Леше было двенадцать лет, а его младшей сестре Лене — восемь. Он Лену очень любил. Ну… то есть почти всегда. Например, когда она не пыталась залезть в его игрушки и стереть сэйвы, или когда она не перепутывала его тетрадки на полке. А особенно он ее любил, когда она чему-то радовалась.
Леша слегка стеснялся этого: среди его друзей мало у кого были младшие сестры, и большей частью знакомые мальчишки плевать хотели на мелких надоедливых родственниц. Или же ссорились постоянно. А Лешка очень любил со своей играть, смешить ее. Когда она улыбалась, то становилась… Мама говорила: становилась похожа на маленького ангела.
Лешка в ангелов не очень-то верил. Но что от смеха его сестры и у него на душе становилось радостно, понял уже очень давно. И никогда не дергал Лену за косички, не отбирал у нее кукол и не ябедничал на нее матери. То есть… очень редко это делал. Напротив, он старался сестру порадовать.
Скажем, в этом году Лешка три месяца копил деньги, чтобы купить Лене подарок. Вообще-то, на самом деле он копил на велосипед, но в конце января подсчитал сумму — и понял, что на велосипед надо раза в три больше. Если, конечно, брать хороший.
Плохой Лешке брать не хотелось. Копить деньги — надоело. Сходить несколько раз в кинотеатр или в пиццерию — или что там еще можно на такую сумму сделать — не тянуло. А тут по пути в шахматный кружок он зашел в магазин около остановки, поискать диск с «Final Fantasy XII». И случайно забрел в отдел мягких игрушек.
Их было двое — котенок и морской котик. Морские котики, как известно, сами по себе голые и лоснятся, а вот детеныши у них — белые, пушистые и милые. Вот такой детеныш и продавался в отделе. Он был маленький, меховой, с ужасно грустной мордочкой и блестящими пластмассовыми глазами-пуговками. Он лежал на полке, привалившись круглым боком к ярко-рыжему, почти оранжевому котенку. У котенка тоже мордочка была грустная и милая, но еще немного растерянная, как будто он искал чего-то. Как будто заглядывал каждому посетителю в глаза и спрашивал: «Прости, ты не мой хозяин?» А у морского котика — белька — выражение мордочки было такое, как будто он ни на что уже не надеялся.
Лешка давно вышел из возраста, в котором играют в игрушки кроме компьютерных. Да и стыдно мальчишке любить такие вот плюховые прибамбасы. Однако что-то такое было в них…
Нет, Лешка не думал, что котенок и белек живые или сейчас оживут. Он и в самом раннем детстве смеялся над мультиками, которые показывали, как игрушки в детской оживают, едва только выключает свет. Что такое игрушка?.. Искусственный мех, несколько грамм ниток, леска и наполнитель. Вот, пожалуйста, написано на этикетке «all new materials, surface washable». Что означает, что игрушка качественная, и ее можно мыть. Но ведь кто-то сделал их такими! Кто-то вложил в них свою работу. «Частицу своей души», как выспренно говорят старые книги. Кто-то сделал так, что они постоянно ищут и ждут… Разве мог Лешка пройти мимо?..
Котенок и белек стоили совершенно одинаково, а у Лешки хватало денег исключительно на одного. Какое-то время он мучился, мялся около прилавка, перебирал в кармане мятые бумажки. Потом ему все надоело. Он рассердился на себя — каким несерьезным делом занимается — и купил белька. Почему белька, а не котенка?.. потому что стыдно ему стало как-то. Котенок все-таки что-то искал… Может, еще попадется ему тот, кто его купит. Кто-то получше Лешки, кто-то, кто по-настоящему будет игрушки любить.
Лешка еще съездил с покупкой в шахматный кружок. Белек выпал из пакета, но никто из парней над ним не смеялся, хотя Лешка был в кружке самым младшим. Сказали только «Хороший зверь!». А Настя, единственная девочка (даже девушка уже, по правде говоря), даже воскликнула: «Ой, какая прелесть!» Лешка обрадовался. Значит, Ленке тоже понравится. Она же классическая девчонка.
Когда он пришел домой, Лена еще не вернулась от бабушки. Лешка показал покупку родителям. Отец взял игрушку в руки, осмотрел критически, и сказал:
— Белька убили.
Лешка обиделся, но ничего не сказал. Ему стало как-то не по себе: зверек был совершенно явственно сшитый, к тому же наверняка меньше, чем был бы настоящий морской котик. Но так и тянуло согласиться с папой. Как-то белек чересчур напоминал настоящего.
Мама воскликнула точно то же самое, что и Настя — «Ой, какая прелесть!» И строго сделала отцу замечание:
— Только при Лене такое не говори. Она девочка впечатлительная.
Потом мама подмигнула Лешке и сказала:
— Мы совсем одинаково думаем. Смотри, что я купила Лене в подарок.
Мама пошла в родительскую спальню и принесла оттуда… котенка. Рыжего. Того — или точь-в-точь такого же, — что стоял на витрине в том магазинчике.
— Мам, ты где его купила?
— Ой, в том магазинчике на остановке, где написано «сиди-диски».
И Лешка обрадовался. Магазинчик был тот самый. Ему стало вдруг очень хорошо от мысли, что котенок и белек будут и дальше жить вместе.
Лене, разумеется, подарок понравился. Она была воспитанной девочкой, и, конечно, ничего не сказала бы, даже если бы ей что-то пришлось не по душе. Но тут было совершенно четко видно, что в игрушки она сразу же влюбилась. В этот раз не приглашали Лениных подружек и не устраивали праздника, были только бабушки и дедушки — оба комплекта. Лена очень скучала за общим столом, и все время убегала в свою комнату, где играла с подарками. Лешка один раз пошел за ней, и увидел, что она о чем-то тихонечко разговаривала с ними… или разговаривала за игрушек?.. Озвучивала их, как актеры озвучивают мультяшных героев? Котенок и белек сидели друг против друга и, казалось, радовались встрече.
Лена с игрушками не расставалась. Она с ними спала, таскала в сумке в школу — то одного, то другого. Потом перестала. Как она сказала: «Я не могу брать сразу двоих, а если я беру одного, второй грустит».
А потом игрушки оказались заброшенными на полку, и Лена вообще перестала с ними играть. Лешка спросил у нее, в чем дело. Лена сказала:
— Мне на них смотреть тяжело. Они ведь не живые, а выглядят почти совсем как живые…
После этого Лена загрустила. Несколько дней ходила какая-то неразговорчивая.
Однажды Леша пришел из школы раньше, чем обычно. Родителей дома еще не было, он позвонил в дверь, и никто ему не открыл. Тогда Лешка решил, что Лена, которая должна была уже тоже вернуться из школы, ушла к подружке. Или, может быть, в школе задержали…
Он открыл дверь своим ключом и вошел. В квартире было странно тихо, даже радио не работало. И шторы на кухне задернуты, так что из-за полуоткрытой двери в прихожую свет не проходил. Лешка отправился на кухню, чтобы раздернуть шторы, и увидел Лену. Она сидела за кухонным столом, сосредоточенно глядя перед собой. Перед ней лежала большая деревянная доска, на которой мама разделывала рыбу, и большой нож, которым резали хлеб. А еще рядом с доской лежали котенок и белек.
Лешка оторопел. Он стоял и молчал, не понимая, почему Лена не услышала его звонок, если она все время была в квартире. Лена сидела и как-то очень грустно смотрела на игрушечных зверей и на нож, на доску… Лешка подумал о том, что она, может быть, в трансе… Да нет, чепуха, чтобы в транс впадать, надо долго учиться у каких-то восточных мудрецов, а откуда у них здесь восточные мудрецы!
Из плохо закрученного крана капала вода.
Лена взяла белька в руки, поцеловала в печальную, неподвижную мордочку. Положила на разделочную доску. Взяла обеими руками нож. Высоко, над головой, занесла его… Лешка видел на глазах у сестры слезы.
Лешка издал смешок.
— Лен, ты чего! — нервно сказал он. Это было очень жутко, жутче, чем любой фильм ужасов: его младшая сестра с гигантским ножом в руках. Или просто в ее маленьких ручках он казался гигантским?.. Или в чем-то другом было дело?..
Лена вскрикнула, уронила нож. Он глухо стукнул по столешнице. Соскочила с табуретки, бросилась к Лешке и уткнулась лицом в его куртку (он даже раздеться с улицы не успел). Она плакала.
Лешка поднял руку и стал неловко поглаживать ее по голове. Не умел он утешать девчонок. Даже собственную сестру.
— Зачем ты это хотела сделать, малявка?.. — как-то сипло сказал он. Лешка взмок от пота: ему было жарко, он был в шоке. По-настоящему в шоке. Только теперь мальчик впервые понял значение этого слова.
— Они почти совсем как живые! — плакала Лена, всхлипывая и давясь словами. — Они… они… они как будто жить хотят, а я… а я ничего не могу сделать!
— И поэтому ты решила их убить?
Лена подняла на него заплаканное личико и серьезно кивнула.
— Я читала, что раненых коней резали на поле боя, — сказала она.
И Лешка не нашелся, что ей ответить.
— Давай их подарим! — сказал он.
— А может, с ними тогда плохо обращаться будут!
— Ну давай их выбросим!
И представил, как они выносят маленьких теплых пушистых зверьков на заснеженную помойку. Мусор там, бомжи ходят… кто-то наверняка подберет.
Лена замотала головой и сильнее вжалась в Лешину куртку. Наверное, подумала о том же самом.
— Ну тогда в чулан уберем!
— Не-а… жалко… им там скучно будет…
— Ну… — он продолжал гладить сестру по голове. — Блин, лучше бы мы тебе их не дарили!
— Да нет, они хорошие… — Лена всхлипнула. — Это я… плохая. Но я вырасту. Честное слово. И перестану обращать внимание.
— А может быть, они все-таки оживают ночью? — предложил Лешка.
— Ты дурак, — фыркнула Лена. — Как они могут оживать? У них и крови нет. И души.
— Но если они так похожи на настоящих, может, что-то все-таки есть? — предложил Лешка. Он уже не пытался успокоить сестру, ему самому понравилась идея. — Вот смотри, кто-то же их делал. Ну… даже если автомат на фабрике сшил, кто-то же эскиз представлял, рисовал его… материалы выбирал… Вот он думал про них, какими они будут, сколько радости детям принесут… может быть, что-то вроде души все-такт в них вложилось?
— Игрушечная душа? — недоверчиво спросила Лена.
— Нет… не игрушечная. Игрушковая, — твердо сказал Лешка. — Специальная такая душа для игрушек. Знаешь, типа мини-пылесосов.
Лена еще раз всхлипнула. Но серьезно больше не плакала. Котенок с бельком лежали на кухонном столе и смотрели. Котенок — с наивным удивлением на мордочке, как будто он не понимал, почему он не может найти того, что ищет. Белек — с тихой, застенчивой грустью, как будто он уже ничего не ждал, но надеялся, что все будет хорошо.
— Знаешь что, — сказала Лена, — возьми котенка.
— Зачем? — опешил Лешка.
— Так правильно будет… — Лена замялась. — что один у меня, другой у тебя… Они ведь тоже как братья… И потом, ты ведь уже скоро вырастешь. И уедешь учиться. Возьмешь с собой.
— Они же будут грустить друг без друга.
— А это будет гарантия, что ты вернешься, — сказала Лена с совершенно «взрослой» интонацией. — И вообще, пусть привыкает! Если люди грустят, значит, игрушки тем более должны.
Маме с папой Лешка об этом случае ничего не сказал. А сам подумал, что есть в этом что-то и правильное, и неправильное одновременно — что игрушки так похожи на живых зверьков.
Этой ночью луна с затянутого толстыми, мохнатыми тучами зимнего неба светила в окно и освещала Ленину кровать. Она спала, и ей снились игрушковые души. От сияния луны они отделялись от искусственных шерстяных шкурок, поднимались высоко-высоко в небо — в туманное холодное небо над Сибирью и Москвой, в ясное морозное небо где-то над Северным Полюсом, в жаркое и яркое небо над Африкой… Они все восходили на сияющую золотистую полян, где растут самые вкусные лунные ягоды, и смотрели печальными глазами на фигуру Самого Старшего Лунного зверя — в Ленином сне у него были рога, мягкие лапы и влажный нос. Этот зверь говорил игрушкам, что когда-нибудь они смогут ожить. Когда-нибудь, но не сейчас. Потому что людям — и особенно детям — обязательно нужен кто-то почти живой рядом. Кто-то, у кого будет игрушечная, но почти совсем взаправдашняя жизнь.