Широкая разработка систем социальных показателей, осуществляемая в нашей стране и за рубежом, выдвигает перед социологами ряд новых задач.
Отмечая характерные черты первой промышленной революции XIX в., отрицавшей «провинциальный образ жизни», Ф. Энгельс писал: «… Повышение уровня цивилизации, являющееся непременным следствием всяких усовершенствований в промышленности, создает новые потребности, новые отрасли производства, а это опять-таки вызывает новые усовершенствования… И если мы не всегда можем проследить, как сила этого движения передавалась в отдаленнейшие отрасли промышленной системы, то в этом виноват только недостаток статистических и исторических данных»[1].
Системы социальных показателей образуют важное звено в информационной структуре современного общества, включающей сообщения и сведения о различных аспектах общественной жизни, концентрирующей внимание общества на узловых проблемах научно-технического, социально-экономического и культурного развития.
Анализ социальных показателей, выявление их семантики – «смысловой мощности», их способности выражать историческую направленность социальных процессов, их способности, наконец, образовывать системы высокого информационного уровня – задача социологической информатики[2].
Указывая на важную социальную функцию науки – четко формулировать практические задачи – Л.И. Брежнев следующим образом охарактеризовал необходимость неразрывной связи ее социально-информационной функции с управлением: «Сама наука должна быть постоянным «возмутителем спокойствия», показывая, на каких участках наметились застой и отставание, где современный уровень знаний дает возможность двигаться вперед быстрей, успешней. Надо продумать, как превратить эту работу в неотъемлемую часть механизма управления»[3].
Как справедливо отмечает В.Г. Афанасьев, «информация, циркулирующая в обществе, используемая в управлении общественными процессами, является социальной информацией. Она представляет собой знания, сообщения, сведения о социальной форме движения материи и о всех ее других формах в той мере, в какой она используется обществом, включена в орбиту общественной жизни. Здесь мы, по существу, имеем дело с социальной информацией в широком смысле, с информацией, которая циркулирует в обществе и проходит через сознание…» Социальная информация несет на себе глубокий след классовых, национальных, социально-психологических и социально-культурных отношений, охватывающих все формы и уровни общественной организации. По мысли В.Г. Афанасьева в этом заключена главная сущность и особенность социальной информации. В этом – водораздел, отделяющий социальную информацию от всех других типов информации. Значит «социальной информацией является информация, касающаяся прежде всего отношений людей, их взаимодействия, их потребностей, интересов и т. д. В этом случае – перед нами социальная информация в узком смысле слова, информация, отражающая отношения людей. Это собственно социальная информация»[4].
Далее В.Г. Афанасьев подчеркивает ту огромную роль, которую играют в образовании социальной информации формы ее воплощения. «Объектом социального исследования, – пишет он, – является прежде всего социальная информация, воплощенная в орудиях труда и в других предметах «второй природы», запечатленная в документальной (книги, газеты, журналы, магнитные ленты, диски, архивы и т. д.), художественно-образной (произведения литературы и искусства) и устной форме»[5].
Творцом, хранителем, преобразователем и пользователем социальной информации является человек, развивший в ходе своей общественной практики словесную речь – важнейшую опору социального мышления.
«Материальным носителем социальной информации, – указывает В.Г. Афанасьев, – сигналом, ее несущим, является слышимое или видимое слово, речь, которая представляет собой высший из известных типов сигналов («сигнал сигналов», по выражению И.П. Павлова). Слово и есть тот универсальный сигнал, который позволяет облечь логическое содержание человеческой социальной информации в материальную форму, благодаря которой она может формироваться, восприниматься, храниться и передаваться, может использоваться людьми в их разнообразной деятельности, в том числе и деятельности управленческой. При этом несущественно, что содержание информации, используемой в управлении, нередко шифруется, кодируется с целью ее переработки в вычислительных или аналоговых машинах в виде знаков, символов, ибо в конечном счете она используется человеком в декодированном виде, т. е. в форме понятного человеку видимого или слышимого слова»[6].
Семиотическим изучением культурно-исторического процесса в нашей стране занимались многие видные ученые, среди которых мы хотели бы назвать А.Ф. Лосева, Ю.В. Рождественского, А.Г. Волкова, И.А. Хабарова, чьи труды наиболее близки к идеям данной монографии.
Семиотический анализ, опирающийся на историко-материалистическую теорию общественного развития, составляет одну из частей информационного анализа социальных процессов – анализа средств, форм, содержания, хранения, переработки, истолкования и использования социальной семантической информации.
Другая часть информационного анализа социальных процессов связана с комплексной оценкой и прогнозированием социально-экономических, экологических, демографических, политических и культурных аспектов общественной жизни.
Следовательно, в процессе информационного анализа исследователь оперирует с такими показателями, как: а) показатели конкретной знаковой деятельности; б) общестатистические социально-экономические показатели в сопоставлении с показателями конкретных социологических исследований;
в) показатели исторического развития общества – материального производства, общественного сознания и культуры.
Эти три вида показателей формируют предмет информационного анализа социальных процессов – вспомогательного средства историко-материалистического изучения общества, процессов его развития и управления.
Зависимость знаковых систем от социально-экономических отношений должна учитываться в ходе конкретных социально-информационных исследований общества. Игнорирование этой зависимости приводит буржуазных исследователей к представлению знаковой сферы и идеологической деятельности как независимо и абстрактно развивающихся.
Подобная исследовательская установка должна быть подвергнута разносторонней критике на основе развития марксистской методологии исследования социальной информации, анализа ее форм, организации и производства, включая вопросы, связанные с изучением влияния, которое, в свою очередь, оказывает знаковая сфера на развитие надстройки и через нее – на развитие базиса исторического общества.
Сказанное мотивирует структуру предлагаемой монографии.
В первой главе монографии развивается марксистская методология исследования социальной семантической информации на основе семиотического (знакового) подхода к социальным показателям как к конкретным смысловым мерам и характеристикам образа жизни и культуры общества.
Во второй главе дается критическая оценка систем социальных показателей, получивших в США официальное или существенно авторитетное распространение. Необходимость критического разбора социально-информационной практики США диктуется особой ролью, которую играют Соединенные Штаты в организации научной и массовой коммуникации в странах капиталистического мира. Именно в США системы социально-информационных показателей получили не только оснащенное методическое обоснование, но и многостороннее практическое применение. США были первой страной в западном мире, в которой была сформулирована теоретико-прикладная концепция социально-информационных показателей.
В третьей главе исследуются теоретические и прикладные аспекты построения систем комплексных социально-экономических и социально-культурных показателей развитого социалистического общества, систем показателей регионального уровня, полученных, в частности, в результате конкретного социологического исследования Орловского региона.
В монографии предпринята попытка создания общей теоретико-приклад-ной базы для исследования социальной семантической информации, производства на ее основе информационных единиц, объединяющих рамками эмпирической системы показательные аспекты социально-экономического и социально-культурного развития.