Кошка, живущая на крыше

4

Утром я опять вскочила ни свет ни заря, потому что Буся устала спать. И потребовала еды и внимания. Да, похоже, владельцам собак тяжело приходится…

Раз уж поспать не удалось, я налила какао, встретила рассвет, полюбовавшись невероятными переливами солнечных лучей в перьевых облаках у горизонта, словила отчего-то невозможный заряд бодрости и решила пойти на пробежку. Ну а что, надо же когда-то начинать? А то поправилась, работая дома. Уже сороковой размер не налезает.

Я отыскала старые треники и кроссовки, завязала волосы в пучок, укоризненно посмотрела на Бусю, выполнившую свою миссию по побудке меня и увалившуюся досыпать на освобожденную кровать, и вышла из квартиры.

Настроение было потрясающим, приподнятым и даже где-то лирическим. Ровно до того момента, пока взгляд не уперся в намалеванную жирной зеленой краской надпись у моей двери:

" Катя – овца! "

Я встала, как вкопанная, не веря глазам своим. Потом потерла пальцем уже успевшую подсохнуть краску. Акрил, похоже. Фиг сведешь.

И так разозлилась, что чуть не набросилась на соседскую дверь с кулаками. Сомнений, кто накалялкал эту мерзость, у меня не было. И имя мое знает, скот!!!

Я попыталась все же ногтем отколупать краску, испортила маникюр и взъярилась еще сильнее!

Хотела было вернуться в квартиру, постучать в ненавистную стену и высказать гаду все, что о нем думаю, но поняла, что он, скорее всего, только этого и ждет, чтоб опять обматерить меня, поэтому развернулась и пошла выполнять свою миссию.

Я хотела побегать? Я побегаю! И никакие соседские гады меня не остановят!

Спорт не отвлек от мыслей об убийстве придурка, и на нервах я пробежала гораздо больше, чем планировала. Обратно возвращалась пешком и прихрамывая. После такого хотелось только доползти до дивана и рухнуть. С чего это я решила, что спорт – это мое? Нисколько не мое!

Выйдя из лифта, я задержалась, зашнуровывая кроссовок, и услышала стук соседской двери, топот, а затем подозрительную возню.

На цыпочках я прокралась по коридору до двери, отделяющей две наших квартиры, и застала соседскую тварь прямо на месте преступления, увлеченно царапающим что-то на стене, возле моей квартиры.

От усталости и боли не осталось и следа, и я, переполненная гневом, с диким воплем: "Скотина!", бросилась прямо на спину преступника.

И, только подлетев ближе и треснув несколько раз кулаками, куда попало, я поняла, что слегка переоценила свои возможности.

Потому что парень, вздрогнув от внезапного подлого нападения, распрямился, став ровно на две головы выше меня, молниеносно перехватил мои молотящие кулаки и легко поднял за оба запястья вверх одной рукой, заставив беспомощно болтаться, еле доставая ногами до пола.

Сделал шаг, прижимая меня к двери моей же собственной квартиры, и удивленно спросил:

– Ты чего, припадочная?

Я, на секунду зависнув, потому что ну вот совсем иначе я представляла себе восемнадцатилетнего парня, опомнилась и брыкнула его ногой. Никуда не попала, но попытка была засчитана, и меня подняли в воздух и насадили на упертое в стену бедро. Мощное такое, крепкое.

Я взвизгнула и опять задергалась, после чего широкая ладонь зажала рот. Тут-то меня и накрыло осознание.

Утро. Пустой подъезд. Я одна с таким дегенератом, что и слов-то приличных не подберешь. Да еще и обездвиженная полностью! Даже крикнуть не могу!

Я испуганно замерла, уставившись в серые злые глаза, оказавшиеся внезапно очень близко от моего лица.

– Кричать будешь, овца? – тихо и грозно спросил гад, продолжая меня держать железной хваткой.

Я все же еще разок дернулась. Наудачу. Мало ли? Но нет, безрезультатно. И как это только умудрился меня так быстро и ловко спеленать?

Фыркнула ему в ладонь, признавая свое поражение, и помотала головой. Не буду. Отпусти только.

Ладонь тут же убралась с моего рта. Правда, все остальное осталось на месте.

– Пусти, скот! – яростно зашипела я и опять дернулась.

– Боюсь, а вдруг снова кинешься? – усмехнулся этот подонок, – кто вас, климактеричных баб, знает?

– Гад! Сволочь! Скотина! – я опять дернулась, выкрикивая оскорбления прямо в мерзкую физиономию, но он лишь перехватил покрепче, да подкинул меня на бедре повыше, заставив испуганно взвизгнуть и замолчать.

– Теть, у тебя если крыша едет, и ты на людей бросаться начинаешь, то надо лечиться! Или уже в дурку ехать сдаваться. – Он говорил, насмешливо кривя губы, выпаливая мне издевательства прямо в лицо. Хам малолетний!

– Хам малолетний! Сотри эту гадость со стены!

– А с чего ты взяла, что это я сделал?

– А кто еще? – возмутилась я.

– Да мало ли, кому ты тут на мозоль наступила, стерва!

– Ах ты! – да что же это такое! И не вырваться никак! Держит, как обучами железными сковывает! – Убирай все! И меня отпусти! Я в полицию!

– Да это мне в полицию надо, – рассмеялся он, – ты на меня первая напала! Со спины! Таракашка мелкая!

– Тварь! Какая же ты тварь! Да я матери твоей! Пусти!!!

Я не выдержала и расплакалась злыми слезами.

Сосед молча опустил меня на пол и убрал руки.

Я, еле сдерживая рыдания, развернулась, с трудом попала в замок ключами, распахнула дверь и забежала к себе.

И тут же задохнулась унизительных слез.

Гад, какой гад все же!

Выпив воды, я немного успокоилась. Ужасное происшествие совершенно выбило меня из привычной колеи. Сколько я не плакала? Боже мой, даже и не вспомню. А тут какой-то соседский ушлепок…

Стало невозможно стыдно и обидно.

Поставила кружку на стол и увидела, что на запястьях наливаются уверенным красным цветом синяки от железных пальцев соседского гада.

Кошмар какой! Припомнились его злые серые глаза, кривящиеся в ухмылке губы, щетина на щеках. И точки пирсинга на брови. Очень высокий, сильный, крепкий. Если бы точно не знала, что ему только восемнадцать, никогда бы не подумала. Сосед смотрелся моим ровесником, по меньшей мере.

Акселерация, чтоб ее. Страшно подумать, как выглядят его однокурсницы. Я, наверно, на их фоне вообще девочка пятнадцатилетняя.

Смазав синяки гепариновой мазью и утешив себя мороженым, я без сил уселась в любимое кресло и с горя уснула прямо в нем, под мерное покачивание и уютное сопение Буси.