Игрушки для императоров. Иллюзия выбора

Глава 3. Бегство от собственной тени

Тронулись.

— Пристегнись! — бросила мне Катарина, внимательно оглядывая окрестности в развёрнутом коконе виртуала вокруг себя.

— Что-то не так? — Я уловил в её голосе слишком много напряжения.

— Разумеется. Из тюрьмы мы тебя вытащили, осталось уйти. А это сложнее.

Дюзы взревели. Машина дёрнулась, сразу отрываясь от земли, корпус завибрировал, я судорожно схватился за ручки.

Сто метров. Двести. Мы перелетели через два планетарных броневика, попытавшихся при нашем старте перегородить улицу, несложно догадаться, кто в них находился. А ведь ещё не отъехали от управления гвардии!

— Полёты вне магистралей запрещены, — ни к селу, ни к городу напомнил я. Ответом стало лаконичное «угу».

Те броневики оказались лишь началом неприятностей. В частично отзеркаленном изображении я рассмотрел четыре лёгких транспорта, мчащихся за нами на всех парах, причём два из них, как и мы, парили над землёй.

— Попробуем оторваться на магистрали, — пояснила спутница, заметив, что я разглядываю её визор. И как она успевает, следя за дорогой на такой скорости? — Здесь тесно и людно, если успеем к магнитке первыми…

Логично. «Эсперанса» — гоночная машина, а Катарина, судя по наградам, пилот не из последних.

— Это люди сеньора Кампоса?

— А ты как думаешь?

Машину резко дёрнуло. Мы выехали на проспект, главную и самую широкую улицу купола. Катарина включила форсаж, тело вдавило в сидение. Перед глазами бешено пронеслись картины промелькнувшей улицы, реклам, витрин и крыши «ползающих» под нами транспортов.

— Блин, ну ты даёшь! — прорвало меня, когда мы сбавили скорость и плюхнулись на землю. Впереди маячил зев межкупольного шлюза, перед которым, к сожалению, простирался затор на пару сотен метров. Не успели. Не то, чтобы это была пробка, машины двигались, но гораздо медленнее, чем нам надо было, чтобы проскочить и скрыться от преследователей. Пролететь над ними не позволяли размеры шлюза, кстати, ещё и охраняемого постом гвардии.

— Час пик, все основные трассы забиты. Плохое время для моего освобождения ты выбрала! — бросил я.

Катарина многозначительно зыркнула, и я заткнулся.

— Что, малыш, погоняем под куполом?

Мне эта идея не нравилась.

— А, может, прорвёмся? Они ведь тоже застрянут.

Спутница покачала головой.

— Всё равно не успеем. Ладно, так и быть, рванули. Пощекочем им нервы?!

Её глаза озорно блеснули. Девчонка, сущая девчонка! Я побледнел и ещё сильнее вцепился в ручки. Надеяться, что на перехват профессиональной гонщицы дон хефе пошлет плохих пилотов, было по меньшей мере глупо, гонка на магнитке однозначно будет… Смертельно весёлой!

Катарина, не дождавшись очереди, попёрла напролом, расталкивая в прямом смысле слова водителей вокруг, царапая бока невероятно дорогой машины. Стоявшие возле шлюза гвардейцы в полном боевом оснащении, видимо, получившие указание не вмешиваться, лишь проводили «Эсперансу» недовольными взглядами. Я посмотрел назад. Наши преследователи делали с очередью то же самое, но и их перехватывать гвардейцы не спешили. Итак, условия равные.

— А где твоё прикрытие? — вырвался у меня давно мучивший вопрос. — Где ваши стреляющие из всех видов оружия девушки? Почему не искромсаете этих придурков в капусту?

Катарина грязно выругалась, въехав бочиной в массивный планетарный броневик, и я вновь заткнулся.

Магистраль. Огромный туннель-магнит, тянущийся на сотни, если не тысячи километров, разделённый на змейки потоков: радиальные трассы, Большое, Малое, Третье кольцо, и, конечно, двенадцать соединяющих разные части города ровных прямых хорд. Каждая машина планеты оснащена магнитными дюзами, активация которых происходит при въезде на трассу, дюзы проверяются каждые три месяца, и транспорт, не прошедший проверку, сюда не допускается. Потому что скорость в пятьсот километров в час здесь норма. На такой скорости даже лёгкий драндулет купольного класса, потеряв управление из-за отказавшей дюзы, превратится размазанный по стенам многокилометровый блин, при этом захватит с собой столько машин, просто жуть. Мало кто из летящих следом сможет уйти от массовой аварии, ширина тоннеля с учётом скорости невелика, а воздух слишком неподходящая среда для торможения.

Мы вновь взмыли ввысь, но теперь нас поднимали магниты. Север тут идет к северу, или юг к югу, не помню, но это и не суть важно, главное, они тупо отталкиваются один от другого и отталкивают нас, позволяя при помощи реактивных движков в кормовой части машины развивать скорость атмосферного истребителя.

Сейчас вся планета в плане магнитных автострад унифицирована. Но раньше, лет десять назад, русский сектор имел другую полярность, так уж исторически сложилось. На границе секторов находились «мёртвые зоны», где разогнавшиеся машины тормозили, садились, меняли полярность и через несколько километров вновь взмывали вверх, но уже с отрицательными параметрами. «Имперские» власти много лет всячески давили сектор, чтобы исправить это положение, но русские раз за разом прикрывались законом об автономии, кричали, что у них хотят отобрать неотъемлемые, права, и каждый раз это дело спускалось на тормозах, к неудовольствию обывателей и мелких перевозчиков. Говорят, в секторе состоялось аж три референдума по этому вопросу.

«Имперцы», в конце концов, додавили, полярность на оккупированных землях поменяли, «мёртвые» зоны убрали, но многие считают, что та «война» была устроена властями специально, чтобы создать территориям иллюзию самостоятельности, способности хоть что-то решать на своей земле. Чтобы показательно не ущемлять национальную гордость: «Видите, у вас есть право решить хоть что-то! Какая оккупация?». Хотя на самом деле власти в любой момент могли навязать свою волю, невзирая ни на какие права и референдумы. Что было, то было, сейчас все магистрали планеты покрыты одним полюсом.

Но это так, лирическое отступление. Мы вновь оказались на магистрали, в крайнем левом тоннеле «для экстремалов», и вновь, как в прошлый раз, вышли на цифру «пятьсот» на спидометре, после чего тот зашкалил. Для чего ей вообще этот прибор, если он работает на скоростях, которые она из принципа считает черепашьими? Я преувеличил, конечно, такая скорость здесь редкость, обычно все движутся в пределах относительно безопасных трехсот-четырехсот по нескольким правым тоннелям, где гораздо люднее. Но и нонсенсом полтыщи для магнитки не являются.

Система безопасности тут есть, как же без неё. При откровенной попытке таранить стену тебя от оной отбросит — искин управления гвардии по дорожному контролю бдит. Но тебя всего лишь отбросит магнитным полем; потеряв управление, ты так и будешь нестись в этом поле по трубе, вертясь во всех трёх измерениях, пока не откажут магнитные дюзы. Когда же они откажут, ты приземлишься-таки на поверхность тоннеля, причём любую его поверхность, какая будет ближе. И на этом всё, повествование можно заканчивать. Тормозной путь того, что останется от машины, растянется на сотни метров, если не километры.

Картина освещённого тоннеля слилась в одну сплюснутую трубу, дорожки ламп превратились в светящиеся полосы, я вновь почувствовал лёгкую неуловимую тошноту, вызванную то ли сбоем вестибулярного аппарата, то ли банальным страхом. Поначалу мы лавировали между неуклюжих машин, проносящихся мимо на смехотворной скорости, подныривая, перепрыгивая или делая различные горизонтальные финты, а чаще всё вместе одновременно. Несколько раз думал, кирдык! Поверхность тоннеля надвигалась с такой скоростью, что… Но нет, как-то увернулись, сохранив управление. В тот день я сильно зауважал Катарину как пилота, ей бы боевой истребитель водить!

Впрочем, на её подготовку потрачено не меньше, чем на подготовку пилота-аса, а то и больше. Даже без учёта затрат на профильные для телохранителя дисциплины. А на поверхности, в атмосфере, «Эсперанса» как раз и представляет собой истребитель только без боекомплекта.

Затем был отвод тоннеля на скоростную даже по местным меркам зону трассы, где плотность машин гораздо меньше, и, соответственно, контролирующий искин лояльнее. Для чего их построили честно не понимал, видно таковые трассы нужны в первую очередь для силовиков, ибо когда в городе час пик, добраться куда-то быстро серьёзным людям… Ну разве только на шлюпке или катере через атмосферу, как единственный альтернативный вариант. Медленно ехать тут в принципе запрещено, потому они и малолюдны… На радость тех, кому иногда надо очень быстро куда-то добраться, у кого есть под рукой профессиональные пилоты.

Ребята следом за нами не отставали. Они успели заскочить до того, как мы оторвались, и теперь прочно сидели на хвосте. Машин на скоростной полосе почти не было, почему, собственно, у нас и получалось так маневрировать, но несмотря на манёвры, преследователи немного сократили расстояние между нами.

— Надеюсь, ты не станешь устраивать массовую аварию за спиной, чтобы оторваться? — я скорее констатировал, чем спросил. Катарина это утверждение проигнорировала. Глупо, конечно не станет! — Но ты не объяснила, почему убегаешь. В гвардии вела себя уверенно, всех поставила на место, а теперь… Что мешает расстрелять их?

— Корпус официально не причастен к операции, — огорошила она меня спокойным сосредоточенным голосом. — Официально это моя личная инициатива. Далее, Лея до сих пор не вернулась с Земли, а, учитывая, что улетела она больше месяца назад, прикинь, могла ли она подписать приказ о ликвидации Феликса Сантьяго? Сантьяго тоже моя и только моя инициатива.

Я так и застыл с открытым ртом.

— У меня выписаны документы на сотрудника ИГ, — продолжала она. — Но это лишь прикрытие, официально ИГ также не имеет к операции никакого отношения. Вот теперь и подумай, малыш, почему я убегаю от людей Виктора Кампоса, почему «мои» не могут взять и расстрелять их?

Я переваривал долго, несколько минут. Затем требовательно спросил:

— Что происходит, Катюш? Я ничего не понимаю!

— Повтори?

— Говорю, я ничего не понимаю!..

— Я про обращение. Как ты меня назвал?

— «Ка-тью-ша». Это русский вариант твоего имени.

Она весело усмехнулась, после чего расплылась, как кошка, которую почесали за ушком.

— Так меня ещё не называли! Но что-то в этом есть, мне нравится.

— Как я уже сказала, четыре дня назад кто-то похитил Бенито Кампоса, — вернулась она к делам насущным. — Кто — выясняем, но возможности были у многих. Подставили в этом нас и подставили грамотно, никто не поверит, что это не мы. У меня, если ты помнишь, были с этим мальчиком кое-какие тёрки, отсюда они и начали плясать.

После этого Виктор Кампос попытался нанести удар, как он думает, ответный. Я стреляла в его сына, защищая тебя. Предположить, что ты для нас ценен, совсем не сложно.

Я ничего не понял.

— При чём здесь вообще я? И эта дурацкая версия, что вы похитили Бенито ради какого-то соглашения со мной? Я видеть вас не желаю, да и нет у меня ничего, что могло вас заинтересовать!

Она скривилась.

— Виктор Кампос этого не знает, малыш. И дёргает за все доступные ниточки. Я ведь сказала, подставили нас грамотно. Не на штурм же дворца ему идти, чтоб ответить!

Да уж! Я вздохнул и замолчал. Дальнейшие перспективы моей жизни были туманны, и это слабо сказано.

— А почему вы не грохнете этого Кампоса? — озарила меня такая простая, но такая мудрая мысль. — Кто вы, и кто он!

Усмешка.

— Не всё так просто в этой жизни, малыш. Многие вещи слишком связаны, и одно потянет другое. А корпус пока ещё не готов взваливать на себя груз ТАКИХ решений.

Мне не понравилось это «пока». Катарина что-то не договаривала, но разбираться в данный момент у меня не было возможностей.

— К тому же нам запретили это делать, — она зло выругалась.

— Кто же?

— Не важно. Один очень влиятельный человек для чего-то использует каналы преступного мира в своих целях для борьбы с кланами. Речь как раз идет о Кампосе и его подшефных структурах.

Такого откровения я не ожидал. У меня даже челюсть отвисла.

— Но… Криминал?

— А что тебя смущает? Их Организация — это тоже клан, своеобразный. Группа кланов. Со своими исторически сложившимися законами и достаточно эффективной системой контроля внутри структуры. А власть она такая, Хуан, для достижения цели в ней нельзя отвергать никакие способы, даже самые фантастические. — Она пожала плечами.

Я догадался, кого она имела в виду под этим «влиятельным человеком». Есть один, может приказать даже им. Впрочем, таких двое, кроме королевы, естественно, но вряд ли ее высочество принцесса Алисия будет заниматься подобными вещами, у неё собственная структура с внутренним контролем и полномочиями. Но всё это лишь на уровне догадок.

— Подвожу итог, мы должны решить проблему с Кампосом миром, без жертв и, по возможности, без огласки. Потому Совет настоял на том, что вызволение тебя из тюрьмы — моя «личная инициатива», и серьёзной поддержки в данный момент не окажет. Нельзя раскрывать, что мы можем уничтожить главаря одной из крупнейших бандитских структур на Венере за несколько минут. Нельзя раскрывать, что можем устроить кровавую перестрелку в центре столицы, наплевав на последствия. Нельзя показать, что вообще можем принимать такого рода решения самостоятельно, без одобрения королевы, люди слишком привыкли видеть в нас ряженых кукол, и пока нам это выгодно.

Я вспомнил последний разговор с преподавателем ИЛА.

— Чтобы не лишать королеву последнего козыря?

— Да. Мы — атавизм феодальной системы, причуда Короны. И для всех должны таковым оставаться. Только из-за этого ты просидел в застенках три дня. Извини.

Однако извинениями в её голосе и не пахло. Она лишь довела до сведения, констатировала факт, не более того. Мне же стало не по себе, хотя я прекрасно понимал мотивы корпуса и то, что им нельзя по-другому.

— Получается, я — герой? — Ирония из меня так и пёрла. — Сидел, чтобы у королевы была возможность нанести первый удар по кланам, когда это понадобится? Круто!

Ответом мне стала покровительственная улыбка.

— Мне нравится, малыш, что многие вещи тебе можно не объяснять.

Какое-то время мы молчали. Я приходил в себя от суровой правды. Политика, мать её!.. Она же просто рулила на пределе человеческих возможностей, ограниченных размером трубы тоннеля и скоростью «Эсперансы». Ситуация на дороге не изменилась, если не считать того, что с радиальной мы переместились на хорду, а потом на Большое кольцо против часовой. Преследователи не отставали.

Понятное дело, никакой дорожной полиции на магнитке нет, это нереально. Гвардия стоит на въездах и выездах с нее, но сделать что-либо с нарушителями на самой трассе технически невозможно. Да и правил особых, кроме требований к безопасности, тут нет. Говорят, здесь где-то установлены пушки на случай атаки террористов или для ликвидации особо опасных нарушителей, но они малоэффективны. Как быть эффективными при таких-то скоростях? Ни один оператор не успеет дать сигнал на уничтожение, если на пятисотенной скорости какой-нибудь хмырь решит вмазаться в другой движущий транспорт. Искин может защитить тоннель, перманентно увеличив напряжение поля на локальном участке, но защитить летящие внутри трубы транспорты…

Впрочем, нас это не касалось, в нас стрелять никто не станет. Но к сожалению, в наших преследователей тоже.

Машина резко дёрнула, уходя в тоннель, ведущий на очередную магистральную хорду. Впереди, согласно дорожному навигатору, замаячила «пробка» из нескольких машин, идущих с дистанцией в сотню метров друг от друга, движущихся медленнее нас, и «Эсперанса» резко дёрнулась вверх. Вновь включился форсаж, тело вдавило в сидение, а когда отпустило, я почувствовал, что готов разговаривать дальше.

— Итак, корпус непричастен к моему освобождению. Бумаги — умело состряпанная юридическая несуразица. Для моего освобождения вы могли достать настоящие, тем более, время было, но вы в этом не нуждались.

Она кивнула в знак того, чтобы я продолжал.

— Чтобы убедить всех в слабости корпуса, некто в парадной форме по «личной инициативе» заявляется в районное управление гвардии и театрально ошеломляет, обманывает несчастных гвардейцев, не успевших задать нужные вопросы. Потом умыкает у них из-под носа подследственного и кончает одного из гвардейцев, «как бы продажного» офицера «как бы по приказу Короны». Если я где-то не прав, кивни?

Она отрицательно покачала головой.

— Всё правильно.

— У меня не вяжется, Катюш! Слишком сложно. И слишком рискованно. Можно было сделать проще и гораздо эффективнее.

— Можно. — Она согласно кивнула. — Но не всегда простые решения — самые эффективные. Просто ты не понимаешь, малыш, философии корпуса. Мы — изгои, не такие, как все, и чтобы выжить в огромном мощном мире нам приходится вертеться, озадачивая окружающих, ломая всем мозги и втирая очки, строя из себя тех, кем мы не являемся. Нас всего три сотни, Хуан, пойми. А это очень, очень-очень мало! Помнишь, мы поднимали тему о «втором дне»? — усмехнулась она.

— Немного. Но буду рад, если напомнишь.

— Все считают нас сильными, почти всемогущими, способными на всё и презирающими закон. Это первое наше дно. Его видят обыватели, вроде тебя и сегодняшних гвардейцев. Ну, кроме комиссара и покойного сеньора Сантьяго. Оно создает общий фон, но заведомо нереально и позволяет закулисно маневрировать.

На самом деле мы слабы, ничего не можем, а то, что можем, Лея не даёт делать, опасаясь нашего влияния на дела государства. Это второе дно. Такая версия имеет право на существование, примерно двадцать лет назад нашей главой была некая Сирена Морган, гром-баба, многое прибрала тогда к рукам. Корпус был силой, грозен и страшен, Лее пришлось приложить немало усилий, чтобы задвинуть Сирену и забрать власть назад, в свои руки. Это дно для тех, кто копает чуть глубже: аналитиков СМИ, журналистов, редакторов, представителей незначительных на планете семей аристократии.

Я кивнул.

— Понятно. Но есть ещё и третье.

— Да. Мы законченные стервы, грезящие всевластием. Имеется в виду совет старших офицеров. Королева одна из нас и с нами заодно, как и её сестра, они обе офицеры корпуса. Мы вместе контролируем всю планету, но тайно, и даже кланы боятся с нами связываться. Для остальных же должны выглядеть скромными серыми овечками, потому прячемся за маску слабости, выставляя напоказ второе дно.

— Круто!

— В пользу этой версии то, что за двадцать последних лет корпус провел то ли пять, то ли шесть самостоятельных боевых операций. Всего лишь. И даже они не получили широкой огласки. Мы искусственно прячем мускулатуру, нас уже никто не боится, но одновременно с этим на территории дворца обретается три сотни вооруженных до зубов личных вассалов королевы.

Она сделала паузу, давая всё усвоить, затем продолжила:

— А есть четвертое дно. Понял, какое?

Я кивнул.

— На самом деле вы слабы, и только пытаетесь выглядеть законченными стервами. Это дно нужно для самых влиятельных кланов, от которых на планете всё зависит, чтобы они не боялись давить на королеву, считая её своей игрушкой. А за вами останется право первого удара, право переломить ситуацию в случае чего, пока она не набрала опасные обороты. И ради этого дна, а не того, которое видит сеньор Кампос и аналитики СМИ, вы оставили меня в застенках.

Катарина улыбнулась.

— Эту версию подтверждает то, что между нами, представителями Совета, не все гладко. Алиса гребёт себе, ни с кем не советуясь, делает что хочет, и Лея не может найти на неё управу. Серёжа, а он тоже часть системы управления кланом, себе. Серёжа вообще никогда ни с кем не советовался, ему до марсианского Олимпа мнение и запреты Леи. Мишель тоже не подарок, вёрткая стерва, может любому пакость устроить, тоже ни с кем не посоветовавшись. Она пока в тени, пассивный игрок, но её не стоит недооценивать.

Есть ещё игроки менее значимые. Каждый из них не доверяет другим, откуда ж возьмётся сила?

— Есть и пятое дно, — продолжил я, ехидно ухмыляясь. — На самом деле вы по-прежнему сильны, как и двадцать лет назад. Просто не бравируете мышцами. Выстроили пирамиду из четырёх слоев, оправдывая то, что держитесь в тени, чтобы никто не знал точно, сильны вы или слабы, и что от вас ждать. А истина в том, что вам нельзя пятое дно сделать первым, отсюда все сложности.

— Да, малыш! Я в тебе не ошибалась! — Она расплылась в улыбке.

— Вообще-то, я себе это немного не так представлял. — Я с ленцой окинул взглядом окружающий тоннель.

— И как же ты себе «это» представлял? — Она оглядела окружающее пространство вслед за мной, пытаясь определить это «это».

— Ну, как-то иначе. Не знаю, зрелищнее, что ли. Погоня, экстрим, адреналин, дрожь в коленках. Пока мы лишь просто летим. Только быстро.

— А, вон ты про что. — Она покровительственно улыбнулась.

Ситуация на дороге вновь изменилась не в нашу пользу. Преследователи, а я насчитал их уже пятеро, приблизились ещё немного. Нас разделяло настолько смехотворное расстояние, что в масштабах скоростей магнитки говорить о нём не стоит. Но мою спутницу это, казалось, совершенно не беспокоило.

— То есть, ты всё-таки хочешь, чтобы я устроила аварию, вытаскивая твою задницу угробила десятки и сотни жизней других людей. Так?

— Нет, ну…

— Твои слова можно расценить только так, — жёстко обрезала она.

«Выкуси, Шимановский! — усмехнулся внутренний голос. — Впредь думай, прежде чем наезжать на такую стерву».

Я несколько раз вздохнул, затем сформулировал иначе:

— Я думал, погоня будет… Ну, остросюжетней, что ли? Перестрелки, пируэты, всё такое. А мы просто летим, и ты, опытная гонщица, сдаёшь позиции. Не стыдно?

Смешок.

— Не стыдно. Теперь давай по порядку, только с конца. Да, я гонщица. Четырежды становилась чемпионом «Сумасшедших гонок» в Дельте, много где завоёвывала награды помимо этого. Если ты не уловил сути, подчеркну: то были гонки!!! Гонки, малыш, это когда люди гоняют по воздуху, под открытым небом. Или на специализированных трассах. Но никак не в переполненном людьми городе.

Далее, по поводу магнитки. Ты в курсе, что здесь установлены пушки?

Я кивнул.

— Они сбивают тех, кто может создать опасность движению. Есть индукционные, которые вырубают электронику. На такой скорости, в принципе, это то же самое. Есть обычные. И крайнее средство — отключение питания магнитов трассы. Самое гуманное из всех, но нам оно, как ты догадался, не подойдет.

Так вот, те, кто сидит на пульте гвардии, внимательно сейчас за нами наблюдают, за нами всеми. И если мы вдруг решим сделать что-то нехорошее, нас тут же собьют. Понимаешь, к чему клоню?

— А почему нас до сих пор не сбили? Или их?

Вздох.

— Малыш, ну до чего ты тупой! Всё-таки я тебя переоценила.

Повторяю. Это. Операция. Корпуса. Для гвардии и иных ответственных за происходящее структур. Они не вмешаются без прямого приказа. Ни помогать, ни мешать не станут. А приказ вмешаться и сбить людей Кампоса им отдать некому, официально корпус не при чём. Что здесь сложного?

Я задумчиво покачал головой.

— Всё.

— Но если ты так уж хочешь пострелять…

Машина рванула резко вверх, облетая зазевавшуюся «Иберию», затем под немыслимым углом вписалась в съезд на развязку Второй Юго-Восточной хорды. Стена тоннеля пронеслась в метре от фонаря кабины, я чуть не подавился и закашлялся.

— Ты с ума сошла?!

— Я? Нет, не успела.

Она принялась быстро-быстро нажимать на иконки визора передней панели, отобразилась машина, как трансформер, во всей своей красе. Кое-какие узлы в ней раздвинулись, кое-какие сдвинулись, поменявшись местами, и под передними крыльями справа и слева возникли две продолговатые обтекаемые коробки, мигающие опасным красным цветом.

— Да заткнись ты!

Это не мне, это машине. Я напрягся, инстинктивно подобрав ноги, и мёртвой хваткой вцепился в ручки.

— Держись!

А это уже мне. Поздно, я и так держался изо всех сил.

Машина, вышедшая на прямую, как шпиль Золотого дворца, хорду, выровнялась, замерла. Затем Катарина проделала финт, и… Мы продолжили движение, но летели лицом назад.

— Как ты это сделала? — обалдел я. Обычные, стандартно укомплектованные машины не способны на такой фокус. Да и для малышки «Эсперансы» в столь узком тоннеле и на такой скорости финт не из легких.

— Не отвлекай.

Я вновь заткнулся, теперь из инстинкта самосохранения. Что меня поразило, так это маршевый двигатель, работающий на полную мощность, развернувшийся вместе с машиной на сто восемьдесят градусов.

— Ну, идите, родненькие! Идите к мамочке!..

Глянул в визор заднего выхода, ставшего передним. На нашей полосе больше машин не наблюдалось, лишь на хвосте сидело трое преследователей. Еще двое, согласно дорожной карте Катарины, плелись чуть сзади, их пилоты не менее опытны, но машины весили больше лёгких подкупольных бабочек.

— Лови!

Катарина сдавила ладонь, вокруг которой в виртуале вихрилось поле управляющего контура обратной связи в виде ручек, какими в фильмах про старину бравые пилоты управляли истребителями. Машина дёрнулась. Из обеих коробок по направлению к ближайшему преследователю вылетело нечто, оставляющее за собой почти неуловимый на такой скорости след. Бабах!

Сказать, что тот превратился в сияющую звёздочку, неправильно. Ни в какую звёздочку он не превращался. Да и вряд ли в скоростном тоннеле она стала бы использовать что-то подобное. Скорее, это металлические болванки с минимумом начинки, правда, поставленные на реактивную тягу и оснащённые системой захвата цели. Но эффект потрясающий: машина сложилась внутрь себя, вывернувшись наизнанку. По инерции ещё летела какое-то время, затем резко подалась назад, прочь от нас, и вниз. Второй преследователь взмыл к потолку, уворачиваясь от поверженного собрата, сбавляя мощность маршевого двигателя. Победа!

Сбитая машина падала медленно, как в фильме-кошмаре, и, упав, несколько раз отскочила от земли. Взорвалась она или нет, не знаю, мы помчались дальше, оставив горемыку наедине с собой. Оба оставшихся преследователя заметно отстали, но дорожная карта упрямо высвечивала их позади нас. Катарина выровняла машину как положено, лицом вперёд.

— Уф! Лихо ты! — только сейчас я заметил, что все эти несколько секунд не дышал.

— Лихо, да. Только теперь нам нужно быстрее валить, пока не отключили тоннель. Эти ребята тоже вооружены, и нам точно будет каюк.

Я не стал спрашивать, с чего она взяла, что преследователи вооружены, посчитал это глупым вопросом. Вместо этого задал другой, не менее глупый:

— А могут отключить?

Усмешка.

— Запросто. Чья бы ни была операция, гвардия в первую очередь отвечает за безопасность тоннеля. А нас так вообще недолюбливает. Вставить палки в колеса корпусу, это как… Как…

Я понял. Да, ангелочков «любят», это факт. Особенно другие силовики.

— Тогда зачем ты пошла на это?

— Надо выиграть время. Пару секунд. Они легче меня, я не успею свернуть, если что. Нагонят.

— И расстреляют?

— Теперь — возможно. Но если даже и нет, оторваться не дадут. Знаешь что, Хуан, не знаю, как ты, а я не собираюсь проверять, что будет, если они нас нагонят. Пока у нас есть фора, давай попробуем найти, где свернуть, и погонять по старинке под куполами?

Вот так приехали. С чего начали, к тому и вернулись. Ну, хоть по магнитке погоняли!

Мы так и не оторвались. Помешала извечная проблема Альфа-Аделины, решить которую не в состоянии ни одно правительство, ни один мэр, ни одна королева. Пробки. Сколько бы ни строилось магнитных магистралей, развязок, трасс общего пользования, линий метро и прочей инфраструктуры, сколько бы денег ни закапывалось в это добро, они были, есть и будут. Всегда.

Где-то часом позже, когда мы дважды объехали город по различным трассам в поисках свободных, не забитых машинами съездов и шлюзов, Катарина обречённо вздохнула и набрала на панели связи одной ей известный код, небрежно бросив:

— Теперь немного помолчи.

Я и так молчал, но протокольно кивнул. В салоне раздался приятный сосредоточенный мужской голос:

— Слушаю?

— Это сто семнадцатая. У меня проблемы. Требуется помощь по коду четыре.

Пауза.

— Понял, сто семнадцатая. — В голосе мужчины послышалось легкое раздражение, но не профессиональное а… В общем, подозреваю, относилось оно лишь к принадлежности её к определенной структуре, логотипом которой является взлетающий кондор. Как раз то, о чём мы недавно говорили. — Твоё местонахождение?

— Северо-восточная дуга Большого кольца, по часовой.

Оценивающая пауза.

— Преследователи?

— Две машины купольного класса, два броневика. Вооружение неизвестно.

— Жди, сто семнадцатая.

Меня так и подмывало спросить, кто это. Но просто так предупреждать она не станет, и я молчал, включая всю доступную логику. Итак, мужской голос и презрение в нём, значит, не корпус. «Сто семнадцатая» — номерной позывной, её собственный. Следовательно, она числится в этой структуре. Императорская гвардия?

Скорее всего. Моя спутница переходит на следующий уровень? Подключает к операции стороннюю службу? Почему же раньше не сделала это и к чему разговоры о «некому приказать»? Скользкий момент, и я терпеливо ждал, когда он разрешится, чтобы всё выяснить.

— «Сто семнадцатая», — вновь раздался голос. Катарина откликнулась. — Санта-Марта, съезд с проспекта генерала Кардосо на сто тридцатый виадук. Сразу за съездом ответвление вправо, ремонтный тоннель, тебя будут ждать.

— Поняла, — потянула моя спутница и отключилась. Затем долго-долго сидела в задумчивости.

— Знаешь что, Хуан, это не операция корпуса, но у меня нет выбора. Потому к тебе просьба. Не приказ, не расписка, а именно просьба, сохранить в тайне всё, что увидишь. Официально ты этого видеть не можешь, корпус не занимается этим делом, и расписка… Слишком всё усложнит. Ты как?

Я пожал плечами.

— А у меня есть выбор?

— Конечно. Выбор есть всегда. Например, остановиться и сдаться.

От такого предложения я даже закашлялся.

— Вот спасибо! Хорошо, сажай машину, я сдаюсь.

— И не надо ёрничать! — повысила она голос. — То, что увидишь — секретная информация. И отсутствие официальной расписки — не повод к её распространению. В случае чего, мы накажем тебя неофициально, найдём и накажем. Понимаешь меня?

Я кивнул.

— Ну, так как, согласен на сделку?

— Повторюсь, у меня есть выбор?

Она помолчала.

— Наверное, нет.

— Тогда согласен. Ну, что там за секреты у вас?

— Держись, Санта-Марта на противоположном конце города. Попробую по дороге ещё кого-нибудь сбросить.

Скорости возросли, но сбросить никого не получилось. Затем мы съехали с магистрали, где-то западнее Санта-Марты, людного рабочего района на западе города, состоящего из четырёх куполов. С места, откуда мы вынырнули, придётся проехать все четыре. На мой вопрос по этому поводу Катарина скупо усмехнулась:

— Надо скучковать их, чтобы планетарные броневики нас догнали.

— Зачем?

— Увидишь. А если сбросить скорость сразу, они почувствуют подвох.

Так стиль гонки изменился. Вместо слитых в полосу огней скоростной магнитной трассы за бортом неслись пейзажи переполненного людьми и машинами города, по которому лететь удавалось лишь изредка. Во многих местах это было вообще невозможно технически, приходилось приземляться и проезжать большие участки на колёсах, теряя и теряя в расстоянии между нами и преследователями. Главный бич города теперь играл нам на руку — вряд ли бандиты почувствуют подвох в такой обстановке, и Катарина спокойно сдавала им метр за метром. Она знала что делает, но внутри у меня всё сжималось всякий раз, когда люди Кампоса выходили на дистанцию прямой стрельбы. Да, они пытались стрелять, но не с подвесок, а из банального ручного оружия, высовывая его из люков и окон. Попытки эти были обречены на провал, пилот уровня Катарины вряд ли бы дал им время для прицеливания, но на каждом прямом участке дороги земля или стены следом за нами вспенивались от града вонзающихся в них игл.

На мой взгляд, под конец она подпустила их чересчур близко. Почти половину купола мы так и ехали, единой колонной из пяти машин, одна за другой, изредка организованно отрываясь от земли и перелетая преграды. С их стороны, наверное, это выглядело, будто они нас догнали и почти поймали. Любит она играть со смертью, ох и любит! Ангел, маму её!..

И, наконец, мы добрались до отмеченной на карте жёлтым цветом точки. «Эсперанса» съехала на межкупольный виадук, после чего сразу нырнула в зев тоннеля нижнего яруса, перекрытого строительным шлагбаумом с надписью «Ремонтные работы». Но наша машина прошла сквозь него, как нож сквозь масло, я даже зажмуриться не успел. Затем навалился эффект сжатия пространства, когда из простора въезжаешь в узкое тёмное помещение на огромной скорости. Эффект продлился недолго, через пять-семь секунд «Эсперанса» выскочила на широкий пустой перекресток.

Разворот, мы вылетели «за угол» на соседнюю трассу и резко затормозили, развернув дюзы на сто восемьдесят градусов. Меня чуть не выбросило из кабины, несмотря на ремни безопасности, и я от души прокомментировал этот факт, вспомнив все нецензурные испанские обороты. «Эсперанса» приземлилась, встала боком и чуть передом к исходному тоннелю, прижавшись к стене, как бы «спрятавшись». Я вновь замер, забыв, что нужно дышать. Первый преследователь появился почти сразу вслед за нами. Вылетел на скорости, промчался мимо, но, увидев, что мы свернули, принялся разворачиваться в полёте, повторяя наш трюк.

Наверное, машиной управлял опытный пилот, не хуже Катарины. И он бы справился с задачей. Но в узких пространствах разворот в воздухе — опасный маневр сам по себе, а когда в тебя практически в упор палят ракетой из ПЗРК, шансов завершить маневр и выжить нет.

Машину шандарахнуло о стену, только после этого ракета взорвалась. Вторая машина выскочила следом за первой, её пилот среагировать не успел, ему выстрелили сразу в лоб из деструктора, не дав не то, что начать маневр, а просто понять, что происходит.

Два взрыва раздались почти одновременно — один в середине тоннеля, почти возле нас, второй в конце за поворотом, за гранью видимости, куда снесло первого преследователя. Полыхнуло. Я непроизвольно зажмурился. Мощно! Но звук взрыва подкачал, щадящий заряд, специально для войны в тоннелях. Вторая машина, пылая, по инерции влетела в стену нашего тоннеля с противоположной стороны от той, где мы укрылись, затем её протащило несколько десятков метров по земле. Выжить после такого в транспорте купольного класса никто не мог даже теоретически.

Третья и четвёртая машины вынырнули с небольшим запозданием — тяжёлые броневики есть тяжёлые броневики. И, вынырнув, успели сбросить скорость, сгруппироваться, развернуться боками в стороны, видно, надеясь принять бой. Но те, кто сидел в засаде в монтажных пролётах тоннеля своё дело знали и не оставили бандитам ни единого шанса — к броневикам понеслись сразу пять ракет, после чего засияли фиолетовые вспышки деструкторов. Выжить также не удалось никому, от планетолётов остались одни обугленные остовы.

— Сиди.

Люк «Эсперансы» открылся, Катарина вылезла наружу. Из ближайшей ниши в нашу сторону вышла фигура в боевом штурмовом доспехе сине-чёрного цвета с ярким жёлтым орлом на рукаве. «Департамент безопасности», я оказался не прав. Но почему?

Подойдя почти вплотную к Катарине, боец разгерметизировал доспех и приподнял забрало шлема, правда, лица его я всё равно не увидел. Они перебросились парой слов, затем отдали друг другу честь, после чего развернулись, и каждый пошёл к своим. Боец на ходу жестами показывал что-то людям в такой же чёрно-синей форме, вышедшим из укрытий и взявших в кольцо то, что осталось от броневиков. По его жестам было понятно, это аналог слова «сворачиваемся». Катарина села на место, люк поехал вниз.

— Кто это? — не выдержал я.

Она сначала не хотела отвечать, спустив дело на тормозах. Но, подумав, всё же произнесла:

— «Нулевой отдел». Особое подразделение департамента, подчиняется только её высочеству. Союзники.

«Угу, а ещё часть службы безопасности клана Веласкес, одно из отделений» — добавил внутренний голос.

— Это которых из смертников набирают? — усмехнулся я, за что был награжден ледяным взглядом.

— Официально их не существует. И мне хотелось бы, Хуан, чтобы так и было дальше. Вопросы?

Вопросов не было.

— Ты ешь, ешь, не отвлекайся…

Я сидел и наяривал, приканчивая подряд вторую порцию обеда. Катарина сидела напротив, сложив руки на груди, и получала удовольствие от зрелища голодного меня. Персонал и посетители кафешки, в которой мы «приземлились», поглядывали на нас с интересом и лёгким недоумением, вызванным экзотической формой спутницы и её окровавленным рукавом. Но вели себя чинно, пальцами не тыкали.

После расстрела преследователей ничего интересного не произошло. Мы вновь «погрузились» в магнитку, проехав несколько кварталов «вынырнули», сменили машину. Приметная красавица «Эсперанса» осталась на платной парковке, мы же помчались дальше на древнем тарантасе купольного класса стандартного серо-стального цвета. Попетляв ещё с пару часов, но, так и не обнаружив следов преследования, успокоились, припарковались возле небольшой, но уютной на вид кафешки, где я с подачи Катарины занялся тем, чего не делал последние дня три. Нормально, по-человечески, ел. Ибо дрянь, которую давали в тюрьме, едой назвать язык не поворачивался. Да и условия принятия пищи там… Явно не предел мечтаний.

Наконец, вторая порция показала дно. Я с неохотой отставил тарелку, придвигая чашку ароматного натурального кофе, и вопросительно поднял глаза на спутницу.

— Теперь слушаю.

Она рассеянно пожала плечами.

— Вообще-то, я тебе уже всё сказала. Нового ничего добавить не могу, только уточнить подробности. Спрашивай, что именно тебе интересно?

Я задумался. Только сейчас, сидя здесь, понял, что мне не нравилось во всей этой истории, начиная с момента, когда увидел её в допросной. Я подсознательно чувствовал, что-то не так, но понять, что, не мог. И лишь теперь, когда нервная дрожь отпустила, а организм насытился, мозги заработали.

Ложь. Правда и ложь. Я не знаю, что есть что в её словах.

Когда тебе говорят, что твоя любимая футбольная команда проиграла принципиальному сопернику, ты не веришь, входишь в новостную сеть и проверяешь, так ли это. Это может быть любая новость — политика, культура, погода в Сан-Паулу — важно, чтобы человек, сообщивший её тебе, потенциально мог соврать. Это главный критерий, по которому ты судишь. Ты проверяешь, существует ли иная точка зрения на проблему, сопоставляешь факты, принимаешь решение, доверять или нет.

В тюрьме я знал, что комиссар искусно переплетает ложь и правду, и каждое его слово рассматривал сквозь призму потенциальной лжи. Её слова я не могу проверить, как и слова комиссара, но, в отличие от того лощёного типа, каждое её слово принимаю за истину последней инстанции. Почему?

Она вытащила меня, спасла от продажных мордоворотов правоохранительной системы, от бандитов, оторвавшись от погони… Но преследует она СВОИ интересы, а не мои. Она делает то, что выгодно её долбанному корпусу, и плевать, что чувствует паренёк по имени Хуан Шимановский.

Вот главный момент, который я в спешке упустил из виду, подавленный эффектом дерзкого убийства Феликса Сантьяго и последующими событиями. Я не могу увидеть другую точку зрения, мне не у кого спросить о ней, но предположить, что не всё, сказанное ею, правда, был обязан. А я не предположил.

— Расскажи, как корпус докатился до такой жизни, — начал я закидывать удочки, пытаясь самостоятельно определить границу правды и лжи, опираясь на главное доступное мне от природы оружие — интуицию. Катарина хорошо владеет собой, её трудно прочесть, но все ведь смертны. — Какие-то хмыри умело подставляют вас в дешёвой ситуации с похищением жалкого криминального сынка? Вас с вашим ореолом всемогущества? А вы после этого сидите и жуете… хм… фекалии целых три дня, не решаясь действовать и вывести из-под удара человека, которого пообещали защищать и которого попытались украсть? Ведь знали, где он, что с ним делают! А грязную работу за вас вообще выполняет департамент безопасности? Я знаю, что такое «политика», но в голове подобное не укладывается.

Она опасно прищурилась, но из образа покровительствующей тётушки не вышла.

— Ты неверно оцениваешь корпус, малыш. Это связано со стереотипами, сложившимися в обществе. Я понимаю ход твоих мыслей, но он неверен.

Корпус — не преторианская гвардия, устанавливающая свои порядки. Видишь ли, наши королевы несколько умнее, чем принято считать. Представь себе, что сможет настоящая гвардия, которая бы, опираясь на штыки, диктовала свои условия? Ты же учил историю, смоделируй ситуацию в реалиях двадцать пятого века? Представил?

Я неопределённо покачал головой.

— Смутно. Мне кажется, эпохи преторианцев давно канули в Лету.

— Напрасно. Я могу привести тебе десятки примеров, начиная, скажем, с прогрессивного двадцатого века, когда подобная политическая система работала. Не кривись, работала. Но, к счастью, такие эксперименты всегда заканчивались плачевно для режима, который их устанавливал.

Да, королеву окружают кланы. Да, ведут себя иногда… Нагло. И чтобы осадить их, надавить, нужно иметь за плечами нечто большее, чем голый титул и статус монарха. Нужно иметь силу, собственную, которую будут вынуждены уважать оппоненты. А кидаться из огня в полымя… У неё достаточно других механизмов давления, Хуан, — Катарина расплылась в улыбке. — И умная женщина в монаршем кресле должна уметь грамотно ими распорядиться. Всему своё место. Это главная мысль, о которой забывают обыватели, когда начинают нас демонизировать.

— Мы можем уничтожить Кампоса, — продолжила она. — Легко. Но только если она нам прикажет. Уничтожение всей его подшефной структуры займёт час. Но мы при этом будем орудием, карающим орудием в руках королевы. Таким же, как ДБ, армия и любое другое из доступных ей. Просто мы привыкли к грязной работе и не задаём глупых вопросов, вот и всё наше отличие. А теперь ещё раз подумай, какова должна была быть реакция Леи, решись офицеры предпринять что-то без её ведома?

— Но департамент…

— У департамента другая «крыша», другие задачи и другие полномочия. В отличие от нас. И борьба с организованной преступностью, кстати, одна из главных его задач.

Я задумчиво покачал головой.

— Не знаю. Сложно всё. Я до сих пор слабо представляю, что вы такое, потому так глубоко не копал.

— Ты и не должен копать. Как обыватель. Ореол, имидж — это то, что создавалось вокруг нас десятилетиями. Как раз для того, чтобы такие, как ты, не копали.

— Чтобы боялись?

Она кивнула.

— Страх правит миром. Страх неведомого. Это первобытный животный инстинкт, средство выживания. Пока нас боятся, не знают, что мы собой представляем, нас не трогают. А нам большего и не нужно.

Я поймал себя на мысли, что она завирается, пускает пыль в глаза. Всё гораздо проще, но она хочет преподнести структуру своего корпуса с таинственной стороны, романтизировав её. Теория пятого дна, конечно, работает, но не стоит превозносить её до небес. Но об этом я тактично промолчал.

— Наша основная функция не силовая поддержка, а кадры, — продолжила она. — Источник кадров для государственной работы. Проверенных, надёжных, преданных, прошедших огонь и воду. Как правило, это различные инспекции, контролирующие службы. Иногда наши становятся начальниками каких-нибудь отделов, выбиваются «в люди», хотя нечасто. Последнее крупное назначение — глава департамента образования, Аделия Сервантес, Бестия. В том коррумпированном бардаке, наверное, только такая, как она, сможет навести порядок.

Я мысленно с этим утверждением согласился.

— Конечно, министерские кресла — редкие исключения, — оговорилась Катарина, — как правило, это всё же уровень небольших инспекций, но рядовые инспекторы в них имеют право лично обратиться к королеве. Непростые ведь инспекции, да?

— Верно. Но тут другой вопрос. Знаешь, я как-то думал, что… Махать кулаками и стрелять — немного разные вещи, чем сидеть и корпеть над бумагами в важном ведомстве. Вас ведь для другого готовят, под иное затачивают. И тут такая смена деятельности. Чересчур, не кажется?

Она вновь покровительственно улыбнулась.

— Нет, не кажется. Зерно истины в твоих словах есть, не все и не сразу получают хорошие посты. Начинают снизу, а там кому как везёт и кто как себя проявит. Но если у тебя есть способности (а тех, у кого их нет, служба вербовки отсеивает ещё лет в тринадцать), растут быстро. Есть и те, у кого… Не получается совсем. Те уходят в народное хозяйство. Но большинство всё-таки справляется с обязанностями. И годам к пятидесяти становится прослойкой достаточно хороших специалистов в различных ответственных частях государственной машины, обычно в силовых структурах. Кстати, одна из моих бывших наставниц сейчас главный врач в четвёртом военном госпитале в Авроре. После контракта доучилась в медицинском, а дальше двигалась сама с упорством, привитым у нас в процессе обучения. Считается, что она в народном хозяйстве, но согласись, заведовать госпиталем… Неплохой вариант для ангела в отставке!

Я хмыкнул. Да уж.

— А переучивание? Ну, прежде чем идти дальше, нужно ведь обучиться тому, куда…

— Хуан, знаешь, сколько человек ежегодно получает высшее образование, служа в армии? Многие для этого специально в армию идут, для солдат вышка бесплатна, а малоимущим без гранта она не по карману. Чем же мы хуже?

Годам к тридцати у подавляющего большинства из нас уже имеется высшее образование. Юридическое, экономическое, техническое, медицинское, кому что по душе. Времени между караулами уйма, только последняя дура упустит такой шанс. Тридцать пять лет, Хуан, это такой возраст, когда жизнь только начинается, поверь мне. Вот мы и готовимся к этому моменту заранее, чтобы быть во всеоружии. Да, этого недостаточно, приходится учиться всю жизнь, но учёба — объективный закон мироздания. Наши девочки прут напролом, выкладываются полностью. Они не знают слов «нет» и «невозможно», и в этом дадут фору любому специалисту «с улицы». А чего не знают, тому научатся, главное в обучении и в работе системный подход, а с этим проблем у них нет.

Она помолчала, усмехнулась. Я сидел и… В общем, кое на что она сегодня глаза мне открыла. То, к чему я раньше относился со скепсисом. «Сын мой, если бы ты знал, как мало нужно ума, чтобы править миром». С шестнадцатого века ничего в мире не изменилось, правильная организация процесса важнее наличия единичных талантов. М-да.

Я задумался, Катарина меж тем закончила мысль, вновь романтизируя собственную структуру:

— Мы везде, Хуан. Да, нас мало, но если мы не в силах повлиять на ситуацию, наша задача предупредить, дать знать, что требует дополнительного внимания. В этом предназначение корпуса. А ты испугался каких-то кулаков и неуставщины, самого первого фильтровочного этапа!..

Она нервно рассмеялась.

— У тебя было бы большое будущее. Если бы выдержал, конечно, не сломался. Это сложно, но для того ломка и существует, только сильные попадают в дамки. Теперь уже поздно, ничего не изменишь, но хотя бы знай, что потерял.

Я стиснул кулаки от досады от её последней фразы. Не то, чтобы сильно рвался назад, просто взбесило, как это было подано.

— Специально издеваешься, да?

Ее глаза вмиг посерьёзнели.

— Да. Я же жестокий и кровожадный ангел, мне положено. Я даже больше скажу, помнишь ту девочку, с белыми волосами?

Я замер, забыв, что нужно дышать.

— Месяц назад, Центральный парк. Навигатор, оказавшийся координатором ведения боя, который она беспечно дала тебе. Который растиражировал твои подвиги в фонтане на всю страну. Вспомнил?

Я отрывисто кивнул.

— Ты мог бы трахать её, ту девочку. Спокойно, как равную… Ну, почти равную, но ничего в жизни не получается так, как мы хотим. Вассалы королевы приравнены к аристократии, и что касается девчонок, было бы актуально и для случайно затесавшегося к ним мальчишки. Ни один клан не посмел бы пикнуть. Прощай, Хуанито, охламон и сын проститутки, да здравствует дон Хуан, уважаемый человек, глава важного ведомства, у которого главы кланов ходят на задних лапках. И красивая девочка — аристократка в постель, в качестве бонуса. Чтобы не скучно было. Ну, как?

Я сидел и чувствовал, как закипает внутри ярость, накрывая меня с головой. Как неумолимо появляется кровавая стена перед глазами, отделяя от меня стол, Катарину и то, что находится позади неё. Это была та самая ярость берсерка, и я не знал, что делать.

Я смог. Собрав все силы, подавил её. Не знаю, чего это стоило и смогу ли так же справиться в следующий раз. Потому что она права, тысячу раз. Я имел такую возможность. И потерял. Сам, по доброй воле. И злиться за это надо только на себя.

Но для чего это ей? Зачем она провоцирует, выводит из равновесия? Что даст ей моя злость и ненависть? Вернуться? Она не предлагала вернуться, только насмехается. А если и предложит, я пошлю её подальше, и она прекрасно об этом знает. Тогда что?

— Ты и это выяснила? — выдавил я, окончательно взяв себя в руки. — И про девочку с белыми волосами?

— Это было несложно. — Она сидела с самым невозмутимым видом, что бесило ещё больше. — Достаточно было лишь проверить прибор. Затем небольшое расследование и…

— Кто она?

— Ты о ком? — Катарина сделала вид, что не поняла, о чём я.

— Та девушка? Кто она?

— А ты не знаешь?

— Она мне не сказала.

Катарина удивлённо закатила глаза, но уже более естественно.

— Какая разница, кто она? Ты всё равно её не получишь, охрана тебя близко к ней не подпустит. А будешь прорываться силой — пристрелит. Так что, извини.

Я почувствовал, что готов порвать Катарину голыми руками.

— Для чего тебе это? Дразнить меня? Чего добиваешься? Я не вернусь к вам.

— А я и не предлагаю. Мы обещали защитить тебя от Кампосов, и защитим. Больше корпусу от тебя ничего не нужно. Я же сказала, там ломают, отбраковывают тех, кто не потянет. Знаешь, сколько в программе встроенных психологических тестов? Которых не видно, пока ты их не провалишь? На много лет! Ты не потянул, сломался на одном из первых же. Если взять тебя после всего этого… Мы должны быть уверены в своих бойцах, — отрезала она, — в том, что они поступят так, а не иначе в скользкой ситуации. А в тебе мы уверены не будем. — Развела руками.

— А твои слова, что Мишель хочет…

— Последняя попытка. Шанс. Но ты ответил отказом, значит, слишком принципиальный. А принципиальные не выдержат ломки. Нет, малыш, к нам тебе дорога закрыта.

— Mierda, зачем ты тогда всё это говорила?! — не выдержал я и взорвался. — Зачем выводила, бесила, подначивала?

Ответам мне стала непрошибаемая улыбка.

— Считай это материнским инстинктом. Мне давно уже пора, но с такой жизнью всё не соберусь. А в тебе я увидела объект приложения. Ты должен уметь делать выводы из ошибок, только тогда не совершишь новых. Это тоже урок. Но пока не осознаешь, какую цену за него заплатил, он не пойдёт тебе на пользу. Всё, допил? Тогда пошли, нам далеко ехать.

Хотя в чашке ещё плескался остывший кофе, я покорно отставил её, поднялся и уныло побрёл к выходу следом за ней.

Она знает гораздо больше, чем прикидывается и чем должна. И я всё ещё не понял, что в её словах ложь, а что замаскированная истина. Но то, что она сказала, зацепило, и от этого было не по себе.

Это произошло сразу, как только оказались на улице. Мы ещё не дошли до машины, как её рука перехватила меня и дёрнула назад.

— Стой!

Они оказались повсюду, люди в чёрных масках. Выходили из припаркованных машин, из соседнего магазина, и молча брали нас в плотное кольцо. Доспехов ни у кого не было, но арсенал внушал уважение — тяжелые армейские игломёты, деструктор, огнестрельные винтовки и пистолеты. И даже рельсовая снайперка у кого-то в заднем ряду. Справа и слева на тротуар вырулили два тяжёлых планетарных броневика, отрезая нам пути к бегству, из них тоже выскочили люди, прячась за корпус, капоты и торчащие в стороны детали устройства машины. Всего набралось человек двадцать.

— Стой на месте, краснопёрая! И всё будет хорошо!

Главарь. Неприметный тип в маске сделал маленький шажок вперёд. Вооружен он был полюбившимся мне «жалом», которое держал уверенно, взяв меня на прицел. Да, меня. Как и некоторые из его людей. На мушке были мы оба.

— Они не убьют тебя, — зашептала моя спутница. — Ты под нашей защитой. И они думают, что у нас сын хефе. Ты — заложник.

— А ты? А тебя?

— Меня тем более не тронут. Вендетта, забыл? — Она усмехнулась. — Я — кадровый офицер, это будет означать войну. А войну Кампос не потянет.

Я почувствовал, как внутри меня колотит. Да, её не тронут. Там, на дороге, шёл бой на равных. Здесь же, тронь её, произойдет убийство. А гибель в бою и убийство — разные вещи, во всяком случае, для философии корпуса. И даже как заложник она им не нужна, слишком опасна. Ради кадрового офицера её величество даст добро на поголовное уничтожение всего клана Кампоса, и плевать, что её бывший муж отмывает через этого человека какие-то средства её собственной семьи.

— Мы вытащим тебя! — Ладонь Катарины ободряюще сжала мне локоть. — Перевернем всю Альфу, но вытащим!

— А пятое «дно»?

— Кое-что важнее этого.

— Что же?

Она помолчала, но ответила:

— Репутация.

Мне захотелось рассмеяться от осознания того, как она сама себе противоречит, но было не до иронии. Главарь, шагом охотящегося ягуара приблизившийся к нам, бросил:

— Мы забираем мальчишку!

Справа меня окружали ещё двое бандитов, так же держа на прицеле.

— Если дёрнешься, вам конец! Обоим! — продолжал главарь.

— И ты совсем ничего не можешь сделать? — спросил я, оглядывая окружившую нас кодлу. — При всех своих суперспособностях?

Она лаконично покачала головой.

— Одна, может, и попыталась бы. Хотя вряд ли бы получилось. А так тебя убьют в первую же секунду.

Она говорила, но в её словах я почувствовал фальшь. Да, правильные слова, и сказаны правильно, красиво. С неким театральным драматическим эффектом. Но… Существо внутри меня ей больше не верило.

— Руки за голову! Быстро! И не шевелиться! Шевельнёшься — стреляем! А ты за спину! Вот так!

Сильные руки, как в замедленном воспроизведении, выкрутили мне обе руки и также медленно утянули прочь. Бандиты, тащившие меня, панически боялись; не будь на них масок, я бы рассмотрел на их лбах холодный пот.

— Если дёрнешься, мальчишке конец! — на всякий случай ещё раз предупредил главарь, отступая на шаг назад. Палец на спусковом крючке лежал уверенно, он умел сдерживать страх.

Катарина молчала. Я повернул голову, посмотрел в её глаза. И всё понял. По её расслабленной стойке. По спокойному безразличному взгляду.

Во взгляде этом не было огонька. Того самого огонька обложенного хищника перед броском. А в стойке — энергии. Она будто знала, что и как произойдёт, была готова к этому моменту. И совершенно не нервничала.

Она сдала меня. Она. Сдала. Меня. Я проговаривал эти три слова про себя, они всё больше и больше царапали изнутри. Бандиты, отойдя на достаточное расстояние, резко дёрнули, развернув в другую сторону, и потащили к стоявшей невдалеке машине, но глаза Катарины намертво отпечатались в моём сознании.

Я — болванчик. Марионетка, которой играют, дёргая за ниточки. Заставляют делать нужные вещи, после чего бросают в коробку и забывают. Или отдают поиграть другому, если в этом есть необходимость.

Она спасла меня, вытащила, мы мчались прочь от погони, но делала она всё это несерьёзно. У них война, в которой я стал разменной монеткой, и она знала, что, отыграв нужный раунд, корпус отдаст эту монетку назад Кампосу.

Скорее всего, это они похитили Бенито, вопреки её заверениям. Почему, зачем — не важно, это высокие материи, но у них, действительно, война. А я — маленький эпизод этой войны, заложник, которого они отдают «на хранение» в обмен на что-то.

Погоня, сбитые машины — демонстрация возможностей, мол, мы можем и так, потому её лично Виктор Кампос не тронет. Но только её. Я же не кадровый офицер, меня можно пинать туда-сюда, как мячик для пинг-понга. Это было бегство, та погоня со стрельбой и ракетами, но бегство от собственной тени. Тени самого корпуса. Чётко спланированное их офицерами для демонстрации, кто есть кто. Как же я их всех ненавижу!

Машины разъехались быстро, в течение полуминуты. А она стояла посреди улицы, слушая сирены приближающихся машин гвардии, и не могла прийти в себя. Он понял. Догадался. Прочел в её взгляде. Это в её планы не входило. Нехорошо.

Теперь придётся давить, давить жёстко, бескомпромиссно, а с ним такой сценарий может не сработать. Но в противном случае он просто пошлёт её подальше. Настолько подальше, что…

Думать об этом не хотелось. Но о чем ещё думать?

Только тут она заметила, что вторая линия вот уже с минуту маякует красным. Нажала на иконку приёма, изображение включать не стала.

— Докладывай, — сразу начала Мишель.

— Он у них.

Оценивающее молчание.

— Но что-то не так, да?

— Да. Он догадался. Всё усложняется.

Пауза.

— Что будешь делать?

— Я справлюсь.

— Дорогая моя, надеюсь, ты понимаешь, если не справишься…

— Мой рапорт будет у тебя через час. Без даты. Подпишешь в любой момент. Я тоже иду ва-банк, такой расклад тебя устроит?

Вновь молчание, на сей раз более продолжительное.

— Хорошо. Приступай.

Вторая линия разъединилась. Но легче на душе не стало.