Инвалид чеченской войны

Геннадий Исаков

ИНВАЛИД ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ

- Будьте вы прокляты! - Кричала в телевизор мать Андрея, увидев в нем счастливое лицо награждаемого оружейника. - Будьте вы прокляты, людоеды проклятые! - Кричала, плакала и причитала в скомканный платок.

В отчаянии всматривалась в непостижимые глаза президента, надрывно пытаясь прочесть в них ответ на свой вопрос: "Зачем?"

С материнским эгоизмом думала о том, что если президенту надо было кого-то отправить на войну, где убивают, так уж лучше наркоманов, алкоголиков, лагерников. Но зачем же самых лучших и здоровых? Неужто, чтобы извести здоровую страну? А иначе зачем умной голове война?

Как понять людей, обожающих убивать? Ведь никакие внешние силы не заставляют это делать. Так что же в них есть такое, что тянет их под пули, чтобы самим кого-нибудь убить? В каждом сидит убийца, которому достаточно приказа? Почему он возникает? Где моральные запреты руководителей страны? Они - мираж, когда кулак сильнее мозга? Да виноваты ли вожди, если их таких и выбирал народ? Так, может дело в таких былинках, как она? Ведь она сама их выбирала. И выбирали все. А кто не любит пострелять?

Несколько лет назад откуда-то из бездны кровавой чеченской бойни до нее дошла весть, что ее сын был ранен и ранен тяжело, что в госпитале насколько можно залечен и скоро будет ей доставлен.

Андрея внесли на носилках и сняли покрывало. Мать медленно опустилась на пол и, как легла, так и уснула. Это был какой-то обрубок. Короткое туловище без ног и без одной руки, да голова, покрытая шрамами. Глаза ничего не выражали. Отец неподвижно сидел на диване, смотрел в пол и молчал.

Доставившие положили изуродованного парня в заранее приготовленную постель, привели мать в чувство и усадили поудобней в кресло рядом. Неловко потоптались, сказали не то печальные, не то бодрые слова и потихоньку потянулись к двери. А что еще тут можно сделать?

А Андрей смотрел в потолок и ждал, что будет дальше. Он еще не научился быть обычным инвалидом. Он научился только одному: ни о чем не думать. Если мысли надо появится, она сама придет в голову. А так - зачем? Безумство ярких вывертов ума закончилось. Он словно спал. И это оказалось первой победой в наступившей войне с собой, родителями, идеями, любовью. С жизнью.

Молчал, потому что ничего не происходило, мысли затаились, родители молчали. Только мать беспрестанно поправляла одеяло. Тускло светил свет.

Как в театре теней к вечеру сошлись родственники и друзья. Они деланно улыбались и, не зная, как вести себя в такой ситуации, держались рядышком, словно оказались маленькими в царстве поглотившего все мрака.

Стол придвинули к кровати, чтобы таким способом показать парню, что он такой же, как и все. И, как бывало прежде, снова с ними. Произошло с ним что-то, ну так что ж, в жизни все бывает. Бывает даже - погибают. Никто не застрахован от беды. На то и есть проблемы, чтобы справляться с ними. Не бывает большого или маленького горя, бывают слабенькие и сильные люди.

Разлили водку по стаканам. Андрюше дали в его единственную руку, а рядом разместили бутерброды. Поднялся сосед старый дядька Боря.

- Самое главное в жизни, - сказал он, - держаться вместе. Вон в Отечественную сколько вернулось инвалидов. И ничего. У кого рука, у кого нога, а у кого и просто голова. Так потихоньку и выживали. Детей наплодили и жизнь продолжилась. Найдем и тебе, Андрей, невесту. Жизнь, чтобы не происходило, будет и дальше продолжаться. Давайте за нее и выпьем! Горькая она, как водка.

Выпитое приободрило. Потекла беседа. Друзья стали обещать наведываться каждый день, найти инвалидную коляску, подумать о посильной работе. А как же без работы? Без нее можно свихнуться. Да и деньги в дом нужны. А что пенсия? Разве протянешь на нее? Только кошку прокормить.

Молчавший отец тихо кашлянул, чем внезапно остановил все разговоры, и также тихо, будто неуверенно, заговорил.

- Если разобраться, что самое главное в человеке? Его честь. Все равно какая, человеческая, солдатская. Просто честь, от которой достоинство и уважение. За честь стрелялись, за честь на муки шли. Чтобы ни самому, ни другим никогда не было бы стыдно за то, как прожил он доставшуюся жизнь. Это очень трудно - быть честным. Честь идет от долга. От рождения человек в долгах. Перед родителями, как повелось от поколения в поколение, перед народом, а значит - родиной. Перед именем своим и фамилией. А если служишь перед законом, старшим по званию. Вот имеет человек право на жизнь? Имеет. А если долг обязывает жизнь отдать? Тогда как быть? Что главнее: обязанность или право? Вот главный вопрос жизни. Кто его решит? Суд чести. Увечие твое, сын, тяжелое бремя честного человека. Как раскаленная Голгофа для Христа. Не думай, правильная была война или нет. Плохой закон все рано закон. Как и твой народ. Плохой или хороший - его не выбирают. Носи свое увечье с достоинством. Ты его, - тут он замолчал, словно споткнулся, но все-таки продолжил, - заслужил. Как самую невероятную медаль честно выполненного долга. Как долгое распятие Иисуса. Послали драться, ты и дрался. Но вместе с этим не думай плохо о тех, с кем воевал. Убивавшие тебя тоже выполняли свой долг перед своим народом. Войны не для того, чтобы народы ненавидели друг друга. Они для того, чтобы им самим, дерущимся народам, дано было содрогнуться от ужаса, перестрадать, переломить свою гордыню и научиться уважению другого. Вот ты и есть упрек жестокому и глупому сердцу России. Тяжелая, но благородная доля тебе выпала. Сделать его мудрее. Ты понял что-нибудь, сын?

С шумом выпил водку и отвернулся.

Кто-то поставил в магнитофон кассету с записями Высоцкого. "Спасите наши души! Мы бредим от удушья!" - Рычал бард. - "А если не поймаешь в грудь свинец, на грудь поймаешь орден за отвагу".

Кто-то из друзей привел его девчонку. Она остановилась в поеме дверей и молча смотрела на него. Обезображенный парень чувствовал ее взгляд и не мешал ей насмотреться. Бог мой! Какая же она была обворожительная! Красивая, томная, страстная! Как они целовались! Носились по раскаленному пляжу, кувыркались, кричали, прыгали в воду и не могли до боли наиграться гибкой силой жарких тел. Тогда любовь сплетала их в неистовые об?ятья.

Андрей повернул к ней голову и тихо прошептал:

- То был всего лишь сон. Всего лишь только сон.

Она попятилась и исчезла в черноте проема.

Много попыток найти ему занятие предпринимали родные и друзья. Обращались в различные организации, военкомат, фабрики. Вызывало озлобление не то, что поступал отказ, точнее - обещание подумать, а равнодушие его. Бесчувственная стена из вязкой безразличной ваты. На лицах читалась мысль: "Мы его туда не посылали. Президент послал, к нему и обращайтесь".

Ребята выполнили свое обещание только в той части, что привезли подходящую инвалидную коляску, давшую некоторую свободу в освоении пространства. Но часто приходить не получалось. Общее горе сплачивает людей, а разные напасти разбрасывают. Да он и не обижался. Потому что знал: там, за обидой - бездна. Слушал Высоцкого и смотрел телевизор, предпочитая детские кинофильмы. Мать пекла булочки, старалась повкуснее что-то сделать, неведомую свою вину замаливала перед сыном. Отец гнал брагу, выпивал.

- Не хочешь, солдат, со мною выпить? Не хочешь. - Опускал голову. Небось ненавидишь дурака отца, что не научил, как жить, до того, как стало поздно.

Накатывалась вторая волна битвы.

- Скажи, отец, таил ли ты обиду на кого-нибудь за то, что родился в бедной и безрадостной семье? За то, что бог талантами не наградил? Что не Рокфеллер ты, не Пугачева, не сын индийского раджи? Нет? Не таил? Ты понимал, что есть судьба и все тут. Как у природы нет плохой погоды, так нет плохой или хорошей судьбы. Она - как мать, как дом родной, как твоя шкура! Зачем она такая, я не знаю. Думаю, что в этом есть от бога смысл, который раскроется, когда можно будет дуракам раскрыться. Если в результате постижения его мы поумнеем. Не думай ничего, отец. Мне предстоит тяжелый груз осилить. Это моя судьба. С ней мне надо примириться.

Родители отступили на некоторую дистанцию и это была вторая победа. Но не окончательная. У них в головах было закодированное знание: если человек не выражает эмоций, он страшно болен. Здоровый обязан драться, кричать, плакать, требовать, добиваться. Кого-то ненавидеть, кого-то обожать. Вот, как Высоцкий, например. "Если кровь у кого горяча - саблей бей, пикой лихо коли". "Я люблю и, значит, я живу". Ну, и, конечно, выпивать, чтоб обновлять эмоции. Надо заставить его кипеть, рваться, какой еще может быть смысл жизни? Зачем кипеть? Куда рваться? Какая разница? Да никуда и ни зачем! Просто кипеть и рваться, как Высоцкий. Так предусмотрено программой человека. Ведь всегда найдется что-нибудь такое, что надо рвать! Что-то же должно теснить, черт побери! Неужели ему не душно?

Душно, очень душно, но он не рычал об этом, не плакал и не стонал, когда бессонными ночами перед глазами проплывали образы несостоявшейся жизни. Его подвиг заключался в ином - в поиске гармонии с судьбой. В поиске неутомимом, мощном, спокойном, без надрыва. А для этого надо было подняться над своей бездной.

- Все в порядке! - Радостно об?явил дядька Боря, приведя к ним в квартиру респектабельного господина и привлекательную молодую особу. Валерий Георгиевич, а девушка - Марина. - Представил гостей. - Хватит валять дурака, Андрюша! Займешься настоящим делом.

Завтра утром надо будет одеть парня в то, что привез господин, за ним приедут, отвезут, куда надо, и там все раз?яснят. Работа посильная, платят хорошо.

Так и вышло. Рано утром за ним, одетым в опаленную порохом армейскую форму с подшитыми пустыми штанинами, приехала Марина в скромном черном платье с парочкой крепких ребят и увезла его с собой. Прибыли в офис, где их уже ждал Валерий Георгиевич.

- Отлично! Хорошо! - Довольно восклицал тот, осматривая калеку. - Скоро у тебя будет лимузин с персональным шофером.

Андрея вмонтировали в неказистую коляску и отвезли с Мариной к большому магазину. Установили плакат. "Он отдал родине всего себя, а она не дала даже хлеба". Там и оставили обоих. Вид израненного солдата в разбитой коляске, придерживаемой миловидной девушкой в простенькой одежде, являл собой картину нежности и горя. Марина держала пустую кастрюлю. Подаяния текли в нее, перекладываемые по мере наполнения в сумочку.

Вечером приехали ребята и отвезли обратно в офис.

- Вот видишь, Андрюша, нет уродства, когда есть бабки! - Улыбался Валерий Георгиевич, демонстрируя ему огромную выручку. - Вот тебе твоя часть. - Положил ему в карман и похлопал по плечу. - Не тушуйся, ты не один такой. Ну, а теперь - домой! Завтра снова за работу.

Деньги новый бизнесмен отдал довольным родителям. Так побежали дни.

- Зачем тебе это надо? - Спросил он как-то у Марины.

- Какое тебе дело? - Вспылила она. - Вожусь с тобой - и ладно! Тебе-то вот не стыдно! Вояка хренов!

- Да! Вояка! А ты знаешь, что такое - война?

- Знаю. Эротический сеанс.

- Война - инструмент политики.

- Ага. А политика - экономики. Ну, а экономика - чего? Вкусной еды, лени, развлечений и постели. И во всем - "шерше ля фам". Война только тогда и бывает, когда у кого-то из вождей сексуальные проблемы. Насилие и убийство в сущности - результат эротических порывов мужчины, отвергнутых женщиной. Самцы дерутся от полового возбуждения. Солдат для того и отлучают от женщин, чтобы вызвать агрессивность. Драка за выживание - это драка за потомство и за секс. Так всегда было в природе. Экономика, политика - всего лишь мишура. Кто не дерется - импотент. Ты-то уже, пожалуй, полный ноль. Спокоен, ничего не можешь.

- Зачем ты так. - Сказал он обреченно.

Бесконечная жалость к несчастному охватила девушку. И она сказала:

- Вечером возьму тебя к себе.

Она ввезла калеку в маленькую опрятную комнату, рядом с ним поставила столик и побежала на кухню что-нибудь приготовить.

- Будешь вино? Может водку? Что молчишь? Говори чего-нибудь.

Молчание. Он не знал, что говорить. Не знал, что надо делать. Не понимал, что дозволено в такой ситуации такому уроду, как он. И поэтому робко попросил:

- Помоги мне.

Хозяйка забежала в ванную и вышла из нее совершенно обнаженной. Матовый румянец выдавал смущение.

- Теперь ты попробуй мне помочь.

В грации энергетический заряд. И этот заряд приближался диким наваждением. Он вдруг ощутил, что они распадаются на разные миры. Как океан и битая скала. А что любовь? Соизмерение.

- Я не могу! Сделай что-нибудь, чтобы я ничего не хотел, не мучился желаниями! Вообще никакими! Это же мука! Я не хочу больше хотеть! Я с ума сойду!

- Убить?

- Да хоть убить!

Что-то в нем щелкнуло и сломалось. Все поехало перед глазами и он уснул. Очнулся у себя дома.

На следующий день Андрей об?явил Валерию Георгиевичу, что он больше не сможет работать в его фирме. Причина проста: он солдат, а не попрошайка. Устал, больше не может. А о лимузинах лишь несчастные от рождения мечтают. Надо вверх стремиться, а не по столу ползать крошки собирать. На прощание Марина сказала нечто загадочное. "Кто мало желает, тот много получает". Смысл фразы не дошел, но согласился с ним, предположив предметную формулу: не ожидающий конкретной женщины получит многих, и это хорошо, потому что конкретная может только ранить, а океан из них - лечить. Согласился и тем одержал победу над любовью.

На этом его экономическая деятельность закончилась. И он опять ушел в себя. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы не неутомимый старый дядька Боря. На этот раз он привел молодого энергичного мужчину, упакованного в черную полувоенную одежду. Наступил политический период.

Андрей сидел перед ним в своей инвалидной коляске, на которую по этому случаю был перенесен, а тот принялся об?яснять цель прихода. Начал издалека.

- Скажи, солдат, что ты испытывал, когда стрелял в живого человека?

- Отвращение к себе, но больше к нему, что позволил мне его убить. Что он промахнулся, стреляя по мне. Тупость и ненависть к мерзкой жизни, затеявшей все это.

- Тебе не надо никому доказывать, что ты сильный человек. Никому, только себе. А вот себе как это доказать? Только одним способом - найти истинного врага и уничтожить его без сомненья.

Ты в этой стране вообще никому не нужен. Из тебя сделали куклу, драную марионетку на веревке. Вряд ли ты даже знал, кому служил.

- Я служил народу.

Господин рассмеялся.

- Народу? Грозный - это нефть, нефтепровод, ключ к нефти Каспия. Ты видел, чтобы в России где-нибудь нефть принадлежала народу? Глупый! Народу от этого пирога идет не больше, чем света солнца от луны. Войну в Чечне не президент устроил и вовсе не народ, а те, кто мечтал захватить ее. Кто ожидал от этой нефти баснословные доходы. Ты, парень, дрался за чужие нефтедоллары, чтоб кто-то на Канарах вилл настроил. На яхтах проституток ублажал. Тебя использовали, солдат, как одноразовый патрон. Ты был изначально обречен на одиночество и пустоту. Разве тебе дали хоть какой-нибудь смысл этой войны, способный осветить всю твою дальнейшую жизнь, об?яснение, зачем ты был направлен убивать, и вообще смысл рождения и смерти в этой стране?

- Ну, хорошо, пусть так. Значит, я дрался за новый уклад жизни. За такой, при котором каждый может, если он способен, построить себе виллы. Для чего мы ввели частную собственность? Разве не для того, чтобы ради этих вилл собственник развил промышленность в стране?

- Знаешь почему людям нужна частная собственность? Не знаешь. Так я скажу.

От нищеты духа. От пустоты в сознании о смысле жизни. Чтобы чем-то заполнить эту пустоту. И чем-нибудь полегче. Вот только чем? Можно широким и могучим духом, а можно собственностью и думкою о ней. Знаешь, чем они отличаются? Дух строит отношения семьи и дружбы, а собственность - наживы и обмана. А значит - драк, вражды. Что проще, взять себе или отдать другому? Особенно, когда обоим нужно. Вот то-то и оно. Потому и собственность превратилась в бога. Победу рвут, за счастье бьются. Сильному духом ничего себе не надо. Он не побежит наперегонки с другими ничтожествами, не знающими достоинства, за сверкнувшим куском золота, чтобы в счастье закатить глаза. Да ему проще умереть от голода, чем жить таким дерьмом. Сильному нужна дружная семья, а не кучка дерущихся за кусочек золота предурков. Представь бесконечный и ревущий океан, в нем мечется плот с драными, холодными, голодными людьми. Берегов нет. И значит цели нет. Людям непонятно, как так получилось, что они здесь оказались. Почему? Зачем? Возможно, для каких-то испытаний. Какая тогда остается цель? Только одна: выдержать это испытание с максимальным присутствием духа, без драк за теплое место. Цель - мужество и достоинство, чтобы не стыдно было бы потом, когда это все кончится, посмотреть в глаза огромному миру или богу, если он есть.

- Но можно же прожить свою жизнь получше! Ну, как за рубежом, где цивилизация.

- Нет, нельзя. Можно отнять у другого брата, отнять у будущего поколения, внуков, правнуков. Разрушить, ободрать плот к чертовой матери. Извратить мораль. Потому что все богатства спрятаны за ней. Все ценности пропитаны слезами и кровью. Живет гаденыш во дворце, а из каждого его кусочка сочится чья-то кровь. Вот, что такое цивилизация. Лучше жить без бесконечных удобств, которых все равно всегда будет мало такому гаду, потому что он по своей природе неполноценен, чем наслаждаться удобствами из крови чьих-то душ и тел. Нельзя, Андрей, думать, что можно жить лучше. Кто так думает, тот просто слепой.

- А Вы что предлагаете?

- У нас семья. Да, криминальная семья, потому что мы не признаем паршивых тех законов, где каждый только за себя. Мы - маленький остров справедливости, в котором закон и мужественный дух. В стране образовались два мира и они вступили в войну. Паршивый строй и криминальное братство. Мы разрушаем его и будем разрушать до тех пор, пока семьей не станет вся страна. В этой войне ты, солдат, будешь служить идее духа, а значит и себе.

- Вы что, обычные бандиты? Шайка грабителей? Не думаю, что подойду.

- Ты читал про Робин Гуда? Да, шайка, да, грабители! А ты что хочешь? А с нами как они? Вон сколько нищих одиночек ходит! Это тоже твой народ! И их становится все больше. Хищники их сразу на старте сделали нищими. А тебя вот инвалидом. Нет, брат, теперь нас просто не возьмешь. Да тебе и грабить не придется.

- А что же делать?

- Работать с подростками. Из беспризорников готовить нам отряды, чтоб пополнять семью. Будешь с моими ребятами перемещаться по вокзалам и другим местам, где их бывает много, подкармливать, вести беседы. Ты их внимание привлечешь. Никому другому не поверят, как тебе.

Андрей сидел у вокзальной стенке, высматривал беспризорных мальчишек, спрашивал о месте поуютней. Там, куда его перевозили, в окружении сорванцов рассказывал о войне, о солдатской дружбе, о мужестве и о беде. Такой горькой участи, как его, могли безоговорочно сопереживать только одинокие дети с сентиментальными сердечками, покрытыми коростой. Их собиралось все больше и больше. Слушали, затаив дыхание. Андрея уважали.

- Хотите справедливой и нормальной жизни? - Спрашивал калека.

- Да, а что нужно делать?

- Держаться вместе, как одна семья, и слушаться.

Далее он вручал их подручным энергичного господина и перемещался на следующие об?екты.

Все больше и больше мрачнел новоявленный мессия, когда узнавал от завербованных мальчишек о результатах своих дел.

Отряды беспризорников перевозились в отдаленные деревни, где было образовано подобие коммун, и там, как в древней Спарте, создавались из них жестокие легионы, не знающие жалости, культуры и морали. Легионеры установили террор страха. Террор давал им все, что было нужно, и увлекал идеей власти. Власть над людьми, над территорией пьянила фюреров отрядов. Власть зла не переходила во власть добра. Непостижимым образом российский характер породил потребность в насилии и жестокости. Они стали символом времени.

Андрей прекратил и эту деятельность. Не слушал больше песен Высоцкого, не найдя в них созидательного смысла, не смотрел даже детских фильмов, настраивающих не на понимание героев, а на уничтожение кого-то из них. Он устал от криков, воплей и сражений. Он проникал в суть тишины и мрака.

Родители неистово страдали.

Наконец, отец не выдержал. Он побежал по книжным магазинам, по старикам-друзьям и вот, довольный, принес то, что долго искал. Это была книга Николая Островского "Как закалялась сталь".

- Читай, сын, потом будешь думать.

Андрей прочел ее залпом. Изувеченный герой книги, слепой и неподвижный, нашел свое призвание в писании невероятно мощной литературы. Изувеченным он стал, спасая город.

Ясными глазами смотрел в потолок, не отвечал на вопросы, не спал, не ел. Он осознавал свою страну, пытаясь охватить всю целиком и ощутить смысл всего, что в ней творится. Дух его проснулся, распрямился и заполнил ум огромными живыми образами. Старался увязать в единую картину.

Благословенна ли война? Не начнется новая песня, если не остановить старую. Чтобы появилось утро, нужен вечер. Идущая волна падает, чтобы поднялась новая. Зачем соком наливается плод, если не быть кем-то с?еденным? Если наливающееся силой племя вдруг останется без природных катаклизмов, куда направит свою силу, как использует свободу? Оно направится на войну. Пойдет на другие беды, которые сожмут племя вновь. Вечный маятник природы. Сила, пока спит разум, всегда направлена на поиск того, что уничтожит ее. Катаклизмами и войнами природа держит человечество в жестких рамках, чтобы оно, не осознавшее предназначения благополучия и свобод, не использовало их для катастрофы.

Стало быть война - необходимое условие продолжения здорового рода людей? Даже не столько физического, сколько духовного? Перенаселенный мир без войн, возможно, просто деградирует. Засохнет и сгниет. Если так, то расцвет благополучия ведет, если не к войне, то к вымиранию, к беде. В сладком добре зреют зерна зла. Кто сможет разорвать порочный круг?

Страна изготовляла боевые самолеты, танки, оружие всех видов, безумных, страшных, безысходных и продавала за рубеж. Она находилась в состоянии истерического под?ема в деле производства техники персональных и массовых убийств. Эта деликатная сфера человеческого социума давала участникам ее предметное ощущение своей востребованности и денежное счастье. Люди делали оружие, чтобы любить и быть любимыми, творить добро, оставить светлую память о себе. Чтобы кто-то стал насильником, убийцей, сумасшедшим, исчадием кошмара, горя, зла. Оружие никогда не мирило людей, мирила безоруженность. Оно накручивало истерию страха и агрессии. А дальше - только первый залп. Истерия заполняла землю, блокируя пути для проявлений разума и мудрого разрешения проблем. Мозг спал в сентенции, что кто-то все равно его будет делать. А значит, надо всех опередить. По ту сторону границы мыслят также. Восторг азарта, как у соперников в футболе. Вот только мяч с воротами ракеты с городами. Вон как кричат в экстазе стадионы! Межнациональная игра, положенная в души, такой же и витает над землей. Природа их одна. И требует развязки. Нет ничего страшнее, когда у власти игроки. Тревожный признак для народа, когда президент его - азартный болельщик.

Видимо, все, что есть в человеке, должно быть доведено до абсурда. Расположение и неприязнь восходят к любви и ненависти, а те - к кровоточащим ранам, от них - к рождению и смерти, к единственной точке, соединяющей судьбы с Богом. Он через эту точку управляет истечением спектакля. А мизансцены на совести людей.

Бога видит только Дьявол, Бог себя не видит. Ну, а что же видит Бог? Неужели, чистый Дьявол перед ним, тот человек, что ищет его взгляда?

Андрей надеялся понять источники своей беды, вернее - причин беды народа, заложенных в народе, а значит - в нем самом. Вот у Островского герой стал инвалидом в битве за тепло и свет для города, а он разрушил город, уничтожил тепло и свет. Два инвалида на полярных точках. Он не может быть героем. Тем более - писать об этом. Кто может найти точку отсчета подвига в преступлениях? Где хороший мальчик превращается в кошмар? Где спрятана она, эта точка раздела добра и зла?

Где преступление восходит к осознанию? Через какое знание, если знание от Библии порок? Мы обрекаем себя на поражение. Непорочным знанием порок не осознать. И остается наказание, как средство постижения законов жизни. Ребенок не поймет огонь, пока не обожжется.

Ходом размышлений не делился. Так продолжалось долго, чем совсем запугал мать, которая стала потихоньку бранить мужа. Поскольку парня дурнем сделал.

Затем позвал отца и так сказал.

- Отвезите меня в церковь.

Наняли машину, перенесли парня в нее, инвалидную коляску укрепили на багажнике и повезли.

- Как разобраться мне, батюшка? - Тихо проговорил калека.

Священник, немолодой человек, но почему-то с молодым невыразительным лицом, умиротворенно стоял перед ним и излучал спокойный свет. В храме было пусто, пахло свечами, с образов грустно смотрели бородатые святые, заранее скорбящие по глупому мятежному уму, обреченному страдать в бесполезных попытках понять не данное ему. Отец и мать стояли сзади за коляской, испытывая неловкость за неистовые глаза сына, далекие от смиренной покорности судьбе.

- Помогите понять, - говорили воспаленные губы, - если без воли Божией не упадет былинка, то почему он сделал меня таким, каким сейчас сижу в его храме, почему он устроил эту бойню, как репетицию конца света? Почему невинные мать и отец страдают? Почему никогда не родятся мои дети, их внуки? Почему? Я Дьявол перед ним, скажите, что он сражается со мной? Ответьте мне, если знаете!

- В тебе, голубчик, говорит гордыня. "Я" для тебя важней всего. Нет, ты не Дьявол. С людьми Бог не сражается. Но только с Дьяволом, запавшим в души, в том числе - в твою. Люди грешны от рождения. Потому что родились в грехе. В них живет Дьявол. Задача человека освободиться от него. Не сможешь - Бог тебя накажет.

- Да что же, я игрушка между ними?

- Они сражаются за тебя! Чей ты раб? Бога или Дьявола?

- Я не раб. Зачем они вообще ко мне все привязались? Не нужен мне никто! Почему я должен быть рабом? Разве нет другого выбора?

- Наказан будешь за гордыню! Выбора иного нет. Или блаженство или скрежет зубами с воплем плача. Третьего не дано.

- Послушайте, святой отец, а зачем все это надо? Вот эта вся возня между Богом и Дьяволом? Где я - заложник между ними. Чего бы им не помириться? Не надо мне блаженства, как и плача!

- Не упадет небо на землю, реки не вернутся вспять, не перестанет мир плодиться, размножаться и жизнью жить живых, пока есть Бог и Дьявол. Они сражаются, чтоб это дальше продолжалось, не умерло и не исчезло. А раз продолжается, то будет продолжаться и сражение Бога с Дьяволом за них. Поймешь ли ты это, человек? Борьба нужна, потому что она есть.

- Но почему в ней именно я был выбран жертвой?

- Потому что был готов к тому. Как представитель нашего народа. Его герой. Инвалид не ты, инвалид - весь наш народ. А ты - его наглядная частица. Идущий не туда, теряет ноги, берущий не свое, теряет руки. Вот и застыл в оцепенении, не видя ни пути, ни смысла. Дальнейшей судьбой ты обозначишь путь России.

- Ну, хорошо, как жить теперь такому инвалиду?

- Молиться, чтобы Бог простил за то, что Дьяволу поддались. Страдать и жалость вызывать. Чтоб ваше сердце размягчилось, прониклось теплотой, добром и состраданьем. Обнявшись, плакать над собой. И только в том возможно облегченье.

По настоянию Андрея, при благословении попа, его, закутанного, как култышку во все теплое, друзья, родители, стали выставлять на паперти у храма. Священник выдавал для продажи духовную литературу, свечи, какую-то мишуру, он и продавал это, разложив на маленьком столике.

Торговля шла не бойко. Вообще ее и торговлей нельзя было назвать, потому что кто-то из жалости подавал милостыню, а он в свою очередь кому-то что-то отдавал бесплатно, если денег не было. Это было местом пожертвований. Над ним витала больная совесть, которая искала успокоения. Убогие садились рядом. Некоторые жестами просили денег, а иные - просто так. Одна такая старушка просто смотрела на храм и молилась.

- Чего ты просишь? - Не вытерпел Андрей.

- Смерти, батюшка.

- А зачем ты родилась?

- Для нее, родной.

- Чего ждешь ты от смерти? - Поразился он.

- Блаженства в том раю, где ангелы поют и бабочки летают. Жизнь, голубчик, только порка, чтоб перемучиться для рая. Кто больше мучился, надежней попадет.

- А как же добрые дела?

- Добрыми делами вымаливают радости в жизни да искупление грехов, а праведникам нужны лишь кротость, терпение и смерть. Блаженны нищие духом, сказал Христос.

- А не страшный грех - думать только о себе? Весь мир погибнет при таком подходе.

- А я и знаю, что погибнет. Того и жду. Как страшного суда для всех. Не надо разжигать свой дух, гордыня в нем. Люби бога и он воздаст тебе.

- Неужели суть религии заключается в заботе о своей душе и в жажде рая после смерти с презрением к живому миру, поскольку грешен он? Разве любовь существует для смерти, а не для жизни? Старая, мир грешен только тем, что он несправедлив, и породил такую церковь для примирения людей с ним, как с вечной неизбежностью, с приютом слабых в лоне церкви, смерти и мистической любви! Умрет несправедливость, нужна ли будет церковь? Нужна ли будет страсть по смерти?

- В тебе, калека, Дьявол говорит.

И отошла.

Потемнело небо над Андреем. Как перепутались оценки, - думал он. Что главное: рождение или смерть? "Я" или не "Я". Жизнь или то, что после жизни? Быть или не быть, как спрашивал Шекспир.

Он посмотрел вокруг и усмехнулся. Суета сует и мрак бессмысленности. Для чего нужно все это: надежды, драки и порывы? Что стоит за бесконечным временем? Мгновение. Потому и время из мгновений. В мгновении есть все. И прошлое и будущее, и радость и печаль. Жизнь и не жизнь. И общий Дух земли, Вселенной.

Стоит вопрос иначе. Остаться слабенькой бессмысленной былинкой, вцепившись на ветру за то, что принесет блаженство телу или маленькой душе, удобство для квартиры, огорода, уйдя в них, словно в скорлупу, в ничто, и кануть в пустоту или поступить наоборот. Отбросив вздор благополучия, перешагнув блаженства, отдаться духу той Вселенной, что царственно манит к себе, пойти к нему навстречу, понять, что ему надо и для чего он создал жизнь, зачем создал меня. Поняв, внести закон его в свет жизни и далее, минуя смерть, совсем уйти к нему. Чтоб дальше жить в мирах Веленной и жить проблемами ее.

Вот достойная цель: возвысить себя до божественного духа. А это значит освободиться от векового страха чужой воли - Бога, Дьявола, соседа, начальника, вытравить культуру рабства, исповедующую бегство от всего в догматы счастья и "достойной жизни" для себя. Расправить и перестроить дух народный, чтобы он в образе новорожденного Бога земли мог представиться Богу Вселенной достойным его, как сын мудрого отца. Пробудить человеческое достоинство в измученных телах с потухшими глазами. Стать и быть насколько можно мудрым справедливым человеком, причем - сейчас, всегда - сейчас, а не потом.

Не следует жить ни прошлым, ни будущим и даже не надеждой, поскольку в них никогда не было и нет конечной цели. Жить надо тем, что есть сейчас, и перестать чего-то ожидать. Человек ответственен за каждое мгновение всей своей жизни. Как за каждый ответ множества вопросов. Будущее будет адекватно результату. Ему все стало ясно.

Подул свежий ветер, непроницаемая свинцовая пелена на небе разорвалась и солнце упало на Андрея.

В мире родился новый философ. Этим философом стал искалеченный войной народ.

На следующий день Андрея, приведенного в опрятный вид, повезли в школу. Он решил стать духовным наставником для молодых. Ничего не поделаешь, мы все из одного гнезда. Все одинаковые и обречены жить вместе. Как бы это не было прекрасно или отвратительно. Все надо правильно понять, разумное принять, безумное отбросить. Все благополучие, как оболочка, покоится на скелете нравственности. Главное - найти гармонию материи и духа, света и тьмы, жестокости и милосердия, людей полярных взглядов. Гармонию идей. Мир спасет умение ее найти. Она и будет красотой. Только бы не перепутать красоту с уродством.