Императив

— А зачем вы это делаете?

— Простите?

Психоаналитик выглядел именно так, как должен выглядеть психоаналитик — благообразный, немолодой, с пепельной гривой аккуратно причесанных волос и окладистой ухоженной бородкой. И, конечно, строгими квадратными очками. Он поднял глаза от блокнота и, усиливая слова скупыми, но выразительными движениями кисти, пояснил:

— Вы сказали, что во сне вы бегаете по лестничным пролетам и галереям — с какой целью? Вы ищете что-то? Убегаете?

— Да я… — я, если честно, был в тупике, — н-ну я… как-то не думал… Ну, это же сон, понимаете? Просто надо бежать и… бегу.

— Угу, — выдохнул в бороду мужчина и сделал пометку в блокноте, — расскажите подробнее про то, что вы видите.

— Лестницы, — вздохнул я, — лестничные клетки, пролеты, двери. Иногда галереи, знаете, как коридор, в котором много дверей открываются одна за другой. В одном из снов такая галерея была почти бесконечной, я все бежал, бежал — а за каждой дверью была новая и новая. И все вокруг как в эрмитаже — вензеля, канделябры, позолота. И мне надо было добежать до конца, но я думал, что конца уже нет и не будет и я так и буду бежать среди этой роскоши от двери к двери. Это жутко выматывает.

— Добежали?

— Что? — мне казалось, что я выгляжу полным идиотом.

— До последней двери добежали? — терпеливо уточнил психоаналитик. — Вам же надо было к последней двери в галерее. Добежали?

— А, да, — я замялся, — почти перед самым пробуждением галерея закончилась.

— И за последней дверью было…?

— Лестничный пролет, — тоскливо признался я. — Знаете, такой… как в питерских домах — узкий, с металлической клеткой лифта. Ступени стоптанные, стертые. Смотрели когда-нибудь сериал «Улицы разбитых фонарей»? Вот что-то такое. Я начал по нему подниматься и проснулся.

— Почему не вниз? — полуседая бровь изогнулась, подчеркнув вопрос.

— Ну… не знаю. Если не знаешь куда идти, то, наверное, неважно куда, правда?

— Иногда очень важно, куда вы идете именно тогда, когда не знаете куда идти. Сны повторяются?

— Нет, этой галереи я больше не видел, если вы об этом.

— Продолжения? Та лестничная клетка, по которой вы начали подниматься — вы продолжили подъем?

— Э-э-э… — я задумался.

Да черт его знает, столько этих клеток, лестниц, галерей. Когда годами в снах ты носишься как угорелый по безумной мешанине переходов, как-то трудно уследить, в котором из них ты уже бегал.

— Я не могу сказать.

— У вас есть ощущение единого маршрута? Конечной цели, примерного пути?

— Н-нет, мне просто надо бежать.

— Хорошо. Теперь стандартные вопросы, — он всмотрелся в свой блокнот и перевел взгляд на меня. — Вы женаты?

— Да.

— Дети?

— Двое.

— С женой хорошо ладите? Как секс? — он приподнял брови.

Я пожал плечами, бессознательно коснувшись кольца на безымянном пальце.

— В целом — все в порядке. Как у всех, наверное, — я снова пожал плечами. — Никаких перекосов, если вы про это. Ну, ругаемся иногда. Но сразу миримся. Я её не бью. Она меня тоже.

— А регулярность секса?

— Ну, когда как. Пару раз в неделю, в среднем…

— В фрейдистской трактовке лестницы — это метафора полового акта. Подъем и спад желания. Но его подход очень ограничен и для вашего случая не подходит, так что будем искать дальше. Какие еще подробности вы можете припомнить?

— Ну… — я снова задумался, и в голове сразу всплыл недавний сон. — Иногда бывает, что часть ступенек обвалилась и надо искать обходные пути. Карабкаться по перилам или вообще чуть ни на карниз вылезать, где мостики деревянные перекинуты. И всегда куча этажей, и подъезды, и не поймешь, где выход, из одного подъезда попадаю в другой, из другого — в подвал или на крышу, и лифты эти, часто вот такие старые, где двери надо самому закрывать и тебя в кабине видно.

— Вы говорите — подвалы. Вы помните, как они выглядят?

— Один раз был такой сон: я возвращаюсь домой, захожу в подъезд, поднимаюсь на третий, где живу, а моей двери нет. Соседняя есть, а моей — нет. И тут сбоку такой проход — иду по нему и попадаю в соседний подъезд. Начинаю спускаться вниз. Там подвал. В нем стоят кровати, как в ночлежке, валяется мусор какой-то, грязища. Я еще тогда подумал — может, они бомжей сюда пускают, за копеечку. Там еще была такая странная штуковина, типа коня в полный рост, искусственного, ну как какой-то экспонат или декорация. Не чучело, а просто из досок и ткани такой типа «конь»…

— Ого, — бородач шуршал карандашиком в блокноте.

— И… вы спрашивали, есть ли повторы. Да, повторяются эти сломанные ступени или отсутствующие лестничные марши. Например, я бегу вверх, и вдруг бац — а там нет ступеней. Дальше они есть — а здесь то ли обвалились, то ли что. И никак не подняться. И я, держась за перила, кое-как лезу вверх. А бывает, что перил нет вообще. И тогда уже не залезть. Нужно идти в соседний подъезд и искать оттуда проход.

— То есть, кроме галерей и лестниц, все-таки есть выход на улицу? Что там?

— Я бы не назвал это улицей… — задумался я. — Глухие дворики-колодцы, иногда крыши, но со всех сторон высотки или какие-то надстройки. Чаще всего вариантов куда идти, особо нет…

— У вас был сексуальный опыт с мужчинами?

— У меня… Что?! — я ошарашенно уставился на него. — Нет! Вы что, думаете я…

— Я пока ничего не думаю, — мягко улыбнулся он. — Ваши сны похожи на поиск чего-то, чего вы заведомо не можете достичь. Сны — отражение реальности, а сексуальные переживания одни из самых глубоких в жизни человека. Я бы хотел, чтоб вы отвечали откровенно.

— Нет я… Нет, — я чувствовал, что краснею. — Я совершенно точно не… гей. Мне нравятся женщины, я уверен. Жене моей тоже…

Я замялся, чувствуя неловкость фразы, но психоаналитик охотно подхватил, лукаво блеснув очками:

— Жене вашей тоже нравятся женщины, понимаю, — он улыбнулся, давая понять, что это шутка.

Я вежливо посмеялся, ухватившись за возможность сгладить неловкий момент.

— В общем, дело не в этом, если вы думаете, что… Нет, нет, не думаю.

— Хорошо, я понял, — кончик карандаша вновь забегал по страничке блокнота, потом с шелестом вычеркнул там что-то. — Видимо, причина снов с сексуальной жизнью не связана. Так даже интереснее.

Спинка кресла еле слышно скрипнула, когда психоаналитик откинулся на нее.

— Сексуальный подтекст самый простой и очевидный, он лежит на поверхности и не представляет особого интереса. А ваш случай имеет, похоже, более глубокие корни. Я с удовольствием за него возьмусь.

— Спасибо большое! Вы не представляете, как я устал от этих лестниц, — я с облегчением встал с кушетки и протянул руку пожилому мужчине.

— Попробуем найти выход, — ободряюще улыбнулся тот, отвечая на рукопожатие. — Жду следующей встречи.

— День добрый, молодой человек, — психоаналитик дружелюбно подал мне руку и жестом указал на кушетку. — Садитесь, садитесь. Вы выглядите отдохнувшим, это радует.

— Да вы просто волшебник! — воскликнул я, поудобнее пристраиваясь на кушетке. — С тех пор, как я к вам хожу, сны о лестницах как рукой сняло!

— Любопытно, — хмыкнул он. — А что снится теперь?

— Ничего! Ну, то есть, может, что-то и снится, но я не помню. Сплю как убитый, и совершенно точно — никаких лестниц.

— Занятно, занятно, — карандашик ожил и сновал по листочку блокнота, шурша, словно сухие осенние листья на ветру.

Правда, выражение лица мужчины показалось мне слегка встревоженным, но я не стал зацикливаться на этом. Сны прошли, значит, он точно сможет мне помочь.

— Давайте сегодня попробуем вспомнить самые яркие воспоминания из снов. То, что запомнилось даже среди повторяющихся декораций. Вот самое первое, что придет в голову, попробуйте.

Я задумался. Первое что приходило в голову — галереи, коридоры, мешанина переходов… сломанные ступени, иногда целые пролеты. Кучи ломаного кирпича в узком темном дворике, груда мятого кровельного железа на крыше, где я порвал рубашку…

— Рука! — выпалил я. — То есть шрам на руке! Он пропадает во сне!

— Так, так, вот это любопытно, — он придвинулся поближе и внимательно посмотрел на меня. — У вас есть шрам?

— Да, вот тут, — я вытянул левую руку, демонстрируя закрытое рукавом рубашки предплечье. — В детстве неудачно упал с велосипеда на консервную банку, распорол от запястья до локтя, я сейчас покажу…

Я начал расстегивать пуговицу манжеты.

— Не надо, не надо, — торопливо замахал руками врач. — Я, знаете ли… Э-э… Впечатлительный.

Он смущенно улыбнулся.

— Моя область, слава богу, не касается физических э-э… аспектов. Так, говорите, пропадает?

— Да, в одном из снов я выбежал на крышу, там тесно было, кучи хлама, железо кровельное, дома вплотную, высотки. Споткнулся на бегу, растянулся во весь рост, рукав порвал — а там шрама нет. Он заметный, длинный как веревка, сразу видно.

— Интересно, очень интересно. Значит, если вдруг заплутаете в незнакомом здании — всегда сможете проверить, спите вы или нет, — очки опять лукаво блеснули, приглашая посмеяться, что я и сделал.

Как-то даже не приходило в голову такое, и правда забавный способ, если нападут сомнения. Всё-таки толковый мужик, вроде и без напряжения, с шутками, а вытягивает интересные вещи. Нет, я точно не зря сюда хожу.

— Скажите, молодой человек, — мне показалось, что голос его зазвучал немного тревожно, будто с опаской. — А вы… в своих снах встречали когда-нибудь людей?

— Нет, — сразу ответил я. — Людей никогда. Вообще никого живого.

— Может, голоса из квартир в подъездах?

— Нет, голосов тоже, я… Понимаете, я даже не пытаюсь заходить или слушать, я всегда знаю, что квартиры заперты и пусты. Ну, кроме тех, в которые мне надо войти, там открыто — но за дверью редко бывают именно квартиры, чаще коридоры опять.

— Ясно, — очередной росчерк грифеля. — А груды хлама, о которых вы говорили — там были хотя бы следы недавнего пребывания людей?

— Хлам… — я задумался. — Да, я припоминаю, кажется, мусор на лестницах… бычки и фантики, шелуха от семечек. Да, точно, иногда в подвалах были целые кучи мусора — пластиковых бутылок, стаканчиков, кукол каких-то… даже, простите, презервативы.

— Свежего? Мусор недавно выброшен? Может, люди где-то недалеко?

— Н-нет, эти вещи… какие-то заброшенные… давно лежат. Пыльные, слежавшиеся. Нет, никаких намеков на близость людей, — покачал головой я.

— Скажите, молодой человек, — психоаналитик вдруг придвинулся поближе и внимательно посмотрел на меня сквозь поблескивающие грани очков. — Кто вы?

— В… в… каком… смысле, — меня, почему-то, огорошил этот вопрос.

— В снах, — поспешил уточнить мужчина. — В ваших снах, во время бега по лестницам — кто вы?

— А, — облегченно выдохнул я, чувствуя, как по коже почему-то бегают мурашки. — В снах… Да… Я как-то не думал даже. Понимаете, я особо не задумываюсь там ни над чем, в голове вообще пусто. Чаще всего надо просто спешить к какой-то двери, как тогда в галерее, бежать и потом дальше бежать. Спешка, бег — там это основное…

— Императив, — кивнул он, не сводя с меня пристального взгляда. — Безусловное требование. Это типично, на самом деле. Широко распространено. Что же, спасибо за откровенные ответы. Мне пока надо будет кое-что обдумать.

Он постучал карандашиком по блокноту. Я встал, и мы опять пожали друг другу руки.

— Буду рад увидеть вас снова, — мне почудился какой-то нажим в его словах, но я не стал придавать этому значения.

Знает мужик свою работу, крепко знает. Сны-то прошли.

— Ну как у вас дела? — вид у психоаналитика сегодня был слегка встревоженный, будто неуверенный.

Даже в обычно аккуратно причесанных волосах чудился легкий беспорядок.

— Чудесно, — заулыбался я, усаживаясь на кушетку. — Вы просто волшебник. Сплю как убитый, отдохнул наконец-то. Спасибо вам.

— Что вы, что вы, какие благодарности. Это моя работа, смысл… существования, можно сказать. — Карандаш коротко постучал по блокноту. — Мы с вами провели уже… немало… встреч. Я хочу сегодня отметить кое-какие важные, как мне кажется, моменты наших бесед и озвучить основные выводы, которые я сделал.

Неуверенность и напряженность мне все-таки не чудилась. Я кивнул, всем своим видом показывая, что по его слову готов хоть в огонь. Примерно так и было, поверьте. А если не верите — то вы просто никогда не бегали годами каждую ночь черт его знает где. С чем вас и поздравляю.

— Итак, — кивнул он и, поглядывая в блокнот, начал перечислять, припечатывая каждый пункт ударом карандаша по столешнице.

— Первое: в своих снах вы никогда не чувствовали ни цели, ни пути, по которому должны следовать. Только необходимость движения, бега.

Я кивнул, заметив, что в пепельных волосах сегодня и вправду было несколько прядей, шагавших «не в ногу».

— Второе: в своих снах вы не отдаете себе отчет в том, кто вы — даже не задумываетесь над этим.

И немного неровно сидел галстук, заметил я, кивая, и почувствовал смутную тревогу.

— Третье: с тех пор, как вы начали посещать меня, сны с пролетами и галереями полностью прекратились.

— Да, спасибо вам огромное, вы даже не представляете…

— Простите, что перебиваю, — он виновато глянул из-под очков. — Но я бы хотел закончить перечень.

— Конечно-конечно, простите, — я приподнял руки и показал ему раскрытые ладони. — Я весь ваш.

— Благодарю. Четвертое, на мой взгляд, самое важное — ваш шрам. Вы уверены, что в снах он пропадает.

— Да, — уверенно кивнул я и посмотрел на рукав рубашки, под которым пряталась белесая веревочка старой раны. — В снах его точно нет.

— В снах точно нет, — устало повторил психоаналитик, откинувшись на спинку кресла. — А сейчас я расскажу вам, к чему я пришел… К каким выводам.

Он встал, прошелся к окну и обратно, снова сел в кресло. Потер лоб и как-то неуверенно глянул на меня.

— Мне нужно, чтобы вы выслушали меня внимательно, постарались вдуматься в то, что я скажу.

— Да, конечно, — с готовностью кивнул я.

Ради избавления от навязчивых ночных путешествий я и вправду был готов на все.

Он снова потер лоб и, откинувшись в кресле, заговорил, глядя в блокнот.

— Знаете, я хороший психоаналитик. У меня богатый опыт, правда. Но ваш случай, пожалуй, самый удивительный. Судьбоносный, я бы сказал. Вы в прямом смысле можете изменить в моей жизни все.

Я послушно внимал и вдумывался, но пока ничего понять не мог. Каким образом мои дурацкие сны могут что-то поменять в карьере серьезного специалиста? У него таких случаев, наверное, пруд пруди, даже похлеще. Может, какой-то трюк психологический? А, к черту, я готов, пусть хоть гипнотизирует, зато сны прошли…

— Я хочу задать вам вопрос, на который, как я думаю, можете ответить только вы. Надеюсь, можете, — он вдруг снял очки и подался вперед.

Взгляд его, без очков, стал каким-то беспомощным и просительным.

— Ответьте, пожалуйста, искренне.

— Да, конечно, — я был немного ошарашен такой переменой в уверенном обычно человеке. — Задавайте любой вопрос, который…

— Как меня зовут?

Несколько секунд я сидел открыв рот, и моргал.

— Что, простите? — выдавил я, когда язык опять начал меня слушаться. — Как вас…

— Зовут, — кивнул он. — Имя, отчество. Фамилия. Не то чтоб это играло какую-то роль, но мне просто любопытно. Личный интерес, не врачебный.

— Я не понимаю, — промямлил я.

— Сосредоточьтесь и просто назовите мое имя.

— Я… я… простите… — в голове был полный кавардак. — Я… забыл… кажется…

— Жаль, — вздохнул он и опять откинулся на спинку кресла. — Хотелось узнать. Ну, теперь, наверное, не важно.

— Послушайте, — я вдруг разозлился. — Какое это имеет отношение… Ну, то есть, простите, ради бога, это ужасно невежливо с моей стороны — забыть ваше имя, но это вряд ли имеет отношение к моим снам.

— Имеет, как ни странно, самое что ни на есть прямое, — он сел прямо и сложил руки перед собой. — Но перейдем к основному. Позволите еще вопрос?

— Опять этот… — я все еще злился. — Личный интерес?

— Нет, теперь вполне врачебный. Как зовут вас?

— Слушайте, если вы думаете, что это смешно…

— Как вы сюда приехали? На каком этаже располагается мой кабинет?

— Хватит! — я вскочил, чувствуя, что меня трясет. — Вы издеваетесь надо мной? Кто дал вам право… Знаете, хватит! Я ухожу!

Я развернулся к двери.

— Не советовал бы вам выходить, — мрачно сказал врач мне в спину.

— Что?! — я круто развернулся обратно. — Вы мне угрожаете?!

— Ну что вы, — теперь уже он показал мне ладони в успокаивающем жесте. — Я ведь говорил, что расскажу вам о выводах, которые сделал. А вы обещали слушать и вдумываться. Вот вам вывод — я бы на вашем месте из кабинета не выходил. Попробуете вдуматься?

Я кипел, как котелок на огне, но вспомнил о своем обещании и попробовал обдумать его вопросы. Как его зовут — ой, ну подумаешь, забыл. На каком этаже кабинет? Как доехал? Ерунда какая-то. Как зовут…

Меня.

Огонь потух, а в кипящий котелок сыпанули ледяных кубиков. До краев.

Как меня зовут?

— Вот теперь я вижу, что вы задумались, — грустно заметил он. — Присядьте. Вы побледнели.

Ноги подогнулись, и я упал на кушетку.

— Можете ответить хоть на один из заданных мною вопросов?

— Нет, — я услышал свой голос будто со стороны, глухой и лишенный эмоций. — Нет, я…

— Не помните, — кивнул он. — А помните пункт два, озвученный мною в начале нашей сегодняшней встречи?

Я покачал головой. В мыслях был полный сумбур, разброд и шатание, какие там пункты.

— В ваших снах вы не отдаете себе отчет в том, кто вы.

Я вскинул голову и ошеломленно уставился на него.

— Что вы хотите сказать?

— Вспомните теперь пункт три — вы перестали видеть сны о лестницах и галереях, когда начали ходить ко мне на прием, — врач говорил, глядя в блокнот, но я вдруг понял, что он не читает никаких пометок.

Просто тоскливо смотрит в одну точку.

— Что вы хотите сказать? — вновь беспомощно повторил я. — Что происходит?

— Я хороший психоаналитик, правда. Я могу не знать свое имя, но в своей квалификации я, как ни странно, уверен. Я умею делать выводы из полученной информации. А вывод напрашивается такой — я вам снюсь.

У меня вырвался нервный смешок.

— Это шутка? Трюк какой-то психологический?

— Невеселая шутка выходит, честно признаюсь. Вы-то хоть свой сон видите, а я вообще… не личность.

Он выглядел теперь совершенно потерянным и несчастным. Без очков, нервно сжав пальцы перед собой с прямой, будто палка спиной, он смотрел на меня, и в его взгляде мне почудилась мольба.

— Вы ведь знаете способ проверить правильность моего вывода. Убедиться окончательно.

Несколько секунд я не понимал, о чем он, а потом меня словно ледяной водой окатило. Я уставился на левое запястье. Там, под рукавом, был шрам. Должен был быть. Я дрожащими пальцами начал расстегивать узкую манжету, пуговица была пришита туго и не поддавалась. Рванув раз, другой, я вдруг остановился.

— Это трюк, да? — я посмотрел на него. — Прием какой-то ваш? Нет уж.

Я встал. Голова слегка кружилась, меня повело, и я опрокинул журнальный столик. Глянцевые брошюрки рассыпались по полу. Психоаналитик смотрел на меня печально, но понимающе. Я хотел было поднять столик, но передумал.

— Хватит на сегодня, — сказал я, стараясь держаться уверенно. — А может быть, совсем хватит. Вы мне помогли, спасибо, но я не позволю ставить над собой какие-то опыты. До свидания.

— Не выходите, — попросил он. — Пожалуйста.

— Хватит, я сказал, — я зашагал к двери.

— Вы не понимаете, чем рискуете…

Я остановился, взявшись за ручку. Рука немного дрожала, голова слега кружилась. Вложив в свой голос столько уверенности и насмешки, сколько смог наскрести, я поинтересовался.

— И чем же я рискую? Счет мне выставите?

— Вам не кажется странным, что в век компьютеров и интернета я веду свои записи карандашом в бумажном блокноте?

Я озадаченно оглянулся на него, не отпуская ручку двери. Будто в первый раз посмотрел на старомодный костюм, пластиковый стаканчик с заточенными карандашами, бумажный блокнот на столе. Психоаналитик смотрел на меня печально, но спокойно. Словно человек, смирившийся со смертным приговором.

— Ну пишете и пишете, — как можно более легкомысленно сказал я. — Может, вам так удобнее.

— Вся эта седина и очки, — он снял их и покрутил перед собой, — Кабинет этот с кушеткой.

Я молчал, не в силах понять, к чему он клонит.

— Я уже сказал вам, что я не личность, — вздохнул психоаналитик. — Я, скорее, собирательный образ, архетип, если хотите. Сферический психоаналитик. В вакууме.

Улыбка у него была невеселой.

— Но самая главная опасность для вас не в этом, конечно же.

— И в чем же вы видите опасность для меня? — несмотря на нелепость ситуации, по спине бегали мурашки.

Я боялся того, что услышу, но рука на ручке двери замерла, словно в сонном параличе. В голове царил беспорядок, клочки мыслей цеплялись друг за друга и мелькали, не попадая в фокус сознания. Вцепившись в холодную металлическую ручку, я ждал его слов, словно приговора.

Он вздохнул и, старательно глядя в сторону, заговорил.

— Мужчина среднего роста, среднего возраста, стандартной ориентации. Женат, двое детей, с женой в нормальных отношениях, ругаетесь, миритесь, деток растите. Как их зовут, кстати?

— Не ваше дело, — недолго думая, огрызнулся я.

— Ну да, ну да, — опять вздохнул он. — Работаете, наверное, в каком-нибудь офисе на средней должности. Машина не новая, неброская. Квартирка комнаты на две, верно?

— Всю информацию обо мне выкопали? — меня опять разбирала злость, рука на ручке двери дрожала уже не от слабости. — Не думал, что это работа психоаналитика.

— Да ничего я о вас не узнавал, — он глянул мне прямо в глаза, вызвав новую волну мурашек и сбив всю злость начисто. — Вы такой же, как я — усредненный образ, обобщенная величина, сферический мужчина в вакууме. Не личность. И я не знаю, что ждет вас за дверью, но догадываюсь. Не выходите.

— Знаете, по-моему, это вам нужен психоаналитик, — выдавил я после недолгого молчания. — Или психиатр. У меня хотя бы сны странные, а вы, кажется, совсем… поехали. Уж простите. Прощайте.

Я отвернулся, набираясь решимости.

— Что ж, прощайте, — вздохнул он мне в спину. — Удачи вам, молодой человек.

Я рванул ручку и выскочил из кабинета…

…на лестничную площадку.

В первые секунды я так опешил, что просто озирался вокруг, взгляд цеплялся за мелочи — старая деревянная рама окна, заклеенная скотчем трещина в стекле, серая от пыли паутина в углу, засохшая бабочка на узком подоконнике, разномастные двери квартир, облупившаяся бледно-зеленая краска стен, выцарапанное кем-то на побелке имя «Аня» и корявое сердечко рядом…

За спиной сухо щелкнул замок, я круто повернулся и уставился на дверь кабинета, из которого только что вышел. Обычную квартирную дверь с подслеповатой пуговкой глазка, обитую дешевым темно-коричневым дерматином. Почти в самой середине дерматин был порван, треугольный клок висел наружу, в прорехе была видна пожелтелая вата. Номер 28 — латунная цифра 2 была тусклой и пыльной, цифры 8 рядом с ней и вовсе не было, видимо, отвалилась, оставив после себя лишь четкий невыцветший контур и дырочки от шурупов.

Я тупо таращился на дверь, наверное, минут пять. Потом неуверенно взялся за ручку — обычную металлическую ручку, привинченную саморезами прямо на дерматин — и потянул. Заперто.

Еще немного постояв, я начал спускаться вниз, сначала неуверенно, потом все быстрее и быстрее. Спускаясь со второго на первый этаж, я уже перескакивал через ступеньку. Распахнув дверь подъезда, я заспешил по оказавшемуся за ней темному коридору. Где-то шагах в тридцати впереди мигала флуоресцентная лампа. В её скудном свете я видел, что в стенах коридора с обеих сторон были двери, но знал, что все они заперты. Еще спустя десяток шагов я побежал. Не то, чтоб я куда-то спешил, просто… так было надо. В голове крутилось не очень понятное, но смутно знакомое слово.

Императив.