоть какого-нибудь ведра. Эти уроды не заставят меня ходить под себя, будто животное, закрытое в клетке питомника. Я человек, пусть и с непростой жизнью, но всё же человек. Если они хотят меня унизить, то у них ничего не получится.

Срывая всё новую и новую клеенку, я успела найти старое пианино, кресло с торчащими пружинами, поломанный стол, какие-то картины и вазу. Вот уж никогда не думала, что буду рада какой-то там вазе. Справить нужду, находясь в наручниках, оказалось сложней, чем я думала, но приложив усилия, я это сделала.

Закончив со всем этим, я обратно накрыла вазу клеенкой и отодвинула в самый дальний угол. На одну проблему стало меньше, но вот чувство голода никуда не пропало. Я вообще очень люблю есть. Еда приносит мне счастье, как бы глупо это ни звучало. Она дает силы, которые мне всегда необходимы. Из нас троих я вообще, наверное, самая прожорливая, но только в плане своей порции, чужое я никогда не съем.

Время продолжало идти, и вместе с голодом появилось желание попить. В маленьком окошке уже был виден день, но никто всё так же не приходил. На выносливость, значит, решили проверить? Чтобы не думать о еде, я уселась в старом кресле и заснула. Мне ничего не снилось, я вообще редко вижу сны. Когда я проснулась, уже была ночь, и меня почему-то стало лихорадить. Я заболевала, и сейчас для этого было ну совсем неподходящий момент.

Губы потрескались и жгли. Хотелось раздеться, но я не могла, я просто не чувствовала рук. У меня походу поднялась температура, и этот внутренний жар нужно было чем-то погасить, например, стаканом воды. Пусть вода будет из-под крана или из лужи, но главное, чтобы это была именно вода.

Пытаясь снова заснуть, чтобы не тратить остатки сил, я вдруг сквозь шум в ушах услышала чьи-то шаги за дверью. Почему-то сомнений никаких не было, это пожаловал тот мужик со шрамом на пол лица.

Я не шелохнулась, когда входная дверь открылась. Если все они рассчитывают, что я припаду к их ногам и буду рыдать, молить о пощаде, то как бы ни так. Моей вины ни в чем нет, и я не видела смысла просить прощания… ни за что. Дверь закрылась, и в масштабах этой маленькой комнатушки теперь находился еще один человек.

Шмыгнув носом, я ощутила, что жар в моей груди будто завибрировал, задрожал. Хорошенько кашлянув аж до слез и сухой боли в горле, я глянула на свои несчастные руки. Кровь на запястьях уже давно запеклась, пальцы синие и холодные.

— Ну что? Теперь ты будешь сговорчивей? — мужчина подошел ближе и остановился в нескольких шагах от меня.

5.

После всего того дерьма, в которое нас Петька случайно втянул, я весь следующий месяц провалялась с жуткой простудой. Сопли текли рекой, высокая температура не спадала, отчего я бредила и лишь изредка приходила в себя. Думала, что от дикого кашля к чертям собачьим выплюну свои легкие, но вроде как обошлось.

Если бы не Петя и Леся, то я бы уж точно загнулась и встретилась с апостолами, о которых так обожала говорить Стелла Георгиевна. Чуть позже рядом со мной слегла и Леська, поэтому все обязанности свалились на плечи нашего общего друга.

Хорошим здоровьем я никогда не отличалась, даже в детдоме всегда бегала с соплями и кашлем. Уж очень меня любили всякие такие вирусы, хотя это неудивительно. У меня, походу, с рождения слабый иммунитет, витаминов и нормального питания не было, так что о нормальном здоровье приходилось только мечтать. Да и вообще, о нормальной жизни тоже.

Несмотря на то, что Петька втянул нас в неприятности, я не могла на него яростно злиться и ненавидеть. Он заботливо выхаживал меня и Лесю, готовил бульоны, давал по часам таблетки. Хорошо, что я прогнулась под Воронова и взяла его деньги, без них пришлось бы туго, очень туго.

В те короткие моменты, когда температуру всё же удавалось сбить хотя бы на одну отметку, я ненавидела себя. Ненавидела быть слабой, ненавидела подводить нашу маленькую команду. Я прекрасно понимала, что Пете было нелегко справляться со всеми обязанностями одновременно. Первое время, пока у нас были деньги, он присматривал за мной, а потом уже за мной и Лесей. Позже, когда бабки просто начали таять на глазах от тех зверских цен на лекарства, Петя ходил подрабатывать или воровать. Поздно вечером он приходил в хостел со жменей продуктов и коробком таблеток, варил жрать и возился с нами как с маленькими детьми.

Такая вот скотская жизнь была невыносимо унизительной. Мы не могли обратиться к врачу, банально не имея ни документов, ни карточек. По сути, мы были никем в формальном плане. Пыль, безликие тени, блуждающие в густом лесу серых высоток большого города.

Кое-как я начала наконец-то выздоравливать. Леська быстро заболела и так же быстро стала на ноги. А я как идиотка заново училась ходить и осваиваться во внешнем мире. Всё же месяц жуткой болезни оставил на мне свой след, который я теперь пыталась всеми силами вытравить. Тело еще было слабым и временами меня нехило пошатывало из стороны в сторону, поэтому я физически всё еще не могла влиться в общее дело, и это продолжало бесить.

— Лиса, всё хорошо, — успокаивал меня как-то Петя, когда мы втроем сидели поздно ночью на кухне и ели давно остывший суп без мяса, конечно же. На него уже просто не было денег. — Пока справляемся, на том и хорошо. Ты и так всегда пашешь за троих, беспокоишься обо всем, тебе будет полезно отдохнуть.

— Если я и дальше стану отлеживаться, то мы с голодухи все по очереди подохнем, — прохрипела я и тут же сильно откашлялась.

— Ну ладно тебе, не унижай нас, — встряла Леся. — У меня вон картину завтра купят, так что всё на мази.

— И у меня кое-какая работенка подвернулась, — добавил Петя.

Я смотрела на своих друзей и понимала, насколько же они мне дороги по отдельности и вместе. Я не умела правильно выражать свою любовь словами, но в душе я по-настоящему любила и Лесю, и Петю. По сути, родней них у меня никого на свете и не было. Часто я могла быть с ними строгой и даже где-то несправедливой, но глотку готова любому перегрызть за них. Мы переживали такое, после чего уже понимаешь, что жизнь не может стать прежней. Наша дружба и в некоторой степени семейные отношения, прошли такую жесткую проверку, что сомнений никаких нет — мы одна команда.

— Спасибо вам, — тихо произнесла я, черпая ложкой суп и выливая его обратно в тарелку.

— Алиска, ну чего ты тут мелодраму разводишь? — хохотнул Петька. — Мы ж тут все свои и своих не бросаем, забыла, что ли?

— Нет, не забыла.

— И потом, раз уж такая тема пошла, то кто-кто, а именно я должен просить у вас прощения, — Петя посерьёзнел. — Нафиг я вообще в ту борсетку вцепился? Дурак. Дурак и всё тут.

— Ты не виноват в этом. Никто не мог предугадать, что там, в машине, окажется «подарочек». Что было, то было, главное — нас отпустили.

— Это уж точно, — кивнула Леся. — Я уже думала, нас по частям разберут и в лесополосе выбросят.

Обсудив всё то, что нас беспокоило, мы наконец-то доели и улеглись спать. На следующий день Петька раньше всех куда-то смотался и ничего даже не сказал. Вообще, наверное, за последние несколько дней он часто начал уходить рано утром и приходить достаточно поздно, да еще и с продуктами. Не то чтобы мне это не нравилось, но как-то уж слишком всё подозрительно выглядело. Что за работка такая, где постоянно выдают неплохие деньги? Сегодня вечером я решила напрямую спросить Петю об этом.

Из-за того, что я еще не могла физически влиться в свой привычный воровской график, мне пришлось очередной день провести в хостеле. Я хотела провести Леську на ее новую «точку», где она продавала свои картины, но подруга отказалась, типа будет лучше, если я окончательно оклемаюсь. Эта перестановка ролей, где я больше смахиваю на беспомощную малую, мне не нравилась, но я понимала, что Леся права и мне нечего из себя строить героиню.

Я валялась на своей узкой кровати, на соседней спал какой-то мужик, который заселился еще вчера. Он иногда похрапывал и причмокивал языком, но это мне не мешало. Я пялилась в потолок и вдруг почему-то вспомнила этого Воронова. Странный тип, даже очень. Глянув на свои запястья, я почти не увидела следов от наручников — они уже зажили и всё благодаря Петьке. Он купил какой-то крем специальный, который убыстрил исчезновение ран и припухлостей.

Закутавшись в старое дырявое оделяло, я перевернулась на бок и закрыла глаза. Лицо Воронова никуда не исчезло, и память будто издеваясь, вырисовывала всё новые и новые детали его внешности. И зачем мне это надо? Он далеко не красавец, чтобы постоянно думать о нем, но и уродом теперь я почему-то не могла его назвать.

6.

Вадим

Милана прижалась ко мне слишком плотно, удушая ароматом своих чрезмерно сладких духов. Ее тонкие пальцы с идеальными ногтями, выкрашенными в черный цвет, рисуют незамысловатые узоры на моей груди, скрытой под тканью рубашки. Она всегда так делает, когда чего-то хочет от меня.

— Что? — сухо спрашиваю, проверяя отчеты Романа — моего информатора. Он — мои глаза и уши в тех местах, где меня никто не должен видеть.

— Очень хочу тебя, сладкий, — обдает Милана мое лицо своим горячим дыханием.

— Позже, — тут же остужаю ее пыл своим холодным тоном.

Моя любовница дует свои красные пухлые губки и, отодвинувшись от меня, зависает в своем айфоне. Я уже давно привык к ее капризам и никак не реагирую на них. Милана мне нужна только для удовлетворения моих сексуальных потребностей. Ни больше, ни меньше. Я за это отплачиваю ей дорогими подарками, поездками, шмотками и иногда хорошими ужинами в одном из многочисленных ресторанов, что принадлежат мне.

Милана — моя игрушка и я никогда не стыдился этого, да и она не глупая, понимает, почему находится рядом со мной. Моя работа, которой я посвятил всю свою жизнь, не терпит привязанностей. Тут нет места женам, детям и кому-либо еще, разве что родственникам, но в наших кругах они мало у кого присутствуют. В моем случае, у меня есть только младшая сестра. Пожалуй, единственный человек, которым я по-настоящему дорожу. Именно поэтому она и живет на юге Италии под другой фамилией и как можно дальше от того дерьма, что здесь происходит.

Если была бы возможность обходиться без женщин, то вряд ли я их при себе держал. Просто они обладают умением снять напряжение и помочь расслабиться, отпустить себя, отчистить голову и взглянуть на проблемы, которые никогда не кончаются уже свежим взглядом. Менять девок я не привык — слишком много геморра с ними, а так есть одна, уже наученная, что и к чему, поэтому и нет с ней проблем. Ну почти нет.

— Куда мы едем? — спросила Милана, явно не найдя в своем гаджете, который я тоже ей купил, зная, что она о нем мечтала, хоть что-то интересное.

— В «Корвин», — всё таким же сухим тоном отвечаю и перелистываю очередную страницу отчета.

— Опять? — хнычет.

— Без соплей, — предупреждаю. — Не хочешь, могу тебя сейчас же высадить.

— Нет, всё хорошо, — покорно отвечает Милана. — Поужинаем?

— Да, — я продолжаю заниматься своим делом, но замечаю периферийным зрением движение утонченной белой руки своей пассии, что опускается ко мне на колено и скользит вверх по бедру к ширинке.

Милана прекрасно знает мои слабые места в области секса, о других своих слабостях я предпочитаю с ней не разговорить. Вообще лучше, когда она молчит и просто занимается своими прямыми обязанностями.

— А, может, мы подумаем, что сделать с голодом иного рода? — ее густо накрашенные голубые глаза одаривают меня лукавым откровенным взглядом. Когда Милана хочет секса и похоти, она превращается в дьяволицу и это меня почти всегда заводит.

Она лишь прикидывается дурой, но я сразу же распознал ее сущность. Когда Милана ощущает, что мой интерес к ней угасает, она немедленно переходит в наступление и всякий раз доказывает, что в сексе ей нет равных. И это правда. Но даже если бы я не был главой мафии, то всё равно не решился с ней на нечто большее. В сексе Милана мне подходит идеально, но как женщина, как потенциальная мать моих детей — нет. Слишком эгоистичная, капризная, коварная.

— И что ты мне можешь предложить? — скучающе спрашиваю, складывая бумаги обратно в папку. Милану злит моя наигранная флегматичность, и она буквально атакует меня.

Быстро справляется с пряжкой ремня, пуговицей и ширинкой. Мой член уже готов принять ласку. За последний месяц мне только пару раз удалось отдохнуть, а так всё, что могло трахать так это — работа мой мозг, причем в разных позах.

Милана спускается на колени, откидывает свои рыжие кудрявые волосы на спину и смело даже дерзко берет мой член в свой очаровательный ротик. Нас и водителя отделяет перегородка, поэтому никто не знает, чем мы здесь занимаемся. Тусклый свет размывает контуры, обостряя слух и обоняние. Я слышу, как она причмокивает, чувствую, как старается брать глубже и это приносит кайф.

Мои пальцы сами тянутся к густой рыжей шевелюре, путаются в ней, тянут, призывают брать глубже и Милана берет. В мастерстве минета ей нет равных, она приносит наслаждение, смешенное с болью и временами хочется выть от этого. Но стоит ей лишь на секунду поднять свой взгляд, как меня прошибает вспышка тока. Вместо привычных голубых глаз, искрящихся похотью, я вижу разноцветные — одни карий, другой льдисто-голубой. Это ведение кажется мне странным и совсем неуместным.

Я думал об этой девчонке пару раз и с ужасом понимал, что мысль о ней заставляла мой член напрячься. Меня уже давно обыкновенная мысль о женщинах не заводит, а теперь за много лет устоявшаяся привычка дала сбой. Было что-то в этой Алисе, что-то такое, чего я не мог понять, а людей я обычно вижу насквозь. Может, всё дело в ее ведьмовских глазах? Не зря же я увидел ее во сне. Точно ведьма.

Милана продолжает работать, но мне вдруг перехотелось. Я предпочитаю минет и если я от него отказываюсь, наперед зная, что он будет потрясающим, то дела мои плохи.

— Нет, — хватаю Милану за плечи и усаживаю ее, она удивлена и потрясена, ведь прежде я никогда не прерывал ее. — Не сейчас, — быстро привожу себя в порядок.

— Да что с тобой такое? — слышу, что ее голос дрожит.

— Ничего. Лучше поправь прическу и помаду. Нам скоро выходить.

Автомобиль останавливается у ресторана. Охранник открывает дверцу. Я выхожу на улицу и шагаю ко входу. Дует холодный пронизывающий ветер и меня пробирает неожиданная дрожь. Внезапно, кто-то хватает меня за руку, стянутую в кожаной перчатке. Такая наглость поражает, и я дико хочу глянуть в глаза тому, кто это посмел сделать. Оборачиваюсь и вижу перед собой мелкое низкое нечто, завернутое в несуразный мужской пуховик с подранными рукавами.

7.

Вадим

Милана нежно целовала мою шею, пока я неподвижно сидел на диване и медленно попивал виски со льдом. В панорамном окне пентхауса уже показался бледный рассвет. Я смотрел на серое небо, думая о девочке с глазами ведьмы. Роман уже отчитался передо мной, и проблема с другом Алисы разрешилась. Теперь их везут в одну из многочисленных моих квартир, где они будут жить. Неслыханная щедрость с моей стороны. Я вообще не из тех людей, которые разбрасываются деньгами при этом, не поимев никакой выгоды. Нет, в сущности, она была, но мизерная и ее вообще трудно ощутить. С другой стороны, может, таким образом я искуплю хоть каплю тех грехов, что давно неподъемным грузом висят на моей душе?

Почему нет? Пусть работают, мне не жалко, да и им проще будет. Но вот Алиса. Одно ее имя отдает странной горечью у меня на языке. Что-то было в ней такое непонятное, необъяснимое, но притягивающие внимание. Я как человек, видавший на своем веку многих женщины: и молодых, и опытных, еще ни разу не сталкивался с такими, как эта девочка. Мне хотелось ее узнать, не просто трахнуть и вышвырнуть из своей жизни как переработанный материал, а узнать по-настоящему. И такой порыв не то чтобы пугал меня, скорей раздражал своей силой и неконтролируемостью.

Моя работа, мой мир, в котором я вращался, был лишен места для семьи и любого рода привязанностей. Эта основа, константа успешного существования, не просто как человека, но, как и главы мафии. Поэтому-то я и обзавелся Миланой. Никаких чувств и эмоций, просто секс, просто компания на вечер, если захочется побыть с кем-то. Она не представляла ни для меня, ни для моих врагов никакой ценности. Она — не мое слабое место. У меня так мест в принципе нет. О том, чем я занимаюсь, Милана знает, но лишь в той пропорции, которая не несет вреда. Всё. Точка. Следующий абзац.

Такая модель жизни самая оптимальная и безвредная, и именно ей я следовал с того дня, когда стал у руля. Но сейчас, когда волей случая я встретил девочку с удивительно красивыми и разными по своей природе глазами, я невольно начал задумываться, а стоит ли успех фальшивой модели личной жизни?

Милана продолжала ласкать меня, а я даже физически не испытывал удовольствия. Она целовала, опускалась всё ниже, стремясь доставить наслаждение, но ничего не получается. Смотрю на нее, но яркая внешность сама по себе заменяется лицом совсем другой непохожей девушки.

— Хватит, — я убираю от себя руки Миланы и осушаю стакан с виски.

— Ну что с тобой происходит? — хнычет и это так раздражает. — Разве я тебе больше не нравлюсь?

Смотрю на нее и упрямо вижу другие глаза. В тех, других глазах, отчетливо видно дикость, злость, пульсирующую силу и даже смелость, а в этих… Ничего. Пустота. Сплошные капризы. Как странно, что я этого не замечал прежде. Просто не считал нужным обращать свое внимание.

Мысль о дикой, своенравной, с характером девочке, но с глазами женщины неожиданно возбуждает меня не только физически, но и душевно, если это вообще возможно.

— Сама знаешь, — отвечаю и, поставив со звоном стакан на столик, увлекаю Милану в долгий и влажный поцелуй, за которым следует секс, но я не кончаю, наверное, впервые с того момента, когда вообще начал трахаться.

***

Алиса

Вот уж не думала, что наша жизнь так лихо поменяет свой курс. Еще вчера мы жили в старом хостеле, питались дешевой овсянкой и судорожно думали о том, где бы нам раздобыть денег для оплаты какого-никакого, но всё же жилья. А теперь нас поселили в достаточно комфортную квартиру с двумя спальнями и большой ванной комнатой с отдельным душем и джакузи. Что же, пока что всё складывалось не так печально, как мне казалось вначале. Главное — Петю вытащили из обезьянника.

— Мне всё это очень-очень не нравится, — призналась Леся, поставив в коридоре сумки со своими причиндалами для рисования.

— Почему? — спросила я, помогая Пете разуться. После драки его еще нормально так отлупили в камере, и теперь он не мог без боли согнуться пополам.

— Не знаю. Ты ведь сама приучила нас, что не нужно ни с кем связываться. А теперь этот Воронов предоставил нам целую квартиру и работу в придачу. Уж подозрительно щедро.

Я была согласна с Лесей на все сто процентов и даже больше. Но из двух зол я выбрала наименьшее и не такое уж и паскудное. Нам нужно где-то перекантоваться, идет зима и в хостеле мы бы замерзли к чертовой матери, а здесь тепло и хорошо, как в доме, которого ни у кого из нас троих никогда не было.

— Блин, девки, вы опять из-за меня попали в какую-то задницу, — подал голос Петя, когда я его наконец-то разула.

— Думаю, теперь ты всё-таки включишь свои мозги и прекратишь вести себя как ребенок, — строгим тоном обратилась я к другу.

— Обещаю, — он слабо улыбнулся и тут же нахмурился от боли. Еще бы! У него такой огромный синяк выступил на лице.

— Ладно. Забыли. Лучше идем, я уложу тебя в кровать.

— А квартирка ведь хорошая, — дала оценку Леся, осматриваясь.

— Хоромы целые, — шутливо вставил Петя.

— Да уж. Нам на такие никогда в жизни не заработать, — с неприкрытым сожалением отмечаю я.

Оставив Петьку в одной из спален, я вернулась к Лесе, чтобы помочь ей разобрать наши скромные, почти что нищенские пожитки.

— И сколько мы здесь пробудем? — спросила меня подруга, вытаскивая остатки своих красок и старые кисточки из сумки.

— Не знаю, — честно ответила я и увидела, что Леся начала волноваться. Она еще та трусишка и ее страх мне предельно понятен. — Всё будет хорошо, я с вами и в обиду вас никому не дам, — пытаюсь хоть как-то подбодрить.

— Слушай, ты нам рассказала на каких условиях этот Воронов решился нас взять, а какие условия он выдвинул лично тебе?

Я уселась на пол и скрестила ноги. Для того чтобы сидеть на диване или в кресле, нужно как минимум вымыться и перестирать всю одежду. Тут одна только мебель чего стоит и портить ее мне совсем не хотелось, а то из долговой ямы потом не выберусь.

8.

Ненавижу ждать. Мне кажется, что это самая тупая трата времени, которую только можно себе представить. Я люблю действовать. Пусть часто из-за этого набиваю себе «шишки», но, на мой взгляд, это лучше, чем просто стоять и ждать непонятно чего. Движение – это жизнь. Этому принципу я подчинялась столько, сколько себя помнила. Нет, конечно, иногда хочется отдохнуть, но в основном я привыкла что-то делать: убираться, готовить, шнырять по карманам прохожих, потом от них же убегать и всякое тому подобное. А сейчас я стою неподалёку от Воронова и его подружки, ожидая, когда ему стрельнет в голову, что-то мне приказать.

Это унизительно. Но я понимала, что у меня нет другого выхода. Смешно получается, сама же Лесю и Петю учила не влезать в чужие банды, а по итогу и себя и друзей втянула в такую трясину, из которой вряд ли уж получится вылезти. Ловушка сработала блестяще, причем, Воронов для этого почти что, ничего не сделал. Но с другой стороны, я успокаивала себя тем, что всё не так уж и плохо. Петя с Лесей пристроены, да и я тоже. Да, может, и не самая лучшая работа в мире, но и мы не образцы интеллектуальности, хотя, когда я жила в детдоме, то перечитала почти все книжки, что были в нашей скромной библиотеке.

Рыжая мымра иногда поглядывала на меня и если бы она умела, то непременно уничтожила своим ядовитым взглядом. Наша неприязнь была взаимной, хотя я до конца не понимала, почему баба Воронова настолько меня не переносит. Как правило, такие как эта богатенькая краля, на таких как я, смотрят либо с пренебрежением, либо делают вид, что меня не существует. К такому я давно привыкла, но уж точно не к той жгучей ненависти, что отчетливо прослеживалась в голубых глазах Миланы.

Хорошенько заправив водолазку в брюки, как бы укрепляя свою «броню», я продолжала ходить за сладкой парочкой, будто тень. Никто из богатеньких гостей, которые подходили к Воронову не обращали на меня внимания, и это оказалась единственная мелочь, что облегчала мое пребывание в доме.

- Принеси мне виски, - приказывает Вадим, кивая головой в сторону небольшого круглого столика, где на подносе стояли уже наполненные стаканы с алкоголем. – И один кубик льда брось.

Семеню к столику. И зачем Воронову вообще понадобилась личная девочка на побегушках? Боится, что его могут отравить? А не боится, что это могу сделать я? Да нет, на такое я бы никогда не пошла.

Беру стакан и ищу взглядом лёд. Нахожу ведерце с кубиками льда и щипцы. Кое-как, совсем неумело подцепляю льдинку щипцами и опускаю в напиток. Получается не так-то и плохо. Я горжусь собой, будто только что сделала нечто невероятно трудное. Уже хочу вернуться к Воронову, но неожиданно ко мне обращается высокая стройная женщина лет сорока, в строгом черном костюме и с тугим пучком светлых волос:

- Возьми салфетку, - взгляд зеленых глаз перемещается к столику с алкоголем, где на самом краешке стопкой лежали белые салфетки.

- Зачем?

- Чтобы руки не были влажными, - она мне улыбается, обнажая свои красивые белоснежные зубы. Еще никогда человек, явно не обделённый деньгами мне не улыбался. – Виски холодный, а в помещении жарко, понимаешь, о чем я? – улыбка женщины стала еще шире. Как странно, она не стремилась меня унизить, просто объясняла простые вещи, которые я должна была бы и сама учесть.

- Спасибо, - я быстро беру салфетку, оборачиваю ее вокруг ребристого донышка и спешу к Воронову. – Держите.

Он забирает стакан и продолжает разговаривать с какими-то мужиками. Я занимаю свое привычное место «тени» и продолжаю ждать непонятно чего. Наблюдаю за людьми, но картина богатых утырков быстро мне надоедает, поэтому я смотрю только на Воронова. Он, кажется, прекрасно себя чувствует в такой обширной компании. Иногда улыбается и даже шутит. Несмотря, на шрам, женщины вьются вокруг него и бросают в его сторону голодные взгляды. Меня этот факт злит, и я ничего, совсем ничего не могу сделать с этой необъяснимой злостью. Похоже, если человек наделен харизмой, то никакой шрам ее не вытравит, вот поэтому Вадим так уверенно себя и ведет, ну еще и потому, что он глава местной мафии.

Время идет. Я хожу туда-сюда, и сесть, конечно же, права не имею. Ноги не болят, я их уже так натренировала беготнёй от жертв своего воровства, что могу хоть сутки не садиться. А вот жрать и спать уже хочется, а этот сабантуй, похоже, еще не собирается «сворачиваться».    

Многие гости уже нажрались, может и не до поросячьего визга, но всё равно прилично. Дорогие пиджаки теперь валяются везде, где попало, а в воздухе обширной залы с камином, где собственно я всё время и проторчала, запахло горьковатым запахом сигар.

- Мартини хочу, - капризно заявила Милана, так и не отлипнув за весь вечер от Воронова ни на секунду.

- Алис, мартини принеси, - не поворачивайся ко мне, приказывает Вадим.

- Две оливки кинь и один кубик льда, - с пренебрежением дополняет рыжая стерва и тоже не смотрит на меня. – Надеюсь, у них есть оливки? – этот вопрос адресован уже Воронову, но он его игнорирует и это заставляет меня улыбнуться.

Пытаюсь найти это тупое мартини, но я в принципе не знаю, как оно должно выглядеть. Я им тут кто? Знаток дорогого пойла?

- А где у вас здесь мартини? – интересуюсь у молоденькой девочки, которая явно здесь занимает пост домработницы, судя по ее одежде.

- Всё выпили, на кухне еще бутылка стоит, - она проводит меня на кухню и куда-то уходит.

Да уж… Богатые дяденьки устраивают попойку, но совсем не следят за безопасностью. Похоже, деньги - не залог ума. Нахожу бутылку с соответствующим названием. Воняет нещадно, я крепче пива никогда ничего и не пила. Взяв такой же стакан, в котором я приносила виски Воронову, наливаю это пойло и рыщу в поисках оливок. Что это вообще такое? Приблизительно я понимала, что это, но вот вживую никогда не видела.

9.

Кухня Вадима была такой же крупной, как и в том доме, где мы сегодня были. Темная мебель, кремового цвета стены и большое, прозрачное окно прямоугольной формы.

- Садись, - Воронов указал жестом на высокий табурет с низкой спинкой.

Я не без труда уселась на него и обнаружила, что мои ноги вообще не достают до пола.

- Странный и какой-то неправильный у вас стул, - недовольно пробормотала я, пытаясь приловчиться к нему.

- Это барный табурет, он таким и должен быть, ноги можешь на перекладину поставить, - Вадим едва заметно улыбается, но не насмешливо, а как-то по-доброму. Я чувствую себя неловко, из-за собственной бестолковости и в то же время ощущаю тепло, разливающееся внутри грудной клетки.

- Простите, не знала.

- Не извиняйся, - строго произнес Воронов, заглянув в холодильник. – Это лучше ты меня извини за то, что не уследил. Витя вообще нормальный мужик, но пить ему категорически нельзя – превращается в похотливого мудака.

- Как видите, я всё же попыталась дать отпор.

- Да, это уж точно, - он улыбнулся шире, но затем отдернул себя, будто сделал в моем присутствии непозволительное послабление. – Есть красная рыба слабосолёная и немного фруктов, хочешь?

- Хочу, - честно ответила я и напряженно сцепила пальцы рук в замок. – Красивый дом, - после некоторой паузы произнесла я.

- Сам спланировал весь его интерьер, - с неприкрытой гордостью заявил Воронов, расставляя передо мной тарелки с нарезанными апельсинами, ананасами и горстью всяких ягод.

- Это чувствуется.

- В самом деле? – он удивлённо покосился на меня.

- Ага.

- Чай хочешь?

- Хочу, - бездумно ответила я, изучая взглядом широкую спину Вадима, скрытую под белой тканью рубашки.

- Зеленый? Черный?

- Какой сделаете, я в этом не разбираюсь.

- Хорошо, - он продолжил хлопотать на кухне, а я продолжала смотреть на его спину, изучая черный ремень плечевой кобуры и то, как она изящно обтягивала крепкий торс. Пожалуй, в этот самый момент я по-настоящему и влюбилась. Вот так просто, как будто само собой разумеющееся. Что-то внутри произошло, какая-то перемена или сломался определённый винтик, который прежде удерживал меня от заинтересованности к противоположному полу. А может это был шок, после пережитого? Нет, не думаю.

- Почему вы делаете всё это? – тихо спросила я, когда Воронов поставил передо мной дымящуюся кружку с ароматным чаем.

- Потому что, хочу, - просто ответил Вадим, тщательно нарезая ломтики красной рыбы. Я наблюдала за этим процессом и понимала, что даже ковыряния в рыбе, которая стоит приличные бабки, мне кажется красивым. Длинные пальцы умело управляются с гибким ножом, отделяют филе от шкурки и нарезают, почти, что одинаковые кусочки. – Бери, - Воронов протянул мне тарелку с рыбой, - сейчас хлеб подам.

- Знаете, когда я впервые вас увидела, то подумала, что вы такой же урод, как и все те, кто живет в богатстве, - не знаю, почему вдруг решила разоткровенничаться.

- Это правда, - с кривой усмешкой ответил он. – Просто сейчас не вижу смысла вести себя так, - он подал кусочек белого хлеба.

- Почему? Ну, в смысле, не боитесь впускать в свой дом, девку с улицы? Мало ли что у меня на уме, - я прямо рукой взяла рыбу и отправила в рот, морской солоноватый вкус мне понравился.

- Я уже понял, если ты хочешь что-то выкинуть, то делаешь это, не раздумывая, а раз ведешь себя смирно, то опасаться нечего, - Вадим сел напротив меня и закинул в рот несколько ягод малины.   

Он был прав, и мне вдруг стало так стыдно. Я не была уверена в том, что мне нравится быть такой понятной и легко читаемой для этого человека.

- Ну, какая есть, - жму плечами. – В детдоме меня не особо любили за такую импульсивность.

- Ты мне расскажешь о происхождении твоей татуировки? – Воронов глянул на мою правую руку.

- Зачем? Такая история вас уж точно не развеселит, - я продолжила с аппетитом поедать рыбу. Вкусная, зараза!

- Развлечение не всегда должно быть веселым, - серьезным тоном возразил Вадим.

- У моей мамки был кулон в виде розы, - начала я издалека, отставив от себя, пустую тарелку и доев хлеб. – Я хорошо помню только ее глаза и этот кулон. Когда я очутилась в детдоме и узнала о том, что мамка покончила с собой, мне стало нехорошо. Я ведь ее ни в чем не винила, помнила, что бабка ни нас, ни меня приютить не могла, а нам идти некуда было. Поэтому обид на мать у меня никогда не было. Хотелось умереть, когда ее не стало. Мне тогда лет десять было, а может и меньше. В тринадцать я вскрыла себе вены. Вытащили, а в психушку не бросили только потому, что слишком много волокиты. Короче, сама справлялась со всем дерьмом в своей душе, начала курить. Позже, когда я научилась сбегать из детдома, сделала на хате у одного знакомого тату, чтобы скрыть шрам, и оставить память о матери. Поэтому, я выбрала розу с шипами, роза – как кулон, а шипы, ну типа, моя защита. По-моему, получилось очень даже хорошо, - я посмотрела на свое тату, в горле собрался ком, но я запретила себе плакать.

Вадим молчал, угрюмый взгляд делал его значительно старше, чем он был на самом деле.

- Обычно, я так не откровенничаю, - пытаюсь улыбаться, но хреново получается. – Не знаю, как это у вас получается, но язык трудно за зубами держать, - отпиваю из своей кружки и чувствую, что сердце стучит о ребра так сильно и так больно.

Воронов взял мою правую руку и провел большим пальцем по запястью, сразу же нащупав тонкую полоску шрама. Прикосновение к нему отдалось теперь болью где-то в горле, а не в груди. Сложилось такое ощущение, что Вадим прикоснулся к моей душе, к сгустку сплошной боли, о которой я старалась не думать и прятать от посторонних глаз, чтобы не выглядеть размазней.

- Мне жаль, - единственное, что произнес Вадим и неожиданно для меня, прижался губами к моему запястью. В будущем, эта точка моего тела станет его излюбленной, а сейчас меня это поразило настолько сильно и глубоко, что я разучилась на секунду дышать.

10.

(Алиса)

Я резко проснулась, вскочила, наморщилась от неожиданно ярких зимних лучей солнца и, запутавшись в складках одеяла, благополучно шлепнулась на пол, больно ударившись коленом.

- Сука, - злобно выругалась я, садясь и потирая ушибленное место.

Мозг только-только начал перезагружаться после спячки, и я не сразу сообразила, что нахожусь в квартире Воронова. Как только этот факт окончательно укоренился в моем сознании, я быстро встала на ноги и нервно закусила губу. Божечки! Это что получается? Мы ведь вчера целовались и это… это было так классно! От одного воспоминания у меня в животе всё стянулось в тугой, болезненно-приятный узел. А потом… Потом мы вместе сидели и я уснула в объятиях Вадима! Я глянула на диван, на смятые складки белоснежного одеяла, наверное, Вадим принес, когда я уже видела десятый сон. Сон! Мне снился самый настоящий красочный сон! Голова шла кругом от такого количества открытий. Про боль в колене я уже и забыла.

Мне дико, до трясучки захотелось увидеть Воронова, чтобы понять, что я ничего себе не напридумывала и всё случилось в реальности. Это было для меня очень важно и крайне необходимо. Я побежала на кухню и пару раз при этом поскользнулась на гладком, мать его, полу. Ну и зачем он такой нужен?! Вадима я не нашла ни на кухне, ни в любой другой части квартиры, куда я могла добраться. Похоже, его вообще не было дома, наверное, уехал.

Стало немножко грустно, но я запретила себе сопли пускать. Воронов – взрослый и предельно занятой человек, тем более, он не обещал нянькаться со мной двадцать четыре часа в сутки. Мы непременно увидимся позже и я, как вчера окружу себя его теплыми сильными руками и буду наслаждаться тем крошечным с виду и по-настоящему огромным для меня счастьем.

Неожиданно в квартиру вошел лысый бугай в строгом черном костюме с галстуком. Я почти сразу узнала визитера, он был охранником Вадима. Хорошо, что память сработала сразу же, иначе я бы бросилась на мужика с кулаками.

- Вас машина ждет, чтобы отвести на медосмотр, - спокойным голосом объявил охранник.

Мне понравилось это обращение на «вы», я сразу же ощутила себя значимой персоной, чего прежде никогда со мной не случалось.

- Хорошо, - я послушно проследовала за мужчиной, у выхода из многоэтажки уже стояло два неизменных автомобиля марки «Мерседес». Я прошагала к ним, мне даже дверцу открыли.

В салоне сидели заспанные Петька и Леська, увидев меня, я заметила две пары расширенных от удивления глаз, сон как рукой сняло.

- Лиска, - первым очухался Петя. – Ты, блин, всю душу из нас вытрусишь, где пропадала?!

- Мы думали, этот Воронов тебя уже где-то прикопал, - вставила Леся, с болью в глазах смотря на меня.

- Как видите, всё со мной в норме, - виновато улыбаюсь.

- Дурная ты, - обиженно буркнул Петя.

- Почему домой не вернулась?

- Так получилось. Вадим так сказать познакомил меня с моей будущей работой.

- И чё делать будешь? – уже спокойней спросил друг.

- Та ничего особенного, буду таскаться за Вороновым, мелкие поручения выполнять.

- Ну, нормально, уже лучше, чем по карманам шнырять.

Я тоже придерживалась такого же мнения. Мы поехали в больницу, где нас, особенно, меня ждали все возможные круги ада. Нет, вначале всё было очень даже сносно. Я не боялась врачей хотя бы потому, что в моей жизни их было не так много. Запах таблеток, конечно, раздражал и эти вечно снующие туда-сюда медсестры в белых халатах тоже нервировали, но в целом терпимо. Мы под присмотром охранника обошли многие кабинеты, нас осматривали, ощупывали, спрашивали обо всем, что касается здоровья. Короче, стандартная процедура. Но потом пришло время сдавать кровь и тут меня накрыло, причем основательно.

Я не боялась крови, ее я видела чаще, чем тех же врачей. Но вот шприц и само осознание, что иглой мне проткнут кожу просто вспарывало мой и без того хлипкий самоконтроль. Для меня уколы по шкале ужаса стоят на втором месте после тесных темных пространств. Вроде и девка я уже здоровая, а боюсь уколов до трясучки в коленках. Даже вечно дрожащая от страха Леся, вела себя мужественней.

Сначала кровь взяли у нее, потом у Петьки, на очереди была я. Рассудок помутился только от одного взгляда на иглу. Всё! Хана! Держите меня семеро!

- Не-а, - нервно промямлила я, - это дерьмо вы мне не ткнете в руку, - ноги сами меня отнесли к двери.

- Девушка, успокойтесь и сядьте, кровь нужна для анализа, - твердым тоном заявила медсестра средних лет.

- Не сяду! – рявкаю и скрещиваю руки на груди.

- Я не собираюсь с вами тут нянчиться, сядьте в кресло, - женщина была настроена решительно и я тоже.

- Нет, - меня прошиб холодный пот, а коленки от страха затряслись так, что я боялась вот-вот рухнуть на пол.

- Не морочьте мне голову, - медсестра со шприцем в руках подошла ко мне, а я как ошпаренная выскочила из кабинета и тут же столкнулась с неподвижной фигурой охранника. Он даже не шелохнулся от того, что я в него врезалась. – Девушка, вы отнимаете мое время, - недовольно проговорила медсестра, выглядывая из кабинета.

- Я боюсь, - честно призналась я, но мое откровение никак не повлияло на женщину.

Вдруг охранник поднял меня за подмышки как куклу, которая совсем ничего не весит и внес в кабинет. Я начала упираться, но мужик никак не реагировал на мои протесты. Усадил насильно в кресло и прижал руки к подлокотникам, а я вела себя как ненормальная. Ну, с детства я боюсь этих проклятых иголок и ничего не могу поделать с этим дебильным страхом. Я не скупилась на матерные слова, пока медсестра пыталась воткнуть в меня эту чертову иголку. Не знаю как, но ей это удалось. Всё закончилось, а меня еще минут пять после этого потряхивало, как сумасшедшую, даже стыдно стало.

К обеду это мучение с больницей закончилось, и как я поняла, вечером Вадим получит полный отчет о нашем здоровье. Нас привезли домой. Я тут же легла спать. Голова после истерики разболелась просто невыносимо.