Иллюстрированная хроника о императоре Генрихе VII

ИМПЕРИЯ ОКОЛО 1300 Г.

Идее императорской власти Фридрих II попытался еще раз придать законченную форму. Однако в ходе его борьбы против папства нарушилось внутреннее взаимное согласие между императорской властью (Regnum) и властью папской (Sacerdocium). Правящие структуры западных стран в будущем будут принадлежать не королю и не папе, но национальным государствам, начинающим сейчас объединяться в союзы для гегемонии в Европе. Смерть Штауфена (Staufer) 13 декабря 1250 года в Фьорентино (Fiorentino) в Апулии (Apulien) являет собой одну из значительных вех в истории западноевропейских стран.

В Германии будущие территориальные правители еще со времен Фридриха и его сына Генриха смогли получить для себя важные права для всего своего будущего посредством полученных княжеских привилегий 1220 и 1232 годов. И если другой сын Фридриха, Конрад (Konrad) IV (1250 — 1254), в отличие от его противника, ставленника папской партии, графа Вильгельма Голландского (Wilhelm von Holland) (1247 — 1256), смог без особого труда утвердиться в большей части Германии, то также одновременно с ранней смертью Конрада в 1254 году власть Штауфенов окончательно прекратилась. После убийства Вильгельма Голландского в 1256 году в первый раз собравшиеся как «коллегия семи» (Siebenerkollegium) курфюрсты Кельна, Майнца, Трира, Пфальца, Саксонии, Бранденбурга и Богемии не смогли выбрать удовлетворявшего всех кандидата. Ричард Корнуэльский (Richard von Cornwall) (1257 — 1272), брат короля Генриха III Английского, обрел в Рейнской области (Rheinland) значительное число сторонников; его противник, король Альфонс X Кастильский (Alfons X von Kastilien) (1257 — 1284, отрекся в 1275), сын Беатрисы из рода Штауфенов (der staufischen Beatrix), никогда не ступал на немецкую землю. Крушение всего внутреннего государственного порядка было логичным следствием междуцарствия (Interregnum), длившегося семнадцать лет.

По-видимому, впервые наследнику императора Фридриха удалось отстоять его наследство в королевстве обеих Сицилий и в средней и верхней Италии. Попытки папы Иннокентия IV (Innozenz IV) основать папскую власть в средней и верхней Италии на месте императорской власти и распространить свое непосредственное влияние на королевство обеих Сицилий после смерти Конрада IV не увенчались успехом. Незаконный сын Фридриха Манфред (Manfred) смог утвердиться не только как наместник, но и приобрел повсеместное признание после того, как он был коронован в 1258 году. Уже папа Иннокентий IV понимал, что папство в борьбе против потомков великого императора не может отказаться от чужой помощи, и поэтому он передал Сицилийское королевство своему вассалу королю Генриху III Английскому (1216 — 1272) или его сыну Эдмунду (Edmund). В этой связи в Германии может быть рассмотрена кандидатура брата Генриха Ричарда, так же как и заключенный в 1259 году в Париже мир с Людовиком IX Французским (1226 — 1270), по которому Генрих отказывался от всех наземных владений севернее Шаранты (Нормандия, Майн, Анжу, Турень, Пуату) и признавал французский ленный суверенитет за герцогством Гиень со столицей Бордо. Но оппозиция в собственной стране, во главе которой стоял «отец палаты общин», граф Симон де Монфор (Simon von Montfort), вынудила Генриха отказаться от далеко идущих планов. Если папство не хотело пасть от захвата Штауфенов, становящегося все более угрожающим из-за успеха короля Манфреда, (победой над флорентийцами Манфред покорил Тоскану, в средней и верхней Италии правили его викарии и союзники, Рим и императорская корона были его явной целью), оно должно было искать себе нового помощника. Папа Урбан IV (1261 — 1264) совершил решающий для столетий поворот и передал корону Сицилии брату французского короля Карлу Анжуйскому. Новому властителю удалось быстро завладеть сицилийским королевством. В 1266 году король Манфред при Беневенте (Benevent) проиграл сражение и погиб. Хотя молодому Конрадину (Konradin), который в следующем году перешел через Альпы, чтобы побороться за свое наследство, был приготовлен в средней и верхней Италии и в самом Риме триумфальный прием старыми сторонниками Штауфенов, в 1268 году он потерпел поражение в решающем сражении при Тальякоццо (Tagliacozzo) и попал в плен к своему противнику, который повелел его казнить 29 октября 1268 года в Неаполе.

Но и Карлу I Анжуйскому не удалось осуществить свои далеко идущие, перекрывающие норманнские и штауфенские цели планы по анжуйскому господству на Средиземноморье. При приближении Конрадина он смог добиться однако при папе Клименте IV своего назначения на должность имперского викария Тосканы и пожизненного сенатора Рима, таким образом его власть распространилась и на среднюю Италию. В 1273 году он попытался утвердить своего племянника короля Филиппа III Французского (1270 — 1285) в качестве претендента на немецкую корону, и при этом очень ловко связал национальные французские мотивы с универсальными. Но когда выбранный немецким королем Рудольф Габсбургский (Rudolf von Habsburg) вознамерился отправиться короноваться императором в Рим и нашел поддержку у папы Николая (Nikolaus) III (1277 — 1280), ставленника Орсини, Карлу Анжуйскому пришлось рассматривать свои итальянские планы как находящиеся под значительной угрозой. Папа принудил его отказаться от должностей имперского викария и сенатора Рима. Однако когда на папском престоле в качестве Мартина IV очутился Симон Момпиций (Simon Mompitius), бывший канцлер короля Людовика IX, король Карл оказался на вершине власти. Но не только коронационному походу Рудольфа можно было помешать; также в 1274 году заключенная между Римом и Византией уния была вновь расторгнута, восточно-римский император был отлучен от церкви, и Карл, таким образом, был одновременно уполномочен приступить к давно готовившемуся походу против Византийской империи. Тогда 30 марта 1282 года случилась «Сицилийская вечерня» (Sizilianische Vesper) — национальное восстание сицилийцев не против деспотичного властителя, а скорее против слишком хорошо организованного бюрократического государства, основанного Фридрихом II, восстания, которое в конце концов передало корону Сицилии в руки короля Педро III Арагонского (Peter III von Aragon) (1276 — 1285), женатого с 1262 года на дочери Манфреда Констанце (Konstanze). Королевство Арагонское, впервые вступившее в большую европейскую политику, выдержало суровой испытание в противостоянии сильной коалиции Карла Анжуйского, папы и королей Франции и Кастилии. Педро III нашел поддержку у египетского султана, которому он пообещал пресекать всякие попытки нового крестового похода; секуляризация средневековой политики становится отчетливо видна в этом договоре христианского правителя с передовой силой ислама.

Карл I Анжуйский умер в 1285 году. Нижнее итальянское королевство развалилось на две части. Второй сын Педро III Якобо (Jakob) получил Сицилию; когда в 1295 году он отрекся от сицилийского престола, сицилийцы возвели на него его брата Фридриха III (1296 — 1337), который затем основал побочную арагонскую линию в Палермо. Слабый сын Карла I Карл II получил Неаполь и должен был миром от 1302 года при Кальтабеллота (Caltabellota) признать отделение Сицилии. Только его сыну Роберту (1309 — 1343) вновь удалось получить назад положение гегемона над итальянским полуостровом, каким владел его дед.

Хотя, возможно, попытка Карла Анжуйского получить наследство Штауфенов в собственность дома Капетингов оказалась неудачной, тем не менее, с середины 13 века власть и могущество короля Франции значительно выросли. Кроме военных и территориально политических успехов (прежде всего, окончание Альбигойской войны (1229) с получением прямого выхода к Средиземному морю; уже названный мир 1259 года с Генрихом III Английским; различные приобретения королевских ленных владений для королевского домена) также решающее значение имело то, что удалось создать хорошо организованное, замкнутое на центр в Париже правительство, покоящееся на сменяемых чиновниках, и королевское высшее правосудие, исключающее апелляцию (в Парижском парламенте, в судебной палате). Сюда же относятся высокий личный авторитет короля Людовика IX (1226 — 1270), который разделяла вся Европа, и постоянно повышающаяся сила распространения французского культурного превосходства. Разделение на три мировые сферы, как их видел в 1280 году Кельнский каноник Александр из Рез (Alexander von Roes): императорская власть — в немцев, церковная власть — у итальянцев, науки — у французов, очевидно демонстрирует признание самобытной французской нации.

Внук короля Людовика IX Филипп IV Красивый (1285 — 1314), однако, не намеревался довольствоваться превосходством в науках. От попытки его отца Филиппа III (1270 — 1285) в связи с сицилийской враждой основать в Арагоне побочную линию Капетингов он, правда, отказался. Зато более настойчиво преследовал он возможность распространить сферу своего влияния на непосредственно граничащие с юга земли немецкой Империи, которые должны были казаться естественной областью национальной французской экспансии, судя по их географическим, языковым и национальным факторам. Наместник французского короля принял за правило учинять там прямое насилие. В большинстве случаев это были бесшумные, юридически хорошо продуманные отдельные акты, с помощью которых распространялось властное положение: всевозможные договоры о защите, урегулирование спорных пограничных вопросов, делопроизводство французских судов, поддержка враждующих сторон во внутри немецких спорах и, в особенности, вассальные и субсидиарные договоры с князьями и владетелями не только в Арелате (Arelat), но и даже в западной Германии. Король Рудольф Габсбургский хотя и вышел войной на пфальцграфа Бургундского, который медлил приносить присягу вассала и убрал из своего герба изображение имперского орла; в 1281 году он же предлагал королю Франции епископа и церковь Туля (Toul) с недвусмысленным обоснованием, что они далеко отстоят от центра Империи и он сам не может, таким образом, заботиться об их благе.

Также относительно Англии Филипп IV смог добиться в заключенном в 1298 году мире существенных успехов, а именно, приобрести графство Фландрию, бывшее ленником частично Империи, частично Франции. Из-за фламандского народного восстания «Всенощная Брюгге» («Bruegger Mette»), сравнимого с восстанием «Сицилийская вечерня», и связанного с этим поражения при Куртре (Kortjik) (1302) Фландрия, однако, вновь была потеряна, так же как в 1303 году Филипп был вынужден возвратить все английские приобретения.

Этому теоретически эффективно обоснованному законниками внутреннему и внешнему упрочению власти короля Франции с целью достичь признания полного суверенитета королевской власти с необходимостью должен был появиться решительнейший противник в папской власти; по крайней мере, со времен Иннокентия III (1198 — 1216) выдвигалось требование, что папа, согласно его существу, кроме духовной обладает еще и высшей земной властью, и, следовательно, от нее производное могущество светских власть предержащих подлежит его руководству и контролю. Бонифаций VIII, в 1294 году избранный преемником ушедшего в отставку «ангелического папы» («Engelpapst») Целестина V (Coelestin V), еще в 1296 году уступил Филиппу IV в споре, поводом для которого послужило предпринятое королем налогообложение клира, и добился мира канонизацией деда Филиппа — Людовика IX (11.8.1297). В 1301 году вражда с обеих сторон возобновилась. Когда затем папа Бонифаций пригласил короля в Рим на один из созываемых им синодов и в 1302 году еще раз уточнил папские притязания на мировое господство в необоснованно известной булле Unam Sanctam, незамедлительно последовал ответный ход: во французском государственном совете королевский законник Вильгельм Ногаре (Wilhelm Nogaret), сын альбигойца, потребовал созыва общего консилиума, и в 1303 году король Филипп перед собранием сословий королевства выдвинул самое тяжелое обвинение против папы и тем самым расторгнул необходимость короля и нации подчинаться папе. 7.9.1303 года Бонифаций VIII был пленен в Ананьи (Anagni) Вильгельмом Ногаре, в намерения которого входило привезти папу во Францию. Хотя ему удалось освободиться, он вскорости 11.10.1303 года умер. Попытка против претензии папы на мировое господство утвердить становящееся национальное государство потерпела неудачу. Следствием было политическое и внутри церковное падение авторитета папы. Папа Климент V (1305 — 1314), второй преемник Бонифация VIII, послушался совета короля Филиппа и перенес свою резиденцию в Авиньон (1309).

В Германии после смерти Ричарда Корнуэльского (1272) папа Григорий X (1271 — 1276) призвал курфюрстов, несмотря на кандидатуру Альфонса X Кастильского, приступить к новым выборам. Поводом к этому вмешательству папы послужило не просматриваемое в этих действиях желание установить снова порядок и мир в запутанных внутренних немецких делах «ужасного времени междуцарствия», а скорее надежда найти необходимую поддержку у ставшей вновь сильной Империи, чтобы было можно проводить политику курии в столкновениях интересов в итальянских территориальных спорах и осуществить программные пункты его понтификата (уния с Грецией (заключена в 1274 году) и крестовый поход). Карл Анжуйский полагал, что настало время выдвинуть короля Франции, его племянника, в качестве кандидатуры на императорских выборах. Немецкие курфюрсты (без короля Богемии) выбрали графа Рудольфа Габсбургского, чье наследное владение находилось неподалеку от места, где сливались Аара (Aare) и Ройсс (Reuss), и который обладал относительно небольшой властью своего владетельного дома в северной Швейцарии. Но если курфюрсты полагали, что Рудольф будет подходящим человеком, который будет необходимые имперские вопросы решать без того, чтобы стоять на пути их собственным территориально-политическим интересам, то они жестоко ошибались. С большим умением удалось Габсбургу вновь возвысить находящуюся в полном упадке королевскую власть; снова конфисковать, по крайней мере, в Швабии, Эльзасе и Франкии повсюду отчужденную собственность Империи; при помощи королевских ландфогтов (Landvoegte), чьему авторитету подчинялись имперские города, создать имперское правительство и, кроме этого, также управление налогами; создать упорядоченные отношения как посредством перестраивания и постройки заново крепостей и разрушения притонов многочисленных рыцарей-разбойников, так и через основание пространственно ограниченных мировых округов (Friedensbezirke), к которым от также подтянул локальные силы. Ему очень помогло то, что он смог значительно увеличить власть своего владетельного дома посредством получения бабенбергского наследства. После смерти последнего Бабенберга, Фридриха Забияки (Friedrich des Streitbaren), в 1246 году его владения как освободившиеся имперские лены были отобраны, однако король Оттокар II Богемский (Ottokar II von Boehmen) (1253 — 1278) в 1251 году женился на сестре Фридриха Маргарете, присвоил себе Австрию и в 1260 году также завоевал Штирию (die Steiermark). Кроме того Оттокар заставил передать ему владения последнего герцога Каринтийского (Herzog von Kaernten), умершего в 1269 году, а именно: герцогство Каринтию (Herzogtum Kaernten) с Крайной (Krain) и Вендской маркой (die Windische Mark) — охватывавшей части Каринтии, Штирии и Крайны, хотя подобная продажа имперских ленов с правовой точки зрения была невозможна. Таким образом, владения Оттокара простирались от Рудных гор (Erzgebirge) до Адрии (Adria). Время от времени он подумывал, так как его мать была из рода Штауфенов, потребовать себе корону Империи. Когда выбор пал на графа Габсбургского, он не дал своего согласия и отказался принести присягу новому королю и ходатайствовать о получении своего имперского лена. По приговору королевского придворного суда от 1276 года он лишался всех своих владений. Оттокар отказался ему подчиниться. В битве при Дюрнкруте (Duernkrut), севернее Вены, 26 августа 1278 года он пал. Конфискация владений в пользу Империи показалась неуместной, даже если закон о принудительной даче ленов больше не требовал от короля вновь выдавать лены. Богемию и Моравию он оставил за восемнадцатилетним сыном Оттокара Венцелем II. Герцогство Каринтию он дал своему родственнику графу Майнхарду Тирольскому (Meinhard von Tirol). Своим сыновьям Альбрехту и Рудольфу в 1282 году он дал Австрию, Штирию, Крайну и Вендскую марку. Этим было заложено основание привязанности Габсбургов к «восточной марке» (“Ostmark”), привязанности, которая имела большое значение для немецкой и европейской истории. Задачей политики Габсбургского дома должно было стать наведение моста к их старым родовым владениям на верхнем Рейне.

Второй цели территориальной политики — воссоздания герцогства Швабского — Рудольф не добился; его попытки обеспечить соединение от верхнего Рейна до Готтхардского перевала (Gotthardpass) послужили непосредственной причиной сплочения первых четырех швейцарских кантонов (Urkantonen) (Вечный союз (Ewiger Bund 1291).

Рудольф не смог получить императорскую корону. В 1275 году он встречался в Лозанне с папой Григорием X и принял крест. При этом следующий год был назначен годом императорской коронации. Но в январе 1276 года папа Григорий умер. В новых переговорах с Николаем III (1277 — 1280) Рудольф был готов признать папские притязания на Романью, на которую претендовал еще Григорий, согласился также на примирение, которого желал Николай, с Карлом Анжуйским из-за его имперских ленов в Арелате и на заключение брака между Габсбургами и Анжу. Особенно после победы над Оттокаром ему стала важна коронация императором как предпосылка к тому, чтобы один из его сыновей был избран немецким королем, и тем самым было положено начало порядку наследования его династии. Но и этот папа, ставленник Орсини, не очень-то благоволивший немецкому королю, однако, по крайней мере, и не дружественный Анжу, умер до того, как Рудольф принял корону. Новые переговоры с Гонорием IV (1285 — 1287) не увенчались успехом из-за завышенных требований папы.

Король Рудольф Габсбургский умер 15 июля 1291 года в Шпайере (Speyer). По настоянию архиепископа Майнцского, Герхарда фон Эппштайна (Gerhard von Eppstein), курфюрсты, которые стремились избежать образования новой, на наследственном праве основанной династии, выбрали не сына Рудольфа, герцога Альбрехта Австрийского, но графа Адольфа фон Нассау (Adolf von Nassau) (1292 — 1298), родственника Эппштайнов, ни разу полностью не владевшего поместьем, от названия которого происходила его фамилия. Адольф должен был сделать значительные уступки своим выборщикам. Во французско-английской войне он в 1294 году заключил за выплату субсидий союз с королем Англии, но также за деньги Франции пообещал ей остаться нейтральной стороной. Когда он попытался, как и его предшественник, основать на востоке свое новое династическое владение и конфисковать маркграфство Майссен как освободившийся лен, а Тюрингию приобрести по сделке, он вступил в сферу конфликта интересов короля Богемии и архиепископа Майнцского. На собрании курфюрстов в Майнце Адольф был смещен и Альбрехт Австрийский, который прибыл с войском, был выбран королем. 2 июля 1298 года Адольф пал в битве при Гелльхайме (Goellheim) на рядом с Доннерсбергом (Donnersberg) в Пфальце.

Олигархия курфюрстов, казалось, находилась на вершине своего могущества, однако, король Альбрехт должен был им вскоре показать, какие возможности династической политики в данный момент были даны королю даже в Германии. Опасную коалицию Богемии и Майнца, низложившую графа Адольфа фон Нассау, он смог разбить тем, что поддержал короля Венцеля II, уже захватившего малопольские герцогства Краков и Сандомир, в его притязаниях после смерти Пшемыслава II на корону Великой Польши и тем отвратил его от запада. Альбрехт вступил в дружественные отношения с Бранденбургом и Саксонией. На западе, лично встретившись в 1299 году с королем Филиппом IV, он возобновил союз, заключенный им еще в качестве герцога Австрийского. Альбрехт признал брачный договор, заключенный в 1295 году между Филиппом и пфальцграфом Отто IV Бургундским, согласно которому подчиняющееся ленному законодательству графство, принадлежащее дочери Отто, было назначено как приданое сыну Филиппа, а также потребованное Францией отделение графства Бар левее Мааса, что было осуществлено затем в 1302 году. Хотя Альбрехту удалось посредством этих значительных уступок изолировать четырех курфюрстов, он, с другой стороны, предоставил этой существенной передачей Франции прав Империи аргументы против самого себя для возражения курфюрстов, которые осенью 1300 года объединились в союз и решили сместить короля. Майнцский курфюрст, должно быть, тогда сказал, что у него в охотничьей сумке еще много королей. Альбрехт парировал этот ход рейнской группы курфюрстов-олигархов изданием прокламации, которой он упразднял все рейнские таможни, существующих с 1250 года, что обеспечило ему поддержку городов, торговля которых жестоко страдала от этих таможен. В небольших военных походах 1301 и 1302 годов он победил рейнских курфюрстов и ясно доказал силу короля.

От папы Бонифиция, правда, ценой полного признания папских притязаний на мировое господство, он мог бы потребовать подтверждения, в котором ему вначале отказали, но вскоре последовавшие события в Ананьи превратили план императорской коронации в иллюзию.

И на востоке Альбрехт добился значительных успехов. Поначалу удачная попытка Пшемысловичей после обретения короны Польши получить и корону Венгрии, казалось, подвергла значительной опасности позицию Габсбургов на востоке. Однако, в 1306 году произошедшее убийство молодого Венцеля повернуло дело удивительно быстро в пользу Альбрехта, он смог передать Богемию и Моравию как освободившиеся лены своему сыну Рудольфу, что обеспечило его одним курфюрстским голосом.

Неожиданно затем он получил ответные удары. В 1307 году войско Альбрехта было разбито Веттинами, от которых он попытался получить как по праву наследник короля Адольфа Майссен и Тюрингию. В этом же году умер его сын, король Рудольф Богемский, а в следующем году, 1 мая 1308 года, король Альбрехт сам был убит на мосту через Ройсс недалеко от замка Габсбург его племянником Иоанном, которого он лишил наследства. Возвышение дома Габсбургов прервалось. Курфюрсты выбрали графа Генриха Люксембургского немецким королем.

КУРФЮРСТ БАЛДУИН

Рядом с Генрихом VII стоит его брат Балдуин, курфюрст и архиепископ Трирский. Он пережил императора на 43 года и смог вновь возвратить корону империи, потерянную в связи с внезапной смертью Генриха, своему династическому дому. С 1347 по 1437 годы Люксембурги поэтому занимали трон немецкого короля. Балдуин как высокоодаренный политический деятель решающим образом предопределил судьбу империи, и его воздействие ощущалось потом в более позднем времени. Его значение как церковного деятеля (Kirchenfuerst) и землевладельца может быть здесь лишь упомянуто, а не развернуто представлено. Однако здесь прилагаются некоторые биографические заметки на этого великого сына графа Люксембургского как соратника короля Генриха и посредника и душеприказчика его наследства, чем также дается возможность, по крайней мере, коротко остановиться на событиях, произошедших непосредственно после смерти Генриха.

Балдуин родился в 1285 году. Как и его брат, он вырос в мире, отмеченном французской культурой и обычаями; несколько лет обучался он в университете Парижа; с его братом он часто бывал при французском дворе; с ним он также принимал участие в коронации папы Климента V в Лионе.

В декабре 1307 года большинством Трирской соборной капители он был избран преемником умершего 23 ноября 1307 года архиепископа Дитера фон Нассау (Dieter von Nassau), одного из братьев короля Адольфа. Папа Климент V подтвердил результаты выборов и 11 марта 1308 года в Пуатье лично посвятил его в епископский сан. Спустя несколько месяцев двадцатичетырехлетнему архиепископу и курфюрсту вместе с Майнцским архиепископом Петером из Аспельта удалось провести на выборы немецкого короля кандидатуру его брата Генриха. Почти во всех важных событиях мы видим его рядом с Генрихом VII, которого он с самого начала сопровождал в римском походе. 18 марта 1313 года Балдуин расстался с Генрихом и отправился из Пизы в Германию, чтобы там обеспечить императору более быструю доставку подкрепления. Братья никогда больше не встретились.

После смерти императора нечего было и думать о том, что его семнадцатилетнего сына короля Иоанна Богемского выберут немецким королем. Люксембургская партия, у которой всегда было три голоса курфюрстов Трира, Майнца и Богемии, должна была быть довольна, что ей удалось помешать кандидатуре Габсбургов. Однако здесь проявилось и то, что ни семь коллег-курфюрстов, ни из канонического права известное правило простого большинства на выборах не могли быть рассмотрены в качестве обще признанного имперского права. В 1314 году Германия и Европа снова переживали игру двойных выборов и борьбу за корону двух выбранных королей. Наконец кандидату со стороны Люксембургов, Людвигу Баварскому (Ludwig von Baiern) удалось при поддержке Иоганна Богемского в битве при Мюльдорфе (Muehldorf) на Инне 28 сентября 1322 года победить своего противника-кандидата Фридриха Австрийского и взять его в плен. Только больше чем столетие спустя Габсбурги вновь отвоевали немецкую корону.

В немецких двойных выборах папа также должен был видеть представившийся ему удобный случай упрочить свои притязания на верховенство над немецким королем. В Италии еще папа Климент V сразу же после смерти Генриха VII возобновил запрет на нападение на королевство Неаполитанское и отменил приговор императора королю Роберту. 14 марта 1314 года он назначил Роберта Неаполитанского имперским викарием в Италии, хоть и только на срок в два месяца после вступления на трон новоизбранного римского короля.

Однако именно это выставленное папой требование, что выбранный королем только после одобрения этого выбора папой может называться королем, дало повод для еще одного последнего столкновения между императорской и папской властью, в течение которой Людовик Баварский, на которого в 1324 году была наложена опала, не только апеллировал к церковному собору, но и попытался, даже если и напрасно, созвать подобный собор. На народном собрании в Риме он объявил папу Иоанна XXII (Johannes XXII) (1316 — 1334) как нарушителя спокойствия, еретика и государственного преступника низложенным, повелел выбрать минорита Пьетро Райналдуччи (Pietro Rainalducci) новым папой, а также 17 января 1328 года четырем представителям римского народа поднести себе корону императора и двум опальным епископам помазать его на царство. Публицистическое оружие ему предоставили минориты, поссорившиеся в папой из-за так называемого «спора о бедности» (Armutsstreit), и, не в последнюю очередь, Марсилий Падуанский (Marsilius von Padua). Однако, когда Людовик весной 1330 года возвратился в Германию, очень скоро стало ясно, что подобный совершенно радикальный разрыв со средневековым представлением о взаимодействии королевской и церковной властей, Империи и папства, был преждевременным, и, в связи с этим, Генрих VII даже более соответствовал представлениям своего времени.

Курфюрст-архиепископ Балдуин старался уклониться от решения в споре короля Людовика и папы Иоанна XXII. Он не опубликовал буллу, налагающую опалу на короля, он также отказался участвовать в предпринятом папой Иоанном низложении Людвига и в плане выбора немецким королем короля Карла IV Французского, в 1323 году женившегося на дочери Генриха VII Марии. Эта выжидательность очень пригодилась курфюрству Трирскому, поскольку в эти годы Балдуин с большим успехом обратился к расширению его территорий: в различных междоусобицах подчинил он себе небольших землевладельцев и рыцарей в Айфеле (Eifel), в Хунсрюке (Hunsrueck) и в Вестервальде (Westerwald) и установил более протяженные границы посредством меча или денег, возведения пограничных и защитных крепостей и принятием ленников. За то, что во время его усобиц графиня Лоретта фон Шпонхайм (Loretta von Sponheim) также однажды опередила его и заключила его в Штаркенбург (Starkenburg), он должно быть не особенно на нее обиделся. Внутри его территорий он стремился защитить и сделать используемым добытое при помощи создания структурно четкого управления, причем в сфере управления финансами ему служили знания и связи евреев. Сам он заботился об упорядочении и выявлении архива, о чем и сегодня свидетельствуют четыре так называемых «Балдуинеады» (Balduineen), к которым мы еще вернемся в связи с иллюстрированным циклом.

Только после принятия на себя опекунства над Майнцем он, казалось, вновь был приближен к императору. Когда после смерти архиепископа Петера 5 июня 1320 года майнцский соборный капитул единогласно выбрала его преемником, он послал посольство к папе; когда тот признал кандидата Фридриха Австрийского, Матиаса из Бухека (Mattias von Bucheck), Балдуин отказался от поста и лично сопроводил нового архиепископа в Майнц. После его смерти 9 сентября 1328 года Балдуин принял вновь предложенную ему должность и этим однозначно показал, что он против папы и признанного им кандидата Генриха Вирнебургского (Heinrich von Virneburg), племянника Кельнского архиепископа и открытого противника короля Людвига. До января 1337 года он противился папе и осуществлял попечительство над архиепископством Майнцским, в также с 1331 по 1337 годы он принял опеку над епископством Шпайерским (епископ Вальрам из Фельденц (Walram von Veldenz) удерживал духовную власть) и временно над епископством Вормским. На все против него выдвигаемые упреки из-за подобно накопления (ему приписывают высказывание: «Если бы Кельнская церковь была бы свободна, я бы прибавил и ее») он отвечал, что он реконструировал приходы, находящиеся политически и финансово в упадке, и хотел заставить поверить в то, что опека во всех случаях была бескорыстным актом милосердия. То, что это было, в решающей степени, результатом властной и территориальной политики, не требует никакого обсуждения. Когда он в архиепископстве Трирском смог укрепить соединение его сана архиепископа с владениями на Рейне и Лане и существенно усилить позиции на Рейне и нижнем Мозеле, а тем самым он способствовал ориентации на восток своего церковного государства, изначально направленного на запад и простирающегося в его церковном приходе до самого конца Империи, далеко в сегодняшнюю бельгийскую провинцию Люксембурга, ему удалось приобрести земли от Майнца до Тюрингии, а значит, связать Люксембург с Прагой. Область Кайзерслаутернского земельного мира 1333 года — от Сааверденского Саара (Saarwerden Saar) и Мозеля до Кобленца и оттуда вверх по Рейну до Лаутербурга (Lauterburg) — могла описывать непосредственные территориально-политические сферы интересов Балдуина на среднем Рейне и Мозеле, к этому также можно причислить получение имперского залога Кайзерслаутерна (Kaiserslautern) в 1332 году. Но свое настоящее место в проектах Трирского курфюрста эта территория получает только тогда, если ее вставить в целостность люксембургских владений от Мааса до Одера.

При этом было бы совершенно неправильно видеть в Балдуине исключительно одного из Люксембургов, единственной целью которого был бы рост могущества его династического дома. Осмотрительно планирующий и упорно, но гибко поступающий дипломат Балдуин не мог найти понимания с его беспокойным, во все распри в Европе замешанным племянником, Иоанном Богемским. В высшей степени тесные отношения Иоанна с французским двором (одна из сестер и дочерей Иоанна были французскими королевами, он сам был женат на французской принцессе, а на другой — его сын Карл) не могли быть неприятны Балдуину, они и самому ему пригодились напрямую и в Авиньоне. Но это родство не помешало ему сохранять настороженность по отношению к Франции и, к примеру, игнорировать или препятствовать французским кандидатам на немецкий престол, как это уже было в 1308 году во время выборов его брата, или временно при Людвиге Баварском выступить на стороне Англии в 1337/1338 годах, когда разразилась война, с перерывами длящаяся сто лет, между королем Эдуардом III и Филиппом IV, сыном Карла Валуа (кандидата-противника Генриха в 1308 году), за наследство последнего, в 1328 году умершего Капетинга. Балдуин, которого в иллюстрированном цикле римского похода часто можно различить в доспехах на поле боя, также в другом источнике были сообщения о его удовольствии от грубых мужских рыцарских поединков и некоторых грубых словах, сделался между тем расчетливым политиком. Племянник Иоганн был из другого материала и, возможно, пошел в своего отца Генриха. Когда почти слепому богемскому королю в битве при Креси в 1346 году сообщили, что битва для французов, на стороне которых он воевал, проиграна, он приказал отвести себя на поле битвы и нашел там свою смерть.

В столкновении императорской и папской власти Балдуин, в конце концов, скорее занимал позицию курфюрста Империи, а не последователя Людвига Баварского и проявил себя мастером государственно-правовых различий. Людвиг ожидал от в июле 1338 года в Ланштайне (Lahnstein) и Ренсе (Rhens) совещающихся курфюрстов, что они однозначно займут его позицию и признают законность его императорского титула и недействительность действий папы. Курфюрст Балдуин тому помешал и, с одной стороны, смягчил актуально-политическую остроту точки зрения курфюрстов, а с другой стороны, развернул ее, независимо от этой точки зрения как непосредственного предлога, в принципиальное прояснение и дальнейшее усовершенствование устройства Империи, повелев своему канцеляристу изложить результаты обсуждения в двух раздельных, но соотносящихся друг с другом документах. В так называемом Ренском соглашении (Kurverein von Rhens) (15 июля 1338 года) курфюрсты провозгласили, что они объединяются для защиты Империи, их княжеской чести и, в особенности, права выбора короля против всякого без исключения, однако, в этом договоре не были упомянуты ни папа ни Людвиг Баварский. В то же самое время опубликованное императорское решение (Weistum), однако, констатировало, что королю, выбранному курфюрстами или их большинством, не требовалось подтверждения папы, чтобы ведать собственностью и правами Империи и обладать титулом короля. Немногим позднее на имперском собрании во Франкфурте был обнародован закон “Licet iuris”, согласно которого королевские выборы давали также право на права и титул императора, поначалу Балдуин отказался его одобрить. Только на большом придворном собрании (Hoftag) в Кобленце в начале сентября 1338 года, на котором встретились король Людовик и король Эдуард III Английский и заключили против Франции договор, он присоединился к изданному там решению курфюрстов (Kurfuerstenweistum), по которому Ренская декларация (die Rhenser Erklaerungen) однозначно распространялась на короля Людовика. Полгода спустя он также принимал участие в имперском собрании во Франкфурте (март 1339 года), на котором было принято разъяснение, что в случае, если папа будет медлить давать римскому королю императорскую корону, последний тогда вправе получить ее «от любого христианского священника, который ему покажется подходящим для этого». Тем самым высшей императорской власти было приписано обще христианское основание.

Так Балдуин недвусмысленно перешел на сторону императора против папы, однако уже немногими годами спустя он опять пришел к уже окончательному разрыву. И опять здесь он руководствовался не только соображениями о своем родовом могуществе Люксембургов, когда он послал Людвигу Баварскому 24 мая 1346 года по рыцарскому обычаю письмо об объявлении войны. В столкновении за наследство последнего герцога Каринтийско-Тирольского (Herzog von Kaernten-Tirol) (умер в 1335 году) младший сын Иоганна Богемского, Иоганн Генрих (Jogann Heinrich), женатый на наследнице владений Маргарете Маультаушской (Margaretha Maultausch), сначала смог утвердиться в Тироле, но затем в 1341 году был изгнан из страны своими подданными. Король Людвиг своей королевской силой объявил брак Иоганна Генриха и Маргареты, в котором в действительности были сложности, недействительным, женил Маргарету на своем сыне Людвиге и отдал ему ее владения. Произвольное вмешательство императора в сферу прав церкви привело не только к разрыву с Люксембургами, но и вызвало острый протест среди старых сторонников Людвига. То, что курфюрст Балдуин медлил сдавать свои позиции и переходить в лагерь папы, основывалось не на том, что он не хотел допустить падения Виттельсбаха, он опасался ослабления прав курфюрстов из-за папы, а также должен был обдумать, как он мог обеспечить корону своему династическому дому при таком давнем стремлении папской власти низложить Людвига и избрать короля-противника. Только 11 июля 1346 года в Ренсе пять курфюрстов пришли к соглашению с папой Климентом V (1342 — 1352) и выбрали королем самого старшего сына Иоганна Богемского, Карла, который вскоре после этого в Бонне получил корону.

Карл IV (1347 — 1378) не только продолжил и завершил дело люксембургской династической политики, но и придал устойчивый облик имперской политике своего двоюродного дяди Балдуина после его смерти в «Основном законе Империи» «Золотой Буллы» (“Reichsgrundgesetz” der Goldenen Bulle) 1356 года. Здесь мы не будем описывать процесс становления Карла IV, но лишь доведем до конца повествование о направлениях политики, начатых во времена Генриха VII.

Карл не ходатайствовал о папском одобрении, но также и не предпринял ничего против него, как будто оно ему было пожаловано без всякого запроса, так же как он в Золотой Булле не отклонил папские притязания, но обошел их молчанием. Ему также казалось важным получить императорскую корону, не только для того, чтобы поднять его авторитет как правителя, но гораздо больше из-за того, что она была первоначальным условием для урегулирования порядка престолонаследия во время его жизни и давала ему необходимую независимость от папы. Однако урегулирование или преобразование итальянских отношений было ему чуждо. Он удовольствовался внешним признанием верховенства Империи и покинул после коронации Вечный город, верный достигнутой договоренности с папой Климентом V. Многим современникам это показалось бесславным и не особенно героическим.

Учитывая французскую экспансивную политику, в 1356 году в Арле Карл короновался как последний немецкий правитель королем Арелата, чем он возобновил притязания Империи на верховенства над бургундскими землями. С другой стороны, в 1361 году он вырвал одну часть Арелат, которая еще не попала во французскую или анжуйско-неаполитанскую сферу влияния, графство Савойское, из прежнего государственно-правового контекста и присоединил его непосредственно к территории немецкого государства. Также этот король направил свои интересы на север Империи и вновь связал долгое время разорванные нити. Мы не будем подробно расписывать объединение богемского родового владения, а только упомянем объединение Шлезии и Богемии, которое начал еще его отец. О его культурно-исторической значимости можно напомнить, назвав хотя бы возведенные им собор Св. Вита (Veitsdom) и мост через Молдау, а также Градчаны и основание в 1348 году первого университета в Праге. Ранке сказал о Карле IV, что «он знал, чего в мире можно достичь, а чего нет». Это отличает Карла IV от его деда Генриха и от его отца Иоганна; но в этом он сравним со своим двоюродным дядей Балдуином.

Когда Балдуин умер 5 января 1354 года в возрасте 69 лет, он знал, что наследство его династического дома и его имперской политики находиться в хороших руках. Этот лишь по необходимости беглый обзор богатой событиями жизни курфюрста Балдуина Люксембургского был бы неполным, если бы мы хотя бы в нескольких словах не упомянули о нем как о священнике и архиепископе. Одно из первых изображений иллюстрированной хроники представляет Балдуина отправляющим обряд дароприношения. И для его времени много говорит то, что ни один источник не сообщает ничего достойного порицания о его жизни как священника. Как епископ он мог посредством синодов, монастырских реформ, проверки календарей и многочисленных, небольших, варьирующихся индивидуально мероприятий покончить с беспорядками и придать новые стимулы. Очень многочисленные при его долгой жизни пожалования церковных приходов свидетельствуют о том, что непотизм (кумовство) ему было чуждо и он старался назначить самых лучших, не взирая на статус и происхождение. Почти во всех монастырях и приходах своего епископата он повелел устраивать каждый год поминки по нему и его брату, императору Генриху. Он дал пристанище картезианцам на Беатусберге (Beatusberg) выше Кобленца и в монастыре Св. Альбана (St.Alban) пред Триром и отвел самому себе келью в их монастыре перед Триром, куда он часто приходил для молитвы, размышлений и покаяния. И все-таки есть глубокий смысл то, что именно молитвенник архиепископа сохранился.

Балдуина Люксембургского изображают как широкоплечего мужчину среднего роста, и поэтому в Лимбургской Хронике о нем говорится: «Это был небольшой человек, который однако делал большие дела».

ИМПЕРАТОР ГЕНРИХ

Генрих Люксембургский родился в 1278 или в 1279 году в замке Валансьен на родине его матери как первый сын графа Люксембургского и Ларошского и маркграфа фон Арлон (Arlon), Генриха, и его супруги Беатрисы, дочери графа Балдуина Авенского (Avesne). По описаниям он был среднего роста и крепкого телосложения; его левый глаз был близорук; по французскому обычаю он носил длинные волосы и брил бороду. Близкие родственные отношения с французским королевским домом, лучезарность и слава французского рыцарства способствовала привитию растущему подростку французской культуры и обычаев.

В возрасте около 10 лет Генрих потерял отца, который пал в решающей для территориальной истории нижнего Рейна битве при Воррингене перед Кельном 5 июня 1288 года. Графы Люксембургские — рядом с графом Генрихом IV на поле битвы стояли его три брата — выступили в споре за наследство герцогства Лимбургского, на которое они претендовали и сами, на стороне разбитых в Воррингене союзников кельнского архиепископа Зигфрида Вестербургского (Siegfried von Westerburg) против большой нижнерейнской коалиции герцога Иоанна I Брабантского (Johann I von Brabant). В решении третейского суда король Филипп IV Французский — в не немецкий король — признал за герцогом Брабантским право на Лимбург. Люксембургские притязания остались без внимания.

В Люксембурге графиня Беатриса стала регентшей при своем сыне. Восстание граждан города Люксембурга наглядно показало опасность, грозившую правящему дому. Примирение между Люксембургами и Брабантами, достижимое посредством заключения брака, должно было казаться желательным всем участникам. Итак, 9 июля 1292 года в замке Тервуерен (Tervueren) около Брюсселя молодой Генрих был пышно обвенчан с дочерью герцога Иоанна I Брабантского, Маргаретой, которая была старше его на несколько лет.

В последующие годы мы часто видим графа Генриха при дворе короля Франции. 12 ноября 1294 года в Понтуазе (Pontoise) он стал коронным вассалом (homo ligius). В заключенном в последующие дни договоре Генрих торжественно обещал королю Филиппу помощь в защите границ королевства ото всех и обязался нести союзническую службу также и вне границ королевства между Фландрским морем (dem flandrischen Meer) и герцогством Бургундским, исключая те случаи, когда он должен был выступить против немецкого короля, архиепископов Кельна и Трира, епископа Метца, графа Фландрского, герцога Брабантского и графов фон Геннегау (von Hennegau) и Голландского, его ленных владетелей (Lehensherren). Несмотря на такие далеко идущие для немецкого династа обещания, Генрих затем не принимал участия во французско-английской войне за Фландрию или только попытался причинить вред своему соседу графу Барскому, союзнику Англии и Фландрии. В 1302 году Генрих также присоединился к протесту французской аристократии против папы Бонифация VIII и 14 ноября 1305 года принял участие в коронации папы Климента V в Лионе.

В 1308 году для Люксембургского дома произошли решающие события. 11 марта в Пуатье Балдуин, брат графа Генриха, принял от папы Климента посвящение в епископы; как архиепископ Трирский он стал одним из семи курфюрстов-выборщиков. 1 мая король Альбрехт был убит. 27 ноября в доминиканском монастыре во Франкфурте граф Генрих Люксембургский был выбран немецким королем и 6 января 1309 года в Аахене был коронован вместе со своей супругой Маргаретой.

Еще 11 мая 1308 года, через несколько дней после убийства Альбрехта, различные нидерландские землевладельцы, среди которых был и граф Генрих, договорились на встрече в Нивелле в южном Брабанте, что, если один из них будет выбран немецким королем, он обязуется подтвердить право других на имперские лены. Хотя при этом кандидатура Генриха не подразумевалась, все же, исходя из этой договоренности, можно было предположить, что подобный выбор рассматривался как возможный. Король Франции, правда, думал по-другому: в своем письме от 9 июня 1308 года к немецким курфюрстам он рекомендовал выбрать его брата, Карла Валуа. То, к чему стремился еще в 1296 году Карл Анжуйский, на что так и не отважился его племянник, Филипп III, попытался теперь сделать Филипп IV — основать побочную линию Капетингов в Германии. Папа Климент V должно быть был бы слеп, если бы он поддержал этот план короля Филиппа. После одиннадцатимесячного конклава 5 июля 1305 года выбранный папой архиепископ Бордо, гасконец Бертран де Гот (Bertrand de Got), и без того уже в феврале 1306 года сдался перед французскими притязаниями на господство и должен был отменить буллу «Unam sanctam» Бонифация VIII посланием «Meruit». На встрече в Пуатье с королем Филиппом в июне 1308 года он согласился перенести его резиденцию в Авиньон, в область французского влияния. Выборы немецкого короля тогда обсуждались, но Климент V уклонился он высказывания своего мнения. В циркуляре от 18 июня он призывал курфюрстов к выборам, но не назвал ни одной кандидатуры. Только в сентябре, поддавшись французскому влиянию, порекомендовал он выбрать Карла Валуа. Возможно, что уже тогда ему было известно, что немецкие выборщики решили в пользу графа Люксембургского.

И на этот раз, естественно, немецкие курфюрсты не были заинтересованы в слишком сильном короле. В этом отношении предложенная курфюрстом Балдуином кандидатура его брата подходила их представлениям, так как граф Люксембургский хотя и располагал значительно большим династическим могуществом, чем его второй предшественник Адольф фон Нассау, и принадлежал к более значимой династии (власть тогдашнего графа Люксембургского распространялась на существенно большую территорию, чем территория современного герцогства), но для могущественных землевладельцев он, казалось, не представлял ни какой серьезной опасности. Существенную поддержку Балдуин нашел у курфюрста Петера, высокообразованного, происходившего из люксембургского рода служилых людей (министериалов) из Аспельта, южнее Люксембурга, который был сначала придворным врачом короля Рудольфа, затем канцлером короля Венцеля III Богемского и, наконец, епископом Базельским и с 1306 года архиепискором Майнцским. Несмотря на это, до своих выборов Генрих должен был сделать курфюрстам, включая его брата Балдуина, серьезные уступки; с пфальцграфом Рудольфом Виттельсбахским (Wittelbacher Pfalzgraf Rudolf) в день после выборов была заключена договоренность о помолвке между сыном Рудольфа Людвигом (Ludwig) и дочерью Генриха Марией.

Вступление во владение и сохранение прав Империи были первой и самой важной задачей нового короля. Поэтому в первые месяцы его правления мы также находим его в областях, в которых находились еще более значимые имперские права короля и должны были быть обеспечены защитой. В качестве мест пребывания короля с февраля по август 1309 года могут быть названы Шпайер (Speyer), Ландау, Кольмар, Брайзах (Breisach), Базель, Берн, Фрайбург, Цюрих, Констанц, Биберах (Bieberach), Ульм, Нердлинген (Noerdlingen), Нюрнберг, Ротенбург, Швебиш Халль (Schwaebisch Hall), Швебиш Гмюнд (Schwaebisch Gmuend), Хайльбронн (Heilbronn), Вимпфен (Wimpfen). Подтверждение и раздача привилегий, оказание королевских милостей и подарки монастырям, знати и городам были свидетельствами деятельности этих месяцев.

В августе 1309 года в Шпайере собралось первое придворное собрание (Hoftag) в правление короля Генриха. Сюда явились те, кто еще не попросил о новом присвоении имперских ленов при коронации в Аахене и не принес присягу королю. Также приехали вдова короля Альбрехта, Элизабет, и ее сын, герцог Фридрих Австрийский, и потребовали сатисфакции смерти Альбрехта. Генрих приказал похоронить его в имперском соборе Шпайера, но также распорядился перенести из монастыря Розенталь в Шпайер останки короля Адольфа, погибшего в битве против Альбрехта. Генрих стемился к компромиссу. Он отказался от всяких претензий на наследство убитого и подтвердил Габсбургам владение их родовыми поместьями и ленами.

Соглашение с тогда же появившимся графом Эберхардом Вюрттембергским (Eberhard von Wuerttemberg), правда, не состоялось. Он был и до этого в состоянии с успехом перечеркивать планы короля Рудольфа заново создать штауфенское герцогство Швабию и обеспечить безопасность имперской собственности, при короле Альбрехте он продолжал проводить свою враждебную Габсбургам политику и в Богемском вопросе поддерживал герцога Генриха Каринтийского. Его политика, направленная исключительно на усиление его династии и расширение территории, должна была противостоять любой попытке восстановления королевских прав в области его интересов, и особенно, по отношению к многочисленным и значимым имперским городам. Так как Эберхард в Шпайере не был готов признать права Империи и императора, был издан указ об объявлении его вне закона и ему была объявлена имперская война, которую, однако, вел не Генрих, это больше была внутришвабская война (с 1310 по 1316 гг.).

С Веттинами компромисс был достигнут существнно позднее, в декабре 1310 года, по которому король Генрих отказывался от прав короля на Тюрингию и Майссен, на которые претендовал сначала Адольф фон Нассау, а затем Альбрехт Габсбургский.

На имперском собрании в Шпайере в августе/сентябре 1309 года было, наконец, рассмотрен и богемский вопрос. Возможно, еще в беседе с цистерцианским аббатом Конрадом из Кенигзааля (Zisterzienserabt Konrad von Koenigsaal) в середине августа 1309 года возникла возможность люксембургской кандидатуры. Прежний канцлер Богемии, архиепископ Петер Майнцский, сослужил при этом графскому дому своей родины неоценимую службу в качестве советника и посредника.

Вместе в убитым 4 августа 1306 года Венцелем III, сыном в 1305 году умершего Венцеля II, мужская линия дома Пшемысловичей прервалась. Король Альбрехт отказал в женском порядке наследования и передал королевство как освободившийся лен своему сыну Рудольфу, который однако 4 июля 1307 года умер. На наследство стал претендовать герцог Генрих Каринтийский, который в 1306 году женился на дочери Венцеля II, Анне, и поэтому, с одной стороны, он вступил в наследование по женской линии, а с другой стороны, его притязания были подкреплены тем, что богемские сословия 15 августа 1307 года выбрали его королем.

Король Генрих занял позицию Альбрехта и стал рассматривать Богемию как освободившийся имперский лен. Обеспечение своего дома значимым богемским владением и голосом курфюрста было целью переговоров с курфюрстами и представителями богемских сословий, состоявшихся по поводу этой правовой позиции. Но и Генрих Каринтийский настаивал на своем мнении и нашел поддержку у Эберхарда Вюрттембергского и части богемских сословий, которые требовали их права выбора. В франкфуртском имперском собрании в июне 1310 года принимали участие и представители сословий. Генрих Каринтийский был объявлен вне закона. Для совершенной гарантии наследования трона Люксембургами был заключен брак между четвертой дочерью Венцеля II Элизабет, родившейся 10 января 1292 года, и сыном короля Генриха Иоанном, родившимся 10 августа 1296 года (вначале думали о брате Генриха Вальраме). В конце августа в Шпайере отпраздновали свадьбу. 31 августа 1310 года король Генрих наделил своего сына Богемией и Моравией. 7 февраля 1311 года Иоанн и Элизабет были коронованы на Градчине в Праге. В качестве наследника Пшемысловичей удалось Иоанну из-за своих польских прав на наследство заявить претензию на Шлезию и присоединить ее к Империи.

То, что однажды достиг Рудольф Габсбургский и что напрасно пытался достичь Адольф фон Нассау, теперь удалось Генриху Люксембургскому: посредством присоединения одной из больших по площади земель на востоке Империи он смог обеспечить своему королевству такую поддержку своим сильным династическим могуществом, какую ему не смогли бы обеспечить одни имперская собственность и имперские права.

После начала его правления вскоре Генрих также вознамерился осуществить другую, для него самого более важную и решающую возможность усиления власти и авторитета немецкого короля: приобретение императорской короны. К римскому походу короля Генриха относятся больше как к романтически приукрашенному анахронизму, которому едва ли можно приписывать властно-политическое значение. На это можно возразить, что граф, имеющий владения на западной границе Империи хорошо знал о планируемом стремлении короля Франции к гегемонии в Европе, чтобы не понимать, что вместе с фактическим могуществом только еще более высокое могущество Империи может усилить авторитет его королевства. Ему также были известны появившиеся новые государственно-правовые теории, которые видели основанный на праве акт достижения и приобретения во владение Империи не в выборах в Германии и не в признании папой, а только в коронации императором, и он знал, что только после коронации императором его признают и ему, поддержанному этими теориями, будут повиноваться не только в за преледами немецкой Империи лежащих частях Империи (Imperium), в Арелате и Италии, но и в столетиями оставленных под французским влиянием западных частях Империи. Возможно, Генрих также рассмативал как его долг, по меньшей мере, отважиться на попытку вновь принести мир в Италию, раздробленную борьбой партий, то, чего от него ожидал не только Данте, и присоединить страну обратно к Империи.

Оценив задним числом, нельзя сомневаться в том, что средневековая идея Империи не соответствовала больше порядку нового мира национальных государств и изменившегося самовосприятия церкви и не смогла больше восстановиться, приговоренная историей к своему закату и преодолению. Карл IV, внук Генриха VII, и его наследники, как это точно было сформулировано, не являлись более императорами, но носили титул императора. Но не было ли это необходимым, чтобы Генрих VII после смуты междуцарствия и неудачных начинаний его предшественников предпринял еще одну попытку для того, чтобы посредством его неудачи стало возможным осознание этой новой реальности?

Вскоре после выборов немецким королем Генрих начал переговоры с папой относительно коронации императором. 26 июля 1309 года уполномоченное посольство принесло присягу папе Клименту V, очень ему желанную, в которой Генрих признавал папские далеко идущие притязания на могущество. Теперь папа дал свое подтверждение выборов и обещал коронацию императором в церкви Св.Петра в Риме. Коронация была назначена на 2 февраля 1312 год. На имперском собрании в Шпайере в августе/сентябре 1309 года, на котором также присутствовали итальянские посланники и просили короля соблюдать его права в Италии, римский поход был официально отменен и выступление перенесено на 1 октября 1310 года. Надеялись, что можно будет добиться согласия у папы для переноса коронации на более поздний срок.

Также Генрих полагал, что он сможет достичь соглашения с королем Филиппом Французским и королем Робертом Неаполитанским, если бы наблюдатель, знающий, как протекали события, оглянулся назад, то вера Генриха в силу своего права и честность его партнеров по переговорам показались бы ему наивной легковерностью. До уровня дипломатов в Париже, Неаполе, Флоренции и Авиньоне, которые мастерски управляли игрой затянувшихся переговоров и половинчатых обещаний и также с готовностью делили щедрые гонорары, как они не стеснялись добиваться своих целей угрозами и насилием, не доросли ни Генрих, ни его советники. Внуку Карла Анжуйского, королю Роберту Неаполитанскому, римский поход немецкого короля должен был показаться перечеркиванием его собственных планов, направленных на господство в средней и верхней Италии. Однако враждебная Франции партия при дворе папы, которая большое значение придавала мировому соглашению в Италии и возвращению папы в Рим, надеялась на то, что между немецким королем и Робертом Неаполитанским может быть достигнут компромисс. Еще в августе 1309 года отстаивал кардинал Стефанеши (Stefaneschi) план брака между сыном Роберта Карлом Калабрийским (Karl von Kalbrien) и дочерью Генриха Беатрисой, но переговоры расстроились из-за высоких запросов Роберта относительно приданого. Но все время продолжал Генрих, даже, наконец, перед Римом в мае/июне 1312 года, лелеять эти планы. Папа поддержал его в этом, хотя его поддержка была слабой и нерешительной. Летом 1310 года соглашение казалось весьма достижимым, хотя после заключения с королем Филиппом 25 июня 1310 года о границе договора не осталось никаких поводов опасаться этих враждебных действий.

Генрих оповестил коммуны верхней и средней Италии о своем прибытии двумя посольствами в мае/июне 1310 года и призвал их к тому, чтобы они подготовили подобающий прием королю и будущему императору, выслали ему навстречу почетную свиту и делегировали уполномоченных представителей. Все военные события должны были к 1 ноября быть прекращены; Генрих хотел принести мир. Посланцы короля были приняты в общем дружелюбно. Это невозможно, в узких рамках введения описать часто за одну ночь изменяющуюся расстановку сил в Италии. Происходящие еще из времени Штауфенов партийные обозначения гвельфы (антиимператорские) и гибеллины (императорские) могут быть только обозначениями, помогающими различить союзы или цели, одинаково направленные, но имеющие в основании совершенно различные мотивы; защитники демократического самоуправления могли быть так же связаны с главами диктаторских господствующих кланов, как и города-государства с династическими знатными господами и союзниками папской, немецкой, анжуйской или французской политики; в конце концов, решающее значение всегда имели только силовые и экономико-политические цели отдельных лиц. В окружении Генриха VII очевидно правильно не распознали или не хотели распознать эту основанную на своем собственном интересе политику, так как королевское посольство получило позитивный ответ в большинстве ломбардских городов, среди которых был и Милан, и было относительно дружелюбно встречено в Венеции, Генуе, Пизе и даже в управлявшихся Тосканой гвельфских городах Флоренции, Лукке, Сиене. То, что Роберт Неаполитанский, так сказать, сразу же последовал (пошел по пятам) за посланниками Генриха, не приняли во внимание.

В июне 1310 года Генрих еще раз остановился в своих люксембургских родовых поместьях, которые он передал своему сыну Иоанну в начале июля. За праздничными днями свадьбы в Шпайере последовало прощание. На время римского похода архиепископ Петер Майнцский был назначен имперским регентом. Пунктуально королевское войско отправилось на коронацию в Рим.

Местом встречи был Берн, куда Генрих прибыл 29 сентября 1310 года. 11 октября 1310 года в Лозанне он дал присягу папскому посольству, которую требовал от него папа. 30 октября были преодолены Альпы, войско остановилось на восьмидневный отдых в Турине, главном городе верного королю Амадея Савойского, его шурина. Детали похода здесь можно опустить, о них подробно сообщается в цикле иллюстраций. Со всех сторон устремились к королю прогибеллински настроенные господа и вельможи Италии со своей помощью, чтобы заполучить его для решения своих вопросов. Но Генрих много раз подчеркивал, что он пришел не для того, чтобы завладеть партией, чтобы учредить мир. Определенно, он серьезно это имел в виду. Только в Милане, где он 6 января 1311 года был коронован короной Ломбардии, он во время восстания 12 февраля осознал, что его слова о мире были брошены на ветер и все торжественные примирения служили лишь для того, чтобы выиграть время для нового удобного случая внезапно нанести удар. Только могущество императора могло принудительно установить мир; его жесткий приговор над Кремоной 10 мая нужно понимать, исходя из этого. Затем последовала четырехмесячная осада Брешии с ее невосполнимыми потерями людей, скота, материалов и времени. Здесь перед Брешией Генрих должен был понять, что он должен мечом пробивать себе дорогу в Рим; здесь он наконец осознал, что гордая Венеция приложит все силы для того, чтобы ему в этом помешать; возможно, здесь он смог узнать, что соглашение с Робертом Неаполитанским недостижимо.

В письме от 28 февраля 1311 года папа Климент V сообщал ему, что запрашиваемое Генрихом время для коронации (Троица, 30 мая) слишком раннее и он может выбрать дату позднее; кроме этого, он, Климент, не мог бы сам приехать на коронацию в Рим, а прислал бы своего легата. 19 апреля в качестве даты коронации Генрих выбрал 15 августа; летом, все еще осаждая Брешию, он справился, не может ли коронация проходить в каком-либо другом месте, а не в Риме. В то время его поначалу хорошее отношение к Клименту V уже заметно испортилось, после того как в апреле король Филипп отказался от годами тяготевших над папой требований о процессе, связанном с обвинениями выдвигаемыми против папы Бонифация VIII, и папа за это отказался от планов люксембургско-анжуйского альянса.

После взятия Брешии нечего было и думать о прямом марше на Рим. Сильно сократившееся войско короля отправилось в Геную, чтобы там отдохнуть в течение зимы и пополнить свои силы.6 марта 1312 года королю был приготовлен торжественный прием в Пизе. Однако очень характерно, что именно в этом прогибеллински настроенном городе произошло волнение, когда Генрих попытался, отменив городские свободы и самоуправление, посадить полнотой своей власти на место двенадцати выбираемых анциан (Anzianen) двенадцать пополанов (Popolanen); даже целью Пизы было не признание императорской власти, но борьба против ей ненавистной Флоренции.

Между тем в Авиньоне пришли к решению, чреватому последствиями для хода римского похода: Иоанн Гравинский (Johann von Gravina), брат короля Роберта Неаполитанского, долгое время находился с большим войском в Риме, занял квартал Св.Петра (St.Peter-Viertel) и Капитолий и медлил передавать эти места графу Людвигу Савойскому (Ludwig von Savoyen), спешившему впереди короля. По ходатайству Генриха папа повелел издать буллу, в которой он призывал Иоанна покинуть город. Однако сильное давление посольства короля Франции помешало отправке буллы 28 марта 1312 года. Генрих не мог больше рассчитывать на поддержку со стороны папы.

23 апреля 1312 года войско отправилось из Пизы и двинулось не, как ожидалось, через Флоренцию, а прямо вдоль моря в Рим. Иоанн Гравинский и гвельфские Орсини с их сторонниками медлили пускать короля на занятые ими части города. 6 мая 1312 года с битвы при Мильвийском мосту начались сражения на улицах Рима. В это время Генрих еще верил, что сможет прийти к соглашению с Робертом Неаполитанским, которое было бы приемлемо и для него. Однако выставленные королем Робертом при теперешних обстоятельствах требования он не мог принять. То, что Роберт требовал, чтобы будущий зять Генриха должен стать пожизненно имперским викарием Тосканы, для Ломбардии оба партнера по переговорам должны были совместно выбрать викария и в Риме должно быть совместно предпринято примирение гвельфских Колонна и гибеллинских Орсини, на это Генрих еще мог согласиться, но не на условие, что император и его войско должны покинуть Рим в течение четырех дней после коронации и, самое главное, что договор только тогда вступает в силу за пределами прав Империи, когда Генрих обретет дружбу короля Франции. Теперь было ясно, что король Роберт сам притязает на господство в Италии. Последняя попытка расчистить дорогу к собору Св.Петра мечом закончилась неудачей. 29 июня 1312 года король Генрих VII был коронован императором в базилике Латерана, а не в соборе Св.Петра. Величественный манифест возвестил миру об этом событии и провозгласил притязания императора на мировое господство, которому подчинены все остальные земные силы. Но это заявление не нашло никакой поддержки в соотношении сил действительности. Несомненно, что король Франции отклонил наглое требование; а Роберт Неаполитанский высмеял.

21 июля Генрих покинул Рим и отправился в Тиволи, город Колонна. 20 августа он еще раз вернулся в Рим. Потом он отправился с войском на север против Флоренции.

В конце июля папа Климент V еще раз попытался предотвратить взрыв вражды между императором и королем Робертом и предложил перемирие на год. Генрих решительно отклонил содержащуюся в этой попытке претензию папы, что тот может требовать от императора мира, и подчеркнул, что сила меча — дело императора, а не папы. Роберт Неаполитанский — имперский враг и бунтарь; папа не может запретить ему его наказать. Однако Генрих не сразу отправился на Неаполитанца походом. Вначале он начал формальное судебное разбирательство, причем, не в Риме, на территории папы, а на земле Империи: в Ареццо 12 сентября 1312 года у портала епископского дворца был публично вывешен эдикт, вызывающий Роберта Неаполитанского в суд. В течение трех месяцев Роберт, обвиненный и обличенный в заговоре и союзе против Империи, мешавший коронации императора в Риме и занявший не по праву территории Империи, должен был предстать перед судом императора и оправдаться.

Но прежде Генрих хотел двинуться против восставшей Флоренции, чтобы обезопасить тылы для намечающегося столкновения с Неаполем. Фактически предприятие закончилось поражением. 1 ноября 1312 года из-за недостатка сил и без того уже неполная осада должна была быть прекращена. Пребывание зимой 1312/1313 года в Сан-Касчиано и во вновь построенном напротив Поджибонси Кайзерсберге (заложен в середине февраля 1313 года) тем не менее показало, что император Генрих никоим образом не сдался и что пополнение войск императора все еще возможно. Против Роберта Неаполитанского, который между тем взял власть во Флоренции и, значит, официально перешел на сторону врагов императора, 12 февраля 1313 года в Монс Империалис состоялся в надлежащем порядке судебный процесс, и ему был вынесен предварительный приговор о том, что с этим бунтарем надо поступить как с публичным врагом Империи. Более важным, чем этот образ действия Генриха, всегда строго соблюдающего формально-юридические нормы, было то, что императору удалось привлечь к себе союзников. Из Германии он ожидал к будущей весне помощи от своего сына Иоанна. Герцоги Австрийские должны были привлечены посредством договоренности о браке между вдовствующим с декабря 1311 года императором и дочерью короля Альбрехта, Катариной. Дочь императора, Беатрис, сперва назначенная в жены сыну Неаполитанца, теперь должна была сочетаться браком с сыном короля Фридриха III Сицилийского. Сам Фридрих III, который вооружился для нападения на Калабрию и выставил сильный флот, был назначен имперским адмиралом.

С Генуей и Венецией велись переговоры об аренде галер. Архиепископ Балдуин, брат Генриха, отправился из Пизы в Германию, чтобы обеспечить и поторопить доставку нового подкрепления и средств.

В Пизе Генрих затем 2 апреля 1313 года издал два имперских закона о преступниках против его величества и бунтарях. Это были те последние императорские указы, которые были помещены как приложение в “Corpus iuris civilis”. 26 апреля 1313 года был оглашен приговор против Роберта Неаполитанского; на него было наложено объявление вне закона, и, в случае поимки, его должны были обезглавить; все подвластные ему и ленные люди были освобождены от присяги; вся собственность, лены и владения должны были быть у него конфискованы.

Король Роберт в различных, агитаторских мастерских письмах об этом приговоре напоминает о временах притязаний Фридриха II на мировое господство и его борьбы против церкви и папы и обвиняет Генриха в намерении захватить корону Неаполя, который был леном папы. Он, Роберт, показывает себя в роли защитника церкви и называет Империю источником всех зол мира и Италии. Он нашел поддержку у короля Франции, который протестовал против осуждения своего родственника и утверждал, что образ действий Генриха в отношении Неаполя мешает планам крестового похода и христианству. Эти аргументы не преминули оказать ожидаемый эффект на папу, который опасался возобновления штауфенского положения дел — объединения королевства Неаполь с Империей: в булле от 12 июня 1313 года папа Климент V запрещал всякому, кого император не назвал напрямую, нападать на королевство Неаполь, являющееся папским леном. Булла была публично прочитана перед императором в Пизе 9 июля. Генрих отклонил против него сделанные упреки и утверждал, что папа был неправильно информирован. Посланное им посольство должно было прояснить предполагаемое недопонимание. Император полагал, что правда на его стороне.

8 августа 1313 года войско отправилось из Пизы в поход против Роберта Неаполитанского. Были оживлены имена Фридриха II, Манфреда и Конрадина и воспоминания о битве при Тальякоццо (Tagliacozzo). Однако еще до того как была достигнута область Неаполя, 24 августа император умер в Буоноконвенто (Buonoconvento).

ИЛЛЮСТРИРОВАННАЯ ХРОНИКА

Курфюрст Балдуин в иллюстрированной хронике так называемого Балдуинеума (Balduineum) воздвиг единственный в своем роде памятник себе самому и своему брату Генриху. Письменные источники сравнительно короткого и резко оборвавшегося времени правления императора Генриха VII, особенно из времен итальянского похода, непропорционально хорошо сохранились. Некоторые хроникальные изображения его времени и его римского похода показывают, насколько сильно волновала современников попытка этого правителя еще раз воплотить идею Империи. Не в последнюю очередь сохранили воспоминания об этом императоре на все времена канцоны Данте, если только не упускать из виду, что то значение, которое Генрих VII находит в картине мира Данте, не совсем соответствует тому, как сам Генрих хотел бы, чтобы его воспринимали, и тому, каким могли бы видеть его современники; однако идеализация Генриха и его римского похода у Данте во многом определяет образ этого императора вплоть до современного подхода к немецкому императорскому правлению, романтизированному в его «за» и «против».

Свидетельство Балдуина совсем другого рода. В иллюстрированной хронике он повелевает изложить сообщения о его жизни рядом со своим братом и, прежде всего, об итальянском походе. Но как это было принято в хрониках и жизнеописаниях того времени, описываются только видимые и конкретные события, а не те, что стоят за ними. Например, здесь нет ни одного изображения посольства, посланного к королю или посланного королем; папа Климент V представлен на первом рисунке посвящающим Балдуина в сан епископа, однако о его более поздних, важных решениях — например, о его запрете нападать на королевство Неаполь, о котором Генриху было сообщено в Пизе, — ничего не говориться; Роберт Неаполитанский, о котором известно, что он препятствовал коронации в соборе Св.Петра, упоминается вскользь не один раз. Названы только личные переживания: смерть Вальрама при Брешии и королевы в Генуе, и из жизни Балдуина встреча с Иоанном Богемским. Но они были способны изобразить только поверхность внешнего течения упомянутой хроники и пять лет богатой событиями совместной жизни Генриха и Балдуина. Каждый рисунок — это одновременно и моментальный снимок, с которым могло быть связано воспоминание, чтобы затем рассказывать об этих событиях.

Иллюстрированный цикл был связан с первой из четырех так называемых Балдуинеад (Balduineen), которая сегодня храниться в Ландесхауптархиве (главном земельном архиве) Кобленца под записью Фонд 1 С № 1 (Bestand 1 C Nr. 1). В конце двадцатых годов курфюрст Балдуин велел произвести переустройство архива архиепископа и курфюрста Трирского из соображений правовой правильности и законности, но также, очевидно, из исторически-заботливого интереса. Возможно, с самого начала он намеревался для большего удобства обращения и для дополнительной защиты от повреждения и утраты переписать и собрать в одной книге, по крайней мере, все важные части, то есть создать копиар документов (Urkundenkopiar). Предварительная систематизация отдельных документов была закончена около 1330 года. К концу 1332 года была готова опись всех документов с небольшим описанием содержания, однако собственно письменные работы начались, предположительно, только в 1350 году, незадолго до смерти Балдуина. Еще в 1330 году написанное предисловие содержит краткую биографию архиепископа и проясняет цели составления копиара. Там же указывается, что должны были быть произведены три экземпляра, а именно: один — для управления курфюрста, второй — для сокровищницы собора, а третий — меньший по размеру, дорожный вариант курфюрста, чтобы он мог в любое время при ленных спорах проверить и установить правовой статус. Изменение расположение, которое мы не будем здесь подробно рассматривать, и особенное предназначение третьего экземпляра обусловливают то, что содержание трех томов не идентично, но частью они значительно отличаются друг от друга. Завершение произведения, которое охватывало время правления Балдуина и поэтому постоянно должно было дополняться, могло быть сразу после смерти курфюрста. Последователи Балдуина придерживались и продолжали до конца территориальной самостоятельности Трира (Kurstaat) с незначительными изменениями нововведения в архивном деле и регистрации истории. Три экземпляра документарного копиара Балдуина находятся сейчас в областном ландесхауптархиве Кобленца (Bestand 1 C Nr. 1,2 и 3). Оба больших экземпляра содержат, чтобы дать представление о внешнем объеме, 424 и 447 пергаментных листов размером 24 на 35 сантиметров в среднем; включая переплет, они оба примерно 12 сантиметров в толщину. Меньший экземпляр (Bestand 1 C Nr. 3) содержит и 494 пергаментных листа размером 20,5 на 15 сантиметров и имеет 10 сантиметров в толщину. Находящийся сейчас в немецком центральном архиве в Мерзебурге (Merseburg) так называемый «Balduineum Kesselstatt», напротив, отличается по содержанию и по внешнему виду от этих трех Кобленцских Балдуинеад (Koblenzer Balduineen), но здесь мы на этом останавливаться не будем.

С первым экземпляром Кобленцских Балдуинеад, которой зачастую обозначается «Balduineum 1», связан опубликованный здесь иллюстрированный цикл. Он состоит из трех стоп, каждая из которых в свою очередь состоит из шести двойных листов пергамента, и отдельного листа в конце, итого, из 37 листов. Величина листов в среднем 24 на 34 сантиметра. Чтобы защитить изображения от изнашивания и других повреждений при просмотре копиара, эти листы были в 1972 году извлечены из тома и с того времени хранятся отдельно.

Все правые страницы (recto) содержат иллюстрации. На 14 первых левых страницах (verso) изображены гербы Трирских воинов того же времени; работа не завершена. Эти гербы не имеют никакого отношения к иллюстрированному циклу как таковому. Однако, к сожалению, жирный контур и густое окрашивание гербов почти во всех случаях отпечатались на лицевой стороне пергаментного листа и поэтому различаются как фон на рисунках и даже на репродукциях.

Рисунки сохранились относительно хорошо. Некоторые листы из-за частого использования запачканы, особенно по краям; другие полностью пожелтели, очевидно, из-за воздействия света; небольшое число рисунков, которые рассматривали чаще или дольше, по цвету еще ближе к белому.

Все рисунки выполнены пером по пергаменту и раскрашены акварелью. Только 10 полосная иллюстрация покрыта покрывной краской; полосная иллюстрация 22 в приложенном рисунке была оставлена незаконченной. Относительно поблекшие рисунки сохранили почти весь свой интенсивный и яркий цветовой эффект за счет выполненной после рисования и покрытия краской (большей частью без предварительной прорисовки пером) обводки гербов и выделения отдельных линий красным (главным образом, уздечек лошадей, опор седел, шпор). Также были утолщены в большинстве случаев крайне тонкие желтые (золотые) линии корон, гербов и знамен на некоторых рисунках (7, 19, 21, 24, 28, 35 и 37). Сплошные коричневые штрихи пером были оттенены черным и тем самым локализованы.

Наряду с этим однако можно различить также разницу в техническом исполнении и в использовании цветов, которые позволяют отличить особенно первые двенадцать иллюстраций, то есть рисунки, относящиеся к первой тетради шести двойных листов, от двух других тетрадей. Так, в особенности, более распознаваемая, по понятным причинам, в оригинале, чем на уменьшенной репродукции техника черно-белого раскрашивания, которая добивается посредством игры теней пластического проступания фигур, позволяет распознать на рисунках первой тетради штриховку, правда, выполненную кистью, в то время как в двух других тетрадях за небольшим исключением игра теней достигается с помощью более или менее значительного смешивания красок (акварель), что производит плоскостное, растертое впечатление. Можно сравнить, например, изображение трона на полосной иллюстрации 11 с его изображением на иллюстрации 15. Другое различие между рисунками первой тетради и рисунками двух других тетрадей можно увидеть в самих красках. Было замечено, что почти на всех рисунках один человек с тонзурой, клерик, отличен при помощи красной, а с 15 иллюстрации зеленой шапочки. То, что при этом речь идет о курфюрсте Балдуине, можно, например, с уверенностью заключить по рисункам 6а и 34b. Вероятно, эта смена цветов может объясняться тем, что в Брешию прибыли кардиналы, делегированные для коронации, и с этого момента стали сопровождать поход, поэтому с Брешии, а именно, с иллюстрации 15, кардиналам были нарисованы красные шапочки, а Балдуину в качестве отличительной черты была дана зеленая шапочка. Против этого свидетельствует то, что рисовальщик не упустил случая на рисунках императорской коронации в Риме, в которой, как ему было известно, принимали участие кардиналы, изобразить последних в декоративных, широкополых, со шнурами кардинальских шляпах, а затем безо всяких сомнений отличил кардиналов этими же шляпами и на других рисунках, также он изображал короля или императора посредством короны, причем, даже в тех случаях, когда он ее точно не носил. К этому можно добавить, что на рисунке 22 рядом с тремя кардиналами в кардинальских шапочках и курфюрстом Балдуином в зеленой шапочке мы видим еще одного клерика в красной шапочке, который однако не может быть истолкован в качестве кардинала. И, наконец, на рисунке 18, после событий в Брешии, Балдуин представлен еще раз в красной шапочке. Итак, остается только одно объяснение, что зеленый цвет был взят для того, чтобы отличить Балдуина от других епископов, так же как на первых иллюстрациях красная шапочка Балдуина отличается от шапочек других епископов тем, что она выполнена покрывной краской (например, рисунки 3 и 4). Зачем же нужна замена? Загадка разгадывается крайне просто, хотя и одновременно неудовлетворительно наивно посредством обнаружения того, что зеленый цвет в первой тетради вообще не встречается (за исключением иллюстрации 10 с покрывной краской и очевидно более поздней дорисовки на рисунке 7, внизу). То, что при выполнении первой тетради зеленая краска просто отсутствовала, можно также заключить и по тому, что якорь владетелей Гогенфельс-Райпольтскирхе (Hohenfels-Reipoltskirche) должен был повторяться на бледно-голубом фоне геральдически неправильно (рисунок 9а, 11а и 12а), и лишь во второй тетради (рисунок 14b), когда появилась зеленая краска, он изображен на правильном зеленом поле.

Это пример может также напоминать о том, что художники прежних времен не имели ящика с красками, а должны были сами приготавливать краски согласно собственной потребности, и поэтому они не всегда были в их соразмерном распоряжении.

К каждому рисунку добавлено короткое латинское сообщение о представленном на нем событии, оно выполнено простыми готическими строчными буквами (минускул) и частью имеет значительные сокращения. (В транскрипции, приложенной к толкованию отдельных рисунков, сокращения проясняются). Тексты совсем не расположены или расположены плохо на пространстве листа, оставшемся после размещения рисунков. Это позволяет предположить, что, по крайней мере, рисовальщик не предвидел наличия подписей; относительно выполненной покровной краской полосной иллюстрации 10 можно в уверенностью сказать, что к ней должна была быть приделана полоска для надписи на нижнем крае за рамками рисунка. Формы названий мест позволяют установить, что родной речью писца был французский.

Кроме этих очень поверхностных, состоящих из нескольких слов надписей при рисунках сам Балдуинеум (Balduineum) не содержит никаких связанных с этой иллюстрированной хроникой надписей. Напрашивающееся само собой предположение, что эти миниатюры можно рассматривать в качестве иллюстраций к предыдущим или последующим текстам, не подтверждается. Также содержащая во введении к документарному копиару краткая биография курфюрста Балдуина не имеет непосредственной связи с этими рисунками. То, что эта цельная сама по себе иллюстрированная хроника принадлежит к Балдуинеуму и может быть рассмотрена в качестве пролога к этому тому, следует еще прокомментировать.

Каждая страница с иллюстрациями, за исключением последней, содержит две миниатюры. Они помещены в приблизительно для всех рисунков одинаковую по размеру, разделенную по середине рамку около 1,3 сантиметра шириной, размером 18,5 на 26,5 сантиментов (с отклонением до 6 миллиметров); соответственно, размер внутренней поверхности составляет в среднем 15,3 на 11,3 сантиметра. На некоторых рисунках рамка предварительно нарисована карандашом, но только после выполнения собственно рисунка она обрисована контуром. Возможно, художник рисовал при помощи манжеты, которая заполняла рамку.

Сильное акцентирование рамки для страницы и для отдельного рисунка как стилистический элемент общей композиции иллюстрированного цикла лишь постепенно было полностью распознано художником и доведено до совершенства. Очевидно, что для него были заранее определены расположение рисунков по два на странице один над другим (по французскому и английскому образцам), а также последовательность и тема отдельных рисунков. Прямая внутренняя, выходящая за рамки чистой хронологической последовательности связь между двумя рисунками на одной странице наблюдается только в редких случаях, так что ссылка на обе иллюстрации одной страницы, представление о которой дает композиция, едва ли возможна. Где для этого представляется случай, художник его использует: один раз в наивном, но одновременно из-за этого и убедительном, удачном изображении перехода через Альпы на полосной иллюстрации 7, где, несмотря на острую цезуру контура, удалось композиционное единство, а затем в наилучшем рисунке, рассматриваемом как отдельная работа этого цикла, в иллюстрации 34. Здесь два содержательно, казалось бы, не связанных рисунка посредством двух коррелирующих полукругов — одного полукруга корабля на нижней иллюстрации и другого полукруга балкона, с которого за рыцарским поединком наблюдает придворное общество, так соотнесены друг с другом, что, несмотря на мешающую строку надписи, достигается единая композиция, из-за которой становятся ощутимы внутренняя связь императора с верхнего рисунка с курфюрстами с нижнего рисунка, а также связь между развевающимися попонами лошадей меряющихся силами в рыцарском поединке соратников императора и раздувающимся парусом отплывающего за подкреплением в Германию Балдуина. Между этими рисунками находится прощание братьев (одновременно и неочевидная и трудно передаваемая тема этой иллюстрации), которые никогда больше не должны снова увидеть друг друга: после турниров (auf die Spiele in Pisa) в Пизе через несколько недель последовала смерть Генриха; Балдуин после своего отплытия в Германию никогда больше не возвратился в Италию.

Однако в остальном эти расположенные одна над другой иллюстрации являются отдельными рисунками цикла, которые хотели бы именно таковыми и быть восприняты. Здесь также рамкой снова открывается способ распознать желание художника и трудности, которые к него возникли из-за уже названных заданных условий. Первую иллюстрацию он, согласно художественному восприятию своего времени, вставил в широкомасштабно спланированную архитектуру, и таким образом попытался выпрыгнуть за ограничивающую рамку и дать представление о ширине и пространстве. Если мы захотим сравнить этот иллюстрированный цикл с другими, современными ему миниатюрами, то, в первую очередь, был бы привлечен этот рисунок, прекрасный по композиции и графическому исполнению, но также и очень типичный для того времени. Здесь же становится очевидным, какие трудности видел художник при задаче непосредственно сопоставить два рисунка, не имеющих никакой связи друг с другом, так как рациональный переход от одного изображения, полностью включенного в рамки архитектурной схемы, как это сделано на верхнем рисунке первой полосной иллюстрации, к нижнему изображению положительно невозможно. Жесткая, схематичная рамка должна быть соблюдена. Только в двух случаях художник ее переступил: один раз на иллюстрации 5 при интригующей попытке представить Кельнский ларец трех королей и на рисунке 27, чтобы придать башне необходимую высоту. Возвышающиеся над верхним внешним краем рамки знамена Балдуина на рисунке 31, должно быть, слишком поздно вспомненная учтивость по отношению к заказчику. Однако в остальном за протяженное ограничение выступают там или здесь наконечники древков знамен.

На первых рисунках художник все же попытался внутри этой рамки при помощи изображения архитектуры, по меньшей мере, создать контур и пространство, где согласно теме было представлено внутреннее пространство. Так, например, на рисунке курфюрстов полосной иллюстрации 3 верхняя ограничивающая лента, находящаяся в соответствии с узкой лентой с орнаментом на нижнем крае рисунка и разрисованная дуговым фризом, каморками верхнего этажа и гербами, имеет решающее значение для художественного суммарного воздействия отдельных иллюстраций. Также на рисунках 4 и 5 при помощи простого, но меткого обозначения сетчатого свода воспроизводится внутреннее пространство церкви. На рисунках 8, 9 и 10 это стилистическое средство упрощается почти до шаблонного обозначения, чтобы затем от него совсем отказаться, даже тогда, когда этот параметр пространства содержательно, казалось бы, был желателен, как, например, при погребении в Генуе на рисунке 17 или изображении коронации на рисунке 23. Только на верхнем рисунке полосной иллюстрации 14 еще раз употребляется архитектура внутреннего пространства, чтобы сделать возможным разделение рисунка на две части. Однако наряду с этими примерами, которые служат ограничением рисунков сверху, художник пытается затем с иллюстрации 8 создать боковое ограничение, для чего он располагает в стороне (обычно справа) ворота города. Также и здесь одновременно с плоскостными, схематическими контурами удались некоторые заслуживающие внимания варианты, которые кроме того доказывают, что художник тем самым придавал большое значение тому, чтобы его миниатюры, несмотря на более или менее одинаковыми остающиеся темы, принимали разнообразную форму. Однако более значимым является констатация того, что художник все больше отходил от изображения архитектуры как средства ограничения отдельного рисунка и этим подчеркивал неизменный поток последовательности рисунков.

Тем самым мы приближаемся к «слабому месту» данной хроники, к тому что полнота действительности мнима для привычного глаза: монотонное однообразие многочисленных изображений маршей войска из одного города в другой, нескончаемый поход тяжело вооруженных рыцарей, в середине которых король, носящий корону, и курфюрст Балдуин, а над ними — по большей части одни и те же знамена с гербами и боевое знамя, которое дополнительно подчеркивает своей длинной и чересчур узкой формой медленный и тяжелый ход торжественного марша слева направо. Эти «дорожные картины», как мы хотели бы их назвать, особенно при быстром просмотре последовательности изображений запоминаются и легко оставляют по себе ощущение все время повторяющегося, кустарно-посредственного однообразия. Однако этому прежде всего можно противопоставить то, что во все времена и даже в настоящее время повторение рассматривалось и рассматривается в качестве сознательно примененного стилистического средства, и едва ли что-то другое могло бы сделать наглядными тяготы и лишения римского похода более легко запоминающимся образом. Кроме того, 73 миниатюры этой иллюстрированной хроники нужно рассматривать в первую очередь не как статичные и композиционно законченные отдельные изображения, а как составные части последовательности изображений, которые хотели бы быть воспринятыми в качестве целого и «прочитаны», прежде всего, как постоянно продолжающееся повествование. Сами часто отрывочные, произвольно появляющиеся обрезы полей (Randschnitte) могут быть также поняты как желаемое стилистическое средство, чтобы сделать наглядным течение событий, ход повествования, в определенном смысле, сравнимое с моментальным снимком последовательности изображений кинопленки. То, что художнику в этой последовательности удались некоторые завершенные в себе, скомпонованные как единое целое отдельные рисунки и целые страницы, которые однако при этом не вырываются из хода повествования, но лишь расставляют акцент, подчеркивают критические моменты или, если угодно, как острова и скалы в тягучей и медлительной реке иногда позволяют образоваться затору или даже водовороту, именно это показывает значительные способности этого художника. Значение рамки как стилистического средства нашей хроники с этой точки зрения, особенно, при сопоставлении с изображением архитектуры с первого рисунка становится снова отчетливым. Усиливающийся отход от архитектурных элементов также показывает, как художник постепенно врастает в стиль, адекватный поставленной здесь перед ним задаче, прежде чем ему могли удаться последние три страницы, в которых повествование о последнем пути императора иллюстративно запечатлено в непрерывно переходящих друг в друга сценах: путь замкнуто-компактного, уверенно идущего войска императора ведет к большим, открытым воротам, которые однако обращены не к свету и победе, но к черноте, к ночи смерти, которая на следующем рисунке охватывает императора. Стенания и проводы в последний путь — последняя служба скорбящих спутников. Затем взгляд отрывается от могилы, направляемый восходящей линией молитв святых жен, монахов и клериков и достигающий в искупительной жертве на алтаре апофеоза императора на последнем рисунке.

И наконец в этом иллюстрированном цикле, как и во всех средневековых миниатюрах, также обращает на себя внимание фиксация человека того времени на форме, которую нельзя рассматривать как шаблонность (формальность). Так, например, изображения, на которых присутствует трон (на страницах 10, 11, 15, 16 и 22), почти похожи по композиции и жестам представленных на них персонажей. Также на иллюстрациях, где представлены сдача города или прием, оказанный королю гражданами, (на страницах 8, 16, 18, 26, 31, 32 и 33) едва ли заметна разница. Но, несомненно, отсюда было бы неправильным делать вывод о неумении художника. Скорее, здесь нужно помнить о том, что в средневековье, как и в традиции совсем недавнего прошлого, особенно в официальной жизни любое действие только тогда было правильным, то есть законным (имеющим законную силу), когда оно было исполнено согласно точно установленных форм не только написанных и произнесенных слов, но и внешнего поведения и жестов, хотя эти формы могут, возможно, показаться нам сегодня поверхностными и несущественными. К этому можно добавить, что изобразительное искусство имело до мелочей определенный словарь жестов, например, жестов рук, который для нас, современников, кажется довольно чужим, однако еще используется в литургической молитве.

Конечно, в этом отношении миниатюры нашей иллюстрированной хроники обнаруживают очень примечательные образования: рядом с формально верным изображением событий и содержания посредством установленного языка форм представлены в деталях конкретно правильно и определенные сцены, то есть проявляются начала реалистического способа наблюдения и изображения (не путать с натурализмом образца Нового времени). Кроме точной передачи костюмов и вооружения, в некоторых случаях выписанных до мельчайших деталей, что, как показывает заметка на полях полосной иллюстрации 22, недвусмысленно требовалось заказчиком, в особенности для изображения характерных голов некоторых персонажей, где для художника того времени начиналась едва ли известная ему территория, отчего удавшиеся там типы — почти карикатуры — заслуживают намного более высокую оценку (например, на страницах 6, 10, 18 и 32). Также в этой связи с «современно-прогрессивными» явлениями можно назвать частью удивительно меткие попытки перспективистского рисования (особенно некоторые рисунки с изображением трона и два городских вида).

Посредством этих наблюдений можно неявно ответить на вопрос: является ли этот цикл произведением одного мастера или к нему приложило руки большее число человек. Все произведение являет собой такое единство образования, что концепция иллюстрированной хроники может быть с уверенностью приписана только одному художнику. Однако, при наличии средневековой, ориентированной на ручной труд мастерской художника это не исключает участия и других работников. Одновременно с различиями сугубо технического порядка другие различия, являющиеся также и различиями по качеству, делают это очевидным. Так, например, сравнение рисунков лошадей позволяет проявиться поначалу ремесленной униформе. Плавно изменяющиеся, схематично прорисованные задние конечности, еще больше подчеркнутые при помощи стереотипной смены цвета, выдают не напрямую художественную одаренность (напротив, относительно голов уже раз отваживались на эксперимент); и когда в конце концов на полосной иллюстрации 24 обнаруживается парящий в воздухе конь императора, кажется, подтверждается подозрение, что большинство этих лошадей, в особенности на “дорожных иллюстрациях”, формально было заимствовано с некоторого образца. Однако, если сравнить полные жизни изображения скачущих друг на друга лошадей на рисунке турнира иллюстрации 34, тогда не останется больше сомнений в том, что здесь приложило руки большее число художников. Наконец, это проявляется и при сравнении батальных рисунков (на страницах 10, 13, 14, 18, 19, 21, 22, 28 и 30). Интересно уже то, что рыцари, обычно представленные в походе стереотипно в сферических шлемах (небольшое исключение только на страницах 29 и 31), здесь носят шлемы крайне различных форм, а именно: на всех батальных иллюстрациях, из которых и здесь можно заключить о наличии общего образца или «направляющего рисунка» (Richtbild), далее при изображении отдельных деталей снова проявляется несомненная качественная разница. Трудно обозреваемой суматохе на рисунке 14 и злополучному тройному нападению немецких рыцарей с мечами на, по-видимому, без сопротивления скачущих напрямик брешианцев на рисунке 13 противостоят живо волнующие сцены рисунков 18 и 21, которые выделяются не только благодаря эффекту развевающихся попон (что также пробовалось и на рисунке 13), но вообще выдают более свободное обращение с художественными возможностями. Наконец, тщательно прорисованная батальная сцена на рисунке 28, единственная, в которой император принимает непосредственное участие и размахивает мечом, показывает, что не только отдельные поверхностные битвы, но и переливающаяся через край суматоха сражения могут быть убедительно изображены.

Имена мастера этой иллюстрированной хроники и его помощников неизвестны. Мы можем только с уверенностью сказать, что рисунки должны были появиться еще при жизни Балдуина, то есть до 1354 года, поскольку можно заметить на полях исправления, сделанные рукой самого Балдуина (на рисунках 23 и 33, на репродукции они неразличимы), так что более чем вероятно иллюстрированный цикл датируется тридцатыми или сороковыми годами четырнадцатого столетия, где-то около 1340 года.

Неоднократно предполагаемое участие художника в римском походе представляется нам сомнительным. Несомненно, верно, что иллюстрированная хроника сообщает о многих деталях, которые могли быть известны только очевидцу, и исправление к рисунку 22b, изображающем битву Балдуина с одним из Орсини, и замечание к рисунку 27а о героическом поступке Дж.Барбьера (J.Barbier) показывают, что заказчик хотел натуралистической точности в деталях. Однако именно при этом условии констатация того, что все короны были изображены неправильно (ср., разъяснения к иллюстрациям 9b и 24b), говорит против предположения, что художник сам принимал участие в римском походе, поскольку как участник он, естественно, знал бы правильные формы и попытался бы передать их по возможности правдоподобно. Также необходимо допустить, что художник, который старался передать гербы немецких участников с наибольшей точностью, передал бы верно и итальянские гербы, если бы они были бы ему известны; но ему как участнику римского похода, по меньшей мере, некоторые эмблемы должны были бы запомниться; однако же он вынужден был прибегнуть к помощи чистой фантазии или использовать гербы, хотя и не соответствующие действительности, но все же довольно оправданные в смысловом отношении (Орсини (Orsini) — медведь, Кресченти (Crescenti) — полумесяц).

Диковинная растительность рисунка 7, приводимая в качестве аргумента того, что художник принимал участие в походе, очень похожа, например, на растительность Клостербургской «Biblia Pauperum», написанной почти в то же самое время, и может быть найдена у Джотто; также с полным правом можно поставить под вопрос, бесспорно ли то, что крайне наглядный рисунок евреев на полосной иллюстрации 24 действительно мог бы быть нарисован только очевидцем. То, что многочисленные сцены этой иллюстрированной хроники представляют совершенно определенные события и особенно в деталях также натуралистически точны, не может и не должно быть повергнуто сомнению; именно в осуществимости непосредственного переживания, возможной из-за этого, состоит особое очарование многих этих миниатюр. Но не объясняется ли эта близость к событиям только тем, что художнику были даны совершенно точные указания относительно отдельных рисунков, а, возможно, даже и устные или письменные описания отдельных эпизодов с точной характеристикой деталей, которые он затем выполнил так хорошо, как он был способен? Некоторые неточности в очевидных само собой разумеющихся вещах, которые не получили достаточного объяснения в формальном намерении художника, могли бы быть так поняты. Мы знаем, что курфюрст Балдуин собственноручно «исправлял» иллюстрированную хронику, поэтому привлекательно предположить его содействие как рассказчика также и при расположении и исполнении отдельных деталей.

В конце концов, на вопрос о том, какая цель ставилась перед этими рисунками, нельзя с уверенностью ответить. Иллюстрированная хроника была присоединена к одной из больших Балдуинеад (Balduineen) и подходит к этому тому точно по формату. Следовательно, не было бы никаких оснований приписывать какую-либо другую задачу этим иллюстрациям, кроме введения в большое собрание документов курфюрста. Иллюстрированный цикл, наконец, является не только хроникой римского похода императора Генриха, которая в собрании документов Трирского курфюрста занимала бы слишком странное место, но и памятником Балдуину Люксембургскому. Об этом мы еще будем говорить. В любом случае последовательность иллюстраций такая, какая она есть, имеет значение. Возможно, что вопрос о каком-то ином предназначении никогда бы и не был поставлен, если бы Иоанн из Виктринга (Johann von Viktring) в своей завершенной в 1341 году Liber certarum historiarum не сообщил, что архиепископ Балдуин «велел искусно и великолепо изобразить в своем дворце почти все деяния своего брата» (omnia pene gesta fratris in palatio suo egregie et artificialiter valde depinxit). Предполагалось, что под этими рисунками можно подразумевать только большую настенную живопись во дворце архиепископа Трирского, о которой тем не менее не дошло никаких свидетельств, и затем делался вывод, что иллюстрации Балдуинеума должны были быть, скорее всего, набросками к этой (утраченной) настенной живописи. Именно в полосной иллюстрации 10, выполненной покрывной краской, предполагалась возможность распознать полностью разработанный в цвете эскиз этой живописи. Эта мысль соблазнительна. Не было ли это в высшей степени странно, что об этих один над другим расположенных 73 рисунках, занимающих такую значительную поверхность на стене и выдающихся уже своим объемом, должно было быть остаться одно только это сообщение? Нет никакого основания сомневаться в надежности Иоанна из Виктринга, и для того, что он должно быть только слышал об этом плане, его данные слишком определенны. Однако не должно ли спросить, были ли эти рисунки вообще предусмотрены и пригодны для окрашивания поверхностности? Поставить такой вопрос означает негативно на него ответить. Это показывает наряду с выполненной иллюстрацией 10 рисунок 22, оставленный в промежуточной стадии. Здесь еще все части, которые должны были быть выполнены покровной краской, оставлены свободными, то есть не раскрашены, что легко узнаваемо на одеяниях верхней иллюстрации. Из этого с уверенностью можно заключить, что только эта полосная иллюстрация 22 была предусмотрена для окраски поверхности. Возможно, художник отложил завершение этого рисунка согласно первоначальному плану и оставил незавершенным нижний рисунок, которому не достает только фона, так как уже полосная иллюстрация 10 показывала всю проблематичность покрывного раскрашивания этих и без того крайне плотных рисунков, которые должны были быть из-за этой дополнительной перегрузки цветом трудно обозреваемыми. Если эта интерпретация верна, тогда эти рисунки являются не более или менее незавершенными набросками, но завершенными иллюстрациями, которые в том или ином месте могли бы быть переработаны, но по существу они были предусмотрены таковыми, каковы они есть здесь и сейчас. И хотя из этого нельзя сделать вывод о том, что эти рисунки не могли бы быть переведены в большую настенную живопись, тем не менее, можно в значительной степени сомневаться в том, что наброски могли бы быть выполнены с подобным тщанием, как это произошло в этом случае; слабого намека на окрашивание было бы тогда достаточно.

А сообщение Иоанна из Виктринга? Нам кажется, что эти данные можно также без особых трудностей связать с иллюстрированным циклом. Поскольку Иоанн не говорит, что Балдуин повелел изготовить настенную живопись, но только приказал нарисовать иллюстрации в своем дворце. Не мог ли он иметь в виду, с таким же успехом, рисунки в книге, которые он видел во дворце в Трире или о которых он слышал? Тогда речь идет, естественно, о нашей иллюстрированной хронике.

Это упоминание было бы в таком случае не только важным критерием для датировки иллюстрированной хроники до или около 1341 года, но и литературным свидетельством цикла. Однако, в остальном он кажется был в скором времени забыт, погребенный в мало доступной административной книге архива курфюрста. Издатель немногим позже записанных «Деяний Балдуина» (“Gesta Baldewini”), очевидно, еще знал хронику, так как он слово в слово цитирует многичисленные подписи к рисункам. Отзвуки находятся также и в сохранившемся в Метцерской хронике Жака Де датирующемся еще серединой 14 века старофранцузском эпосе Симона Марвилльского о походе императора Генриха, однако, возможность установить прямые связи между ними отсутствует. Затем мы слышим о рисунках вновь уже в 17 столетии.

Если мы правильно поняли свидетельство Иоанна из Виктринга, тогда уже один современник Балдуина видел в иллюстрированной хронике прежде всего, если не исключительно, описание деяний императора, так же как и до настоящего времени в большинстве случаев говорилось об этом иллюстрированном цикле римского похода Генриха VII. Это монопольное упоминание Генриха VII и почти только одного римского похода, конечно же, необоснованное, хотя и понятное при таком многочисленном количестве итальянских рисунков сужение. Правда, мы напрасно искали полностью удовлетворяющее название, точно так же как мы не смогли распознать никакого ясного плана, кроме исключительно хронологического, последовательности иллюстраций. Однако, настолько же верно, что по крайней мере сначала не планировалось создавать хронику, полностью посвященную жизнеописанию Генриха.

Первый рисунок повествует о посвящении Балдуина в сан епископа. Хотя граф Генрих принимал участие в торжествах по этому случаю, он на иллюстрации ничем особенным не выделен. Также Генрих, весьма предположительно, был и при событии передачи Балдуину сообщения об убийстве короля Альбрехта, изображенном на втором рисунке, но это здесь тоже не упомянуто. Наконец, рисунки с 2а по 3а исключительно касаются Балдуина и сообщают о его вступлении во владение епископатом. Конечно, посредством этих событий говорится о решающих происшествиях и в жизни императора Генриха, так как приобретение Трирского курфюрста было самой важной предпосылкой для того, чтобы Генриха избрали немецким королем, однако, начинать «Деяния Генриха» (“Gesta Henrici”) посвящением Балдуина в епископы было бы слишком нелепо. Только с рисунка 3b, с процедуры выборов курфюрстами короля, впервые появляется Генрих, однако опять же еще только косвенно и, главным образом, в приложенном описании, на иллюстрации изображены только семь курфюрстов, а не избранник; этот рисунок еще можно также хорошо связать с первыми пятью иллюстрациями из «Жизнеописания Балдуина» (“Vita Balduini”), так как выборы во Франкфурте были его первым большим политическим достижением. Начиная с рисунка 4а, Генрих в первый раз самолично появляется и становится центральной фигурой последующих трех рисунков. Однако, не характерно ли то, что на рисунке 5b, изображении свадьбы Иоанна в Шпайере, также представлен Балдуин, узнаваемый по сияющей красной кардинальской шапочке, несмотря на то, что он вообще не принимал участия в этом мероприятии? Затем следующий рисунок показывает, вероятно, крайне случайную, но из-за этого и особенно радостно использованную встречу между Балдуином, находящимся на пути к пункту сбора римского похода, и Иоанном, направляющимся в его новоприобретенное королевство Богемию, то есть личностно-приватную встречу, которая принадлежит исключительно биографии Балдуина, но никак не Генриха. И также следующий рисунок, на котором изображен вклад Балдуина в римский поход, относится больше к Балдуину, чем к Генриху. Только с перехода через Мон Сени (полосная иллюстрация 7) собственно начинается описание римского похода Генриха. Но и здесь почти на всех рисунках Трирскому курфюрсту предоставлено центральное место, которое он, по крайней мере в таком масштабе, едва ли занимал в действительности. В особенности, подчеркнуто участие Балдуина в сражениях (страницы 19 и 22), что представлено точно и в деталях. Сразу два рисунка (полосная иллюстрация 31) посвящены особой экспедиции против Санта Мария Новелла (S.Maria Novella), которой руководил Балдуин, и лишь один рисунок (32а) — в то же время предпринятому маршалом королевского войска военному мероприятию. И наконец, обратное путешествие Балдуина из Пизы в Германию представлено на совершенно особенном, выделяющемся своей композицией рисунке (полосная иллюстрация 34).

Если рядом с линией жизни Балдуина наблюдается линия жизни императора Генриха, необходимо зафиксировать, что эта последняя до перехода через Альпы находится в значительной степени на заднем плане. Представлены возвышение и избрание королем, посещение Кельна и свадьба его сына в Шпайере (рисунки с 4а по 5b). Было бы, естественно, возможным, здесь повествовать также и о времени до выборов, о поездке Генриха по Империи, об имперских собраниях в Шпайере и во Франкфурте, о погребении обоих предшественников в Шпайерском соборе и о других подобных событиях, если бы основной темой цикла было бы жизнеописание (Vita) императора.

Сущность повествования, без сомнения, сосредоточена на событиях итальянского похода, и здесь поэтому, само собой разумеется, фигура императора стоит на переднем плане. Однако, этот римский поход был также частью биографии Балдуина, как вообще пять лет жизни Балдуина до выборов Генриха королем в 1308 году до его смерти в 1313 году сопряжены с событиями, происходящими вокруг его брата Генриха. Балдуин в эти годы стоит за или рядом со своим братом, императором, так представляет это хроника. Этот отрезок жизни заканчивается вместе со смертью Генриха; последний рисунок изображает мертвого, окруженного ангелами императора в небесном шатре, а над ним — гербы графства Люксембургского и королевства Богемского, а также орла Империи.

Кажется, первый рисунок этой хроники, повествующий о посвящении Балдуина в сан епископа, и этот последний рисунок апофеоза императора стоят без какой-либо связи рядом друг с другом. Можно попытаться представить, что из-за широкомасштабного описания итальянского похода первоначально запланированное жизнеописание Балдуина неизбежно превратилось в биографию императора, которой теперь только не хватает начала, или предположить задуманное, но так и не осуществленное продолжение описания деяний Балдуина после смерти его брата. Оба варианта, пожалуй, не необходимы, если видеть в этом последнем рисунке связь не только с мертвым императором, но и в Балдуином. Поскольку именно здесь выражено то, что Балдуин в этих рисунках хотел видеть представленной эпоху своей жизни, начавшуюся его посвящением в сан епископа в Пуатье и закончившуюся вместе со смертью его брата в Буонконвенто (Bounconvento). Для него начался новый отрезок жизни, конец которого ему тогда, когда эти рисунки были сделаны, еще не был известен. На гербах последней иллюстрации, возможно, Балдуин наметил себе некоторую программу, так как, что касается Генриха, здесь не хватает на своем месте богемского льва, однако, не Генрих получил корону Богемии, а его сын Иоанн. Так же как в начале рисунков стоят папа и епископ, так здесь в конце стоят Люксембург, Богемия и Империя.

Тем не менее уже Иоанн из Виктринга видел, а сегодня видим и мы, а этой иллюстрированной хронике Балдуинеума, главным образом, историю императора Генриха VII и его итальянского похода. И при всем признании одаренности и стилистического своеобразия художника, который после первоначальных попыток, сосредоточенных больше на отдельных сценах, в конце концов нашел адекватную его задаче форму в ясной разработке повествовательно-хроникальных элементов и при этом сумел расставить в крайне значительных отдельных работах и в некоторых убедительно удачных композициях легко запоминающиеся акценты, эта последовательность иллюстраций в первую очередь по праву считается культурно-историческим документом. Особенность этого изображения просто заключается в том, что не существует никакой другой, сравнимой с этой иллюстрированной хроники итальянского похода, и в неповторимости отдельных сцен. Выборное собрание курфюрстов — старейшее наглядное изображение этой коллегии, еще до того как число семь было окончательно закреплено в правовом отношении в Золотой Булле; посажение короля на алтарь во Франкфурте, различные изображения праздничных и коронационных обедов и вручение Моисеева закона евреям Рима — все это события немецкой и европейской истории, которые здесь были изображены впервые. Ни одному немецкому правителю не было создано подобного жизнеописания. Многочисленные небольшие детали истории развития платья и моды, вооружения и оружия, уздечек лошадей и столовых приборов, многие геральдические символы, батальные рисунки и рыцарские поединки, многие литургически значимые детали, одним словом, широкий спектр рыцарской будничной и праздничной жизни, в поединках и в сражениях, по отношению друг к другу и друг с другом, в еще не разорванном христианском единстве церковной и светской службы, в расцвете человеческой жизни и смерти разработан на пестрой палитре этих 73 рисунков. Их особое очарование заключается в том, что здесь представлены не только величие, царственность и трагичность жизненного отрезка одного церковного курфюрста и недолгих лет правления одного немецкого короля и императора, но наряду с этим на некоторых рисунках и во многих небольших деталях угадывается снова и снова совершенно личностное переживание этих двух людей — Генриха и Балдуина Люксембургских.