48 минут, чтобы забыть. Интенция

Глава 1. Детство

2006 год, мне одиннадцать лет

Мы жили в Лондоне, в районе Хендон Централ. Мой отец был пожарным, мама – художницей. Обычно она работала дома, устроив себе из свободной комнаты мастерскую. Запах краски и растворителя – именно с ним у меня навсегда будут ассоциироваться ее руки. А еще вишнёвые пироги. Они ей особенно удавались.

В тот день мама заканчивала одну из картин, я же сидел на пошарпанном подоконнике и рисовал мутантов из прочитанного накануне комикса. Не знаю, считала ли она, что у меня есть талант, но какая-то часть ее генов мне точно досталась. И эту часть она холила и лелеяла. Был момент, когда я увлекся зарисовкой шестеренок – первыми пострадали бабушкины напольные часы, – но на ругань отца по этому поводу она только рассмеялась, уверив его, что, возможно, меня удастся пристроить в Манчестер1, обеспечив им безбедную старость.

– Почему они все время ругаются? – спросил я, глядя из окна на то, как отец внизу снова отчитывает Джесса.

К дому подъехала грузовая машина, видимо, кто-то новый въехал. Рабочие внизу начали разгружать мебель, грубо перекрикиваясь.

– Просто Джесс такой же, как твой папа, – улыбнувшись, ответила ма. – Они воспринимают этот мир, упрямо смотря лишь в одну сторону, поэтому в упор не видят друг друга.

Я не совсем понимал смысл ее слов тогда, поэтому просто пожал плечами. К дому подъехало такси, из которого вышла, сверкая улыбкой, Розалин.

– Идем, мам! Рози приехала! – позвал я ее, слезая с подоконника, и поскакал по лестнице вниз.

– Если поцарапаешь машину, вычту из твоих денег, Джесс, – строго сказал отец, вкладывая ему в руку ключи. За последний год брат вырос так, что стал уже выше папы. Ему всего семнадцать, а на вид будто двадцать пять. Теперь мне с трудом удавалось с ним справиться, учитывая, что я едва доставал ему до плеча, да и силы в нем стало столько, что, кажется, он мог меня напополам переломить, если чересчур увлечется.

– Смотри, чтобы он не нарушал скоростной режим, – уже мягче обратился отец к Рози.

– Он не будет. Обещаю, мистер Лавант, – улыбнулась она, обняв брата за плечи. Джесс в ответ привлек ее к себе, оставив короткий поцелуй на губах.

– Эй, ничего, что мы здесь? – наигранно поморщился я. На самом деле, мы давно привыкли к присутствию Роуз в нашей жизни. Они встречались с Джессом второй год, так что никто не был против, даже если она оставалась у нас с ночевкой. Как говорила мама: «Он такой же упёртый, как отец, и все равно найдет способ удрать. Так пусть лучше будут в нашем доме». Папа же обычно ворчал, ссылаясь на французскую распущенность. А мне было все равно, мне нравилась Роуз. В нашей семье, где все спали чуть ли не до полудня, она была единственной, с кем можно было с утра в видеоигры погонять или приготовить самые вкусные в мире блинчики.

– Не скучай, Ники. – Она потрепала меня по голове и, наклонившись, поцеловала в щеку, оставив на ней липкий след блеска для губ.

– Все, бросаешь меня и уходишь к Нику? – рассмеялся Джесс.

– Будешь плохо себя вести, и я всерьез задумаюсь об этом, – пошутила она, на прощание подмигнув.

– Езжайте осторожно, – обняла мама брата, как обычно, слишком долго. Дольше, чем полагается обнимать взрослых крутых парней. Тем более, в присутствии их девушек.

– Ладно, ладно, мам, всё. – Выскользнув из ее цепкой хватки, Джесс закинул вещи в багажник, и они уехали.

Моя мама была родом из пригорода Парижа. Уж не знаю, чем ее привлек чопорный английский парень вроде моего отца, но уже спустя три месяца отношений они поженились, окончательно перебравшись в Лондон. Мама была поздним ребенком, поэтому ее родителей не стало, когда мне было лет семь. Я смутно помнил дедушку с бабушкой, потому как встречались мы в основном лишь на праздники. У отца же родителей не было.

– Увидимся завтра вечером, – попрощался он, поцеловав маму, и посмотрел на часы.

Через сорок минут у него начиналась смена. Мама улыбнулась и поправила его идеально подстриженные короткие волосы. Рабочие к этому времени уже выгрузили вещи новых жильцов и уехали, оставив на тротуаре перед домом груду коробок. «Надо будет зайти, познакомиться. Мама говорила, что у них тоже двое подростков», – мелькнула в голове мысль.

– Ник! – отец подошел ко мне и похлопал по плечу. – Раз все разъехались, ты остаёшься за старшего. Я полагаюсь на тебя!

– Есть, сэр, – отсалютовал я ему, еще не зная, что спустя десять часов для меня наступит беспощадное «после».

***

Меня разбудил запах гари. Тяжелый. Заставляющий легкие старательно избавиться от него, пытаясь выкашлять эту черную смоль. Я встал, но тут же упал на пол, словно меня кто-то подсек под колени. С трудом поставил себя на ноги, доковылял до двери, распахнул ее и от увиденного застыл. Передо мной был огонь.

– Мам! – крикнул я хрипло. В этот момент пламя жадно бросилось на шторы, в секунду превратив их в пылающую стену. Из родительской спальни, расположенной в самом конце коридора, раздался шум. Я упал на четвереньки, чтобы глотнуть свежего воздуха, зажал майкой нос и пополз, вдруг с потолка свалилось деревянное перекрытие, преграждая путь в мамину комнату. «Нет, нет, нет!» – пытался я сдвинуть бревно, проклиная себя за то, что такой слабый.

Я снова попытался позвать маму, но горло пересохло, и сил кричать уже не было.

Кто-то разбил стекло.

Огонь, питаемый свежим притоком воздуха, полыхнул с новой силой, так что я отшатнулся. Дальше я помню смутно. Я пытался выбраться, лез, куда-то карабкался. Легкие уже разрывались от нехватки кислорода, в голове была сплошная пульсация, а потом потерял сознание.

Когда я очнулся на каталке Скорой помощи, над головой пылало зарево, поднимая вверх черные облака дыма и пепла. Горел наш этаж и следующий. Детали лепнины с фасада падали вниз, разбиваясь об асфальт, как подбитые птицы, а я лежал среди носящихся в панике людей, застыв от шока и осознания того, что случилось. А потом снова отключился.

Проснулся от мерзкого писка.

– Он очнулся. Ники, ты меня слышишь?! Скорее сюда! – Надо мной склонилось женское лицо, все время гладя по голове и убирая со лба слипшиеся пряди. – Ники, все в порядке! С тобой все в порядке! Мы здесь!

Я попытался сфокусировать взгляд. Рози плакала, размазывая черную тушь. Джесс сидел возле моих ног, упершись локтями в колени и закрыв ладонями лицо.

– Ма, что с ней? – хрипло пробормотал я. Розалин еще сильнее разрыдалась. Теперь ее рыдания перешли в истерику. Джесс поднял на меня глаза. Тогда я впервые за всю жизнь увидел, как он плачет. И понял, что маму не спасли.

Я хотел выть, но горло сдавливал спазм.

Хотел бежать, но тело словно окаменело.

Я метался в агонии, не имея возможности даже оплакать ее как следует, а потом в руку вонзилась игла, и мои веки сомкнулись.

Ожогов на мне оказалось немного, так как под открытое пламя я не попал. Вовремя вытащили. Я провел неделю в больнице из-за того, что наглотался дыма. Отец лежал на соседнем этаже. Ему досталось сильнее. Именно он и вытащил нас двоих, меня и еще одного мальчишку этажом выше. Но когда вернулся, чтобы забрать маму, потолок рухнул, раздавив ему ногу балкой. Его самого спасли, но колено уже было не собрать. Отцу тут же оформили инвалидность, рассчитав из пожарной части.

В газетах почему-то написали, что возгорание произошло по грубой неосторожности одного из жильцов дома и началось в нашей квартире, хотя я точно знал: это неправда. Но мне было наплевать. Пусть думают, что хотят. Все равно это не вернет ее и ничего не исправит.

В день похорон я поднял голову вверх, инстинктивно ища поддержки, но отец не смотрел в мои глаза. Больше не смотрел. Я вдруг подумал, что он ни разу не говорил со мной со дня смерти мамы. Даже когда я пытался не сойти с ума, стараясь выплакать свое горе, рядом был только Джесс. Отец ни разу не пришел на помощь. Как он потом сам признался во время своих пьяных бредней, я слишком сильно напоминал ему о матери. Ее глаза, губы, тонкие черты лица. Казалось, она передала мне все, что когда-то так ему нравилось. Теперь при взгляде на меня ему еще сильнее хотелось напиться.

***

Отец не появлялся пару недель. Где он торчал, мы не имели понятия. Тетя Маргарет, его кузина, разместила нас на втором этаже своего дома на юге Лондона, и так как своих детей у нее не было, чувствовалось, что наше присутствие ее напрягало.

– Все, спи давай. – Джесс выключил свет и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Со дня маминой смерти прошел почти месяц, но я все равно продолжал ждать, вдруг она зайдет пожелать спокойной ночи.

Сон не шел. Я встал и босиком вышел в холодный коридор.

– Я не ожидала, что все случится именно так, Джесс. – Из комнаты брата послышался голос Розалин. То, с каким снисхождением она произнесла его имя, заставило все внутри сжаться. Я не должен был подслушивать, но не мог заставить себя пошевелиться и уйти.

– В каком смысле не ожидала? – откликнулся брат.

– Мне так жаль, прости. – Голос Рози практически стих, растворившись во всхлипах. – Но у нас ведь были планы, помнишь? А что теперь? Как же твой университет?

Я мог поклясться, что даже через закрытую дверь чувствовал, как заныло его сердце. Она что, расстается с ним? На самом деле? Кто так поступает?

– Я не ожидала, что будет так трудно…

– Ты думаешь, я мог такое ожидать? – закричал Джесс, отчего еще несколько всхлипов разорвали тишину. – Думаешь, кто-то мечтает о том, чтобы в семнадцать лет оказаться в полном дерьме, с кучей банковских долгов, отцом, предпочитающим на все забить и уйти в себя, да еще и младшим братом, о котором надо заботиться? Ты на самом деле считаешь, что такое можно планировать?

Судя по стуку каблуков, она попыталась уйти, но брат ей не дал.

– Пожалуйста, Роз. Прости. Прости! – Его голос умолял. – Я не смогу справиться один. Только не сейчас.

Все звуки смолкли. Я тихо молился, чтоб она сказала «извини», и все снова стало как раньше. Ну же, Рози. Чего ты молчишь?

– Не злись, Джесс, – наконец сказала она. – Но я не могу. Это слишком сложно.

Я отвернулся, услышав ее шаги, и кинулся обратно в комнату. Потянулся к ручке, чтобы закрыть за собой дверь, и встретился с Розалин взглядом. Девушка замерла, слово я застал ее на месте преступления.

– Ты почему не в кровати? – спросила она, подошла ближе и мягко опустила руку на мое плечо. Рози всегда была добра ко мне. Можно сказать, я даже ее любил. Но на этот раз скинул ее ладонь.

– Ты уходишь? – спросил, заглядывая прямо в глаза. Она отвела взгляд.

– Прости, Ники, – ответила девушка и, быстрым шагом спустившись по лестнице, скрылась из виду. А я так и остался стоять, глядя, как за ней закрывается входная дверь.

Помню, еще полгода назад я смотрел в ее улыбающиеся глаза серого цвета и, подражая Джессу, пытался неумело флиртовать, говоря, что они прекрасны, как летний дождь. Теперь я понял: я ненавижу дождь. Со всей силы захлопнул дверь. В комнате брата что-то разбилось, ударившись о стену. Я упал на кровать и, повернувшись на бок, закрыл уши руками. Только бы не слышать.

***

После разрыва с Рози Джесс словно с цепи сорвался. Стал замкнутым и мрачным, часто появлялся лишь под утро. Вместо сердца в нем разверзлась глубокая черная бездна, где он хоронил собственную боль. Наверное, ему было так легче, ведь он не мог рисовать, как это делал я. Зато он мог драться. Выбивая из себя счастливые воспоминания. О Рози. О доме. О маме с ее пирогами по пятницам и своей прежней жизни.

Джесс десять лет посвятил боксу. Мама была не в восторге от его увлечения, но сильно не возражала, надеясь на то, что «мужской» вид спорта сможет укрепить связь между ним и отцом. Не вышло.

Однажды утром я понял, что отец вернулся. Догадался по мерному деревянному стуку. После пожара он начал хромать, так что ему приходилось использовать трость. Снизу раздавались звуки перебранки. Джесс что-то крикнул ему, кажется, послал куда подальше и хлопнул дверью.

Их отношения даже при жизни мамы сложно было назвать нормальными. Отец, наверное в силу профессии, всегда был жёстким человеком, не терпящим никакого мнения, кроме своего собственного, поэтому Джессу, как старшему, доставалось за любые, даже самые крошечные проступки. И только маме как-то удавалось подобрать к ним двоим ключ. Рядом с ней они становились мягче, уступчивей, поэтому, когда её не стало, мы с Джессом в полной мере ощутили ту глубину боли, в которую отец сам себя загнал. Я пытался вспомнить, улыбался ли он хоть раз после её смерти, но так и не смог.

– Неужели ты не видишь, что с твоими сыновьями творится? – ругалась тетя Марго на отца. – Джесс каждый день приходит с новыми синяками. Я не знаю, что он делает. Не знаю, где пропадает ночами! Если ничего не сделать, то и Ник пойдет по его стопам. Он же во всем подражает старшему брату. А его рисунки, ты их видел? Он же кроме черного вообще другие цвета не использует, да и те больше похожи на бред человека из психической лечебницы.

– Ник всегда был таким, – отмахнувшись, произнес отец. – Он всю жизнь рисует чушь. А у Джесса просто переходный возраст. Перебесится. Вспомни меня в семнадцать.

Я решил не спускаться вниз. Закрыл дверь, швырнул на кровать блокнот и уселся рисовать еще пару десятков пугающих черных картинок, потому что знал: если отец что-то решил, спорить все равно бессмысленно.

***

Спустя неделю нам пришлось переехать. Страховка частично покрыла долг перед банком, но так как мы брали для покупки квартиры заем, то после пожара потеряли всё. Накопленных средств хватило на крошечный домик в городке под названием Хейвен2. Казалось, для подобной дыры невозможно было придумать имени более неподходящего. После кипящего жизнью и развлечениями Лондона здесь было по-мертвецки тихо.

Я окинул взглядом квартал, покрытый саваном уныния и поросший зелёной вездесущей плесенью. Из-за постоянной влажности она, как вельветовый чехол, окутывала все: деревья, стены, старые крыши домов. В «Раю» не было ничего, кроме рыбных рынков, редких туристов и отвесных скал, которые выглядели так, что, того и гляди, обвалятся в море, отправив этот городишко на дно – кормить рыб. Может, этого конечно никогда и не произойдет, кто знает. Но я каждый день мечтал об этом.

Кэннери Роуд. Или, по-простому, «консервная улица», получившая свое название из-за расположившегося неподалеку завода, стала моим домом. Налево она вела к школе и центру, а направо – к депо.

Тридцать два. Именно столько поездов проходит мимо за ночь. После переезда, лёжа без сна в полуночной темноте, я считал поезда. Как будто от этого могло стать легче. Некоторые считают овец, я – стук колёс о стальные рельсы.

Джесс же продолжал по ночам драться. Я подозревал, что теперь за деньги, потому как они стали внезапно водиться в его карманах. Отец продолжал пить. А я продолжал просто жить, надеясь, что вдруг завтра станет лучше.

Не стало.

Я хорошо помню тот день. Тишина внизу подсказывала, что Джесс уже ушел. Медленно спускаясь по ступенькам вниз, я заметил крупного высокого мужчину, за которым отец закрывал дверь, но разглядеть его не смог. Когда вошел в комнату, папа встретил меня хмурым взглядом и привычным молчанием.

Пристроившись на колченогом стуле, я оперся коленями о стол и уставился в окно. Отец зажег газ под кастрюлей с чем-то, наверное, со вчерашним супом. От меня не могло ускользнуть, что вид у него был не такой, как обычно, безразлично депрессивный, сегодня он выглядел обеспокоенным.

– Пожалуй, ты должен знать, – сказал он, отвернулся и, взяв засаленную ложку, помешал суп. – Джесс больше не будет жить с нами.

Кажется, что в этот миг все у меня внутри оборвалось. Я понял, что случилось. Он мог не продолжать. Джесс бы ни за что в жизни не сбежал, не уехал и добровольно меня не оставил, а значит, произойти могло только одно – он вляпался во что-то серьезное.

– Твоего брата поймали, когда он разбил морду какому-то мажору в подпольном бое, недалеко от рыбного рынка. Слишком сильно уделал того парня, так что эту ночь провел в участке. Сам понимаешь, у нас нет денег его вытаскивать. – Подув на ложку, отец поднес ее к губам, и, снова повернувшись, продолжил: – В общем, сегодня утром приезжал человек, предложил решить наши проблемы с условием, что Джесс уедет учиться в одну из их военных академий. Я согласился. Ему пойдет на пользу.

Я тяжело сглотнул, подошел к столу, достал оттуда тарелку и сел обратно на место. Внутри ворочалось странное ощущение: я был рад, что брат не окажется в тюрьме, но в то же самое время понимал, что больше его не увижу. И от этого на душе становилось совсем паршиво.

***

Наступил август, но по утрам было прохладно и, как обычно в этом месте, слишком влажно. Дожди здесь шли, если верить метеорологам, сто дней в году. Хотя мне казалось, они привирают, потому как ненавистная вода с неба лилась гораздо чаще.

– Держи! Это тебе. – Джесс вложил в мои руки охотничий нож с резной рукояткой. На одной стороне была вырезана буква Н, на другой – Л. Мои инициалы. – Точно такой же, как у меня. Помню, ты всегда его хотел, – улыбнулся он.

– Ты хоть приезжать будешь? – спросил я грустно. Из-за угла уже показался автобус.

– Я постараюсь, Ник, – ответил брат. Внутри все противно заныло. Теперь еще и Джесс оставлял меня. – Знаю, жить с отцом не подарок, но уж постарайся как-нибудь дотянуть до конца года. Если у меня получится устроиться, я вернусь за тобой. Обещаю!

Я стоял, потупив взгляд. Он положил руки мне на плечи, наклонился немного вперед, глядя в глаза, и строго сказал:

– Не важно, насколько сильно ты бьешь, Ник. Важно, какой держишь удар3, помнишь? – Я кивнул. – Не раскисай!

Автобус остановился. Джесс похлопал меня по плечу, поднялся по ступенькам, и за ним закрылась дверь. Он бросил на меня взгляд через стекло, поднял руку на прощание и уехал.

Еще несколько минут я стоял и смотрел туда, где скрылся автобус. Поднялся ветер, и я, застегнув куртку, засунул руки поглубже в карманы. Вдруг меня окликнули:

– Проваливай отсюда, это мой район.

От неожиданности я чуть не подпрыгнул. На меня смотрел тощий светловолосый пацан в футболке с надписью «Зовите меня Босс» и накинутой поверх джинсовой куртке, которая была ему больше размера на два. Его глаза встретились с моими, и, кажется, он воспринял это как разрешение подойти.

– От той церкви, – указал он рукой на старое каменное здание храма, – и до паба на пересечении Седьмой и Одиннадцатой я работаю. Так что проваливай, пока я размазал твою морду об асфальт.

Я засунул нож за шнуровку ботинок, как всегда делал Джесс, и встал, выпрямившись в полный рост.

– Да без проблем. Меня это дерьмо не интересует.

Плевать мне было на этого пацана и его район. Я не собирался ничего с ним делить. Но только развернулся, чтобы уйти, из-за здания рыбной лавки, откуда всегда несло так, что даже рядом постоишь, словно в порту весь день ящики с рыбными кишками разгружал, показались два высоких парня.

– Эй, Арти! – За спиной блондина словно из ниоткуда вырос еще один. Он похлопал грязными пальцами по карманам своей полинявшей куртки. – Слышал, ты нехило поработал вчера вечером. Не поделишься со старшими?

Незнакомец напрягся. Видно, что эта встреча явно не входила в его планы. Я заметил, как он инстинктивно прижал руку к левому карману, значит, тот ублюдок был прав. Ему есть, чем делиться.

Рука парня постарше потянулась к предплечью, почесывая следы уколов, которые я хорошо мог разглядеть даже с такого расстояния. Не удивительно, что половина молодежи здесь от чего-то торчит, в такой-то дыре. Сам же продолжал стоять неподалеку, ничего не говоря. Один из незнакомцев смерил меня взглядом. Его спутанные волосы давно не видели ведра воды, а в потухших глаза завяла всякая жизнь. Он бросил заинтересованный взгляд на нож, засунутый в шнурки моего ботинка, и я спрятал ногу за ногу.

– Стив, братан, я только что говорил своему другу… – «Зовите меня Босс» сделал паузу, посылая мне многозначительный взгляд.

– Нику, – добавил я.

– Да! Я только что говорил моему другу Нику, что день вчера был ну полное дерьмо. Совершенно ничего не заработал. Правда же, брат? – спросил он, будто мы неожиданно стали друзьями. Будто не прогонял и не обещал три минуты назад размазать мою физиономию по асфальту.

Я осмотрел трех стоящих позади него подростков. Всем было от пятнадцати до восемнадцати лет и выглядели они весьма угрожающе. Разгребать еще и его проблемы? Своих хватает. К тому же я не идиот. Сегодня он мне брат, а завра приставит мой же нож к моему горлу.

В этот момент я был рад, что не живу в этом районе, хотя мне показалось, что даже имя свое я назвал зря. И когда я уже собрался послать их всех подальше и, развернувшись, уйти, «Зовите меня Босс» резко сорвался с места. Да так, что я рта не успел раскрыть.

«Лучше плохо бежать, чем хорошо драться», – это был первый принцип, который я усвоил благодаря Арту. Ничего не оставалось, как припустить следом.

– Сюда! – крикнул он, ловко виляя между мусорными баками, от которых исходила такая жуткая вонь, словно там умерла вся английская колония портовых крыс.

«Очуметь, как быстро он бегает», – промелькнула в голове мысль прямо перед тем, как его тонкая рука втащила меня за собой в подворотню, силой втолкнув между стенами двух стоящих рядом жилых домов. В проходе было настолько узко, что я думал прямо тут и подохну, застряв плечами между кирпичей.

– Кавано, мелкий гаденыш! – раздался злобный крик, и, не смотря на абсурдность ситуации, я громко рассмеялся, потому что им было никогда не протиснуться в эту щель. – Я тебя найду, ты понял?

Но Арт поднял руку вверх, показав ему средний палец.

– И пальцы тебе, сука, переломаю.

– Ага, – ухмыльнулся он. – Не в этой жизни, чувак.

Он вылез следом за мной с другой стороны улицы и, окинув меня взглядом с головы до ног, произнес:

– Неплохой нож, за него можно выручить косарь.

– Даже и не думай, – стиснул я крепче зубы, отступая на шаг назад.

– Да ладно, шучу я, – протянул он руку. – Артур Кавано. Собственной персоной.

– Не очень уж твоя персона уважаема здесь, – огрызнулся я, но руку в ответ все же пожал.

– Ты про этих обдолбанных, что ли? – Он достал из кармана корку хлеба и принялся с аппетитом жевать. – Да их просто ломка мучает и все. Еще пара месяцев, и их либо в тюрягу загребут, либо они откинутся. Так как твое имя-то?

– Ник, я же говорил уже.

– Заметано, Ник. – Он принялся размашисто шагать вдоль высоких кирпичных заборов. – Далеко отсюда обретаешься? Судя по всему, сейчас польет. – Он притормозил на повороте, поднял глаза к небу, словно в уме прикидывая вероятность дождя. – Минут десять.

– В районе Кэннери, – ответил я, – на автобусе приехал.

– Тот, что ты только что видел, на сегодня был последний. По выходным они только до обеда ходят, – засунув последний кусок в рот, произнес он. – Если негде перекантоваться, можешь заночевать у меня.

Не знаю, почему я ему поверил. Наверное, потому что все-таки был идиотом. Ведь утром мог проснуться с пустыми карманами и перерезанным горлом. Но в тот момент мне уже было наплевать.

Спустя примерно пару минут действительно пошел дождь. Неожиданно набежавшие тучи заслонили слабое солнце, и обрушился ливень. Мы поспешили к окраине городка, наши башмаки шлепали по появившимся в миг лужам, расплескивая вокруг брызги грязи.

Улицы были практически пусты, не считая парочки бездомных, привалившихся к задней стенке пивной, старого строения с полукруглой зеленой дверью и закрытыми ставнями. Арт сказал, что вечером в пятницу, если хорошо покрутиться, только с клиентов паба можно собрать недельный заработок.

Грязный кот прошмыгнул мимо, скрываясь между домами. Кавано остановился перед узкой деревянной дверью и постучал. Спустя минуту нам открыла женщина – не выше пяти футов4, сухая и худая. Она была одета в одну лишь ночнушку, поверх которой было небрежно наброшено потрепанное мужское пальто.

– Зия, это мой друг Ник, он останется у нас. – Мне показалось, что он не спрашивал разрешения, а просто поставил ее в известность, что еще один грязный мальчишка будет ночевать в ее доме.

Она кивнула и ушла в кухню, даже не взглянув на меня и не сказав не слова.

– Кто это? – спросил я, бросив взгляд на ее сутулую спину, и стянул грязные ботинки. Носки промокли насквозь, хоть выжимай, так что я снял и их.

– А это Клара, но я зову ее Зия. – Арт бросил свою обувь в угол, даже не пытаясь оттереть ее от грязи. – По-итальянски «тетя». На самом деле, она никакая мне не тетка, просто у нее когда-то была интрижка со старшим братом моего отца, тот спился и давным-давно подох, а я… короче, она забрала меня к себе.

Я прошел за ним в комнату. Или то, что с натяжкой можно было назвать ею. По углам стопками было сложены газеты, тут же валялись вещи, ботинки, остатки от еды. Свинарник, одним словом. Я подошел к окну и развесил мокрые носки на крошечной батарее. Арт открыл форточку, достал из кармана пачку сигарет, протянув одну мне. Я отрицательно покачал головой, зато мой новый друг с упоением затянулся.

– Когда есть нечего, откуда деньги на сигареты? – спросил я.

– Фигня. Нет ничего проще, чем вытащить пачку из заднего кармана, – ответил он, усаживаясь на подоконник и выдыхая в форточку дым.

– И зачем тебе это? Зачем ты куришь?

Дождь на какое-то время перестал, хотя крупные капли еще срывались с деревьев, залетая в открытое окно.

– Наверное, назло папаше. Он вечно болтал, что я слишком мелкий, чтобы курить, – ухмыльнулся Арт.

– А где сейчас твой отец? – уточнил я.

– В тюрьме.

Вот оно как.

– А мать?

– А шут ее знает, я ее ни разу в жизни не видел. – Он затушил сигарету в горшке с цветами, зарыв окурок в землю.

Я был настолько ошарашен, что не смог ничего сказать, и лишь кивнул, подумав, что у некоторых жизнь еще паршивее, чем у меня.

***

Начался учебный год, перелистывая месяцы. Мы с Артом почти все время тусовались вместе. Меня стали все чаще отчитывать за пропуски, оценки поползли вниз, но всем было наплевать. Отец, по определению, уже был мало на что способен. Жили мы на его пособие по утрате трудоспособности, переменные заработки в порту, ну и на мои кровные, но о их существовании никто не знал. Я видел отца от силы в неделю раз, и то лишь по оставленным по всему дому уликам, вроде разбросанных грязных вещей и пустых бутылок из-под пива, догадывался, что он еще жив.

А потом он в первый раз привел домой женщину. Другую женщину. Этого я никак не мог ему простить. Они заперлись в его спальне, но стены в нашем доме были настолько тонкие, что только я попытался заснуть, сквозь гипсокартон просочились звуки поцелуев и поскрипывание кровати. Меня передернуло от отвращения.

С того дня я решил разговаривать с ним исключительно на французском. И плевать, что он ни слова не понимал. Я наслаждался тем, что могу осуждающе смотреть на него ее глазами, говорить с ним на языке, на котором говорила она. Так тебе и надо, сукин сын! Конечно, это было глупо и по-детски, но тогда мне казалось феерически остроумным.

Отчитываться перед отцом я перестал. Приходил и уходил из дома, когда вздумается. Иногда оставался ночевать у Арта. Он учил меня тому, что умел сам. Воровать. Спустя пару месяцев я стащил свой первый бумажник у пьяного заезжего моряка.

Мы с Кавано стали работать вместе. Иногда получали от тех, кто старше. Иногда надирали зад конкурентам. Тоже вместе.

В мире Арта существовала своя иерархия: карманники и мелкие шестерки; те, кто приторговывал паленым бухлом и легкой наркотой; ребята постарше, сбывающие краденые телефоны и автомобильные запчасти.

Те, кто младше, не должны перечить тем, кто старше. Они же в ответ крышевали тех, кого стоял на пару ступенек под ними.

То бишь, нас.

Так прошел год. Пока в один прекрасный день Джесс не вернулся обратно.

Глава 2. Эдмундс

2007 год, мне двенадцать лет

– Кого принесло там? – гаркнул отец, когда в дверь постучали.

Было раннее утро, первые дни каникул. Натянув майку, я взъерошил порядком отросшие волосы и плюхнулся на расшатанный стул, зевая и потягиваясь. С порога раздался знакомый голос. Отец поднял голову. Я замер и резко обернулся. Не может быть. Джесс.

Я с разбегу врезался в брата и зарылся носом в его мундир. Отстранившись, он взял меня за плечи, чтобы внимательно рассмотреть. С момента нашей последней встречи прошел почти год.

– Удивительно, но ты еще сильнее стал на нее похож! – покачал он головой.

Отец встал и замер, словно не зная, что сделать. Окинул взглядом комнату, кивнул сам себе и, достав трость, вышел из кухни. Хлопнула дверь, и стало тихо. Мы оба бросили взгляд ему вслед.

– Собирайся, у нас не так много времени, – прервал молчание Джесс. – Я тебя забираю. Будешь учиться там же, где и я.

Я оглядел брата с головы до ног и обратил внимание, что вещей у него с собой не было. Только небольшая сумка для документов. Я не посмел спросить, отчего мы так торопимся.

– А можно мой друг поедет с нами? Не хочу оставлять его здесь. У него тоже никого, Джесс. Только тетка, но не родная даже.

– Если она подпишет разрешение, – пожал плечами Джесс. – И то не гарантирую, что его не отправят обратно. Я ведь говорил только насчёт тебя.

– Не отправят! Он единственный в школе может подтянуться двадцать два раза. А бегает так, как ты никогда не видел.

– Легкоатлет, что ли?

– Лучше, – улыбнулся я. – Вор.

Я несся через железные пути к дому Арта, перепрыгивая ящики с мусором, выкинутые с рыболовных судов. На улице было тепло и по-весеннему солнечно. В воздухе пахло солью и рыбой. Запах пока не очень сильный, с ног не сшибет, летом станет гораздо хуже, но даже рыбная вонь не могла испортить моего настроения, ведь я до сих пор не мог поверить, что, наконец, смоюсь из этого места. Подальше от отца. Да еще и вместе с Джессом.

Я уже давно существовал сам по себе. Крутился, падал, барахтался, пытаясь разобраться с тем, как устроена эта жизнь, в то время как никого не было рядом. Теперь же отец оставался совсем один. И мне не было жаль. «Я не буду скучать», – произнес я, в последний раз взглянув на рассыпавшийся внизу городишко. Тогда мне казалось, я выбрал верные слова для прощания.

***

– Затащили меня в казарму, предатели французские. Один хрен, та же тюрьма! – орал Арт, отбиваясь от пытающейся побрить его женщины. Я же сидел смирно, наблюдая как мои остриженные волосы падали на пол, смешиваясь с его светлыми, словно перья на снегу.

Я его не обманывал. Честно.

Просто рассказал не все.

Арт давно гулял по самому краю, и когда среди его фразочек начали проскальзывать «да это всего лишь косяк, от него даже толком не торкнет», я понял, если мы не уберёмся из этого проклятого места, то когда-нибудь закончим в канаве.

Мне надоело бесконечно висеть на волоске, изображая, что такая жизнь по мне. Арт просто не знал другой. Может, поэтому мнимая свобода казалась ему столь пьянящей. И в этом была вся проблема.

– Говорил же папаша: «Не верь тем, кто лягушек жрет!» – ругался он.

– Ты уже восемьсот раз это повторил, – сдул я очередную остриженную прядь, упавшую на лицо.

– И еще столько же скажу, ублюдок! – не затыкался Арт. – Можешь на меня больше не рассчитывать, понял? С этого дня я даже разговаривать с тобой не собираюсь.

– Хорошо, – ухмыльнулся я, зная, что его хватит от силы минут на двадцать.

На старых деревянных табуретках перед нами уже был сложен стопкой набор вещей. Три пары носков, двое трусов, высокие кожаные ботинки, спортивная форма, состоящая из футболки и шорт, и два комплекта камуфляжной формы.

Одежду, которую привезли с собой некоторые из ребят, у них забрали. У нас же с Артом ничего не было.

– Забирайте вещи и в казарму! – басом приказал старшина, жуткого вида мужик с огромными залысинами. Мы тут же подскочили и, минуя каменную лестницу, следом за ним вышли к длинному коридору. В комнате рядами стояли двухэтажные металлические кровати с серыми голыми матрасами. Кое-где части каркаса поржавели. Иногда поскрипывали.

– Лавант и Кавано, самая крайняя ваша! – указал старшина рукой.

– Верхняя моя! – выкрикнул Арт, проскочил мимо меня и, закинув свой мешок с вещами наверх, запрыгнул на свою постель, свесив ноги. Я решил в качестве извинения на этот раз уступить, поэтому бросил свой тюк снизу.

Дни потекли за днями. На дворе разгорелось лето, и так как занятия в школе еще не начались, все время занимало обучение военным азам. Вроде все как обычно. Но только спустя время мы поняли, что в Эдмундсе не бывает «как обычно».

Взять хотя бы перекличку. Старший по отряду выкрикивал фамилию, нужно было сделать шаг вперёд, но стоило кому-то отвлечься или просто пошевелиться, совершив хоть одно неосторожное движение, нас заставляли двадцать раз отжаться, и всё повторялось сначала. В первый раз пришлось начать заново четырежды. И это еще хорошо, что в отряде на тот момент числилось только восемнадцать человек.

– Не верю, что умудрился затащить себя в эту задницу. На кой-гадский эта армия мне сдалась, а, Ник? – плевался Арт, стаскивая с ног грязные носки и с силой швыряя их под кровать. Он единственный не собирался изменять своим привычкам разбрасывать вещи где попало, словно помечая территорию.

Честно говоря, и мне это уже было очевидно, но признаваться не хотелось. Изо дня в день мы бегали, шагали по тонкому бревну на высоте человеческого роста, ползали по земле, спиной задевая колючую проволоку, карабкались на стены, а затем снова бегали, и нас все время смешивали с грязью. Возможно, те, кто сюда попал, и есть грязь, ведь мы все понимали, что Гарвард и Оксфорд никому не светит. Но, несмотря на это, каждый старался как мог избавиться от прилипшего как репей, клейма никчемности. Эдмундс же этому явно не способствовал.

Но ведь что-то же Джесс здесь нашел? Только что именно, мне было совершенно не понятно.

***

Я проснулся от того, что кто-то усердно тряс меня за плечо. Потирая руками глаза, я с трудом разлепил их и увидел склонившегося надо мной брата.

– Вставай и пошли, – произнес он и, не добавив ни слова, вышел из комнаты.

Я сел, опустив голые ноги на ледяной пол, поежившись, огляделся по сторонам. Все еще спали. Быстро одевшись, вышел в коридор.

– Сколько времени? – зевая, спросил я, едва успевая за широкими шагами брата.

– Пять, – ответил он, не поворачиваясь в мою сторону.

– Пять? – удивленно переспросил я и заныл: – Джесс, подъем только через полтора часа.

– Послушай, Ник. – Джесс остановился и, чуть наклонившись, чтобы наши глаза оказалась на одном уровне, произнес: – Я не просто так договорился быть старшим именно твоего отряда. Год закончится, и меня распределят, понятия не имею куда, поэтому я хочу быть уверен, что ты будешь в порядке и я научил тебя всему, что умею сам.

Я сразу понял, что он имел ввиду. В драках Джесс всегда был обалденно крут, а в Эдмундсе только усилил и усовершенствовал свои навыки. Даже раньше на соревнованиях ему не создавало труда повалить более сильного соперника, наблюдал это десятки раз. Я же не умел ничего.

– Посмотри сюда. – Он указал на таблицу в центре большого стенда у спортивного зала. Фамилия «Лавант» возглавляла список старшекурсников.

– Я уйду, но эта строчка не должна меняться, ты понял?

Я послушно кивнул.

– Тогда вперёд!

И он открыл передо мной дверь небольшого спортивного зала, рукой приглашая внутрь.

***

В очередной раз распластавшись спиной на мате, я стиснул зубы, стараясь дышать через нос.

– Ник, ты меньше многих по росту, еще и худее, – прохаживаясь вдоль стены, громким голосом произнес брат. – Я, конечно, надеюсь, что ты еще вырастешь… но… Резче! Ты должен двигаться резче!

На самом деле за последние пару месяцев я стал чуть выше и крепче, мои навыки боя улучшились, так что и Джессу бывало доставалось.

Хотя кого я обманываю?

Изо дня в день я только и слышал, что свое имя, приправленное командами, ругательствами и периодически подзатыльниками, если у меня что-то не получалось.

– После удара выдох, Ник! Локоть в сторону!

– Колени согни! Не атакующая рука должна закрывать корпус, Ник!

– Это лажа, а не джеб5, Ник! Корпус – корпус – голова! Еще раз! Руки выше! Держи локти!

– Ник! Ник! Ник!

И так до бесконечности!

Запястья и бока были в синяках, кожа на костяшках содрана, потому как последние пару дней Джесс ставил мне удар.

Натягивая форму и морщась от боли, я мысленно благодарил вселенную, что сегодня пятница, а значит, у брата ночной наряд, и я смогу отдохнуть от бесконечных «издевательских тренировок». Согласитесь, бороться с парнем, который почти на две головы выше тебя и почти вдвое тяжелее, не очень увлекательная задача. Просто вдохнуть и то было испытанием, не говоря уже о том, чтобы кашлянуть или попробовать рассмеяться.

– Что с тобой? – спросил Арт, закидывая на шею полотенце. – Выглядишь как зомби.

Я, в общем, им и был. Ежедневный недосып и изнуряющие тренировки в дополнение к основным, положенным по программе, сказывались только на том, что росли синяки у меня под глазами, а не мышечная масса. Я подумал, что таким образом через пару месяцев стану походить на панду. На исключительно несчастную панду, замученную в нацистских лагерях.

– Слышал, новенький к нам. – Арт натянул брюки и плюхнулся на мою кровать, зашнуровывая ботинки. Он кивнул на свободную койку рядом с моей, на которой утром появился свежий матрас. – Высокий такой. Стоял, лыбился, идиот. Погляжу я на его лицо спустя пару дней в этом «чудном крае кроссов под дождём».

– Откуда он? – спросил я.

– С хрена ли я знаю? Ренд, кажется, фамилия. Проходил смотр вчера вечером. Знаю только, что выбивает двадцать очков из тридцати.

Честно говоря, мне плевать было, кто и сколько выбивает, я потер рукой бок, надеясь, что ребра не сломаны.

– Моя фамилия Рид! – раздался незнакомый голос позади. – Шон Рид. И я выбил двадцать пять.

Мы одновременно повернулись. Широкие плечи, сияющая улыбка, идеальные зубы, а выправке можно было позавидовать. Арт покачал головой и усмехнулся. А потом, задрав подбородок, встал.

– Видишь вот этого парня? – произнес он, указывая рукой на меня. Я закатил глаза. – Завтра он выбьет четко тридцатку, сделав на общем зачёте всех, в том числе и тебя, а я обойду любого по какой угодно спортивной хрени, которая только может взбрести в голову местному инструктору, так что наша солдатская койка, как обычно, займет негласное первое место по комнате. Но ты можешь побороться за звание лучшего в наяривании с песней кругов по плацу. Все самое вкусное разобрали. Не обижайся, Шонни!

Рид завис, пытаясь переварить вдохновленный спич Арта, но, судя по выражению на лице, у него не очень получилось. Кавано же с невозмутимым видом закинул полотенце обратно на свою постель и, расправив плечи, словно прогуливаясь по подиуму, в развалку вышел из комнаты.

– Не обращай внимания, – махнул я и протянул ладонь. – Ник. А это Арт. Он нормальный на самом деле.

– Твой друг?

– Да. Хотя его частенько клинит и рот у него практически не закрывается, – ухмыльнулся я. – Он даже больше, чем друг. Как брат, наверное.

– Круто, – пожал плечами Шон и, поставив сумку с вещами на пол, присел на свою кровать. Окинул взглядом казарму, остановившись на свисающем крае одеяла Арта, и повел бровью.

– И что, вам так позволяют? – кивнул на его как попало заправленную постель.

– Пока да, – пожал плечами я.

– Странно. Я слышал про это место другое.

– Что именно?

– Про высокий уровень армейской подготовки и дисциплины. Что основные принципы учащихся Эдмундса: собранность, настойчивость и непоколебимость духа.

– Это все точно не про Арта, – рассмеялся я и тут же выдохнул от боли, схватившись за бок. – Да и вряд ли хоть про кого-то из нас. А тебя, вижу, прикалывает вся эта военная тема.

Лицо Шона приобрело странную серьезность.

– У нас в семье все военные.

– Понятно. – Я встал, поморщился, словно проглотил лимон, застегнул воротник рубашки и поплелся по проходу, как приговоренный к казни, уж никак не тот, кем описал меня Арт. И без того удивленные глаза Шона превратились в пятаки. – Приятно познакомиться, Рид. Я рад, что впредь мне будет с кем соревноваться.

***

К зиме всех уже мутило от необходимости бегать на холодном ветру, и к вящей радости каждого занятия перенесли в зал. Мои навыки с каждым месяцем значительно улучшались. У меня не было таланта. Зато была напористость, ненависть и неутомимый старший брат.

Пока остальные делали первые робкие шаги, как младенцы, гуляя под стол и постоянно спотыкаясь, я экстерном проходил военную программу, перепрыгивая через несколько классов разом. Джесс натаскивал меня технически, часами тренировал до полного исступления, обучая не просто оценивать цель, видеть ее на уровне инстинкта. С тех пор я больше ни разу не промахивался. Пистолет стал продолжением моей руки, таким же как станет и нож через пару лет.

– От подъёма руки до выстрела не более десяти секунд! – произнес Джесс, пока я с точностью исполнял его команды. – Грубо наводишь на цель, пока поднимаешь руку, потом задерживаешь дыхание на полувдохе. Замри!

Он пересек комнату и поправил мою руку.

– Смотри, Ник, – сказал он, – эту ошибку совершают многие новички. Если мишень не находится ровно в прорези целика, то выравнивать ее нужно смещением головы, а не поворотом кисти.

– Почему?

– Пуля отклонится в сторону за кистью, и ты не выбьешь центр. Запомнил?

Я кивнул и тут же для закрепления повторил движение сначала.

– Джесс, я научил Арта тому, что ты мне показал на прошлой неделе, у него тоже получилось, – поделился я с энтузиазмом.

– Не стоило, – строго ответил брат.

– Почему? Если ты переживаешь, что он выдаст, то можешь быть спокоен. В нем я на сто процентов уверен.

– Дело не в том, Ник. Полковник в курсе, что я помогаю тебе, – ответил он. – Было бы слишком рискованно заниматься здесь без его личного разрешения. Просто мы отличаемся от них.

– От кого от них?

– От всех остальных.

– А как же мои друзья? – спросил я.

– Друзья сегодня есть, завтра нет. Можешь мне поверить. Семья – вот главное. У тебя есть я, больше тебе никто не нужен.

Я посмотрел на брата, так и не опуская руку с зажатым в ней учебным оружием. Я не мог не заметить, что Джесс изменился. Да, он и раньше стремился быть лучше остальных, но Эдмундс развил эту страсть до такой степени, что жажда лидерства в его глазах иногда пугала. Но осуждать его я не мог. Это же Джесс, мой брат. Тот, кто всегда делал то, что должен, а не то, что хочется. Готовый пожертвовать всем за меня. Разве я мог усомниться в нем, если у него и в мыслях не было сомневаться во мне? И я старался его не подвести. Если брат сказал стать лучшим, я безоговорочно решил им стать.

***

– Ричардс четвертое. Доувер третье. Рид второе. Молодец, Рид, быстро учишься, – размеренно зачитывал инструктор наши промежуточные результаты. – Лавант! Выйти из строя! Ну… тут фамилия говорит сама за себя.

Я сделал шаг вперед и тут же оказался под прицелом десятка глаз.

– Вот это облом, Рид! – пробежал за спиной шепот. В Эдмунде не было принято выражать восторг и радоваться чужим победам, зато проехаться по чьему-то поражению всегда пожалуйста.

К счастью, стрельба была последним занятием на сегодня, после чего мы выскочили за дверь, где в казарме нас ждали ведра с мыльным раствором и щетки, словно специально созданные для моих сбитых кулаков.

– Поздравляю с победой, Ник, – произнес Шон, принявшись тереть пол со мной рядом.

– Мне плевать, если честно. Для меня эти цифры ничего не значат. – Я вытер о штаны пену, достал из кармана корку хлеба и принялся медленно жевать. Арт периодически подворовывал с кухни, а после тренировок есть хотелось, хоть вой.

– Я просто хочу сказать, что ты действительно хорошо стреляешь. И брат твой молодец, но не жди, что я поддамся.

– Я и не жду, – лениво проговорил я, протянул ему второй кусок хлеба и добавил шёпотом, но получилось все равно громко: – Почему для тебя это так важно?

Шон ничего не сказал, молча взял ломоть и откусил половину. Пару минут он молчал, натирая пол.

– Просто стрельба – единственное, чему успел обучить меня отец, – наконец произнёс он. – Мне хочется, чтобы он мной гордился. Пусть его даже уже и нет.

– А что с ним случилось? – спросил я.

– Погиб, – пожал он плечами. – Но я как будто подсознательно всегда к этому готовился, понимаешь?

– Не совсем.

Я понял, что он имел ввиду гораздо позже. У Шона оказалась до боли похожая но мою ситуация: отсутствие семьи при вполне живом отце. Только Рид-старший спасался бегством в горячие точки, пока в одной из них не погиб, а мой молчал и пил, замкнув точку на себе, но, в отличие от меня, Шон на своего зла не держал.

– Его друзья сказали, здесь мне будет привычнее, чем в обыкновенном интернате. Так я и оказался тут. Вот все, что у меня от него осталось. – Шон протянул руку с надетыми на ней армейскими часами. Мы покидали щетки в ведра, убрав их на место, но я не успел ему ответить, потому что по казарме разнесся грубый голос брата:

– Стройся!

Я занял привычное место между Штольцем и Муром, ожидая, когда прозвучит команда «Отбой!». Обычно на эту процедуру давалось достаточно времени. Добежать до своей кровати, сложить форму, поставить обувь, забраться наверх и не шевелиться, потому что ведется счет – ровно три скрипа. Если они прозвучат, то взвод поднимается на ноги, заново строится, отжимается или выполняет еще какую-то хрень, и все повторяется заново. Огромный вклад в аттракцион вносили двухэтажные кровати, на которых мы спали. Кровати были старые, и спустя пару месяцев таких вот «запрыгиваний» начинали скрипеть сами по себе. Но в тот день мы поняли, что в игре существовал следующий этап – когда секунды сокращались вдвое. А что вы хотели? Ты становишься старше. Продвинутый уровень!

Для Арта, с его неряшливостью по отношению к одежде, задача успеть за такой короткий срок оказалась практически невыполнимой. А сложить форму еще и аккуратно – сущий ад. И, следовательно, для нас всех тоже. Теоретически эта игра могла продолжаться хоть всю ночь. Или пока командиру не надоест. Самое противное было то, что им был мой старший брат.

– Рота, отбой!

Мы кинулись к своим койкам и с удвоенным старанием поднажали, снимая с себя вещи.

– Три секунды! – крикнул Джесс, и я запрыгнул в постель, натянув одеяло. Арт кинулся наверх, но так и застыл между нашими кроватями, раздраженно выдохнув.

– Кавано снова не успел! – подвел итог Джесс с азартной улыбкой на губах. – Рота, стройся! Начинаем сначала! Будем продолжать, пока Кавано не научится свою форму складывать!

Нужно ли говорить, что это «сначала» на сегодня было уже пятым?

По комнате пополз раздраженный шепоток. «Вот как бывает», – думал я, потому как в одно и то же время любил своего брата и всей душой ненавидел. В глазах моего отряда он выглядел последним ублюдком. У Арта же на лице уже была паника, граничащая с истерикой. Я знал, что он не был слабаком, но еще пара таких построений, и завтра ему бы хорошенько наваляли.

– Ник, – шепнул Шон, склонившись ко мне в проходе между койками. – Я возьму на себя рубашку. Ты – его ботинки.

Я кивнул. Не без удивления, признаться. Я-то всегда знал, что конек Шона – собранность. Дай волю, и он бы всю казарму построил, придираясь к не до конца заправленным кроватям и ставя носы ботинок миллиметр к миллиметру, но то, что он внезапно решил помочь, было неожиданно.

– Отбой! – в очередной раз рявкнул Джесс.

Мы как ошпаренные кинулись к своим постелям. Мне кажется, я не смог бы сорвать с себя одежду быстрее, даже если бы она горела. Шон выхватил из рук Арта рубашку, и спустя мгновение она уже ровным прямоугольником лежала на табуретке. Пока Арт справлялся с носками и собственными штанами, я поставил его ботинки к краю кровати, судорожно считая про себя секунды, ведь ему еще предстояло забраться наверх.

Кровать пошатнулась, и я понял, что миссия удалась. Остался только я.

– Три, два, один! – одновременно с последним выкрикнутым счетом одеяло плавно опустилось на мои плечи. Я замер так, что ноги аж судорогой сводить начало. Никто вокруг даже не дышал, кажется, молясь, кто как умел, лишь бы ничья кровать не скрипнула.

Джесс еще раз прошелся между рядами, довольно покивав головой, что значило: на сегодня садизм окончен.

– Дисциплина в мелочах, – бойко крикнул брат с наигранным педагогическим энтузиазмом. Он скрылся из виду, но его тяжелые шаги еще долго отдавались эхом, отлетая от стен.

– Да чтоб ты споткнулся, – пробубнил Арт.

***

Закончился год, и наступило лето. Мы выстроились на стрельбище в две колонны.

– Готовься, – подойдя ко мне сзади, произнес Джесс. К этому моменту почти все закончили. По результатам за год впереди были только мы с Шоном. И так как имели самые высокие баллы, финальный зачет – стрельбу из пистолета стоя – должны были сдавать последними.

– Бери тот, что справа, – за спиной прошептал брат. – На левом прицел сбит в сторону. Обрати внимание, как у всех, кто из него стреляет, пуля уходит в бок.

Я кивнул.

– Рид! – гаркнул инструктор.

«Только левый не бери! Только не левый», – шептал я про себя. Я не хотел проигрывать, но и побеждать таким образом тоже.

Как специально, Шон взял со стола лежащий слева пистолет, перезарядил его, прицелился и выстрелил.

– Шесть!

Как и следовало ожидать, по зал недовольно загудел. Шон прикрыл глаза, не понимая причины, ведь от него ждали не меньше девяти. Я же тяжело вздохнул, потому что знал ответ.

Он снова перезарядил и сделал второй выстрел.

– Семь!

Рид всплеснул руками, лишь на секунду проявив слабость, но тут же загнал эмоции под контроль. А потом снова прицелился.

Повисла такая тишина, что слышно было бы даже пролетавшую муху.

Прогремел выстрел.

– Десять!

Да!

Меня внезапно наполнила такая гордость. Не за себя, за него! Ведь он догадался. Но по его лицу было ясно, Рид расстроен.

– Лавант! – разнеслась на весь зал моя фамилия, и я, опомнившись, шагнул вперед. Для победы мне требовалось двадцать четыре очка.

Я подошел к лежащему справа пистолету. Глянул на Джесса, который в этот момент болтал с кем-то из старших. Брат был во мне абсолютно уверен, так что расслабленно подпирал плечом стену. Обернулся на Шона. Он стоял в отдалении от всех, засунув руки в карманы. Прицелился. Дважды выбил по девять.

Теперь для победы мне нужна была лишь шестерка. Я поднял руку в третий раз, задержал дыхание. Время вокруг остановилось, отдаваясь пульсом в венах и мерным стуком сердца. Краем глаза я уловил, как по виску Шона скатилась капля пота. А потом сделал то, что Джесс учил никогда не делать.

«Это грубая ошибка», – из раза в раз вдалбливал он в мою голову вместе с подзатыльниками.

Я наклонил кисть влево, наводя прицел, зная, что следом за ней последует и пуля. Словно в замедленной съемке я видел, как изо рта брата вылетает совсем не пара «крепких» слов.

А потом спустил курок.

– Четыре!

Коллективный вздох.

Судя по выражению лица, Джесс готов был разорвать меня на месте. Я уже видел по его глазам, что если бы он мог, давно съездил мне по затылку, пополнив мой словарный запас минимум сотней непроизносимых ругательств.

Я потер ладонями все еще ноющие после вчерашней тренировки ребра и, тихо посочувствовав им, произнес: «Крепитесь, ребята», но улыбки сдержать не смог.

***

– Идешь, Ник?

– Я догоню, – крикнул я парням вслед.

Наступил июль, и в Эдмундсе появилось много новеньких, поэтому до нас сегодня никому не было дела.

Арт развлекал Шона уличными байками, от чего тот непривычно громко хохотал, и его смех отражался эхом от стен. Меня эти рассказы давно перестали забавлять, поскольку за последний год я слушал их уже по пятому кругу, а Риду нравилось.

Я вышел в коридор, бросив взгляд на доску, в первой строчке которой теперь красовалось табличка с именем Шона Рида, и ухмыльнулся. Джесс, конечно, был вне себя от ярости, но в конце концов смирился.

Шон действительно был достоин первого места. И дело даже не в том, что стреляет он не хуже, и по всем дисциплинам хоть зачет не сдавай – все равно будет «отлично». Просто мои загоны с тренировками и стрельбой на его фоне меркнут. Кто еще будет тратить свои единственные два свободных часа в день на то, чтобы приучать Арта к порядку? Шон, конечно, отмахивался, мол, он о всей роте заботится, чтоб нам по сто раз не подскакивать, одеваясь и раздеваясь заново, но я-то знал, он просто сам по себе такой. Пример доблестного солдата.

Ему предстояло и дальше карабкаться по военной лестнице, принимая участие в смотрах и соревнованиях. В его жизни мало что должно было измениться. Эта победа ему важнее.

Что до меня? Я просто мечтал окончить Эдмундс, по дороге стараясь не растерять веру в себя, и потом уже разобраться, чем вообще хочу заниматься по жизни.

Я вышел на улицу, пересек поле и обогнул крутой склон, перегороженный стеной из камней, за которой прятался пруд, контуром похожий на остроконечную пулю. В начале лета вполне пригодный для купания, но ближе к августу его затягивало одеяло из тины, так что, если залезешь, окажешься весь зеленый. Еще и водоросли придется из штанов выгребать.

Скинул вещи и с разбегу плюхнулся в воду, где парни уже устроили заплыв.

– Спорим, я обгоню вас обоих!

Арт бросился вперед, рассекая мутную воду. Мы с Шоном переглянулись и рассмеялись, потому как даже не собирались за ним вдогонку, а он плыл так, словно намеревался пересечь Ламанш.

Выбравшись на берег, мы устроились под длинными свисающими ветками. Я все это время думал, что же нашел здесь Джесс. Спустя год понял: он нашел себя. Место, где почувствовал себя нужным. А я нашел друзей. Даже больше, чем просто друзей. Они стали мне как семья, только круче. Ведь родных не выбирают, а их я выбрал. И они выбрали меня.

– Ну что, как и собирались? – спросил Арт, проводя руками по мокрой голове, пытаясь соорудить из коротких волос подобие ирокеза.

Шон кивнул.

Я достал из ботинка нож и разрезал себе ладонь. Затем передал его парням, чтобы они сделали то же самое. Мы уставились друг на друга. Я взглянул на капли крови, стекающие по моим пальцам, и протянул руку.

– Сегодня и навсегда?

– Сегодня и навсегда!

Глава 3. Ходячая катастрофа

2008 год, мне тринадцать лет

За год я вырос на два дюйма6, что было хорошей новостью. Плохая же заключалась в том, что остальные парни выросли тоже.

Чуть наклонившись вперед, я посмотрел в конец строя, мысленно пересчитывая людей. Долго считать не пришлось.

Вот же засада.

Ну почему, когда в нашей семье все мужчины не ниже шести футов7, я все еще стою пятый с конца? Джесс упрямо уверял, что начал вытягиваться после пятнадцати, так что оставалось уповать только на его слова.

Несмотря на то, что ростом я не отличался, мое имя все равно толкалось в первых строчках рейтингов. Я делал все исключительно так, как учил Джесс, ведь каким-то чудом он всегда оказывался прав. Поэтому я не спорил. Брат обычно говорил: «Устраивает киснуть в середине – слушай чужое мнение. Хочешь стать первым – имей свое (подразумевалось «слушай мое»)». И я слушал.

Именно тогда я понял: никто не любит тех, кто выделяется.

Поначалу мои навыки вызывали восхищение, пока спустя пару месяцев какой-то гад не проболтался, что я тренируюсь по ночам со старшим братом. После этого моя репутация слегка пошатнулась.

Было обычное утро понедельника. Мы спускались по лестнице, когда кто-то толкнул меня в спину, и я, споткнувшись, полетел по ступенькам вниз. Не нужно было напрягаться, чтобы понять, кто именно это сделал. Бен Штольц, завистливый ублюдок.

Опираясь руками в пол, я потряс головой, почувствовав во рту отчетливый металлический вкус крови, которую хотелось выплюнуть. Но я ее проглотил. Эти придурки были бы безмерно счастливы, узнай, что я еще и лицо разбил. За спиной раздался смех.

– За перила надо держаться, Лавант.

Я коснулся языком ранки на губе, слизывая кровь. И когда Бен проходил мимо, схватил его, повалил следом и, вывернув руку, уселся сверху. Он взвыл. Но только я собрался хорошенько его отделать, сбоку раздался высокий голос:

– Оставь его в покое!

Я обернулся и чуть не свалился со Штольца от неожиданности.

Девчонка. Передо мной абсолютно точно стояла девчонка. Вроде я не бился головой.

– Я сказала: слезь с него!

Тряхнув волосами, стянутыми в тугой хвост, пара прядей из которого уже успели вырваться на свободу, она вплотную подошла к нам. Я окинул ее взглядом.

Фигура подростка, худая и неказистая. Речь быстрая, отчетливая. Вся такая чистенькая и вылизанная, типичная преппи из лондонской школы для девочек, не хватало только белых гольф и галстука в клетку.

– Ты нанял для охраны «юбку», Штольц? – рассмеялся я, вставая с ублюдка и, пнув его потертым носком ботинка, собирался уйти, но мне не дали.

– Ты мерзкий трус, раз бьешь только тех, кто слабее, – выкрикнула она.

Все застыли. Даже Штольц так и остался лежать на полу.

– Иди, куда шла. – Оценивающе взглянув на девчонку сверху вниз, я изобразил гримасу сожаления и насмешливо ухмыльнулся. – Посмотри на себя и проваливай, мелкая!

И тут произошло то, чего я уж точно не ожидал. Потому то она ударила меня. Кулаком. В лицо.

Я почувствовал себя так, словно меня окунули с головой в холодную воду, выдернули, а потом окунули снова. Какая-то девчонка! Наглая рыжая девчонка! Тишина к этому моменту разрослась так, что я кожей чувствовал каждый обращенный ко мне взгляд.

Репутация в коллективе, где одни парни, многого стоит, и я не позволю разрушить ее одним глупым поступком. Сердце у меня забилось так, что я слышал, как каждый удар отдавался эхом где-то в горле.

В ее глазах играл гнев, и подспудно я смог разглядеть самодовольство. Вот как? Гордишься собой, значит? В тот момент, когда она собиралась победно покинуть зал, я не смог придумать ничего более умного, чем сделать шаг вперёд и, схватив её лицо двумя ладонями, поцеловать, а затем под поднявшийся хохот, аплодисменты, свист и всеобщее одобрение, изображая полную невозмутимость, с улыбкой развернулся и, засунув руки в карманы, пошел в свой класс.

Да, да, да! Этот раунд явно остался за мной!

Правда, торжество победы оказалось недолгим.

– Думаешь, это смешно? – раздался за спиной незнакомый голос. – Или только с девчонками такой крутой?

Я повернулся. Передо мной стоял новичок, по крайней мере, раньше я его не видел. Так я познакомился с Тайлером Ламмом. Кто б знал, что спустя пять лет именно бок о бок с этим парнем мне предстоит пройти через столько дерьма.

Я задрал подбородок:

– Ну тебя я целовать точно не собираюсь!

– Я не договорил! – крикнул он и кинулся на меня, а я, не успев увернуться, получил прямо в челюсть, да так, что аж зубы заскрипели. Что мне оставалось, кроме как вдарить по его мерзкой физиономии в ответ?

Мы сцепились, как два пса. Улица научила меня не бояться драк, но парень оказался совсем не промах, и я мог здраво оценить, что он как минимум на пару дюймов выше и на порядок сильнее. Только я замешкался, он тут же схватил меня за шею, зажав голову, но я был быстрее, поэтому вывернулся и со всей силы ударил кулаком по его правому боку.

Оскорбления сыпались как дождь. Вокруг уже сомкнулось плотное кольцо из ребят, подливающих масла в огонь, потому что ни один из нас не собирался останавливаться. Я пропустил удар под дых, и Тай повалил меня на каменный пол, следом ударив локтем в горло. Попытался согнуться пополам, спасаясь от боли, но этот говнюк уселся сверху, вытащив нож из моего ботинка. Нож, о котором никто не знал. Который я забыл вытащить со вчерашнего дня, когда мы с парнями дали кровную клятву.

– Слабак! – растянулся он в мерзкой ухмылке. – Думаешь, нож прибавит тебе мужественности?

– Да пошел ты! – прохрипел я.

Ламм поднес лезвие к моему лицу, касаясь горла, так что мне пришлось запрокинуть голову. Я пытался освободиться, чтобы ударить его в ответ, но не мог, ведь он коленями прижал мои руки.

– Дерешься, как твой неудачник-отец! – оскалился он. – Или ты больше похож на свою шлюху-мать?

Если и существовал хоть один способ разозлить меня настолько, чтобы я смог скинуть его с себя, это был он. Произнесенное его мерзким ртом упоминание о моей матери сработало похлеще искры, поднесенной к полному бензобаку. Вспомнив, как Джесс меня учил, я зацепил Тайлера ботинком и скинул с себя, тут же садясь сверху. Уже ничего не чувствуя, кроме собственной ярости, которая струилась отравленным потоком по венам. Мне хотелось стереть его в порошок, поэтому я бил без остановки, пока толпа не вскинулась, и нарастающий шепот не заставил остановиться. «Комендант», – перескакивало слово из уст в уста.

Я отскочил от Ламма, зная, что за драку нам обоим точно несдобровать, и тут же столкнулся со взглядом куратора. Не знаю, как сам выглядел в ту минуту, но, бросив взгляд на Тая, ухмыльнулся, потому что один его глаз уже покраснел, губы были полностью разбиты, но виду он, как впрочем и я, не подавал. Прижал ладони к швам брюк и вытянулся по стойке смирно, как этого требовали правила.

– К полковнику! – Комендант развернулся и широким шагом направился вверх по лестнице, недалеко от которой развернулось побоище. – А все остальные быстро по комнатам!

Арт, подбежав сзади, незаметно подсунул мне в руку нож, и я уложил его как обычно за шнуровку ботинок. Никому в Эдмундсе не было дела до того, носишь ли ты с собой нож. Просто у большинства ничего такого не было. Драки наказывались, но, по правде говоря, если бы кто-то кого-то случайно убил, проблемы из этого не сделали. Беспризорные мальчишки. Кому до них вообще есть дело?

Мы молча поднимались по ступенькам, и через несколько лестничных пролетов мое тело вспомнило о том, что его избили. Адреналин схлынул, и боль стала пульсировать в местах, куда особенно сильно приложился Ламм, а мышцы тянуло так, словно я весь день оттарабанил на плацу.

Комендант завел нас в кабинет и, усадив в деревянные полукресла, оставил ждать своей участи, захлопнув тяжелую дубовую дверь. Я оглядел помещение с высокими потолками, выходящее центральными окнами на площадь. Всю заднюю стену занимали стенды с книгами, что мне показалось странным в таком месте, как это.

– Надо отдать должное, дерешься ты неплохо, – произнес Тай, потирая ушибленное плечо, – но поступил как свинья!

– Ой, да заткнись уже! – Я плюнул в ладонь, стараясь стереть его кровь с костяшек собственных пальцев. – Что я, по-твоему, должен был еще сделать? Отлупить ее в ответ?

– Не подходи к ней больше, – резко бросил он, повернувшись в мою сторону. До этого момента я и не собирался, но теперь мне этого отчаянно захотелось. В его глазах застыла угроза. И что-то ещё. Какое-то чувство, которое я не мог разобрать.

– А то что? – Повисла долгая пауза. – Влюбился что-ли? – растянул я губы в ехидной ухмылке и тут же понял, что пытаться улыбнуться, когда твоя губа разбита, охренительно больно.

– Да пошел ты, – отвернувшись, ответил Тай и принялся оттирать пятно крови с рукава. – Просто так нельзя с девчонками. – Поняв бесполезность своих попыток скрыть улики, он сложил руки на груди. – Тем более она – дочка Максфилда.

– Врешь! – Развернулся я всем корпусом к нему так, что ножки кресла, на котором сидел, на секунду поднялись над полом и с громким стуком опустились вниз. Бах! Именно с таким же звуком упали мои внутренности. Разум уже принялся рисовать жуткие картины, какие непередаваемые ощущения обеспечит мне полковник за то, что я обидел его любимую дочь.

– Она мне сама сказала.

На скуле Тая к этому моменту налился синяк, и я инстинктивно коснулся своего пульсирующего глаза. Надо ж было так вляпаться!

Время как будто замедлилось. А тишину можно было взвесить, настолько густой и вязкой она казалась, растекаясь между нами.

– Лавант, – произнес Тай спустя пару минут, пока мы сидели, пялясь в пол и ожидая своей участи. В его голосе больше не было той дерзости, с которой он разговаривал со мной прежде. – Извини, что сказал так про твоих родителей. Это было низко.

– Проехали, – засунув руки в карманы, ответил я. – Что полковнику скажем?

В тот раз мы коллективно свалились с лестницы. Это, естественно, не спасло нас от наказания, но, по крайней мере, оно было не настолько суровым, как я предполагал. Либо девчонка промолчала, либо полковник не предал произошедшему значения. Обе версии тогда показались мне странными.

***

Я стоял неподвижно у дверей и смотрел во двор. Виола и Тай сидели на каменной ограде, тесно прижимаясь друг к другу. Я как раз поймал их на том, как он пытался привлечь ее внимание, но Виола не смотрела в его сторону. Он положил ей руку на плечо, но она осторожно ее сняла, чтобы наклониться и завязать шнурки. Это выглядело забавно.

– Девчонки – такие дуры, – подпёр стенку рядом со мной Арт, присоединившись к просмотру спектакля. – Эй-эй, ты глянь на Ламма, – захохотал он.

– Прекрати на них пялиться, – шикнул я на друга, и, будто услышав, Виола тотчас же повернулась в нашу сторону. Мы встретились взглядами.

– Вон, видишь, как на тебя смотрит, – качнул головой Арт. – Я же говорил, стоит их раз поцеловать, и все! Сразу теряют голову!

Я подумал, что в этом есть смысл. Потому как после нашей стычки в коридоре, куда бы я не шел, Виола Максфилд оказывалась там же, хотя вела себя так, словно ненавидела меня. Логика в ее действиях явно отсутствовала.

– Эй, Лавант, – окликнул меня Тай. Его синяки к этому времени пожелтели, как и мои, но над бровью все еще красовалась ссадина. – Давайте после занятий на пруд, посоревнуемся.

Арт усмехнулся, а я вопросительно нахмурился и повернулся к нему:

– А мы с ними теперь что, друзья?

Он пожал плечами:

– Почему нет? Мы же их сделаем, сам знаешь.

Я покачал головой и поднял взгляд вверх, где ветер уже начал гнать в нашу сторону дырявые облака. Дождь будет, к гадалке не ходи.

– Я тут подумал, – глянул я на Виолу. В красном спортивном костюме в придачу к огненным волосам она напоминала пылающий факел, так что захотелось даже рассмотреть поближе и дотронуться, не обожжет ли? – Не хочу, чтобы девчонка возле нас крутилась, так что я пас.

– Ой, вечно ты! Думать вредно, Ник! – тихо усмехнулся Арт и направился к шумящей компании. Ламм вдруг куда-то сорвался, о чем-то внезапно вспомнив, и скрылся внутри замка, что только подтверждало мои догадки: у него навоз вместо мозгов. Раздался дружный гогот, и орава, развернувшись, зашагала явно не в сторону пруда. Они направлялись к границе школы. Я мысленно ругнулся, в очередной раз убедившись, как этих баранов легко подбить на любую несусветную чушь, и, догнав Арта, все-таки пошел следом за остальными, хотя процентов на девяносто был уверен, что не стоило.

– На счет три! – выкрикнул Арт, стоя спиной к краю настила. Он сделал сальто назад, глухо приземлившись в огромную кучу сена, и я прыгнул следом. Отплевавшись от мелких травинок, отряхнул голову и уселся на деревянный ящик, подперев плечом деревянную балку.

– Я тебя раздражаю, – вдруг заявила Виола, встав рядом.

Двое парней, я не знал их имен, спрыгнули вниз, подняв столб пыли.

– Кто сказал? – повернулся я.

– Никто, я просто чувствую это. У тебя на лице написано. Скажешь нет? – покосилась на меня Виола.

Я медлил, не зная, что сказать, и это само по себе, наверное, уже являлось положительным ответом.

– На самом деле ты меня тоже раздражаешь, – ответила она вместо меня. – Хорошо, что Тай не попал в ваш отряд. Его ребята гораздо дружнее и лучше, чем ваши.

Я хмыкнул.

– Куда он в таком случае подевался? – злобно-непринужденно спросил я. – Что ж ты его бросила? Или он тебя?

– У него дежурство на кухне, – спокойно ответила Виола.

– Там ему самое место.

Со стога донесся дружный хохот.

– Думаешь, задирать других – круто? – Виола бросила в мою сторону раздражённый взгляд.

– Если ты про себя, то заметь, я слова тебе не сказал.

– Ты первым начал. Не трогай ты других, мне не пришлось бы вступиться.

– Раз уж на то пошло, то первым начал придурок, который столкнул меня с лестницы, за что получил по заслугам. А вмешиваться в мужские разборки просто глупо. Лучше иди и займись тем, чем девчонки обычно занимаются. Повышивай там или еще что.

– С какой стати ты решаешь, чем я должна заниматься? – попыталась возразить она.

– Ты привела всех сюда, а сама трусишь даже наверх подняться, – ухмыльнувшись, покачал я головой. – Это место не для тебя, принцесса.

Виола посмотрела на меня странным взглядом, то ли пытаясь им пристрелить, то ли мысленно посылая к чертям, а потом резко развернулась и зашагала наверх, к остальным. Я еще раз внимательно ее рассмотрел. И чего Тай в ней нашел? Плечи острые, ноги тонкие, и на макушке рыжий хвост, который раскачивался от каждого шага из стороны в сторону. Туда-сюда, туда-сюда. Ни дать ни взять, ну точно морковка. Я прыснул со смеху.

А дальше? Видимо, мне все же придется вытащить из себя эту отвратительную историю, чтобы не забыть.

Пару раз сверкнула молния. Поднялся ветер, и начал собираться дождь. В этом, в общем-то, весь Эдмундс. Дождь, туман и озера. Озера и придурки ученики, которые слишком громко смеются. Так громко, что услышал фермерский сторож.

Сначала со стороны поля донесся неясный шум, на который никто не обратил внимание. И только когда раздались тяжёлые шаги и скрипнула дверь, парни сорвались в поле, а Виола замерла наверху, застыв в нерешительности. Она была похожа на загнанного зверька, и я не мог не помочь ей. В конце концов, я же ее туда отправил.

– Уходи! Беги, как они, чего стоишь? – бросила она, уверенно подняв подбородок. Хотя глаза ее кричали обратное.

Я оглянулся, шаги стали громче. А потом, вместо того, чтобы уйти, протянул руки кверху: – Я обещаю, что смогу тебя поймать!

В тот момент я был готов сказать что угодно, лишь бы заставить ее спрыгнуть с того клятого настила. И она поверила мне.

А потом я подставился.

Убегать было слишком поздно. Так что мы попрятались в высокой траве, и когда сторож почти подобрался к Виоле, я встал, взяв всю вину на себя.

До сих пор не могу понять, зачем сделал это. Может, во всем виновато воспоминание о том, как она рыдала в коридоре после того поцелуя.

Не знаю.

Это было спонтанное решение.

Когда мне было семь, а Джессу тринадцать, родители возили нас в Норвегию на горнолыжную базу. Разбегаясь и делая сальто, Джесс нырял с парапета в огромные сугробы, что навалило за ночь. Когда наступила моя очередь, я застыл у края. Именно тогда брат сказал мне: «Не думай! Забей на все! Вот что помогает решиться на последний шаг. Ты просто отталкиваешься и прыгаешь, не думая о том, что произойдет дальше, не беспокоясь о последствиях».

И находясь там, на поле среди желтеющей травы, я просто «прыгнул».

«Приземлился» же у широкой дубовой двери, где золотыми буквами была вытравлена надпись: «Полковник Фрэнк Максфилд».

Снова. Второй раз за месяц.

Комендант распахнул прямо перед моим носом дверь, чуть не хлестанув полотном по лицу, и толкнул внутрь. Я подавил приступ паники и сглотнул.

Дверь позади закрылась.

– Николас Лавант, – медленно произнес полковник и уставился на меня из-за своего стола. Я вытянулся по стойке смирно. – Дурная слава летит впереди тебя.

Я почувствовал, как от его тона волосы на затылке встают дыбом.

– Позовите Джесса, – по телефону приказал полковник и, не говоря больше ни слова, уставился в бумаги. А я так и стоял, не шевелясь. Через десять минут брат вошел в кабинет.

Джесс казался равнодушным, но я-то знал: внутри он кипел. Его руки, выпрямленные по швам, напряглись так, что при желании можно было пересчитать все выпирающие синие вены.

– Я привык видеть фамилию Лавант исключительно в наградных листах. – Максфилд выдержал паузу, словно давая мне возможность переварить сказанное им заявление. Впившись в бока ногтями, я молчал. – Надеюсь, Ник, ты понимаешь, что уронил не только репутацию этого учебного заведения, но и своей семьи.

Я выдержал его взгляд, уставившись полковнику прямо в глаза, надеясь, что он не истолковывал это как своеволие. Максфилд подался чуть вперед, опираясь локтями о стол, между его бровями прорезалась заметная морщина.

– Учитывая заслуги твоего брата и твои личные успехи, я готов забыть об этом инциденте, если ты назовешь мне имена тех, кто был на поле. Виновные должны понести наказание.

Я не произнёс ни слова. Не разгадав моего молчания, он продолжил:

– Сержант Мур видел, как из казармы выходило не меньше семи человек. Лица он не рассмотрел, но мне-то точно известно, что по одиночке здесь никто никуда не ходит.

– Я был один, сэр, – спокойно произнес я. На этот раз желания дерзить не возникло.

Полковник перевел взгляд на Джесса, а потом смерил меня леденящим взором.

– Николас, – обратился он практически по-отечески, – мне прекрасно известно, что с тобой было еще минимум шестеро ребят. Поэтому давай ты не будешь тратить мое время и назовешь имена.

– Я уже сказал, сэр. Я был один, – уверенно повторил я.

И без того сощуренные глаза Максфилда превратились в узкие щелки.

– Джесс, поговори с ним сам, может, тебя он послушает. Я вернусь через пять минут.

Полковник подхватил со стола кожаную папку с торчащими из нее бумагами и вышел за дверь. Я посмотрел снизу-вверх на брата и тихо спросил:

– Насколько будет плохо?

– Прилично, – ответил он. – Подумай, стоит ли оно того.

Не желая быть еще и им отчитанным, я уперся взглядом в окно. Заморосил мелкий дождь. Джесс не произнес в мой адрес ни слова упрека, понимал, наверное. Хотя поддержки я не услышал тоже. Максфилд же вернулся быстрее, чем я ожидал.

– Ну что решили, Джесс?

Брат молча покачал головой.

– Хорошо, Николас. Как скажешь, – полковник бросил документы на стол. – Хотелось бы мне знать, что творится в твоей голове и почему ты так отчаянно защищаешь тех, кто этого явно не достоин.

Вопрос застал меня врасплох. Признаться честно, я сам не знал на него ответа. Но даже если бы знал, полковник Максфилд был бы последним человеком, перед которым хотелось душу выворачивать.

– Ответь только на один вопрос, – напоследок поинтересовался он. – Зачем ты полез туда?

Ответ всплыл в голове моментально. Казалось, более незатейливой и убедительной лжи и придумать было невозможно.

– Рисовал, – ответил я, чуть улыбнувшись. – Оттуда красивый вид открывается.

Воцарилась тишина. Очень, очень нехорошая тишина. Джесс прикрыл глаза, запрокинул голову и, сжав губы, тяжело вздохнул. Кажется, я лишнего болтанул.

– Джесс, позови капитана Торна, – довольно скомандовал директор. Заметив его гадкую ухмылку, я понял, что мой язык опять довел до беды, из которой на этот раз я вряд ли смогу выбраться.

Так и случилось.

Меня повели по длинном тёмному коридору, а затем по каменной лестнице. Мы с парнями никогда не бывали в этом крыле, но нам всегда хотелось узнать, что там находилось. Казалось, именно в таких башнях на стенах должны висеть прогнившие цепи с превратившимися в скелеты покойниками. Лампы на стенах подрагивали, отчего это место казалось ещё более жутким. Мы остановились напротив одной из них. Свет бил прямо в лицо, слепил глаза, и я опустил взгляд вниз на собственные руки.

– Последний раз даю тебе шанс, Ник, – повторил капитан Торн. – Ты был один и рисовал?

На самом деле он отличный мужик. Но это его работа, я понимал. Была бы его воля, он бы не стал надо мной измываться.

Я сильнее стиснул зубы.

– Так точно, сэр.

Торн посмотрел на меня сверху вниз, засунув руки в карманы.

– Уверен?

Я кивнул. В его голосе мелькнуло сожаление, даже печаль.

– Руки! – приказал он. Я не успел подать, как он сам схватил мои запястья, выставляя ладони вперед тыльной стороной вверх.

– Мне жаль, – коротко произнес он.

Я даже почти поверил, что ему действительно жаль, когда он рассекал тонкими прутьями мои ладони. В горле поднялась желчь, но я сглотнул ее, стараясь смотреть на его длинную тень, отсчитывая сколько раз дрогнет свет в лампе.

– Руки на стену! – скомандовал он, и я послушно прислонил их к холодному камню. Прохлада приносила облегчение.

В следующий миг мое сердце заколотилось так, что я ничего не слышал из-за громко шумящей крови в ушах. В руке капитана был кирпич. Как только он приблизился, я инстинктивно отдернул руки, спрятав их за спину.

– Ладони на стену! – строже повторил он.

Собрав все силы, я напряг свои руки – исцарапанные и кровоточащие – и, закрыв глаза, прислонил к серому камню. Пальцы дрожали.

Я со всех сил зажмурился, чтобы не видеть того, что произойдет. Торн замахнулся. Наступила оглушительная тишина.

Но удара не последовало.

Капитан резко развернул меня к себе, схватив за подбородок, поднял голову, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

– Это было последнее предупреждение, Ник! В следующий раз, если я или кто-то еще застанет тебя за какой-нибудь ерундой вроде рисования, я этим самым кирпичом, – он потряс им возле моего лица, – разобью каждый твой палец. Так что ты не просто карандаш в руках держать не сможешь, но и курок больше никогда не спустишь. Ты вылетишь отсюда за ненадобностью в самый паршивый интернат, ты меня понял?

Я, боясь даже моргнуть, кивнул. Он резко меня отпустил. Вернее оттолкнул.

– «Солдат не должен рисовать!» Именно эту фразу ты сейчас напишешь столько раз, сколько места хватит!

Я, стиснув зубы, бросил взгляд на то, что капитан засунул мне в руки. Кусок мела.

И целая каменная стена расстилалась прямо передо мной.

***

Казалось, этот день никогда не закончится. Мы стояли с братом перед выходом на улицу, где на центральной площади, которую парни между собой так и именовали «позорной», в два ряда выстроились курсанты. В этом и заключался смысл порки – одним махом напугать как можно больше учеников. Когда в интернате несколько сотен мальчишек, то с каждым не побеседуешь по душам – проще выдрать одного, чтоб другие боялись.

– Только не плачь, – строго сказал Джесс.

Я хотел было возразить, что и не собирался, но не успел раскрыть рот, как брат незаметно пропихнул сквозь мои губы две таблетки адвила.

– Они все записывают. То, как ты себя поведешь, может повлиять на всю твою дальнейшую жизнь.

Долгие месяцы тренировок научили меня брать под контроль боль, не обращать внимание на ее уколы, но если б я знал тогда, чем мне обернутся эти минуты стойкости на плацу, то клянусь, лучше разрыдался бы, как девчонка. Но я не знал.

Ветер дул прямо в лицо, осыпая сверху потоками воды. Я инстинктивно съёжился, стараясь не думать о том, что будет происходить дальше. «Виновен!» – методично зачитывал Торн.

Джесс, хотя уже и не являлся старшим нашего отряда, все равно встал напротив. «Смотри на меня. Я рядом», – произнес он перед тем, как меня вывели на середину площади. По коже поползли мурашки. То ли от холода, то ли от страха, мне уже самому было не ясно.

– В центр, – скомандовал капитан. Я сделал шаг, неожиданно чувствуя, как подгибаются колени, но тут же выпрямился и, расправив плечи, шагнул к деревянной колоде.

***

В моей палате было тихо. Слишком тихо. А может, я просто привык, что под ухом без умолку болтает Арт, скрипят койки, переговариваются парни.

Почему я не удивился, когда Виола тихо зашла и встала возле моей кровати? Есть ли в этой проклятой школе хоть одно место, где она меня не достанет? От одного ее вида меня уже захлестывала паника.

Я пошевелился. Боль ударила в спину, и я, стиснув зубы, зажмурил глаза. Хотелось отключится минимум на неделю, чтоб проснувшись, снова не скрючиваться от каждого движения.

Виола обошла мою койку, тяжело и шумно вздохнула и, присев на край, уставилась в окно. Я решил, что надо просто извиниться за ту самую первую встречу, и, может быть, тогда она оставит меня в покое.

– Думаю, теперь мы в расчёте, – не поворачиваясь, произнёс я. – Прости, но ты не оставила мне выбора. Как я ещё мог отреагировать тогда? Я и не думал, что ты обидишься, что я типа украл твой первый поцелуй. Если тебе станет легче, то это был и мой первый поцелуй тоже. Обещаю, никогда больше к тебе не притронусь даже. Мир?

Я краем глаза посмотрел на Виолу. На ее скуле алел огромный синяк. Она вся сжалась, как от холода, хотя, несмотря на дождь, погода для этих мест стояла до неприличия жаркая. Я почувствовал, что ей больно. Но это была не физическая боль. Иная.

– А с тобой-то что случилось? – спросил я.

Виола не шелохнулась. На мгновение ее глаза расширились, словно она сама не могла поверить в то, что я задал такой очевидно глупый вопрос.

– Я упала. С лестницы. – она опять посмотрела в окно, крепко сжав губы.

Вранье.

Почему-то после того, как я извинился, и всего, что пережил по ее вине, я рассчитывал хоть на каплю искренности, но зря.

Зная, как аккуратно она вышагивает, у нее не было ни малейшего шанса оттуда свалиться. И я ни за что бы не поверил, что в этом интернате найдется хоть один отчаянный, кроме меня, естественно (но я-то тогда не знал), кто в здравом рассудке хоть пальцем посмел бы тронуть дочку полковника.

– Я тоже часто падал. С лестниц, – бросил я, не глядя ей в глаза.

Поморщился и, улегшись на матрас, уткнулся щекой в подушку. Моя спина горела огнем, как если бы кто-то прижег ее раскаленной кочергой. Минимум сотню раз. Пальцы пульсировали, словно их дверью прищемили, и в довершении всего еще и голова разболелась.

Все, чего я хотел, чтобы эта девчонка исчезла, и я больше никогда не видел ее снова.

***

В самом конце лета, прямо перед отъездом Джесса из Эдмундса, нас всех загнали слушать устав, хотя не понятно зачем. Ладно новички, но нам он на кой черт сдался в десятый раз?

Арт зевал. Шон кончиками пальцев поглаживал щеку, словно проверяя все ли волоски на месте. У него уже начала рости борода. У нас с Артом ничего не росло.

Я сидел за партой, подперев кулаком щеку, и глядел на часы. Еще пять минут. Брат должен ждать меня ровно в десять. Куда его распределили, он не сказал. Вернее, бросил, что это военная тайна и открывать ее никому нельзя. Даже мне.

Нудный голос миссис Эрл вгонял в такой сон, что держать глаза открытыми требовало неимоверных усилий.

– Эй, – услышал я чей-то шепот и обернулся.

Виола сидела через проход с отрядом Тая. Наши парни после случая с моей поркой девчонку недолюбливали. С какой целью ее посадили это выслушивать, было вообще не ясно. Я не разговаривал с ней уже две недели. Просто наблюдал с расстояния. На всякий случай.

Виола смотрела прямо, изображая примерную ученицу, не зря же я говорил: «преппи она и есть преппи», но ее рука под столешницей вдруг протянула мне записку.

Я глянул по сторонам, удостоверившись, что никто не смотрит, и выхватил из ее рук сложенный в миллион раз листок. Разгладил бумажку и прочел:

«Мне жаль, Ник. Я не хотела, чтобы вышло так.

Узнала, что ты рисуешь. Прими в качестве извинения.

Я уезжаю сегодня в десять».

Я прочитал записку еще раз. И еще раз, перевернув другой стороной. Но больше ничего в ней не было. Зачем мне знать, во сколько она уезжает? Правда Арт говорил: странные они, девчонки эти.

Раздался сигнал окончания занятия. Миссис Эрл дала команду, что все свободны, и мы тут же повскакивали с мест, создав толкотню. Вдруг на парту опустилась небольшая коробочка. Я поднял глаза. Передо мной стояла Виола Максфилд. Я озадаченно на нее посмотрел.

– Это тебе, – улыбнувшись, произнесла она и откинула деревянную крышку. Внутри ровными рядами лежали восковые мелки.

А дальше произошло нечто, расскажи о таком совпадении кто-то другой, я бы расхохотался. Только вот мне было совсем не смешно. Распахнулась дверь, и в кабинет вошел капитан Торн, кивком поздоровавшись с мисс Эрл. Меня чуть на месте не подбросило! Стоило приблизиться к этой девчонке хоть на дюйм, беда тут же липла следом. Она словно ходила за ней по пятам.

Я соскочил с места как ошпаренный. Схватил со стола коробку, оттолкнув Виолу с дороги, в два шага преодолел расстояние до урны, и выкинул мелки прямо туда, молясь, чтобы Торн не заметил. Кирпичи мои пальцы уже не переживут.

Резко развернувшись, бросил на Виолу раздраженный взгляд. Она вжала голову в плечи и стала мрачнее здешних стен.

– Виола, идем, я провожу тебя! – словно из воздуха, материализовался за ее спиной Тай.

– Ник, ты идешь? – крикнул Шон. Они с Артом уже стояли у выхода. Виола же выглядела так, будто собиралась что-то сказать, но так и не решилась.

И тут я вспомнил, что меня ждет брат. Бросил быстрый взгляд на часы и выбежал на улицу, со злостью пиная попадавшиеся по дороге камни. Мало того, что девчонка снова чуть не подставила, так еще из-за нее я почти опоздал.

Джесс, опираясь бедром на автомобиль, уже ждал у ворот. Под ярким солнцем его волосы казались темнее, черты лица – резче. На нем красовалась новенькая выглаженная форма, и выглядел он до одури потрясающе.

– Почему так долго? – спросил он, глядя на часы.

– Прости, меня задержали, – выпалил я.

– Mieux vaut tard que jamais, – что означает «Лучше поздно, чем никогда» произнес он, на мгновение снова став моим старшим братом. Так обычно говорила мама. Я улыбнулся в ответ. Было что-то родное и до боли знакомое, когда мы разговаривали на французском. Как раньше. Хотя я был почти уверен, что это было кодовым сигналом для внеочередного «Надо поговорить без свидетелей».

Я попросил парней подождать меня, потому что хотел попрощаться с братом наедине перед тем, как он уедет.

– Я всегда буду рядом, – сказал он по-французски. – Если нужна будет помощь, обращайся.

– Относительно рядом, – понуро ответил я. – В соседнем городе.

– Всего пять лет, Ники. И ты, как и я, будешь свободен.

– Пять лет – большой срок. За это время может что угодно произойти.

– Ты прав. – Брат закинул вещи в машину и, отсалютовав рукой, широко улыбнулся и добавил на прощание: – В следующем году хочу увидеть на почетной доске твою фамилию. Понял, мелюзга?

Я отдал ему честь и, развернувшись, зашагал с ребятами обратно к казарме. Теперь, когда мы шли, наши ноги будто сами старались уловить один темп. Мы засмеялись, одновременно подумав об одном и том же. Видимо, привычка маршировать неистребима. Как умение плавать – один раз научился, никогда не забудешь.

Осталось пять лет. Действительно, за это время всякое может случиться. Вдруг Джесс встретит девушку и уедет с ней на другой континент? А может, он выберет карьеру и станет выдающимся командиром. Виола с Таем наверняка сойдутся, не зря же он за ней все лето ухлестывал. Мы с Артом и Шоном так и останемся друзьями. А может, и нет. Вдруг жизнь нас разлучит, как разделила мою семью когда-то. Как знать? Я посмотрел на парней и подумал, что в жизни невозможно ничего загадывать наперед. Да это и не нужно.

И тут Шон застыл, как вкопанный, чуть не впечатавшись в Максфилда, выходящего из здания. Мы с Артом врезались в его спину и, не желая нарваться на неприятности, втроем вытянулись по стойке смирно.

– Виола, может, сфотографируешься на прощание с друзьями? – раздался голос полковника.

– Нет, пап… вернее, сэр, – промямлила она, явно не желая, чтобы мы слышали.

– Да брось. Вы же хорошо подружились. – Он указал рукой на полуразвалившийся фонтан, подразумевая, чтобы мы туда встали. По-видимому, ее отец понятия не имел, что подружилась она не с нами, а с дубинами из отряда Тая.

– Не буду я с ней фотографироваться, – нахмурившись, шепнул я Арту.

– Мы их потом отрежем, – подмигнул он и потащил нас с Шоном туда, где с уже недовольным видом стояла Виола, держа Тая за руку.

Я обнял Арта за шею, вернее, сжал так, что он аж захрипел, и широко улыбнулся. Щелкнула вспышка. Полковник повел Виолу к автомобилю, Тай поплелся позади, словно хвост. А мы с парнями остались у фонтана, глядя им вслед, пока машина не уехала, наконец, увозя девчонку с собой.

Фотографию нам так и не прислали.

Глава 4. Корвус Коракс

8

2013 год, мне восемнадцать лет

Образовав мундирами несколько идеально ровных красных полос, мы выстроились под палящим солнцем плечом к плечу, выслушивая монотонную речь Максфилда. Из года в год он толкал одно и то же: о светлом будущем, свободном выборе и неоценимом вкладе Эдмундса в становление военного характера. Все мы были прекрасно осведомлены, эти слова – лицемерный бред, а на каждого уже подготовлено подробное досье, которое решит его судьбу в ближайшие несколько дней.

Часть из нас закинут в самую глушь, патрулировать границы. Кого-то в офисные клерки – разбирать пирамиду бумажных дел, хотя я сомневался, что Эдмундс мог готовить таких. Некоторые уже прочат себе головокружительную карьеру в военных структурах, не осознавая, что все теплые места уже заняты выпускниками гораздо более престижных академий, а "золотые" места нужно выгрызать зубами. Мне же на назначение было наплевать. Считая дни до отъезда, я представлял, как в последний раз посмотрю в глаза ублюдку-полковнику, выйду за забор и докажу, что Эдмундсу не удалось меня сломать. Только время шло, а случай так и не представлялся.

За неделю казарма практически опустела, каждый день провожая на свободу по паре человек. В итоге со всей роты осталось лишь двое: я и Тайлер Ламм. Шон, попав в десятку лучших, получил право автоматического зачисления в любую выбранную часть и сразу после церемонии отправился в Кендалл, выбрав артиллерийские войска. Арта закинули стажироваться в Мэрипорт, в отдел криминалистики, ловить себе подобных. Логично, не поспоришь. Мы же с Таем всё ждали своего назначения.

– Десять из десяти! – похлопал он, глядя как один из моих ножей вонзился в самый центр мишени. Взял другой и, покрутив в руках, метнул в стену. Лезвие ударилось рукояткой, отскочило и с противным скрипом черкануло по полу. Ламм выругался. – Эти дурацкие железки – не мое.

«Не твое», – ухмыльнулся я, не желая переубеждать его в очевидном. Несмотря на то, что я прекрасно владел всеми видами огнестрела, нож оставался моим любимым оружием. В пистолете все слишком просто. Ты спускаешь курок, и разрушительная мощь тысячи тонн сама рвется на свободу. Нож же чувствует каждый изгиб твой руки, холодным металлом обжигая кожу. Вот он вырывается на свободу, и остаются лишь секунды тишины и замершего вдоха от момента броска до глухого стука.

Бум! Еще одно лезвие вонзилось в гладкую древесину аккурат рядом с первым.

– Тебе не кажется странным, что про нас словно забыли? – спросил Тай.

– Кажется. Только что я с этим сделаю? – Я подошел к деревянной доске и начал, вытаскивая ножи из мишени, складывать их обратно в манжету. – Больше меня интересует вопрос: почему именно мы?

– И твоих и моих навыков вполне хватит, чтобы поступить в элитную часть, – ответил Тай, недоуменно пожав плечами.

– Сколько у тебя дисциплинарных приводов? Больше десяти? – Тай ответил подтверждающим молчанием. – Вот это меня и пугает.

– Да все будет хорошо, Ник, – махнул он рукой.

– Думаешь? С тех пор, как попал сюда, я уже ни в чем не уверен. Такое чувство, что судьба только и ждет, чтоб в очередной раз дать мне по морде, потому как только этим последние лет шесть она и занималась. Думаю и Таю на это сложно было хоть что-то возразить.

Каково же было мое удивление, когда на следующий день за нами явился не кто иной, как мой старший брат. Я почувствовал одновременно и облегчение, и разочарование, подсознательно настраиваясь на то, что совпадения не случайны. Я надеялся, что Джесс увезет меня так далеко, что я забуду, как выглядит Эдмундс [пометка: напомни в следующий раз сам себе никогда ни на что не надеяться], но мы оказались в Карлайле, городе в тридцати минутах езды от школы.

Ничем не примечательное двухэтажное серое здание стояло прямо в центре города, окруженное высокими кустами самшита, чтобы спрятанный за ним забор с колючей проволокой не выглядел как забор с колючей проволокой. Брат поднес к двери магнитную карту, и мы вошли внутрь, шагая за ним по узкому коридору.

– Джесс, – окликнул его парень в белом халате, – забери документы на Равински. – Джесс кивнул и, развернувшись, крикнул в ответ: – На обратном пути зайду, сначала определю новеньких.

– А кто такой Равински? – поинтересовался Тай.

– Выпустился за два года до вас, – ответил брат, открывая ключом одну из комнат, на двери которой был выбит номер семнадцать. – Погиб при исполнении, пару недель назад.

Мы с Ламмом переглянулись. Образовалась странная тяжелая тишина. Так, наверное, провожают погибших товарищей.

– Да уж, – протянул Тай, опустив глаза в пол.

– Вот тут вы будете жить, – вложил Джесс ключи мне в руку, и сделал шаг назад, позволяя нам войти. Место казалось хоть и жилым, но каким-то пустым и навевающим уныние.

– А это чье? – кивнул я на вещи, стопкой лежащие на аккуратно заправленной кровати.

– Одного из солдат, но они ему больше не понадобятся, – ответил брат.

Я покосился в его сторону:

– И почему это?

– Позавчера погиб. – Джесс произнес это настолько спокойно, будто то, что тут кто-то каждый день умирает – абсолютно обычное дело. – Здесь много парней ушло, – добавил брат, словно вторя моим мыслям.

– А есть те, кто здесь не помер? – спросил я.

– Ну… мы пока не померли, – ответил он, улыбнувшись, словно это классная шутка. Тай поперхнулся воздухом.

– Обнадеживает, – сдвинул я чужие вещи в сторону и присел на кровать.

– Завтра в девять вам нужно быть в 101 кабинете. Из комнаты до этого времени не выходить. Если понадоблюсь – звони, – кивнул Джесс в мою сторону, а затем бросил каждому из нас на кровать скрепленный скобой талмуд. – Изучите за это время. – А потом вышел и закрыл за собой дверь. Мы молча посмотрели ему вслед. Как будто его слова что-то объясняли.

Наклонившись, я взял документы в руки. Около пятидесяти распечатанных страниц мелким шрифтом. Пролистав их одну за одной и толком не вникая, зацепился взглядом за цифру на последнем обороте.

«Контракт заключается сроком на пять лет.

После успешного завершения на ваш банковский счет будет переведена сумма полностью».

И тут мои глаза стали как пуговицы, что пришивают на морду плюшевым медведям, потому что на сумму, указанную внизу страницы, можно было не только оплатить учебу или купить дом, но и безбедно существовать еще пару лет точно.

– Ты видел сколько они готовы платить? – перевел я на Тайлера ошарашенный взгляд. Тот кивнул, мол тоже удивлен, и пожал плечами.

– Значит, судьба не настолько стерва, – подмигнул он и, раздевшись, занял кровать ближе к выходу. – Я утром остальное прочитаю, – плюхнулся на матрас напарник, пару раз ударив кулаком по подушке, чтобы взбить ее. – Все, что нужно было знать, я уже узнал, а эти великолепные цифры буду греть мне душу, пока я сплю.

Я уселся на кровать, опираясь спиной о изголовье, стянул с ног ботинки и вернулся к первой странице.

«Проект Corvus Corax. Министерство обороны Великобритании».

Я пробежал глазами по стройным рядам букв, путаясь в замысловатых названиях препаратов и странных аббревиатурах.

«Геномика, эпигенетика, нейроинтерфейсы, работающие с сигналами головного мозга…» – все это казалось фантастикой, чем-то далеким и недостижимым.

«Вы будете усовершенствованы в четырех базовых направлениях: физическое, когнитивное, психологическое и генетическое…

…Спустя полтора года участия в проекте солдаты достигают значительной оптимизации, подразумевающей под собой: наращивание физической массы, повышение выносливости, устойчивость к кровотечению и увеличение болевого порога».

Я полистал еще, остановившись на подзаголовке «Правила». Целый список длиною в несколько страниц, практически как древний свиток, размотался к моим ногам. Но цифра на последнем обороте казалась настолько заманчивой, что я решил: можно и потерпеть пару лет, выполняя строгие указания. С виду они казались несложными: сдавать анализы каждые две недели, носить отслеживающие биометрические браслеты, но самое главное – никто, ни одна живая душа не должна знать о проекте.

***

Я оглядел помещение. Кроме нас с Таем в комнате находилось еще десять парней, но все они были нам не знакомы.

– Вольно, – вошел в помещение Фрэнк Максфилд. Я, прикрыв глаза, отвернулся в сторону. Судьба, привередливая гадина, опять внесла меня в свой черный список. Чертов полковник руководил проектом. В этот момент все планы, что я построил в голове, разлетелись, словно карточный домик.

– Твою ж..! – пробормотал Тай, набычившись. Зная, что случаев «личного общения» с Максфилдом у него не меньше, чем у меня, я более чем прекрасно понимал его чувства.

– Это не простая лаборатория, – зычным громким голосом начал полковник, медленно прохаживаясь по кабинету. Джесс в это время раздал каждому скрепленную копию контракта. – Коракс готов обеспечить для своих сотрудников не только лучшие условия и более чем достойное вознаграждение, но и любого рода поддержку. Однако взамен мы требуем подчинения правилам. По истечении срока контракта вы вправе его не продлевать на условиях, что вам придется распрощаться с памятью о пяти последних прожитых годах.

По залу пополз озадаченный шепот, но ни Джесс, ни его начальник не обратили на это никакого внимания.

– Те из вас, кто откажется от участия в программе, также подвергнется процедуре зачистки. Вы просто забудете все, что происходило в последние два дня. Это неприятная мера, но правила безопасности требуют полного неразглашения.

Так вот в чем дело! Я начал догадываться об этом еще пару лет назад, когда случайно увидел брата недалеко от школы. Он шел мимо главных ворот к преподавательской стоянке. Я окликнул его через забор, Джесс обернулся, услышав голос, посмотрел на меня, как на пустое место и пошел прочь, будто мы не были знакомы. Я застыл, ошарашенный его поведением, и крикнул вслед:

– Эй, придурок, совсем зазнался?

Но он не отреагировал. Именно тогда внутри зародились первые сомнения. Они подтвердились, когда еще через год он начал упускать какие-то детали нашего прошлого. Вроде понимал, кто я, но общался будто с чужим. Теперь все встало на места.

– Агент Коракс не имеет права разглашать какую-либо информацию, касающуюся проекта, лабораторных исследований и всех вовлеченных в него людей, а также передавать ее третьим лицам, – зачитал Джесс по памяти первый параграф из свода правил. – У вас будет неограниченный доступ к любому виду транспорта, экипировки, холодного и огнестрельного оружия. Тип и калибр вы можете выбирать сами, если другого не требует описание операции.

Я почувствовал, как ребята позади довольно покачали головами.

– Должен вас предупредить, количество мест ограничено. А желающих немало. Вы были выбраны благодаря собранной за годы характеристике. Лучшие из лучших. – Брат остановил взгляд на мне, ожидая реакции. Я отрицательно покачал головой, потому что больше не нуждался в его подсказках.

– После подписания вы не можете добровольно расторгнуть контракт. Вопрос о терминации выносится на обсуждение командования штабом, и только после получения разрешения агент может покинуть проект. Нарушение хоть одного из условий договора влечет за собой штрафные санкции.

Максфилд сидел за столом, буравя меня взглядом. Я посмотрел ему в глаза с ненавистью, точно зная, что не подпишу ни единой бумажки.

– Подумай, Ник, – произнес он, когда в кабинете остался только я один, лежащий на столе передо мной договор и перьевая ручка. – Простое слово «да» перебросит тебя в один момент из шестерки в козырные тузы. Такой головокружительной карьере каждый позавидует! Но, – сделал он паузу и равнодушно пожал плечами, – если не хочешь, возвращайся домой, в Хейвен.

Дом. Мое слабое место. Полковник абсолютно точно знал, куда нужно бить.

– А как же авиабаза Хай-Уиком? – спросил я, чувствуя как потеют ладони. Тут точно был какой-то подвох. – Они полгода назад предлагали мне место.

Полковник покачал головой.

– Только Коракс. Больше нам предложить нечего. Если тебе интересно, Тайлер договор подписал.

«Только потому, что ему тоже не оставили выбора?» – хотел спросить я, но промолчал.

Полковник протянул мне паркер…

***

Солнце. Яркое летнее зарево заливало площадь, так, что казалось, будто на черные камни разлилось чистое золото. Такая погода для туманного и серого Карлайла была поистине редкостью. Я вышел из здания лаборатории Коракса и направился куда глядят глаза, разрываемый противоречиями. Вот и наступил тот день, когда мой разум решил окончательно разорвать дипломатические отношения с совестью.

Пять лет. Всего лишь на шестьдесят месяцев я позволю сделать из меня того, кого они хотят видеть, а потом заберу деньги и, наконец, расправлю крылья.

Однако внутри истории под звучным кодовым именем «Ворон» была вписана еще одна. Между строк. Слова, которых не было ни в договоре, ни в многостраничном справочном пособии: чтобы много иметь, придется от много отказаться, и прежде всего от самого себя.

***

– Личный дневник, – произнес Джесс на одной из первых тренировок. – Вся ваша жизнь должна быть записана там. Представьте, что вы потеряете память. Какие именно воспоминания решите сохранить? Всё, пусть даже если это аромат пирогов из детства, должно остаться на бумаге. – Я абсолютно точно понял, о чем он говорит. Почти физически почувствовал тот запах. Внутри что-то защемило, словно давно не смазанный механизм, и я отогнал мысли прочь. – Что не успеете записать – будет потеряно. Возможно, полностью и навсегда.

На ум приходило множество важных событий. Но о них совсем не хотелось писать. Может, некоторые вещи действительно лучше не помнить? Например, пожар, мамину смерть, пьянство отца, переезд в дыру под названием Рай, которая оказалась для меня совсем не Раем. Но тогда я бы забыл и счастливые моменты, когда мы были нормальной семьей, знакомство с Артом, тот самый запах маминых пирогов с вишней, о котором говорил Джесс.

И я начал записывать. День за днем дополнял дневник, внося новые подробности о прошлом, опуская все то, что происходило с нами ежедневно. А может, кто-то просто стер эту информацию из дневника, ведь их проверяли тоже.

Проект назывался «Эхо». Спустя полгода мы прошли первую загрузку. И впервые потеряли память. Потом вторую, третью. А дальше все смешалось так, что я уже с трудом отделял собственные воспоминания от созданных разумом и прочитанных в дневнике.

Иногда прошлое фрагментами возвращалось в течение пары месяцев, но так как состав сыворотки постоянно менялся, принося каждый раз новые сюрпризы, то в виде токсикоза, то головных болей, то тремора, который не прекращался почти шесть часов, ни в чем нельзя было быть уверенным, поэтому я отмечал в дневнике все, что мог.

Тайлер тоже писал, но записи свои никогда не показывал. Знающий нас с детства вряд ли поверил, что мы будем друзьями, особенно после того, как чуть не убили друг друга в тринадцать. Если с Артом и Шоном мы были кровными братьями, то с Таем стали боевыми. К тому же, когда обиды забыты, в прямом смысле, и делить нечего.

Шел десятый месяц нашей службы, когда мы впервые заметили, что с нами двумя начало происходить что-то странное.

– Не занимай душ, надолго, ладно? – попросил я, кинув ему чистое полотенце, для себя же выудил из шкафа свежую рубашку.

Я бросил ее на стол, рядом к новым погонам, и потянулся к утюгу, когда меня настигло ослепительное, словно свет фар в кромешной темноте, видение. Падающие с мерным стуком капли и затылок рыжеволосой девушки. Она упиралась ладонями в кафельную стенку, а я, обводя руками ее бедра, склонился к выгибающийся спине. «Интересно, какова ее светло-медовая кожа на ощупь?» – подумал я.