Исход

Глава 1. Визитки на выбор

Я открыл глаза и не понял, где нахожусь. Прямо перед носом маячило мутное стекло, заляпанное сальными пальцами и засиженное мухами. Сам я лежал в узкой камере, вроде гроба или саркофага, в маслянистой жидкости, освещенный тусклой синеватой подсветкой и облепленный проводами, похожими на побеги вьюна. Стоило шевельнуться, как провода-сорняки отцепились от кожи, втянувшись в стенки камеры.

Секундная оторопь сменилась нарастающей паникой. Я забился в бултыхающейся жиже, застучал руками по крышке саркофага. Сразу же пискнуло, крышка с протяжным скрипом откинулась, и я рывком сел, разбрызгивая мутную маслянистую жидкость. Перевел дыхание, пуча глаза и озираясь.

Саркофаг оказался чем-то вроде металлической капсулы метра два с лишним длиной. Поверхность капсулы покрывала мерзкая зеленая краска, облупившаяся кое-где по углам. Саркофаг стоял у стены на цементном полу в небольшой комнате рядом с двумя точно такими же гробами. Кроме этих трех устройств, в комнате были старый шкаф и стол со стулом, на спинке стула висели полотенце и какие-то шмотки.

Я уперся ладонями в силиконовые края капсулы, поднялся. И тут только обнаружил, что совершенно голый.

— Что за херня?

В некоторой панике осмотрел себя. Руки-ноги целые, никаких рубцов и швов нет, в том числе от проводов. Почки и другие важные органы вроде бы на месте…

В комнате было прохладно — я это сразу ощутил, как только выбрался из теплой жидкости. Переступив через край капсулы, я очутился на ледяной железной решетке в цементном полу. Маслянистая жидкость стекала с меня неспешными потоками в эту решетку, откуда попахивало канализацией. Когда влага более-менее стекла, я прошлепал к стулу и схватил полотенце.

Пока вытирался, лихорадочно вспоминал, что произошло и как я сюда попал.

Сразу и без проблем вспомнилось, как меня зовут — Олесь Панов. Мне двадцать два. Я живу в крохотной съемной квартирке. Месяц назад потерял работу и с тех пор озабочен только одним: поисками денег, чтобы платить аренду и временами что-то жевать.

А еще у меня есть тетя…

Кое-как стерев с себя неведомую жидкость, которая, к счастью, хорошо оттиралась и не оставляла следов, я огляделся повнимательнее.

Помещение очень старое и неухоженное. Ремонтировали его, судя по всему, лет сто назад. Окна такие, что и в сарае поставить стыдно: рассохшаяся деревянная рама, кое-где треснувшие стекла, трещины замазаны пыльной серой массой вроде пластилина. Замазкой? Стены оклеены уродскими обоями с выцветшими изображениями мячиков и теннисных ракеток.

Напротив окна дверь, деревянная и тоже старая. Вторая дверь сбоку от окна, узкая, скособоченная и не влезающая полностью в проем.

От капсул, которые выглядели невероятно футуристично на фоне интерьера, тянулись толстые кабели. Они присосались к стальной панели на стене, невысоко от пола. На панели мигали три разноцветные лампочки. Еще от панели отходил провод покороче и потоньше и подключался к громоздкому старинному ноутбуку, стоявшему на табуретке у стены.

Что это за халупа?

И что это за капсулы?

Никакой серьезной амнезии, кажется, нет, но тем не менее в голове туман, никак не понять, как меня сюда занесло.

Я прислушался — все тихо. Взгляд остановился на двух других камерах. Там тоже кто-то лежит? Дрожа от холода, я подкрался сначала к одной камере, потом к другой. Заглянул в оконце-иллюминатор на крышке. Никого.

Посмотрел на темный монитор ноута — прибор в спящем режиме.

Вернувшись к столу, осторожно взял одежду — это были поношенные штаны и рубаха с толстовкой неопределенного цвета. На локтях толстовки неаккуратно пришиты заплатки. Тряпки моего размера. Еще были семейные труселя… Поколебавшись, я нацепил шмотье, кроме труселей — ими я побрезговал. В углу стояли берцы с небрежно засунутыми внутрь тряпками.

А это что, портянки?

Как надевать портянки, я в принципе знал — тренировался с приятелем в девятом классе от нечего делать, насмотревшись военных фильмов. Но пользоваться чьими-то чужими портянками — это чересчур. Я поднял одну портянку двумя пальцами, принюхался. Ничем не пахнут, чистые и сухие. Снова заколебался. До меня еще не дошел весь сюр ситуации, но я чувствовал, что скоро дойдет. И очень не хочется расхаживать в этом неизвестном месте ни голым, ни босым.

А тут будто кто-то специально приготовил для меня эту одежду и обувь…

Я быстро обмотал ступни портянками, натянул берцы, оказавшиеся впору, зашнуровал. И постарался вспомнить то, что случилось непосредственно перед тем, как я очухался в капсуле.

Итак, сегодня утром (или не сегодня?) я проснулся довольно поздно. Вчера до полуночи шарился в интернете в поисках работы, но решительным образом нигде в нашем маленьком городке не требовался системный администратор с полугодовым стажем работы — точнее, эникейщик в моем лице. Сисадмины, конечно, требовались, но с опытом посолиднее. Очень часто сисадмины совмещали работу, трудились сразу в нескольких организациях, занимая драгоценные рабочие места.

В фирме, где я работал раньше, меня уволили из-за сокращения, но позже выяснилось, что шефу просто понадобилось куда-то устроить племяша, который, к несчастью для меня, тоже был айтишником. Правда, вовсе без опыта работы, но кого это, кроме меня, в данном случае волновало?

Аренду платить только через полмесяца и жрачка дома есть, поэтому этим утром я сильно не переживал по поводу своего безработного и никому не нужного состояния. Как-нибудь выкручусь…

Позавтракал, поколотил самодельную макивару (в школе и институте ходил в кружок сначала дзюдо, потом бокса и форму старался не терять) и снова принялся шерстить интернет. Ближе к обеду позвонил Димон, старый приятель по институту. Близко мы не общались, но иногда пересекались. Не знаю, с чего ему взбрендило звонить, никакого дела у него ко мне не было, просто болтал ни о чем, спрашивал, как дела, вот я ему и выложил всю ситуацию.

Димон помолчал. Потом спросил:

— Ты где сейчас?

— Дома.

— Это где? В каком районе?

Я объяснил.

— О, кул! — сказал Димон. — Я тут неподалеку. У вас там кафешка есть, “Страдивари” называется…

— Знаю.

— Давай там почилим… Через полчасика, окей?

Я слегка возбудился. Чего это Димон задумал? Есть ли у него предложение, от которого я не откажусь? Настроение поднялось, я еще немного поиздевался над макиварой, сбегал в душ, оделся и пошел пешком к “Страдивари”.

На дворе стоял июнь, было жарко и почти душно. Воздух провонял автомобильными выхлопами, люди расхаживали в максимально легкой одежде, шортах, майках, панамках. У “Страдивари” имелась летняя площадка с уличными кондиционерами, распыляющими охлажденный туман над столиками. Я занял столик в углу, у какого-то декоративного деревца, и вскоре нарисовался Димон.

Выглядел он как преуспевающий, далеко не страдающий от безденежья человек. В белоснежной батистовой сорочке и льняных штанах, в летней кокетливой шляпе трилби. На левом запястье — золотые часы, на шее короткие стильные мужские бусы хрен пойми из какого материала. Но точно не из пластмассы. Через плечо наискось висит кожаная сумка.

Некоторое время мы пили компот, который стоил, по моему мнению, ужасно дорого, вспоминали былое, делились новостями. Затем Димон без особого перехода перешел прямо к делу.

— Короче, Олесь, могу тебе помочь с трудоустройством. В компьютерных делах я не секу, сразу тебе скажу, все-таки на гуманитарном факультете учился, но есть вот такие варианты.

Он покопался в портмоне и извлек несколько разноцветных визиток. Я зачарованно уставился на них. Что это, знак судьбы? Фортуна повернулась ко мне передом?

— Неплохая работа для человека, который не прочь попутешествовать, — говорил Димон, выкладывая перед собой визитку с изображением лайнера на фоне голубого моря и острова с пальмами. Текст с контактами, видимо, был на другой стороне. — Могу устроить официантом на лайнер. Совершает турне вокруг Европы и возле берегов Африки. Заходит в уйму портов. Правда, на берег ты вряд ли выберешься, это позволено только туристам. Ты же будешь вкалывать. Морская болезнь есть?

— Хэзэ, — отозвался я. — Сроду на море не был.

— За один рейс можно заработать около пары-тройки штук. Если понравится, еще раз смотаешься. Чего тебе терять? Семьи нет, езжай хоть на край света.

— Пару-тройку штук… баксов? — тупо спросил я.

— Евро, — внушительно поправил Димон. — Условия почитаешь вот на этом сайте. Видишь на визитке?

Я потянулся к визитке, но Димон накрыл ее ладонью.

— Погоди. Вот еще варианты.

Он положил рядом с визиткой с лайнером другую визитку — с изображением перекрещенных лопаты и мотыги.

— На стройку не хочешь смотаться? В Западную Европу? Если постараешься, к осени сможешь заработать вдвое больше, чем на лайнере. Я тебе подыщу такое местечко, о которых наши гастарбайтеры только мечтают…

Я растерялся.

— Так я в строительстве мало чего понимаю…

Димон отмахнулся.

— Ничего, научат. Принеси, подай, иди нахер, не мешай. Нужна физическая сила, да и то по мелочи. У них автоматизация производства на высоком уровне, сам знаешь. Платят хорошо, медстраховка будет…

— Хм…

Я не знал, что и сказать. Не этого ожидал от Димона. Думал, он предложит поработать в какой-нибудь фирме эникейщиком, предложит первую зарплату отслюнявить нужному человеку — и всё. А тут на тебе! Лайнеры! Стройка в Западной Европе!

— Ладно, — хитро сверкнул глазами Димон. — Вот еще кое-что.

Третья визитка легла на стол. На ней был изображен человек в камуфляже, виртуальных очках и с длинной винтовкой в руках. Человек стоял на одном колене, целясь куда-то.

Такое впечатление, будто Димон передо мной пасьянс выкладывает из картишек, а не визитки выставляет, подумалось мне.

— Интерактивная гемивиртуальная игра, — сообщил Димон.

— Чего? Какая еще гемивиртуальная?

– “Геми” — это “полу”. Игра частично проходит в виртуальном пространстве, частично в реальном. Игроки бегают по специальному лабиринту за городом в очках виртуальной реальности и выполняют разные квесты. А ты будешь от них убегать вместе с магическим артефактом. Работа не опасна, стрелять в тебя будут специальными пульками, которые не ранят, но показывают урон. Если урон достигает определенного уровня, ты выбываешь из игры. Все условия на сайте. Обыгрываешь Игроков — получаешь приз. Проигрываешь — все равно получаешь бабки. Поменьше, но, уверен, не обидишься. Бабки неплохие. Правда, побегать придется от души. Но ты, кажется, человек спортивный?

Я нервно хихикнул.

— Слушай, Димон, откуда у тебя все эти… вакансии? Ты кем вообще работаешь?

Димон надулся от гордости. До выкладывания пасьянса я от него ничего внятного по поводу его собственной работы не услышал. Только туманные намеки, что устроился он преотлично.

— Я работаю в отделе кадров одного очень крутого предприятия. Есть доступ, так сказать, к разным вакансиям.

Я поджал губы. Понятно. То ли скрытничает, то ли выделывается, хочет, чтоб я поуговаривал, посгорал от любопытства. Не люблю, надо признаться, когда люди так поступают. В таких случаях намеренно не задаю больше никаких вопросов. Не ответил собеседник на прямой вопрос один раз — всё, больше не побеспокою. Мы тоже гордые.

— Димыч, — задушевно произнес я. — Мне нужна работа — самая обычная оплачиваемая работа. И чтобы желательно далеко не мотаться. Ни в порты северной Африки, ни в Западную Европу гастарбайтером. Что-нибудь поближе, понимаешь?

Мой приятель нахмурился, надул щеки, выдохнул. Задумался.

— Тебе ведь не работа сама по себе нужна, верно, Олесь? Тебе ведь бабки нужны? И чтобы много и быстро, верно?

— И легально, — внушительно подчеркнул я. — Мне проблемы не нужны.

— Ясен перец, — рассмеялся Димон. — Я тебе ничего незаконного и не предлагаю. Есть еще один способ быстрого легального заработка. У нас в одной научной организации нужны добровольцы. Молодые люди типа тебя с определенными психофизическими кондициями…

— Какими-такими кондициями?

— Без понятия. Этот НИИ занимается проблемами мозга. Лечат всяких эпилептиков, думаю. Они сварганили какой-то апгрейд для мозгов и испытывают на добровольцах. Эксперимент вполне себе безопасный для здоровья, просто придется некоторое время быть под наблюдением, мочу и кал каждый день на анализы сдавать, бухать нельзя и кофием не злоупотреблять. Платят очень хорошо. А работать особо не нужно. Сам эксперимент длится полгода. Все это время будешь сыт, обут, одет. И будешь искать уже постоянную работенку — спокойно, не торопясь. Но сначала мне нужно кое-что с тобой сделать…

Он вытянул из кармашка в портмоне четвертую визитку. Там их было с десяток, не меньше. Собственно, я уже сомневался, что это визитки. Просто яркие цветные карточки с фотографиями. Не исключено, что Димон напечатал их сам и морочит мне голову. Хотя зачем ему это?

На этой визитке (визитке ли?), абсолютно черной, изображался какой-то пестрящий в глазах лабиринт из тонюсеньких белых линий — своего рода психоделический узор. Димон протянул мне картинку.

— Посмотри внимательно, Олесь. Что видишь?

Я взял твердый прямоугольник, сделанный не из картона, а из тонкого гибкого пластика. Перевернул — на другой стороне шли ряды непонятных символов из точек. Вроде шрифт Брайля, а вроде бы и нет. Нет, это явно не визитка.

Радость из-за того, что фортуна повернулась ко мне передом, слегка поугасла. Я что-то перестал понимать происходящее. Чего это Димон удумал? Что за тупые приколы? Я подавил, тем не менее, поднимающуюся злость и уставился на лабиринт.

Спустя пару мгновений мельтешение в глазах прекратилось, поверх лабиринта проявилось еще одно изображение — идеальный круг и полумесяц рядом. Вроде как две луны — полная светлая и ущербная темная рядышком, соединенные жирной полосой.

— Кружок вижу, — пробурчал я, возвращая пластинку, — и полумесяц. Что за детские тесты?

У Димона вдруг вытянулось лицо. Он схватил картинку с лабиринтом.

— Серьезно, видишь? Рили? Как это ты…

Он принялся вертеть картинку, щурится, смотреть на нее под разными углами.

— А ты не видишь, что ли? — удивился я.

— Не-а, не вижу… И все остальные люди, которым я показывал…

Он спохватился, посуровел, вернул визитку на место. Я смотрел на его тонкие длинные нервные пальцы, прячущие чудную картинку в портмоне, на золотую печатку на мизинце. Пытался вспомнить, рассказывал ли когда-нибудь Димон о влиятельных предках. Нет, вроде не рассказывал. Неужели он занимается чем-то криминальным?

Димон сунул портмоне в сумку, перехватил мой задумчивый взгляд, улыбнулся — казалось бы, совершенно искренне. Догадался, о чем я размышляю.

— Ты не думай, Олеська, что я занимаюсь чем-то, прости господи, незаконным. Просто не могу назвать точно, кем тружусь. Но намекнуть могу. Есть типа коммерческое предприятие, но выполняет оно госзаказы.

— Военные?

— Не только. Но, как правило, касающиеся госбезопасности. Повезло мне… Попал вот в такую организацию…

— Через знакомых?

— У нас в стране иначе нельзя, — ухмыльнулся Димон. — Да и не только у нас… И знаешь что, Олесь? Я не жалею. Работать интересно, связей хороших много…

Меня осенило:

— А на том лайнере тоже ваши сотрудники трудятся? Ради госбезопасности? И если б я гастарбайтером согласился, вы бы мне задание дали?

Димон закатил глаза.

— Да мы ведь не ФСБ! Мы — больше научная организация. По большей части вне политики. Просто иногда выполняем госзаказ. Например, касательно кибербезопасности…

Он еще мне что-то плел, но у меня уже всякое настроение пропало с ним связываться. Я-то думал, Димон в криминал подался, а он еще хуже, с госбезопасностью связался! Нет уж, дудки. Лучше устроюсь где-нибудь дворником или нямку буду на велике развозить.

Мы еще поболтали о всякой ерунде и разошлись. Я пообещал подумать и перезвонить, как надумаю. Ни одну из тех визиток не взял, а Димон не настаивал. Сказал, что будет ждать моего звонка.

Остаток дня и изрядную часть ночи я раскидывал мозгами. Идея “поработать” лабораторной крыской полгода, ничего не делая, казалась мне все более привлекательной, а мысль развозить еду или махать метлой все менее. В конце концов чего бояться? Сказал ведь Димон, что работает в коммерческой организации, а не в ФСБ каком-нибудь. Если бы могущественные люди из разных секретных государственных организаций захотели меня обидеть, обидели бы, моего мнения не спросили. Но на фига я им сдался? Невелика птица. А вот подзаработать можно.

И разгуливать потом по городу в батистовой сорочке и с печатками на пальцах…

Утром я созрел окончательно. Позвонил Димону, хотя было еще рановато. Тот сразу взял трубку, будто всю ночь ждал звонка.

— Добровольцем, — бухнул я с ходу, забыв поздороваться. — Только хочу сначала узнать подробности.

— Экселлент! — обрадовался Димон. — Ты молодец, что решился! Если б сегодня не позвонил, я бы сам тебе набрал. Ты разглядел ту картинку — значит, подходишь. Такие, как ты, не каждый день на улице встречаются.

Я рассчитывал, что он мне скинет ссылку на сайт, где расписаны все условия, или отдельным файлом отправит, и я, наконец, узнаю, что такого в этой картинке, но Димон заявил, что сейчас подъедет. И, действительно, подкатил на своей тачке через четверть часа, я еле успел зубы почистить и одеться. Даже не позавтракал. Снова посетило неприятное ощущение чего-то неправильного… Чего это Димон так старается? Надо было помолчать пару дней, посмотреть, как он себя проявит! Ну уже поздно.

— Вообще, мегаотлично, что ты выбрал работу с НИИ! — разглагольствовал Димон, пока мы ехали по городским улицам. — Подставы тут никакой нет, зачем мне тебе врать? Я же просто помогаю сокурснику, вот и все… Подобные эксперименты постоянно проводятся на добровольцах, и никто не пострадал. Зато желающих знаешь сколько? Не все знают об этих научных программах, а то отбою не было бы…

— А что за эксперименты-то? — тоскливо спросил я, не особо надеясь на ответ.

— Что-то связанное с деятельностью мозга. Положат тебя на кушетку, нацепят электроды, будешь лежать и визуализировать. А комп запишет активность коры больших полушарий. Или лимбической системы. Не знаю. Что-то типа того. Час в день полежишь, остальное время делай, что хочешь.

— Им нужна деятельность мозга только тех людей, кто видит картинку?

— Да. А то я сам бы…

Димон помрачнел, и я расслабился. Поверил ему полностью. До этого что-то в глубине бессознательного все-таки ворчало подозрительно, рисовало ужасы. Что запрут меня в лаборатории, впрыснут какое-нибудь экспериментальное лекарство, от которого волосы выпадут, зато рога вырастут…

Нет, ничего подобного. Просто здесь халява, о которой знают лишь избранные. Так уж устроен мир. О том, как словить реальную халяву, знают немногие. Остальные пашут и вообще в халяву не верят. Мне чертовски повезло, что я попал в число этих немногих знающих счастливчиков.

Мы подъехали к пятиэтажному, сравнительно новому зданию. Вокруг здания зеленел аккуратный садик с аллеями, от тротуара его отгораживал чугунный кованый забор с матовыми шарами фонарей. Вывеска у ворот гласила: “Научно-исследовательский институт нейрофизиологии имени И. П. Павлова”.

Я хмыкнул. Встречайте, привезли еще одну собачку для экспериментов. Опыт простой: добровольцу показывают денежку, и у того выделяются гормоны счастья. Попутно бьют током. Через несколько дней денежку показывать перестанут, просто током побьют, зато гормоны счастья продолжат исправно выделяться…

Димон уверенно прошел по аллее к входной двери, небрежно показал охраннику какой-то документ, и тот безмолвно нас пропустил. Как только мы прошли турникет и рамку, он взялся за трубку служебного телефона.

В вестибюле народу было немного. Туда-сюда шныряли барышни в офисном прикиде, у которых на лбу написано, что они трудятся в бухгалтерии. Видимо, на первом этаже располагалась администрация с ее вечной суетливой беготней и пустопорожним перекладыванием бумажек.

Димон и я следом сначала двинулись к двум лифтам между лимонных деревьев в больших горшках, потом свернули куда-то налево, к незаметной с первого взгляда дверке.

Это тоже оказался лифт. Димон мазнул карточкой по сенсорной панели, и створки двери разъехались. Я заморгал. На панели кнопок не было! Стало быть, лифт только для владельцев ВИП-карточек? Круто Димон поднялся…

В кабине лифта мой приятель тыкнул пальцем на кнопку с обозначением “-2”. Я снова захлопал глазами. Кнопок здесь было всего три. “-1, -2, -3”. Три минусовых этажа?

Лифт мягко тронулся, и я не распознал, куда мы едем — вверх или вниз. Понял, когда кабина остановилась и слегка дернулась. Верно, мы ехали вниз.

Возникло чувство, словно я добровольно иду в ловушку. Впрочем, немедля с раздражением отогнал параноидальные мысли. У многих зданий есть несколько подземных этажей, а я вовсе не герой фильма ужасов, чтобы угождать в зловещие ловушки.

Створки раздвинулись, и перед нами открылся короткий белый коридор, освещенный лампами дневного света. По обе стороны шли двери — все заперты. В воздухе висел запах от кварцевых ламп и какой-то химии.

В пяти метрах от лифта в коридоре стоял высокий и плечистый мужик в белом халате и медицинском колпаке. Явно ждал нас. Наверное, именно ему-то охранник и доложился по телефону.

Халат мужика не был испачкан брызгами крови, и в руках доктор не держал вырванный человеческий глаз. Но на ученого он как-то был не похож… Хотя много ли я знаю ученых? Этому мужику, как по мне, больше подошел бы военный китель. Или черный костюм с наушником на пружинистом проводе в ухе…

Клятая паранойя!

Или это трусость? У страха, как известно, воображение богатое!

— Здравствуйте, Тарас Игнатьич, — сказал Димон.

— Доброе утро, Дмитрий, — отозвался доктор. Смерил меня взглядом — не нагло, но цепко, наметанным глазом. — Это он?

Значит, Димон успел поведать этому типу обо мне?

— Да, познакомьтесь, это мой сокурсник, Олесь Панов. Мы учились в одном институте, но на разных факультетах.

Доктор кивнул и улыбнулся. Но руку не протянул.

— Тарас Игнатьич Пономарев, старший научный сотрудник. Прошу ко мне в кабинет.

Мы прошли в одну из дверей, но за ней оказался не совсем кабинет, а длиннющее белое помещение, забитое неведомым оборудованием с многочисленными экранами, индикаторами, кнопками и регуляторами. Вдоль одной из стен тянулся ряд медицинских коек с ширмочками, на каждой койке лежали пучки разноцветных проводов. Видимо, и мне здесь придется полежать… За двумя терминалами сгорбились еще два типа в халатах и шапочках, таращились в мониторы компов, щелкали клавиатурой. На наше появление почти не отвлеклись, только метнули быстрые взгляды и снова уткнулись в экраны.

В уголке, за ширмой, обнаружился “кабинет” доктора Пономарева: стол с ноутбуком и грудой каких-то бумаг, эргономическое кресло из экокожи и низкий диванчик напротив. За креслом притулился трубчатый бэг с клюшками для гольфа. Тарас Игнатьич указал на диван, и мы с Димоном уселись. Сам доктор стал расхаживать перед нами, как препод в институте, и рассказывать о сути эксперимента. Излагал ясно и четко, без слов-паразитов, по существу, будто заучил лекцию.

— Ситуация такова. Наш НИИ, точнее, моя лаборатория, занимается разработкой субклеточного когнитивного нейромодулятора, который в теории способен купировать и нивелировать патологические процессы от болезней Паркинсона, Альцгеймера, старческого маразма, усилить способности к запоминанию, когнитивные и прочие ментальные функции. Если все пройдет как надо, мы рассчитываем получить еще более впечатляющие результаты… Речь идет о развитии у человека сил и способностей психофизического характера, которые вообще не свойственны современному хомо сапиенсу…

— Это какие силы? — спросил я. — Телепатия и телекинез?

Димон поджал губы, а Тарас Игнатьич хохотнул.

— До такого вряд ли дойдет. А вот добиться феноменальной памяти очень даже просто. Человек с СКН — субклеточным когнитивным нейромодулятором — сможет за считанные дни выучить любой язык и усвоить образовательную программу университета. Такому человеку не понадобятся записные книжки. Он никогда не забудет о дне рождения близкого или родного… Но это все в перспективе. Сейчас проходит этап клинических испытаний на добровольцах.

— И сколько добровольцев?

— Недостаточно. Проблема в том, что на данной стадии разработки СКН подойдет не всем людям без разбора. Нужны добровольцы с определенными особенностями психики.

— Такие, кто видит картинки?

— Верно. Но это еще не все. Нам нужно провести дополнительный небольшой тест. Он безопасен для здоровья. Вы не против? Если вы полностью подходите для наших испытаний, мы подпишем договор на полгода. В течение этого периода вы будете получать денежное пособие и медицинскую помощь, если таковая понадобится… Зубы подлечите за счет государственного гранта.

Мне захотелось узнать размер денежного пособия, но я воздержался, чтобы не выглядеть мелочным крохобором. Хотя всем ясно, что я сюда приперся не из любви к нейрофизиологии и страстного желания помочь всем страдающим от Альцгеймера и Паркинсона. Я согласился пройти еще один тест, полагая, что мне снова предложат опознать какую-нибудь картинку, но на сей раз вышло иначе. Меня уложили на койку, двое ассистентов прицепили к голове и груди липкие электроды и попросили смотреть на маленький экранчик, нависающий над койкой.

Было неуютно. Будто в больницу попал и мне сейчас сделают болючий укол. Или клизму. Пахло химией и озоном, приборы жужжали, прикосновение электродов было неприятным. Ассистенты, кстати, не поздоровались, молча работали, смотрели на меня без интереса, как на скучный объект научных исследований. По всей видимости, через них прошло немало добровольцев, и им все надоело.

Экранчик показывал что-то похожее на снимок земли со спутника. Так мне, во всяком случае, почудилось. Снимок медленно менялся, перетекал в иные формы, но в целом как не было ни хрена не понятно, так и осталось. Из невидимого динамика негромко играла музыка — странная, тягучая, но с ритмом, от которого тянуло в сон.

Пока я смотрел на “карту” и слушал дебильные рулады, доктор с ассистентами химичили у приборов. Снимали показания, наверное. Димон остался в “кабинете”.

Тест длился и длился, и меня реально потянуло в сон. Да так сильно, точно я неделю до этого не спал. Я пытался бороться с сонливостью, и некоторое время это удавалось.

А потом, вероятно, я все-таки заснул, и начал сниться сон.

Будто бы я не лежу, а стою возле койки. Нет, не стою, а вишу прямо в пространстве, в полуметре над кафельным полом, и наблюдаю за работающими научными сотрудниками. Димон трется тут же, ждет результатов. И меня никто не видит, как если б я был невидимым.

— Это он, — громким и гулким голосом, совершенно без выражения говорит Тарас Игнатьич. — Мы его нашли.

— Это хорошо, — отзывается Димон. У него тоже громкий и гулкий голос. И тоже без выражения. — Это супер-экселлент.

— Мы теперь сможем его использовать.

— Да, мы сможем его использовать. Во славу нашей расы.

Они начинают смеятся, то ли не замечая меня, то ли игнорируя. Смех странный, ненормальный, отрывистый. “Ха-ха-ха-ха…” Они точно копируют человеческий смех, но сам он чужд им…

Внезапно Тарас Игнатьич обрывает свой ненатуральный смех и приказывает ассистентам:

— Сделайте ему укол. Усыпите его, чтоб не убежал.

И как вы мне, сволочи, сделаете укол, если я тут, в воздухе, незримый и бесплотный? — думаю я. И в ту же секунду обнаруживаю, что уже не парю над полом, а лежу на прежнем месте, на койке, опутанный проводами. А ассистенты подходят с двух сторон, музыка — если это вообще была музыка — больше не звучит, и экран над койкой потемнел. В руках одного из ассистентов похожее на пистолет устройство, которым он намерен сделать укол.

Я попытался шевельнуться, но не смог. Так бывает в ночных кошмарах. Тело налилось свинцовой тяжестью и не подчинялось истерическим приказам мозга. Я вращал глазами — и это единственное, что я мог делать.

Ассистент приложил “дуло” прибора к моей шее, и я ощутил холод металла. Быстро и небольно кольнуло кожу, и ассистент сразу убрал “пистолет”. Но сам не отошел, ждал чего-то.

И тогда способность двигаться вернулась. Плохо соображая, сплю я до сих пор или бодрствую, я оттолкнул ассистента с “пистолетом”. Тот, судя по всему, не ожидал нападения, повалился на ширму, увлекая ее за собой в падении. Зато второй с ловкостью мангуста прыгнул на меня, прижимая мои кисти к койке.

Недолго думая, я взял его башку в захват ногами — приемом “треугольник”. При этом удерживал одно его запястье своими руками. Ассистент задергался, и я повалился с койки на него. Если б мы изначально были на полу, я бы его придушил до потери сознания… Но я упал с койки, и захват распался. Впрочем, я успел подняться раньше и врезать ему по шее ребром ладони, после чего мой противник затих.

Второй ассистент, который повалил ширму, бросился в атаку, но я шустро поставил между нами койку. Ассистент ударился о нее и выронил “пистолет”. Я схватил прибор, ударил рукоятью по темечку, и ассистент номер два улегся поперек койки…

Во мне звенела злоба — холодная и неудержимая, я даже боли от падения не ощущал. Есть у меня с детства такой грешок — сходить с ума от бешенства. Такое безумие находит на меня редко, но метко. Как говорится, меня достать надо, чтобы я дошел до жизни такой.

Сейчас я не вполне понимал, отчего злюсь, я не врубался, сон это или явь… Укол, тем не менее, подействовал: перед глазами плыл туман, в ушах заложило.

На негнущихся ногах я шагнул к Тарасу Игнатьичу, который наблюдал за потасовкой без всякого выражения на холеном лице. Угрожающе поднял “пистолет”.

И тут на мой затылок обрушился оглушительный удар. Мгновенно тело стало ватным, помещение со всем оборудованием поплыло куда-то вниз, мелькнули лампы дневного света… И вот я лежу на полу, а надо мной нависает Димон с клюшкой для гольфа в руке…

— Димон… — прохрипел я. — Сука…

И наступила темнота.

А потом я очнулся в этой неведомой барокамере.

Попытка снова напрячь память провалилась. Я хорошо помнил наш приезд в НИИ имени Павлова, спуск на минус второй этаж, беседу с доктором (доктором ли?), начало теста на койке…

Затем память начинала подводить. Дальше происходило черт-те что. То ли глюки, то ли сон пополам с реальностью. Дрался ли я с ассистентами на самом деле? Или просто начал буянить, пока меня не вырубили? Разговаривали ли на самом деле гулкими неестественными голосами Димон и доктор? Муть в памяти не желала рассеиваться.

Зачем меня надо было привозить в этот сарай? Что это вообще за место такое?

И где люди? Где доктор и его ассистенты?

Я постоял, потер лицо. Тумана в голове нет, я на сто процентов уверен, что не сплю. Более того, чувствую себя неплохо, точно выспался от души. Скорее всего, так оно и было, в камере-то…

Если здесь нет охраны, стоит потихоньку выбираться.

Я осторожно приоткрыл узкую дверь, заглянул. Душевая кабинка, очень старая, как и все здесь, душевая лейка позеленела от времени, кафель разбит, на крючке висит нечто, похожее на бороду лишайника. Мочалка? Занавески нет, хотя раньше была, судя по следам на стене. Рядом с душем унитаз с желтыми потеками. Воняет дешевым мылом пополам с застарелой мочой.

Я вернулся в комнату и заметил на столе пухлый журнал, заполненный наполовину. Прошнурованный и пронумерованный от руки. Я открыл последнюю запись.

“14.06.82. Олесь Панов, мусорщик, квест к буржуям, 12 часов, выбор доп. опций по соб. жел.”

— Что за?.. — забормотал я. — Какой еще мусорщик? Какой квест? И почему восемьдесят второй год?

На несколько мгновений закружилась голова. Я присел на стул, держась за столешницу. Задышал ртом глубоко и ровно, и дурнота потихоньку сошла на нет.

Я абсолютно ничего не мог понять, уму было не за что уцепиться, потому что не находилось никаких подсказок. Но кое-что я все-таки уловил.

То, что влип гораздо мощнее и глубже, чем представлялось каких-то две минуты назад.

Некоторое время я сидел на скрипучем деревянном стуле в одежде бомжа, в портянках и берцах, и не мог набраться смелости встать и выйти из комнаты. Не был готов увидеть правду.

Потом все же решился. Поднялся и подошел к окну. Выглянул.

Сразу за окном росли низкие кусты, за ними вздымался пологий зеленый склон, по которому змеилось несколько вымощенных камнями тропинок. Наверху склона пролегал трехметровый забор из ржавой решетки, со спиралью колючей проволоки наверху. На заборе висел кусок фанеры, на котором темнела надпись, сделанная от руки.

Расстояние до этой вывески было немалое, и сама надпись выцвела на солнце, но я ухитрился разобрать небрежно начертанные буквы.

“ПОГАНОЕ ПОЛЕ”.