Игрушки для императоров. Иллюзия выбора

Глава 8. Законы победы

Глава 8. Законы победы

Четырьмя днями ранее

— Пройдёмся…

Он взял Габриеля за плечо и потянул к виднеющемуся посреди сквера памятнику. Машины с недоумённой охраной остались позади.

Сергей любил это место. Частенько приезжал сюда посидеть, подышать воздухом. Даже не ради встреч и разговоров, просто так. На Венере мало рекреаций, ещё меньше с свежим и чистым воздухом. И почти нет тех, где отдалённой частью сознания можно почувствовать себя дома.

Дом. Сказочное место, куда ему закрыта дорога. Он не был там много лет, и вряд ли когда-нибудь побывает. Не с официальным визитом, не ради переговоров, а просто отдохнуть, полюбоваться красотами, душевно, посидеть. Проехаться по местам, где провёл детство. Порыбачить на Волге, достав старинную дедову надувную лодку. Пожарить шашлычок на открытой полянке среди лесочка под светлым голубым небом. Похлопать обнаглевших до безобразия комаров…

Мечты!

Его жизнь навсегда связана с этой планетой. Её судьба давно стала его судьбой. Более того, он сам творит судьбы, и свою, и планеты, уже много лет. Но любил он это место не только за красоту и свежесть, оно обладало ещё одним незаменимым качеством, благодаря которому именно этот сквер среди множества прочих был избран в качестве любимого. Речь идёт о памятнике нелатинскому писателю Эрнесто Хемингуэю в самом центре сквера, обнесённому невысокой декоративной оградкой.

Мало кто из гуляющих здесь людей знает, кто такой Хемингуэй, ещё меньше его читало. Слова «Старик и море» у подавляющего большинства обывателей вызовут ассоциации абстрактного моря и абстрактного старика. Он и сам, если честно, не читал, некогда было. Но главное в памятнике не человек, а постамент. На самом деле это мощнейшая установка электронного подавления, смонтированная здесь на случай войны или переворота. Таких установок в городе много, на каждом шагу, но сочетание функциональности и красоты сквера дали Сергею ощущение незабываемой полноты, без которой нет полноценного уюта.

Все установки включаются нажатием единственной кнопки, расположенной в подземном бункере Золотого дворца. Каждую из них по отдельности можно включить специальным электронным ключом, принадлежащим лично главе государства. Юридически, конечно, принадлежащим только ей, практически неё уже много лет нет от него секретов, и он всячески пользуется благами небожителей, не являясь небожителем сам.

Сергей обернулся и участливо улыбнулся пыхтящей от злости Даниеле. Ничего, пусть позлится, шавка! Он не знал, сколько на нём следящей аппаратуры, какие «жучки» удаётся выключить с помощью обычных средств подавления, какие нет. Памятник же выключал всё. И она ничего, абсолютно ничего не могла с этим поделать! Палец нащупал в кармане переключатель ключа, заранее выставленного на малую мощность, метров на сто в радиусе. Раздался еле слышимый щелчок, и звук, идущий на барабанную перепонку от встроенной в ухо кольцевой мембраны, в фоновом режиме транслирующий переговоры его охраны на оперативных каналах, замолчал. Как и вся электроника в зоне подавления.

Обыватели вокруг всполошились — в один момент отказали все навигаторы, все внешние функции браслетов и системы связи. По статистике в любой момент времени в сетях сидит около половины жителей королевства, с кем-то разговаривая, ведя поиск, слушая радио и делая много чего ещё. Сорок процентов оставшихся эксплуатируют приборы в ждущем режиме, и только одна десятая населения может не заметить, как где-то что-то отключили. Сергей про себя усмехнулся — переживут!

— Её высочество заменила ангелочков собственными людьми, — произнёс он, вдыхая воздух полной грудью. В данный момент не существовало силы, способной записать или передать куда-либо их разговор, а губы, по которым можно что-то почитать, были прикрыты специальным воротом, придуманным им самим для подобных бесед и надеваемым перед оными — ибо голограмму перед лицом повесить было так же невозможно.

— Утечка? — задумчиво спросил боец.

Сергей отрицательно покачал головой.

— Скорее перестраховка. Она что-то подозревает, но это лишь необоснованные подозрения. В случае утечки она повела бы себя по-другому.

— Понятно. И что теперь делать, сеньор?

— Приказ тот же. Лишь небольшая поправка. Открывать огонь только если гвардейцы первыми начнут стрелять в бандитов. Или с их стороны последует недвусмысленная провокация. Это не ангелочки, мы не можем стрелять в своих, какие бы интересы за этим ни стояли.

— А если они всё же откроют огонь? — Габриель опасно прищурился.

— Если откроют, мы не властны перед обстоятельствами.

Пауза. По лицу Габриеля нельзя было понять ничего, но Сергей знал, что творится у того в душе.

— Прости, мне самому тяжело. Но их необходимо остановить.

Габриель понимал. Опытный боец, не первый год варится в этой каше, привык ко всякому. Но если Сергей не объяснится с ним сейчас по душам, а спустит команду стрелять в своих сверху, не сможет больше рассчитывать на него и его взвод. На их преданность. А, возможно, и на остальные подразделения своей службы.

— Понимаю.

— Всё-таки рассчитываю, она одумается, — продолжил он. — Всему есть предел.

Помолчали.

— Ну, пока это всё, пока свободны. Весь взвод, кроме Диего. К Диего у меня разговор. — Сергей недобро усмехнулся. — До завтра.

— Так точно, сеньор, до завтра, — усмехнулся старый гвардеец

Боец откозырнул и побрёл к машине. Сергей же присел на лавочку, хмурясь от тяжёлых раздумий. Стрелять в своих? На самом деле приказ был отдан ещё вчера, и это полностью заслуга корпуса, что ангелочков не считают «своими».

Как же хрупок мир! И как хрупок человек. Вот важно вышагивает по аллее ребёнок. Молодая мама держит его за руки, малыш только учится ходить. Рядом коляски, возле которых еще двё мамаши промывают косточки героям очередной сетевой мыльной оперы. Сколько времени надо, чтобы убить их? А сил? Сколько времени и сил надо, чтобы убить ребёнка?

А если его НАДО убить именно сейчас, иначе потом будет поздно? Потому что потом, когда вырастет, он совершит столько непоправимого, что убить его сейчас — самый разумный и гуманный выход? Как действовать в такой ситуации?

Он излишне сентиментален. Убивал в своей жизни не раз, не два. Сотни. Убивал росчерком пера, отдавая нужным людям нужный приказ. Но его жертвами были люди взрослые, отдающие отчёт в действиях. А дети? Как убивать детей?

Имел ли он, Сергей, право, занимая такую должность, быть сентиментальным? Восемнадцать лет он отвечал на этот вопрос «нет», но всякий раз оттягивал решение о ликвидации мальчишки. День за днём, год за годом, цепляясь за разные отговорки. Пока не стало поздно. Происходящее же теперь напоминает пожар, который тушат вёдрами — вроде бы и бесполезно, но стоять сложа руки…

А впрочем, ничего ещё не потеряно. Он умеет ждать. Ребёнок вырос, это совсем не тот малыш, что смотрел на него с экрана визора большими наивными глазёнками. Главное выждать нужный момент. Он умрёт, обязательно умрёт, это вопрос времени. И целесообразности.

— Звали, сеньор? — раздался робкий голос сбоку. Сергей поднял глаза. Диего. Один из самых молодых бойцов во взводе Габриеля

— Присаживайся. — Он хлопнул по лавочке рядом с собой и откинулся на спинку. Диего последовал приглашению.

— Я слышал, у тебя больная мать, — начал Сергей издалека, но так, чтобы сразу стало понятно, о чём речь. Боец виновато опустил голову.

— Да, сеньор.

— И её нельзя вылечить.

— К сожалению, сеньор. На дворе двадцать пятый век, а врачи до сих пор не могут справиться ни с чем, тяжелее простуды.

— Не драматизируй, — усмехнулся Сергей. — Большая часть неизлечимых болезней — наше собственное творение. Боевые вирусы, биологическое оружие, мутации из зон ядерных конфликтов. Мы сами виноваты в том, что имеем, Диего. Это наша общая вина, и нечего пенять на врачей.

— Моей матери от этого не легче, сеньор, — парировал боец

Сергей задумчиво усмехнулся.

— Возможно. Но не мы правим обстоятельствами, а обстоятельства нами. Скажу больше, для своей матери, случись с ней подобное, я сделал бы то же самое.

— Но я не на твоем месте, Диего! — повысил он голос. — И должен думать о более глобальных вещах. И мне не нравится, когда ко мне заявляется контрразведка, предоставляя доказательства того, что ты ведёшь на чёрном рынке активный поиск запрещённого наркотика, за распространение которого полагается смертная казнь.

— Это не наркотик, сеньор… — виновато выдавил Диего после паузы и опустил голову. — Это лекарство.

— Это наркотик. Оно не лечит, твоё лекарство. Лишь временно облегчает страдания.

— А вы бы на моем месте как поступили? Лишили мать единственного средства, облегчающего страдания?

— На твоем месте я бы пришёл к своему начальнику, то есть ко мне, и попросил бы содействия, — отрезал Сергей. — А хороший начальник, а я всё-таки склонен относить себя к хорошим начальникам, в ответ сделал бы вот так.

Он вытащил из внутреннего кармана небольшой прозрачный пакет и протянул бойцу. Тот взял его в руки, которые мелко задрожали.

— Вокзал на площади Святого Себастьяна, — продолжил Сергей. — Камера хранения. Здесь несколько ампул, на первое время, остальное там. Запас, которого должно хватить на год, если не больше. Если твоя мать доживёт, конечно, до этого времени. Извини, если мои слова тебя задели.

Он вновь полез в карман и извлёк небольшой стандартный электронный ключик с номерком

— Если будет нужно, я достану ещё. Самый лучший, индийского производства, ты знаешь в этом толк.

— Спасибо, сеньор! — выдавил юноша, пожирая глазами драгоценности, попавшие к нему в руки. Драгоценности, ибо на чёрном рынке каждый грамм этого вещества на вес золота в прямом смысле слова. Не считая того, что за покупку или продажу его грозит смертная казнь.

— Сам понимаешь, ни один грамм не должен уйти «налево».

— Разумеется, сеньор! — глаза бойца сияли от счастья. Сергей обожал такие моменты, дарить людям счастье. Это здорово. Особенно, когда ничего тебе не стоит. То, что он передал сегодня — конфискат из специального хранилища, приготовленный к утилизации и теоретически утилизированный службой по борьбе с наркоторговлей. Но как же счастлив человек, конкретный, не абстрактный, получив такое богатство для больной матери?

— Завтра боевая операция, — перешёл он к делу. Юноша напрягся. — Вы сопровождаете сделку между корпусом телохранителей и известными тебе бандитами. Следите, чтобы она была честной.

— Я знаю, сеньор, — кивнул Диего.

— На самом деле ваша миссия немного иная. По моим данным, одна из сторон, и это не бандиты, готовит провокацию с целью уничтожения другой стороны. Я отдал приказ пресечь эту провокацию. Жёстко, крайне жёстко, даже радикально. Твоя задача — занять позицию позади гвардейцев, напротив бандитов. Там же, в камере хранения, капсула с подробным планом территории, где будет происходить обмен, подберёшь место самостоятельно. Тебе придётся спуститься как можно ниже за спины ангелочков и гвардейцев, и как только Габриель с ребятами откроет огонь, уничтожишь мальчишку.

— Которого?

— Того, которого бандиты собираются передавать ангелочкам. Всё должно выглядеть так, будто его убили люди корпуса и гвардейцы её высочества. Задача ясна?

Диего кивнул.

— В методах и способах не лимитирую, действуй по обстановке. Главное, — Сергей понизил голос, выделяя фразу, — стрелять ТОЛЬКО после того, как Габриель откроет огонь. И ни секундой раньше. Если его атаки не последует, твоя задача мирно и незаметно уйти после завершения сделки. Вопросы?

— Вопросов нет, сеньор! — вскинулся юноша.

Сергей усмехнулся. Вот так из человека, которому светил как минимум пендаль из органов, а максимум от двадцати лет до пожизненного, получился довольный и по гроб обязанный боец, ради жизни матери готовый забрать жизнь незнакомого ему человека. Стадо! Человеческое стадо!

— Это всё. До утра свободен.

— Так точно, сеньор! Есть, сеньор! — Диего поднялся и откозырял, после чего по-военному развернулся и, картинно чеканя шаг, направился к машинам.

Сергей сидел ещё несколько минут, затем последовал за ним. Подойдя к машинам, бегло бросил затрусившей наперерез Даниеле:

— Я еду в имение дона Виктора Кампоса. Думаю, ваше присутствие там нецелесообразно.

— Но сеньор! — попыталась возразить та, но он её попытку пресёк, пронзив злым ненавидящим взглядом.

— Я сказал, Даниела, тебе и твоим девочкам, как представителям заинтересованной стороны, там делать нечего. Вы остаётесь здесь. Вызывайте машину из дворца для эвакуации Вопросы?

— Вопросов нет, сеньор, — поникла та, опуская глаза.

Он влез в люк и демонстративно опустил его перед её носом. А когда машины тронулись, злорадно наблюдал, как пять девочек во всеоружии растерянно хлопают глазками у обочины. Гордячка Даниела, сняв шлем, ругалась с кем-то поодаль, то ли докладывая, то ли вызывая транспорт.

— Куда, сеньор? — ожила пятая линия. Командир его людей, едущий в головной машине.

— В поместье Виктора Кампоса.

Он не лукавил, ему действительно нужно туда. Теперь перед ним стояла другая трудновыполнимая задача, убедить Виктора свернуть первоначальные замыслы и сделать то, что от него требуют. В первую очередь, действительно, не брать оружие.

Девятнадцать лет назад

— Сеньор, вам туда нельзя! Вам запрещено находиться здесь!

Хранительница выскочила ему наперерез, намереваясь не пустить, но он пёр напролом на такой скорости, что та в последний момент не решилась на крайние меры.

— С дороги! — бросил он и с ненавистью отпихнул её в сторону, пользуясь преимуществом в весе и силе. За хранительницей последовала дверь, тяжёлая, створчатая, каким-то чудом не замененная гермозатвором. — Будешь ещё мне указывать, что делать!

Хранительница стушевалась. Сзади и сбоку выскочили её коллеги с оружием, готовые отразить любую атаку на покои их высочеств, но, увидев его, растерянно опускали дула в пол и разевали рты. Лея и тут подгадила, не сообщила им о своём разрешении. А он ведёт себя слишком нагло для человека, не имеющего права сюда входить, и это сбивает девочек с толку.

Наконец, тяжёлые створки поддались, он ввалился внутрь. Там его ждала ещё одна хранительница, но без оружия. Встала, уперев руки в бока, загораживая проход.

— Только попробуй! — зыркнул он.

Ангел задумалась, затем отступила в сторону, пропуская его вперед.

— Только недолго. А то мне влетит.

Вся его ненависть разом схлынула. Она его пропускает, не зная, что у него разрешение? На свой страх и риск? Подставляется, давая ему побыть с детьми? Среди них что, есть нормальные?

Ему вмиг стало неловко.

— Она разрешила, — промямлил он как-то жалко, в момент потеряв самоуверенность. Злость тоже испарилась.

— Тогда можешь долго, — милостиво кивнула хранительница, развернулась и равнодушно побрела в караулку.

Обескураженный Сергей направился по коридору в покои, где, как он знал, любят играть его дети. Поворот, коридор, поворот. Вот и они.

Он замер на пороге детской. Убирающая игрушки служанка недоумённо воззрилась на него, потом решила, что она лишняя, и поспешно ретировалась. Одна из девочек, играющая на огромном пушистом персидском ковре с куклами, подскочила и огласила всю детскую истошным визгом:

— Па-а-а-а-апка!!!

И бросилась к нему.

Другая девочка, помладше, играющая рядом, тоже подскочила и кинулась, но молча. Он подхватил на руки вначале одну, затем вторую, нежно прижал обеих, не в силах выдавить ни слова.

— Папка, почему тебя столько не было? А ты надолго? А когда ты ещё придешь? А вы с мамой поссорились, да? А ты будешь с нами играть?

Старшая засыпала его типично детскими вопросами, на которые он не мог дать ответ. Младшенькая же, как обычно, молчала, лишь хлопая большими голубыми глазёнками.

Старшую назвала Лея. Почему так, а не иначе — она сама не смогла толково объяснить. То ли чтобы боги действительно покровительствовали ей, то ли реализуя какую-то детскую фантазию, он не понял. Но она так и осталась Фрейей, маленькой богиней. При этом соответствовала статусу, рано начала говорить и бегать, была активной и боевой, няньки не знали, что с ней делать. Изабеллу же, белокурую красавицу, назвал он. Она до сих пор почти не говорила, была тихой, но прекрасно всё понимала. Её умные голубые глазёнки на смуглом личике снились ему, когда эта сука Лея запретила видеться с детьми.

— Как же я люблю вас, мои девочки! — он поставил дочерей на пол. — А кому это у нас пора спать? Почему кое-кто до сих пор не в кроватках?

— А сказку? Ты расскажешь сказку? — заканючила Фрейя. Он присел рядом.

— Расскажу. Какую сказку хотят послушать маленькие принцески?

— Про Страшилу! И Железного Дровосека! И Элли! — Завизжала она.

— Договорились! Всё, марш в кроватки, папа сейчас придёт, и тем, кто лёг, будет рассказывать сказку про Элли и Страшилу. А тем, кто не лёг, рассказывать не будет!

— Папа, а Карлосу расскажешь? — потянула Фрейя за рукав и указала на огромного голубого мишку в дальнем конце ковра. Этого мишку он в своё время подарил Фрейе, но Изабелле тот понравился больше, она постоянно таскала его с собой за заднюю лапу. При том, что Карлос размерами превосходил Изабеллу.

— Ну, если вы уложите его, и ему расскажу! А как же! А теперь марш в спальню.

Фрейя вприпрыжку убежала, что-то выкрикивая на ходу, Изабелла взяла медведя за ухо и потащила следом. Обе сияли от счастья.

Сергей активировал перед глазами козырёк и вошёл в дворцовую систему связи, набрав личный код доступа. После чего выбрал абонента, личного секретаря, молодого и способного паренька, которого недавно приблизил.

— Жан, ты уже в тюрьме?

На том конце раздалось недовольное сопение.

— Нет, сеньор граф. Но подъезжаю. Выдёргивать вот так, на ночь глядя…

Эмоциональную составляющую он пропустил мимо ушей.

— Подъезжай и начинай поиски. Я буду ближе к середине ночи, у меня важные дела. Новый ориентир поиска: искомый объект не просто не дружит с законом, она проститутка.

Удивлённое молчание.

— Вы уверены, сеньор граф?

— Да.

— Ко всем вышеперечисленным «прелестям» ещё и это?

— Жан, ты плохо меня слышал? — понизил он голос.

— Нет, сеньор граф, — стушевались на том конце. — Но вы жестокий человек!

— Это не я жестокий. Это мир жестокий. И обстоятельства. И лично её королевское величество, но последнее не обсуждается. Вопросы?

— Нет вопросов, сеньор граф, больше нет. Приступаю к работе!

— Приступай.

Сергей нажал отбой.

Проститутка. Как он не подумал об этом сразу? Зэчка проститутка — лучший кандидат на роль матери человека-в-никуда. Идеальный объект для воспитания «наследника престола». Остальное он тоже подберёт со временем. Так подберёт, что чертям в аду тошно станет! Дайте только высшие силы красноречия, отстоять кандидатуру перед Леей! Но реальности последнего он не сомневался — отстоит.

— Я смогу защитить вас, мои принцески! — произнёс он, довольно улыбнувшись. — Я никому не дам вас в обиду! Никому и никогда!

Вновь вокруг подземелья бело-розового здания с колоннами. Я опять здесь, иду, глядя по сторонам, мои руки греет скорострельная винтовка. Рядом, как и раньше, вышагивает Катарина, и, как и тогда, вокруг нас образуется вакуум, все расступаются или шарахаются прочь. Всё то же, всё так же, ничего не изменилось.

Но это лишь внешние проявления. На самом деле с того раза изменилось всё. И в первую очередь я. Я стал другим.

Нет, я по-прежнему Хуан Шимановский, подданный её величества королевы Венеры, 2429 года рождения. Но теперь я мужчина, отдающий отчёт в своих поступках, а не мальчик Хуанито, готовый на что угодно, лишь бы его не били.

Стены… Из таинственной цитадели загадочных амазонок окружающие стены превратились в коридоры офиса, в котором работают обычные служащие. Со своей спецификой, с вассальной клятвой королеве, но сути это не меняет. А что таинственного может быть в обычных служащих?

Кто вообще такие эти ангелы? Молодые зелёные девчонки, которых дрючат так, что на это нельзя смотреть без слёз? Бабы-стервы, пытающиеся подобрать ключик, чтобы править миром? Не только. К сожалению. Большому сожалению. Ибо, будь так, это место было бы легко ненавидеть. Но ненавидеть место, где проходят школу жизни ОБЫЧНЫЕ люди? Обычные девочки, такие же, как мои одноклассницы и однокурсницы? Как девчонки с нашего района, с которыми я общался, дружил и встречался? Как миллионы их сверстниц за воротами? Они умеют убивать, да, но это единственное, что отличает их от остальных.

Убивать… Я и сам умею это делать. Пусть высшие силы не позволили мне довершить начатое до конца, но я ШЁЛ убивать Толстого. Шёл осознанно. Иными словами, переступил ту грань, которая отделяет «человека обычного» от «человека убивающего», и не мне тыкать им, говоря, что я лучше. А практика? Практика — вопрос времени.

Бабы-стервы здесь тоже есть, глупо это отрицать. Взять ту же Катарину, вышагивающую рядом с видом победительницы. Пусть торжествует, мне не жалко. Она так и не поняла, кто кого больше использовал в нашей ситуации, я её или она меня. Такие, как она, есть не только здесь, равно как везде есть плохие и хорошие. В моей школе, например, есть сволочи вроде Командора, и есть порядочные, вроде дона Алехандро. Подонки, как Витковский, и такие, как последний преподаватель истории ЛА. Классный мужик, несмотря на то, что шпик.

Но главным индикатором того, что всё изменилось, стало оружие. Я сжимал его, придерживал при ходьбе, но теперь оно не придавало уверенности, не вызывало сокровенный трепет, который испытывают мужчины к игрушкам, умеющим убивать. Это просто была хрень, которая может делать так, чтобы другие люди становились мертвыми. И всё.

Я стал другим человеком, стал старше. И, несмотря ни на что, одно это стоило того, чтобы пересечь порог данного заведения в первый раз.

— Молчишь?

Я скупо кивнул. Отвечать не видел смысла. Всё, что нужно, она скажет сама. Мы ехали медленно, бесцельно перескакивая с одной подкупольной магистрали на другую, без конечного пункта, оставив воркующую парочку далеко позади. И за исключением приветствия, всё это время не проронили ни звука.

— Ничего не хочешь сказать или спросить? — она попробовала закинуть удочки. Я неопределённо пожал плечами.

— Почему именно она? Именно такая, как Маркиза?

Катарина улыбнулась. Ждала этого вопроса.

— Для контраста. Она необычная даже для нас, да ты и сам это понял. А ещё она очень хорошо метает ножи. Девочку с оружием ты бы легко вычислил, ножи же можно спрятать так, что никогда не догадаешься. А на небольших дистанциях ножи даже более грозная сила, чем пистолеты и игольники. Поверь.

Я верил. Видел, как некоторые спецы с ними управляются.

— Тот парень выжил? — сменил я тему. Улыбка с её лица сошла.

— Когда мы его отдавали скорой, был жив. Сейчас — не знаю.

— Обязательно было позволять стрелять в него?

Мои вопросы ей не нравились, но она не пыталась юлить, отвечала. Всегда бы так!

— Да. Все три наших девочки вокруг стояли в невыгодной позиции. Мы не ждали, что кто-то набросится на бандитов. Случись это как-то иначе, может, и не дали бы выстрелить. Но только не в той позиции. — Она покачала головой.

— А если бы вы охраняли его, а не меня?

— Наши позиции были бы иными, он бы не пострадал. Хуан, не вешай на нас всех собак. Мы сделали всё, что смогли. И не надо пенять, дескать, если бы не подстроили ограбление, он остался бы жив. Эти твари напали бы на другой магазин и убили кого-то другого. Мы же не просто дали напасть на конкретный объект в конкретное время, мы ликвидировали самих напавших. Они мертвы, все четверо. Если бы этого не сделали, сколько они совершили бы ещё налетов? Убийств? Мне рассказать, как работает наша доблестная система правопорядка?

— То есть, твоя совесть чиста, — усмехнулся я, подведя итог её аргументам.

— Да. — Она кивнула с гордостью, явно не показной.

Я не знал, что сказать. Произошедшее — тема глубокого философского спора, а я не считал себя в достаточной степени подкованным в столь тонких материях. Да и настроение не то. Зерно истины в её словах есть, и цепляться я не стал.

— Как же вы смогли подстроить нападение в нужное время в нужном месте?

Она пожала плечами.

— Это было золото корпуса. Уже третий день мы закупаемся продуктами в этом магазине на большую сумму в ожидании тебя. Продукты частично идут в общую столовую, частично малявкам для разнообразия рациона — надо же их когда-нибудь баловать? — Усмешка. — Разницу между заложенной в бюджет оптовой закупочной ценой и реальной розничной компенсирует Мишель. Частью из собственных средств, частью из неведомых мне фондов. Но поверь, это не так много, она выдержала бы нагрузку на собственный карман даже в полном объёме.

— Золото меняли в банке, — продолжила она, усмехнувшись чему-то своему. — Ведь теоретически каждый электронный империал обеспечен золотом. Практически же…

Пауза.

— Мы не частная лавочка, когда с тобой разговаривает глава корпуса королевских телохранителей, ни один управляющий не сможет отказать в обмене. Невзирая ни на какие лимиты выдачи.

Ну, с этой стороны, действительно, проблем я не видел. Хотя, наверняка дело не только в угрозах, попробуй угрожать управляющему Королевского банка! Но еще и в авторитете. У Мишель он есть.

— Гораздо сложнее было выйти на исполнителей, приемлемых отморозков, — продолжила Катарина. — И хорошо их мотивировать. Тут опять пригодилось золото, а так же архивы департамента безопасности. Мы похитили дочь одного важного человека из мира мелкого криминала, на которого официально вроде как ничего не имелось, и «уговорили» работать на нас. Она уже отпущена, не переживай, — выдала Катарина фирменную усмешку. — Он-то и вывел нас на исполнителей, которых не жалко, после чего вычислить и взять их в оборот стало делом техники.

— Накладки были, — оговорилась она. — Пришлось продемонстрировать этому человеку, что мы играем серьезно, и несильно ту девочку порезать. Но результат того стоил.

— Бандитские методы! — заметил я.

— А кто сказал, что мы благородные рыцари? — парировала она.

«Действительно, кто это сказал?» — усмехнулся я про себя. Они — боевой орден клана Веласкес. КЛАНА. Им нет дела до венерианского правосудия, до принятых в обществе норм морали и иных высоких материй. У них есть Цель, и только это имеет значение.

— И всё ради того, чтобы оказать психологическое давление на какого-то мальчика-с-района? Ничего не стоящего и не значащего? — Я нервно рассмеялся. — Не слишком ли сложно?

— Ты себя недооцениваешь, — выдавила она покровительственную улыбку. — Да и сложного на самом деле ничего не было. А ещё наши девочки засиделись без дела, а такие разминки приводят в тонус. Но и это не всё. Как бы толково пояснить… — Она задумалась, но быстро нашла слова. — …А ещё, Хуан, есть такая штука, как ключевые эмоции.

— Это как? — Она заинтриговала.

— А так. Например, готовя операцию, я вспоминала собственный опыт. Ты не представляешь, какие ощущения я пережила после того, как в меня целились впервые в жизни! Целились взаправду, с намерением убить, а не на тренировочном полигоне. Классно, правда?

Я помолчал. Да, готов за эту «ключевую эмоцию» удавить, но ведь действительно мощнейшее ощущение! Уж не такие ли ищут адреналиновые наркоманы, спускаясь с десятитысячного пика на дельтаплане по вязкой атмосфере Венеры в пятисотградусной жаре и девяноста атмосферах без реактивных ранцев, когда малейшая потеря управления или удар о что-либо, малейшее повреждение скафандра несут стопроцентную и очень мучительную, хотя и быструю гибель?

— Это ломка, малыш, её начало, — усмехнулась она, видя моё понимание. — И ты прошёл тест, хотя и не убил никого из нападавших, как пришлось в своё время сделать мне. Последствия ты ощутишь, обязательно. Только позже, не сегодня. После чего я получу тебя с потрохами, любого, на любых условиях. Так что, да, оно того стоило.

Как показало время, она оказалась права. Причём прошло совсем немного времени. Но в тот момент, хотя я тактично промолчал, не вступая в спор, меня покоробила разящая от неё самоуверенность.

— А если бы я не напал на него? — я пытался найти нестыковки в её плане. По-своему гениальном, но не по исполнению, а по наглости, по амбициям воплощавших его. — Если бы они забрали золото и тихо ушли? Не наставив на меня пистолет? Что бы вы делали в этом случае? Как бы выходили из положения?

Её губы вновь растянулись в покровительственной улыбке.

— А никак. Это был риск. Но, как думаешь, откуда у простой приютской девочки «семейная реликвия» из синтетического алмаза столь невероятного размера? Сколько, думаешь, он стоит? Много, Хуан. Баснословно много. Они должны были клюнуть на него, и клюнули, как мы того и хотели. И ты тоже клюнул, защищая свою спутницу, которую они «обидели». Кажется, хотя бы на этот раз обошлись без форс-мажоров? — Из её груди вырвался довольный смех.

Мы договорились на сегодня, на утро следующего дня, чтобы не тянуть резину. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Смысл переживать, мусолить что-то в себе от безделья? Решение принято, принято окончательно, и чем раньше оно претворится в жизнь, тем лучше для меня.

Тем же вечером они собрали свой совет офицеров в расширенном составе, с повесткой дня, состоящей всего из одного вопроса. В начале двенадцатого Катарина уже отзвонилась, сообщив об их решении.

— Это будет испытание, малыш. Тяжёлое испытание. Тебе понадобятся все силы, чтобы пройти его. Отнесись к нему серьёзно, — стращала она. — Если пройдёшь его — ты зачислен. Достоин того, чтобы мы с тобой работали. Нет… — Она замолчала, но продолжения не требовалось. — У нас суровые законы, но это законы. Ты можешь отказаться в любой момент перед полосой. Но только перед ней. Так что подумай, трижды подумай!

— Отговариваешь? — усмехнулся я.

— Беспокоюсь, — возразила она, в её голосе не было ни капли фальши. — Будь осторожен. — Затем рассоединилась.

Итак, победа или смерть, это закон. Закон победы для ИХ мира. И никак иначе. В этот момент я впервые задался вопросом: «Господи, куда меня несёт? Готов ли я?». Но это были риторические вопросы.

— О чём задумался? — прервала мои мысли Катарина.

— Да так, — потянул я, вспоминая идеи, пришедшие ко мне перед сном, реализовать которые всё-таки стоит попытаться. — Размышляю.

— И о чём же?

— Решаю, что с тобой делать.

— ???

— Ты же не думаешь, что всё останется, как есть? Ты меня подставила, опустила в дерьмо по самую макушку, из-за тебя я пережил несколько, скажем так, не самых приятных дней своей жизни…

— Не поняла? — вскинулась она и остановилась.

Я хрипло рассмеялся.

— Я понимаю, приказ, всё такое. Но, Катюш, как ты думаешь, я должен боготворить тебя за то, что ты сделала? Считать, что обязан тебе по гроб?

Она смотрела с непониманием. Я пояснил:

— Бенито заказал меня потому, что ТЫ меня подставила! Ты! Это ТЕБЕ я обязан своими приключениями! Виктор Кампос приказал пытать меня, пытаясь отомстить ВАМ, поскольку вы использовали его, как последнего мальчишку. Это ТВОЯ идея насчет похищения, ты полностью несёшь ответственность за него. Я принял решение вернуться, ты убедила. Но извиняет ли это тебя саму в моих глазах?

Она молчала, огорошенная. Кажется, я принял правильное решение, нападок с этой стороны СЕЙЧАС она не ждала. А я…

А я буду чувствовать себя гораздо лучше, если поставлю эту суку на место. Хотя бы раз. Даже если это будет последний поступок в моей жизни, могущей окончиться через пару часов. Но закон победы есть закон победы, она сама сформулировала мне его.

— Думаю, после всего случившегося тебе не стоит поворачиваться ко мне спиной, — закончил я, ядовито оскалившись.

— А ты у нас злопамятный, да? — скривилась она. — Нет, ни в коем случае! Не злопамятный! Ты у нас просто злой, и у тебя память хорошая.

Я невозмутимо пожал плечами.

— Малыш, ты ещё скажешь мне спасибо, — продолжила она, повышая голос.

— Обязательно, — потянул я. — Знаешь, когда человек стоит над гробом врага, он всегда говорит о нём только светлое и хорошее. Как правило. Вот и я скажу тебе «спасибо». Над гробом.

А вот поиздеваться толком не получилось. Слишком быстро вывел её из себя, будто передо мной стояла зелёная дурочка, а не хладнокровная гадина с опытом. Катарина резко дёрнулась, впечатав меня в стену своим телом, после чего рефлекторно поднесла коварное запястье со встроенными кибернетическими лезвиями к горлу.

— Хуан, мне не нравятся такие разговоры!

Лицо её пылало от ярости. Я усмехнулся, нисколько не впечатлённый.

— Правда? Зря. Это же шутка. Просто шутка! Про гроб. А ты что думала, я кинусь к тебе на шею, радостно повизгивая от счастья?

Она попыталась что-то ответить, но не смогла, и по инерции отступила, выпустив меня. Затем собралась и гордо тряхнула чёрной копной.

— Хорошо, я виновата. Признаю. Во всём, что произошло, начиная с той злополучной полосы, где потеряла над собой контроль. Можешь меня ненавидеть, если хочешь. Доволен? Теперь тебе легче?

Я пожал плечами.

— Наверное.

— Я сделала это потому, что мне приказали. Я должна была вернуть тебя, убедить вернуться. И не смогла придумать ничего более эффективного, чем ткнуть тебя в собственную беспомощность. Ты бы не стал разговаривать со мной после того, что случилось на дорожке, не сумей я изменить твоё восприятие. Да что я, ты не стал бы слушать никого, даже святую, если бы знал, что она отсюда! Послал бы за орбиту Эриды, и все дела!

— А ты не пробовала извиниться? — улыбнулся я, начиная вгонять гвозди в крышку её гроба. — Просто извиниться? Искренне? Признав, что была не права?

Катарина опустила глаза в землю.

— Нет, даже мыслей таких не было, — ехидничал я. — Ты же всегда права. Такие как ты всегда правы…

— …Ты не умеешь извиняться! — закричал я на неё, ловя кайф от получившегося эффекта. — Хотя я мог понять тебя! Понять, чем ты рисковала, когда я помчался по трассе верхами! Из-за чего вышла из себя! Но нет, я же валенок, я тупой! Я не пойму! Или нет, не, не тупой? — Я сделал паузу. — Да, я не тупой! Я пойму! Это ТЫ не можешь сделать шаг! Унизиться перед тем, кто младше и слабее! Тебе проще организовать войсковую операцию в городе, и не одну, чем признать неправоту и извиниться!

Так ответь, почему я должен относиться к тебе тепло? Почему должен быть благодарен, если ты думаешь не обо мне, а в первую очередь о себе и своей гордыне?

Постояв и не дождавшись ответа, я развернулся и побрёл по коридору. Сзади раздался ее окрик:

— Стой!

Остановился. Обернулся.

— Прости, я была не права, — произнесла она, вкладывала в голос раскаяние, но я видел, что это фальшь. — Я привыкла играть человеческими судьбами и заигралась. Да, мне оказалось проще придумать войсковую операцию, чем извиниться. Доволен?

— Я-то доволен, — усмехнулся я. — Как знающий тебя. Но на сцену тебе нельзя, сторонний зритель не поверит.

Она вспыхнула, но сдержалась.

— Я извинилась. Как ты и хотел. Будешь и дальше дуться?

Я понял, не стоит перегибать. Портить отношения с ней не резон, ибо какая бы она ни была, а знакомое зло лучше незнакомого. Если вместо неё дадут кого-то другого, я взвою, придется заново «пристреливаться», заново проходить весь геморрой, который мы с ней благополучно миновали. Да и… Ужалить Катарину, как показала практика, я могу, не такая уж она непробиваемая, а каковой будет другая?

— Нет, не буду. Но ты должна меня понять, — начал я, она перебила:

— Я понимаю.

В её голосе засквозило теплотой. И я не мог найти ни одного фальшивого оттенка в интонации.

— Я плохая. С гордыней. И не люблю никого, кроме себя. Но я исправлюсь. Обещаю.

Согласен, со стороны это звучало дико. Детсадовские какие-то аргументы. Но битва шла не на уровне слов, а на уровне восприятий, интуиций, если можно так назвать. И главный вывод, который я сделал — она совсем не так безнадёжна, как я считал. Я не безразличен ей, она действительно испытывает привязанность и симпатию. И не желает зла. Конечно, проявляется это согласно её собственному, искорёженному корпусом, мировоззрению, но порывы в её душе все же есть.

— Хорошо, уговорила. — Я выдавил тяжёлую улыбку.

— Мир? — улыбнулась она и протянула руку. Которую я пожал

— Мир.

Мы неспешно бродили по техническим помещениям и стрельбищам, подбирая скафандр, пробуя систему прицеливания и ориентирования на специальных тренажёрах и мишенях. Тянули время. Чтобы не сойти с ума, его надо было хоть чем-то занять, на мероприятие собрались ещё не все.

Ветераны — особое сословие, прослойка, честно заслужившая себе множество привилегий. Например, явиться не к десяти, как было условлено, а часам к одиннадцати-двенадцати, наплевав на дисциплину и пунктуальность, несмотря на то, что военнослужащими они остаются до самой смерти. Для них не существует понятия демобилизации, а звания остаются навсегда. Не «полковник в отставке», например, как у военных, а просто «полковник», в любом возрасте и на любой должности. Потому, пока не подъедут все, испытание не начнётся, и плевать на такую условность, как моё личное желание поскорее начать, чтобы не свихнуться в ожидании неизвестного.

— Для чего мне вообще куратор? — спросил я, опуская раскаленный игломёт, из которого только что жарил очередями, ставя его на стойку. Отводил стрельбой душу. — Да ещё и персональный? Чтоб девчонки не съели? Неужели они такие страшные?

Катарина грустно усмехнулась, протягивая мне оружие, за которое я отвечаю.

— Так и думала, что ты далёк от этой темы.

— Почему?

— Опыт. Его у тебя нет. Потому ты не способен оценить угрозы и вызовы. А они весьма серьёзные!

Пауза.

— Тебя съедят в первую же неделю, — улыбнулась она. — Ты беззащитен перед нашим контингентом. А сбежать, уйти отсюда после того, как за тобой закроются двери, никто не позволит. — Она скроила кислую мину.

Её слова меня не впечатлили. Я, конечно, предвидел проблемы, но, похоже, она сгущает краски.

— Отсюда подробнее.

— Разумеется! Ладно, пошли, нас вызывают. — Она облегчённо вздохнула и направилась к выходу. Я поспешил за ней. Тяжёлый гермозатвор тира, напичканного всевозможным оружием, опустился за нашей спиной. Хотя оружие у них и валяется везде, где только можно, но вскрыть арсенал без ключей и разрешений вряд ли реально.

— Загибай пальцы. — Катарина картинно прокашлялась и начала менторским тоном. — Первое, мировоззренческий конфликт. Ты попадёшь в незнакомое место с незнакомыми варварскими порядками и жесточайшей дисциплиной. Сам видел, молодняк здесь ходит по струнке, а тебя будут дрессировать наравне с ними, если не больше. Или думаешь, тебе сделают персональную скидку, как ценному сотруднику?

Нет, так я не думал.

— Тебя будут окружать люди с непонятным тебе, но устоявшимся мировоззрением, диким для «гражданки». Ты никогда с таким не сталкивался, не знаешь, какую модель поведения с подобными людьми использовать. Маркиза не в счёт, она и для нас странная. Это конфликт?

— Конфликт.

— Ты попытаешься выработать эту модель, но нужно время, период адаптации, и в этот период будешь совершенно беззащитен. Но это только начало, самое первое, что тебя ждет.

Далее хуже. Конфликт половой. Все окружающие поголовно будут противоположного пола, притом, что рядом не будет никого твоего пола, на общении с кем вы оба могли бы построить циклическую защиту. Этот дисбаланс — кладовая конфликтов. И все они нанижутся на конфликт мировоззренческий.

Она улыбнулась, давая время осмыслить сказанное.

— Далее конфликт социальный. Наши девочки поголовно выходцы из низов общества, со всей присущей спецификой.

Пауза.

— Плюс, конфликт возрастной.

Пауза.

— Плюс, иерархический. Те, кто старше и принял присягу, вряд ли будет считать тебя равным себе. Отмечай, отмечай, это всё не само по себе, а нанизывается на предыдущие конфликты!

Снова пауза.

— Плюс, кому-то просто не понравится твоя рожа, нельзя ведь всем нравится? — Она усмехнулась. — В любом социуме возникают люди, к которым испытываешь или симпатию, или ярко выраженную антипатию, а значит, кто-то обязательно захочет поставить тебя на место.

Я вспомнил Оливию и её девочек, охрану её высочества. Пожалуй, здесь моя собеседница права, такие возникнут. Обязательно.

— Что получается? — издевательски усмехнулась Катарина. — Наложение конфликтов? Социального, возрастного, иерархического, мировоззренческого и полового? Не считая межличностных? Ну как, тебе нужен персональный куратор?

М-да, действительно, всё серьезнее, чем я думал. Я не могу охватить все проблемы, копнуть так глубоко, хотя, казалось бы, чего тут копать?

— Все, на кого ты сможешь опереться, твой будущий взвод, — продолжала она. — Пока непонятно, кто им станет, и только высшие силы знают, как у тебя сложатся отношения внутри коллектива. Всех остальных смело записывай в силы условно-враждебные. Одно могу сказать точно, твои девочки однозначно будут не самого высокого по местным меркам статуса, хорошо, если у них будет право свободного выхода за территорию. Но может не быть и этого. То есть, их возможности защитить тебя окажутся ограничены. А сам ты…

Вздох.

— Не обижайся, ты совсем не подготовлен к существованию в нашем террариуме. Ты можешь защититься от Кампоса и его дружков, дать в морду зарвавшемуся подонку, выйти против превосходящих сил, утопить кого-то в фонтане… Но здесь это не сработает. Это не мужской коллектив, Хуан, тут правят бал иные законы. Надо извиваться и жалить, как извиваются и жалят все вокруг, и уворачиваться от других жал. Только так можно выжить ЗДЕСЬ.

Конечно, она драматизировала, как обычно, вряд ли на самом деле всё так плохо. Но доля правды в её словах была, и что-то подсказывало, отнестись к проблеме надо со всей серьёзностью.

Катарина остановилась, подытоживая наш сегодняшний такой нелёгкий разговор:

— Я не всемогуща. Но вовремя дать нужный совет смогу. Остальное в любом случае будет зависеть только от тебя, как ты себя поставишь. Пусть моя помощь станет искуплением былого. Ты как?

Я улыбнулся.

— Договорились!

Это была победа. Моя первая победа. И я имел все основания немножко за себя порадоваться. Но, пожимая протянутую руку, отметил промелькнувшее в её реплике лаконичное слово «террариум», произнесенное в отношении собственного коллектива. Родному коллективу просто так подобные ярлыки не вешают.

«Да попал ты, попал, Шимановский!» — подытожил внутренний голос.

Мы вынырнули из коридора в помещение с нумерованными дорожками. Нас уже ждали четыре человека, естественно, все в парадной ангельской форме с офицерскими знаками различия. Двоих я не знал, двоих видел раньше. Мишель, сеньора Тьерри, белокожая блондинос с золотыми волосами, и сеньора, являющаяся её полной противоположностью — смуглая, с невозможно чёрными густыми длинными волосами ниже лопаток, что при её работе и необходимости прятать это богатство под шлем — роскошь. Та самая сеньора полковник, что встретила меня возле школы и силой направила внутрь.

Она держалась наравне с Мишель, я бы даже сказал, чувствовала, что имеет моральное право отдавать ей приказы. Это сразу бросалось в глаза. Вокруг неё, невидимый никому, но ясно ощущаемый, витал ореол власти.

Катарина при виде этой сеньоры остановилась и растерялась, но быстро пришла в себя. Явно не ожидала её здесь увидеть.

— Крутая, да? — поддел я. — Эта сеньора?

Осторожный кивок.

— Мишель рядом держится скованно. Неужели круче главы корпуса?

— Её зовут Гарсия, — усмехнулась моя спутница. — Она доверенное лицо королевы. Они с Мишель обе из её взвода. Всё-то ты подмечаешь! Ладно, пошли, зоркий сокол.

Подходя, услышал, как Мишель кивнула этой сеньоре в нашу сторону:

— А вот и он.

Та обернулась.

Мои колени задрожали. Нет, первую секунду она смотрела нормально, с некой усталостью и даже ленцой. Но ровно секунду. Потом ееё взгляд затуманила сталь, чуть не пробившая меня навылет.

— Да-да, он-он, — произнесла Мишель, противненько улыбаясь. — Я же говорила, ты будешь удивлена.

Сеньора спрятала эмоции, вмиг обуявшие её, дальше я не мог прочесть в ней ничего, кроме деловитой сосредоточенности. И злости. Но слава всем высшим силам, злости не на меня.

— Он пришёл сам, — продолжила Мишель, храбрясь. Ей тоже было не по себе. — Ты можешь проверить, тем более, это уже неоднократно проверяли другие. Решать тебе, но я считаю, мы должны дать парню шанс.

Сеньора Гарсия пыталась подобрать слова, как-то ответить, но пока получалось не очень. Она не знала, как реагировать на ситуацию, сомневалась, и меня начали пробирать пакостные мысли.

«Это что, она скажет «нет», и всё? И канитель с похищениями и магазинами окажется напрасной? Получится, зря я выкладывался до изнеможения две недели подряд? И, наконец, напрасно встал в такую рань сегодня, хотя мог мирно поспать ещё несколько часов? Меня никто никуда не возьмёт, пока она не разрешит?»

«Нет, — одёрнул я сам себя. — Такие вопросы в компетенции одной лишь королевы. Сеньора полковник может наложить запрет на испытание СЕЙЧАС, но отменить его совсем не властна».

Последняя мысль успокоила.

Наконец, сеньора полковник (они обе полковники, но к этой прицепилось), смогла что-то сформулировать:

— Почему на нём белый доспех?

Мишель неуверенно пожала плечами:

— А что такое?

— Он женский.

— Он универсальный. К тому же, у нас нет других.

— Он женский, — настаивала сеньора. И, видимо, так и было, потому, что Мишель недовольно сжала губы. — А ещё он белый. Не подобает парню ходить в том, что для парней не предназначено.

— И всё-таки, он универсальный, — не сдавалась Мишель. — А белый… Нет у нас других. Не делать же под заказ только потому, что он мальчишка?

— Нет, не надо под заказ, — бескомпромиссно покачала сеньора Гарсия головой. — Но в таком ему ходить не следует. Пойдём со мной.

Это мне. Бросив фразу, сеньора быстрым шагом направилась в сторону створок, в которые мы только что вошли. И Мишель, и Катарина облегченно выдохнули. Оставалось лишь семенить следом, крепче сжав оружие.

Зайдя за поворот, сеньора полковник перестала сдерживаться, пробормотав в адрес Мишель пару ласковых. Я пытался понять, что могло послужить причиной такой злости, а заодно решил держался как можно дальше, чтоб не попасть под руку. Вроде объектом такого отношения не являлся, но бережёного…

— Говорят, ты пришёл сюда сам? — произнесла она, когда мы прошли вниз и вверх несколько лестниц. Я кивнул.

— Так точно, сеньора. Сам.

— И что же тебя подвигло на столь безумный и глупый поступок?

Я решил не юлить. Не с ней.

— Безысходность, сеньора. Мне больше некуда податься. Срочно потребовалось научиться защитить себя, а кто ещё на планете научит этому? И кто научит лучше?

— А как же специфика? — усмехнулась она. — Условия? Традиции? Это как бы… Не мужское заведение!

— Так и есть, сеньора, — кивнул я. — В этом заведении всё держится на голой традиции. А традиции имеют свойство рано или поздно меняться, или хотя бы нарушаться. В том числе традиция брать сюда одних девочек. Так почему бы не со мной и не в этот раз? — Я выдавил лучезарную улыбку.

— Логично. — Она скупо рассмеялась. — А ты наглый юноша!

— Стараюсь! — подобрался я.

— И от кого же тебе срочно понадобилось защититься? Уж, не от Кампосов ли?

— От них самых, сеньора. — Я опустил голову.

— Если мне не изменяет память, перед моим отъездом ситуацию с Кампосами разрулили. — В её голос закрались ледяные нотки. — Ты сам разрулил в школьном фонтане. А мои люди после этого поговорили с Виктором, объяснив, что его сын неправ, и ему не стоит вмешиваться в молодёжные разборки. Как же так?

Мне захотелось сжать кулаки от досады.

— В фонтане была победа, сеньора, но победа в битве. Войну в целом я проиграл. Несмотря на вмешательство сильных мира сего и ваш разговор с Кампосом-старшим.

— А мне больше не хочется проигрывать войны! — с жаром, какого не ожидал сам от себя, закончил я.

Она понимающе кивнула.

— Правильно, войны надо выигрывать. Битвы не обязательно, а войны надо. Это закон любой победы, полностью тебя поддерживаю!

Вздох.

— Конечно, это не умаляет глупость твоего поступка, но что сделано, то сделано.

— То есть, вы допустите меня до испытания? — напрягся я.

Она обернулась и насмешливо бросила:

— А ты хотел бы его пройти? Ты всё ещё хочешь к нам? Мне рассказали красивую историю о том, как тебя пытались привлечь, какие средства использовали. И после всего ты пришел сюда вновь? Смысл?

— Смысл? — Я грустно усмехнулся. — Понимаете, сеньора, и тогда, и сейчас, мною двигало одно и то же чувство — безысходность. Просто тогда оно было неосознанное, необдуманное, я чувствовал его, переживал, и бросился в первый же пришедший в голову омут. Глупость, но клянусь, если бы пришло на ум другое, я был бы сейчас не с вами. В данный же момент моя безысходность осознанная. Я могу отказаться, и жить дальше счастливо, какое-то время. Но следующую войну я проиграю, и это знание пребудет со мной вечно. Что лучше, знать об опасности и быть несчастливым, или не знать, и жить счастливо? До первой войны? Ответьте вы, как боевик и опытный человек? Как бы поступили вы?

— Тебе интересно мое мнение? — Сеньора рассмеялась, правда, сквозь призму некой серьёзности, я забавлял её, но относилась она ко мне с подчеркнутым уважением. — Почему?

— Ну, интересно же личное мнение доверенного лица королевы?

— Хорошо. Я думаю, ты поступил правильно. — Смешок. — Я сама бы поступила также. Разница лишь в том, что мне никогда не пришла бы в голову мысль заявиться сюда. А тебе пришла. Поэтому, да, лучше быть несчастным, но знать об опасности. То же самое тебе скажет Лея, если ты ее об этом спросишь. Ну, вот и пришли!

Перед нами стоял гермозатвор со странной символикой — кондором, но голубым, в голубом же круге на белом фоне. Сеньора полковник приложила к глазку браслет, створки поехали вниз и вверх соответственно.

Вошли. К нам сразу кинулась фигура в доспехах без шлема с винтовкой наперевес. Этой сеньоре было под тридцать. Старая гвардия. На рукаве её красиво смотрелась голубая повязка с белым контуром того самого голубого кондора в круге.

Сеньора вытянулась, отдала честь. Без подобострастия, просто так положено. Моя спутница ответила тем же.

— Вольно! Иди следом.

И мы вновь двинулись по коридору втроём. Створки гермозатвора за нашими спинами встали на место.

— Это территория наказующих, — пояснила сеньора Гарсия. — Ты знаешь, кто такие наказующие?

Я отрицательно покачал головой.

— Внутренняя служба безопасности корпуса. Название уходит сутью в понятие «наказывать». Изначально мы наказывали тех, кто оступился, ослушался приказа или своими действиями подставил под удар интересы королевы.

— Утилизация, — блеснул я интеллектом. — Вы это так называете.

Сеньора Гарсия кивнула.

— Ещё нас зовут зондер-командой. Мы не подчиняемся Мишель, и вообще никому не подчиняемся. Только королеве лично. И занимаемся не всегда одними лишь бойцами корпуса. Даже не так, бойцы корпуса ввиду малочисленности лишь наша вспомогательная обязанность, когда-никогда отвлекающая на себя внимание. На этой планете и без ангелов много тех, кто оступается… — Глаза ее недовольно блеснули.

«Ей не нравится то, что она делает, — понял я. — Но она знает, что выбора нет».

— Заходи.

Ещё одни створки разъехались, теперь уже вправо и влево, и мы вошли в помещение, которое можно было назвать «костюмерная». Или кладовая, но со спецификой хранения. Здесь, развешенные на специальных приспособлениях, компактно висели различные наборы доспехов и скафандров. Серые безликие, серые и зелёные армейские. Красно-жёлтые хаки марсианской республиканской армии. Лазорево-голубые парадные личной стражи его величества императора Владычицы Южных Морей. Чёрно-синие и чёрно-серые хаки с русским триколором и андреевским флагом на шевронах, морская пехота государства Российского. Красно-жёлтые Национальной армии Китая. Сине-бело-красные австралийские королевские. Да тут их!!!

Сеньора уверенно прошлась вдоль стеллажей и указала на отсек, в котором висело около трёх десятков одинаковых чёрно-синих доспехов с эмблемой департамента безопасности и золотым орлом на шевронах.

— Выбирай любой. Тот сдашь назад. Отведи его потом к «полосам смерти», — последняя фраза предназначалась сопровождающей нас сеньоре. Та молча кивнула. Сама же сеньора Гарсия быстрым шагом двинулась назад, не говоря мне больше ни слова.

Я повернулся к ближайшему доспеху и провел по нему рукой. Клёво!!!

— Мишель, ты понимаешь, что есть такое понятие, «некогда»?

Мишель понимала. Но твёрдо стояла на своём. «Ты должна там присутствовать». «Обязана». «Ты — один из самых влиятельных офицеров, глава наказующих, твоя обязанность, присутствовать на всех эпохальных событиях».

Она была согласна с этим, да, принятие первого мальчика в качестве эксперимента — событие эпохальное, знаковое. Но ей действительно некогда. Она прилетела всего несколько часов назад, ещё не пришла в себя после невесомости, кориолиса и посадочных перегрузок. А дела не ждут. Лея снимет голову за простой. Как бы Елена ни относилась к этому проекту, она признавала, что он гениален, а саботировать гениальное не поднималась рука.

В общем, дел невпроворот, и она с удовольствием пропустила бы вступительное испытание этого мальчишки, взятого на свой страх и риск офицерами. Которые, впрочем, учитывая автономию корпуса имеют на это право — Лея вряд ли будет против (если конечно он сам подписался добровольно, смертничек). Но на него будет можно посмотреть позже, в записи, как и пообщаться с ним самим, если выживет. Поставить на место, чтоб не возгордился, протестировать, можно ли использовать в дальнейшем или оставить гнить с Мутантом. Но Мишель вцепилась, как клещ, и она не смогла отлипнуть. К тому же, аргументы эта белобрысая бестия подбирала убедительные, уповала на обязанности, долг, а не эмоции. Этого дрессированная лучшей подругой-трудоголиком Елена перенести не могла.

— Хорошо, пошли. Заодно расскажешь, что ты тут устроила. Стрельба, взрывы, бандиты, разборки… До нас дошли слухи, но заниматься ими было некогда, скоро, действительно, будет война.

Мишель кивнула и принялась обстоятельно описывать произошедшее, не называя имён, делая упор на действиях, на которые они пошли ради этого мальчишки.

Что Мишель дура, Елена знала всегда. Доверить тестовые вступительные испытания человеку, открыто выразившему неприязнь к пареньку и к итогам этих тестов? Де ла Фуэнте вообще берёт на себя слишком много, если бы у них было больше толковых людей, сидеть бы ей дома, в народном хозяйстве, кормить мужа и растить детей. Но Мишель это нисколько не извиняет.

Вторая, усугубляющая глупость — доверить Ласточке же поиск решения по его возвращению, а затем и реализацию этого решения. Не просто глупость — непрофессионализм! Что гораздо хуже! Размах же процесса её поразил, таких масштабных операций она не помнила со времен ареста Сирены. Не занимался подобным корпус уже много лет, и неизвестно, как отреагирует на такое Лея. Она боится корпуса, хотя не хочет в этом признаваться, но и без него не может. Ей нужны свои люди во главе, а значит, Мишель останется на своём посту, несмотря ни на что. Офицеры же получат с её стороны сигнал, былые времена не ушли в прошлое, всё можно возродить. Это скользкий момент, над ним придётся не один день ломать голову, но пока вникать у Елены не было желания.

— Ты не сказала, что это за паренёк, и чем он так важен, — перебила она подругу, когда та увлеклась описаниями экшенов и блокбастеров слишком сильно. — Подумаешь, мод, что с того? Какими такими особенными способностями обладает?

Мишель лишь загадочно улыбнулась.

— Сейчас сама увидишь. Кстати, а вот и он, — кивнула она ей за спину. Елена обернулась.