Игрушки для императоров. Лестница в небо

Глава 2. Собеседование

— Вот так, сеньора, всё и случилось. Ее увезли, а я…

— Почувствовал свою неполноценность. М-да. — сеньора полковник задумалась. — И решил стать крутым. Чтобы в следующий раз дать обидчикам достойный отпор.

Я красноречиво уставился в пол.

Я рассказал свою историю, ничего не переделывая и не утаивая. В смысле, не переделывая настолько, чтобы она могла показаться ложью. Но, скажем, знать, что Бэль аристократка, им совсем не нужно. Это пустая, ни на что не влияющая информация, мне было бы приятнее, оставайся эта девушка лишь моей. Чтобы они не искали и не трогали её. Я не назвал имя, просто сказал, что она из обеспеченной семьи, не уточняя, насколько обеспеченной. То же и с навигатором: подарили — да, подарили. Хотите взять на экспертизу — берите. Если припрёт — скажу, а так…

Имя Виктора Кампоса ей было известно, тут она заинтересовалась, но о «школьном» деле информации почти не имела, лишь ту, что выкладывают в общих сетях, без пикантных подробностей. Мой бой с отморозками Бенито её тоже заинтересовал, она откуда-то тут же скачала и несколько раз прокрутила его запись, выспрашивая про скользкие моменты. И, судя по выражению лица, я её приятно удивил.

— Теперь меня выставят за дверь? Ведь я пришёл сюда из корыстных целей, — я не удержался и нарушил её раздумья.

Она покачала головой.

— Нет, почему же? — Затем поднялась, подошла к стоящему в дальнем углу кабинета большому шкафу, на деле оказавшемуся кухонной панелью, вытащила горячий чайник и поставила на стол. Затем из другого шкафа, теперь уже настоящего, извлекла несколько вазочек — конфеты, печенье, вязкая жидкость темно-вишнёвого цвета с ложечкой внутри. Все это добро также было передислоцировано на стол.

— Чай будешь?

Не вопрос, скорее утверждение. Но я вдруг понял, что за ожиданием и беседой прошло много времени, я проголодался и отказаться не смогу.

— Буду! — честно ответил я, пожирая глазами то, что простиралось перед ними. Сеньора перехватила мой взгляд, усмехнулась, но промолчала.

Заварив чай в чайнике из настоящего звонкого хрупкого даже на вид фарфора, она разлила его по чашкам и придвинула одну из них мне.

— Мы одно время с мужем жили на Земле, в Парамарибо. Знаешь, там наша база?

Я кивнул. Слышал. Одна из двух военных баз, арендованных Венерианским королевством у союзной Империи. Там живут в основном наши флотские и десантники из расквартированных на Земле частей. Точнее, их семьи.

— Мой муж — офицер флота. Я в своё время сбежала с ним, и мы провели там наши лучшие годы. — Она налила мою чашку до верха. Из неё тут же повалил ароматный пар. Я принюхался — ничего похожего на привычный чай в этом аромате не было. — То, что здесь считается чаем — дерьмо, поверь мне! — сеньора присела на место и с выражением глубокого наслаждения сделала крохотный глоток, придерживая другой рукой блюдце под чашкой. — Угощайся, не стесняйся. Это варенье, — и она вновь проследила за моим взглядом на тёмно-вишнёвую вазочку. — Не фабричный джем, а настоящее домашнее варенье, сами делаем, для себя.

Я отхлебнул глоток. Кончик языка с непривычки обожгло, скривился. Мои ужимки лишь позабавили сеньору.

— Ладно, подожди чуток. К кипятку привыкнуть надо, иначе вкуса не почувствуешь.

Я кивнул и отставил чашку. Рука моя тут же непроизвольно потянулась к конфете в золотистой бумажке — я видел такие в дорогом магазине. Они продавались не на вес, а поштучно. Разумеется, о том, чтобы купить и попробовать, речи не шло. Сейчас же такая возможность представилась.

Да, умеют жить люди! Хорошо, когда у тебя есть деньги. Вкус конфеты оказался божественным, хотя и немного горьковатым, но это натуральная горечь. И название на бумажке — кириллицей.

— Русские?

Сеньора кивнула и сделала ещё глоток.

— Только русские умеют делать настоящий шоколад. Не горький, не сладкий, не кислый, не молочный, а настоящий шоколадный.

Я в теме не разбирался и равнодушно пожал плечами, вызвав очередную улыбку сеньоры.

— Ничего, привыкнешь. Жалования королевского телохранителя, если, конечно, ты им станешь, хватает, чтобы баловать себя подобными вещами.

— А у меня есть шансы? — в лоб спросил я. Теперь пожала плечами сеньора.

— Это будет зависеть только от тебя.

— А то, что я рассказал вам? Ну…

— Про девушку? Что всё из-за девушки? — Она засмеялась. — Я же говорю, ничего страшного. Вполне нормально совершать безумства ради женщины. Это заложено в мужской психологии. Если бы ты только знал, сколько поистине великих и гениальных деяний совершено ради женщин! — она мечтательно вздохнула, видимо, вспоминая что-то своё. — От древности до современности. Очень много. И что значит твоё решение по сравнению, например, с решениями Цезаря, Марка Антония или Наполеона?

Я покачал головой.

— Не думал об этом.

— Главное не то, почему ты пришёл, а как будешь служить в дальнейшем, что ты за человек.

Помолчала. Вызывающе прищурила глаза, словно просвечивая насквозь.

— Не стану скрывать, у нас тяжело. ОЧЕНЬ тяжело, Хуан. И тебе поблажек не будет. Но дело в том, что корпус — школа жизни, а у любого человека в любой школе жизни меняется система ценностей. Что ты знаешь о школах жизни?

Я недоуменно покачал головой. О таком тоже слышал.

— Их всего три: школа, армия и тюрьма. Под школой подразумеваются учебные заведения вообще. Остальные расшифровывать, надеюсь, не стоит?

Я кивнул.

— Корпус, как армия или военное училище, можно назвать одним словом — армия. Это испытание личности, проверка на прочность, на умение ладить с людьми, принимать сложные решения. И как в любой школе жизни человек в первую очередь учится. Мы не армия, у нас есть специфика, и это накладывает свой отпечаток, но жить по-старому ты в любом случае не сможешь.

Я поёжился.

— Я знал об этом, сеньора, когда шёл сюда. В сущности, и пришёл-то ради того, чтобы изменить свою жизнь, постичь нечто новое.

— Ну, вот и великолепно! — она улыбнулась. — Тем более, у нас здесь столько девушек, что ты забудешь свою в первый же день. Руку на отсечение даю!

Сказано это было с легкостью и улыбой, но мне вдруг стало не по себе. В этих словах было гораздо больше истины, чем мне хотелось бы.

— Только об одном прошу, даже не прошу, требую, — нахмурилась она, — никаких разборок между ними за мальчика, то есть за тебя, здесь. Поставь себя так, чтобы ваши отношения не мешали службе, разбирайтесь за пределами этого здания. Наказывать буду строго и сразу всех, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Все понятно?

Я кивнул и вновь поёжился. Глаза у сеньоры, когда она говорила, блеснули холодной сталью, и я понял, что это чистая правда. В смысле, разбираться не будет, накажет. Причём крайне жёстко. А насчет девчонок и разборок — нормальный здоровый прагматизм, просчитать который у меня банально не хватает жизненного опыта.

— Но это если меня примут, — на всякий случай уточнил я.

— Разумеется, — кивнула она.

Чай был допит, чашки отставлены в сторону. Вычислительный аппарат в голове осоловел от приблизительного подсчета того, сколько могло стоить съеденное, не считая варенья. Варенье тоже, из настоящих фруктов, свежих, не мороженых, которые нужно сначала вырастить в наших адских условиях, а уж потом варить (кстати, очень вкусное, просто божественное варенье)!

— Итак, ты рассказал о себе, о мотивах, начнём собеседование? — Сеньора расслаблено развалилась в кресле. — Что ты знаешь о корпусе?

Я коротко перечислил всё, услышанное от Хуана Карлоса, а также из других источников, то есть, согласно слухам. Сеньора слушала молча, изредка кивала.

— И что лесбиянки мы все, значит, тоже?

— Вы спросили — я ответил, — глубокомысленно изрёк я.

— Хорошо, продолжай.

— Да это, вроде бы, всё, — я пожал плечами.

— И что скажешь?

Я задумался.

— Скажу, что вы распускаете вокруг себя слишком много пикантных слухов, чтобы пресса не акцентировала внимание на ваших реальных делах. Готов поспорить, иногда вы подстраиваете некие «просчёты», «ошибки», чтобы ещё больше или запугать окружающих, или наоборот, предстать в образе неких… Как бы лучше выразиться…

— Поняла, — кивнула сеньора. — Да, ты прав, мы сами сеем легенды вокруг себя. А ты хочешь знать правду о корпусе? Настоящую? Истинное положение дел внутри?

Я показно усмехнулся.

— Если это собеседование, вы просто обязаны рассказать мне об этом. Если не всё, то многое.

Она опешила от такого умозаключения.

— Ты наглый парнишка! Но в логике тебе не откажешь. И всё же вернусь к вопросу, хочешь ли ты знать всё?

— А, если вдруг не возьмёте, можно грохнуть меня за углом, как слишком сведущего? — я вновь показно усмехнулся.

— Отчего же? Если ты идиот, начнёшь трепаться направо и налево, тебя грохнут. Но ты же не идиот?

«То есть, Хуанито, как минимум этот вывод о тебе уже сделали. Поздравляю, дружище»!

«Было бы с чем»!

Я задумался. А впрочем, чего тут думать? Я для чего сюда шёл? Вот и вперед!

— Да, хочу! — бодро ответил я, сложил руки перед грудью и вальяжно откинулся назад. — Я хочу стать королевским телохранителем и знать всё о месте возможной будущей службы.

Сеньора Тьерри рассмеялась, я её вновь позабавил.

— Хорошо, слушай.

— Итак, ты знаешь, в основе методики нашей подготовки лежит работа с женщинами. Мы набираем девочек и готовим из них первоклассных бойцов. Как думаешь, почему именно девочек?

Я пожал плечами и ответил словами Хуана Карлоса:

— Их дрессировать легче. Покладистее они. Мальчики больше брыкаются, умирать за кого-то просто так не хотят.

— Ничего подобного. — Она отрицательно покачала головой. — В качестве намёка на правильный ответ спрошу, думал ли ты когда-нибудь, почему все узкие специалисты в профессиях — мужчины? Я имею в виду специалистов высокого уровня: повара, профессора, учёные, врачи? Даже политики! Везде одни мужчины, хотя у нас на планете такое равноправие полов, что даже дурам femenino не к чему придраться. Возможности одинаковы, но мужчин там всё равно больше, как ни крути.

Я отрицательно покачал головой.

— Я не думал об этом, сеньора. Но… Есть такая популярная версия — мужчины умнее.

Она рассмеялась.

— Эти тесты начали проводить лет четыреста назад и проводят до сих пор. На предмет того, кто умнее. И всякий раз результаты, под тем или иным предлогом, пытаются поставить под сомнение.

Женщины не глупее мужчин, Хуан. У них активны иные области мозга, но в целом наш уровень одинаков, это факт. Второй пример, почему в общей и младшей школе, дошкольных учреждениях, среди медсестёр, продавцов розничной торговли преобладают женщины?

Я вновь покачал головой.

— Внимание, всё упирается в такое простое понятие, Хуан Шимановский, как внимание! — пояснила она. Помолчала. — Мужчины не умнее, просто у них всего один канал внимания. Случается и два, и больше, но это уникумы, исключения из правил. Обычные мужчины могут сконцентрироваться лишь на одной позиции, при этом достичь в её выполнении больших успехов. Гораздо больших, чем женщины! Но заставь их одновременно следить за детьми, жарить яичницу, и, не дайте Древние, в этот момент начнутся новости футбола! — она усмехнулась, и я понял, что она проверяла сей факт на собственном опыте. — Они могут управлять боевым эсминцем, взламывать и крушить оборону врага, работать там, где нужна предельная концентрация и умение быстро принимать сложные решения. Однако яичница у них сгорит, дети залезут, куда не следует и съедят то, что есть нельзя, а фамилия нападающего, забившего итоговый мяч на сто третьей минуте, пролетит мимо, потому что вспомнятся дети и яичница.

— Но… — я понял вдруг, мне нечего возразить. Сеньора же продолжала:

— Женщина же в лёгкую пожарит яичницу, заберёт у ребенка опасный предмет изо рта и при этом будет в совершенстве знать, от кого ребенок у Марии: от Хосе или сеньора Мануэля. Зато на мостике эсминца она в самый не подходящий момент вдруг вспомнит, что забыла положить в косметичку «вон ту лимонно-бордовую помаду». Понимаешь меня?

Я кивнул.

— Наша работа — это работа для женщины, ты не представляешь, сколько необходимо иметь каналов внимания, чтобы держать под контролем сектор обзора, в котором находятся десятки, а иногда и сотни людей. Держать, а если появляется угроза, быстро принять решение, что с ней делать, не упуская из вида остальные части сектора, где также могут находиться потенциальные убийцы охраняемого объекта.

— Но мужчины отчего-то прекрасно справляются с этой задачей, — не мог не заметить я. — Охраняют, держат сектора, принимают решения. Большинство телохранителей — именно мужчины.

— Да, — она согласилась. — Но мы — лучшие. Тебе скажет об этом кто угодно, любой специалист на планете. Мы слабее мужчин, но мы лучшие, потому, что женщины.

— Саму идею корпуса, как ни странно, придумал мужчина. Император Антонио Второй. Он долго занимался такими проблемами, как разница между мужскими и женскими способностями, финансировал исследования. Он не был любителем, разбирался в проблеме досконально и под конец своего правления решился, назвав детище «Императорский корпус телохранителей».

Сеньора вздохнула.

— Это его идея — набирать девочек из имперских приютов. Тех, кому ничего не светит в жизни, для кого стать телохранителем его величества, находиться под постоянным прицелом с возможностью умереть в любой момент, подарок небес. Император давал девочкам шанс возвыситься, в какой-то мере войти в элиту, стать почти вровень с аристократией, и за это требовал немного — безоговорочное подчинение и готовность умереть. И они были готовы умереть за своего повелителя! — она повысила голос. — И те, кого набираем мы сейчас, ничем не отличаются от прежних девчонок. Они также готовы умереть по первому слову, с удовольствием идут сюда, чуть ли не бросаясь в ноги вербовщикам. У нас конкурс шестьдесят-восемьдесят человек на место, при всей нашей дурной славе и репутации, и это не предел. А знаешь, почему?

Я отрицательно покачал головой.

— Потому, что помойка жизни — она в любые времена помойка. И иногда сама жизнь не такая великая цена за то, чтобы её избежать.

Сеньора Тьерри сделала паузу, предоставляя мне «догнать» эту мысль. Ведь в какой-то мере я сюда пришел за тем же самым — не очутиться на оной помойке. Да, у меня есть выбор, моя ситуация не настолько аховая…

…Но цель та же.

— Обучали их специально отобранные и прошедшие тренировки по составленным императором и его специалистами методикам инструкторы, женщины-спецназовцы из армии, — продолжила она после паузы. — Тогда и речи не шло об уровне, подобном нашему, всё только начиналось, и, к сожалению для Империи, всё закончилось. Ты помнишь историю?

Я пожал плечами.

— После его смерти разразилась большая гражданская война за трон. Корпус потерялся в ней? Я слышал, его гораздо позже возродила аж королева Аделина.

Сеньора кивнула.

— Почти, но не совсем так.

Император чувствовал, что умирает. У него оставалось четверо сыновей от первой жены, каждый из которых ненавидел братьев до глубины души и мечтал сам возглавить страну после отца, и младшенькая, любимица, от второго брака. Её звали?

— Алисия Мануэла. Алисия Первая, — ответил я, глядя, как выжидательно сощурились глаза сеньоры.

— Правильно. Первая некоронованная королева Венеры.

За каждым из её братьев стояла немалая сила, каждого поддерживали определенные круги общества, обладавшие властью и деньгами. Та война стала именно гражданской, поскольку в бою столкнулись не столько братья, сколько социальные слои государства.

Сыновья не любили императора, так уж получилось, и единственной его отдушиной на закате жизни стала дочь. Его отрада. Но понимая, что после его смерти начнется бардак, в котором она станет первой жертвой, он попытался защитить девочку и назначил пожизненным генерал-губернатором всех венерианских колоний. И протолкнул это решение через Сенат, хотя ей только-только исполнилось семнадцать. Он думал, что хоть так сумеет уберечь ее от гнева братьев.

— Но ведь он спас её! — Я знал эту историю на уровне общего курса. По-видимому, сеньоре полковнику известны некие романтические подробности. — Она осталась жива и дала начало нашей династии.

Моя собеседница скептически усмехнулась.

— Но при этом до конца жизни так и не ступила на землю Родины. На Землю вообще. Притом, что тогда колонии были не тем же самым, что сейчас, всего лишь промышленные районы вокруг космодромов, с минимумом удобств и почти полным отсутствием нормальной инфраструктуры.

Я задумался, вспоминая, каковой могла быть планета почти полтора века назад. М-да, действительно, жестоко. Однако всё же лучше смерти.

— Братья не тронули её не потому, что не хотели, просто находились дела поважнее, а противники поопаснее, чем сестра на далёкой планете. Та же сидела, как мышка, занималась своей планетой, развивала её, привлекала деньги и инвестиции, заманивала рабочих и переселенцев. Кстати, она первая поняла, что на проституции можно очень хорошо заработать, и более того, положить заработанные деньги в собственный карман, минуя имперскую казну, то есть казну братьев, которые сменяли друг друга на престоле один за другим. Так что это ей мы обязаны потоком туристов со всей Земли, который кормит нас в любые, даже очень трудные годы.

Но я отвлеклась. В итоге, все братья погибли, истребив друг друга. Трое из них успели посидеть на троне, а императором, стал её кузен, Хуан Карлос Шестой, которому она прилюдно поклялась в верности, принеся присягу, после чего быстренько сбежала назад, в свою норку, не ввязываясь в придворные дрязги, пытаясь не навлечь на себя его гнев. И у неё получилось, тот поверил в её лояльность.

— А корпус? — вернулся я к истоку беседы. — Когда и куда он исчез?

— Корпуса как такового ещё не было, одно название. К моменту бегства Алисии Мануэллы выросло всего одно поколение бойцов — самые первые из сирот. Два десятка человек охраны, девочек, которым нет и двадцати, и несколько тренеров-инструкторов — вот и всё, чем тогда располагали.

Император отправил корпус вместе с дочерью, охранять её, но взошедший на престол старший брат потребовал вернуть всех назад. Её высочество согласилась, не могла не согласиться, не имела выбора, хотя и торговалась изрядно. При ней, как завещание, наследство от отца, остался один взвод, десять девчонок; второй же отправился в метрополию, охранять нового императора. Вместе с инструкторами, кадетами и вспомогательным персоналом.

Затем произошло покушение, ты должен был слышать про эту историю. Императора убили. Хранители, как и положено, приняли удар на себя первые. Работа у нас такая! — Сеньора Тьерри вздохнула. — Но это не спасло императора, он скончался от ран.

Две наших девчонки в результате теракта погибли, трое оказались в госпитале, их затем списали, но если бы не они, вместе с императором погибло бы очень много народа.

Эту историю я помнил. Покушение организовали, как ни странно, не братья, а религиозные фанатики. И с присущим им фанатизмом хотели отправить на очередной круг жизни вместе с главой государства и всех его приближённых.

— Новый император, второй брат, посчитал, что ему ни к чему «какие-то девки», и расформировал корпус телохранителей, как таковой.

— Испугался?

— Да. Хранители проявили себя с лучшей стороны, сработали грамотно, а то, что нулевой объект погиб — не их вина. Иногда и мы бессильны. Он испугался корпуса, понял, что тот не игрушка, за ним сила, которая симпатизирует не ему, а его сестре.

— Понятно! — Я про себя усмехнулся. — Тогда как сеньора Алисия Мануэла забрала его на Венеру?

Сеньора отрицательно покачала головой.

— Она не могла этого сделать. Решение императора — закон, а нарушение его в тех условиях было чревато. Но инструкторы, кто смог и захотел, самостоятельно добрались до Венеры, и она не имела морального права выгнать их, даже под угрозой расправы. Её спасло лишь то, что у нового императора оказалось слишком много дел на Земле, и организацию из полутора десятков бойцов, да ещё девчонок, он не воспринял достаточно грозной силой.

Алисия Мануэла тоже не шла на обострение. Она не скрывала этих людей, не создавала тайных структур, орденов, заговоров, секретных баз и лагерей для тренировок. Наоборот, всячески держала хранителей на виду, демонстрируя, что ничем, кроме её охраны, они не занимаются, а тренеров и инструкторов пыталась легализовать на законных основаниях под контролем имперских силовых служб, используя все возможные для этого приёмы и уловки.

На тот момент, подчеркну, корпуса уже не существовало, оставленный возле принцессы взвод не имел никакого статуса, как и команда инструкторов. Пользуясь этим, она зарегистрировала новую организацию, «Венерианскую школу телохранителей», как самую обычную профильную частную школу. Целый ряд инспекций, посланных братом, разобрал школу по кирпичикам, но придраться было не к чему. Это спасло будущий корпус, позволило выжить, затаиться, причем, вполне легально.

Я снова усмехнулся. Нет, всё-таки Венера — странная планета. Необычная. Ещё не став государством, правящие ею «венерианские стервы» уже одерживали победы над врагами-мужчинами. И все потомки сеньоры Алисии Мануэлы, все наши королевы, унаследовали это качество — побеждать без войн. В этом сила Веласкесов.

— Первоначально существовало два отделения, для девочек и общее. Девочек брали мало, охраняли они лишь принцессу, а затем её дочерей. Общее же готовило самых обычных телохранителей, с обычными инструкторами, по обычным программам. И так до самого восстания.

После же провозглашения Аделиной, её дочерью, независимости, школу переформировали в корпус, да ещё и королевских телохранителей, общее же отделение в нём закрывалось. У нас появилась собственная династия, больше не было нужды прятаться и маскироваться. Но на тот момент основополагающие традиции уже были заложены «школой», всё, что имеем сейчас — результат её выживания и становления. Разница лишь в том, что их было не более трёх десятков, нас же — более трёх сотен.

— Как видишь, своим рождением мы обязаны мужчине, и то, что он вложил в нас, позволило пережить многие беды и неприятности, остаться на плаву, не сгинуть в веках, — улыбнулась она. — Какие есть вопросы?

Я задумался. Вводная часть окончена, настало время собственно собеседования. Вопросы, конечно, были, и немало.

— Правда ли, что гибнет до половины воспитанниц, если не больше?

Сеньора усмехнулась и покачала головой.

— Утка. Гибнут, бывает. Но в основном по неосторожности, тупости или излишнего бахвальства. Проще говоря, гибнут дуры, которых психологическая служба не смогла отсеять. Которым среди нас, прямо говоря, не место.

Поэтому мы стараемся как можно больше отсеять сразу, в несколько этапов, — как бы извиняясь, сказала она. — Девяносто процентов, возможно, больше. Но некоторые психологически непригодные таки проскакивают, идеальных методик не существует. Зато те, кто остаётся — с нами до конца, одни из нас, а мы не разбрасываемся бойцами.

— А Полигон? — возразил я.

— О, Полигон! — Сеньора подняла глаза к небу. — Полигон — это мотиватор. Одним фактом своего существования он объясняет тем, кто относится к дисциплинам без должного уважения, что от того, что они сейчас усвоят, будет зависеть, сдохнут они или будут жить дальше. Многие «за воротами» называют его экзаменом, но нет, это не так. У нас хватает тестов экзаменационного ранга, но Полигон — это чистая психология, которую должен пройти каждый.

Там гибнут, но это оправданные потери, заложенные изначально в саму идею корпуса. Прошедшие его девочки учатся ещё два года, но при этом уже знают, что их ждёт, как и к чему готовиться, на что обращать особое внимание. Ты можешь филонить в школе или универе, но здесь лень и невнимательность сродни самоубийству. Это главная идея Полигона и от неё корпус никогда не откажется, несмотря на потери.

— Понятно, но зачем тогда утка о том, что до половины воспитанниц гибнет еще до Полигона? Какой в ней смысл?

Сеньора подалась вперед.

— Чтобы те, кто идёт к нам из приютов, кто собирается сдавать тесты и мечтает стать хранителем, все эти девочки знали — они могут умереть!

Пауза.

— Это важно, Хуан, знать, что смерть рядом, — усмехнулась она мне в лицо, и глаза её сверкнули. — Далеко не все выдерживают это осознание. Ради тех, кто не выдержит, вбрасывается эта утка, и поддерживается из года в год. Чтобы выявить их на ранней стадии, пока можно просто взять и отправить назад в приют. Им не место среди нас. Ты готов умереть? В любой момент, прямо сейчас?

Я опустил глаза в столешницу. К такому повороту и вопросу готов не был.

— Не торопись отвечать, мальчик, подумай. Я не тороплю. Это важный, САМЫЙ важный вопрос, от которого зависит, возьмём ли мы тебя. В армии, в бою, у тебя есть шанс спастись. Уйти с линии огня, отступить, пригнуться. Там ты споришь с судьбой, и даже в безнадёжной ситуации есть вероятность, что выживешь. У нас не так. Ты видишь перед собой дуло вражеской винтовки, но не можешь отклониться от выстрела. Сзади человек, которого ты ПОКЛЯЛСЯ защищать, ПОКЛЯЛСЯ умереть вместо него, и теперь ОБЯЗАН сделать это!

Посиди, подумай, Хуан. И не смей врать, ни себе, ни тем более мне, я распознаю ложь. Сможешь ли ты умереть, зная, что есть возможность спастись? Сможешь ли не уйти в сторону?

Да, у нас неприкосновенность, сумасшедшие льготы и личная вассальная клятва. И получаем мы поболее высокооплачиваемых менеджеров и специалистов.

НО ВСЁ ЭТО НЕ ДАЁТСЯ ПРОСТО ТАК, Хуан. Всему своя цена.

Я сидел, думал. Сеньора не торопила, показно занимаясь своими делами, словно забыв о моём существовании. Она задала самый главный в моей жизни вопрос. И я не мог лгать даже самому себе, но совсем не потому, что она это поймёт.

В этот момент все школьные разборки померкли, ушли на второй план. Кампос? Кто такой Кампос? Бандюк с замашками интеллигента. Отброс общества. Сейчас речь о куда более важном, чем он. Даже о более важном, чем девочка Бэль и отношения с ней.

Меня возьмут, я почувствовал это по настроению сеньоры. Она опредёленно хочет этого. Но подойду ли я им?

Я закрыл глаза и увидел перед собой её величество. Она смотрела на меня с нежностью, почти материнской заботой, ведя пальцем по фиолетовой отметине на лице.

— Всё в порядке?

Мой вялый ответ. И новое:

— Сильно достают?

Да, достают, и сильно. Но какое дело до этого вам, Ваше Высокое Величество? Где вы, а где мы!

— Держись, скоро легче станет. Обещаю! — и добрая обнадёживающая улыбка.

Она сдержит слово, я знаю. Её ставленница, министр образования, будет лютовать, что-то обязательно сотворит в ближайшем будущем. Судя по глазам — обязательно сотворит. Чистка в ДБ уже началась, сети гудят об этом не умолкая, прижучили уже многих высокопоставленных отморозков. И даже Кампосов к ногтю прижали. Срок, пусть и условный, но это на всю жизнь, и плевать на так называемое «всесилие папочки».

Она сделает. Она может. Просто она одна в огромном мире. А что может одна уставшая женщина на стомиллионной стране, огромной космической империи, пусть даже королева?

— Я готов, — услышал я свой голос. — Готов умереть за её величество. Не уйду с линии огня.

Сеньора Тьерри с видимым облегчением вздохнула.

— Ну, вот и славненько!

— Кстати, не думай, что времена изменились и с ними изменилась… Ну, скажем так, смертность в нашей работе. Ничего подобного! За последние десять лет погибло более шестидесяти человек. Шесть человек в год — это мало?

Я задумчиво покачал головой.

— Наверное, нет. Но это ведь средняя цифра?

— Однако получается немало, правда? И это только боевые потери!

— А есть и не боевые? — уцепился я. Она нехотя вздохнула и сдула со лба выбившийся локон.

— Разумеется. Тебе, наверное, известно, что у нас строжайшая дисциплина? — Я кивнул. — Настолько, что в некоторых тюрьмах порядки легче. Кстати, тебя это тоже касается, никаких поблажек и скидок, несмотря на пол, возраст и, в отличие от наших малолеток, жизненный багаж. Будешь наравне со всеми, бесправным кадетом, не могущим вякнуть свое мнение. Так что подумай лишний раз, оно тебе нужно?

Я подумал. Быть взрослым дядей наравне с двенадцатилетними девчушками, иметь равные с ними права и выполнять те же приказы, отдаваемые тем же презрительным тоном? Презрительным, а как иначе! Это своего рода армия, хотя и особое подразделение, а сержанты везде одинаковы, во всём мире.

«Да, пацан, попал ты»! — тут же вякнул внутренний голос.

«Но ведь знал, на что шёл, когда шёл»? - осадил его я.

«Естественно»,- нехотя признался тот.

Я кивнул.

— Я отдаю себе в этом отчёт, сеньора. Но ведь я не мелюзга, и моя подготовка не затянется.

— Это почему же? — глаза выдавали, что она старается не рассмеяться.

— У меня уже есть база. Пусть не такая, как у ваших полноправных бойцов, но думаю, мне будет легче даваться то, на чём застрянут малолетки. Мне кажется, моё обучение займет максимум два года, тогда как они потратят пять. Я не прав?

Сеньора полковник вздохнула, достала из ящика новую сигарету, прикурила и выпустила струйку дыма.

— Проблема в том, что ты при всём своём багаже никогда не догонишь их. Если бы мы взяли тебя лет в тринадцать…

— Но вы бы не взяли меня лет в тринадцать! — наехал вдруг я, невесть откуда обретя силы. — Вы уже брали мальчиков лет в тринадцать, и у вас ничего не получилось! А у меня мало того, что сформировано мировоззрение, меня не надо воспитывать, и самый тяжёлый период — половое созревание — позади, так я ещё и сам пришёл! Погибну — и на вашей совести не останется груза, знал же, куда шёл? Не так, сеньора?

Она вымученно улыбнулась.

— Да, ты умнее, чем кажешься.

— Это хорошо или плохо? — усмехнулся я.

Она сделала очередную затяжку.

— Скорее хорошо. Ты сам всё понимаешь и тебе не надо объяснять очевидное.

Сеньора размышляла, искоса бросая на меня непонятные взгляды. Наконец, решилась:

— Да, мы брали мальчиков. Точнее не мы, наши предшественники, более сорока лет назад. Но методики корпуса, как я сказала, не рассчитаны на мужскую психологию, их разрабатывали специально для девочек, и в итоге получились зверёныши-убийцы шестнадцати лет отроду, для которых нет ничего невозможного и которых почти невозможно контролировать.

Новая затяжка.

— Их уничтожили, если ты хочешь спросить об этом, а ты хочешь. Утилизировали. Как брак, продукт неудачного эксперимента. Потом долго анализировали, сделали выводы, где допустили ошибки, но мальчишек этим не вернёшь. Взять новую партию после такого провала никто не решился.

— Почему?

— А ты бы взял на свою совесть подобный груз: утилизацию двух десятков пацанят только за то, что у тебя что-то не получилось, ты что-то не рассчитал? Хватит смелости нажать на спуск, Хуан?

Я застыл с хрипом в горле. Нет, не хватит.

— С тех пор мы разработали множество методик, но цена их проверки слишком высока, за все эти годы так и не появилось человека, готового испытать их. — Она грустно усмехнулась. — Поэтому, не обижайся, ты для нас — находка. Подопытный кролик для апробирования методик.

Я красноречиво хмыкнул. М-да, такое — и в лицо!

Но, с другой стороны, информирован, значит, вооружён, а итоговое решение она оставляет за мной. «Не хочешь — уходи, никто не держит», — говорили её глаза, и это мне нравилось.

— Большая часть проблем, с которыми тогда столкнулись, в твоём варианте решена — ты сформировавшийся человек с устоявшимся мировоззрением. Оно у тебя ещё поменяется, но база есть, а это главное. Что же касается физических данных… Не обижайся, но, сколько бы ты ни тренировался, настоящих хранителей ты не догонишь. Период формирования подросткового мировоззрения ты благополучно миновал, а это золотое для организма время. Хоть упади на тренажёрном комплексе, хоть каждый день падай — оно упущено.

Она вдруг смерила меня весёлым взглядом, гася окурок в драконовой пепельнице.

— Видишь, я, как работодатель, честна! Делай выводы!

— Я сделал. Но пока они в пользу вашего заведения.

Сеньора рассмеялась.

— Это не важно, — продолжил я. — Вы будете использовать меня не как телохранителя, а как полевого агента. Человека, находящегося в толпе для подстраховки. Никто же не знает, что вы берёте мальчиков? И я стану козырем в случае чего.

— На оперативную работу набиваешься? — Сеньора отсмеялась и сосредоточилась. — Ты прав. Отчасти. Использовать тебя в первом кольце… Глупо с твоей подготовкой, даже будущей. Но ты не учёл, у нас всего несколько звеньев имеют право находиться в первом кольце, остальные до конца контракта так ходят рядом. Так что, дорогой ты мой Хуанито, будешь делать всё, что тебе скажут. Без поблажек и исключений.

«Это что, антикампания такая, чтобы расхотелось идти к ним? Типа, напугаю мальчика, он развернётся и уйдет? Топорная какая-то кампания».

Я никак не отреагировал на её слова и сидел дальше с напряженным выражением лица.

— Хорошо, я всё поняла, — вдруг потянула она, раскачиваясь в кресле. — Ты согласен умереть за её величество и членов её семьи, я знаю твои мотивы, ты юноша горячий и целеустремленный, ты нам подходишь. Осталось последнее, убеди меня в том, что я должна тебя взять. Приведи железный аргумент, почему я смогу тебе доверять в будущем. Мы не играем в игрушки, ты это понял, а доверие в команде — главный секрет успеха. Так объясни, почему мы можем тебе доверять, и почему ты не предашь корпус?

Хороший вопросик! Я задумался. Ну что тут скажешь? Это очередной тест, и от моего ответа вновь зависит многое. Стандартные аргументы, типа «я люблю её величество, потому что люблю её величество, ибо патриот» не пройдут.

Сеньора смеялась. Не открыто, глазами. У неё вообще удивительные глаза: несмотря на внешне каменное лицо по ним можно прочесть всё, что угодно. Она может передавать ими информации больше, чем обычным вербальным способом. И умело этим пользуется.

Теперь этот вопрос. Ключевое слово «убеди».

У меня не находилось аргументов, я не знал о чём говорить, не знал, что она ожидает услышать. Это было похоже на экзамен в театральное — проверка таланта импровизировать. Значит, я должен импровизировать, и неважно, что скажу, важно как, чтобы она поверила. Я умею это делать. Вопрос в том, на какой теме тренироваться.

Я тяжело вздохнул.

— Не знаю, сеньора, почему вы сможете мне верить в будущем. У меня нет ответа. Возможно, вы наоборот, поймёте, что доверять мне нельзя и вышвырните, или даже утилизируете. Но я знаю для чего пришёл сюда.

Нет, не для того, чтобы научиться драться — я умею драться очень даже неплохо для обычного человека. Не для того, чтобы что-то кардинально изменить в этой жизни — в этом нет такой острой необходимости. Да, мы живём небогато, но никогда не голодали. К тому же у меня грант, и я намерен закрыть его, затем отучиться в престижном университете, вернуть вложенное короне и работать хорошим специалистом, неважно в какой области. Мне не нужна ваша служба так, как вашим девочкам, и готовность умереть — это именно любовь к королеве, та самая верноподданническая, о которой не принято говорить. Можете не верить, но это так.

А пришел я сюда, потому что, рано или поздно, отучусь, отработаю грант и останусь один на один с жизнью. А жизнь жестока, сеньора. Вы знаете это лучше меня и понимаете, что я — никто даже с дипломом крутого университета. Мне придётся работать «на дядю», лизать задницы разным подонкам на должностях выше моей, льстить и пресмыкаться, если хочу карьерного роста. А я хочу получить карьерный рост, иначе бы не пошел сдавать на грант…

Я сбился, набрал в рот воздуха и вхолостую выдохнул. Сеньора внимательно рассматривала меня сквозь прищуренные веки оценивающим взглядом, тем самым, каким смотрела, когда я только вошёл. И не перебивала. Я продолжил:

— Я хочу работать, быть нужным стране и людям. У меня есть способности, пусть и не блестящие. Но я не хочу пресмыкаться перед негодяями! Служить стране и работать на «дядей» с большими деньгами… Разные вещи!

Я снова набрал в рот воздуха, но теперь выпалил, подведя итог:

— Я хочу служить своей стране и королеве. Потому что считаю их достойными этого, и страну и королеву. Но не хочу работать на подонков, типа Бенито Кампоса. И можете расстрелять меня, если не верите моим словам.

Всё, выдохся. Сеньора задумчиво покачала головой.

— Верю. На самом деле ты заблуждаешься, малыш. Ты также бежишь от помойки, как и наши девочки. Просто под «помойкой» понимаешь нечто иное.

Я согласно кивнул:

— Может быть.

— Но почему я должна тебе доверять? — не унималась эта стерва с золотыми волосами и погонами. Я демонстративно развел руками.

— Я не знаю. Честно. Наверное, потому, что я дурак, ведь только дурак в наши дни променяет хорошую работу в престижной фирме на службу, причем ТАКУЮ службу, с такими жёсткими стартовыми условиями и неопределенностью даже в ближайшем будущем.

Да, я дурак, идиот. Больше мне сказать нечего.

Сеньора натужно прокашлялась и засмеялась.

— Ты принят.

Сеньора блефовала, отчаянно блефовала. Кидала понты, разводила меня на «слабо», и всё с одной-единственной целью — я им нужен.

Точнее, им нужен «мальчик», пусть даже взрослый.

То, что обучаться буду наряду со всеми — блеф, не для того берут. Скорее, нагрузят по полной, через пот и кровь, но заставят окончить программу раньше. Насчет физической формы и «золотого» возраста, очевидно, правда, настоящих хранителей я не догоню, но меня берут не для того, чтобы сделать рядовым хранителем.

Меня не убьют, разумеется. И подставлять, нагружая смертельно опасными трюками, тоже не станут. Напротив, будут беречь, как зеницу ока, хоть мне будет казаться обратное. Потому что за двадцать с лишним лет никто так и не опробовал разработанных ими методик на крови.

Так что смело можно констатировать, мне ничего не угрожает. Я не превращусь в зверёныша, как те мальчишки, меня не станут напрягать, так как я — единственный, и, как бы сеньора не заливала, гожусь только для оперативной работы. В этом ключе меня и будут обучать. Словом, не всё так плохо, и можно смотреть сквозь пальцы на некоторые её «заверения». Единственная сложность, ожидающая меня, это учебка, и тут согласен с сеньорой на двести, даже триста процентов — будет тяжело.

Без учебки ни один новобранец не станет солдатом, о каком бы подразделении или армии ни шла речь. Следовательно, меня ждет тупизм, доведённый до абсолюта, возведенный в ранг незыблемого закона под названием «устав». Я, действительно, превращусь в бесправное быдло, мною будут командовать и помыкать, постоянно издеваться. В рамках устава, конечно, но в последнем, как правило, достаточно сюрпризов для новобранцев.

Но повторюсь, без учебки нельзя стать солдатом, а моя надолго не затянется. Стиснуть зубы, захлопнуть варежку — и вперёд. Зато дальше начнётся именно то, ради чего стоило сюда идти — присяга лично монарху и ангельский контракт, и их никакие опыты и эксперименты не в состоянии отменить.

Вот только надо ли это мне?

Кажется, я впервые за сегодня задался этим вопросом.

— Разумеется, моё согласие — всего лишь разрешение начать проверять тебя, тестировать. Только тесты могут сказать, подойдёшь ты нам по своим физическим параметрам, или нет. Параллельно мы начнём психологическую проверку — неадекватные психи нам не нужны.

Я кивнул.

— После того, как тесты завершатся, совет офицеров примет решение по твоей персоне. Каково будет решение я не знаю, и не стоит гадать, мне это не подвластно. Ты же знаешь, что такое «совет офицеров»?

И глядя на моё удивлённое лицо, усмехнулась:

— Тогда вводная. О порядках.

Я подобрался.

— Корпус — демократическая структура, военная демократия. В отличие от ДБ или ИГ, или иной силовой структуры, им никто не управляет. Мы не принадлежим государству, не являемся его частью, не подчиняемся законом, соответственно, над нами нет ни законов, ни начальника, назначаемого и подотчётного её величеству, как главе государства. Главный орган корпуса — совет старших, совет офицеров, только его решения для нас закон

Я по себя усмехнулся, нехило девочки устроились!

— Принцип прост, чем дольше ты служишь, чем больше у тебя опыта, чем выше звание, тем больше у тебя прав. Мелюзга бесправна, далее по нарастающей. Я всего лишь управляющая, моя кандидатура на эту должность по представлению королевы также подтверждается советом. Но я решаю текучку, а вопросы глобальной стратегии, вроде принятия первого в истории мальчика, не в моей компетенции.

— А королева?

— Королева, как сеньор, может многое. Но иногда и она бессильна против наших решений. Вассальная клятва обоюдна, не только мы защищаем её, рискуя жизнью, но и она защищает нас, рискуя честью и репутацией. И если мы коллективно говорим «нет», она не может это игнорировать.

— Понятно, — кивнул я.

— Как один из офицеров, она имеет вес и голос в совете, у неё больше прав, чем было бы, будь она просто королевой. Но даже она не всесильна. Имей это в виду, Хуан Шимановский!

Я имел. Ничего себе демократия! Древние Афины отдыхают!

— Лея вернётся примерно через месяц, после чего мы соберём совет и решим твой вопрос. Конечно, если по результатам тестов выяснится, что ты нам подходишь. А вот тут многое в твоей власти. Проявишь рвение, усердие — мы сможем закрыть глаза даже на отсутствие некоторых важных способностей. Всё понятно?

Я в очередной раз кивнул.

— Тогда пока сделаем паузу. Посиди немного, подумай.

Она откинулась на спинку кресла, щелчком пальцев завихрила перед лицом голограммму и надвинула её почти до подбородка, погружаясь в виртуал. Затем набрала несколько невидимых мне символов, коварно улыбнулась и приторным голосом запела:

— Мальчик, у тебя проблемы?

Пауза, ответа я не слышал, обратная связь шла непосредственно в её уши.

— Мне всё равно, мальчик! Ты знаешь, кто я? Да, корпуса телохранителей. — И с назидательной иронией, — мальчик, у меня высший уровень допуска! Мне плевать на личную визу её высочества! Тебе объяснить, что значит высший уровень?

Молчание. Сеньора долго слушала ответ кого-то невидимого мне, находящегося между потолком и задней стеной.

— Юноша, если я требую дело Шимановского — я должна получить дело Шимановского, и без разговоров! И получить по первому требованию, а не сейчас, спустя два часа!

Пауза.

— Хорошо, соединяй с её высочеством. — Удивленно. — Ты уверен, что вне зоны? — Задумалась. — Хорошо.

Сеньора нажала виртуальную кнопку отбоя и тут же набрала другую команду.

— Сообщение. Гриф — «секретно». Срочность — «молния». Абонент — «Лиса». Текст: «Алиса, срочно перезвони». Подпись «Красавица».

И вновь команда, и новый монолог:

— Ну что, раскодировали? — Пауза. — Уверены? — Вновь долгая пауза. — Нет, всё в порядке. Обычная проверка.

Она медленно деактивировала козырёк и зыркнула… Именно зыркнула таким взглядом, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

— А теперь, Хуан Шимановский, поговорим серьёзно.

Я напрягся.

— Первый вопрос, почему твоё дело в личном архиве её высочества? Второй, откуда у тебя этот прибор? — Кивок на навигатор. — И третий, как связаны эти два события? И ещё учти, я не в состоянии принять тебя в корпус, но в моей власти сделать так, чтобы ты не вышел из этого здания. Одно неверное слово… — Многозначительная пауза.

У меня по спине пробежал холодок. Не холодок даже, мороз. Я вдруг отчётливо понял, что этот вопрос сеньора приберегла на закуску специально, а всё, что было до…

… То, что было «до» — тоже серьезно. Но и то, что она спрашивает сейчас, неспроста. Интересно, почему именно сейчас?

Я прокашлялся

— По поводу первого я не уверен, сеньора, мне кажется, здесь замешано «школьное» дело. Меня слишком легко отпустили. Пусть имя скрыли, но я на виду. Возможно, её высочество бережет меня для какого-то политического хода. Я слишком легко отделался, а так не бывает. Мало ли, для удара по кому-то, не исключено, по тем же Кампосам! Я не силён в интригах и политике.

Сеньора согласно кивнула.

— Ладно, допустим. Второй вопрос?

Я замялся. Всё же придется говорить о Бэль.

— Мне его подарили, честное слово. Но подарившая его девушка… Аристократка. Не из простой семьи. А для аристократии получить в собственную службу безопасности подобный прибор — не проблема. Больше ничего не знаю, правда.

— Почему ты думаешь, что она аристократка? — усмехнулась моя собеседница, и я понял, она прекрасно осведомлена, кто эта девушка. Скорее всего, вычислила по прибору, пока я сидел в допросной. Здесь не ДБ, а корпус телохранителей королевы, дворец. Наверняка оснащён лучшим оборудованием планеты, и работают тут лучшие специалисты.

С сердца свалился огромный камень. Значит, и это не так страшно — очередная проверка.

— Поведение, манера говорить, осанка. Вещи, над которыми она рассуждала между прочим. Совокупность всего, не могу объяснить. Но она не из бедных слоев. И не из среднего класса, средний класс учится в моей школе, я знаю, как они говорят и о чём думают.

— И о каких же вещах она «между прочим» рассуждала? — прищурилась сеньора.

Тут я окончательно успокоился.

— Например, пластиковый музыкальный диск, стоимостью двенадцать тысяч империалов для неё не роскошь, а то, что можно послушать на досуге. Я даже представить себе такие деньги не могу, за какую-то безделушку! А сам диск… Для меня это антиквариат, а не музыкальный носитель, уж точно.

— Как её зовут? — впечатал меня в кресло следующий вопрос. Видимо, предыдущий удовлетворил. Я легкомысленно пожал плечами.

— У нас игра: я не знаю её имени, она моего. Я не знаю, сеньора.

Я посмотрел честными-пречестными глазами. Действительно, в отличие от русского языка, в испанском под словом «имя» больше подразумевают фамилию, принадлежность к роду. А фамилии Бэль я не знал.

Сеньора осталась недовольна ответом, достала сигарету, прикурила, встала и принялась ходить взад и вперёд по кабинету.

— Это плохая игра, Хуан Шимановский!

— Я знаю, сеньора. Но мы решили поиграть в неё. Так интереснее.

— И ты не знаешь, кто она такая?

Я отрицательно покачал головой.

— У неё белые волосы, не так ли?

Я кивнул.

— И в субботу вы были вместе в Королевской галерее.

Не вопрос — утверждение. Отпираться, по меньшей мере, глупо.

Сеньора полковник всё расхаживала по кабинету, распространяя вокруг меня табачную вонь, о чём-то думала. Я сидел, отвернувшись в сторону, стараясь не закашляться и дышать через раз. Вытяжка включаться не спешила.

За первой сигаретой последовала вторая. Наконец, находившись, она присела напротив меня прямо на стол, опустив одну ногу в большом белом латном сапоге на стул.

— Какие у тебя планы на её счет?

— Пока не знаю, сеньора. Я не смогу смотреть ей в глаза, во всяком случае, пока. Стыдно.

— Глупо стыдиться того, что не можешь одолеть десятерых. Даже я не одолею десятерых, никого не убив.

Мне понравилось это «не убив». То есть, убив, она одолеет.

— Дело не в них, сеньора. А в том, что я не могу решить свои проблемы. Сегодня они встретили нас в городе, и случилось бы непоправимое, не будь её охраны. А что будет завтра? Я не хочу навлекать на неё беду. А если я ей действительно нравлюсь, не желаю от неё зависеть, решать проблемы за её счет.

— Думаешь, став королевским телохранителем, ты перестанешь от неё зависеть? Она аристократка, мальчик, а это навсегда.

Я усмехнулся.

— Корпус даёт шанс, вы сами сказали. Я хочу его использовать.

Я получу уникальные знания и навыки, наверняка после контракта мне предложат неплохую должность. Я на льготных условиях окончу престижный университет, возможно, экстерном. К тому же, статус вассала её величества… — Я покачал головой. — На это уйдут годы, сеньора, но в итоге яi> буду её защищать, а не её охрана — меня.