Нелюбовь Аристарха к собственному имени летела прямым курсом из детства. И вроде же нормальное имя – греческое, очень славное. Говорят, так звали одного из «апостолов от семидесяти». Это те, кого Иисус Христос выбрал сразу после своего воскресения. Так в Писании сказано, во всяком случае.
Правда, отец часто предупреждал Аристарха:
– Осторожнее, сынок! Славное имя привлекает внимание и накладывает особые обязательства. Судьба апостола, в честь которого тебя назвали, тому пример.
А мать рассказала, что во времена суровой древности апостолов не жаловали. Римский император Нерон приказал зарубить древнего Аристарха мечом. Ужас!
Однако из их маленького сибирского городка до центров цивилизации путь лежал неблизкий. Взрослые здесь жили добрые и отзывчивые, но рекордов в культуре не ставили. Что уж тогда требовать от малых детей! Те в принципе не стремились вникать, откуда что пошло, и звали Аристарха непотребно.
Мальчишки встречали его на улице с вечной издёвкой:
– Эй, Арис-трах-трах! Выходи, покажи, что там спрятал в кустах.
Эх! На что другое соседским мальчишкам ума, может, не доставало. А на ругательные клички и обидные прозвища – запросто. И главное, их же много – от мала до велика. И все готовы позубоскалить, но не с каждым совладаешь.
Аристарх злился, бросался в драку. Но драться – это же не про «наследника» древней славы.
Ну а родители Аристарха, что они говорили на всё это? Увы, просто отмахивались, когда сын прибегал в слезах и жаловался на обидчиков. Отец советовал:
– Будь мужчиной!
Мать же отрывалась от вышивания, сдвигала очки «для близи» на нос и подслеповато щурилась на незадачливого отпрыска.
– Верь, – говорила она, – всё не даром! У тебя такое славное имя. В нём столько силы. Вот и липнут всякие... Сами ничего ни в чём не смыслят, а туда же!
Отец подхватывал:
– Слушай мать, сынок! Мы не зря тебя так назвали. Сам прекрасно понимаешь: Греция нам – дом родной. По крайней мере, что касается духовных дел. Иди лучше о Диогене Синопском почитай.
Аристарх размазывал слёзы по щекам и спрашивал:
– Зачем это?
– А затем! – настаивала мать. – Его тоже в юности травили.
– Из-за имени? – уточнял Аристарх.
Мать улыбалась и говорила:
– Нет. Диоген ошибся при толковании пророчества пифии. Помнишь же, жили такие жрицы-прорицательницы в Дельфах. А Диоген услыхал, что станет «переоценщиком ценностей», понял буквально и стал фальшивомонетчиком.
Она замолкала и возвращалась к вышиванию. Аристарх стоял, ждал, не выдерживал и спрашивал:
– А дальше?
К их «игре» подключался отец и советовал:
– Иди, почитай!
Аристарх тогда плохо ещё читал, по слогам. Приходилось с трудом разбирать в книжке мудрёные слова. Выглядело, словно бы родители его же и наказывают.
Но он сжимал зубы и старался!
Так мальчик узнал про силу слов и их толкований. Жители Синопа, даром что город почитали родиной Гомера, не очень-то увлекались романтикой. Они не желали вникать в тонкости пророчеств. Люди проведали, чем промышляет Диоген, и решили того наказать. На счастье, ему удалось сбежать из города и добраться до Афин. А там Диоген прибился учеником к Антисфену, главе школы философов-киников.
Киники оказались суровые люди. Они вели учение от Сократа. Недаром же его легендарное прозвище звучало как «кинос» или «собака». Древний мыслитель даже клялся этой животиной, если верить Платону. А киники поняли Сократа буквально, что, де, жить следует подобно собаке – без прикрас. И словам, и делам вообще лучше бы совпадать: чему учишь, тем и живёшь.
Антисфен настаивал:
– Избавьтесь от всего лишнего, наносного!
Диоген услышал, перенял и довёл до предела. Мудрец не гнался за богатством, жил просто. Причём настолько, что вроде бы не стеснялся прилюдно справлять нужду и заниматься непотребствами. Какими именно, о том высказывали разные мнения. Но делал это со словами:
– Вот бы и голод утолять, просто поглаживая себя по животу!
Аристарх поднимал голову от страниц книги и удивленно смотрел в пустоту с мыслью: «Всё-таки они не в себе». О ком так думал? О всех разом, и о философах, и о родителях.
А потом всё повторялось, не с этим мудрецом, так с другим, которого родители тоже ценили и ставили мальчику в пример. Хотя ответ Диогена знаменитому Александру Македонскому почитали непревзойденным.
Полководец будто бы спросил, чего мудрец желает. Тот ответил:
– Отойди и не заслоняй мне солнце!
Ну не странно ли так потешаться над великим человеком? Хотя, кто тут по-настоящему велик, так сразу и не поймёшь.
А родители – опять за своё. Пропитанные почтением к древней мудрости, они везде видели мистические знаки. В том числе в имени сына, когда называли его в честь праведника. Так-то имя прекрасным казалось, двусоставным. Мало кто помнил, что оно в точности означало. Держались версии «лучшее повеление». Чем плохо так прозываться?
Меж тем родители не распространялись, что за «повеление» мальчику следовало воплотить в жизнь. То ли скрывали от всех, то ли сами не очень-то ведали.
Аристарх же мало верил в пророчества. Его смущала сама идея, что имя может влиять на судьбу. Кроме того, обидное прозвище – вот что он получил в раннем детстве. Поэтому мистических настроений не разделял, а больше обижался на родителей, чем ждал «лучших повелений».
Однако возможность понять, насколько мистика родителей реальна, выпала Аристарху в лето выпуска из школы.
После школы он собирался податься в большой город учиться дальше, и тем наконец распознать, какую судьбу уготовила жизнь. Одноклассники с детства сомневались в способностях Аристарха и теперь отговаривали от необдуманного поступка. Они заявляли со смехом:
– Сила твоя не в голове! Она в других местах скрывается. Не зря же имя такое. Эй, а что всё же прятал в кустах?
Напоминание о детских обидах приводило Аристарха в ярость, он даже драться пытался. Одноклассники веселились пуще прежнего. Аристарх особо не отличался ни ростом, ни телосложением. В драках ему никогда не везло: уже с раннего детства стало понятно – не они его стихия. Детство сменилось юностью, но мало что изменилось в этой связи.
Конечно, кто-то скажет, что в драке размеры не решают. Размер же, как известно, вообще не главное! Но в случае Аристарха всё оказывалось иначе. Соседские мальчишки и одноклассники всегда умели это доказать, и в раннем детстве, и потом.
Никто всерьёз не воспринимал ярость, проявленную Аристархом в ответ на шутки. Ему смеялись злым смехом прямо в лицо и провоцировали всё сильнее.
Особенно же обидно становилось, когда это происходило на глазах у Лизы.
Тихая девочка Лиза была на год младше Аристарха. Она жила в соседнем дворе и ходила в одну с ним школу. Только Аристарх уже оканчивал эту школу, а Лизе предстояло пробыть в ней ещё минимум год.
К старшим классам Лиза превратилась в девочку рослую, на голову выше Аристарха. В маленьком городке это не особо приветствовалось, в смысле, вырасти «слишком» высокой и худой. Лиза ещё в детстве неминуемо получила прозвище «Каланча». Однако она не держала зла на языкастых соседских детей. И тем отличалась от Аристарха.
Меж тем рост Лизы для Аристарха не выглядел чем-то особенно важным. У девушки было премиленькое, немного курносое личико. На нём в присутствии Аристарха расцветала широкая обаятельная улыбка. Это смотрелось посущественнее любых мер роста в мире!
И ещё, медные волосы Лизы весело развевались на ветру. А когда она заплетала их в косички, Аристарх прямо-таки терял дар речи от восхищения.
Насколько же ужасным оказывалось даже представить, что злые соседские мальчишки и одноклассники оскорбят его при Лизе! А пережить в реальности и вовсе смотрелось невероятным. И, тем не менее, постоянно случалось. Хуже того, тщедушный Аристарх и поделать-то с этим мог мало чего, если мог вообще.
Время за переживаниями – приятными и не очень – летело быстро. Вот уже выпускной показался на горизонте. Тогда-то самая что ни на есть главная история и приключилась.
В праздничную ночь каждый выпускной класс в их школе выбирался на берег реки, которая бежала мимо городка. И в то лето класс, в котором учился Аристарх, традиций нарушать не стал: выезд запланировали.
Стоял конец июня, приближалась заветная дата, все находились в томительном ожидании.
Выпускной бал назначили на предпоследнюю пятницу месяца. Экзаменационная лихорадка к тому моменту уже всех отпустила, оставив кого в радости, а кого в печали. Основные заботы коснулись будущих празднеств и планов на выезд в особенности.
В приготовления одноклассников Аристарх не вникал. Он всё никак не мог отойти от былых обид: его пыл не остудила даже успешная сдача экзаменов.
За день до выпускного Аристарх позвонил Лизе.
– Привет! – бросил он. – Как настроение?
Лиза ответила:
– Тебя рада слышать, а настроение в целом так себе.
Повисла неловкая пауза. И Лиза скорее, чтобы поддержать разговор, нежели всерьёз уточнить, спросила:
– Завтра веселитесь?
Аристарх вздохнул и произнёс:
– Ага, готовимся. Жаль, нельзя тебя позвать на праздник. Запретили приглашать посторонних. А какая ты мне «посторонняя»?
Он снова вздохнул.
– Давай встретимся на следующий день, – предложила Лиза.
В её голосе проскользнуло смущение. Аристарх как будто не заметил, а за идею ухватился.
– Обязательно! – сказал он.
И тут же добавил чуть бодрее:
– Знаешь, у меня к тебе просьба.
– Какая? – спросила Лиза.
Аристарх миг молчал, затем попросил:
– Когда будут спрашивать, скажи всем, что пришёл к тебе сразу после выпускного бала, и мы гуляли всю ночь. Ну или дома сидели – не суть!
Лиза удивлённо уточнила:
– На реку с остальными разве не поедешь?
Аристарх уклончиво ответил:
– Не-не, дела, дела! Даже тебе не могу всего рассказать, по крайней мере, сейчас.
Лиза не настаивала.
– Хорошо, если будут спрашивать… – начала она.
Аристарх перебил:
– Когда, когда будут спрашивать!
– Договорились, когда спросят, скажу: провели время вместе, – пообещала Лиза.
Она покраснела. Но они общались по аудиосвязи, и Аристарх ничего не увидел. Просто их отношения не заходили столь далеко, как могли бы. Поэтому предложение Аристарха несказанно взволновало девушку.
Только вот стало малость обидно, что не проведут вечер вместе взаправду. А жаль!
– И ещё одно, – проговорил Аристарх. – Позвони после окончания бала, прямо перед выездом на берег. Время же знаешь?
– Знаю-знаю, – ответила Лиза. – Обязательно позвоню.
С теплотой в голосе Аристарх заметил:
– Спасибо тебе. Ладно, до скорого!
И до того, как он отключился, Лиза попыталась вставить:
– Увидимся!
Повисшая тишина скрыла, услышал ли её Аристарх.
Вечер выпускного выдался пасмурным. По небу чёрные тучи бродили. Все посматривали на них и переживали: «Не начнётся ли дождь? Не сорвутся ли планы?»
Однако решимость держаться традиций и обязательно поехать на берег никуда не делась. Аристарх вот только всех удивил, когда стал настаивать:
– Просто свинство будет, если не поедем!
О как! Вот это номер – его неожиданно проснувшийся энтузиазм. Обычно он не рвался участвовать в делах класса, и вдруг такая перемена! А, впрочем, на Аристарха и раньше особо не обращали внимания. Не стали и теперь. Классная руководительница Анна Петровна просто-напросто рассудила:
– Человек же он! Ну, волнуется, повеселиться хочет!
И на том все успокоились: хочет так хочет!
Праздничный вечер прошёл на ура. По обыкновению, торжественно вручили аттестаты, погалдели за праздничными столами, потанцевали. Одноклассники Аристарха набрались смелости и отведали запрещёнки в туалете. Однако меру знали, и если кто из учителей чего заметил, то вида не подал.
Вечер катился к финишу, недалёк стал момент выезда к реке. Меж тем небо совсем затянуло, вдалеке погромыхивало, кое-где виднелись отблески молний. Но прямо здесь, возле школы, дождя ещё не было. Решили отправляться.
На улице ждал школьный автобусе. От жителей город не задыхался, да и молодёжи много не вмещал. Выпускной класс в школе имелся только один. Все пятнадцать учеников могли разместиться в одном салоне.
Класс вывалил на крыльцо школы и принялся оживлённо готовиться к погрузке: водитель Фёдор куда-то запропастился, и двери автобуса оставались закрытыми. Всех охватило волнение. Вот-вот дождь польёт, гроза разразится, вон уже первые капли, а этот…
Аристарх, пожалуй, единственный из всех, спокойно стоял в стороне и поглядывал в мрачное грозовое небо. Внезапно в кармане его брюк раздался звонок. Телефон – наружу, в трубку – коротко брошено:
– Слушаю! Без меня никак? Хорошо, буду.
Он повернулся к Анне Петровне, скользнул взглядом по её плотной фигуре, чуть задержался на растрёпанной копне каштановых волос. В голове промелькнуло: «Надо же, и сегодня не шибко старалась с укладкой!». И лишь затем Аристарх проговорил:
– Анна Петровна, Лиза звонила. Говорит, с родителями что-то не то. То ли задержались где-то, то ли вообще не приедут домой. Просила подстраховать. Увы, на реку с вами не поеду.
Анна Петровна вздохнула и ответила:
– Хорошо, Арик. Жаль, не повеселишься. Но что поделать – беги!
– А мне-то как жаль! – ответил Аристарх.
И быстро пошёл в сторону дома.
За его спиной выпускники весёлой гурьбой повалили в автобус: пришёл-таки Фёдор! На вопрос директора школы Алексея Михайловича:
– Где бродим?
Фёдор смущённо развел руками и ничего толком не ответил.
Он обладал серьёзным опытом. Но не очень любил ездить по ночам, особенно с салоном, забитым детьми. Плюс ещё эта чёртова гроза! Однако выбор остался не за ним. Выпускники твёрдо решили ехать, а директор школы и классная руководительница им в этом не препятствовали.
Школьники рвались за порог детства, но взрослыми пока не выглядели. Они весело галдели в салоне автобуса, кто-то запел, остальные подхватили. Странное дело, но Алексей Михайлович, весь такой степенный рано поседевший мужчина, им совсем нестепенно подпевал.
В свете фар дорога буквально выскакивала навстречу из темноты. Фёдор тревожно поглядывал вперёд, успевая бросать удивлённые взгляды через плечо. Директор сегодня явно в ударе! Фёдор давненько не видел Алексея Михайловича таким воодушевлённым.
Скоро их ждал поворот. Ещё чуть-чуть и автобус устремился бы на улицу, ведущую практически прямо к берегу. Вдруг что-то мелькнуло в свете фар в лобовом стекле. Раздался резкий удар, по стеклу побежали трещинки.
Фёдор ощутил жжение в глазу, потрогал его рукой, с удивлением посмотрел на окровавленную руку и только потом потерял сознание. Тело безвольно рухнуло на рулевое колесо и автобус повернул вправо.
Нога на автомате вдавила педаль тормоза. Автобус вильнул в сторону, его занесло, он накренился и начал заваливаться на бок. Пассажиры не ожидали резкого манёвра, особенно из числа стоявших на ногах. Они по инерции падали вперёд, врезались в сиденья и боковые окна салона автобуса.
Пассажиры на сидячих местах тоже пострадали. Их сорвало с мест, ударило о кресла на противоположной стороне. Мгновенно веселые разговоры и песни сменились криками ужаса.
Относительно повезло Анне Петровне. Она сидела у окна на той стороне, куда автобус стал крениться в самом начале. Анну Петровну швырнуло в окно, то разбилась, а учительница отлетела далеко в сторону.
Остальным повезло меньше: падающий автобус перевернулся; удар корпуса пришёлся прямо по посыпавшимся из окон телам школьников.
Ещё живого Фёдора достали из недр искорёженной машины. Попутно пришлось разрезать смятые листы металла. Правда, в чувство водителя привести не удалось. Он так и не открыл последний оставшийся у него глаз, а умер в прибывшей на удивление быстро машине скорой помощи.
Получившая при падении множество переломов Анна Петровна выжила. Аристарх позже её навещал, заботливо интересовался состоянием, приносил цветы и фрукты. Он говорил, как сильно переживает за здоровье любимой классной руководительницы. А в глазах предательски поблескивали слёзы.
Директор школы не выжил. Его буквально раздавило телами парней, так весело шутившими ещё пару недель назад над Аристархом. Алексей Михайлович успел перед смертью схватить за руку девочку Машу, которая сидела на сидении впереди него. Так они и погибли, сжимая руки друг друга в последнем жесте отчаяния.
Помимо Анны Петровны во всей трагедии уцелели только два человека: долговязый Иван и маленькая Алла. Говорят, Аристарх часто посещал их в больнице и спрашивал, волнуясь, видели ли они, что произошло. Однако молодые люди занимались своими делами в конце салона и прямо перед аварией ничего не заметили. А потом стало поздно что-либо замечать.
Следователь позже поломал голову над причинами аварии. Наконец пришло хоть подобие ясности. Помнится, седовласый капитан снял фуражку, отёр пот со лба и записал:
«Наиболее вероятной причиной трагедии стало причинение тяжкой травмы водителю автобуса путём вылета из-под колёс транспортного средства железного предмета типа «шарик», который неудачно срикошетил в лобовое стекло, вследствие чего у водителя наступила травма, несовместимая с жизнью».
Капитан перечитал фразу и покачал головой. Получилось явно не очень. Не начнут ли снова над ним потешаться эти молодые умники? Но менять ничего не стал. «И так пойдёт», – промелькнуло в голове.
Меж тем Лиза следовала договорённостям и подтвердила, что они с Аристархом провели весь вечер вдвоём. Правда, она затруднилась с ответом на вопрос, почему всё-таки решила позвонить перед отбытием автобуса.
– Просто боялась остаться одна во время грозы и всё тут, – ответила Лиза.
– Но ведь твои родители на самом деле сидели дома! – настаивал следователь. – К чему же звонок?
– А мне всё равно стало страшно! – вскрикнула Лиза и даже топнула ножкой. – Остальное неважно.
«Любовь! И трагическая случайность», – подумал следователь, да так в протоколе и записал – про случайность, а не про любовь, конечно.
Лизу же всерьёз волновали не расспросы, а совсем-совсем другое. Она увидела Аристарха на следующий день после ужасной трагедии. Он так и не сказал, какие дела отвлекли его в тот вечер. Однако Лизу поразило плохо скрываемое торжество, светившееся во взгляде юноши и общее его приподнятое настроение. Всё это никак не вязалось с событиями накануне, буквально наповал сразившими город.
Но вопросов девушка задавать не стала, не решилась.
По окончанию Лизой школы они с Аристархом поженились. Правда, прожили вместе совсем недолго. В одну из годовщин трагических событий Лиза ложилась спать, Аристарх ей принёс воды перед сном. Молодая жена заснула, а утром не проснулась.
Врачи констатировали острую сердечную недостаточность. Надо же, инфаркт в таком раннем возрасте. Вот же не повезло! Совсем ещё юный безутешный муж Лизы похоронил её на кладбище неподалёку от своих недавно ушедших из жизни родителей.